Михаил Черниговский

Глава 16. СНОВА НА РУИНАХ КИЕВА

Остаток небольшого гарнизона приветствовал князя Михаила Всеволодовича и принял у него и его спутников коней, чтобы разместить их в ограждении. Из княжеских палат выбежала не одетая в зимнюю одежду княгиня и со слезами радости и надежды бросилась к супругу.

- Михальчик, ненаглядный, вернулся живой, - сквозь рыдания повторяла княгиня, осыпая мужа слезами и судорожными поцелуями.

Михаилу бросились в глаза заметные перемены, которые произошли со стареющей княгиней.

Встречавший князя боярин Феодор, уловив его удивленные взгляды, обращенные на окружение, пояснил:

- Сколько кустарников и деревцев повырубили охальники на топливо! Рискнул я объясниться с ханским человеком, попросил его прекратить порубку на острове. Он ответил мне: "Давай своих дровосеков, чтобы поставляли мне каждодневно дрова для костров, тогда не тронем ваш остров". Договорились по-хорошему.

- Откуда берешь дрова для непрошеных гостей?

- Два моих парня рубят деревья в прибрежных рощицах. А вот и до тебя шагает незваный гость, - произнес Феодор, показывая на приближающегося человека в чужеземном одеянии.

К Михаилу поспешно шел осанистый неопределенных лет монгол в меховой одежде и остроконечной шапке в сопровождении толмача, худощавого немолодого человека, явно русского по своему облику. Монгол не представился, не поприветствовал князя, а резко, бросая зычные слова, произнес через толмача:

- Кутай имеет желание говорить с тобой, если ты князь Михаил.

- Я князь Михаил. А ты кто такой?

- Человек Кутая, большого вельможи при великом хане Батые. Он ведает сбором дани.

- Важная персона твой Кутай. Что ему от меня надо?

- Это он сам тебе скажет. Вот его шатер.

Монгол указал на вместительный шатер, стоявший в стороне, но невдалеке от княжеских палат. А рядом стоял шатер поменьше, для рядовых спутников Кутая, его охранников и писцов. Впоследствии Михаил, присмотревшись к толмачу Кутая и ближе познакомившись с ним, узнал его историю. Став ханским пленником, будущий толмач стал прислужником у одного из ханских приближенных. Он оказался восприимчивым к языку монголов и довольно быстро усвоил его. Это было подмечено ханским окружением, и пленника сделали толмачом при главном сборщике дани.

Боярин Феодор молча сопровождал князя Михаила и вошел вслед за ним в главный шатер. Кутай встретил обоих вроде бы приветливо. Спросил князя через толмача:

- Долго ли странствовал, князь Михаил?

Михаил решил поддерживать беседу с ханским человеком в дружелюбном тоне, не хитря и, главное, не огрызаясь. Это лишь испортит всю обстановку.

- Странствовал долго, поэтому и рассказ мой получится долгим. Коли готов выслушать…

- А нам спешить некуда. Рассказывай, князь.

- Коли позволишь, расскажу о том, как посетил страну Венгрию, которую сами венгры называют Хонгареей. А правит в ней король Бела.

- Слышал о таком. Не очень-то сей король отличился в столкновении с нашим войском. Разума не хватило у Белы договориться по-доброму с нашим ханом. Слышал, что твой старший сын женат на дочери этого короля. Это верно?

- Ты правильно осведомлен. Прямого касательства к семейным делам сына я не имел. Виделся с ним накоротке. А король Бела встретиться со мной не пожелал и стражникам своим повелел не пускать меня в замок.

- Чем же ты ему не угодил?

- Знать, чем-то не угодил. А чем - сам не пойму.

- Еще что скажешь?

- Встречался с князем Даниилом Романовичем. С ним у нас в последние годы сложились добрые отношения.

- Что-то хитрит или мудрит твой Даниил, тянет с визитом к великому хану в его столицу Сарай-Бату. Да и твоего визита великий хан ожидает.

Беседа продолжалась еще некоторое время. Кутай настырно расспрашивал князя Михаила о его поездке к королю Беле, о взаимоотношениях с венгерским королем и сыном, королевским зятем.

Выслушав собеседника, Кутай произнес:

- На сегодня прервемся. У нас наступает время обеда. Не желаешь ли, князь, выпить чашку кумыса?

