В давние времена, прежде чем появились ночь и день, солнце и луна, зеленые поля
и золотистый песок, Ранги — Небо–отец и Пэпа — Земля–мать лежали, тесно прижавшись друг к другу, и никогда не разлучались, а их дети ощупью блуждали в темноте, томясь по свободе и свету. Как им хотелось, чтобы над вершинами холмов подули свежие ветры и солнечные лучи согрели их бледные тела.
В конце концов эта темень и теснота стали невыносимы, и сыны Земли и Неба, ползком пробравшись по узким ходам, сошлись вместе. Они сели в круг под деревьями, которые подпирали небо причудливо изогнутыми ветвями.
— Что же нам делать? — спрашивали друг друга дети богов. — Может быть, нам убить отца и мать и впустить свет? Или оттащить их друг от друга? Во всяком случае, надо что–то сделать. Ведь мы уже не малые дети, пора нам оторваться от матери.
— Давайте убьем их, — предложил Ту–матауенга.
Поднялся Тане, и, когда он выпрямился, голова его уперлась в низко нависшее небо
— Нет, — вскричал он, — мы не можем их убить! Это ведь наши родители — отец и мать. Надо заставить их оторваться друг от друга. Поднимем небо вверх, а сами будем жить у сердца Земли–матери.
Он сказал так еще и потому, что был богом деревьев, которые росли на земле.
Все братья согласились с Тане, только один брат не согласился. Это был Тафири–матеа, отец ветров.
— Какая чушь! — пронзительно свистнул он, глядя на брата. — Сейчас мы живем в полной безопасности. Кроме того, ты сам только что сказал: они нам отец и мать. Будь осторожен, Тане, ибо ты затеял недоброе дело.
Но его слова потонули в громких криках других богов, гулко раздававшихся под низким сводом.
— Нам нужен свет, — требовали они, — и побольше места, чтобы мы могли расправить ноги и руки, а то они совсем скрючились. Нам необходимо пространство.
Они оттолкнули Тафири и сгрудились вокруг Ронго–ма–тане, отца пищи — тот подпер плечами Небо–отца и попробовал выпрямиться. В темноте слышалось его дыхание, частое и натужное. Но как ни старался Ронго, он никак не мог приподнять Небо, и богов по–прежнему окутывала беспросветная тьма. Тогда Тангарса, отец моря, рыб и пресмыкающихся, стал
рядом с Ронго, чтобы помочь ему, а затем Хаумиа–тикитики, отец диких ягод и корней папоротника, и Ту–матауенга, отец мужчин и женщин, тоже уперлись плечами в небо. Но все их усилия были напрасны.
Последним поднялся Тане — могучий отец леса, птиц и насекомых и всего живого, любящего свет и свободу. Крепко встал Тане, так что ноги его вросли в землю, а руки уперлись в Небо–отца, и долго стоял он молча и неподвижно, собираясь с силами. Потом
Тане набрал побольше воздуха в легкие и резко выпрямился, оттолкнув ногами землю. Мучительное стенание огласило воздух. Застонали и боги, распластавшиеся на земле, потому что содрогнулась Земля–мать, когда разомкнулись руки Неба–отца, державшие ее.
Стон все усиливался, пока не перешел в гром. Высоко поднялось над землей небо, и в пустом пространстве пронзительно засвистели гневные вихри.
Тане и его братья огляделись вокруг. Теперь, когда свет озарил землю, они в первый раз увидели мать во всей ее красоте. Серебряная вуаль тумана окутала обнаженные плечи Земли–матери, и тогда из глаз Ранги полились слезы — так велико было его горе.
Вдохнув вольного воздуха, боги начали строить новый мир. Тане любил своих родителей, хотя и разлучил их, и прежде всего он решил одеть мать в такие красивые одежды, о которых нечего было и мечтать в старом темном мире. Тане принес своих собственных детей — деревья и насадил их по всей земле. Тогда мир еще только создавался, и Тане, словно ребенку, приходилось до всего доискиваться самому.
