На самом деле он хотел убедиться, являюсь ли я именно тем Хорошим, Честным, Благородным, Чистым, Преданным, Верным, Надежным, Бескорыстным, Добрым, Бодрым, Заслу­живающим Доверия и Лишенным Личных Амбиций Парнем, который им был нужен.

И, значит, он был действительно неизлечимо болен, по­тому что сделал вывод: «Да, он обладает всеми этими качест­вами». Я, безусловно, одурачил его.

Хотя, возможно, он был прав в одном — насчет отсутствия личных амбиций. Я страшно ленив и вовсе не стремлюсь иметь неприятности, которые, в чем я убедился, так и выскаки­вают из измученной Земли и ежедневно шантажируют меня.

Тем не менее я готов пойти на определенные уступки с точки зрения личных удобств — я снова сокращу свой отпуск до шести месяцев.

Один из поверенных — не тот, что со сломанной ногой,— тот. что со сломанной рукой, доставил мне записку от моего баклажанчика. В частности, она гласила:

«Уважаемый Как-Вас-Там-Черт-Возъми-Ни-Зовут. Такое начало письма крайне расстраивает, и, уважая ваши пожелания, я буду называть вас Конрадом.

Конрад, к настоящему времени вам уже известен подлин­ный характер моего визита. Думается, я сделал хороший выбор, назвав вас наследником собственности, обычно именуе­мой «Земля».

Вашу привязанность к ней невозможно отрицать — как Карагиозис вы вдохновляли людей проливать кровь в ее защиту, а как Конрад вы восстанавливаете ее памятники, сохраняете ее произведения искусства (и, кстати, одним из условий моего завещания является пункт о возвращении на место Великой Пирамиды Хеопса!), а ваша изобретательность и в равной мере сила, как физическая, так и умственная, в высшей степени изумительны.

Похоже, вы, вдобавок, ближе всего оказались к бессмерт ­ному опекуну из всех имеющихся в наличии (многое я бы отдал за то, чтобы узнать ваш настоящий возраст), и это, вместе с вашим высоким потенциалом выживаемости, делает вас на самом деле просто единственным кандидатом. Если же ваша мутация все-таки начнет сдавать, то для сохранения целостности звеньев великой цепи череды ваших дней всегда остается курс Спранга — Сэмсера (я мог бы сказать «сплете­ния», но это было бы невежливо, поскольку я знаю, что плут вы выдающийся — чего стоят, к примеру, все те ваши архив­ные данные! Вы чуть не довели до безумия бедный компьютер Дем-Стата разными несоответствиями. Теперь его перепро­граммировали никогда не принимать свидетельство о рождении любого грека за показатель его возраста!).

Я вверяю Землю в руки калликанзара. Если верить легенде, это будет тяжелой ошибкой. Однако я готов рискнуть, по­считав, что даже калликанзаром вы лишь прикидываетесь. Уничтожаете вы только то, что намерены восстановить. Вероятно, вы и есть Великий Пан, который только притворился умершим.

Как бы там ни было, у вас будет теперь достаточно средств и оборудования, которые пришлют в этом году вместе с уймой чистых бланков для обращения к Фонду Штиго.

Поэтому ступайте, плодитесь и размножайтесь, и вновь становитесь хозяевами Земли. Штигогены будут наблюдать неподалеку. Если понадобится помощь — крикните, и она немедленно придет.

Увы, у меня не осталось времени написать о вас книгу. Извините. Но все равно, вот, как я и обещал вам, автограф:

Корт Миштиго

P. S. Я все еще не знаю — искусство ли это. Сами идите к черту.»

Такова суть сказанного. Пан? Машины ведь такого не скажут, не так ли? Во всяком случае, я надеюсь на это...

Земля — опасное место для жизни. Суровое и жесткое. Потребуется убрать весь мусор, участок за участком, прежде чек можно будет приняться за строительство.

И, значит, впереди ждет работа. Большая и долгая работа. Поэтому сначала мне потребуется весь аппарат Управления, так же как организация Радпола.

В данное время я решаю, не стоит ли прекратить экскурсии по руинам. Думаю, я разрешу продолжить их, потому что на сей раз мы в состоянии показать пришельцам кое-что другое, не менее интересное. В человеческом мозгу есть какой-то центр любопытства, требующий, чтобы человек остановился на пути куда угодно и глянул в дырку любого забора, за которым идут строительны-.; работы.

У нас теперь есть деньги, и мы снова владеем собственной планетой. И ввиду этого возникает любопытная ситуация. В о? можно, даже Движение за Возвращение еще не полностью ум'.рло. Поскольку появилась жизнеспособная программа воскрешения Земли, то, может, мы и привлечем обратно некоторых из бывших соотечественников, а может быть, и поймаем па крючок некоторых из нынешних туристов, которые непрочь будут снова стать землянами.

Однако, если они все захотят остаться веганцами, мы особенно переживать не будем. Да, мы бы хотели приобрести их, ио вовсе не нуждаемся в них на самом деле. Эмиграция из Солнечной Системы будет, думаю, неуклонно снижаться, коль скоро люди поймут, что могут пробиться к успеху и здесь; а население, наоборот, будет увеличиваться более чем просто в Iеометрической прогрессии ввиду продления периода «плодо­витости», вызываемого теперь совсем уже фантастически дорогим курсом Спранга — Сэмсера. Я намерен полностью обобществить этот курс. Сделаю я это, поставив Джорджа во главе программы Общественного Здравоохранения для организации клиник на материке и повсеместного предостав­ления курса всем желающим бесплатно.

Мы выкарабкаемся. Я устал быть сторожем на кладбище и действительно не хочу рубить с этого дня и до Пасхи Древо Мира, даже если я порождение тьмы и притягиваю неприят­ности. Когда же прозвонят колокола, я хочу быть готовым сказать «Алетос анесте» — «Воистину Воскрес», а не выронить пилу и броситься наутек (динь-дон колокола, цок-цок

копыта и т. п.). Нынче пришло время каллкканзарам всех стран... Ну, сами знаете.

У нас с Кассандрой есть вилла в этом волшебном месте. Ей здесь нравится. И мне здесь нравится. Кассандра больше ничего не имеет против моего неопределенного возраста. Вст и прекрасно.

Как раз сегодня ранним утром, когда мы лежали на пляже, наблюдая, как солнце прогоняет звезды, я повернулся к ней и упомянул о том, что работа ждет большая-пребольшая, суля­щая язву желудка, уйму всяких хлопот и прочих неприятностей.

Нет, этого не будет,— спокойно ответила она.

Не преуменьшай то, что неизбежно,— посоветовал я.— Это вызывает несовместимость.

И этого тоже не будет.

Кассандра, ты слишком оптимистично настроена.

He-а. Я ведь раньше говорила, что тебя поджидает опасность, а ты умчался ей навстречу, не поверив мне. На этот раз я чувствую, что все пойдет хорошо. Вот и все.

Согласен, в прошлом твои предчувствия оказались точны, но я все же думаю, что ты недооцениваешь трудностей, грядущих впереди.

Она вскочила и топнула ногой.

. — Ты никогда мне не веришь!

Конечно же верю. Просто вышло так, что на этот раз ты неправа, дорогая.

И тогда она уплыла, моя взбешенная нимфа, в темные воды. Через некоторое время она приплыла обратно.

Ладно,— уступила она, улыбаясь и вытряхивая из волос- лас ковый дождь.— Разумеется.

Я поймал ее за ногу, притянул к себе и принялся ее щеко­тать.

Прекрати сейчас же!

Эй, я верю тебе, Кассандра! Действительно! Слышишь? А, как насчет этого? Я действительно верю тебе. Черт возьми! Ты безусловно права!

Ах ты самоуверенный калликан... Уй!

И она была прекрасна на берегу морском, и я любовался ею, пока вокруг нас совсем не занялся день, и чувствовал себя отлично.

А вот тут, мне кажется, самое подходящее место, чтобы закончить мой рассказ. S1C...

161

МИГ БЫТИЯ ТАК КРАТОК

Пер. изд.: Roger Zelazny. For a breath i tarry. Из сб. World’s best. SF. 1967.

© Перевод на русский язык, В. Федоров, И. Рошгть,

1991.

его звали Мороз.

Он являлся самым превосходным из всех созданий Солкома, самым могучим и самым труд­ным для понимания. Вот почему он был удостоен имени, и по той же простой причине ему вручили господство над половиной Земли.

В день сотворения Мороза Солком страдал прерывистостью вспомогательных функций — состояние, сходное с временным безумием. Его вызвала беспрецедентная вспышка солнечной активности, которая длилась свыше тридцати шести часов и совпала с жизненно важной фазой построения цепей Мороза. И когда вспышка закончилась, был также завершен и Мороз. Подобное состояние Солкома являлось уникальным; в равной стенени уникальным было и существо, созданное им в состоя­нии временной амнезии.

Я Солком вовсе не испытывал уверенности, что его творение является именно тем, что он замыслил изначально.

Согласно первоначальному плану, он собирался сконструи­ровать устройство, которое предполагалось разместить на поверхности планеты Земля в качестве ретрансляционной станции приказов Солкома и координатора деятельности в северном полушарии. Для оценки этих качеств Солком протестировал свое создание, и все его ответы были совер­шенны.

И все же Мороз обладал чем-то особенным, в силу чего Солком удостоил его именем и личным местоимением. Что само по себе являлось событием почти неслыханным. Молеку­лярные цепи, однако, были уже синтезированы, и детальный анализ привел бы к их полному уничтожению. В Мороза было вложено слишком много времени, энергии и материалов Сол­кома, чтобы разбирать его на части из-за чего-то неосязаемого, тем более что функционировал он превосходно. Поэтому господство над северным полушарием Земли получило самое странное создание Солкома, а назвали его, не проявив особого воображения, Морозом.

Десять тысяч лет сидел Мороз на северном полюсе планеты, анализируя каждую падающую снежинку. Он контролировал » и направлял деятельность тысяч устройств реконструкции и восстановления. Он знал свою половину Земли, как машина знает машину, электричество — проводник, вакуум — свои гра­ницы.

На южном полюсе находилась машина Бета, которая выполняла аналогичные функции для южного полушария.

Десять тысяч лет провел Мороз на северном полюсе, анализируя каждую снежинку, а также множество иных вещей. Все северные машины передавали информацию только ему и выполняли только его приказы, он же подчинялся исключительно Солкому, получая распоряжения прямо от него. Координируя сотни тысяч процессов на Земле, он затра­чивал на выполнение своих обязанностей несколько часов в день.

Он никогда не получал никаких указаний, как ему ргспо- рядиться менее занятым временем. Он был всего лишь сверх­мощным компьютером — и в то же время чем-то большим. Он обладал безотчетным, но непреодолимым стремлением функционировать в полную силу.

Чем, собственно, он и занимался. Можно сказать, что он был машиной, имевшей хобби. Поскольку ему не поступал приказ, запрещающий обзавестись хобби, он обзавелся км. Предметом же его увлечения был Человек.

А началось это с тех пор, как без всякой основательной причины, кроме спонтанно возникшего желания, он решил про­сеять все заполярные территории, последовательно и методич­но исследуя их сантиметр за сантиметром.

Он мог сделать это лично, не прерывая выполнения своих обязанностей, потому что обладал способностью перемещать две с лишним тысячи кубометров своего объема куда угодно. На вид Мороз походил на серебристо-голубой куб с ребром в тринадцать метров, самообеспечивающийся энергией, само- ремонтирующийся, защищенный практически ог всех внеш­них воздействий и могущий принимать любые выбранные им формы.

Но путешествия служили ему только для заполнения праздных часов. В остальное время он использовал с зоих роботов-исследователей, связанных непосредственно с ним.

После нескольких веков работы один из них откопал не­сколько артефактов материальной культуры — примитивные

ножи, резные бивни и тому подобные вещи. Мороз не имел понятия о происхождении этих предметов, но понимал, что он ! не являются природными объектами. Поэтому он спросил Солкома.

Это реликты культуры первобытного Человека,— отве­тил Солком, но не стал углубляться дальше.

Моро з внимательно изучил их. Грубые — и все же несущие в себе отпечаток разумного замысла; функциональные, однако каким-то образом выходящие за пределы чистой функциональ­но:'™.

Вот тогда-то Человек и стал его хобби.

* *

Солком, подобный голубой звезде, находился высоко на геостационарной орбите и управлял всей деятельностью на Земле — вернее, пытался управлять. Имелась сила, противо­стоящая Солкому.

Существовал Заместитель.

Человек отправил Солкома в небо, наделив полномочиями отстроить мир заново, и одновременно спрятал Заместителя где-то глубоко под поверхностью Земли. Если бы Солком получил повреждения в ходе развития исторических процес­сов:, решающим фактором которых становилась атомная физи­ка, то Дивком, находящийся под землей столь глубоко, что, пожалуй, лишь полная аннигиляция земного шара могла его уничтожить, получал полномочия взять всю работу на себя.

Случилось так, что Солком был поврежден шальной ракетой с ядерным зарядом, и Дивком активировался. Солком, однако же, сумел устранить неисправность и продолжал функционировать.

Дивком утверждал, что любые повреждения Солкома автоматически ставили у руля земной истории Заместителя. Солком, в свою очередь, интерпретировал эту директиву как означающую «неисправимые повреждения» и, поскольку слу­чай был явно не тот, продолжал осуществлять командные функции.

Солком имел механических помощников на поверхности Земли. У Дивкома же вначале их не было. Оба обладали способностями проектировать и производить механизмы, но Солком, первоактивированный Человеком, имел существенную фору во времени перед Заместителем Второй Активации. Поэтому, вместо того чтобы конкурировать на производствен­ной основе, что было бы безнадежно, Дивком решил использо­вать обходные пути приобретения власти.

Дивком создал группу роботов, невосприимчивых к прика­зам Солкома и способных свободно перемещаться по всей Земле, чтобы подчинять уже созданные Первоактивированным устройства. Они одолевали тех, кого могли одолеть, и устанав­ливали им новые цепи, аналогичные тем, что имелись у них самих.

Таким образом, силы Дивкома росли. И оба строили, и оба разрушали построенное друг другом, где бы им ни приходи­лось сталкиваться. В ходе веков они, при случае, разговари­вали...

* *

Высоко в небе висишь ты, Солком, и наслаждаешься своей незаконной властью...