- У нас, русичей, не принято пить кобылье молоко. Предпочитаем коровье или иногда козье.

- Тогда не настаиваю. Но учти, князь Михаил, если великий хан угостит кумысом, не вздумай побрезговать. Твой отказ от ханского угощения будет выглядеть как кровная обида. Поэтому советовал бы тебе привыкать к кумысу. Уразумел?

- Что тут не уразуметь? У вас свои обычаи, у нас свои.

Михаил покинул шатер Кутая и направился в княжеские палаты, скромный бревенчатый дом из нескольких комнат. Немолодая, уже сухопарая княгиня принялась расспрашивать мужа. Особенно стремилась она узнать, как поживает их сын Ростислав, какова его семья, каковы его взаимоотношения с королем Белой. Михаил поделился тем, что мог рассказать о сыне и невестке, о тех впечатлениях, какие сложились у него за время его коротких встреч с ними.

Выслушав Михаила о его непродолжительном свидании с сыном, княгиня вздохнула и заметила:

- Ты бы сказал Ростиславу - сын он тебе все-таки: можно было бы батюшке родному и больше внимания уделить.

- Видишь ли, какие дела… Тесть у нашего сынка тяжело болен, с минуты на минуту может позвать зятя к себе в замок. Не вправе Ростик далеко и надолго отлучаться из королевского замка.

- Выходит, тесть-бусурман для него дороже отца родного. Как сие не понятно сынку нашему?

- Не суди строго нашего Ростика, матушка. В чужой стране свои обычаи, свои законы. Чужестранцу трудно сразу смириться с ними. Не будем сурово судить сынка нашего.

Вечер князь Михаил посвятил деловой беседе с боярином Феодором. Боярин отчитывался за те события, которые происходили в Киеве и его окрестностях за время отсутствия князя.

Феодор повторил то, что Михаил уже слышал от старосты Киева. Тот говорил князю о тех событиях, какие произошли на развалинах города, о прибытии туда новоселов. В степи, на левом берегу Днепра, появились свежие выселки, в которых все население насчитывало десятка полтора человек. Радостным событием было посещение острова на Днепре, где находилось пристанище Михаила, его сыном, брянским князем Романом.

Город Брянск был расположен в верховьях реки Десны, левого днепровского притока. При приближении Батыевых орд значительная часть брянских жителей укрылась в окрестных лесах и поэтому избежала расправы или плена. Оттого князю Роману, хотя и с немалыми усилиями, удалось восстановить свой удел и вернуть свой город с княжеским двором.

Князь Роман был расположен к отцу и время от времени навещал его. Он видел, что киевская земля подверглась особенно жестокому опустошению и обезлюдению. В последний раз Роман не застал отца, отправившегося в Венгрию, но повидался с матерью, оставив ей запас продовольствия: муку, свиное сало, сушеные фрукты.

- Непременно навещу Романа, - сказал Михаил боярину Феодору.

Роман, надеясь дождаться отца, задержался на днепровском острове. Занимался рыбной ловлей в Днепре. Чаще попадались крупные щуки, а в тихих протоках - караси. Неоднократно он бродил по развалинам Киева и перезнакомился почти со всеми его немногочисленными жителями. Особенно заинтересовали Романа охотники, с которыми он выходил поохотиться в окрестные леса. Резкое сокращение киевского населения привело к увеличению дичи в них, так как значительно сократилось и число охотников. Часто попадались куропатки, глухари, тетерева, зайцы. А однажды попался и медведь-шатун.

Мечтал Роман встретить стадо зубров или хотя бы одиночного зубра, отбившегося от стада. Но этот крупный зверь в окрестностях Киева не появлялся. Впрочем, ходили слухи, что зубры когда-то встречались в северных окрестностях Киева. Они заходили из полоцкой и пинской земель, с перегов Припяти. Там еще этот зверь водился в большом количестве.

Застал Роман и появление ханских людей, разбивших шатры на днепровском острове. К брянскому князю ханские люди отнеслись мирно, обещая проведать его. Встретил Роман это обещание без восторга.

Успел увидеть Роман и приезд киевского митрополита, не любившего служить в опустошенном Киеве и предпочитавшего проводить время в других городах, не испытавших такого разорения. Обычно иерарх вел службу в боковом приделе главного собора, пострадавшего не так, как его центральная часть. Роман неизменно присутствовал на службе, проводимой митрополитом, и приглашал его посетить Брянск.