Иногда Тане ошибался. Деревья он сначала посадил вершинами в землю — голые негнущиеся белые корни торчали вверх, и даже ветер не мог поколебать их. Закончив труд, Тане прислонился к одному из стволов, чтобы немного передохнуть. Он оглядел свой странный лес и нахмурился: в таком лесу не станет жить его веселая детвора — птицы и насекомые. Тогда Тане вырвал гигантский каури и прочно вставил его корнями в землю. Потом с гордостью взглянул на чудесную зеленую крону над гладким прямым стволом.
Шелест листьев звучал, как музыка.
Прекрасной стала земля в зеленой одежде. Пришли из своих убежищ смуглокожие мужчины и женщины и стали резвиться среди деревьев сада Тане. С отцом пищи и отцом диких ягод они быстро подружились.
Но вот Тане посмотрел вверх, туда, где широко раскинулся над землей Небо–отец, холодный, серый и некрасивый. Заплакал Тане, увидев, как одинок и несчастен отец. Тогда взял он красное солнце и поместил его на спину Ранги, а серебряную луну — на грудь. Десять небес обошел Тане, пока наконец не наткнулся на чудесную пурпурную мантию, которую взял с собой. Семь дней он отдыхал после своих долгих скитаний, а потом набросил эту мантию на небо с севера на юг и с востока на запад, и Ранги ярко заблистал. Но Тане был недоволен. Он считал, что для отца эта одежда недостаточно красива, и сорвал мантию, оставив только маленький кусочек на краю неба — там и сейчас можно ее увидеть при закате солнца.
Теперь днем Ранги был очень красив, а Пэпа с гордостью взирала на супруга, но ночью, пока Марама–луна не освещала его, он лежал темный и невидимый.
— Великий отец, — воскликнул Тане, — в долгие темные ночи, прежде чем Марама осветит твою грудь, все кругом пребывает в горе. Я отправляюсь на край света, мой отец, чтобы найти для тебя достойное украшение.
Где–то высоко в тиши прозвучал ответный вздох.
Тане вспомнил о Светящихся — они играли у Великой Горы, на самом краю всего существующего. Быстро направился Тане в конец мира, в неизвестное, откуда нельзя было различить улыбающийся лик земли; все дальше и дальше шел он в темноту ночи, пока не достиг Маунгануи — Великой Горы, где жили Светящиеся, дети его брата Уру. Тане поздоровался с братом, и они вместе стали смотреть на Светящихся, которые играли на песке далеко внизу, у подножия горы. Тане поведал Уру о том, как были разлучены Ранги и Пэпа, и стал просить у брата несколько Светящихся, чтобы прикрепить их к одеянию отца. Уру поднялся и крикнул — словно гром прокатился по склону горы. Светящиеся услышали. Они перестали играть и весело запрыгали вверх по горе к Уру. Они быстро приближались, и Тане скоро увидел, как ярко они сверкают и переливаются — каждая Светящаяся была словно мерцающий глаз.
Уру поставил перед Тане корзину. Оба брата запустили руки в сияющий свет и нагрузили корзину Светящимися. Затем Тане поднял корзину и поспешил к отцу. Издалека увидел его Ранги, потому что путь Гане отмечало яркое сияние. Тане быстро прикрепил Светящихся. В углах неба он поместил по одному священному свету; пять Светящихся пристроил в виде креста к груди Ранги, а тех, что поменьше, разбросал по его одеянию. Корзинка тоже осталась висеть в небесах, и мягкий свет, что струится из нее, мы называем Млечным путем. Он охраняет всех детей света. Когда солнце уходит на отдых и начинают мигать звезды, Тане ложится на спину и смотрит, как отец раскидывает свою мантию и небеса наполняются чудесной красотой и блеском Светящихся.
