Михаил Черниговский

Глава 15. ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА С КНЯЗЕМ ДАНИИЛОМ РОМАНОВИЧЕМ

- Чем порадуешь, князь Михаил? - такими словами встретил Михаила Всеволодовича галицко-волынский князь Даниил.

- Наверное, ничем тебя не порадую, княже, - ответил Михаил.

- Пошто так?

- Не принял меня король Бела, окружил себя неприступной стражей. Впрочем, зятя своего, сынка моего, и других сановников регулярно принимает. С сынком Ростиславом удалось встретиться накоротке. Положение его двойственное. Владеет обширным уделом, носит пышный титул, но тестя, видать, побаивается и всецело зависит от него.

- Не завидую ему. А все-таки буду добиваться женитьбы моего сынка Льва на младшей королевской дочери Констанции. Добьюсь этого во что бы то ни стало.

- Бог тебе в помощь, Данилушка.

- Благодарствую за добрые слова.

- Расскажи-ка, как ведут себя ордынские посланцы. Все еще сидят на твоей шее?

- Слава богу, покинули нас. Я сперва прикинулся нездоровым, а потом и в самом деле почувствовал себя неважно. Стал испытывать головные боли, головокружение. Ханские люди вначале с недоверием отнеслись к моей болезни, потом убедились, что я действительно болен с перепугу. Дал им слово, что непременно отправлюсь в Орду, как выздоровею, и предстану перед самим ханом Батыем. Поверили мне ханские посланцы и оставили меня. Направились в Киев, чтобы тебя, Михаил, принудить к выезду в Орду.

- Вот напасть. Ведь не все князья возвращаются из ханской ставки живыми, а кое-кто и в гробу.

- Бывает и такое. Если выпадет тебе такая доля, веди себя перед очами хана или его окружения спокойно, не ершись, на рожон не лезь. Ханские предписания выполняй, какими бы нелепыми они тебе ни казались.

- А коли сии ханские предписания противоречат нашей вере?

- Что тебе на это сказать? Выполняй ханские требования, а потом снимай с души грех свой усердными молитвами. Так, я слышал, поступают все благоразумные князья, коих вызывает к себе хан.

- Но не все Рюриковичи живыми из Орды возвращаются, - повторил Михаил.

- Значит, в чем-то оплошали, вызвали гнев Батыги. Не бери с них пример.

- Тебе легко судить. Посмотрим, как Батый поступит с тобой.

- Этого никто заранее не знает.

Михаил начал с интересом расспрашивать Даниила, известно ли ему что-нибудь о дальнейших намерениях ханских людей, посетивших его резиденцию. Даниил признался: толмач, состоявший при посланнике Батыя, проговорился, что ханские люди намерены сделать остановку под Киевом, чтобы принудить тамошнего князя, то есть Михаила, направиться с поклоном к хану Батыю в его резиденцию Сарай-Бату.

- Великая напасть, - с горечью произнес Михаил. - Что ты мне посоветуешь, Данилушка?

- А что всем нам остается делать? Придется тебе ехать к хану. От своей судьбы никуда не убежишь.

Михаил прожил некоторое время у князя Даниила. Ожидание поездки в Орду вселяло тревожные мысли и заставляло сердце биться тревожно и учащенно. Он послал двоих из своих дружинников в Киев, чтобы разузнать обстановку в его княжеской резиденции и получить донесение от боярина Феодора, а также известить княгиню о своем состоянии. Михаил принял решение не покидать Даниила до возвращения посыльных из Киева. Даниил посодействовал Михаилу и снабдил его гонцов свежими лошадьми.

Между тем поздняя осень дала о себе знать обильными снегопадами и резкими ветрами. Чувствовалось приближение зимы. Даниил поднял слуг на расчистку снега во дворе перед княжескими палатами. Михаил подумал, что внезапное наступление холодов поставит его и людей при нем в затруднительное положение. Он сам и его люди не располагали теплой зимней одеждой. Денежные запасы у Михаила были исчерпаны во время его поездки. Непредвиденным расходом оказалась оплата постоялого двора вблизи королевского замка. Просить у сына крупную сумму Михаил постеснялся: у Даниила он остановился на правах гостя.

Даниил сам спросил его:

- Как намерен зиму пережить? Теплой одежкой обзавелся?

- Никто не надоумил меня обзаводиться зимней одеждой. Рассчитывал управиться до холодов. А надо было бы приобрести хотя бы кафтан на меху.

- Будут у всех у вас такие кафтаны на меху. Рассчитаешься со мной, когда сумеешь.

- Зачем же так мрачно рассуждать… Посыльные вернулись из Киева сравнительно быстро. Привезли важное донесение от боярина Феодора.

Он сообщал, что ханские люди поселились на острове рядом с княжеской резиденцией, разбив два шатра. Ведут себя сдержанно, но требуют регулярной пищи, заставляя боярина изрядно опустошать продовольственные запасы. Старший представитель ханских людей сказал, что согласно ханской воле уцелевшие киевляне могут возвращаться в город при условии выплаты дани. Через некоторое время в Киев будет направлен из Сарая специальный человек, баскак, которому поручен сбор дани. Князь должен располагать точными сведениями о численности жителей Киева и близлежащих районов, подвластных киевскому князю. Таковы правила и для всех других русских князей из рода Рюриковичей. А князю Михаилу надлежит немедленно отправиться в ханскую столицу, чтобы нанести визит хану Батыю и получить от него ярлык на княжение. Все другие князья-рюриковичи становятся правителями своих уделов, если хан снабдит их ярлыками на княжение.

