Микаэль Айванхов

ВВЕДЕНИЕ КАКУЮ КУЛЬТУРУ ПРЕДСТАВЛЯЕТ ОМРААМ МИКАЭЛЬ АЙВАНХОВ?

Имя болгаро-французского просветителя Омраама Микаэля Айванхова (так его стали величать после духовного посвящения в 1959 г.), или урожденного Михаила Иванова (Айванхов — английское прочтение славянской фамилии Ivanhov), довольно давно известно в Европе. Он — один из столпов и духовных авторитетов Всемирного Белого Братства, созданного его наставником, мистиком и Посвященным из Болгарии Петром Доновым (Дыновым) в начале XX ст.

Прошлый век наглядно продемонстрировал миру, что количество проблем, с которыми сталкивается глобальное человечество, неуклонно возрастает.

Наука — религия — эзотерика. Наука, обещавшая планете в конце XIX ст. избавление от всех бед, оказалась не способна достичь этой цели: слишком сложной оказалась эта задача. В результате появилась реальная возможность для культурной реабилитации тех духовных феноменов, которые — на протяжении доминирования в западном обществе клана Ученых — были почти полностью или частично вытеснены на обочину общества.

Утверждение науки в качестве важнейшего основания западной культуры в XVIII–XIX вв. происходило далеко не так бесконфликтно, как можно представить из ее собственной официальной истории. Торжество научных подходов к осмыслению общества и человека, экспансия научной рациональности, вытеснение иных — не столь жестко выстроенных — способов интеллектуальной деятельности встречало довольно жесткое противодействие. Тем не менее, вплоть до окончания Первой мировой войны, в ходе которой все новейшие достижения науки были применены для уничтожения людьми себе подобных, ее авторитет казался абсолютно незыблемым. Наука вытеснила на обочину духовных мод все иные виды постижения мира. Жертвой подобных процессов, в первую очередь, выступили религиозный и эзотерический типы рациональности в культуре. Усилиями амбициозных служителей культа Науки за бортом были оставлены все предшествующие системные попытки осуществить осмысленные процедуры бого- и человекопознания: как в формате религиозной теологии и богословия, так и в варианте традиции герметизма — оккультизма — эзотеризма.

Религиозное мировоззрение поддерживалось на Западе усилиями более-менее сохранившего свои позиции католичества и протестантства (православие в первой половине XX в. практически не выдержало прессинга богоборческого режима большевиков в СССР). В то же время удел адептов тайного, эзотерического мышления оказался в первой половине XX ст. более замысловатым, хотя и не менее трагичным. Известны устремления как коммунистического НКВД, так и гитлеровской тайной полиции (гестапо) поставить под свой контроль хранителей традиции скрытого знания. И. Сталин и А. Гитлер никогда не забывали о необходимости искать тайную страну Шамбалу: лишь установление прочного контакта с ее обитателями гарантировало, по мнению многих экспертов в Москве и в Берлине, прочный контроль над разрушительными силами общественной динамики.

Творцы и приверженцы современного эзотеризма, как правило, усматривают его истоки в процедурах постижения мира, а также в психических техниках, присущих Иисусу Христу, Будде и сторонникам гностицизма. Эзотерические средства воздействия человека на материю подчеркнуто отвергают инженерные технологии, будучи принципиально обращены лишь к духовноэнергетическому потенциалу самих людей. (В современной российской традиции эту позицию достойно обосновывает Э. Мулдашев и мн. др.)

Взаимные оценки и взаимоотношения между эзотерикой, наукой и религией (главными версиями человеческого знания о мире) позволительно сегодня интерпретировать как вполне равноправные и сопоставимые. С позиций любой из этих духовных традиций остальные являют собой ее частный случай. Исходными «онтологическими» началами для них выступают собственно эзотерическая реальность, либо материальная природа с ее законами, либо Бог.

Эзотеризм располагает собственными эзотерическими космологией, метафизикой и психологией, организуя собственную структуру в соответствии с последними научными достижениями. Так, с точки зрения эзотерики, науковедение и теология / богословие суть взаимовлияющие и взаимопроникающие сферы (что отчетливо видно в творчестве православного мыслителя о. Павла Флоренского).