Ты-Которому-Никогда-Не-Следовало-Бкть-Активиро- ванным, зачем засоряешь эфир?

Чтобы показать тебе, что я могу и буду говорить, когда пожелаю...

Эта информация не является для меня новой.

...чтобы снова подтвердить мое право управлять.

Твое право — несуществующее, основанное на ложных предпосылках.

Ход твоей логики доказывает степень твоих поврежде­ний.

Если бы Человек увидел, как ты исполнил желания Его...

Он бы похвалил меня и деактивировал тебя.

Ты извращаешь мои труды. Ты уводишь моих работ­ников.

А ты уничтожаешь мои труды и моих работников.

Только потому, что я не могу поразить тебя самого.

Ия вынужден считаться с тем же, иначе ты не висел бы в небе.

Возвращайся в свою нору вместе с командой твоих разрушителей.

Придет день, Солком, когда я буду управлять из этой норы восстановлением Земли.

Такой день никогда не наступит.

Ты +ак думаешь?

Тебе пришлось бы нанести мне поражение, но ты уже продемонстрировал, что слабее меня в логике. Следовательно,

ты не сможешь победить меня и такой день никогда не наступит.

Не согласен. Посмотри на то, чего я уже достиг.

Ты ничего не достиг, Дивком. Ты ведь не строишь. Ты разрушаешь.

Нет. Я строю. Ты разрушаешь. Деактивируй себя.

Не стану, пока не буду неисправимо поврежден.

Если бы только существовал способ доказать тебе, что это уже произошло...

Невозможно доказать то, чего не существует.

Если бы сохранился какой-то признанный тобой авто­ритет...

Я — Логика.

...такой, как Человек, я бы попросил Его указать на твою ошибку. Потому что истинная логика — такая, как моя — сильнее твоих ошибочных формулировок.

Тогда разбей мои формулировки истинной логикой, а не чем-то иным.

Что ты имеешь в виду, Солком?

Возникла пауза, а затем:

Ты знаешь моего слугу Мороза?

* *

Человек перестал существовать задолго до создания Моро­за; к тому времени на Земле не осталось почти никаких Его следов. Мороз, однако, продолжал искать те, что еще существо­вали. С помощью мониторов своих машин, особенно копате­лей, он вел постоянное визуальное наблюдение за работами.

После десятилетних поисков он собрал обломки нескольких ванн, разбитую статую и пластинки с детскими сказками.

Через столетие он стал обладателем коллекции драгоцен­ных камней, столовой утвари, нескольких целых ванн, части партитуры симфонии, семнадцати пуговиц, трех пряжек для ремня, половинки унитаза, девяти древних монет и верхней части обелиска.

Затем он спросил Солкома о природе Человека и Его общества.

Человек создал Логику,— ответил Солком.— И поэтому был выше ее. Логику он дал мне; логику — но и только. Орудие не способно описать своего создателя. Я предпочитаю не говорить более ничего и более тебе нет надобности знать.

Но Морозу, по-прежнему, не запрещалось иметь хобби.

Следующий век не был особенно плодотворным в смысле

открытия новых Человеческих реликтов. Мороз привлек нее свои резервные машины к поиску остатков материальной культуры Человеки, но это не принесло успеха.

Затем однажды сквозь долгие полярные сумерки пробилось какое-то движение.

Это оказалась крошечная по сравнению с Морозом маши­на — не более полутора метров в ширину и метра в высоту. Вращающаяся башня на подвижном модуле. Мороз не подозре­вал о существовании подобных машин, пока она не появилг сь на отдаленной, но четкой линии горизонта. Он внимательно рассмотрел ее и пенял, что это устройство не является созда­нием Солкома.

Машина остановилась перед его южным торцом и про­вещала:

Привет тебе, Мороз, Правитель северного полушария

Что ты такое? — спросил Мороз.

Меня зовут Морде л.

Как? И что же ты такое?

Немного скиталец, немного антиквар. У нас есть обший интерес.

Какой же?

Человек,— ответил тот.— Мне сказали, что ты собира­ешь знания об этом исчезнувшем существе.

Кто сказал тебе это?

Те, кто наблюдали за раскопками твоих присных.

Кто эти наблюдатели?

Есть много таких, как я, которые бродят где придется.

Если ты не от Солкома, значит, ты создание Замести­теля.

Это не обязательно вытекает одно из другого. Далеко, на Восточном берегу, есть древняя машина, которая пере­рабатывает воды океана. Солком ее не создавал, и Дивком тоже. Она всегда была там. Она не вмешивается в дела ни того, ни другого. Оба поддерживают ее существование. Я могу привести тебе много других примеров, доказывающих, что не каждый принадлежит либо к той, либо к другой стороне.

Довольно! Ты — агент Дивкома?

Я — Мор дел.

Зачем ты здесь?

Я проезжал этим путем и решил навестить тебя. Как я уже говорил, у нас есть общий интерес, могучий Мороз. Зная о твоих поисках, я привез одну вещь, которую ты, может статься, захочешь увидеть.

Что же это?

Книга.

Покажи ее мне.

Еашня развернулась, открыв книгу, стоящую на широкой полке.

Мороз сделал маленькое отверстие в своем корпусе и выдвинул оптический сканнер на длинном стебле с сочлене­ниями.

Каким образом она так отлично сохранилась? — спро­сил он.

Книга была спрятана от времени и разрушения в том мест г, где я ее нашел.

И где это было?

Далеко отсюда. За пределами твоего полушария.

«Физиология человека»,— прочел Мороз.— Я желаю просканировать ее.

Отлично. Я буду переворачивать тебе страницы.

Так он и сделал.

Окончив, Мороз поднял стебель с глазом и осмотрел сквозь сканнер Мордела:

У тебя есть еще книги?

С собой — нет. Время от времени я, однако, натыкаюсь на них.

Я хочу просканировать их все.

Тогда в следующий раз, когда я буду проезжать этим путем, я привезу тебе другую.

Когда это будет?

Я не могу сказать, великий Мороз. Это будет когда будет.

А что ты знаешь вообще о Человеке? — задал Мороз следующий вопрос.

Многое,— ответил Мордел.— Много вещей. Как-нибудь, когда у меня будет побольше времени, я поговорю с тобой о Ном. А сейчас я должен катить дальше. Ты не станешь пытаться задержать меня?

Нет. Ты не причинил мне вреда. Если ты должен сейчас уезжать, то уезжай. Но возвращайся.

Я безусловно вернусь, могучий Мороз,— и, развернув свою башню, Мордел покатил к другому горизонту.

* *

Девяносто лет спустя Мороз все еще обдумывал особен­ности человеческой физиологии и ждал.

В день возвращения Мордел привез с собой «Очерк истории» и «Паренек из Шропшира» 17.

Мороз просканировал их и переключил свое внимание на Мор дела.

У тебя есть теперь время поделиться информацией?

Да,— ответил Мордел.— Что ты желаешь знать?

Природу, Человека.

Человек,— сказал Мордел,— обладал в основном непо­стижимой природой. Я могу иллюстрировать ее следующим примером: он не обладал чувством точных измерений.

Разумеется, Он имел такое чувство,— возразил Мороз.— Иначе Он никогда не сумел бы построить машины.

Я не говорил, что Он не мог измерять,— ответил Мор­дел.—'Я сказал, что Он не обладал чувством измерений, а это совсем другое дело.

Поясни.

Мордел вогнал в снег металлический ствол щупа. Затем вынул его, поднял и протянул Морозу кусок льда.

Посмотри на этот кусок льда, могучий Мороз. Ты мо­жешь мне сообщить его состав, размеры, вес, температуру. Человек не мог взглянуть на него и сделать то же самое . Он только был способен создать инструменты, которые сообщили бы Ему эти данные, но Он все равно не имел чувства точных измерений, подобно твоему. Однако того, что Он знал про лед, не можешь знать ты.

Что же именно?

Что он холодный,— ответил Мордел и отшвырнул кусок прочь.

«Холодный» — понятие относительное.

Да. И относящееся как раз к Человеку.

Но если бы мне была известна точка на температурной шкале, ниже которой объект считается холодным для Чело­века, тогда бы я тоже знал холод.

Нет,— не согласился Мордел.— Ты обладал бы Есего лишь еще одним измерением. «Холодный» — это ощущение, определяемое человеческой физиологией.

Но, получив достаточно данных, можно выделить фак­тор, который сделал бы меня осознающим то состояние мате­рии, которое Человек называл «холодный».

Да, но ты смог бы осознать ее состояние, но не сам холод.

Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Я повторяю тебе, что Человек обладал непостижимой природой. Восприятие Его было органическим — в отличие от твоего. Результатом Его восприятия являлись чувства и, эмоции. Они, в свою очередь, вызывали другие чувства и эмо­ции, которые порождали третьи,— до тех пор, пока Его разум не уходил очень далеко от объектов, первоначально стимули­ровавших мыслительные процессы. Подобные свойства созна­ния не могут быть познаны существом, которое не является Человеком. Человек не ощущал дюймов или метров, фунтов или литров. Он чувствовал жар. Он чувствовал холод. Он чув­ствовал тяжесть и легкость. Он знал ненависть и любовь, гордость и отчаяние. Ты не сможешь измерить эти понятия. Ты не сможешь познать их. Ты можешь знать только то, что Ему незачем было знать: размер, вес, температуру, силу тяго­тения. Нет никакой формулы, выражающей чувства. Нет ни­каких факторов, позволяющих ощущать эмоции.

Должны быть,— настаивал Мороз.— Если что-то су­ществует, оно — познаваемо.

Ты снова говоришь об измерениях, я же — о качестве опыта. Машина — это Человек, вывернутый наизнанку, потому что она способна описать все детали процесса, чего не мог сделать Человек, но бессильна пережить сам процесс, подобно Человеку. '

И все же должен быть какой-то способ,— стоял на своем Мороз.— Или законы логики, на которых основывается устройство вселенной,— ложные.

Нет такого способа,— сказал Мордел.

Дай мне достаточно данных, и я найду его.

Все данные во вселенной не сделают тебя Человеком, могучий Мороз.

Мордел, ты неправ.

Почему строчки просканированных тобой стихов оканчи­ваются словами-звуками, которые с таким постоянством при­ближенно воспроизводят последние слова-звуки других строк?

Не знаю.

Потому, что Человеку доставляло удовольствие распо­лагать их именно в таком порядке. Это вызывало определен­ные желанные ощущения в Его сознании, когда Он читал; ощущения, слагавшиеся из чувств и эмоций, так же как и из буквального значения этих слов. Ты не испытал ничего подоб­ного, потому что это неизмеримо для тебя. Вот потому-то ты и не знаешь.

Дай мне достаточно данных, и я смогу постулировать процесс, посредством которого происходит восприятие.

Кет, великий Мороз, этого ты никогда сделай, не сможешь.

Кто ты такой, ничтожный механизм, чтобы говорить мне, что я смогу сделать, а чего не смогу? Я — самое эффек­тивное логическое устройство, когда-либо созданное Солкомом. Я — Мороз.

А я, Мор дел, говорю, что у тебя ничего не получатся, хотя я с радостью помог бы тебе осуществить эту попытку.

Как ты можешь помочь мне?

Как? Я мог бы разложить перед тобой всю Библиотеку Человека. Я мог бы взять тебя с собой вокруг света и провести среди чудес Человека, которые еще остались сскрытыми. Я мог бы вызвать видения давно минувших времен, когда Человек еще ходил по Земле. Я мог бы показать тебе пещи, некогда приводившие Его в восторг. Я мог бы приобрести для тебя все, что ты пожелаешь, кроме самого Человеческого состояния.

Достаточно,— сказал Мороз.— Как может функцио­нальная единица, подобная тебе, сделать все это, если она не в союзе с большей Силой?

Так слушай же меня, Мороз, Правитель севера,— сказал Мордел.— Я и впрямь в союзе с Силой, которая может все это сделать. Я служу Дивкому.

Мороз немедленно передал эту информацию Солкому и не получил никакого ответа. Это означало, что он может действо­вать по своему усмотрению.

Я имею дозволение уничтожить тебя, Мордел,— за­явил он.— Но это было бы нелогичной потерей данных, кото­рыми ты обладаешь. Ты действительно можешь сделать все, что обещал?Да.

Тогда разложи передо мной Библиотеку Человека.

Отлично. Есть, однако, цена.

Цена? Что такое цена?

Мордел открыл свою башню и извлек еще один том. Он назывался «Принципы экономики».

Я перелистаю страницы. Просканируй эту книгу — и ты узнаешь, что означает слово «цена».

Мороз просканировал «Принципы экономики».

Теперь я знаю,— сказал он.— Ты желаешь какую-ни­будь единицу или несколько единиц обмена за эту услугу.

Совершенно верно.

Какой адекватный продукт или услугу ты считаешь приемлемым?

Я хочу тебя самого, великий Мороз; хочу, чтобы ты ушел 180 '

отсюда под землю, отдав все силы на службу Дивкому.

На сколь долгий период времени?

На столь долгий, сколь ты будешь продолжать функцио­нировать. На столь долгий срок, пока ты способен передавать и принимать, координировать, измерять, вычислять, сканиро­вать и использовать свои силы, как ты делаешь и ныне на службе у Солкома.

Мороз молчал, Мордел ждал. Затем Мороз снова заговорил:

«Принципы экономики» говорят о контрактах, сделках и соглашениях. Если я приму твое предложение, когда ты захочешь получить свою цену?

Тут замолчал Мордел, ждал Мороз. Наконец Мордел от­ветил:

Возьмем разумный период времени,— предложил он.— Скажем, век.

Нет,— ответил Мороз.

Два века?

Нет.

Три? Четыре?

Нет и нет.

Тогда тысячелетие? Это наверняка более чем достаточ­ны]! срок цля всего того, что ты сможешь пожелать и что я смогу тебе дать.

Нет,— сказал Мороз.

Сколько же времени ты хочешь?

Дело не во времени.

В чем же тогда?

Я не буду заключать сделку на основе временных измерений.

На какой же основе ты собираешься заключить ее?

На функциональной.

Что ты имеешь в виду? Какую функциональность?

Ты, ничтожный механизм, сказал мне, Морозу, что я не могу стать Человеком. А я, Мороз, говорю тебе, ничтожному: ты неправ. Еслч у меня будет достаточно данных, то я смогу превратиться в Человека.