Помимо официального донесения от боярина Феодора посыльные доставили письмо от княгини, выражавшей тревогу за судьбу супруга, пребывавшего в долгой отлучке. Михаил поделился с князем Даниилом новостями, которые привезли посыльные, и вновь услышал от него:

- Не лезь на рожон перед ханским окружением. Прояви покорность и смирение. Это все, что нам, Рюриковичам, остается делать.

- Легко сказать "прояви покорность", - возразил Михаил, - а коли хан потребует такое, что ущемляет наше человеческое достоинство?..

- Слушайся и повинуйся и проявляй внешнюю покорность, - повторил Даниил.

- А если от нас потребуют исполнения того, что противно нашей вере? Неких бусурманских обрядов?

- Если даже ханское требование покажется тебе несуразным, богопротивным, подчинись ему: ведь в руках хана великая сила. А потом замаливай свой грех. Что еще можно тебе посоветовать? Только выказывать смирение и покорность. И при этом оставаться при своих убеждениях.

- Легко ли это?

- Может быть и нелегко. А что еще остается делать?

Наступили зимние холода. Даниил распорядился, чтобы Михаилу и его охране подобрали меховые кафтаны, в которых можно было бы без труда переносить заморозки. Вечерами князья толковали о делах церкви. Даниил выразил твердое мнение, распространенное среди духовенства: глава русской православной церкви в ранге митрополита намерен перенести свою резиденцию из разрушенного Киева в один из городов северо-восточной Руси. Скорее всего это будет Владимир-на-Клязьме, резиденция великого князя.

- Ты понимаешь, Михаил, чем это пахнет? - интригующе спросил его Даниил.

- Не могу угадать. Поясни, коли тебе это ведомо, - ответил Михаил.

- А вот слушай. Поведаю тебе убеждения наших духовных лиц. О переносе резиденции митрополита из Киева во Владимир говорят с полной уверенностью. Но в то же время говорят о необходимости отделения православной церкви от владимирской митрополии. Как видишь, речь идет о расколе митрополии. Останется ли наша церковь единой либо рассыплется на две, пока сказать трудно. Поживем - увидим.

- Возможен раскол русской православной церкви?

- Пока это лишь разговоры о возможности раскола. Разговор переключился на другую тему. Даниил припомнил, что недавно его посетила группа католических церковных деятелей и они опять настойчиво внушали галицко-волынскому князю превосходство католической веры перед православием. Даниил был любезен с церковниками, выслушивал их, а сам больше отмалчивался и о своем желании перейти в католичество не говорил. Гости вели себя напористо, но держались в рамках приличий. Старший из гостей, человек высокого духовного ранга, произносил многообещающе:

- Если соизволишь, князь, принять нашу римскую веру, святой отец, папа римский, пожалует тебе титул короля. Будешь не князем, коих полным полно на Руси, а королем, как все крупные европейские государи.

- А во имя чего нужен мне королевский титул? - с напускным простодушием спросил Даниил.

- У каждого короля в подчинении князья, герцоги, графы. Возьми пример с короля Венгрии Белы…

Паписты, как их называл Даниил, долго убеждали его. А Даниил терпеливо выслушивал речи гостей и сохранял бесстрастность. И не отвечал на поставленные вопросы или высказывался уклончиво:

- Не простой вопрос задаете. Подумать надобно. Покидая его двор, гости говорили напоследок, что непременно посетят его снова в ближайшее время, чтобы продолжить полезную дискуссию. Хотя никакой дискуссии в действительности-то и вовсе не было. Были настойчивые, наступательные речи папистов и упорное отмалчивание Даниила.

Покидая его двор, глава папистов произнес многозначительно:

- Не забывай о своей возможности получить в награду от папы римского высокий королевский титул. Будешь единственным королем среди всех своих родичей Рюриковичей.

На эти слова Даниил ответил спокойно, совсем не резко, а скорее с едкой насмешкой:

- А разве нельзя обставить королевский титул своей властью, без римского папы? Если я по своей воле объявлю себя королем всей Галиции и Волыни…

- Это будет самоуправством. А соседние государи никак не признают такой вот произвольно присвоенный титул.

- А зачем, собственно говоря, нужно мне их признание? Назовусь королем, и соседи мои, если заинтересованы в добрых отношениях со мной, станут меня величать так, как мне угодно.

Паписты переглянулись и промолчали. Трудно сказать, понравились им или нет дерзкие слова Даниила.

Забегая вперед, скажем следующее. Михаил к тому времени уже ушел из жизни. Заметно состарился Даниил. Своего сына Льва он женил в конце концов на венгерской принцессе, Констанции, младшей дочери короля Белы IV. Даниил не порывал связей с представителями католической церкви, внушая им надежду на какую-либо форму церковной унии с Западом. В середине 1250-х годов они все еще надеялись на возможность приобщения Даниила к католичеству.

Даниил Романович был торжественно провозглашен папой римским королем своих владений и торжественно короновался королевским венцом. А вслед за этим он незамедлительно прекратил всякие сношения с папским двором и католической церковью. Стало очевидно, что все контакты или заигрывания Даниила с католиками не преследовали каких-либо серьезных целей, а были лишь хитроумной игрой. Таким образом, все попытки католических церковников приобщить русского князя к своей религии оказались тщетными…

Тем не менее князь, а впоследствии король Даниил, ловко демонстрировал свое умение и готовность вводить партнера в заблуждение, видя в нем политического противника и далеко не единоверца. Михаилу Всеволодовичу, человеку набожному, такие уловки Даниила приходились не по душе и открыто им не одобрялись. На этой почве между обоими князьями возникали острые споры.

- Ты же крещен в нашей вере, - начинал Михаил, - не понимаю тебя, Данилушка, пошто ты якшаешься с этими папистами. Неужели ты не видишь, что они хитрят, водят тебя за нос? Я бы не сел с ними за один стол.