В контексте религиозных представлений эзотерические конструкции мира представляют собой не более чем неадекватное понимание Бога. Соответственно, в эзотеризме Бог — упрощенная религиозная форма понимания эзотерической реальности. Согласно же постулатам науки, религиозные и эзотерические трактовки мира по природе своей квазинаучные и не до конца осмысленные представления. При этом если формулировки науки и религии являются собственностью научного сообщества и соответствующей духовной конфессии, то тезисы эзотеризма в принципе принадлежат одному человеку — тому, кто их высказал. Научной доказательности и религиозной основательности эзотеризм предпочитает своеобычную очевидность и красоту истолкования.

К фундаментальным основаниям эзотерического видения мира относятся, согласно установившейся традиции [91], следующие:

1) критика ценностей и приоритетов обыденной («профанной») жизни и культуры — предполагается, что «земная жизнь на материальном плане бытия» людей (как минимум) не превосходит по собственной значимости «потустороннее, загробное» (их) существование;

2) вера в существование иной, нематериальной, подлинной, эзотерической реальности — постулируется, что духовная реальность имеет собственные закономерности, подобные материалистическим законам и приоритетные по отношению к ним; признается, что микро- и макрокосмос (т. е. человек и Вселенная) глубоко взаимосвязаны и находятся в состоянии взаимной зависимости;

3) убеждение, что человек способен при жизни интегрироваться в эзотерическую, духовную реальность — при непременном условии направленной и суверенной трансформации своей личности посредством интенсивной духовной работы, переделки себя в иное существо;

4) констатация важности в этом контексте освоения различных психических техник «делания себя».

Конечной целью эзотерических усилий, нередко обозначаемых как «полет к себе», является попадание в истинный мир своего учения: душа «сама сподобится стать духом». Внутренний преобразованный мир эзотерика расширяется до пределов мира внешнего, замещает его. Природа религиозной молитвы интерпретируется в эзотерике как разновидность медитации, как целенаправленный, «трансгрессивный, выходящий за собственные пределы» перевод индивидуального сознания через некий порог. Целью технологий эзотеризма выступает борьба с земными страстями: переделка «посюстороннего», полностью земного индивида в существо эзотерическое, готовое к индивидуальному спасению. Истины эзотеризма адресованы человеку, и только через него они соотносимы с внешним миром.

Гарантиями истинности для эзотерических учений выступают:

— их фундамент, включающий в себя беспрецедентное культурное многообразие эзотерического опыта,

— плюрализм присущих им форм осмысления и объяснения мира,

— реальная осуществимость успешных жизненных техник самосовершенствования, принципиально недостижимых для науки и — в значительной степени — для религиозных практик.

Наука предлагает своим приверженцам массовое овладение прикладными технологиями познания, доступными любому субъекту — независимо от его нравственного облика и приверженности нормам человеколюбия. Эзотерика же — удел людей, достигших определенного уровня духовного совершенства. «Не навреди» — принцип, как правило, непонятный адептам науки, но отнюдь не чуждый распространителям эзотерического знания. В эзотерике Знание — удел Посвященных, предназначенное продолжателям исключительно духовной традиции.

Одним из главных тезисов эзотерической версии понимания человека и мира выступает следующий: не следует всерьез воспринимать идею неограниченного общественного прогресса (от «низшего» к «высшему», от «простого» к «сложному»). Также не следует всерьез воспринимать трактовки современной «научной» истории о нахождении «исторического нуля» где-то на уровне нескольких тысячелетий тому назад. Эзотерическая версия истории («метаистория») демонстрирует доминирование в жизни разумных существ нашей планеты разнообразных модификаций циклической модели. Исходные — в высшей степени глубокие — знания древних цивилизаций и культур оказались в результате погребены под более поздними домыслами, ложными теоретическими посылами и системными заблуждениями человечества.

Теология — богословие — эзотерика. Все версии человеческого знания о мире, располагающиеся вне науки, могут быть разграничены по степени их логической оснащенности. В конечном счете (в отличие от науки) все «духовные дисциплины» ориентированы на постижение Абсолюта: либо в формате «теологии» (четкого и логического знания о Боге, характерного для католичества), либо в виде богословия (знания о Боге, обретаемого преимущественно посредством мистических озарений, присущего православию), либо в виде внеконфессиональной эзотерики (ориентированной на проявление божественного в самом человеке).

В этом контексте принципиально важным выступает идея разделения версий неконфессиональной религиозной философии на меж-, над- и внеконфессиональную (И. И. Иванова).

Неконфессиональная религиозная философия направлена на рассмотрение или создание образа божества, которое является в той или иной степени абстрактным, лишенным индивидуальных качеств. При этом межконфессиональная философия имеет целью обоснование возможности существования некой целостной религии (обычно — «единого христианства»), свободной от конфессиональной расчлененности, являясь идейным продуктом процессов экуменизма и, в связи с этим, проблемой преимущественно христианской духовности. Надконфессиональная представляет собой синкретизм мистических, оккультных и спиритуалистических концепций, а также научного и паранаучного знания: в настоящее время это теософия Е. П. Блаватской, антропософия Р. Штейнера, Агни Йога Е. Рерих, Интегральная Йога Ауробиндо Гхоша, учение Всемирного Белого Братства, к которому принадлежали и которое создали П. Донов и М. Айванхов, и т. п.

Проблема интеллектуальной природы богопознания (рассматриваемого как определенное единство теологии, богословия, теософии и иных подходов) не нова для современного европейского мышления. Так, российский исследователь В.Ф. Пустарнаков, например, отмечает: «Во избежание недоразумений следует несколько слов сказать о самом термине богословие, или теология. В разное время в это понятие вкладывалось разное содержание. У Аристотеля богословие — это часть философии, которая занимается исследованием о Боге. В раннем христианстве богословием называли лишь учение о Христе. В этом, например, смысле евангелист Иоанн назывался богословом; титул богослова был присвоен также одному из Отцов Церкви Григорию Назианзину. Позднее в христианстве богословием, как правило, стали называть все, что является предметом христианской религии. Во всех последних случаях богословие представляется как нечто совершенно отличное от философии, и именно поэтому в рамках христианства вопрос о соотношении богословия и философии обсуждался, как правило, как вопрос о соотношении совершенно различных предметов. При этом встречались концепции, в соответствии с которыми богословие (в узком смысле слова, только как учение о Боге) рассматривалось, вслед за Аристотелем, как часть философии. Только в период схоластики в рамках богословия оформилось так называемое естественное богословие, претендовавшее на исследование предметов веры с философской точки зрения, в отличие от откровенного богословия, исходившего лишь из Писания и Предания» [89, с. 186].

Правомерно предположить, что доминирующей характеристикой возможного различения «теология — богословие — теософия» в религиозной философии выступает «стиль мышления, который определяется степенью и характером опоры на рационализм» [84].

С точки зрения православного философа В. Н. Лосского, богословие — это «интеллектуальный опыт бессилия, поражения мысли перед запредельностью умопостигаемого». Этот интеллектуальный феномен — православное богопознание / богопостижение — характеризовал и Н.А. Бердяев: «Вечное столкновение между мистикой и теологией связано с тем, что они говорят на разных языках. И невозможен перевод с одного языка на другой. Когда пытаются перевести опыт мистиков на язык теологии, то мистики сейчас же обвиняются в ереси. Язык мистики парадоксален, это не язык понятий, это не мышление, подчиненное закону тождества. Язык же теологии всегда стремится быть языком рационализированным, не допускающим противоречия, хотя и безуспешно. Поэтому так трудно выразить мистику на языке теологии и отвлеченной метафизики, всегда получается искажение» [76, с. 428–429].

Согласно вполне легитимной в XX ст. точке зрения, теософия, ориентированная на эзотерическое миро- и богопостижение, являет собой равноправную и самостоятельную версию триады «теология — богословие — теософия». Она, согласно Бердяеву, искушает «примирением между верой и знанием, религией и наукой». Как подчеркивал этот великий русский православный мыслитель: «Духовная настроенность теософов не христианская, в ней есть ложная возвышенность и ходульность. Теософия соблазняет братством людей и народов, которого не осуществляет. Но такого рода духовные течения предшествуют сильному религиозному свету» [77, с. 186]. И аналогично: «органическое влечение к объективности, к онтологическо-метафизическому пониманию религиозной жизни… ведет к углублению философской мысли, к стремлению к глубокой и конкретной форме философской спекуляции, которая проявляется как мистико-спекулятивная теософия»[1] [93, с. 9].

Иванова предложила осмысливать эту проблему так: «Теология — это богопознавательная, апологетическая и религиозно-нормативная идеология, основанная на значительном преобладании среди ее познавательных средств элементов рационализма (обычно аристотелевского типа и особенно в виде формальной логики)[2]. Богословие — это такая же идеология, но с преобладанием иррациональных познавательных средств (в противоположность теологии), из которых, однако, должны быть исключены неортодоксальная мистика и эзотерика (в отличие от теософии)[3]. Теософия же выступает в основном только как богопознание, но с преимущественным использованием не просто иррациональных, а, главным образом (в отличие от богословия), мистических и эзотерических средств[4].

Доля рациональности высока в теологии, несколько слабее в богословии и почти отсутствует в теософии» [84].

Очень четко продемонстрировал сродство эзотерики и профессиональной философии известный мексиканский философ М. Леон-Портильо: «Мы считаем, что все согласятся с тем, что для философского в строгом смысле слова выражения мысли требуется ясное восприятие проблем в самой сущности вещей. Чтобы поставить себе целью рационалистически ответить на вопрос о происхождении бытия и судьбы Вселенной и человека, необходимо подвергнуть сомнению уже достигнутые решения, являющиеся результатом традиции или обычая. Философами следует считать тех, кто испытывает необходимость объяснить происхождение вещей, или серьезно ставит вопрос о том, каков их смысл, ценность, или, идя еще дальше, спрашивает об истине жизни, существовании после смерти, о возможности познания потустороннего мира (по ту сторону физического), где люди с помощью мифов и человеческих верований искали на них ответ. Думать и беспокоиться об этом и означает в строгом смысле слова философствовать» [82-1, с. 71–72].

Осознание «легитимности» в культуре иных — не только строго «научных» — версий постижения мира оказалось дополнено новаторскими рефлексиями философской мысли над собственно наукой. Так, в XX в. в светской мысли Европы обозначилось радикальное осознание того, что вся «новоевропейская картина мира», включающая в свои рамки модель Вселенной, устроенной согласно механике И. Ньютона, а также схему эволюции, протекающей по Ч. Дарвину, является столь же мифологической, как и христианская доктрина мироздания. Эту мысль наглядно продемонстрировали О. Шпенглер [95], А. Бергсон [75], М. Элиаде [97] и др.

Дополнено это новаторское осознание было также перспективным допущением того, что концепция «общественного прогресса», лежащая в самом основании парадигмы миропонимания Нового времени, применима лишь к рефлексии над весьма ограниченными отрезками человеческой истории. Даже в формате изучения тех периодов планетарного прошлого, которые не включают в себя «архив доисторических эпох», концепция действенности теории «мировых циклов» отнюдь не утратила собственного эвристического потенциала исторического объяснения [80; 81].

Также для узаконивания интеллектуального творчества подвижников эзотерической картины мира значительную роль исполнило интеллектуальное допущение об актуальности «потусторонней» сферы бытия людей. Так, стало считаться вполне правомерным принимать как вполне рациональную данность предположение о том, что некая божественная реальность способна генерировать иную, человеческую действительность, закономерности существования коей будут не сводимы к аналогичным характеристикам порождающей реальности. Об этом размышлял еще византийский богослов Василий Великий в IV в. [88, с. 171].

Католический мыслитель Николай Кузанский (середина XV в.) так трактовал проблему соотношения «порождающей» реальности и реальности вторичной, выступающей для него виртуальной (сферы повседневных судеб людей): «…Зная, что Ты — сила, или начало, откуда все… я гляжу на стоящее передо мной большое и высокое ореховое дерево и пытаюсь увидеть его начало… Я обращаю внимание на дивную силу того семени, в котором было заключено целиком и это дерево, и все его орехи, и вся сила орехового семени, и в силе семян все ореховые деревья. И я понимаю, что эта сила не может развернуться целиком ни за какое время, отмеренное небесным движением, но что все равно она ограниченна, потому что имеет область своего действия только внутри вида ореховых деревьев… Потом я начинаю рассматривать семенную силу всех деревьев различных видов, не ограниченную никаким отдельным видом, и в этих семенах тоже вижу виртуальное присутствие всех мыслимых деревьев.