Не дождавшись возвращения отца, князь Роман решил возвратиться в свой брянский удел. Он тепло распрощался с матерью и отбыл с небольшой свитой сопровождавших его всадников.

Боярин Феодор нещадно жаловался своему князю на нежданных гостей, поселившихся в двух шатрах на днепровском острове. Княжеская администрация была обязана содержать и кормить отряд ханских людей, а они отличались прожорливостью и требовали для себя и своих коней обильной пищи. Не столь щедрые припасы, которыми располагало княжеское хозяйство, подходили к концу. А еще следовало кормить свою, хотя и не ахти какую большую дружину.

- Послушай, Феодорушка, я вижу, ты не нашел выхода из наших затруднений, - произнес Михаил, - попробуем вместе что-нибудь придумать. Снарядим отряд охотников, человека три-четыре. Пусть добывают куропаток, тетеревов, одичавших кур для ханских людей. Не стоит пренебрегать охотой и на одичавших лошадей. Монголы употребляют в пищу конину. Это и даст возможность сохранить наши запасы. И еще вот над чем мы должны подумать. Ханские люди ждут от нас выплаты дани. Какова она, эта самая дань?

По ханскому распоряжению она составляет десятую часть дохода, как объяснил мне Кутай, - ответил Феодор. - На практике она, конечно, превысит десятую часть.

- Разумеется. Хан ждет от нас щедрой дани. А что может дать ханской казне разграбленный, опустошенный Киев?

Мы и числа людей всей киевской земли точно не знаем. Сколько осталось от тех, кто прежде населял ее?

- Не придется же устраивать перепись жителей при наших-то силенках, - заметил Михаил. - Это я должен сказать Кутаю. Пусть хан пришлет своих чиновников и перепишет население.

- Кстати, Кутай, хотя и жесткий человек, и обобрал нас, все же готов выслушать нашу сторону и иногда уступить нам.

- Слава богу, коли это так, как ты говоришь.

На следующий день Кутай снова выразил желание встретиться с князем Михаилом для деловой беседы. На этот раз Михаил зашел в шатер один, без сопровождения Феодора. Опять в беседе с Михаилом участвовал толмач, русский, бегло переводивший слова монгола на язык русичей и слова князя на чужеземный язык. Ханский чиновник встретил князя вполне вежливым приветствием:

- Как спалось, князь Михаил? Отдохнул ли после долгого пути? Небось путешествие в Венгрию было нелегким?

- Да уж… - Михаил не нашелся, что ответить, и замялся.

Тогда Кутай учтиво произнес:

- Надо бы дела кое-какие обсудить. Ты, наверное, слышал, князь Михаил, что великий хан Батый решил обложить всех русских князей данью. Она составляет десятую часть от всех доходов данника. От сей повинности освобождаются лишь духовные лица. Если человек трудолюбив и добросовестно выполняет свою работу, то эта десятая часть его урожая или других доходов не ляжет на его плечи тяжким бременем. Разве не так?

- Чтобы установить правильную сумму дани, которую я должен вносить в ханскую казну, необходимо знать хотя бы количество дворов, коими я владею на сегодняшний день.

- Разумеется. А что тебе мешает определить это количество?

- Я представляю себе прежнее число киевлян. Оно было внушительное. А сегодня в Киеве едва наберется полторы сотни жителей. Есть еще какие-то люди, осевшие в окрестностях Киева, а есть и люди бродячего образа жизни, не имеющие постоянного места жительства. Всех их установить трудно.

- Вот и устанавливай. Сколько тебе потребуется времени на это?

- Нужны терпение и время. А сколько - мудрено сказать заранее. Я предпочел бы отправиться в Орду, когда бы приблизительно знал, сколько подданных находится под моей властью.

- Какой тебе потребен срок, чтобы сосчитать всех своих подданных?

- Трудно ответить на сей вопрос. Я думаю, месяца два, чтобы получить самую приблизительную цифру.

- Два месяца - это слишком много, хватит тебе и одного. Даю тебе месяц сроку. Закончишь свою перепись к концу зимы и поезжай в Орду. Большую свиту с собой не бери, чтобы не обременять ордынскую администрацию. Будем надеяться, что великий хан отнесется к тебе благосклонно, только усердно исполняй все установленные при ханском дворе обычаи.

