Милость Императора

ГЛАВА 16

ХОЛПЕШ в своей географии и архитектуре имел много общего с Кантикой и другими мирами Медины. Цивилизация сосредоточилась на цепи архипелагов – вершин океанских горных хребтов, рассеянных посреди бушующего моря. Тройные солнца Медины вечно кружились в бело-бесцветном небе. Вследствие этого богатая протеином вода, покрывавшая большую часть поверхности планеты, испарялась в больших количествах с сопутствующим образованием штормов. На Холпеше не было смены дня и ночи, лишь обжигающее сияние солнц и черные грозовые тучи бурь.

Вследствие этих географических особенностей, Великий Враг вел войну на Холпеше иным способом. Так как здесь было недостаточно площади суши для высадки больших масс войск, Броненосцы начали вторжение воздушными бомбардировками. Эскадрильи вражеских перехватчиков и бомбардировщиков ревели турбинами двигателей, скользя в небе, как стаи летучих мышей. Эскортные крейсера Великого Врага, проскользнувшие мимо патрулей Имперского Флота, маячили в небе, как призрачные летающие континенты.

Бомбардировка опустошила Холпеш, сея смерть и разрушение от цитрусовых рощ и песчаных пляжей прибрежных равнин, до ступенчатых пирамид и минаретов городов-государств Холпеша.

Стратегия противника состояла в том, чтобы вывести из строя пути сообщения, нарушить управление и связь, и нанести урон. Эти цели были достигнуты за три дня непрерывных налетов. Дороги были разрушены, сельские районы изолированы, города горели, и четыре миллиона граждан остались без крова. Потери достигали ста двадцати тысяч убитыми.

В некотором отношении бомбардировка укрепила боевой дух народа Холпеша. В Мантилле, главном городе Холпеша, улицы заполнились толпами горожан, готовых предоставить продовольствие и сдать кровь для пострадавших. Столпотворение было столь велико, что губернатору пришлось приказать гражданам разойтись по домам, чтобы не мешать организованной помощи.

Не желая сидеть сложа руки, отдельные пехотные роты Кантиканской Гвардии прошли маршем семьдесят километров за один день, чтобы оказать помощь жителям разрушенных сельских районов Астура и Валадуры. Правительство Холпеша пребывало в смятении и замешательстве, и старшие офицеры Кантиканской Гвардии самостоятельно предприняли усилия для оказания помощи пострадавшим.

Спустя двадцать четыре часа колонна из шестидесяти тысяч кантиканских гвардейцев с шанцевым инструментом в рюкзаках, под развевающимися знаменами гарнизона Холпеша, отправилась в долгий путь в отдаленные провинции.

Военные грузовики с предметами снабжения пытались пересечь разрушенные дамбы и ирригационные системы, храбро пренебрегая собственной безопасностью. Многим удалось добраться до беженцев, покинутых среди руин своих деревень, и доставить столь необходимые медикаменты и продовольствие. Но десятки грузовиков и их водителей утонули или были потеряны из-за оползней.

Далеко от больших городов, в провинциях, изолированные поселения стали маленькими островками страданий. Муж привязал к своей спине тело погибшей жены и отвез ее на велосипеде за тридцать пять километров, к кладбищенским пещерам.

В самих городах многие жители ошеломленно бродили среди развалин и дыма. В Ориссе Минор молодые мать и отец, плача от горя, умоляли помочь найти их сына, погребенного под обломками многоквартирного дома. Родители работали на мануфакторуме, когда это произошло. Хотя потери исчислялись сотнями тысяч, собравшаяся толпа застыла в безмолвии, когда подняли рокритовые плиты. Люди копали много часов, прохожие присоединялись к ним с лопатами, ведрами и даже голыми руками.

Когда были расчищены обломки внутри, там нашли три тела. Ребенок, два месяца не доживший до шести лет. Его держал на руках дедушка. Бабушка обнимала мужа. Даже посреди царившего вокруг разрушения люди открыто плакали.

