Милая, вернись!

БАБНИК

Не могу сказать, что считаю себя очень привлекательным. Но приятели говорят, что во мне что-то кроется. Дескать, и подбородок у меня немного кривой и косолаплю маленько, но женщинам я все равно нравлюсь. Видите ли, несовершенство всех остальных моих органов искупает мой язык.

А главное мое достоинство — такое мнение закрепилось у спутниц жизни моих приятелей, — что я не волочусь за юбками и даже, может быть, слишком строг в этой области.

По правде, своим товарищам я даже завидовал и упрекал себя за эту черту своего характера.

Но вот каждую пятницу под вечер мне не стали давать покоя телефонные звонки.

— Альгис, махнем завтра на рыбалку, — предлагает один.

Ладно, махнем, так махнем. Укладываю в рюкзак червей, блесны.

Ранехонько жду на углу. Подкатывает мой приятель, я открываю дверцу автомобиля и застываю с разинутым ртом. Рядом с приятелем некое сияющее существо, светлее утренней зари. И его жены тоже светлее. Ни одна из моих блесен так не светится.

Всю дорогу рассказываю всякие смешные небылицы, чтобы только нашей попутчице веселей было.

На берегу озера товарищ останавливается.

— Ты здесь порыбачь, — говорит, — а вечерком мы тебя прихватим.

Неохотно выбираюсь из машины. Чего стоят все мои блесны? Целый день промотаюсь, а все равно не вытащу щуку вроде той, которую умчал в утренний туман мой приятель.

В следующую пятницу опять звонок.

— Альгис, поехали на охоту за утками. Разрешение есть! — кричит в трубку другой мой близкий друг.

На охоту, так на охоту.

Ранним утром с рюкзаком у ног торчу на тротуаре. Лезу в машину и отскакиваю ошарашенный. Кармен! Пола Негри! Сильвана Пампанини! Точнее — все трое в одном лице! Волосы, как вороново крыло, взгляд — молния из-под черной тучи ресниц.

— Знакомьтесь, — говорит мой друг. — Займи даму, чтобы не скучала…

Развлекать такое чудо природы — это настоящее удовольствие. Из кожи лезу вон, чтобы только с ее щечек не сошла улыбка.

Вначале остановились передохнуть на пригорке в сосняке. Мой друг откупорил бутылку французского коньяка. Потом они пошли осматривать где-то неподалеку в лесу находившийся курган, а меня оставили машину сторожить.

Машину сберег, коньяк нет. Оставили мне его всего на донышке.

Вернулись оба к вечеру. Мой друг шел, обняв Кармен за шею, и вдохновенно читал стихи: «Я хочу воскресить из кургана седого вещего старца…»

«Черта с два ты воскресишь, — подумал я, — коли у тебя самого ноги подкашиваются, еле топаешь…»

Охоту отложили до более подходящего случая. Друг мой достал еще одну бутылку — на сей раз армянского.

— Поехали, домой, — говорю я ему, — смеркается.

— Подожди, — успокаивает он меня. — Диалектику учил? Все зависит от места, времени и обстоятельств… Следуй за мной…

Смотрю, лезет, даже не раздевшись, в воду. Пустит пузыри, чего доброго, думаю.

А ему хоть бы что.

— Полезай в воду, кому сказано. Вещественные доказательства жене нужны. Как мы докажем, что были на охоте, если вернемся не только без уток, но даже и не промокнув…

Возили так меня еще несколько раз — и по грибы и по ягоды. Возили даром, отрабатывал я за бензин языком, прелестных спутниц развлекая.

Но конец оказался весьма печальным.

Обсуждали меня на товарищеском суде. Как бабника и развратника. Супруги моих приятелей коллективную жалобу написали. Дескать, я совершенно разложился. Не забочусь ни о жене, ни о детях, а шатаюсь по всем закоулкам нашей необъятной страны с какими-то всякими, и даже их порядочных мужей с пути истинного сбиваю. «Таким бабникам не место в нашем здоровом обществе», — было написано под конец.

Я ничего не отрицал и публично бил себя в грудь. Потому что мои приятели накануне на коленях молили:

— Смилуйся, принимай всю вину на себя… Иначе нам конец… Цыган ради компании повесился, а тут до этого дело не дойдет… Ну, будь человеком…

Так и осталось на мне клеймо бабника. На всю жизнь.