- Постараемся, господин мой.

- Если принимаешь мой совет, действуй. А я с моими людьми еду далее, в Брянск. Там, кажется, княжит твой сын.

- Мой сын Роман.

Михаил вздохнул с облегчением, услышав о предстоящем отъезде Кутая и его людей.

Ордынцы задержались еще на несколько дней. Напоследок они нещадно опустошили княжеский амбар. Не могли насытить их и обильные запасы дичи, добытой охотниками. Михаилу казалось, что люди из ханского отряда с особой жадностью набрасывались на пищу. Наконец долгожданный отъезд монголов во главе с Кутаем состоялся. Вслед за цепочкой всадников двигались несколько саней, груженных шатрами, утварью и всякой снедью.

Когда обоз ханских людей скрылся за горизонтом, скользя по льду Днепра, Михаил вместе с боярином Феодором подвергли ревизии содержимое амбаров и сенников. Они оказались опустошенными. Сено и овес были съедены ханскими лошадьми. Мало что осталось и от продовольственных запасов. Пришлось снарядить охотников за дичью и заняться рыбной ловлей, пробив в толще льда проруби. А для прокорма лошадей рубили ивовые кусты и камыши. Неважный корм, но другого не нашлось.

Несколько дней Михаил занимался подсчетом населения разоренного княжества. Он вызвал к себе городского старосту, который назвал ему число жителей, проживающих на развалинах Киева. В различные концы киевского удела князь разослал своих людей, поручив им привезти сведения о местных жителях. Собрали они данные весьма приблизительные. Остались невыявленными люди, укрывавшиеся по лесным балкам и урочищам. Все же набралась какая-то очень неточная, примерная цифра.

Получив эти данные, Михаил с женой собрались в дорогу, прихватив с собой священника княжеской церкви и боярина Феодора. Из дружинников князь взял с собой тех, которые сопровождали его в Венгрию, заменив двоих из них, не способных по возрасту пускаться в дальнюю поездку.

- Отправляемся в путь, - сказал князь Михаил жене и боярину Феодору.

- Куда мы собираемся? - спросила княгиня.

- Тебя, матушка, оставлю у Романа, сынка нашего, в Брянске, а я поеду в Орду, ханскую столицу. Коли суждено мне сложить там головушку, останься у Романчика. А Феодорушка, мой верный человек, будет моим спутником и разделит со мной все тяготы, какие могут произойти с нами.

Колонна всадников и несколько санных подвод медленно тронулись в путь по льду застывшего Днепра. Настроение у князя Михаила было подавленное, если не сказать удручающее. Он с тоской оглядывался на развалины Киева, окруженного полуразрушенной стеной, из-за которой возвышались купола Софийского собора, еще недавно признаваемого главным святилищем на Руси. Даже эти руины были ему дороги, привычны. Он задавал себе тревожный вопрос: неужели это расставание с дорогими для него местами последнее в его жизни?

Сердце охватила жгучая тревога. Что ожидает его в недалеком будущем в Орде? Вероятно, хан Батый станет донимать его, князя Михаила, всякими несуразными требованиями, противными его православной вере, нормам поведения. Если бы только это! Не припомнит ли хан, как он послал в Киев своих посланцев с требованием сдать город без боя? А князь Михаил, бывший в то время в Киеве, посовещавшись со своим окружением, приказал схватить ханских людей и умертвить. Сойдет ли ему такое с рук? Ведь хан Батый, говорят, человек злопамятный и мстительный.

Наконец, Михаил долго оттягивал посещение Сарая, несмотря на требование хана. А это могло быть истолковано как умышленное неповиновение ханской воле. К тому же и среди Рюриковичей, общавшихся с ханом, могли оказаться недоброжелатели Михаила. Одним из таких наиболее упорных недоброжелателей был князь Ярослав Всеволодович, когда-то княживший в Новгороде, а потом во Владимире. С давних времен Ярослав видел в Михаиле своего соперника из-за новгородского стола и при всяком удобном случае старался отомстить князю и оклеветать его в глазах хана.

Михаил Всеволодович долго оттягивал посещение ханской столицы, что истолковывалось в ханском окружении как проявление трусости.

Выехали с острова ранним утром, когда еще стояли сумерки. Тем не менее к отъезду каравана явился староста Максим, чтобы проводить князя. Его сопровождали с десяток горожан.

- Чем порадуешь напоследок? - спросил его Михаил.

- Устроили мы облаву на бродячих и одичавших псов, - ответил староста. - Десятка два перебили, остальные разбежались.

- Еще чего хорошего скажешь?

- Вчера к нам из леса пришел человек. "Надоело, - говорит, - по лесным дебрям скитаться. Примете меня?" - "Отчего же не принять", - отвечаю. Нашлась для него убогая лачужка.

- Кто таков этот человек?

- Трифон Балясников. Землепашец и к тому же плотник. Взяли его в наш круг.

- Много ли таких по окрестным лесам бродят?

- Сие одному Господу ведомо.

Михаил тепло распрощался с киевлянами, и его небольшой караван съехал с высокого берега на днепровский лед, направляясь к северу. На пути встретилось несколько одиноких выселков, как видно, обитаемых. В целом же местность казалась безлюдной. Лишь однажды повстречался вооруженный луком охотник на лыжах. Он двигался быстрым шагом по высокому берегу. Заметив на льду Днепра караван, приветливо помахал рукой.

Князь Михаил ехал во главе колонны, размышляя над недавним сном, вызвавшим тяжелые мысли. Во время сельского свадебного пира, участником которого ему довелось стать, Михаил Всеволодович, утомленный дорогой, а потом пиршеством, прилег отдохнуть и моментально уснул. Снились ему горькие и тяжкие события, которые могли ожидать его в Орде.

С этими мыслями Михаил со своим отрядом подходил к тому месту, где сливались вместе скованные льдом Днепр и его приток Десна.

В пути князь непрестанно думал о своей поездке в Орду, о встрече с ханом и его приближенными. Батый представлялся ему грозным деспотом, окруженным толпой придворных и родственников, людей угодливых и покорных. Михаил был убежден, что встреча с Батыем не сулит ему ничего хорошего, а тревог и переживаний принесет немало. В пути он жадно расспрашивал всех встречных князей Рюриковичей, побывавших в ханской резиденции, об их впечатлениях о пребывании у хана Батыя. Впечатления воспринимались как сумбурные, разноречивые, но можно было уловить в них главное. К русским князьям, посещавшим ханское обиталище, Батый и его окружение относились неуважительно, требовательно, заставляли исполнять всякие унизительные обряды, явно противоречащие нормам православной веры, ее привычным канонам, оскорбляющие достоинство русича.

"А если сии требования идут вразрез с элементарными правилами православной религии?" - задавал себе вопрос князь Михаил и оставался в тяжком раздумье.

Посетители ханской столицы, города Сарай-Бату, которых удавалось встретить в пути, вызывали у него тревожные и беспокойные мысли. Он знал, что из Сарая возвращаются живыми далеко не все русские князья Рюриковичи. Некоторые, хотя их было и не так много, подвергались в Орде жестокой расправе, если чем-то не угодили хану. Не ожидает ли такая же участь и его, Михаила Всеволодовича? Все может быть. Нельзя заранее предугадать, что на уме у жестокого хана.

Развалины опустошенных селений, встречавшихся на пути, показывали, на что способны ханские люди. Северное ответвление от основного потока Батыева войска, наступавшего на Киев, нацеливалось на Чернигов, расположенный на нижней Десне. Когда-то низовья этой реки были густо заселенным краем с частыми деревнями. Все они, бывшие на пути вражеского войска, безжалостно разрушались и уничтожались. После ухода отсюда ордынцев на месте селений оставались лишь пепелища. Такая же участь ожидала и цветущий в свое время Чернигов. Теперь же возродились немногие селения, всего два-три, состоявшие из двух-трех наспех сработанных изб.

С ледяного покрова Днепра свернули на скованную льдом Десну, его правый приток. Пустынная местность неожиданно оживилась одиноким человеком, шагавшим на лыжах. Его сопровождал небольшой охотничий пес. За спиной его хозяина были приторочены лук и колчан со стрелами.

- Куда путь держишь, добрый человек? - таким возгласом остановил его князь Михаил. - Уж не в Киев ли?