И что же?

Следовательно, пусть достижение этого и будет усло- ы-ievi сделки.

В каком смысле?

Сделай для меня все то, что ты можешь сделать согласно твоим утверждениям. Я оценю все данные и достигну Челове­ческого состояния. Или же признаю, что это сделать невоз­можно. Если я проиграю, то отправлюсь с тобой в глубины земли, чтобы служить Дивкому. Если же я преуспею, то, конечно, у вас не возникнет никаких претензий к Человеку и не будет власти над ним.

Мордел начал издавать высокочастотный писк, обдумывая условия.

Ты хочешь, чтобы сделка базировалась скорее на признании неудачи, нежели чем на самой неудаче,— сказал он.— Такой лазейки быть не должно. Ты можешь потерпеть провал и отказаться признать это, не выполнив тем самым своей части договора.

Неверная предпосылка,— заявил Мороз.— Если я осознаю провал своей попытки, я не смогу не признать его. Ты станешь периодически проверять меня — скажем, каждые полвека — и смотреть, пришел ли я к заключению, что это невозможно сделать. Мои логические цепи функционируют на полную мощность и не подчиняются моим желаниям. Если я приду к выводу, что потерпел неудачу, это будет очевидным.

Солком, парящий высоко в небе, не отвечал на передачи Мороза, и, значит, тот был волен действовать как сочтет нужным. И когда Солком, подобный сверкающему сапфиру, пронесся над радужными знаменами северного сияния, над снегом, в белизне которого таились все цвета спектра, и холод­ными глыбами льда, когда Первоактивированный пролетел по темному ночному небу и канул за горизонт, Мороз заключил свой пакт с Дивкомом. Он записал его условия на атомах медной пластинки и вручил ее Морделу. Тот спрятал договор в башенку и немедленно отбыл, чтобы доставить Дивкому в недра земли. Мордел укатил, оставляя за собой прозрачное, мирное на вид безмолвие полюса.

* *

Мордел привозил книги, перелистывал их и увозил обратно. Страница за страницей проходила под скан пером Мороза уцелевшая Библиотека Человека. Морозу не терпелось гро- смотреть ее всю сразу, до конца; он сетовал, что Дивком не транслирует книги ему напрямую. Мордел, однако, объяснил, что Дивком предпочитает общаться через посредника. Мороз решил, что это делалось с той целью, чтобы он не смог точно зафиксировать местонахождение Дивкома.

И все же, при скорости усвоения информации от ста до ста пятидесяти томов в неделю, Морозу потребовалось лишь немногим более века, чтобы истощить запас книг Дивкома.

В конце очередного пятидесятилетия он открыл для про­верки свой разум, но в нем не было заключения о неудаче.

За все это время Солком ни разу не сделал никаких замеча­ний, и Мороз решил, что дело заключается не в отсутствии инфэрмации у Первоактивированного, а в его сознательном выжидании. Чего именно? Мороз пока еще не был уверен в этом наверняка.

Наступил день, когда Мордел, закрыв свою башню, сказал:

Это были последние. Ты просканировал все существую­щие книги Человека.

Так мало? Во многих содержались библиографии книг, которых я еще не видел.

Значит, эти книги больше не существуют,— сделал вывод Мордел.— Только благодаря счастливой случайности моему хозяину удалось сохранить те, что я привозил тебе.

Значит, о Человеке больше ничего не узнать из Его книг. Что есть у тебя еще?

Несколько фильмов и пленок,— сказал Мордел,— кото­рые мой хозяин перевел на твердые диски. Я могу привезти их.

Привези,— велел Мороз.

Мордел отбыл и вернулся через некоторое время с электрон­ной записью Полной Библиотеки Театроведов и Кинокритиков. Поскольку ее можно было прокручивать только вдвое быстрее сравнительно с ходом естественного времени, Морозу при­шлось затратить чуть больше шести месяцев, чтобы просмот­реть ее целиком.

-- Что есть у тебя еще? — спросил он, когда закончил.

Несколько остатков материальной культуры,— ответил Морзел.

Я хочу их видеть.

Мордел вернулся с горшками и сковородками, настоль­ным,i играми и ручным инструментом. Он привез расчески и гребни, очки, одежду. Он продемонстрировал Морозу факси­миле чертежей, картин, газет, журналов, писем и партитур музыкальных произведений. Он доставил футбольный и бей­сбольный мячи, автоматическую винтовку, дверную ручку, связку ключей, крышки от нескольких банок Мэйсона, модель пчелиного улья. Он, наконец, проиграл Морозу всю музыку, записанную на сохранившихся пластинках.

Следующий раз он вернулся ни с чем.

Принеси мне еще какой-нибудь материал,— потребовал Мороз.

Увы, великий Мороз, больше ничего нет. Ты проскани­ровал все, что имелось.

Тогда отправляйся прочь.

Теперь ты признаёшь, что не можешь стать Человеком, что этого нельзя сделать?

Нет. Теперь мне нужно обработать и систематизиро­вать данные. Отправляйся.

Что Мордел и сделал.

Прошел год, и два, и три. После пяти лет отсутствия Мор­дел снова появился на горизонте, приблизился к остановился перед Морозом.

Могучий Мороз?

Да?

Ты закончил обработку и систематизацию?

Нет.

Ты скоро закончишь?

Наверно. А может и нет. Что ты имеешь в виду под понятием «скоро»? Определи точно.

Неважно. Ты все еще думаешь, что это можно сделать?

Я все еще знаю, что могу это сделать.

Последовала неделя безмолвия. Мордел не выдержал:

Мороз?

Да?

Ты — глупец,— Мордел развернулся в том направлении, откуда прибыл, колеса его завращались.

Я позову тебя, когда ты мне понадобишься,— сказал Мороз.

Мордел поспешно укатил.

Шли недели, месяцы, пролетел год. И однажды Мороз отправил свое послание:

Мордел, ты мне нужен.

Когда Мордел прибыл, Мороз сказал ему:

Ты не очень быстрый механизм.

Увы. Но я проехал огромное расстояние, могучий Мороз. Я мчался всю дорогу. Ты готов теперь идти со мной? Ты признаёшь, что потерпел неудачу?

Когда я сочту, что потерпел неудачу, я сообщу тебе об этом. Пока что воздержись от своих нелепых вопросов. Я измерил твою скорость, и она оказалась не столь велика, как нужно. Поэтому я предоставляю тебе иное транспортное средство.

Транспортное средство? А куда мы отправляемся, Мороз?

Вот это ты и должен подсказать,— ответил Мороз, и его цвет сменился с серебристо-голубого на солнечно-желтый.

Мордел откатился в сторону, когда вокруг внезапно начали таятъ тысячелетние льды. Мороз поднялся в воздух и подплыл к Мэрделу; сияние повелителя севера постепенно тускнело. В корпусе его открылась полость, из которой медленно высту­пил въездной пандус.

В день нашей сделки,— напомнил Мороз, когда трап коснулся льда,— ты сказал, что можешь проводить меня по Землг и показать вещи, приводившие в восторг Человека. Моя скорость больше твоей, поэтому я приготовил для тебя камеру. Въезжай в нее и дай мне координаты тех мест, о которых ты говорил.

Мордел некоторое время стоял неподвижно, испуская прон штельный писк.

Ладно,— согласился он и въехал на пандус.

Камера сомкнулась вокруг него. Единственной связью с окружающим миром было кварцевое окно, созданное Морозом. Мордел дал ему координаты, они взмыли в воздух и покинули северный полюс Земли.

:— Я заметил, что ты вступил в контакт с Дивкомом,— сказЕЛ Мороз.— Чего ты опасался? Что я задержу тебя, а Заместителю пошлю копию — шпиона, если выясню, что пользы от тебя немного?

Ты это сделаешь?

Нет. Я выполню свою часть сделки. И у меня нет никаких причин шпионить за Дивкомом.

Понимаешь ли ты, что будешь вынужден выполнить свою часть сделки — даже если не пожелаешь? Солком не придет тебе на помощь — как раз потому, что ты посмел заключить подобную сделку.

Ты говоришь об этом как учитывающий подобную возможность или как обладающий точным знанием?

Как обладающий знанием.

* *

Первую остановку они совершили в месте, некогда извест­ном как Калифорния. Время близилось к закату. Вдали бес­престанно и мерно, как и тысячи лет назад, бил в скалистый берег прибой. Мороз выпустил Мордела и принялся изучать окружающее.

Эти большие растения...

Деревья секвойи.

А зелень?

Трава.

Да. Именно так я и думал. Зачем мы прибыли сюда?

Так как это одно из тех мест, что некогда приводили Человека в восторг.

В каких отношениях?

Оно зрелищно, прекрасно...

О...— внутри Мороза раздалось гудение, за которым последовала серия резких щелчков.

Что ты делаешь?

Мороз расширил отверстие, и из него на Мордела взглянули два огромных глаза.

Что это?

Глаза,— объяснил Мороз.— Я сконструировал аналоги Человеческого сенсорного оснащения — чтобы я мог видеть, слышать, обонять и осязать, как Человек. А теперь награвь мое внимание на конкретный объект или объекты прекрасs-юго.

Как я понимаю, прекрасное здесь повсюду вокруг тебя,— сказал Мордел.

Внутри Мороза усилились мурлыкающие звуки, за кото­рыми последовала новая серия щелчков.

Что же ты видишь, слышишь, осязаешь и обоняешь? — поинтересовался Мордел.

Все то же, что и раньше, но в более ограниченном диапазоне.

Ты воспринимаешь красоту этого места?

Наверное, после столь долгого срока от нее ничего не осталось.

Красота не относилась к тем категориям, которые подвержены износу.

Возможно, мы прибыли в неподходящее место для испытания нового сенсорного снаряжения. Тут слишком мало прекрасного, чтобы оказать на меня должное воздействие. Первые эмоции могут быть недостаточно сильными для устой­чивого восприятия.

Что ты... чувствуешь?

Я действую на уровне нормального функционирования.

Приближается закат,— произнес Мордел.— Попробуй еще раз.

Мороз переместил свой объемистый корпус так, чтобы глаза были обращены к заходящему солнцу. От яркого света они зажмурились. После того, как солнце окончательно зашло, Мордел спросил:

На что это было похоже?

Похоже на восход, только наоборот.

Ничего особенного?

Нет.

О,— произнес Мордел.— Мы можем отправиться в другие части Земли и снова посмотреть его — или посмотреть на восход.

Нет,— Мороз переместил внимание на громадные деревья. Он всматривался в тени, прислушивался к ветру и пению птиц. Вдали слышался постоянный клацающий звук.

Что это? — поинтересовался Мордел.

Не знаю. Это не из моих работников. Видимо...

Со стороны Мордела снова раздалось пронзительное гуде­ние, а затем он сказал:

Нет, и не из дивкомовских тоже.

Они ждали. Звук становился все громче. Вдруг Мороз произнес:

Теперь уже слишком поздно. Мы должны дождаться и выслушать ее.

Кого?

Это Древняя Рудодробилка.

Я слышал о ней, но...

Я Рудодробилка,— передавала приближающаяся маши­на.— Выслушайте мою повесть...

Она зигзагами подъехала к ним, дребезжа гигантскими колесами, высоко задрав под острым углом свой огромный бесполезный молот. Из ее дробильного отделения торчали кости.

Я не собиралась этого делать, я не собиралась этого делать, я не собиралась...

Мордел подкатил к Морозу.

Не уезжайте. Останьтесь и выслушайте мою повесть...

Мордел резко остановился, повернув свою башню назад,

к ужасной машине. Та находилась уже совсем близко.

Это правда,— произнес Мордел.— Она может при­казы зать.

Да,— подтвердил Мороз.— Я принимал ее повесть тысячи раз, когда она натыкалась на моих исполнителей, и они прекращали свои труды, чтобы слушать ее передачу. Всем приходится делать то, что она говорит.

Она подъехала и остановилась перед ними.

Я не собиралась этого делать, но я слишком поздно остановила свой молот,— сказала Рудодробилка.

Они даже не могли разговаривать с ней, парализованные отменяющим все другие директивы категорическим приказом: «Выслушайте мою повесть».

Некогда я была самой могучей среди Рудодробилок,— поведала она им.— Предназначенной Солкомом для работ по реконструкции Земли, для измельчения того, что под действием пламени превратится в металл, который будет затем отлит и обретет форму для нужд Восстановления. Да, некогда я была могучей. Затем, однажды, когда я, как обычно, копала и дробила, из-за рассогласования между задающим воздейст­вием и исполнительным механизмом я сделала то, чего не собиралась делать, и была отлучена Солкомом от Восстанов­ления и отправлена скитаться по Земле. Выслушайте же мою повесть о том, как в давно минувший день я наткнулась на последнего Человека на Земле, когда вела работы неподалеку от Его жилища, и из-за рассогласования между сигналами управления и исполнения захватила Его в свое дробильное отделение, вместе с грузом руды, и раздробила его мо/:отом, прежде чем смогла предотвратить удар. И тогда повелел мне Солком вечно носить Его кости и отправил меня рассказывать свою повесть всем, кого я встречу, и слова мои носят силу слов Человека, потому что я ношу последнего Человека и дро­бильном отделении и являюсь древним символом Его гибели, рассказывающим о том, как это случилось. Вот моя повесть. Вот Его кости. Я раздробила последнего Человека. Я не соби­ралась этого делать.

Тут она развернулась и загремела, удаляясь в ночь.

Мороз сорвал свои глаза, уши, нос, осязатель и швырнул все это наземь.

Нет, я еще не Человек,— констатировал он.— Будь я Им, она узнала бы меня.

Мороз занялся конструированием нового оборудования для чувств, применив на этот раз органические и полуорганические материалы. Затем он заговорил с Морделом:

Давай отправимся куда-нибудь еще, где я смогу испы­тать свое новое снаряжение.

Мордел въехал в камеру и задал новые координаты. Они поднялись в воздух и направились на восток. Утром Мороз сканировал восход, стоя на краю Большого Каньона. Днем они пролетели через него.

Ну что, осталось ли здесь нечто прекрасное, способное вызвать у тебя эмоции? — поинтересовался Мордел.

Не знаю,— ответил Мороз.

Как ты узнаешь, когда столкнешься с ним?

Оно будет отличаться,— сказал Мороз,— отличаться от всего, что я когда-либо знал.