- Зачем такие крайности? Если это идет на пользу дела, придется и с бусурманами за один стол сесть, - увлеченно отвечал Даниил, - ведь мы живем в пестром мире приверженцев разных вер. Что поделаешь!

- Все же подумай о своих противниках.

И Михаил пускался в пространные рассуждения, осуждавшие заигрывание Даниила с католическими духовными лицами, повадившимися в резиденцию галицко-волынского князя.

- Пойми же, Михальчик, - увещевал его Даниил, - всякий серьезный князь должен быть политиком и внимательно присматриваться к противнику - что у него на уме, какова его вера. А принимаешь ли ты сам его веру - это уж твое дело, твоя убежденность.

- Истинный христианин должен неуклонно следовать вере отцов и дедов, - убежденно произносил Михаил.

- Веры на земле существуют разные, и много их, ух как много! Кроме наших православных есть еще католики, мусульмане, буддисты, всякие язычники. И каждый верующий мнит себя правым. В моей земле немало беженцев из Польши. Многие из них приняли православие, посещают наши храмы. А кое-кто остался католиком и молится дома тайком.

- Сколько таких?

- Не считал. Убежден, что поживут среди православных и позаимствуют нашу веру. Давай-ка оставим этот спор, Михаил. Я вижу достаточно поляков, которые покинули Польшу, раздираемую усобицами, и стали моими подданными. Я не принуждал их принимать нашу веру, но они сами в большинстве своем приняли православие. Без всякого принуждения. Вот так-то, праведник…

На следующий день Михаил еще не отправился в путь. Решил побродить по городку, который группировался вокруг княжеского замка. Здесь шло оживленное строительство. Воздвигались особняки для сановных людей, бояр, военачальников, духовенства. По окраинам городка появлялись скромные хижины мастеровых, мелких торговцев. Возникали православные храмы. Немало было здесь беженцев, переселившихся сюда из разоренной усобицами соседней Польши. На базарной площади раздавались выкрики из обширного купеческого особняка, окруженного амбарами. Здесь слышался перестук топоров, визг пил.

Михаил обратился к долговязому человеку с отвисшими усами, по всей видимости, поляку, поприветствовал его по-польски. Тот ответил на польском языке. Михаил попытался завязать с ним разговор:

- Не скучаешь по своей родине?

- Что по ней скучать… Паны дерутся меж собой, холопы от этого страдают. Здесь по крайней мере спокойное житье.

- Купцом заделался, пан?

- Какой я тебе пан! Торговец мелкий. Сынок мой охотится на куропаток, а я продаю его добычу.

- Ты в Польше небось заядлым католиком был.

- Заядлым иль не заядлым - это не мне судить. А здесь принял вашу веру, чтоб от других не отличаться.

- И нравится тебе наша вера?

- Убранство храмов богатое, множество образов. Хор поет. Вот только длительную службу приходится выдерживать стоя. Для старого человека это утомительно. И жалко, что органная музыка службу не сопровождает. А вообще-то служба справная, красивая. Невестка недавно дочку родила. Крестили ее уже по православному обряду. Левтиной, Алькой нарекли.

Михаил обошел рынок и прилегающие к нему две строительные площадки. Удивился, что поляки-перебежчики говорили по-русски без больших затруднений, сохраняя лишь характерный для поляков акцент. Михаил пытался разговаривать с ними и на польском языке, усвоенном им еще в детстве от матери и няньки, состоявшей в ее свите. Попадались среди поляков и состоятельные купцы. Они жаловались Михаилу, что многого натерпелись от враждующих шаек польских феодалов, и бегство в русскую землю было вызвано стремлением к более спокойной и благополучной жизни.

- Ради этого стоило и веру поменять, - высказался один из поляков, руководивший стройкой.

Внимание Михаила привлек невысокий плечистый и светловолосый поляк. О его принадлежности к польской народности можно было судить по характерным чертам лица и обвисшим усам. Он ловко обтесывал сосновое бревно, которое должно было стать стропилом для кровли.

- Бог в помощь, - приветствовал его Михаил, желая побеседовать с ним.

- Бог-то Бог, только будь сам не плох, - произнес поляк заимствованную у русичей присказку.

- Мудро рассуждаешь, - поощрительно заметил Михаил Всеволодович.

Разговорились.

- Что заставило тебя покинуть Польшу? - настырно спросил русский князь.

- Была на то весомая причина - наше горькое Житье. Паны дерутся, а мы, беднота, страдаем.

- Рассказал бы, мил-человек. Хочу постичь своим умом, что вызвало такой большой отток польского населения на Русь.

- В нашей округе объявился пан с разбойной ватагой. Может, слыхивал о таком - пан Крулицкий. Пострадал от другого пана, того, что был побогаче и войско имел посильнее. Опустошил он поля пана Крулицкого, разрушил его замок, перебил многих его близких. Вынудил сделаться бродячим разбойником. Я стал одной из его жертв. Потерял все имущество. Земельный надел вороги вытоптали, хату спалили, над дочерью надругались.

- Сочувствую тебе. Ты правильно поступил, что ушел к русичам.

- А что мне еще оставалось? Вот плотничаю, завел небольшое хозяйство.

- А как с твоим верованием?

Поляк вымолвил что-то неопределенное, затрудняясь с ответом.

- В православие не перешел по примеру других? - задал Михаил наводящий вопрос.

- Пока нет. Как-то не решаюсь. Молюсь дома на свой лад, да, наверное, поступлю, как другие мои земляки.

- Решай, как подсказывает совесть. Бог-то у нас един.

- Вестимо.

- Как звать-то тебя? Позабыл представиться, а я не догадался спросить твое имя.

- Сигизмундом меня нарекли при рождении.