- Я маленький человек, земледелец и охотник. Зачем мне Киев?

- Значит, черниговский.

- И опять не угадал, мил-человек. Обитаю в прибрежном выселке. Когда-то было богатое село со своим храмом. Все пожгли проклятые Батыевы люди, когда крушили злополучный Чернигов. Слава богу, я с семьей и еще один мой сосед успели укрыться в прибрежных камышах и уйти в ближайший лес. А остальные сельчане попали к монголам. Кто-то поплатился жизнью, а кто-то был уведен в полон.

- Грустные вещи рассказываешь. Представился бы.

- Донат Дударев я.

- А я киевский князь Михаил. Слыхал о таком?

- Еще бы не слыхать.

- Как же ты стал далее поживать, когда Батыева орда покинула край?

- Вернулся из лесного укрытия на прежнее место. Узрел одно пепелище. Еще пришел из лесного убежища мой родственник Корнилий. Видим грустную картину: следы пожарищ, развалины бывших хат. Кое-как собрали остатки, что удалось наскрести. С великим трудом возвели хатенки. Вот и все, что осталось от прежнего селения. Пока не разжились зерном, чтобы засеять поле. А кормиться-то надо: у меня деток четверо, у соседа Корнилия двое.

- Как же вы кормитесь?

- Корнилий у проруби сидит, щук ловит, а я дичью промышляю. Больше куропатки попадаются.

- Успешной охоты тебе, Донатушка. А у нас дальняя дорога.

Путь по скованному льдом Днепру был совсем непродолжительным. Свернули на лед днепровского притока - Десны. На правом берегу реки показались не то какие-то строения, не то развалины Чернигова.

Михаил несколько оживился при виде родного города Чернигова, вернее, его следов. Город был осажден татаро-монголами, взят штурмом и разрушен до основания. Значительная часть его жителей была перебита или пленена. Уцелели совсем немногие. Поэтому и не нашлось в княжеской семье желающих владеть Черниговом и носить титул черниговского князя.

Михаил считал этот город частью своего киевского удела, но наведываться сюда не любил. Уж очень тяжкие впечатления производили на него развалины Чернигова. Здесь уцелели каким-то чудом лишь несколько десятков его обитателей. Управление городом, вернее, тем, что от него осталось, возглавил местный боярин Анкудинов, укрывшийся при приближении неприятеля в окрестностях.

В свое время в Чернигове действовали более десятка больших и малых храмов. Теперь же служба совершалась только в одном не самом значительном храме. В главном соборе, который был превращен в пепелище, в подвале находилось родовое захоронение князей, родителей князя Михаила - его отца Всеволода Святославича и матери Марии Казимировны.

Прежде всего Михаил пожелал поклониться их праху, но лестница в соборный подвал была завалена всяким хламом, мусором, битым кирпичом, обломками церковной утвари, конским навозом. Да и подступы к лестнице были также захламлены. Ханские люди превратили собор в конюшню, а соборную утварь и образа сожгли на кострах, следы которых виднелись в разных частях обширного храма.

Михаил Всеволодович отдал распоряжение боярину Амвросию Анкудинову, управляющему немногочисленным населением Чернигова, расчистить завалы в соборном храме и открыть путь к княжеским саркофагам. Анкудинов со своими людьми с явной неохотой взялся за расчистку. Видя, что дело двигается крайне медленно, к нему подключились княжеские дружинники. К ним присоединился и боярин Феодор. Все же общими силами путь к саркофагам удалось расчистить. Князь Михаил приказал обоим священникам - и тому, который сопровождал его из Киева, и другому, местному, черниговскому, служившему в единственном местном небольшом храме, - совершить обряд над саркофагами родителей. Когда священники закончили поминальную молитву, Михаил опустился на колени перед каменным надгробием матери и прижался к его поверхности с высеченными на ней надписями, напоминавшими об имени и титуле покойной княгини. Такая же надпись была высечена на соседнем саркофаге, установленном над прахом отца Михаила, князя Всеволода Святославича.

Князя Михаила с женой и боярина Феодора пригласил остановиться у себя в доме боярин Анкудинов, местный управляющий. Сопровождавший Михаила киевский священник был приглашен черниговским священником в его дом. А стражники расположились на ночь у костров на кучах хвороста.