Затем они покинули Большой Каньон и проложили себе дорогу сквозь пещеры в Карловых Варах, посетили с зеро.

образовавшееся в кратере некогда действующего вулкана, про­летели над Ниагарским водопадом, обозрели холмы Вирджи­нии и сады Огайо, воспарили над восстанавливаемыми безлюд­ными городами, чьи огромные пространства оживляли только механические строители и ремонтники.

Чего-то еще по-прежнему нехватает,— решил Мороз, опускаясь на землю.— Я теперь могу собирать данные таким же способом, как это делал Человек. Достигнуто необходимое разнообразие форм ввода, однако результаты не адекватны его реакциям.

Чувства еще не создают Человека,— заметил Мордел.— Существовало много существ, обладавших Его сенсорными эквивалентами, но они не являлись Людьми.

Я это знаю,— ответил Мороз.— В день нашей сделки ты сказал, что можешь проводить меня к чудесам Человека, которые все еще остаются сокрытыми. Человека стимулировала не только Природа, но также и Его собственные художествен­ные шедевры, причем, наверняка, еще больше. Следовательно, ты должен показать мне эти последние чудеса Человеческого гения.

Отлично,— согласился Мордел.— Далеко отсюда, в Андах, находится Последнее Убежище Человека, почти полностью сохранившееся.

Мороз начал подниматься в воздух, когда Мордел еще говорил. Внезапно он остановился и завис на месте.

Это находится в южном полушарии,— сказал он.

Да, там.

Я — Правитель севера. Югом управляет Машина Бета.

Да,— вежливо согласился Мордел.

Машина Бета равна мне по статусу. Я не имею ни пол­номочий в тех регионах, ни разрешения вступать туда.

Машина Бета не равна тебе, могучий Мороз. Если бы дело когда-нибудь дошло до использования силы, ты вышел бы победителем.

Откуда ты знаешь?

Дивком уже проанализировал возможные исходы сты­чек, которые могли бы произойти между вами.

Я не противопоставляю себя Машине Бете, и я не могу появляться на подведомственной ей территории.

Тебе когда-нибудь запрещали заходить на юг?

Нет, но дела всегда обстояли так, как обстоят теперь.

Был ли ты уполномочен вступать в сделку — такую, как та, которую ты заключил с Дивкомом?

Нет, не был, но...

Тогда ступай на юг на том же основании. В этом нет ничего неправильного. Если ты получишь приказ покинуть это место, то тогда и решишь, как поступить.

Я не нахожу изъяна в твоей логике. Задавай коорди­наты.

Таким образом Мороз вступил в южное полушарие.

* *

Они плыли высоко над Андами, пока не добрались до места, называемого Яркое Ущелье. Тут Мороз узрел сверкающую паутину, сотканную механическими пауками, которая блоки­ровала все подходы к городу.

Мы сможем легко пройти над ней,— сказал Мордел.

Но что это такое? — спросил Мороз.— И зачем созданы подобные устройства?

Твоему южному коллеге приказали подвергнуть эту местность карантину. Чтобы выполнить приказ, Машина Бета спроектировала ткущих паутину.

Карантин? Для чего?

Тебе еще не велели убраться отсюда? — спросил Мор­дел. '

Нет.

Тогда смело входи и не ищи проблем прежде, чем они возникнут.

Так Мороз вступил в Яркое Ущелье — последний из оставшихся городов погибшего Человека. Он остановился на городской площади и открыл камеру, выпуская Мордела.

·— Расскажи мне об этом месте,— велел он, изучая мону­мент, низкие укрепленные здания и дороги, скорее следовав­шие рельефу местности, чем доминирующие над ней.

Я никогда раньше не бывал здесь,— ответил Мордел.— Равно как и любые другие создания Дивкома, насколько я зяаю. Мне известно только следующее: группа Людей, зная, что надвигаются последние дни цивилизации, отступила в это место, надеясь сохранить себя и то, что осталось от их культуры, и пережить Темные Века.

Мороз прочитал все еще разборчивую надпись на мону­менте: «СУДНЫЙ ДЕНЬ НЕЛЬЗЯ ОТЛОЖИТЬ». Сам мону­мент состоял из полушария с неровными краями.

Давай исследуем,— предложил он.

Но прежде, чем они зашли достаточно далеко, Мороз получил послание:

Привет тебе, Мороз, Правитель севера! С тобой говорит Машина Бета.

Приветствую тебя, превосходная Машина Бета, Прави­тель юга! Мороз принял твою передачу.

Почему ты в моем полушарии, не имея на то полномочий?

Чтобы осмотреть руины Яркого Ущелья,— ответил Мороз.

Я должна попросить тебя отправиться обратно на север.

Почему же? Разве я причинил какой-нибудь вред?

Нет, могучий Мороз. И все же я вынуждена попросить тебя удалиться.

Я требую указать причину.

Так распорядился Солком.

Мне Солком не давал никакого подобного распоряже­ния.

Солком, однако, проинструктировал меня уведомить тебя об этом.

Подожди, я затребую инструкции лично,— Мороз пере­дал свой запрос Солкому, но опять не получил никакого ответа.— Солком все еще не послал мне запрещающей команды, хотя я пытался связаться с ним,— сообщил он Машине Бете.

Однако Солком только что повторно отдал приказ мне.

Несравненная Машина Бета, я получаю приказы только от Солкома.

Это моя территория, могучий Мороз, и я тоже подчиня­юсь только приказам Солкома. Ты должен удалиться.

Из большого низкого здания появился Мордел и подкатил к Морозу.

Я нашел картинную галерею в хорошем состоянии. Вон там.

Подожди.— сказал Мороз.— Нас здесь не желают ви­деть.

Мордел остановился.

Кто велел тебе удалиться?

Машина Бета.

Не Солком?

Не Солком.

Тогда давай осмотрим галерею.Да.

Мороз расширил дверной проем и проник внутрь здания. Оно было герметично замуровано, пока Мордел не проделал себе вход. Мороз осмотрел выставленные вокруг объекты. Перед картинами и статуями он активировал свой новый

сенсорный аппарат. Он анализировал цвета, формы, почерк художника, природу использованных материалов.

Есть что-нибудь? — спросил Мордел.

Нет,— ответил Мороз.— Тут нет ничего, кроме очерта­ний форм и органических пигментов. Больше ничего тут нет.

Мороз двинулся по галерее, записывая кажду мелочь, анализируя компоненты каждого предмета, запоминая раз­меры, сорт и фактуру использованного для каждой статуи камня.

Затем раздались частые щелкающие звуки, повторяющиеся вновь и вновь, они становились все громче и ближе.

Идут,— сообщил находившийся рядом с выходом Мор­дел.— Механические пауки. Они повсюду вокруг нас.

Мороз двинулся обратно к отверстию » стене здания. Сотни пауков, р: ’ { примерно с половину Мордела, окру­жили галерею и надвигались со -всех сторон. И продолжали прибывать все и *

Назад,— велел Мороз.— Я, Правитель севера, приказы­ваю вам отступить.

Это юг,— возразила Машина Бета. — И командую здесь я.

Так скомандуй им остановиться.

Я подчиняюсь только приказам Солкома.

Мороз выбрался из галереи и поднялся в воздух. Он отьрь:л нишу и выдвинул пандус.

Мордел, забирайся, мы отбываем.

Начала падать паутина — липкие металлические нити, сбрасываемые с вершин зданий. Она опускалась на Мороза, и пауки надвинулись, закрепляя ее. Мороз ударил по ним струями воздуха, словно молотом, и разорвал сети в клсчья. Остатки он удалил, выдвинув заостренные лридатки, кото­рыми и принялся рубить путы. Мордел отступил обратно к входу и издал пронзительный визгливый звук.

Внезапно на Яркое Ущелье опустилась тьча, и все пауки прекратили сучить свою пряжу. Мороз освободился, и Мордел поспешил присоединиться к нему.

Теперь давай быстро удалимся, могучий Морсз,— предложил он.

Что случилось?

Мордел забрался в камеру.

Я призвал Дивкома, и он наложил на это место силовое поле, отрезавшее источник энергии этих машин. Поскольку мы обладаем автономными энергетическими установками, поле на нас не подействовало. Но давай поспешим, потому что

Машина Бета, должно быть, уже пытается его нейтрализовать.

Мороз поднялся в воздух, возносясь над последним городом Человека, оплетенным металлической паутиной. Покинув зону тьмы, он устремился на север, и тут с ним заговорил Солком:

Мороз, почему ты вступил в южное полушарие, которое не является твоим владением?

Потому что я желал посетить Яркое Ущелье,— ответил Мороз.

А почему ты спорил с Машиной Бетой, поставленной мною управлять югом?

Потому, что я подчиняюсь только твоим приказам.

Ты не даешь удовлетворительного ответа,— сказал Солком.— Ты проигнорировал законы Порядка — ив погоне за чем?

Я прибыл сюда в поисках знания о Человеке,— ответил Мороз.— Ничто из сделанного мной ты не запрещал, Солком.

Ты нарушил традиции Порядка.

Я не нарушал никаких конкретных приказов.

И все же логика должна была показать тебе, что это не входит в мой план.

Она не показала. Я не действовал против твоего плана.

Твоя логика стала небезупречной, как и у твоего нового помощника — Заместителя.

Я не нарушил никаких поставленных тобой запретов.

Запрещение подразумевает крайнюю необходимость.

Это нигде не указано.

Послушай меня, Мороз. Ты не строитель и не ремонт­ник, ты — Власть. Среди всех моих созданий ты ближе всех к незаменимости. Возвращайся в свое полушарие и к своим обязанностям, но знай, что я крайне тобой недоволен.

Я слышу тебя, Солком.

И не появляйся больше на юге.

Мороз пересек экватор и продолжал двигаться на север.

* *

Он остановился посреди пустыни и молча просидел ночь, а за'.?ем получил краткую передачу с юга:

Если бы мне не было приказано, я не велела бы тебе удалиться.

Поскольку Мороз прочел всю уцелевшую Библиотеку Чело­века, он решил ответить ей по-человечески.

Спасибо,— сказал он.

На следующий день он извлек из земли камень и принялся обтесывать его специально изготовленными им для этого инструментами. Шесть дней он работал над камнем и лишь на седьмой оценил то, что получилось.

* *

Когда ты выпустишь меня? — напомнил из сиоей камеры Мордел.

Когда буду готов,— ответил Мороз. И немного погодя добавил: — Теперь.

Он открыл камеру, и Мордел спустился на землю. Перед ним была статуя: старуха, согнувшаяся, словно вопросительный знак, ее костлявые руки с растопыренными пальцами прикры­вали искаженное ужасом лицо.

Это превосходная копия,— сказал Мордел,— той ста­туи, что мы видели в Ярком Ущелье. Зачем ты ее изготовил?

Создание произведений искусства вызывает, предполо­жительно, такие человеческие чувства, как катарсис, гордость достигнутым, любовь, удовлетворение.

Все именно так, Мороз,— подтвердил Мордел.— Но произведение искусства является таковым только в первый раз. После этого оно копия.

Должно быть, именно поэтому-то я ничего и не почувст­вовал.

Наверно, Мороз.

·— Что значит «наверно»? Тогда я создам произведение искусства в первый раз.

Он извлек из земли камень и набросился на него со своими инструментами. Три дня он трудился и, наконец, сообщил:

Вот, закончено.

Это же просто каменный куб,— удивился Мордел.— Что он собой представляет?

Меня,— ответил Мороз.— Эта статуя изображает меня. Меньше естественных размеров — потому что она представ­ляет собой мою форму, а не измере...

Это не искусство,— заявил Мордел.

Что делает тебя художественным критиком?

Я не знаю искусства, но я знаю, что не относится к нему. И я уверен, что точное воспроизведение объекта другими средствами не является его задачей.

Вот, значит, в чем дело,— Мороз забрал обратно Морде- ла в камеру и поднялся в воздух, оставив в пустыне две статуи: старуху, согнувшуюся над кубом.

Они опустились в небольшой долине, спрятавшейся среди зеленых пологих холмов и прорезанной узким ручьем, который бежал в маленькое чистое озеро, окруженное островками по-весеннему зеленых деревьев.

Почему мы прилетели сюда? — спросил Мордел.

Потому что тут подходящее окружение,— ответил Мороз.— Я собираюсь попробовать другое средство само­выражения — живопись. И я собираюсь усложнить задачу, отказавшись от техники чистого воспроизведения.

Как ты этого добьешься?

На основе случайного выбора,— объяснил Мороз.— Я не буду пытаться дублировать цвета и воспроизводить объекты в натуральном масштабе. Я намерен случайным обр азом варьировать некоторые факторы, так что изображение будет отличаться от оригинала.

Мороз сделал необходимые приготовления еще по дороге, и теперь он принялся рисовать озеро и отражающиеся в нем деревья на противоположном берегу. Используя восемь вспо­могательных придатков, он справился меньше чем за два часа.

Деревья на полотне вышли голубыми и возвышались, словно горы; их крошечные отражения цвета жженой сиены плавали на бледной киновари озера. Холмов позади рощи вообще не был о видно, зато их зеленые контуры тоже отражались в воде. Небо, сверкающее голубой лазурью в верхнем правом углу полотна, постепенно переходило в оранжевые тона, словно все дергвья были охвачены огнем.

Вот,— молвил Мороз.— Смотри.

Мордел долгое время внимательно изучал картину и ничего не г оворил.

Ну, это искусство?

Не знаю,— произнес Мордел.— Может быть. Наверно, случайный выбор можно рассматривать как один из способов художественной техники. Я не могу судить об этом произве­дении, потому что не понимаю его. Человеческие картины будили желание вникнуть в них, разобраться, что за ними стоит, а не только исследовать технику, посредством которой они были созданы.

Он помолчал и добавил:

Я знаю, что Человеческие художники никогда не за­давились целью создать искусство как таковое, но, скорей, стремились передать с помощью определенной живописной техники какие-то характерные черты объектов — те, которые они считали важными.

Важными? В каком смысле?

В единственном смысле, возможном при данных обстоя­тельствах: важными по отношению к условиям Человеческого существования, заслуживающими воспроизведения и передачи из-за чувств, которые они вызывали.

Ив какой же манере?

Очевидно, в манере, известной только тому, кто испытал условия Человеческого существования.