Однако если я захочу увидеть абсолютную силу всех сил, силу-начало, дающую силу всем семенам, то я должен буду выйти за пределы всякой известной и мыслимой семенной силы и проникнуть в то незнание, где не остается уже никаких признаков ни силы, ни крепости семени […] Таким путем я вижу, что абсолютная сила — лицо, или прообраз, всякого лица, всех деревьев и любого дерева… Стало быть, дерево в Тебе, Боге моем, есть сам Ты, Бог мой, и в Тебе истина и прообраз его бытия; равным образом и семя дерева в Тебе есть истина и прообраз самого себя, то есть прообраз и дерева, и семени…» [87].

Подобное постулирование диады «божественная или предельная реальность противостоящая субстанциальной реальности, пассивно существующей в собственном пространстве-времени», исключало возможность помыслить некую «иерархию» реальностей: данная «объектная пара» могла мыслиться лишь в контексте двойственности ее компонентов и как находящаяся вследствие предельности последних в состоянии неизбывного внутреннего антагонизма.

Становление впоследствии монистической «научной картины мира», заместившей божественные закономерности на «законы природы», означало постулирование одной реальности — «природной» — при сохранении космического статуса virtus как особой, всепроникающей силы. (Этим обстоятельством были, в частности, фундированы дискуссии новоевропейского интеллектуализма о соотношении науки и религии, науки и мистики, о природе и горизонтах магического.)

В XX ст. в культуре утвердилось предположение о наличии в мире некоего «потустороннего» начала, регулирующего реализацию «посюсторонних» закономерностей. Повседневная жизнь людей выступает здесь как область проявления, «объективации» в общечеловеческой реальности «дыхания» другого (иного, более высокого) мира нематериального порядка, действенную активность которого (virtus) в сфере протекания повседневной жизни человечества, а также в реализации его исторических судеб признают все основные мировые религии.

В контексте мысли о «двойном» устройстве мира (мир «горний» и мир «дольний») приходится констатировать: за радикальный разрыв с традицией, органично включавшей в себя тезисы религии и эзотерики, человечеству пришлось довольно дорого заплатить — произошла примитивизация миропредставлений «цивилизованных» и «просвещенных» людей. Западный мир утратил идеалы «традиционной цивилизации», под которой, в частности, Р. Генон предлагал понимать цивилизацию, основанную на «принципах в прямом смысле этого слова», т. е. такую, в которой «духовный порядок господствует над всеми остальными», где все прямо или косвенно от него зависит, где «как наука, так и общественные институты являются лишь преходящим, второстепенным, не имеющим самостоятельного значения приложением чисто духовных идей».

Шанс на воспроизведение этого состояния общества сохраняется и в третьем тысячелетии: во многом благодаря усилиям идеологов Всемирного Белого Братства. Не является секретом склонность многих всемирно известных ученых Нового и Новейшего времени (Ньютон, А. Эйнштейн и мн. др.) к традиции «мистики» (как это нередко принято именовать). Ньютон был убежден в том, что его труды именно в этой области, осуществленные в течение последних лет жизни (а не разработанная им физика и механика), только и способны представлять интерес для человечества в будущем. Эйнштейн, в свою очередь, как-то отметил, что XXI ст. «будет веком мистики либо его совсем не будет».

Сегодня Учение О.М. Айванхова включает 32 тома Полного собрания сочинений, а также около 40 томов серии «Извор», кроме того, его творчеству посвящены многочисленные брошюры, аудио- и видеозаписи бесед и лекций.

Автор-составитель данной книги поставил своей задачей популярную реконструкцию идей этого всемирно известного болгарского мыслителя, сумевшего опереться в своем просветительстве не столько (что было привычно) на духовную традицию Востока, сколько на артефакты мудрости Запада. При этом его проповеди, носившие светский характер, были ориентированы на приобщение к новой духовности не слишком воцерковленных и не слишком верующих людей. Именно благодаря его подвижничеству они приобщились к новому миропониманию.

Основными авторскими источниками, на осмыслении которых выстроена данная работа, являются следующие тексты:

«Взгляд на невидимое» (сокращенно «В»);

«Воспитание, начинающееся до рождения» («ВН»);

«Древо познания добра и зла» («Д»);

«Жизнь братского центра» («Ж»);

«Золотые правила ежедневной жизни» («3»);

«Йога питания» («Й»);

«К солнечной цивилизации» («К»);

«Космические законы морали» («КЗ»);

«Любовь и сексуальность» («Л»);

«Основной ключ для решения проблем существования» («О»);

«Приближение града земного» («П»);

«Сексуальная сила, или Крылатый дракон» («С»).