Михаил долго не мог уснуть, хотя боярин Анкудинов и предоставил ему удобную постель с мягкой периной и теплым одеялом. Князя одолевали воспоминания о родителях, особенно о матери Марии Казими-ровне, хотя он и лишился ее в юном возрасте.

В ту пору отец Михаила, князь Всеволод Святославич, по прозвищу Чермный, княжил в Чернигове и часто отъезжал в Киев к великому князю. Сын его рос живым, непоседливым ребенком. Он постоянно стремился вырваться из-под опеки матери и приставленной к нему няньки-полячки из материнской свиты.

Когда Михаилу удавалось сделать это, он убегал к городским мальчишкам и вместе с ними играл в разнообразные детские игры. Если же было летнее время и Михаилу наскучивали детские игры, он со своими сверстниками увлекался купанием в Десне. По этой реке, днепровскому притоку, плавали крупные дощаники, поднимавшиеся во время весеннего паводка вверх до самого Брянска.

Маленький Михаил с завистью смотрел на мальчишек, которые без больших усилий переплывали Десну и потом кричали ему и махали руками с противоположного берега. Он, рано научившись плавать, пытался подражать этим мальчишкам и мечтал достичь другого берега, но силенок хватало лишь до середины реки. А дальше продолжать плавание он не мог, так как выбивался из сил, и возвращался обратно. Но все же Михаил никак не хотел сдаваться. "Непременно одолею эту Десну", - говорил он сам себе.

Однажды Михаилу удалось сравнительно легко достичь середины реки, и он уверенно поплыл к противоположному берегу. И вдруг внезапно силы оставили его. Показалось, что его тела коснулось нечто холодное и скользкое, возможно, крупная рыба. Михаил потерял прежнюю уверенность и беспомощно замахал руками. Ему представилось, что он забыл все правила, каких должен придерживаться пловец. Прежде чем его потянуло на дно, он успел надсадно вскрикнуть. К счастью, невдалеке от него плыл мальчишка постарше, услышавший вскрик. Он бросился на помощь Михаилу, схватил его за руку и поплыл с ним к мелкому месту вблизи правого берега.

Прибежала перепуганная нянька, хватившаяся княжича, вцепилась в его руку и потащила к княгине с жалобой на мальчика.

Княгиня, женщина строгая, отругала няньку за то, что оставила ребенка без присмотра. Потом принялась за сына - отшлепала его ладонью по мягкому месту. Крепко досталось Михаилу. Он едва сдерживал слезы не столько от боли, сколько от обиды. Все-таки сдержался и сумел не расплакаться. А нянька получила категоричный приказ не оставлять маленького Михаила без надзора. Михаил, однако же, проявил свой упрямый характер. На этот раз он не посчитался с материнским запретом подходить к воде. Воспользовавшись тем, что нянька задремала, притомленная солнцем, мальчик стремительно побежал к воде и поплыл саженками к левому берегу. Он старался не делать резких, порывистых движений, чтобы не растерять силы. Незаметно преодолел середину реки, подступил к противоположному низменному берегу. Достиг его, выбрался на прибрежный песок. Отлежался и пустился в обратное плавание.

Оно уже не представляло трудностей. Приближаясь к правому берегу, Михаил стал убыстрять взмахи рук, пока не достиг его.

Ликующий, одержавший победу над рекой, Михаил прибежал к матери и поделился с ней радостью, не опасаясь шлепков или нравоучительной беседы.

- Я, матушка, переплыл Десну, достиг другого берега, - произнес он не без хвастовства.

- Не врешь, Михальчик? - с сомнением спросила княгиня.

- Ей богу, не вру. Хочешь, свидетелей призову? Мальчишки видели же меня на том берегу.

- Что мне с тобой делать, упрямец? Всыпать, что ли, тебе горяченьких за то, что ты растешь у нас такой бедовый?

- А за что всыпать-то? Разве я плохо поступил?

Наказывать сына мать на этот раз не стала, но отцу, когда он возвратился из Киева, все же пожаловалась:

- Ведь мог утонуть, охальник. Повлияй, батюшка, на строптивого сынка.

Князь Всеволод, выслушав жену, лишь раскатисто рассмеялся и посадил сына к себе на колени.

- Молодец, Михальчик. Что я еще могу тебе сказать? Стать хорошим пловцом - это для русского князя дело полезное. Только знай меру, не переусердствуй.