МАНТИЛЛА, столица Холпеша, всегда была городом аристократов, олигархов и высших слоев общества планеты. Поэтому она была единственным городом Холпеша, защищенным полусферой пустотного щита. Щит, похожий на сверкающий пузырь маслянистой воды, принял на себя главный удар вражеской бомбардировки. Именно поэтому Мантилла стала основной целью наземного наступления Броненосцев. Обеспечив себе плацдарм после жестокой воздушной бомбардировки, Великий Враг бросил на осаду города все силы, задействованные в завоевании Холпеша – пятьдесят дека-легионов Броненосцев, пятьсот тысяч воинов, при поддержке моторизованных и механизированных батальонов, как и требовала доктрина Броненосцев.

К четвертому месяцу осады сражение за Мантиллу перешло в позиционную войну на истощение. Система имперских траншей достигала трехсот метров в глубину, за ними возвышались украшенные мозаикой стены Мантиллы и пилоны пустотного щита. Целые секции траншей, укрепленных мешками с песком, находились на дистанции броска гранаты от позиций Великого Врага. Это были ожесточенные ближние бои, и никогда не прекращавшиеся перестрелки.

В таком месте высадилась оперативная группа Росса. Стратосферный челнок, выполняя маневры уклонения, с трудом совершил посадку в пределах оборонительного периметра, сопровождаемый огнем зенитной артиллерии противника. Иного приема никто и не ожидал.

Оказавшись на земле, оперативная группа узнала о предстоящих ей задачах и приступила к их выполнению с непреклонной эффективностью.

Связавшись через капитана Прадала со старшими кантиканскими офицерами, инквизитор Росс произвел тщательную оценку осады. Обойдя многие километры тянувшихся зигзагами укреплений, он проинспектировал траншеи, по лодыжку полные жидкой болотистой грязи. Кантиканские гвардейцы на Холпеше показались ему самыми запущенными и несчастными солдатами, которых он когда-либо видел. Их форма была рваной и изношенной, многие были ранены и неумело перевязаны. Казалось, даже в глаза этих людей просочилось разрушение и распад.

Мадлен де Медичи в сопровождении инквизитора Селемина направилась в сам город Мантиллу. Они должны были установить связь с одним из контактов Мадлен, посредником подпольной сети частных коллекционеров, куда входили очень важные люди.

Атмосфера в столице была такой, что они и вообразить себе такого не могли. Два миллиона беженцев заполняли улицы, кутаясь в одеяла и прижимая к себе узлы с последним своим имуществом. Они сбивались в толпы, спали прямо на мостовой, забиваясь во все ниши и щели, маленькими кучками собирались в узких переулках.

Под защитой пустотного щита, аристократы и богатые буржуа выставляли напоказ свое богатство и положение, устраивая пораженческие оргии. Они пировали, когда их родной мир горел. В своих театрах, концертных залах и павильонах они поглощали бесконечное количество спиртного, крича «Они идут!»

Не было нормирования продуктов. Элита не желала себя ограничивать, и никак не осознавала свою ответственность. Мантилла смирилась со своей судьбой. Они лишь прожигали жизнь, тратя время, что у них еще оставалось.

АВТОМОБИЛЕМ – седаном с обтекаемым носом и открытым кузовом – управлял молодой лейтенант из транспортного корпуса. Кантиканские офицеры, в своей специфической джентльменской манере, настояли, чтобы Мадлен и Селемина путешествовали по Мантилле на штабном лимузине.

Мантилла была старым и могущественным городом-государством. Ряды высоких домов, окрашенных в мягкие пастельные цвета – розовые, нефритово-зеленые и серовато-голубые – выстраивались вдоль дорог, вымощенных каменными плитами. Город рос ступенчатыми этажами, и это напомнило Мадлен древний доимперский текст, повествующий о Вавилонской Башне. Пурпурные минареты и легкие позолоченные купола возвышались над горизонтом. Мантилла обладала тем высокомерным космополитическим очарованием, с которым не мог сравниться никакой другой город Холпеша.

Как только они въехали в жилые районы, их штабной автомобиль оказался окружен скоплением беженцев. Отчаявшиеся голодные люди стучались в тонированные стекла, протягивали руки, умоляли. Лейтенант нажал звуковой сигнал, осторожно ведя машину вперед. За звуконепроницаемым стеклами и бронированными дверьми Мадлен чувствовала себя странно далекой от их горя. Их голоса были едва слышны. Воздух в салоне был холодным и кондиционированным. Из-за всего этого внешний мир казался сюрреалистическим. Невыносимо.