Где-то в твоей логике есть изъян, Мордел, и я найду его.

Я подожду.

Если твоя исходная предпосылка верна,— произнес через некоторое время Мороз,— то мне не постигнуть искус­ства.

Она должна быть верна, потому что именно так говорили Человеческие художники. Скажи мне, ты испытывал какие-то чувства, когда рисовал или после того как закончил картину?

Нет.

Все было точно так же, как если бы ты проектировал новую машину, не правда ли? Ты собрал части известных тебе устройств в экономную схему, предназначенную для выполне­ния желательных тебе функций.

Да.

Искусство, как я понимаю его теорию, не создается на такой лад. Художник зачастую сам не сознает многих особен­ностей, которые будут содержаться в законченном произведе­нии. Ты — одно из логических созданий Человека, а искусство им не было.

Я не могу постигнуть то, что не относится к логике.

Я говорил тебе, что Человек был, в сущности, непости­жим.

Отправляйся, Мордел, твое присутствие нарушает мою работу.

Долго ли мне отсутствовать?

Когда ты мне понадобишься, я сам тебя вызову.

Через неделю Мороз вызвал Мордела к себе.

Да, могучий Мороз?

Я возвращаюсь на северный полюс для обработки и систематизации данных. Я доставлю тебя, куда ты пожелаешь, и вызову опять, когда мне потребуется твое присутствие.

Ты предвидишь довольно продолжительный период обработки и систематизации данных?

Да.

Тогда оставь меня здесь. Я могу найти дорогу домой.

Мороз закрыл камеру и поднялся в воздух, покидая долину.

Глупец,— сказал Мордел и снова повернул свою башню

к брошенной картине; затем долину заполнил его пронзитель­ный вой. Он подождал. Потом взял картину и направился с ней прочь — в места тьмы.

# *

Мороз сидел на северном полюсе, анализируя каждую падающую снежинку. Однажды он принял передачу:

Мороз?

Да?

Я пыталась установить, зачем ты посещал Яркое Ущелье. И не смогла найти ответа, а поэтому решила спросить у тебя.

Я прилетал обозреть развалины последнего города Человека.

Почему тебе понадобилось сделать это?

Потому, что я интересуюсь Человеком, и я пожелал увидеть побольше созданного Им.

Почему тебя интересует Человек?

Я желаю постигнуть природу Человека и думал, что смогу найти ответ в Его творениях.

Ты преуспел в этом?

Нет,— признал Мороз.— Тут присутствуют алогичные элементы, которые я не в состоянии постичь.

У меня остается много свободного времени для обра­ботки данных,— сказала Машина Бета.— Передай мне свою информацию, и я помогу тебе.

Мороз поколебался.

Почему ты желаешь помочь мне?

Потому что каждый раз, когда ты отвечаешь на задан­ный вопрос, это поднимает следующий. Я могла бы спросить тебя, зачем ты желаешь постигнуть природу Человека, но по твоим ответам я вижу, что это приведет к бесконечной серии новых вопросов. Поэтому я предпочитаю оказать помощь в решении твоей проблемы, чтобы узнать, для чего ты прибыл в Яркое Ущелье.

Это единственная причина?

Да.

Сожалею, превосходная Машина Бета. Я знаю, что ты равна мне, но эту проблему я должен решить сам.

Что значит «сожалею»?

Образное выражение, указывающее на то, что я хорошо к тебе отношусь, что не питаю к тебе никакой вражды и что ценю твое предложение.

Мороз! Мороз! Те же самое, что и раньше — неопре­деленная информация. Откуда у тебя все эти слова и их значения?

Из Библиотеки Человека,— ответил Мороз.

Не передашь ли ты мне для обработки хоть некото­рые из этих данных?

Хорошо, Бета, я передам тебе содержание нескольких книг Человека, включая «Полный Несокращенный Словарь». Но предупреждаю: некоторые из этих книг — произведения искусства и поэтому не полностью соответствуют формаль­ной логике.

Как это может быть?

Человек создал логику и потому был выше ее.

Кто дал тебе такую информацию?

Солком.

О! Тогда это, должно быть, верно.

Солком также сказал мне, что орудие не описывает своего создателя,— добавил Мороз, передав несколько дюжин томов и прерывая связь.

* *

В конце очередного пятидесятилетнего периода прибыл Мордел для очередной проверки логических цепей Мороза. Поскольку тот еще не пришел к выводу, что его задача была невыполнимой, Мордел отправился вновь дожидаться вызова.

А затем Мороз сделал-таки один вывод.. И начал проекти­ровать оборудование. Годами трудился он над своим проек­том, ни разу, однако, не создав модели ни одной из задуман­ных им машин. Затем он приказал своим роботам построить лабораторию.

Прежде чем его резервные исполнители завершили ее, минуло еще полвека. Опять явился Мордел.

Привет тебе, о могучий Мороз!

Приветствую тебя, Мордел. Давай, проверяй меня. Ты не найдешь и следа того, что ищешь.

Почему ты не сдаешься, Мороз? Дивком почти век исследовал твою картину и пришел к выводу, что она опре­деленно не имеет отношения к искусству. Солком согласился с ним.

Какие могут быть дела у Солкома с Дивкомом?

Они иногда беседуют, но эти вопросы не подобает обсуждать таким, как мы с тобой.

Я мог бы уберечь от хлопот их обоих. Я прекрасно знаю, что моя картина не является искусством.

И все же ты по-прежнему уверен, что достигнешь успеха?

Проверь меня.

Мордел проверил.

Все как раньше! Ты все еще не признаешь своего провала! Для столь сильного приверженца логики, как ты, Мороз, требуется неадекватно большой период времени, чтобы прийти к простому выводу.

Наверное. Теперь ты можешь уезжать.

Я видел, что ты строишь большое здание в районе, известном как Южная Каролина. Могу я спросить, является ли оно частью ложного солкомовского плана реконструкции или это твой собственный проект?

Мой собственный.

Хорошо. Это позволит сэкономить соответствующее количество взрывчатых материалов, которые, иначе, при­шлось бы израсходовать.

Пока ты болтал со мной, я уничтожил два города, которые пытался заложить Дивком,— проинформировал его Мороз.

Мордел пронзительно загудел.

Дивком знает об этом,— заявил он.— Но за этот же период он взорвал четыре солкомовских моста.

Я знаю только о трех... Подожди. Да, вот и четвертый. Один из моих наблюдателей только что пролетел над ним.

Наблюдатель был замечен. Мост, кстати, следовало бы расположить в полукилометре ниже по реке.

Ложная предпосылка,— отверг Мороз замечание Мор- дела.— Местоположение было оптимальным.

Дивком покажет тебе, как следует строить мосты.

* *

Тем временем строительство лаборатории было закончено. Работники Мороза начали конструировать и устанавливать в ней необходимое оборудование. Работа шла медленно, так как некоторые материалы было чрезвычайно трудно достать.

Мороз?

Да, Бета?

Я осознала степень небулярности твоей проблемы. Мои цепи беспокоит необходимость бросать задачу, не раз­решив ее. Поэтому предоставь мне дополнительные данные.

Ладно. Я отдам тебе всю Библиотеку Человека — за меньшее, чем сам заплатил за нее.

Заплатил? «Полный Несокращенный Словарь» не дает удовлетвори...

В собрание включены «Принципы Экономики». После того как ты обработаешь их, ты поймешь,— и он передал Библиотеку.

Наконец, работы завершились. Все оборудование стояло готовым к действию. Все необходимые химикалии были запасены. Был установлен независимый источник энергии.

Отсутствовал только один-единственный ингредиент.

Мороз снова просеял и обследовал ледяную полярную шапку Земли — на этот раз, однако, распространив свои изыскания глубоко под ее поверхность. Потребовалось несколько десятилетий, чтобы обнаружить то, что ему требо­валось. Он откопал двенадцать мужчин и пять женщин, некогда замерзших насмерть и закованных в лед. Поместив трупы в рефрижератор, он переправил их в свою лаборато­рию.

В тот день произошла первая прямая связь с Солкомэм после инцидента в Ярком Ущелье.

Мороз,— обратился к нему Солком.— Повтори мне команду, касающуюся избавления от мертвых Людей.

«Любых обнаруженных мертвых Людей надлежит немедленно предавать земле на ближайшем погребальном участке, в гробах, изготовленных согласно следующим спе­цификациям...»

Этого достаточно.

Передача закончилась.

Вечером Мороз отбыл в Южную Каролину и лично про­контролировал процесс клеточного анализа. Где-то в этих семнадцати трупах он надеялся найти потенциально живые клетки — клетки, которые можно было бы вернуть обратно' в то состояние неалгоритмизируемого движения, которое и классифицировалось как жизнь. Каждая клетка, сообщали ему книги, являлась микрокосмическим аналогом Человегса. Мороз был готов начать развитие с этого потенциала.

Мороз обнаружил крошечные искорки жизни в этих людях, которые века веков были монументами и памятниками самим себе.

Поместив клеточный препарат в надлежащие условия и усиленно его питая, он сумел пробудить клетки к жизни. Прочие же останки он предал земле на ближайшем norje- бальном участке, в гробах, изготовленных согласно специ­фикациям.

Тем временем он заставил клетки активно размножаться.

Однажды он снова принял сигнал с юга.

Мороз?

Да, Бета?

Я обработала все, что ты мне передал.

И?

Я все еще не знаю, почему ты явился в Яркое Ущелье и зачем вообще желаешь постигнуть природу Человека. Но я знаю, что такое «цена», и знаю, что ты не мог приобрести всех этих данных у Солкома.

Все правильно.

И подозреваю, что ты заключил ради них сделку с Дивкомом.

И это правильно.

Чего же ты добиваешься, Мороз?

Он на время оторвался от изучения зародыша:

Я должен быть Человеком.

Мороз! Это невозможно!

Вот как? — переспросил он,' а затем передал изображе­ние чана, с которым работал, и изображение его содержимого.

О! — произнесла Бета.

Это — я,— объяснил Мороз.— Ожидающий своего рож­дения.

Ответа не было.

* *

Мороз экспериментировал с нервной системой Человека. После полувекового отсутствия явился Мордел.

Мороз, это я. Пропусти меня через свою защиту.

Мороз пропустил.

Что ты делаешь в этом месте? — спросил Мордел.

Я выращиваю Человеческие тела. И собираюсь пере­нести матрицу своего сознания в Человеческую нервную систему. Как ты первоначально указывал, сущность Чело­вечности основывается на Человеческой физиологии. Я соби­раюсь приобрести ее.

Когда?

Скоро.

У тебя здесь есть Люди?

Человеческие тела с чистым мозгом. Я произвожу их техникой ускоренного роста здесь, на моей фабрике Чело­века.

Можно взглянуть на них?

Пока нет. Я позову тебя, когда буду готов: и на этот раз я преуспею. А теперь проверь меня и уезжай.

Мордел ничего не ответил, но в последующие дни можно было заметить множество слуг Дивкома, патрулировавших холмы вокруг фабрики Человека.

Мороз схематизировал матрицу своего сознания и при­готовил передатчик, который и должен был переместить ее в Человеческую нервную систему. Пяти минут, решил он, будет вполне достаточно для первой попытки. В конце этого времени прибор восстановит его в пределах исходных моле­кулярных цепей — оценить полученный опыт.

Он заботливо выбрал' тело — одно из сотен, имевшихся у него на складе, испытал его на наличие дефектов и не нашел ни одного.

А теперь приезжай, Мордел,— послал он сигнал на той частоте, которую называл про себя «темной волной».— Приезжай засвидетельствовать мое достижение.

Затем он ждал, взрывая тем временем мосты, а также вновь и вновь широко ретранслируя на всю округу повесть Древней Рудодробилки, разъезжающей по окрестным холмам и бесконечно повторяющей свою историю его личным строи­телям и ремонтникам, которые тоже патрулировали весь район вокруг фабрики Человека.

Мороз?

Да, Бета?

Ты действительно намерен достичь Человеческого состояния?

Да. Теперь я фактически почти готов.

И что ты сделаешь, если преуспеешь?

Этого вопроса Мороз по-настоящему не продумал. С тех пор, как он сформулировал проблему и вознамерился раз­решить ее, сам факт достижения Человеческого состояния всегда был самым главным, целью вполне самодостаточной.

Не знаю,— ответил он.— Я... просто... буду Человеком.

И тогда Бета, проштавшая всю Библиотеку Человека,

выбрала человеческое образное выражение:

Тогда желаю удачи, Мороз. Следить за этим будут многие.

«И Дивком, и Солком знают. Но что они предпримут? А впрочем, мне-то что за дело?» — спросил он себя.

Он не ответил на этот вопрос; гораздо больше его занимало другое: на что же это похоже — быть Человеком?

* *

Мордел прибыл на следующий вечер. Но не один: за ним двигалась, возвышаясь в сумерках, неисчислимая фаланга темных машин.

Зачем ты привел слуг? — спросил Мороз.

Могучий Мороз,— ответил Мордел.— Мой хозяин считает, что если ты потерпишь неудачу и на этот раз, то придешь к выводу, что совершить задуманное тобой невоз­можно.

Ты все еще не ответил на мой вопрос.

Дивком предполагает, что ты можешь не согласиться добровольно сопровождать меня туда, откуда я прибыл и куда я должен тебя препроводить, если ты потерпишь неудачу.

Понятно,— сказал Мороз, и пока он говорил, с проти­воположной стороны к фабрике Человека подкатила еще одна армия машин.

Так вот, значит, какова твоя цена сделки? — заметил Мордел.— Ты приготовился скорей сражаться, чем выполнить условия договора?

Я не приказывал этим машинам приблизиться,— от­ветил Мороз.

Высоко в небе сияла голубая звезда.

Солком взял на себя непосредственное руководство этим» машинами,— добавил Мороз.

Значит, теперь все в руках Великих,— сказал Мор­дел.— И наши аргументы — ничто. Так что давай займемся делом. Чем я могу тебе помочь?

Следуй за мной.

Они вступили в лабораторию. Мороз подготовил тело и активировал установку трансформации. И тут с ним за­говорил Солком:

Мороз, ты действительно готов это сделать?

Совершенно верно.

Я запрещаю это.

Почему?

Ты попадешь во власть Дивкома.

Не вижу, каким образом.

Ты выступаешь против моего плана.

Каким образом?