Счастливо и свободно жили Тане и его братья на Земле–матери, а тем временем чернобровый Тафири–матеа держал в пригоршне ветры и дожидался благоприятного случая. И вот он увидел Гане, лениво бродящего по лесу, а далеко в море заметил брата Тангароа и его внуков — Ика–тере, отца рыб, и Ту–те–вехивехи, отца пресмыкающихся. Тафири начал вздыматься и громоздиться, подобно тяжелой черной туче, над морем и сушей. Потом он открыл ладонь и швырнул ветры в пространство, а сам, выбравшись из–под отцовской мантии, закутался в черные грозовые тучи и засверкал молниями. Так Тафири обрушился на землю. Деревья согнулись под первыми порывами ветра. Бурей налетел на них Тафири и вырвал с корнем, и когда ветер стих, весь лес был повален и
разорен.
Бог грозы пронесся до края океана. Вода в испуге вскипала и вздымалась. Волны поднимались все выше и выше — казалось, океан хочет выплеснуться из берегов и развеяться в брызгах пены. В безднах между волнами открывалось дно, и Тангароа с внуками устремился в глубины своего подводного царства.
— Поспешим под деревья, — вскричал Ту–те–ве-хивехи.
Но Ика–тере возразил:
— Только в море мы можем спастись от разгневанных богов!
Так случилось, что дети детей Тангароа разделились. Ту–те–вехивехи вместе со всеми пресмыкающимися побежал на землю, а Ика–тере стал прятать своих детей в море. Когда они расставались, их испуганные голоса перекрывали пронзительный вой Тафири–матеа.
— Что ж, бегите на берег! — кричал Ика–тере. — Торопитесь! А когда вас поймают, вас опалят горящим папоротником и съедят.
— А вы, — отвечал Ту–те–вехивехи, — те, что скрылись в глубины океана, знайте — придет и ваш черед! Когда корзинки с овощами попадут к тем, кто голоден, вас положат сверху как приправу.
Так начался бесконечный раздор, причиной которого был Тафири–матеа, ибо Тангароа так и не простил пресмыкающимся, что они убежали к Тане на сушу. Когда ревут ветры, 'Тангароа бросает свои волны на берег и старается разрушить прекрасную страну Тане и залить ее грозными волнами моря.
Но когда ветер утихает и воды успокаиваются, сыновья и дочери Тане садятся на свои лодки и вылавливают рыб, детей Тангароа, чтобы съесть их вместе с овощами, лежащими в их корзинках.
А Тафири еще долго гневался. Круша и ломая все на пути, он набросился на Ту–матауенга, отца мужчин и женщин. Угрюмо ревело море, и гигантские деревья лежали сломанные посреди истерзанного кустарника, но отца людей не сломил свирепый шквал, он стоял во весь рост и не гнулся. Тафири призвал на помощь все свои ветры, но Ту–магауенга не сдавался, и вот наконец побежденный отцом людей Тафири отступил к Небу–отцу.
Отец людей оглядел поваленный лес и исхлестанное море.
— Один я победил ветер, — гордо сказал он, — и мои дети никогда не будут бояться детей ветра. Все сыны Тане покорятся людям, и море тоже будет повиноваться моим детям, когда они поплывут по его волнам на своих каноэ, которые даст им Тане. А рыбы, птицы, коренья и ягоды будут их пищей.
Так дети Ту–матауенга стали повелителями лесов и морей.
Быстро сменялись дни по велению солнца, а Тане все мастерил птиц и пускал их парить по ветру до тех пор, пока воздух не наполнился пением пернатых — вот как были созданы птицы. Птицы сначала не знали, где находить пищу. Тане позвал их к себе и сказал, чтобы они летели к Туту, Караке, Кахике и другим деревьям и кормились в их кронах. Птицы полетели в лес и нашли там много ягод. До сих пор птицы находят в лесу насекомых, ягоды и мед — все, что Тане предназначил им в пищу.
Мир становился все старше и старше, и маленьких пернатых детей Тане становилось все больше. Некоторые из них полетели к морю и начали играть в воде или на мокром блестящем песке, там, где берег встречается с волнами. Но большинство пернатых улетели в прохладную тень деревьев. И лес зазвенел их голосами. Некоторые птицы только по ночам покидали свои убежища и летали в темноте, когда другие птицы спали. Каждая птица знала свой дом, свое время для вылета и возвращения, свои песни и свою еду.
Все знали, как жить, пока хвастливый Кавау, речной баклан, не пошел в гости к своему двоюродному брату — морскому баклану. Там Кавау дали на обед рыбу, но она была такая костистая, что застряла у него в глотке.
— Вот что, — сказал речной баклан брату, — приходи–ка в мои владения, и я покажу тебе угрей, у которых нет костей. В моем царстве рыбы в тысячу раз лучше, чем твои.
Он взял родича с собой. Морской баклан отведал угря, уверился в том, что ему сказали правду, и стал просить брата отдать ему часть речного царства. А Кавау, заметив, как быстро проскользнул угорь в глотку морского брата, пожалел о своем хвастовстве и прогнал гостя. Морскому баклану пришлось убраться восвояси, но весть о чудесных рыбах, которые плавают в пресных водах рек, скоро разнеслась по всему свету.
И вот собрались морские птицы в могучее войско и полетели на берег, чтобы напасть на птиц, живущих на суше. В утро битвы Питоитои–малиновка издала предостерегающий клич, и все наземные птицы собрались вместе.
— Кто полетит на разведку? — спросил Кавау. — Кто предупредит нас об их приближении?
—— Я полечу, — сказала Коекоа–кукушка. — Я предупрежу вас об их приближении.
Вскоре кукушка увидела тучу птиц с моря.
— Ку–ку, ку–ку! — закричала она.
Птицы услышали ее крик и далекое «а-ха» — это Кароре–чайка вызывала на бой.
— Кто ответит на их боевой клич? — спросил Кавау.
— Я отвечу, — сказал трубастый голубь, — у меня красиво развевается хвост, я махну им и вызову врагов на бой.
— А кто запоет боевую песнь?
— Я, — сказал туи. — Пусть Хонги–ворона, и Ти–рауке–седлоспин, и Варауроа–короткохвостая кукушка, и Куку–голубь подпоют мне, а я начну.
Когда песнь окончилась, Кавау оглядел свое войско.
— Кто начнет бой? — спросил он.
— Я начну бой, — вскричала Руру–сова. — У меня крепкий клюв и крепкие когти.
Она снялась с ветки и ринулась на морских птиц, а наземные птицы тучей полетели следом за ней. Это была жестокая битва, и когда солнце поднялось высоко в небе, вся земля была усыпана перьями, словно хлопьями снега. Но вот морскими птицами начал овладевать страх,
так как птицы суши все ожесточеннее нападали на них. Наконец ряды морских птиц дрогнули и распались, они повернули вспять и полетели к себе домой, а им вслед звенел издевательский смех серой утки.
Кря–кря–кря-кря! — смеялась утка над чайками, которые проносились мимо нее, словно летящие по ветру обрывки облаков.
Никогда больше морские птицы не пробовали пищу наземных птиц, и в мире, который создал великий Тане, воцарилось согласие. Тане любовался красотой неба и земли, но он все еще был недоволен. Тане чувствовал, что его работа закончится лишь тогда, когда земля будет населена мужчинами и женщинами. У Тане и его братьев рождались дети, но они были бессмертными богами и жили на небе. Они не могли жить на земле, не могли ходить по ее дорогам.
И вот однажды боги сошли вниз и из теплой красной глины слепили женщину. Ее нежная кожа, округлые формы и длинные черные волосы были удивительно хороши, но сама женщина оставалась холодна и безжизненна. Тогда Тане наклонился и дохнул ей в ноздри. Ресницы женщины задрожали, глаза открылись, она поглядела на стоявших вокруг богов и… чихнула. Это дыхание Тане вошло в нее, и женщина ожила. Боги отнесли ее к себе на небо, омыли в небесных водах и назвали ее Хине–аху — женщина, сотворенная из земли. После этого женщину опустили на землю, и Тане стал ее мужем.
Тики, первый мужчина, был создан Ту–матауенгом, богом войны. После Тане он стал мужем Хине–аху, и их дети, мужчины и женщины, населили землю и унаследовали все удивительное и прекрасное, что сотворил для них Тане.