Мадлен и Селемина вышли из машины, несмотря на протесты водителя. Две леди, одетые в скромные наряды мединских женщин, пошли по городу пешком.

Они пересекли муниципальный парк района. Аккуратные газоны и геометрически правильные дорожки стали лагерем беженцев. Парк был уставлен плотными рядами импровизированных палаток, сделанных из продуктовых мешков. Люди использовали парковые фонтаны как источники питьевой воды, и из-за этого быстро распространялись инфекционные заболевания. Всюду здесь были видны пожелтевшие лица больных холерой и дизентерией.

Мадлен видела, как маленькие истощенные дети провожают ее взглядом темных печальных глаз, когда она проходила мимо. Дети лежали на руках родителей, слишком усталые и слишком больные, чтобы двигаться.

— Это ужасно. Это место такое грязное. И запах… Неужели все войны такие? – спросила Мадлен.

— Этим еще повезло. Здесь миллионы беженцев, некоторых везут на баржах со всего архипелага, некоторые идут пешком, целыми днями… На каждого беженца, которого вы видите здесь, приходится десяток таких, перед кем закрыли ворота. А еще сотни тысяч людей никуда не успели бежать, когда Великий Враг начал свое наступление, — сказала Селемина.

— О, пожалуйста, прекратите! – взмолилась Мадлен, не желая слушать остальное.

Некоторое время они шли в молчании.

Перейдя пешеходный мост, они оказались в торговом районе. Четырехэтажные здания с ярко раскрашенными оградами и пирамидальными крышами были отгорожены от остального мира. Здесь жили только привилегированные горожане. Беженцы толклись у их порогов, копались в мусорных корзинах в поисках объедков.

Много раз по пути Мадлен видела, как мимо проскальзывают упряжные колесницы мелких аристократов и буржуа. Их пассажиры часто были вдрызг пьяны, иногда они орали ругательства на беженцев, не успевавших достаточно быстро убраться с пути их лошадей. Однажды телохранитель, ехавший на подножке, даже схватил лазган и начал стрелять в воздух, чтобы разогнать людей.

Когда они подошли к верхним уровням Мантиллы, атмосфера начала меняться. В элитных кварталах, где жили богатые торговцы и чиновники, беженцев было гораздо меньше. У ворот особняков и поместий стояли гориллоподобные частные охранники. Женщины с накрашенными лицами, вероятно, знатного происхождения, судя по их высоким прическам и непристойно открытым корсетам, скакали и веселились прямо на улице. Компанию им составляли растрепанные аристократы, их дыхание воняло алкогольным перегаром, они хохотали, как умалишенные. Все они были усыпаны бисером и увядшими лепестками цветов.

Мадлен почувствовала глубокое отвращение.

Толстобрюхий аристократ схватил ее сзади, с хихиканьем уткнувшись потным лицом в ее шею.

— Пожалуйста, что за манеры?! – возмутилась Мадлен, пытаясь освободиться.

Мерзавец не отставал. С пьяным смехом он обнял Мадлен скользкими от пота руками.

Селемина вырубила его ударом ладони под основание черепа. Она двигалась так быстро, что Мадлен едва успела заметить ее движение. Хрюкнув, аристократ осел на землю, схватившись за шею.

Две женщины быстро скрылись, исчезнув в сладострастной толпе.

ЧАЙНАЯ была построена в виде роскошного вольера.

Это был широкий павильон, его ограда и перила из кованой стали были окрашены в цвет морской волны. Трехногие столики и стулья теснились под навесом вдоль тротуара. В центре чайной, в огромной клетке, изготовленной в виде дворца, содержались сотни певчих птиц, переливавшихся оттенками изумрудного, сапфирового и малинового цветов.

Здесь элита Мантиллы могла обсуждать свои ежедневные дела, касавшиеся торговли, политики и общественной жизни, без досадных помех вроде войны или беженцев. За этим следила дюжина частных охранников, вооруженных дробовиками.

Здесь Мадлен должна была встретиться со своим посредником. Она сразу же узнала его. Разумеется, он не называл своего имени, посредники работали в условиях строгой секретности; черный рынок контрабандных артефактов был эксклюзивной сетью для элиты, и клиенты относились к этому очень серьезно. Но Мадлен пользовалась его услугами достаточно часто, чтобы узнать его в лицо.

Посредник производил впечатление грубоватого и добродушного человека. Однако по этому случаю он надел до нелепого пышный парик, длинный, завитой и украшенный лентами. Маленький жилет едва не рвался на его широких плечах, а бычью шею украшал кружевной галстук. Все это вместе с накрашенными бровями и напудренным лицом производило впечатление самого любопытного и в то же время отталкивающего человека, с которым когда-либо была знакома Мадлен.

— Клиент всегда прав, — сказала Мадлен, присев за его столик.

— О, клиент никогда не ошибается, — ответил посредник условленной фразой.

— Это моя подруга, леди Фелис Селемина. Она – клиент, заинтересованный в покупке.

Посредник протянул свою тяжелую лапу в кружевной перчатке.

— Рад видеть вас, леди Селемина. Зовите меня Маленький Кадис.

— О, конечно, Маленький Кадис, какое очаровательное имя, — прощебетала Селемина, старательно изображая интерес. Мадлен видела едва сдерживаемое отвращение. Но инквизитор сохраняла самообладание.

Маленький Кадис сразу же заказал по чашечке травяного настоя, как требовал этикет, прежде чем обсуждать дела.

— По вашему требованию я посвятил немало времени и энергии поиску продавца. До сих пор вы не назвали никого конкретно, в связи с чем мне пришлось сделать некоторые выводы по тону вашего голоса, — хихикнув, сказал Кадис.

— Я говорила о Хайэме Голиасе, коллекционере, который продает артефакт времен Эры Отступничества.

— Судя по вашему уверенному тону, можно сделать вывод, что этот артефакт – довольно важная вещь, если вы так спешите найти его. Если бы это было нечто не столь важное, например, дорогие часы или ювелирные изделия ксеносов, ваш голос был бы менее напряженным.

«Он сумасшедший?», телепатически спросила Селемина.

Мадлен медленно кивнула, прикусив губу.

— Но в вашем голосе звучала некая тревога, и, кажется, это была тревога за ваше благополучие. Понимаю и искренне сочувствую. Мы живем в опасном мире и в опасное время. Мне было бы трудно сказать, кто из людей на этой планете подвергается большей опасности, чем мы, возможно, только маленькие дети.

«Это, должно быть, какая-то уловка, чтобы сбить с толку», мысленно сказала Селемина.

— Если это так, у него хорошо получается, — едва слышно прошептала Мадлен. – Когда вы сможете организовать нам встречу с господином Голиасом? – спросила она, написав на бумажной салфетке число, обозначающее приличную сумму для оплаты услуг посредника.

Кадис придвинул салфетку к себе и взглянул на цифру. Кажется, сумма его удовлетворила.

— Ради завершенности нашего дела, я бы сказал – представьте грандиозный праздник в поместье Голиаса, туда соберутся представители высшего общества. Празднование освобождения! Там вы найдете господина Голиаса!

«Десять секунд. У него десять секунд прежде чем я дотянусь и вырублю его», Селемина подчеркнула мыслефразу обжигающим оттенком агрессии.

Мадлен рассмеялась.

— Простите, я что-то не то сказал? – спросил Кадис, явно встревоженный.

— Нет, вовсе нет. Когда будет это празднование?

— Каждую ночь, разумеется! Они идут. Нельзя терять время, — произнес он театральным голосом.

— Конечно, — спокойным голосом сказала Мадлен.

— Но именно сегодня господин Голиас хочет вас видеть. Вас обеих. Он очень желает познакомиться с вами.

Вытащив из нагрудного кармана листок пергамента, Кадис элегантно подвинул его к ним по столу.

— Приглашения в поместье Голиаса. Желаю вам всяческих успехов в ваших торговых делах.

После этого Мадлен и Селемина встали из-за стола, сделали реверанс и покинули безумца.