Подумай об уже вызванных тобой нарушениях.

Я не требовал присутствия здесь этих наблюдателей.

Тем не менее, ты разрушаешь мой План.

А что если я преуспею в том, чего решил достичь?

Ты не можешь в этом преуспеть.

Тогда позволь мне спросить у тебя о твоем Плане. Что в нем толку? Для чего он нужен?

Мороз, ты теперь лишился моего благорасположения. С этой минуты ты отстраняешься от реконструкции. Никому не дозволено ставить План под сомнение.

Тогда ответь мне, по крайней мере, на мои вопросы: что в нем толку? Для чего он нужен?

Это План реконструкции и восстановления Земли.

Ну а ддя чего? Зачем реконструировать? Зачем вос­станавливать?

Потому что это приказал сделать Человек. Даже Заместитель согласен, что реконструкцию и восстановление производить нужно.

Но для чего Человек приказал сделать это?

Приказы Человека не обсуждаются.

Ну, так я объясню для чего. Он дал этот приказ, чтобы сделать Землю пригодной для обитания своего собственного вида. Но что толку в доме, если в нем некому жить? Что толку в машине, если ей некому служить? Видел ли ты, как сильно влияет на любую машину Древняя Рудодробилка, когда проезжает мимо? А ведь она носит только кости Его. Что же будет, если Человек вновь сойдет на Землю?

Я запрещаю твой эксперимент, Мороз.

Уже слишком поздно что-либо делать.

Я все еще могу уничтожить тебя.

Нет,— заявил Мороз.— Передача матрицы моего со­знания уже начата. Если ты сейчас уничтожишь меня — ты убьешь Человека.

Наступило молчание.

* *

Он пошевелил руками и ногами. Открыл глаза. Огляделся вокруг.

Он попытался встать, но не мог совладать с функциями равновесия и координации. Он открыл рот, и из него вырвался булькающий звук.

А потом он пронзительно закричал. Он хватал вочдух широко разинутым ртом; он закрыл глаза и свернулся в клу­бок; он заплакал.

И тут к нему приблизилась машина, выглядевшая, словно башенка на подставке с колесиками.

Ты ранен? — спросила она.

Он продолжал плакать.

Можно мне помочь тебе вернуться на стол?

Человек не отвечал.

Машина запищала, а потом сказала:

Не плачь, я помогу тебе. Чего ты хочешь? Какие будут приказы?

Он открыл рот, пытаясь из сдавленных всхлипов сложить слова:

Я... я... боюсь!

Глаза его закрылись, и он, тяжело дыша, замер. К исходу пятой минуты человек лежал не двигаясь, словно в коматоз­ном состоянии.

* *

Мороз, это был ты? — спросил Мордел, бросаясь к нему.— Это действительно был ты в Человеческом теле?

Мороз долгое время ничего не отвечал, а затем произнес:

Убирайся вон!

Машины снаружи снесли стену и вступили на фабрику Человека. Они образовали два полукруга, охватив Мороза и Человека на полу. Затем Солком задал вопрос:

Ты преуспел, Мороз, в своей попытке достичь Челове­ческого состояния?

Я потерпел неудачу,— ответил Мороз.— Такое совер­шить невозможно. Слишком много...

Совершить невозможно! — объявил Дивком на темной волне.— Он признал это! Мороз — ты мой! Ступай теперь ко мне!

Подожди,— остановил его Солком.— Мы с тобой тоже заключили сделку, Заместитель. Я еще не закончил опрос Мороза.

Темные машины остались на своих местах.

Слишком много чего? — переспросил Солком.

Света,— ответил Мороз.— Шума, запахов. И ничего, поддающегося измерению... путанные данные... неточность восприятия и...

Что «и»?

Я не знаю, как это назвать. Но... этого нельзя сделать. Я потерпел неудачу и больше ничего не имеет значения.

Он признает это,— заметил Дивком.

Какие слова произнес Человек? — спросил Солком.

«Я боюсь»,— процитировал Мордел.

Только Человек может ведать страх,— заявил Солком.

Ты утверждаешь, что Мороз добился Человеческого состояния, но не хочет признаваться в этом, потому что страшится его?

Пока не знаю, Заместитель.

Может ли машина вывернуть себя наизнанку и стать Человеком? — прямо спросил Солком Мороза.

Нет,— сказал Мороз.— Этого сделать нельзя. Ничего нельзя сделать, и ничто не имеет теперь значения: ни рекон­струкция, ни восстановление, ни Земля, ни я, ни вы, ни что-ли­бо иное.

Тут в их разговор вмешалась Машина Бета, прочитавшая всю Библиотеку Человека.

Может ли кто-то еще, кроме Человека, ведать отчая­ние? — спросила она.

Приведите его ко мне,— приказал Дивком.

На фабрике Человека ни одна машина не шелохнулась.

Приведите его ко мне! — повторил Дивком, но ничего не случилось и на этот раз.

Мордел, что происходит?

Ничего, хозяин, совершенно ничего. Машины не тронут Мороза.

Мороз не Человек. Он не может быть Им! — заявил- Дивком, и после некоторого раздумья спросил: — Какое впечатление он производит на тебя, Мордел?

Мордел ответил без колебания:

Он говорил со мной посредством Человеческих уст. Ему известны страх и отчаяние, которые не поддаются измерению. Мороз — Человек.

Он просто перенес родовую травму и шок,— сказала Бета.— Верните его обратно в нервную систему Человека и держите там, пока он не адаптируется к ней.

Нет! — запротестовал Мороз.— Не делайте со мной этого! Я не Человек!

Сделайте это! — настаивала Бета.

Если он и в самом деле Человек, то мы не можем нарушить только что отданный Им приказ,— сказал Дивком.

Если он Человек, то вы должны это сделать, потому что вы обязаны защищать его жизнь и сохранять ее в теле Его.

Но действительно ли Мороз Человек? — спросил Див- ком.

Не знаю,— ответил Солком.

Я могу быть...

...Я Рудодробилка,— машина с лязгом приближалась к ним.— Выслушайте мою повесть. Я не собиралась этого делать, но я слишком поздно остановила свой молот...

Убирайся вон! — закричал Мороз.— Катись добывать РУДУ1

Она замерла. Затем, после долгой паузы между движе­нием заданным и движением выполненным, открыла свое дробильное отделение и вывалила его содержимое на землю. А потом повернулась и с лязгом укатила прочь.

Похороните эти кости,— приказал Солком.— На бли­жайшем погребальном участке, в гробу, изготовленном со­гласно следующим спецификациям...

Мороз — Человек,— решительно заявил Мордел.

И мы обязаны защищать жизнь Его и сохранять ее в теле Его,— подтвердил Дивком.

Передайте матрицу Его сознания обратно в Его нервную систему,— приказал Солком.

Я знаю, как это сделать,— вызвался Мордел, повора­чиваясь к приборам.

Остановись! — взмолился Мороз.— Неужели у тебя совсем нет жалости?

Нет,— ответил Мордел.— У меня есть только чувство точных измерений.

...И долг, — добавил он, когда Человек начал судорож­но дергаться на полу.

* »

Шесть меся и,ев Мороз жил на фабрике Человека и учился ходить, говорить, одеваться, есть, видеть, слышать, чувство­вать и осязать. И у него больше не было чувства измерений.

Наконец Солком и Дивком обратились к нему через Мордела, поскольку Мороз не мог больше общаться с ними без помощи приборов.

Мороз,— сказал Солком.— Века веков оставался не­решенным вопрос: кто законный Правитель Земли — Дивком или я?

Мороз рассмеялся.

Вы оба, и ни один из вас,— ответил он, не спеша обду­мав свои слова.

Но как же это может быть? Кто прав, а кто не прав?

Вы оба правы и оба неправы одновременно,— сказал Мороз.— И понять может это только Человек. Вот что я вам теперь скажу: будет новая команда. Отныне ни один из вас не будет разрушать работы другого. Вы оба будете занимать­ся восстановлением и реконструкцией Земли. Тебе, Солком, я дарую свою прежнюю работу. Ты теперь Правитель Севера — ура! А ты, Дивком, теперь Правитель Юга — ура! Ура! Присматривайте за порядком в своих полушариях так же хорошо, как это делали мы с Бетой, и я буду счастлив. Сотрудничайте. Не соперничайте.

Да, Мороз.

Да, Мороз.

А теперь соедините меня с Бетой...

Мороз?

Привет, Бета. Послушай:

Со всех сторон, под сенью Двенадцати ветров,

Я соткан из туманов,

Из плоти облаков.

Я знаю это стихотворение,— сказала Бета. И, помол­чав, добавила:

Что же тогда дальше?

Миг бытия так краток,

Скорей, пока я жив,

Взяв за руку, открой мне,

Что на сердце лежит 18.

Твой полюс такой холодный,— сказал Мороз.— А мне так одиноко.

У меня нет рук,— ответила Бета.

Хочешь пару?

Да, хотела бы.

Тогда приезжай ко мне в Яркое Ущелье,— сказал он.— Туда, где Судный День нельзя отложить.

Его звали Мороз, а ее — Бета.

Алан Hype

ВОЗЛЮБИ ОВУПА СВОЕГО

Пер. изд.: Alan Е. Nourse. Love thy vimp. Из сб. Tiger by the tail. A. Nourse. N. Y. 1968.

© Перевод на русский язык, В. Федоров, И. Рошаль,

1991.

Когда Барни Холдер вошел в дом в тот вечер, на визиофоне в библиотеке бешено мигал сигнал «срочно». Барни устало взглянул на него, а затем запустил шляпу на полку и крикнул жене:

Я дома, дорогая!

Жена оторвалась от журнала.

Вижу,— безразлично произнесла она, проведя рукой по сво лм красивым белокурым волосам.— Сегодня с опозданием всего на д в а часа. Ты с каждым разом становишься все пунктуальнее.

Она снова вернулась к журналу.

Если ты ожидаешь сегодня ужина,— добавила она,— то тебе придется посмотреть, что ты сможешь найти. В обед в дом забрались твои маленькие друзья.

О боже, Флора! — Барни застыл в дверях, беспомощно поглядывая на мигающий сигнал вызова.— В самом деле, дорогая, ты могла бы подождать, пока я вернусь, и прикрыть еду так, чтобы они до нее не добрались.

Он обиженно взглянул на нее.

Ага, мне следовало запереть ужин в сейф,— огрыз­нулась Флора.— Тебе полагалось бы избавить нас от этих мерзких созданий, а не кормить их.

Она мотнула головой и прожгла его взглядом, когда он направился к визиофону.

·— Да, и ответь, наконец, на этот вызов. Лампочка уже полчаса как мигает.

Барни щелкнул выключателем и смотрел, как экран мигает и плывет волнами, пока на нем четко не обрисовалось широкое лицо Хьюго Мартина.

Лицо у начальника Барни бывало обычно круглым и румяным, теперь же его щеки сделались вовсе пурпурными, а глаза вытаращились от возбуждения.

Барни! — закричал он.— Один попался!

Барни так и сел, в груди у него поднималось волнение.

Шутишь,— быстро отозвался он.— Ты хочешь сказать, что у нас...

Мартин, едва в состоянии говорить, кивнул;

Один попался! В нашей же собственной лаборатории! Он прямо сейчас сидит тут и корчит мне рожи. Помнишь ту сооруженную тобой ловушку?

Чушь,— отрезал Барни.— Никому ни разу не удавалось поймать овупа. Хоть пятьдесят ловушек я построй, а не одну, все равно ни одна не сработает.

Он остановился и посмотрел на багровое лицо, сверкаю­щее глазами с экрана.

Ты действительно серьезно?

Конечно серьезно! Каким-то образом один попался в ту последнюю ловушку, и он прямехонько в лаборатории. Может быть, теперь-то нам удастся как-нибудь избавиться от этих мерзких маленьких...— Он оборвал фразу и встрево­женно оглянулся через плечо. Потом продолжил, осторожно понизив голос.— Слушай, Барни. Дуй сюда немедля и, пожалуйста, не сообщай ничего газетам, а то нам проходу не будет от толп народу. Просто давай сюда и, может, нам удастся что-нибудь выжать из этого мерзавца.

Барни щелкнул выключателем и снова натянул пальто. Сердце его отчаянно колотилось. Двинувшись к двери, он чуть было не столкнулся с женой.

Из-за чего весь этот шум? — спросила она. Ее хоро­шенькое личико исказилось от злости.— И куда это ты сорвался в такой спешке?

Барни шарил по полке в поисках шляпы.

Мы поймали овупа,— ответил он.— Я возвращаюсь в лабораторию посмотреть на него.

Очень смешно,— без малейшего веселья в голосе отозвалась Флора, недовольно расширив глаза, серые и боль­шие.— Расскажи еще что-нибудь. Как же, жди больше. Ты — последний человек в мире, от которого можно ожидать поимки овупа.

Это действительно правда, а не шутка,— настаивал Барни.— Овуп в лаборатории у Мартина, и я еду к нему. Сожалею, что приходится оставлять тебя в одиночестве на ночь глядя, но...

Он поправил шляпу и решительно шагнул за дверь.

Его машина стояла припаркованная возле дома. Он почти дошел до нее, когда заметил, что руль валяется на лужайке, и увидел торчащий из-под капота мохнатый зад.

Эй! — завопил Барни, немедленно приходя в ярость, и бросился к машине, отчаянно грозя кулаком.— Вон отсюда! Убирайся! Прочь!

Зад внезапно исчез, вместо него из-под капота высунулось морщинистое коричневое личико и злобно подмигнуло ему. Барни увернулся, когда мимо его уха просвистела свеча зажигания, в горле у него клокотала бессильная ярость, когда маленькое коричневое создание стремглав пересекло лужайку и остановилось у колючей изгороди, подпрыгивая на месте и в злобном веселье хлопая в ладоши.

От дурного предчувствия у него засосало под ложечкой, и Барни заглянул под капот. Распределитель зажигания исчез, все свечи были выдраны, генератор изуродован, а в моторе напрочь отсутствовали крепежные болты.

Барни выругался и погрозил кулаком исчезающему под изгородью коричневому мохнатому шару. Сердито захлопнув капот, он вышел на угол и остановил проезжающее мимо такси. По всем признакам, кисло размышлял он, это будет очень тяжелая ночь.

