Миниатюры

Потерявшийся Мебиус

Вот так лежу порой, и хочется не то замуж, не то окончательной победы над сибирской язвой, не то осетрины с хреном. Не то, или не только то. Хотеть по двум последним позициям менее пошло.

Такого рода странности — как составляющие на редкость непродуманного момента пересечения времени и пространства. Ноябрь в Берлине — только ошибка могла стать причиной попадания этого сезона в календарь. С одной стороны у него оказывается непреодолимое ожидание худшего, с другой примостился остаточный эффект бесконечной, начавшейся, пожалуй, еще в прошлом декабре, берлинской осени. Это соседство не в состоянии навредить никому, кроме себя самое, да уцепившихся за стрелку башенных часов паутинок, которые единственно и живут на этом ни цветом, ни запахом не соответствующем хронологии года безвоздушном перекрестке.

В город слетаются стаи листьев, собравшихся в перелетные косяки где-то далеко у границ. Здесь они найдут покой, и понимание, и ни к чему не обязывающую нежность, сбившись в конусообразные кучи для тепла, они будут лежать на ступеньках, бережно охраняемые паутиновой вуалью от случайных каблуков.

Режим «stand by». Накапливание сил или отдых от несущественных желаний.

Туристы спрашивают дорогу друг у друга и вместе бродят по осенней ленте Мебиуса, занимая пустоты в разноугольных клиньях листьев-пилигримов. Башни пригнулись к земле в воспоминании о вчерашнем урагане. Отражение профиля в стеклянной витрине отражается в наполненной скорлупками жареных каштанов луже. Отраженный звук удара падающего листа о прилавок старьевщика рассыпается на ноты мышиного писка, резонанс глухоты сходит на «нет» на дне желтого конуса.

Зеркала, как ленивые волейболисты, устало перебрасываются картинами и обрывками фраз. Повторенные друг в друге до бесконечности, снабженной тем же символом, что и лента Мебиуса, они могут находится по разные стороны ноября и не знать этого. Время, оставшееся на дне каждого из них, встретится с самим собой только при перелистывании календаря, прозрачные страницы которого исчерчены замысловатыми линиями прошлогоднего гербария. Попытки вернуться назад несостоятельны — листья рассыпаются от прикосновения, но другого направления нет, потому что новая осень придет нескоро и новые листья сейчас — лишь отражение старых, подретушированных желтым светом изогнувшихся в судороге близкого холода фонарей.

Слишком громко сказанные слова не могут существовать в хаосе повторений. Желанию достучаться и желанию забыть не место в паузе ноября, счастливо умирающие листья которого оставляют шанс только желанию ничего не желать и не находить на вчерашнем пустыре памятника тому, чего никогда не было — обнимающихся велосипедов, внешне совсем не похожих на свой прототип, который и раньше оживал в столичной луже, стоило ее только осветить прожектором голубого кошачьего глаза. Унести в кладовку неудачные фотографии легче и безболезненнее, чем сбросить на прокорм всеядному мусорному контейнеру. Радикальные меры возможны весной и сугубо желательны на пересечении остановившегося ветра с первым и последним в этом году снегом.

Зачем искать смысл там, где его никогда не будет — это вопрос листьев, оторвавшихся от далеких корней. Просто лететь, в каждую минуту оказываясь в городе, где все говорят на незнакомом, а может, и не существующем в лингвистических атласах, языке, а если вдруг окажется неподходяще обидно примкнуть к созданной кем-то чужим куче, броситься всем перелетным косяком в черную воду канала и плыть, не сдвигаясь с места, параллельно собственному отражению в небе и свежевыкрашенных перилах моста, подчиняясь только одному оправданному с точки зрения смены времен года желанию в режиме «stand by».