- У православных русичей такого имени нет.

- Здешний священник предлагал мне креститься по православному обряду и даже имя новое давал, похожее на мое теперешнее. Какое бы вы думали? Сильвестр.

- И что же ты ответил?

- Сказал: "Подумаю". А батюшка в ответ: "Думай, думай, бусурман. Индейский петух тоже долго думал и в ощип попал". Не пойму, что бы это значило.

- Есть у русичей такая шутливая присказка.

- Значит, всерьез не принимать?

- А это как тебе будет угодно.

К концу дня Михаил посетил городской храм. Шло субботнее богослужение - всенощная. Среди молящихся можно было заметить поляков - человек пятнадцать, не считая детей. Однажды священник прервал службу и произнес назидательно, обращаясь к полякам:

- Дети мои, забудьте, что вы были когда-то католиками и крестились ладонью. А теперь вы должны креститься по-православному, щепоткой пальцев правой руки, - вот так. Повторяйте за мной.

Старый священник размашисто перекрестился на свой лад.

Как смог убедиться Михаил, из Венгрии в русскую землю переселялись единичные беженцы. Здесь играло свою роль значительное отличие венгерского языка из финно-угорской группы от языка русичей. Михаил понял, что его сын Ростислав мог бегло изъясняться по-венгерски благодаря длительному проживанию среди венгров и браку с венгерской королевной. Но это был исключительный случай.

Наступил день отъезда Михаила из резиденции князя Даниила Романовича. Расставание было теплым, искренним. Князья обнялись, расцеловались. Даниил произнес с напускной ехидцей:

- А помнишь, Михальчик, что не всегда наши отношения были такими сердечными? Бывало, и враждовали. А сынок твой Ростислав, яко волк лесной, нападал с войском на нашу землю в угоду королю венгерскому Беле.

- Было такое дело, что греха таить. Но ведь ты намереваешься породниться с этим самым Белой и женить сынка своего Левушку на дочери этого короля Констанции.

- Левушку на Констанции непременно женим - помяни мое слово. А кто старое помянет…

- Вот именно, Данилушка. Не станем вспоминать, как всякие вороги у нас под ногами путались, ссорили нас. К чему теперь сие ворошить! И мы были не святые ангелы, ошибались, творили промашки.

- А теперь выслушай мое пожелание.

- Какое же?

- Если принудят тебя отправиться в Орду, к хану, возвращайся оттуда живым. Относись терпеливо к обидам, а они непременно будут.

- Доброе пожелание. И тебе того же желаю, Даниил. Ведь там, в стольном граде Батыя, узришь самого хана.

Снегопад сменился солнечной погодой, когда Михаил с небольшой свитой направился на восток к Киеву, вернее, к его развалинам. Дорога была мало объезжена, сугробистая, поэтому маленький караван двигался медленно. Преодолели скованную льдом реку Тетерев, впадавшую в Днепр повыше Киева. Лед был еще не слишком крепким и кое-где трещал под копытами коней, но, слава богу, не раскалывался.

На высоком берегу встретилось небольшое селение. Среди немногочисленных хижин, состоявших из бревенчатых каркасов со стенами, выложенными из ивовых прутьев и обмазанными глиной, выделялась одна внушительных размеров изба. Она, в отличие от всех других изб, была сработана из бревен. Изба принадлежала сельскому старосте Аполлинарию Хлысту. Он же был и местным церковным старостой, позаботившимся о восстановлении сельского храма на месте прежнего, спаленного Батыевыми войсками. Храм возвышался на берегу реки Тетерев. Приходу принадлежало несколько окрестных хуторов и малых селений.

Когда князь Михаил со своими спутниками всту пил в селение, из большой избы вышел на улицу пожилой человек и жестом руки остановил его, скакавшего на коне во главе группы всадников.

- Кажись, я тебя знаю. Ты князь Михаил, княживший в Киеве, - произнес человек.

- Я и сейчас остаюсь киевским князем, - ответил Михаил. - А ты кто такой? Постой, постой, кажись, припоминаю. У тебя была большая лавка на Подоле.

- Была, да сплыла. Спалили мою лавку проклятые бусурманы, а все товары, какие в ней были, разграбили. Я, слава богу, успел с сынком своим Нифонтом удалиться из города по своим торговым делам до полной его осады. А супружница моя с дочерьми и стариками родителями в городе остались. Ничего не знаю, не ведаю об их судьбе. Может быть, сгорели в огне пожара, а может быть, в полон их угнали вороги окаянные. Разве теперь узнаешь?

- Лавка у тебя была добротная. Торговал ты всякими товарами, даже заморскими.

- Царство небесное моей лавке.

- Почему не вернулся в Киев?

- Не решился. Посмотрел, что осталось от Киева-града, увидел пепелище и прослезился. Тошно и горько стало - впору удавиться. Не удавился же, а поселился с сынком Нифонтом в сельце на берегу реки Тетерев.

- Бог тебе в помощь, добрый человек. Теперь я тебя совсем вспомнил. Не раз бывал в твоей лавке.

- Я тоже припоминаю тебя, князь.

- Ты ведь торговал мехами.

- Не только мехами. Широкая у меня была торговля, предлагал я и всякие заморские товары, даже моржовый клык. Многое пришлось мне потерять. Недруги спалили не только лавку мою, но и амбары с большим запасом товаров. Теперь понимаешь, почему не захотел я возвращаться на пепелище Киева? Нашел себе пристанище на берегу речки Тетерев. Приживаюсь понемногу. Конечно, прежнего торгового Размаха нет. Все же завел кое-какое хозяйство, хату соорудил, помог соседям храм новый возвести. Сынка вот женил на соседской дочери. Соседи польские беженцы. Пожелали принять нашу православную веру. Невестка в Польше была Магдой, у нас после перехода в православие стала Марией. Сейчас готовимся к свадебному пиру.