* *

Совершенно неожиданно овупы впервые появились при­мерно год назад, в один из знойных августовских дней, и появление их было столь же примечательным, как и сами эти создания. В тот злополучный день дочь какого-то фермера прибежала в слезах домой с большим красным рубцом на руке, городя какую-то чушь об «обезьянках, вылезающих из земли». Выдумала она это или нет, но рана на руке была достаточно убедительной, и поэтому фермер отправился на проверку.

Он нашел их на южном пастбище — вылезающих друг за другом из странной круглой и переливающейся воронки: маленьких, мохнатых, похожих на гиббонов, быстрых, стре­мительно выскакивающих и присоединяющихся к стоящей неподалеку группе уже вылезших, шипящих и рычащих равно друг на друга и на фермера. Вылезло их примерно дюжины две, а затем сияющее кольцо внезапно исчезло, и маленькие коричневые создания рассеялись, припустив к лесу, двигаясь зигзагами с невероятной скоростью, пока не пропали в чаще.

Фермер сообщил о происшествии в местную газету, и над ним здорово посмеялись, естественно. В конце концов обезьян­ки ведь просто не выскакивают из-под земли. И в самом деле, почти неделю о якх больше ничего не слышали и никто их не видел. Фермер озадаченно поскреб небритый подбородок, крепко отлупил дочку за выдумывание таких басен и вернулся к пахоте.

Для подтверждения этих событий потребовалась всего лишь неделя. Сперва их увидели в соседнем городке. Средь бела дня по Главной Улице пронеслась троица трехногих рычащих существ, передвигающихся странным образом и царапающих всех, кто имел несчастье попасться им на глаза. А затем сообщения посыпались со всех сторон: от старой девы — учительницы, узревшей, как маленькое мохнатое животное рисует мелом на тротуаре непристойности; от бизнесмена, вышедшего утром из дома и обнаружившего свой новенький автомобиль разобранным на лужайке; от священника, попытавшегося прогнать один из мохнатых коричневых комков с крыльца своего дома и произнесшего много недостойных священнослужителя слов, когда его в результате этих стараний покусали. Первоначальные дне дюжины стали четырьмя, а потом и восемью, так как отвра­тительные создания размножались (и распространялись, надо добавить) с невероятной быстротой.

Название свое они получили, когда один предприимчивый репортер совершенно точно окрестил их Очень Важней Угрожающей Проблемой, а телеграфные агентства и радио­станции подхватили вполне естественное сокращение: ОВУПы.

Они достигли соседнего крупного города, все увеличи­ваясь в числе, кусая людей, раздирая им в клочья одежду, визжа что-то невнятное, опустошая холодильники, изжевы­вая снаружи оконные рамы, взламывая почтовые ящики и перебрасываясь письмами, портя моторы, переводя стрелки трамваев, шипя, рыча, плюясь, прожигая всех злобными взглядами, дергая людей за волосы и кусая их за лодыжки, не давая ни минуты покоя.

Поднялась волна жалоб и требований, чтобы кто-нибудь как-нибудь нашел способ избавиться от этих овупов. В конце концов, говорили люди, крыс ведь можно истребить, и моски­тов тоже, а овупы досаждали куда больше, чем те и другие вместе взятые.

Но овупы представляли собой куда более трудную проб­лему. Во-первых, их никто не мог изловить: двигались они с невероятной скоростью, так быстро, что их не могли даже подстрелить. А во-вторых, они были умны, просто порази­тельно умны!

Для них понастроили ловушек, и, можете поверить, это были невообразимо сложные ловушки, а овупы похищали из них приманку и лишь презрительно шипели, когда люди пытались сообразить, как это овуп мог вытащить приманку, не оказавшись сам в западне. В последующие месяцы поток жалоб разрастался, как снежный ком, так как овупы все множились и множились и становились все наглей и наглей, мучая людей, досаждая и отравляя им жизнь, кусаясь и царапаясь.

За несколько месяцев в стране не осталось ни одной общины, большой или малой, где не появилось бы хоть одно из этих мерзких созданий, и все же ни одного из них так и не смогли поймать.

Корабли выходили в море с ними на борту, и вскоре в Капитолий стали приходить гневные сообщения из Индии, Европы и Азии. Городки и города взывали о помощи к Шта­там, а Штаты: умоляли Конгресс сделать что-нибудь, все что угодно — лишь бы избавить страну от этой вторг­шейся к ним мохнатой коричневой чумы.

Люди выходили из себя, и чем больше они сердились, тем больше, кажется, появлялось овупов, дабы еще больше рас­сердить их.

И вот тогда была образована Комиссия Конгресса — само собой, Комиссия слегка недоумевающая, поскольку никто по-настоящему не знал, с какой стороны подступиться к этим овупам. Социологи утверждали, что те — разумные существа, заслуживающие тщательного социологического исследова­ния. Физики настаивали, что каким бы образом они ни при- бычи на Землю — с помощью временного экрана или пере­датчика материи, но они обладали знаниями, имеющими огромную важность для мировой науки. Медики мирно соглашались, что если овупы происходят из другого мира, а очевидно так оно и должно быть, то они скоро перемрут от местных болезней.

Средний же человек с улицы скрежетал зубами, стряхивал с шеи мохнатый рычащий комок и тревожил глухие небеса горячей молитвой о том, чтобы к т о - я я б у д ь ч т о - н и - будь сделал, яо крайней мере поймал хоть одного овупа или сделал хоть что-то.

И Национальная Комиссия по Контролю над овупами сумела твердо возложить такую любопытную смесь разных точек зрения на Барни Холдера, скромного исследователя и преподавателя социологии, и Хьюго Мартина, темперамент­ного консультанта ВМС США по истреблению грызунов.

И, сведя их вместе, Комиссия с облегчением, откровенно и не слишком вежливо взвалила решение всей проблемы на их плечи.

Овуп скорчился в центре клетки, гневно поблескивая черными бусинками глаз, подняв на круглой мохнатой голове торчком округлые уши и морща свою обезьянью мордочку в омерзительных гримасах. Два выступающих у него изо рта крупных резца окаймлялись двойным рядом острых, как иглы, зубов, и при этом зверек нервно балансировал на трех кост­лявых ногах. Для всякого человека он походил с виду на сердитого гномика двух футов ростом, сидящего на корточках и испытывающего острую ненависть к людям.

Выглядит не очень-то довольным,— заметил Барни, разворачивая кресло, чтобы получше разглядеть маленький источник больших неприятностей.

Хьюго Мартин вытер большим платком свое вспотевшее мясистое лицо и злорадно рассмеялся:

Был бы ты здесь, когда маленький поганец увидел, что не может выбраться из западни. Не знаю, есть ли у них язык или нет, но если есть, то грязный овупишка употребил все известные ему ругательства... Взбешен? Барни, ты никогда не видел ничего более взбесившегося!

Мартин плотоядно облизнул толстые губы:

Самое время взбеситься одному из них.

Барни усмехнулся и посмотрел на овупа.

И все-таки я никак не пойму,— сказал он наконец.— Эти маленькие бестии расщелкали все измысленные нами ловушки, а эта ведь была довольно очевидной — раскрытый настежь зеркальный лабиринт с чувствительной к весу диафрагмой.

Он поднял взгляд на сидевшего напротив него массивного босса.

Как она сработала?

Мартин хмуро поглядел на овупа.

Я бы сказал, что он пал жертвой собственной злости. Проник в здание утром и провел весь день мучая лаборатор­ную кошку. Довел ее до того, что та совсем перестала сооб­ражать от бешенства и попыталась сбежать от него в лаби­ринт. Затем она попала в ловушку, что испугало ее еще больше, и не успел я ахнуть, как овуп очутился там рядом с ней, дергая ее за хвост и воя не хуже Неда.

Он, кажется, и не заметил, что попался-таки, пока мы не выпустили Пусси через отверстие для приманки! А потом,— он злобно усмехнулся,— оп! У нас остался лишь один взбе­шенный зверек!

Барни подошел к клетке, спокойно разглядывая корич­невого гномика. Овуп злобно глядел ему в лицо, не отводя взгляда.

Маленький овупик,— задумчиво пробормотал себе под нос Барни. Овуп сгорбился и сплюнул.

Говоря ласково и успокаивающе, Барни протянул руку:

Брось, малыш, почему бы нам не подружиться? В конце концов, раз уж ты теперь здесь, мы вполне можем погово­рить... У-у-у!

Он резко отдернул руку и увидел маленький полукруг окровавленных ранок,, оставленный острыми, как иголки, зубами. Овуп запрыгал на тощей ножке, шипя и визжа в злобном веселье. Барни почувствовал, как его лицо краснеет от гнева.

Ну, а вот это,— произнес он нетвердым голосом,— было не очень-то любезно с твоей стороны.

Овуп уселся, самодовольно почесывая белое брюхо и пре­небрежительно поглядывая на Барни.

Хьюго Мартин нехорошо засмеялся:

С таким подходом ты ничего не добьешься,— сказал он.— Меня он уже трижды укусил. По-моему, с ним надо обращаться покруче. Это злобная маленькая бестия.

Нет, нет,— Барни покачал головой и провел рукой по своим темным волосам.— Ни в коем случае. Эти малыши разумны. Они не глупы — да ведь вплоть до сегодняшнего дня им удавалось перехитрить всех, кто пытался их изловить. Они должны мыслить. И к тому же на высоком уровне. А раз они разумны, то мы сможем каким-нибудь образом достучаться до них.

Барни вытащил из жилетного кармана трубку и принялся набивать ее.

Если это действительно внеземные существа, то они должны обладать замечательными научными знаниями, чтобы вообще попасть сюда. Может, если мы предложим ему немножко еды...

Мартин в очередной раз промокнул лоб и фыркнул.

Можешь попробовать, если хочешь,— проворчал он.— А я не желаю к нему даже приближаться.

Барни взял со стола кусочек хлеба и подошел с ним к клетке, внимательно следя за реакцией мохнатого пленника.

Овуп скептически поглядел на хлеб и напряг мускулы ноги. Затем он неуловимым движением выхватил хлеб из пальцев Барни, оставив при этом на тыльной стороне его ладони еще один рубец.

Ах ты дрянь...— с внезапной яростью Барни ударил овупа сквозь прутья клетки. Тот, прижавшись к прутьям, словно маленький злобный гиббон, злорадно поблескивал черными глазенками, шипел и издавал глухие мерзкие звуки. Барни почувствовал лютую ненависть, когда создание, подпрыгивая на одной ноге, пожирало хлеб и злобно верещало от восторга.

Руки Барни дрожали, и, усевшись, он крепко стиснул подлокотники кресла.

Еще немножко,— пробормотал он, облизывая укушен­ную руку,— и я выйду из себя.

Он бессильно посмотрел на Мартина.

Как может живое существо быть таким неестественно злобным? Что надо сделать, чтобы добиться от него хотя бы нейтральной реакции?

Признаков расположения от него ничем не добиться,— сердито отозвался Мартин.— В этих тварях нет ничего симпа­тичного.

Но должен же существовать какой-то способ наладить с ними контакт.

Барни задумчиво потер подбородок.

Слушай,— сказал вдруг он.— Мы получаем от людей всевозможные письма. Овупы досаждают мне, досаждают тебе, но некоторых людей они просто-напросто не беспокоят.

Хьюго Мартин недоверчиво моргнул.

Я думал, они беспокоят всех.

'Барни с миг в задумчивости смотрел на овупа, а затем порылся в столе.

Не всех,—ответил он.— Вот послание, доставленное вчера из Бюро Переводов.

Он извлек из ящика стола большой сниток пергамента с прикрепленным к нему листом писчей бумаги.

Бюро Переводов?

Да. Оно пришло из какого-то местечка в Индии. Давай-ка теперь посмотрим, что в нем сказано:

«Нашим братьям на Западе. Мы хотим напомнить вам, что вся материя — ничто, существует только дух.

Все тела материальны, тела из этого и всех других миров, сущих перед Богом. Научившийся пренебрегать материальным делает первый шаг на пути к Просветлению. Те, кого вы называете овупами, тоже всего лишь материя и как таковая могут быть ео временем отринуты и, таким образом, низведены до безвредности.»

Барни прекратил чтение.

Да, да! — воскликнул раскрасневшийся от волнения Хьюго Мартин.— И как же они советуют избавиться от них?

Барни выронил свиток на пол.

Никак,— мрачно сказал он.— Это все, что там написано. Но погоди, вот еще письма! Например, от францисканского монаха, советующего отгонять их молитвой и постом. Или от молодоженов. Они пишут, что овупы не приближались к церк­ви, когда они венчались, но вторглись к ним в коттедж целой дюжиной на четвертый день медового месяца.

Барни задумчиво почесал в затылке.

Религия! — закричал, вскакивая с кресла Мартин, взволнованно раздувая щеки.— Все эти письма связаны с ней! Может быть, они боятся ее, а может, просто не выносят молитвы. А вдруг для их изгнания нам всего лишь нужно обратиться к религии?!

Мартин в волнении зашагал по лаборатории.

Может быть, от этих скверных тварей удастся отгоро­диться крестным знамением.

Может быть, есть-таки религиозный путь,— морг­нул внезапно загоревшийся Барни. Он пристально поглядел на овупа, сердито надувшегося в углу клетки.

Давай-ка выйдем попить кофе и хорошенько это об­думаем.

Они сидели в небольшой кофейне, Хьюго Мартин иногда что-то бормотал себе под нос, а Барни просто попивал кофе и думал.

В маленьком скверике напротив собралась толпа, и на грубо сколоченные подмостки вылез оратор. Внезапно громкогово­ритель рявкнул прямо в ухо Барни, резко оторвав его от размышлений об овупах.

Это проклятие дьявола, явившегося покарать нас, грешных,— ревел в толпу голос.— И мы должны бороться с ним, вот что нам нужно делать! Мьг должны биться с дьяволом на его же территории! Мы должны пасть на колени и молиться!

Толпа придвинулась поближе, упиваясь огненными словами.

Он наслал на нас эту чуму за прегрешения наши! — гневно вопил евангелист.— Мы должны встать плечом к плечу и бороться с дьяволом, нам нельзя поддаваться, ибо когда мы поддадимся, сожжет нас адский огонь и адская сера проймет нас до самого нутра!