Княгиня Мария Казимировна была болезненной. Какая-то неведомая болезнь подтачивала ее организм изнутри. Вскоре она умерла, оставив малолетнего сына. Князь Всеволод недолго был вдовцом. Вскоре после кончины Марии Казимировны он вступил во второй брак. Летописи не донесли до нас ни происхождения, ни имени его второй жены. Очевидно, она не принадлежала ни к королевской династии, ни к Рюриковичам. Если бы происхождение второй жены Всеволода было таково, летописец непременно счел бы нужным упомянуть о подобном факте. Скорее всего, вторым браком князь Всеволод был женат на заурядной боярышне, от которой он имел несколько детей. Одна из его дочерей, Агафья, была женой великого князя владимирского Юрия (Георгия) Всеволодовича. Она погибла в 1238 году при взятии Владимира войсками Батыя…

Князь Михаил не спешил отойти ко сну. Ночь была ясная, лунная. Он вглядывался в зимний пейзаж, в скованную льдом поверхность реки, в ее крутые берега. Воспоминания унесли его в дальнее детство. Мать была женщина вспыльчивая, неуравновешенная, но к сыну добрая. Когда она бывала в хорошем настроении, ласково говорила сыну:

- Ты же у меня один, Михальчик, единственное мое утешение. - И потом произносила уже с отчаянием: - Почему Господь не дает мне других деток, а тебе, Михальчик, братишек или сестренок?.. Во всем виновата моя хворь, конечно…

Михаил Всеволодович попытался представить окружающий пейзаж не в зимнюю, а в летнюю пору. Крутые песчаные берега, быстрое течение реки. Он, юный Михаил, долгие часы проводит в купаниях. Теперь уже он уверенно пускается в плавание, взмахивая руками, и легко достигает противоположного берега. Выбирается по крутому песчаному склону наверх и отдыхает на горячем песке. Мать примирилась с его плаваниями через реку на другой берег и больше не бранит его, не награждает обидными шлепками. А отец сдержанно похваливает сына. Городские мальчишки признали его за своего.

Болезненная мать ушла в мир иной. Отец и сын очень горевали. Михаил, провожая мать в склеп под главным храмом города, дал волю обильным слезам. А отец выдержал полгода вдовства и снова женился на местной, не ахти какой знатной боярышне. По этому случаю князь Всеволод имел откровенное объяснение с сыном:

- Небось осуждаешь батьку, Михальчик: поспешил, мол, погнался за первой встречной юбкой. Видишь ли, сын, не так все просто. Матушка твоя была тяжело больна и уже была неспособна родить тебе братьев и сестричек. А я нуждаюсь в полноценной семье. Надеюсь, такая семья у нас с тобой будет. Вот почему я поспешил с новой женитьбой. Понятно тебе, сын?

- Понятно, батюшка, - тихо и покорно ответил отцу Михаил, хотя и не понимал смысла его поступка.

Вскоре новая жена князя Всеволода понесла, и у Михаила должен был появиться маленький братец, а может быть, сестрица…

На следующий день Михаил Всеволодович затеял деловой разговор с боярином Анкудиновым, управляющим городом Черниговом, вернее, его остатками.

- Скажи, боярин, сколько всех семей находится на сегодняшний день в твоем ведении? Сколько людей проживает под твоей властью? - спросил Михаил.

- Думаешь, легко на второй вопрос ответить?

- Этого я не думаю. Но скажи мне, сколько уже лет ты обитаешь в Чернигове в своем теперешнем качестве?

- С тех самых пор, как люди Батыя ушли отсюда, оставив пепелище.

- Срок с тех пор прошел немалый. Мог бы за это время и сосчитать всех своих людишек.

- Если бы так легко это было сделать…

- А что тебе мешало?

- Да разные причины. Кое-кто сознательно скрывается от учета, кочует с места на место.

- Тогда задам тебе вопрос: сколько у тебя всего сельских приходов?

- Только семь. Негусто. В одном из них, самом бедном, всего пятнадцать дворов.

Все-таки весьма приблизительно прикинули, что все население семи приходов составило примерно около трехсот человек. Некоторое число жителей кочевало по округе, не имело постоянного места жительства и существовало за счет охоты и лесных промыслов.