- Желаю тебе, Аполлинарий, и твоим молодоженам достойного будущего. И конечно, достойно справить свадьбу. А мы двинемся в путь.

- Постой, постой, княже… Куда тебе спешить? Одели нас, батюшка, своим вниманием, приди к нам за свадебный стол.

- Накладно тебе будет неожиданно принять такую ораву гостей.

- Обижаешь, князь. Мы соблюдаем старый обычай. Всякому гостю рады, коли он не держит камень за пазухой. Уважь, батюшка.

Аполлинарию не пришлось долго уговаривать князя Михаила. Тот после некоторых колебаний согласился. Спутники Михаила завели коней в огороженный плотной изгородью двор возле дома старосты.

В просторной избе стали собираться все жители селения и соседних выселок и хуторов. Пришел священник с матушкой, рослый пышноволосый человек с зычным голосом. Михаил узнал грустную историю селения на берегу реки Тетерев. Заняв его, татаро-монгольское войско разрушило храмовую постройку, а местный священник принял мученическую смерть. Когда разбежавшиеся по окрестным убежищам люди вернулись к руинам села, они взялись восстанавливать храм и занялись поисками священника. Отыскался чей-то бесприходный дьякон, который с помощью местного архиерея был возведен в сан священника, и его приютили в сельце.

Свадебное торжество открыл священник, отец Филипп, начавший свою застольную речь несколько неожиданно:

- Наш свадебный праздник украшен участием в нем Михаила Всеволодовича, великого князя киевского. Поклонимся же ему.

- Позвольте, отец Филипп, в ваших словах вижу неувязку, - прервал его Михаил. - Давно уже никто не величает меня великим князем. Прежнего-то Киева больше нет, остались от сего славного в прошлом града лишь пепелище да руины. Когда-то это был великий град, управляемый великими князьями. А теперь… стыдно сказать. От прежнего огромного населения Киева уцелела жалкая горстка людишек.

Михаил умолк и только тяжело вздохнул. Священник, явно недовольный тем, что его прервали, как-то скис и сдержанно проговорил:

- Приветствуем молодых. Пусть они обет, данный Всевышнему при венчании, свято выполняют, а жених не забывает, что он потомок славных киевлян. А батюшка его был когда-то славным киевским купцом.

- Был, да весь сплыл, - поддакнул священнику отец жениха, но короткую застольную речь все же произнес: - Дорогие мои дети, желаю вам счастливой супружеской жизни. Пусть ваша семья произведет на свет много-много деток, я бы сказал - великое их множество. Помните, мои дорогие, ваш долг - восполнить неисчислимые людские потери, которые понесла несчастная, истерзанная Русь. Помогите ей!

- Хорошо говоришь, Аполлинарий, даже мудро, - поощрительно ответил ему князь Михаил. - Пусть дети последуют твоему совету, а также все те из твоих односельчан, кто еще способен нарожать потомков.

- Горько! - послышались первые нестройные возгласы среди гостей, собравшихся вокруг свадебного стола.

Яростнее всех выкрикнул это привычное для свадебного пиршества слово громогласный батюшка. В перерывах между возгласами гости налегали на свадебные угощения. К свадьбе отец жениха заколол откормленного кабана. Братья невесты, польские парни, изрядно поохотились в окрестностях села и подстрелили стаю куропаток. Еще кто-то из гостей выловил в речной проруби несколько крупных щук. Кое-кто принес жбаны с ягодной наливкой. А поляки, родственники невесты, постарались изготовить бочонок сливовицы, как поляки называли домашнюю самогонку на меду.

После нескольких выпитых чарок хмельного зелья застолье оживилось. Послышалось нестройное пение русских и польских песен. Бандуристы усердно взялись за свои инструменты. Один, другой, особенно молодые пустились в пляс. Когда начал плясать казавшийся огромным и неуклюжим отец Филипп, в избе сразу стало тесно.

Кто-то из стариков бросил с ехидцей в адрес священника:

- Пошто грешишь, батюшка? Священник ответил ему невозмутимо:

- Не велик мой грех. Всевышний милостив, не такие грехи прощает.

Аполлинарий шепнул князю Михаилу, когда свадебный вечер был в самом разгаре:

- Пойдем в мою светелку, княже. Пусть молодые и гости веселятся, а я бы потолковать с тобой хотел, добрый совет от тебя получить.

- Как тебе угодно, - сдержанно ответил Михаил.

Они вошли в маленькую горницу, служившую хозяину и спальней, и рабочей комнатой. Здесь над широкой кроватью перед образами теплилась лампада. Эти образа Аполлинарий собирал на киевских свалках, возникших на месте разрушенных храмов, потом тщательно отмывал свои находки и просил первого попавшегося священника освятить их.

- О чем ты хотел со мной потолковать? - спросил Михаил, обращаясь к Аполлинарию.

- Да вот… От князя моего Даниила Романовича на днях прискакал гонец. Предупредил: ханские люди вознамерились брать дань с русского населения в пользу ордынской казны. Освобождается от дани только духовенство.

- Не знал об этом.

- И до тебя, князь, очередь дойдет. Жди худшего.

- Вот еще напасть…

- Да еще какая напасть. К каждому князю будет приставлен надзиратель и сборщик дани в одном лице. Такой ханский чиновник называется баскаком. Тем князьям, кои попытаются утаить часть своих доходов и дать неверные сведения о численности своих подданных, грозит со стороны ханской власти жестокая кара. Как нам поступить в таком случае? Что скажешь, княже?

- Что тут сказать? Тут впору лишь руками развести.

- Я бы сказал другое. С ханскими людьми следует поступать соответственно: хитрить, изворачиваться и, конечно, умело прятать концы в воду. Разве не так?

- Да уж известно, чем сие грозит. Попадешься в том, что утаиваешь подлинную численность своих людей, данников, по головке тебя не погладят. И каков же размер поборов?

- Хан установил, что каждый русич, исключая духовенство, обязан вносить в ханскую казну десятую часть своих доходов. Это вроде бы и не так много, если бы все поборы этим и исчерпывались. Но они вовсе не ограничиваются этой десятой частью. Если князь едет в Орду, надо порадовать и самого хана и ханских вельмож ценными подарками. Вот и получается не десятая часть от твоего дохода, а несоизмеримо более великая его доля.

- Великая доля… - только и произнес Михаил, повторяя слова собеседника. - Возможно, и сейчас такое. Ханские люди норовят взимать с подневольного князя не десятую долю его доходов, а более высокую, чтобы и самим поживиться. А много ли я могу собрать со своих владений, с истерзанной ворогом киевской земли? Ограбленная, опустошенная земля. На ней выжила малая часть людей, потерявших жилища, все имущество. Что с них можно взять? Какую дань они способны выплачивать хану?

- Представляю. Видел я разрушенный Киев. Что возьмешь с киевлян!

- Вот именно. Взять-то с киевлян нечего.

Михаил испытывал нечеловеческую усталость. Отвечал он Аполлинарию невпопад, заплетающимся языком. Хозяин заметил его утомление и сказал:

- Прилег бы, князюшка. Видать, притомился за дорогу или тебе нездоровится.

- Скорее всего притомился.

- И такое бывает. Приляг, отдохни малость.

- А ты как же?

- Я на правах хозяина должен быть при гостях, пока последние из них не разойдутся по домам. А для молодоженов приготовлена специальная горница. Так что не беспокойся за нас. Ложись на мою постель и отдыхай.

Через несколько минут Михаил уже сладко храпел, посвистывая. Нашлось место и для его людей, которые изрядно насытились свадебными угощениями.

Крики гостей, нестройные голоса запевал, топот танцующих пар не могли помешать сну князя Михаила. Сон сопровождался отчетливыми сновидениями. Михаил увидел себя в движущейся толпе, многолюдной, плотной. Она двигалась к Киеву, не теперешнему, опустошенному, почти безлюдному, а к прежнему, густо населенному городу. Толпа во главе с князем вошла через городские ворота в Киев и растеклась по лабиринту городских улиц. Горожане встречали Михаила приветственными возгласами и жестами. Никаких следов разрушения в городе не было заметно, словно вражеское нашествие миновало его. Впереди отчетливо вырисовывался Софийский собор, сверкавший позолотой куполов.

Лабиринт киевских улиц привел князя Михаила к его княжескому дворцу, величественной постройке, украшенной башенками и галереями, заполненными людьми, приветливо махавшими руками приближающемуся князю. Михаил поднялся по крутой лестнице на открытую галерею. Он попытался открыть массивные двухстворчатые двери, ведущие внутрь помещения, но они не поддавались. Тогда Михаил направился вдоль галереи, на которую выходили другие двери. Но ни одна из них не поддалась, словно была наглухо заперта. Тем временем люди, как видно киевляне, заполнившие галерею, внезапно исчезли. Как это произошло, князь не мог заметить.

Какое-то недоброе предчувствие охватило его. Внезапно все двери, ведущие на галерею, широко распахнулись, и на нее шагнули ханские люди, скуластые, с узким разрезом глаз, в остроконечных меховых шапках. Один из них, вероятно, главный среди ханских людей, заговорил понятно и отчетливо:

- Ты, князь Михаил, поклонись хану Батыю, признай себя его послушным служителем - останешься киевским князем под нашим наблюдением. Согласен?

Монголы окружили Михаила со всех сторон и, казалось, хватали его за рукава, тянули в разные стороны и восклицали:

- Согласен?! Согласен?!

- Никогда не буду согласен… - назло им ответствовал князь.

Внезапно все монголы куда-то исчезли, и галерея заполнилась придворными и родными.

Он поднялся по крутой лестнице еще выше. Дворец Вовсе не был разрушен и выглядел точно так, каким был до монгольского нашествия. На второй галерее придворные и стражники встретили князя почтительными поклонами. Один из них услужливо распахнул перед ним двери, ведущие в дворцовые покои.

Михаил шагает по анфиладе дворцовых покоев и наконец входит в просторную залу, заполненную толпой людей. Он присматривается к ним и узнает в них своих многочисленных детей. Вот старшая из его детей, дочь Мария. На ней вовсе не монашеское одеяние, а пышная и нарядная одежда, в которой она выходила в свет еще при жизни мужа Василька. Рядом с ней сын Ростислав в венгерском одеянии и младшие сыновья, кучно столпившиеся. Все приветствуют отца. Радостные возгласы раздаются из каждого угла. Внезапно зала погружается в кромешную тьму. Фигуры княжеских детей исчезают. Пробивается рассвет. Но теперь можно увидеть не стены дворцовой палаты, а зловещие развалины. Исчезли и все фигуры людей, лишь по развалинам ходят бродячие голодные псы. Вот что ожидает князя Михаила в разрушенном Киеве.

Он ходит по развалинам некогда многолюдного и богатого города, встречает одиноких людей и стаи голодных псов, вызывающих опасения. Что осталось от прежнего богатого Киева?

Тревожный сон продолжается. Только теперь перед князем возникают другие картины. Заснеженная дорога. Неизвестно куда движется по ней Михаил верхом на коне. Все спутники отстали, или их вовсе нет. Навстречу ему несется группа воинственно настроенных всадников. Похоже, разбойники с большой дороги. Когда всадники приблизились к нему, Михаил узрел в них ханских людей. Один из них, как видно предводитель, зычно выкрикнул:

- Не хочешь поклониться хану Батыю, так тебя ждет расплата, а какова эта расплата, решит хан Батый!

Княжеского коня схватили под уздцы и куда-то потащили. Михаил и его спутники очутились в чаще леса на большой поляне, где возвышался большой шатер. Оказалось, что это был ханский шатер. Михаил никогда не видел хана Батыя, но мог его себе представить. Хан виделся ему смутно в окружении свиты. Он произнес резко и раздраженно:

- Так это ты, Михаил? Кончайте с ним. Михаила куда-то поволокли. Должно быть, собирались покончить с ним.

На этом тревожный сон прервался. Проснувшись, Михаил увидел рядом Аполлинария, отца жениха.

- Как спалось, батюшка князь? - спросил он Михаила.

- Плохо спалось, - ответил Михаил, - скверный сон приснился.

- Со мной тоже такое часто случается. Вижу прежний Киев во всем его блеске и богатстве. Вдруг какой-то провал, и зрю зловещие развалины, стаи голодных псов.

- Ты повторяешь мой сон.

- Неужели? Значит, разрушенный Киев на нас обоих действует.

- Скверно действует.

- Не попил бы, батюшка, кваску холодного?

- Да нет, благодарствую.

- Неспокойно ты спал, князь, вскрикивал во сне. Зело тревожный сон снился?

- Всякое снилось, - уклончиво ответил Михаил.

- Что-то тебя испугало? - допытывался Аполлинарий.

- Да так, пустое…

Михаил не стал вдаваться в содержание сна. Хозяин напомнил, что уже наступило раннее утро. Гости разошлись по домам, чтобы через некоторое время вновь собраться за столом и продолжить пиршество. Аполлинарий рассчитывал задержать Михаила и его спутников в числе гостей хотя бы еще на день и принялся настойчиво уговаривать его остаться.

Свадебное пиршество продолжалось и на второй день. Как ни уговаривал Аполлинарий, а вместе с ним и отец Филипп, чтобы князь Михаил и его люди задержались хотя бы еще на день, тот принял категоричное решение отъехать вместе со всеми спутниками. Киевский князь был непреклонен.

Стоял легкий морозец. Дорога к Киеву была укатана: видимо, кто-то недавно проехал на санях. До Киева, вернее, его развалин осталось еще несколько верст, когда Михаил и его спутники заметили вдали у обочины дороги огонек костра. Около него копошились люди, вероятно семейство с детьми, и стояла лошадь, впряженная в сани с грузом.

- Куда путь держите, божьи люди? - спросил Михаил, подъезжая к костру и обращаясь к худощавому немолодому человеку в потертом зипунишке.

- Держим путь из дальнего лесного края, где укрывались от бусурманов. Край сей аж на оконечности пинских болот. А направляемся всей семьей в Киев, вернее, возвращаемся.

- А много ли таких бедолаг возвращается в Киев-град?

- Нет, не много. Основное число киевлян побито ворогами и полегло на развалинах города.

- Это мы знаем. А что собираешься делать в Киеве?

- По профессии я корабел. Сооружал лодки, ладьи, даже речные суденышки. Слышал о таком Варлаамии Гусячкине?

- Как не слышать! Одним из крупнейших судовладельцев и корабельных мастеров был в Киеве.

- Моей правой рукой был младший брат, Антип Гусячкин, ныне покойный. Царство ему небесное, как и всем павшим киевлянам.

- Царство небесное…

- Возьмусь за старое дело. Быть может, подыщу среди нынешних киевлян подмастерья себе.

- Дело давнишнее и полезное. Желаю тебе успеха, Варлаамий Гусячкин. Меня-то знавал? Встречались когда-нибудь?

- Не привел Господь.

- Михаил я, теперешний князь киевский. Слышал о таком?

- Как не слышать! А встречаться не довелось. На моей памяти много князей на киевском столе перебывало. Разве всех упомнишь? А вот твое имечко засело в голове.

- Заглядывай, Гусячкин, в мое жилище на острове. Потолкуем. Может, и заказ на дощаник от меня получишь, или другое дело тебе найдем. А пока обживайся на развалинах Киева. Подыщи себе не до конца разрушенную хибару.

- Так, значит, ты и есть князь Михаил, который обитает на острове… Слыхивал о таком, да пока не видал.

- Вот теперь увидел.

- Я ведь недавно побывал в Киеве, чтоб присмотреться к городу и решить, стоит ли возвращаться на родное пепелище или нет. Как видишь, после раздумий решил возвратиться. Буду единственным корабелом в городе.

- И много ли ты встретил киевлян?

- Не зело много. Спросил об этом старосту, которого выбрали киевляне. Староста сказал мне: "На сегодняшний день мы насчитываем в городе сто тридцать два жителя, не считая младенцев". Негусто, конечно. Супротив прежнего населения Киева это мало, совсем мало. Но все же число жителей помаленьку растет. Рождаются младенцы, приходят новоселы. Иногда задумываюсь, что будет с нашим Киевом через год, два, через десяток лет? Конечно, город к тому времени не станет прежним Киевом. А вот насколько он вырастет и возродится, не ведаю. Что скажешь, княже?

- И я не ведаю, ибо я не пророк. И никто не знает, что с нашим горемычным городом произойдет.

Вот такой разговор состоялся у придорожного костра невдалеке от Киева, вернее, его развалин. Трудно, черепашьими шагами заселялись эти развалины. И никто не мог сказать или предвидеть, когда город станет прежним Киевом, многолюдным, оживленным, оглашаемым перезвоном колоколов, среди которых выделялся густой бархатистый бас главного большого колокола собора Святой Софии. Ведущий храм Руси стоял в запустении.

На каменных плитах пола все еще виднелись следы копоти и золы от костров, разжигавшихся завоевателями внутри храма. Образа, украшавшие его, расхищались и становились дровами. Поэтому и митрополит, глава киевской епархии, не спешил вернуться в Киев, а кочевал по русским духовным центрам, а если изредка и возвращался в свой приднепровский град, то служил в небольшом приделе, пристроенном к храму Святой Софии.

Князь Михаил недолго задержался со своими спутниками у костра. Когда они двинулись в путь, Гусячкин с семьей тоже начал собираться в дорогу. Он попытался было присоединиться к группе всадников, но быстро отстал от них.

Вот и развалины Киева в окружении полуразрушенной стены. Когда всадники приблизились к ней, из пролома вышел человек, в котором Михаил распознал киевского старосту Максима, в прошлом купца средней руки, торговавшего всякой всячиной. Во время захвата города татаро-монголами он отсиживался в убежище, глубоком погребе под развалинами своей усадьбы. Находился там долго, изголодался. Выбрался наружу, когда ханские полчища уже покинули Киев и двинулись далее на запад. Семью Максим заблаговременно отправил за пределы города, где она смогла присоединиться к беженцам, направлявшимся в Польшу.

Русских беглецов в польских землях оказалось немало. Их житье в вынужденном изгнании было несладким. Изгнанники подвергались нападениям со стороны бродячих шаек грабителей. Обычно это были шайки, предводительствуемые мелкими феодалами, потерявшими свои имения в междоусобной борьбе.

Местное население роптало, недовольное бесчинствами панства. Когда Батыево войско покинуло западно-украинские земли и ушло на восток, русские беженцы вернулись из Польши в родные края. К ним присоединились и многие поляки, раздраженные постоянными усобицами в Польше и бесчинствами шаек мелких феодалов. Однако польские беглецы, наслышанные о разрушении Киева, не пожелали отправиться на его развалины. Беглецы осели на Волыни и в Галиции. В Киев возвратились немногие русичи.

Бедствием для малочисленных киевлян были нашествия грабителей, рыскавших по развалинам города в надежде найти что-нибудь ценное. Дело доходило до жестоких схваток с киевлянами. Грабители разыскивали тайники с продуктами и дорогими вещами, какие имелись у каждого состоятельного киевлянина. Занимались поисками и сами киевляне. Жители города поддерживали свое существование за счет рыбной ловли в Днепре и охоты на дичь. Бедствием для них были стаи голодных псов, заполонившие развалины города. Они представляли опасность для одиноких путников, особенно детей. Поэтому люди выходили из домов, собираясь в группы и вооружаясь увесистыми дубинами. Некоторым киевлянам удавалось завести домашний скот, который в летнее время выгонялся на прибрежные пастбища. Предпочитали держать гусей, овец и свиней. Потихоньку, с потугами мирная жизнь в Киеве оживала, хотя до возрождения прежнего многолюдного града было далеко, очень далеко.

Поскольку приходилось опасаться грабителей, которые, растеряв свое имущество, бродили по окрестностям Киева и не брезговали заниматься открытым разбоем, Максим выставлял у входа в населенную часть города охрану. Из-за нехватки людей назначалось не более двух охранников. Когда вдали показался небольшой отряд всадников, он был замечен охраной, которую несли отец с сыном. Отец послал сына к старосте, чтобы доложить об их приближении. Предупрежденный караульным, Максим встретил Михаила низким поклоном и словами:

- Приветствую, княже, возвращение в твой стольный град.

Михаил легко соскочил с коня и передал поводья сопровождавшему его всаднику из отряда. Ответил старосте приветствием и вопросом:

- Что нового, голубчик?

- Есть новости.

- Докладывай.

- За время твоего отсутствия в городе появились новоселы.

- Много?

- Увы, совсем немного. Только четыре человека. Двое одиноких средних лет и еще супружеская пара. Женщина, похоже, на сносях. Отправились, чтобы навестить родных, а когда возвращались домой, Киев уже был осажден войском Батыя. Где-то скитались, выжидая, когда город избавится от вражьей силы. Думали сперва обосноваться в ином месте, да потянуло в Киев.

- Теперь я порадую тебя, - произнес Михаил. - Едет к тебе корабел с супружницей и кучей малых детишек. Собирается взяться за старое ремесло. Встретил его в дороге.

- Вспомнил. Знаю такого. Он наведывался к нам недавно. Присматривался к нашей житухе и размышлял, возвращаться ли на родное пепелище. Видать, князь-батюшка, помаленьку возрождается наш Киев.

- О возрождении говорить еще рано. Но ты сообщил мне отрадные вести. Оживает постепенно город.

- Теперь передам тебе горькую весть. На твоем острове обосновались ордынцы во главе с ханским чиновником. Видать, важная птица. Обложили нас данью. А тебе, князь, придется ехать с ними в Золотую Орду, к хану Батыю. Зачем - не ведомо. Скорее всего для того, чтобы постоянно быть под пристальным ханским глазом. Не человек этот Батыга, а форменный аспид. Известно, что не все русские князья возвращаются из ханской ставки живыми.

- Увы, это мы знаем. Горькие слухи до нас доходят. Мы с тобой, Максимушка, потолкуем потом поподробнее. А я, вероятно, должен повидаться с этим, как ты его называешь, аспидом.

- Аспид он и есть.

- Посмотрим, посмотрим.

Михаил расстался с Максимом, и маленький караван князя вступил на лед Днепра, чтобы перебраться на остров. Лед еще не был достаточно крепким, и поэтому князь приказал своим всадникам рассредоточиться.