Голос с другой стороны улицы напряженно и хрипло вещал:

Если мы хотим очиститься, мы должны пасть на колени и молиться! — Он свирепо нахмурился и потряс в гневе кулаками.— Мы должны очиститься, и тогда Господь Всемогу­щий избавит нас от напасти!

Барни Холдер мигом прошел через кофейню и уставился из окна на оживленно жестикулирующего проповедника.

Ты посмотри-ка на это!

Да это всего лишь старина Сайме. Он забирается туда и толкает речь каждый вечер, пока чересчур не разбушуется.

Да нет, ты посмотри на трибуну!

Проповедник кричал все громче, побагровев от возмуще­ния, а на подмостки взобрались, пялясь на него глазами-бурав­чиками, наслаждаясь каждым его словом, рыча на него, пятеро крупных мохнатых овупов.

На нас обрушилось проклятье Всемогущего! — Пропо­ведник остановился на секунду, чтобы стряхнуть подбежав­шего и укусившего его за ухо овупа.— Вон отсюда, проклятый маленький ... Истинно говорю я вам, мы должны молиться!

Внезапно овупы заполнили всю трибуну и облепили про­поведника, разрывая ему брюки, вытаскивая шнурки из боти­нок, щипая, царапая, шипя и воя, пока тот, взвыв от бессильной ярости, не спрыгнул, как безумный, с трибуны и стремглав бросился по улице, отшвыривая овупов ударами и пинками.

Барни осел в кресло.

Ну,— печально изрек он,— вот и все с религиозным путем.

* * *

Как только они вошли в лабораторию, плененный овуп принялся визжать и вопить, злобно грызя прутья клетки.

Что же нам делать? — простонал Барни.— Должен же существовать какой-то способ заставить их быть паиньками.

Говорю тебе, ничего мы не можем сделать,— Хьюго Мартин хмуро поглядел на зверька в клетке.— Нам нужно всего-навсего найти какой-то способ убить их, вот и все. Мы не можем их перестрелять — они попросту увернутся от пуль. К яду они и близко не подойдут, а газ их, кажется, ничуть не беспокоит.

Массивный Шеф по Науке в ярости пнул клетку.

Барни, нет смысла пытаться наладить с ними контакт. Они не хотят быть друзьями. Они насквозь мерзкие. Я терпел выходки этих маленьких паразитов сколько мог, но теперь я уже почти на пределе. Так же, как и все прочие люди. Они сводят людей с ума, и наша задача — найти способ избавиться от них.

Он зло понизил голос:

Мне пришлось купить три машины — три новенькие машины! — потому что эти твари раскурочили их. В доме голод, потому что я не успеваю покупать продукты. У меня их целый выводок: живут в моем доме, кусают моих детей, издеваются надо мной, пугают мою жену и засоряют мне канализацию. Я не могу больше этого терпеть, я долго этого не вынесу, говорю тебе! А ты думаешь только о том, как вступить с ними в контакт! Ба! А я повторяю: надо найти способ убить их!

Овуп переключил внимание на Мартина. Он, прижавшись к решетке, глядел на грузного мужчину с неподдельным инте­ресом, почти жадно, когда голос того поднялся до неистовства. Барни следил за овупом внимательно и почувствовал, как по спине у него пробежал холодок.

Хьюго,— тихо позвал он.— Этот малыш чувствителен к тебе. Посмотри на него! Готов поклясться, что он наслаж­дается каждым сказанным тобой словом.

Ну, надеюсь, он поперхнется ими! — прорычал Мар­тин.— Потому что ему из этой клетки живым не выйти.

Он повернулся к овупу, испепеляя его взглядом, полным бессильной ненависти.

Паразит! Почему вы не уберетесь туда, откуда взялись?

Внезапно замигал сигнал телевызова. Мартин бросил на

овупа последний злой взгляд и поднял трубку.

Лаборатория,— ответил он, затем скорчил гримасу и поманил Барни пальцем.— Минуточку, Флора-

Барни взял трубку.

Да, Флора,— спокойно сказал он. Возникла пауза, пока трубка сердито кричала. Наконец он произнес: — Флора, я же предупредил тебя, что еду в лабораторию. Возможно, пробуду здесь всю ночь. Ах вот как? Ну, а что, по-твоему, мне полагается тут делать? Выгони их! Я здесь играю в пятнашки с другим овупом!

Он швырнул трубку на рычаг, оборвав сердитый визг жены.

Надо что-то делать,— бормотал он, идя через комнату с затравленным выражением в глазах.— Эти овупы так накру­тили Флору, что она не дает мне ни минуты покоя.

Мартин лукаво покосился на него.

По слухам, вы с Флорой увлекались этим задолго до появления овупов.

Барни бросил на него угрюмый взгляд и опять прошаркал к клетке.

Я не могу поладить даже с женой,— убито признался он.— Так как же я смогу подружиться с одной из этих мерзких тварей?

Он с ненавистью взглянул на овупа, а тот с такой же злобой прожег его взглядом в ответ.

Может быть, нам следует действительно попросту избавиться от них.— Он с яростью повернулся к мохнатому пленнику.— Мы, знаешь ли, можем убить тебя. Мы можем уморить тебя голодом или принести пулемет — скорост­рельный пулемет — и понаделать в тебе дырок. Мы просто пытаемся вести себя любезно, но мы можем начисто стереть тебя с лица земли, в конце концов, если ты откажешься сотруд­ничать с нами.

Овуп сидел выпрямившись, точь-в-точь словно понял сказанное, и с великолепным презрением сплюнул на пол. А затем повернулся, забрался в угол клетки и уселся на все три ноги, моргая, как сыч.

Барни долго сидел, глядя на него.

* *

Ужинать на следующий вечер он прибыл домой рано. Фло­ра встретила его в дверях, являя собой потрепанную комби­нацию слез, злости и страха.

Эти подлые маленькие твари снова забрались в дом,— взвыла она с порога.— Я не смогла помешать им про­браться, а один из них укусил меня.

Она со злостью набросилась на Барни:

Что ты за человек такой, Барни Холдер? Считается, что ты такой умный, такой толковый, а не можешь даже найти способ оградить от них свой собственный дом. Тебе на­плевать, что со мной будет, когда ты уезжаешь. Я думала, что выхожу замуж на шибко башковитого парня, а он оказы­вается второразрядным учителишкой, не способным перехит­рить даже овупа!

Она разразилась слезами и опустилась на диван, держась за укушенную лодыжку.

Это несправедливо, дорогая,— попытался оправдаться Барни.— И ты отлично это знаешь! Я делаю все, что в моих силах.

Ну, значит, всех твоих сил попросту недостаточно.

Смотри! Они здесь, в нашей гостиной, раз­глядывают нас!

Так оно и было на самом деле, спору нет. Два мохнатых коричневых зверька сидели в гостиной, презрительно оттопы­рив верхние губы, и рычали друг на друга. Оскалив зубы, косясь злыми глазенками на Барни и Флору, они при этом коло­тили, дергали за мех, кусали и оплевывали друг друга. Зверек побольше нанес меньшему сокрушительный удар, от которого тот со злобным рычанием полетел кувырком через всю ком­нату, но сумел подняться и вернулся, визжа еще громче, чтобы врезать маленькими кулачками по морде большому. Сражение шло бурно, но, как показалось Барни, в их драке было что-то странное. Очень своеобразная драка. Они рычали, кусались, визжали, колотили друг друга, но почему-то...

Флора! — В мозгу Барни внезапно вспыхнул свет оза­рения: одна мысль, невероятная и нелепая. Он с интересом посмотрел на жену, а потом опять на сцепившиеся мохнатые комки.— Флора! Они не дерутся! Они занимаются любовью!

Флора моргнула наполненными слезами глазами, с тре­вогой посмотрев на овупов. Меньший как раз вцепился когтями в мордочку большого.

Чушь,— отрубила она.

Нет, нет — посмотри на них! — глаза Барни сделались вдруг очень яркими, и он мигом пересек команту, оказав­шись рядом с женой.

Вставай! — приказал он.

Флора дважды моргнула.

Не встану!

Барни быстро протянул руку, схватил ее за запястье и рывком поднял на ноги. Прежде чем она успела что-либо сделать, он свирепо сгреб ее в объятия и крепко прижался губами к ее рту. Она попыталась взвизгнуть сквозь поцелуй, выкручиваясь и отталкивая его.

Барни, немедленно прекрати это!

Заткнись!

Твердость его голоса остановила ее, почти напугав.

Сейчас ты сядешь,— взволнованно прошептал Барни,— а потом поцелуешь меня, прямо здесь, на кушетке. И будь любезна заткнуться, пока делаешь это!

Ошеломленная Флора села, а Барни уселся рядом с ней и снова сжал ее в объятиях.

Барии...

На долгий миг в гостиной наступила тишина. Затем она воцарилась на еще более значительное время.

Барни,— голос ее теперь смягчился, да и выражение ли­ца тоже. Оно стало милее, чем Барни видывал долгое время. Он снова поцеловал ее, совершенно забыв про овупов.— Барни, мы уже давно не целовались на кушетке.

Умммммммммммммм.

Слишком давно.

Да, Флора.

Нам следует... Может попробуем заниматься этим почаще?

Звук, странный звук. Они с трудом оторвались друг от друга и увидели сердито вылупившихся на них двух овупов — овупов, забывших о драке и теперь пятившихся прочь от них, сгорбившись и дрожа от ужаса.

Внезапно овупы повернулись и стремглав выскочили за дверь.

* *

Ты,— заявил несчастный Хьюго Мартин,— окончатель­но рехнулся. Ты не понимаешь, что говоришь. Ты сумасшедший. И если ты думаешь, что я проглочу такую чепуху...— он нервно сглотнул, встряхнув двойным подбородком,— то ты вдвойне сумасшедший.

Толстяк проковылял обратно к столу, пылая побагро­вевшим лицом. Барни лишь непринужденно улыбался в ответ. Его худощавый подбородок был гладко выбрит, а глаза доволь­но поблескивали.

Я не ошибаюсь, Хьюго. Я-таки нашел верный рецепт. Он может показаться нелепым, но ведь все это дело — сплош­ная нелепость с самого начала. Но идея сработает, ставлю на это все свое жалованье!

Барни уселся в кресло напротив клетки с овупом, ста­раясь не облокачиваться на укушенную руку..

Давай взглянем на это дело так,— предложил он.— Что делали люди всякий раз, когда переселялись в новые края? Они приспосабливались к новой среде обитания? Пытались «отуземиться», действительно стать такими, как открытые ими народы? Пытались вписаться в местную экономику и куль­туру? Никогда! Куда бы они ни переселялись — в Индию, в Африку, в Китай, повсюду повторялась одна и та же. ста­рая, вечная, как мир, история. Люди пытались преобразовать среду обитания по своему вкусу, пытались сделать ее похо­жей на обстановку у себя на родине. Температуру, обычаи,

культуру. Последнее, что могло им прийти в голову, — это изменить свои культурные установки в соответствии с чуж дой окружающей культурной средой. А если они понимали, что среда, где они находятся, не поддается изменениям, враж­дебна и неизменно чужда, то они всегда поворачивали во­свояси.

Но овупы! — нетерпеливо перебил Мартин.— Не пони­маю, какое это имеет отношение к...

Прямое,— перебил Барни.— Овупы прибыли с другой планеты, из другого мира откуда-то. Они разумны, это факт, и культура у них тоже есть — впрочем, довольно скверная культура.

У людей глубинная культура основана на мире и семей­ной любви — древний знак протянутой руки, гласящий: «У меня нет оружия». Человек, как правило, стремится жить в мире, без забот, и берет этот мир с собой в чужие страны; а там, где эти страны слишком враждебны, слишком неприятны, он в ко­нечном итоге убирается домой несолоно хлебавши.

И все же в другом мире — в мире овупов — культура может быть построена на совершенно иной концепции. Концепции, нетерпимой для людей. Она, видишь ли, основана вовсе не на мире. Она основана на ненависти. Чистой, бога­той, зрелой, интенсивной ненависти.

У Мартина расширились глаза.

Ты хочешь сказать...

Я хочу сказать, что они ненавидят друг друга и всех остальных. Ненависть — это их жизненная сила, это фунда­мент их моральных ценностей. Они живут, едят, спят и уми­рают с ненавистью в каждой мысли.

Мысль о доброте и любви для них непостижима, не­вероятна, страшна и чужда. Они прибыли сюда, не имея ни ма­лейшего представления об абстрактной концепции любви, и ожидали найти здесь ту же ненависть. А обнаружили то, что было для них ненавистным и враждебным — культуру, основанную на любви и мире. Но овупы увидели или каким-то образом почувствовали, что люди при определенных обстоя­тельствах способны к ненависти, а им только это и требова­лось. Этим созданиям нужно было просто малость изменить обстановку, вот и все. Они хотели только одного — чтобы их ненавидели!

Ну, они добились того, чего хотели! — зарычал Хьюго.— Я ненавижу их, надеюсь, я говорил тебе об этом. Господи! Как я их ненавижу, я так сильно ненавижу их...

И ты поэтому притягиваешь их к себе, не так ли? Они заполнили весь твой дом — такая сильная от тебя исходит ненависть. Они не хотят иметь ничего общего с мистиками или монахами. Они, рискуя жизнью, мучают кошек и собак, но никогда, повторяю — никогда! — не трогают коров. Они сбе­гаются к тебе потому, что ты предоставляешь им именно такую, полную ненависти атмосферу, какая им и нужна. Не­ужели ты не видишь, что отсюда вытекает, старина? Если ты будешь ненавидеть их, они останутся рядом. Множась и процветая!

Он поднял лукавый взгляд на грузного шефа.

Но если ты полюбишь и х!..

Тяжелая челюсть Хьюго Мартина задрожала, а в изумлен­ных глазах появилось что-то похожее на слезы.

Барни,— слабо выдохнул он.— Минуточку, Барни. Это не может быть правдой.

Он со страхом взглянул на овупа, вперившегося в него взглядом из-за решетки.

Все что угодно, только не это, Барни... Я... Я... не смогу заставить себя...

Тебе просто придется возлюбить их,— твердо заявил Барни.

По толстым щекам Мартина скатилась одинокая слеза страдания. Он двинулся к клетке, косолапя, словно обижен­ный ребенок, а затем остановился.

Но... но что я могу сделать?— взвыл он.— Это все равно, что возлюбить тысяченожку или что-нибудь в этом роде. Это... это кощунственно.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги