Мир-механизм

ГЛАВА ПЕРВАЯ

— Это был «Рискованный», — сказал Шехерз, наблюдая медленное разрушение флотского флагмана через экраны на мостике «Темпестуса».

Серебряное энергетическое копье, вспыхнувшее и погасшее за считаные мгновения, прошило длинный корпус с клиновидным носом и сотнями орудийных установок, отчего «Рискованный» просто распался на части, как если бы из арки вытащили замковый камень и она рухнула под собственным весом. Нос отвалился, а оба борта, как по невидимому шву, разошлись в стороны, вывалив искрящие внутренности корабля. Семь тысяч душ разом сгинули в пучине космоса, и среди них лорд-адмирал Кор, Верховный главнокомандующий флота спасения Варва.

— Сколько у нас осталось «Грозовых фронтов»? — спросила капитан «Темпестуса», леди-полуадмирал Герельт.

Вокруг нее над навигационными когитаторами и панелями связи продолжали работать члены экипажа мостика, стараясь не смотреть завороженно на гибель флагмана. Их отчаяние тем сильнее усиливалось, чем больше они скрывали его.

— Это был последний корабль такого типа, — ответил Шехерз.

Перед присутствующими офицерами ему нельзя было показывать эмоции, даже перед капитаном. Он был Астральным Рыцарем — космодесантником, но не таким, как берсерки Космических Волков или полоумные монахи Темных Ангелов. Давным-давно Робаут Жиллиман в Кодексе Астартес прописал, каким должен представать космический десантник в глазах мужчин и женщин Империума, — невозмутимый и спокойный воин, одинаково реагирующий на поражение и на победу. Столь же непреклонный и вечный, каким должно быть человечество во враждебной Галактике.

Он не мог себе позволить на людях проявить гнев.

С края зрительного экрана показалась серебристая дуга планеты. В окружающей пустоте какие-то миры выглядели нечестиво и ужасно, некоторые казались покрытыми нездоровыми пятнами, другие усыпаны волдырями вулканов или испещрены трещинами от сдерживаемого в ядре гнева. Этот же был укрыт вечно клубящимися тучами электрического шторма, в которых мелькали молнии. Каждому оптическому датчику обзор загораживала информационная дымка, будто сама планета знала, что за ней наблюдают, и специально затуманивала всякий глаз, будь то живой или искусственный, что глядел на нее.

Но планетой этот объект не был — по крайней мере бесплодной и мертвой, какими являлись девяносто процентов миров в Галактике. Где-то за облачным покровом скрывалось орудие, сбивавшее звездолеты, даже имперские линкоры вроде «Рискованного», подобно стреле, пронзающей птицу. Порой оно посылало серебряное копье, сходное с тем, что пронзило флагман, а иногда посредством какой-то телепортационной технологии или магии варпа перемещало каменные массивы прямо внутрь цели, как было в случае с разорванными на части «Ликомадийцем» и «Бирюзовым солнцем». Меньшие корабли оно и вовсе сокрушало словно гигантским незримым кулаком, от которого сгибалась корпусная сталь и огненными лентами разлеталась плазма.

Двенадцать раз Имперский флот вступал в бой с миром-механизмом и одиннадцать обращался в беспорядочное бегство, оставляя за собой шлейф из разбитых космических кораблей, в то время как сам мир-механизм выходил победителем без единой царапинки.

«Не вздумайте проявлять гнев. Они примут его за признак беспомощности и отчаяния. Будьте для них примером, ибо в вас они видят полубогов». Следуя предписаниям Жиллимана, Шехерз держал гнев в себе и чувствовал, как он прожигает ямку где-то под сердцем.

Один из членов экипажа поднял на него взгляд от панели связи, с пикт-экрана которой на бледное темноглазое лицо падало зеленое свечение. Эти мужчины и женщины не спали уже долгое время, потому что мир-механизм не спал вообще.

— Капитан Шехерз, магистр Амрад обращается к вам.

— Каков его приказ? — спросил космодесантник, хотя и так знал, что говорилось в сообщении, но его обязывал протокол.

— Магистр ордена требует вашего присутствия, — доложил офицер.

— Будь начеку, — сказал полуадмиралу Шехерз, — и присматривай за экипажем. Отчаяние отравит их, и ты должна воспрепятствовать этому. Я скоро вернусь на мостик.

К тому времени как Шехерз дошел до часовни Нетерпимости, командующие флота спасения Варва уже находились там: кто-то с почетной стражей, словно демонстрация силы имела смысл в момент, когда мир-механизм громил их флотилию. Некоторые ордены Космического Десанта отправили лишь горстку боевых братьев и были представлены единственным офицером, большинство, однако же, пришли не одни. В целом здесь насчитывалось пятнадцать разных орденов.

Из общей массы особенно выделялся капитан Венеций из Ультрамаринов; он и его почетная гвардия носили характерные темно-голубые доспехи, но столь сильно украшенные, что они казались скорее золотыми. Представители прочих орденов, по-видимому, интуитивно признавали в Венеции лидера. Напротив него располагалась делегация Астральных Рыцарей, возглавляемая магистром Амрадом, который с собой привел самую внушительную свиту — три отделения ветеранов сопровождали его командное отделение. Амрад имел на то полное право, так как это был корабль Астральных Рыцарей.

— Капитан Шехерз, — поприветствовал Амрад, когда тот вошел. — Как хорошо, что у нас есть магистр флота. Вопросы ведения войны в космосе требуют вашего рассмотрения.

— Мой господин, — почтительно поприветствовал капитан.

Вы ведь видели последнее происшествие, я полагаю? — обратился к нему Венеций. У него были лицо и манеры аристократа, который всю жизнь поступает по-своему.

— Мы потеряли «Рискованного», — бесстрастно произнес Шехерз.

— И «Магна патер», — добавил Ультрамарин и скрестил руки, как если бы только что уладил любые прения. — Это орудие как мух нас прихлопывает. Очевидно, что ваш наступательный порядок не оправдал себя.

Последние слова предназначались лично Шехерзу. Хотя он и не один отвечал за боевое построение, но играл важную роль, и со смертью лорда-адмирала Кора, похоже, именно он первым заслуживал всяческого порицания.

— Я не ожидал ни подобной мобильности, ни дальности поражения орудия, — парировал он. — В последний час он продемонстрировал такие возможности, которых ранее не наблюдалось.

— А они меняются каждый час! — рявкнул Венеций. — Каждый корабль мы теряем по-новому. Оно учится и адаптируется к каждой нашей атаке!

— Тогда что вы предлагаете делать? — степенно спросил Амрад.

— Отступим, — твердо сказал Венеций. — Перегруппируем флот и дождемся подкреплений от флота сегментума. Они прибудут в течение двух месяцев, и, если Император того пожелает, с ними прилетят исследовательские команды Адептус Механикус, которые скажут нам, что же такое этот мир-механизм.

— Совершенно исключено, — отрезал Амрад.

— Почему?! — требовательным тоном спросил Венеций, ударив кулаком в ладонь.

— Капитан Шехерз, — позвал магистр.

Шехерз, в передаче заранее проинструктированный Амрадом о своей роли, переключился на канал вокс-связи с мостиком:

— Капитан, дайте тактическую выкладку на гололит в часовне.

Когда гололитическое устройство, установленное среди свисающих с потолка курильниц, включилось и развернулось, в центре помещения нарисовались световые фигуры. Между Амрадом и Венецием загорелась голограмма системы Варв, состоящей из одиннадцати планет, над седьмой из которых, слабо заселенном мире Убежище, располагался флот. Крайняя планета представляла собой замерзший шарик аммиака, где никогда не существовала жизнь, но до недавнего времени на ближайших к ней двух планетах находились базы первопоселенцев и предприятия по добыче химического сырья. Даже не прервав своего пути через систему, мир-механизм стер жизнь с тех миров, прошив укрепленные города лазерными выстрелами или отправив каменные массы, чтобы разорвать химкомбинаты изнутри.

— Четвертый мир, — начал Амрад. — Полагаю, вас уже проинформировали о его значимости?

Изображение четвертой планеты от варвианского солнца увеличилось. Эту пузырчатую и почерневшую сферу покрывали глубокие искусственные каньоны; вся ее поверхность была поделена на скалобетонные пространства, напоминающие серые чешуйки.

— Варвенкаст, — произнес Венеций.

— Это не просто название, — вмешался Амрад. — Это двадцать один миллиард душ. — Теперь он обращался ко всем собравшимся, чтобы говорить от лица своих орденов. — Еще за недели до этого мы знали, к чему все идет. Мир-механизм уже зачистил дюжину населенных миров, из-за чего мы потеряли бесчисленное количество имперских граждан. Но когда мир-механизм доберется до ульев Варвенкаста, его жатва увеличится более чем втрое. Если мы хотим когда-нибудь его остановить, действовать надо прямо сейчас.

— Смерть невинных ранит меня не менее, чем вас, магистр ордена, — сказал Венеций. — Жиллиман учил своих сыновей ценить тех, кто усиленно трудится под присмотром Императора. Однако всякая наша попытка атаковать мир-механизм терпела неудачу. Наши орудия не в состоянии пробить его загадочную защиту. Мы даже не можем увидеть, что находится на его поверхности. А случившееся с «Рискованным» — пример того, что и простая попытка приблизиться сулит погибель. И, как бы мне ни тяжко было это говорить, мы должны выйти из этой схватки и перегруппироваться, чтобы позже вести сражение на своих условиях.

— Выходит, вы оставите миллиарды варвенкастцев умирать? — спросил Амрад.

— Если мы останемся и дадим бой, то погибнем, а Варвенкаст все равно будет уничтожен. Так что да, магистр, я готов бросить их на произвол судьбы.

Шехерз переводил взгляд с одного лица на другое. Когда для перехвата мира-механизма собрался флот спасения Варва, каждый из его командующих в часовне Нетерпимости освятил собственный алтарь, и сейчас делегации космодесантников стояли перед соответствующими святынями. В качестве алтаря Ультрамаринов выступал штандарт Седьмой роты капитана Венеция наряду с копьями и щитами воинов его родного Макрагга. Святыней Красных Консулов выступало изваяние Робаута Жиллимана, вывезенное из оскверненного храма, освобожденного их орденом, и до сих пор хранившее пятна крови верующих, что отдали свои жизни ради его сохранности. Захватчики же соорудили пирамиду из трофейных бронзовых щитов, добытых с древнего поля битвы. На лицах Астартес Шехерз не видел и тени сомнения. Все они пришли в часовню с одной мыслью, вероятно, ведомые в своем решении Венецием, — прекратить бой и дождаться подкрепления.

В конце концов, так велел Кодекс. Если сражение не выиграть, нельзя напрасно тратить собственные жизни или трусливо убегать. Вместо этого необходимо подготовиться к новой битве, но уже на своих условиях. Робаут Жиллиман написал об этом в Кодексе Астартес десять тысяч лет назад, и всякий добропорядочный Ультрамарин расценивал слова своего примарха как священные.

— Делайте как знаете, — наконец нарушил молчание магистр Амрад. — Так вам велит разум, и Астральные Рыцари не станут вас останавливать.

— Решено, — подытожил Венеций. — Братья мои! Возвращайтесь к своим группам. Будьте готовы выйти из боевого построения и…

— Астральные Рыцари не станут этого делать, — прервал Амрад.

— Черт подери, Амрад! — вспылил лорд Зетар из Красных Консулов, который безмолвно наблюдал за полемикой, но полностью разделял позицию Венеция. — Это не игры! Пусть ты и притащил сюда весь свой орден, но нельзя разводить политику, когда на карту поставлен исход такой важной операции.

— Дело не в этом, — отрезал Амрад. — Астральные Рыцари будут сражаться здесь. У вас есть собственный флот, братья, так что поступайте с ним, как подсказывает Кодекс.

— Ты просто хитришь, взывая к нашей совести, — возразил Зетар. — Грозя устроить типичное геройское противостояние, ты требуешь, чтобы и мы сгинули вместе с тобой!

— Нет, речь не о том. Я говорю о победе. Пока есть хоть малейший шанс, мы никуда не уйдем. И у меня нет намерений подвергать вас риску в том случае, если мы проиграем.

И как ты собираешься выиграть бой? — полюбопытствовал Венеций. — Какое орудие мы не применяли против мира-механизма?

— Вы находитесь сейчас прямо внутри него, — спокойно ответил Амрад.

— «Темпестус»? — удивился капитан Ультрамаринов.

— И целый орден верных Императору космических десантников.

— Ты уже забыл? — вмешался капитан Моргром из Захватчиков, ветеран с широким измятым лицом, контрастирующим с его отполированной темно-зеленой броней. — Я телепортировал в мир-механизм три отделения терминаторов, а его щиты просто отправили их обратно изувеченными и мертвыми.

— «Темпестус» обойдется без телепортаторов, — сказал Амрад. — Как ты сказал, ничего не вышло, равно как и с лазерами, лэнс-излучателями и торпедами. Однако кое-что мы пока не пробовали — использовать один из кораблей флота для доставки десанта.

— Ты хочешь сказать, что врежешься в поверхность мира-механизма? — с недоверием в голосе произнес Венеций.

— Да от «Темпестуса» ничего не останется! — усмехнулся лорд Зетар.

— Не совсем, — не согласился Шехерз.

Делегаты, совсем позабывшие о присутствии магистра флота, как один вперили в него взгляды, будто он их чем-то страшно оскорбил.

— «Темпестус» заложили на верфях Ризы четыре тысячи лет назад, — продолжил он. — Было построено всего шесть таких боевых барж, и три из них еще бороздят космос. Каждая ризанская модель славилась прочностью конструкции, но сейчас секрет их производства давно утерян. Их строили для прохождения минных полей и астероидных блокад, и эти баржи способны выдерживать удары, какие не под силу другим кораблям. Лучшим доказательством является то, что «Темпестус» по-прежнему в строю после множества битв.

— Ты сможешь посадить этот корабль на планету? — с сомнением спросил Венеций.

— После этого он больше не взлетит, — ответил Шехерз. — Насколько знаю, такого никто и никогда прежде не делал, уж точно намеренно. Но, вероятно, несмотря на тяжелые повреждения, корабль не утратит целостности и сможет доставить туда войска.

— «Вероятно», — ядовито повторил Венеций. — Это все, что ты можешь мне предложить, Амрад? Вероятно?

— Это лучше, чем ничего, — бесстрастно ответил Амрад. — Оказавшись на поверхности, мой орден поставит целью отключить экранирование мира-механизма. Если остальная часть флота останется поблизости, она сможет воспользоваться этой уязвимостью, чтобы наконец уничтожить его. Я не прошу вступать в бой, нужно только оставаться в радиусе поражения.

— Выходит, это будет последний штрих в летописи Астральных Рыцарей, — подытожил Моргром.

— Не хуже, чем ваш телепортационный штурм. И я иду на это ради Варвенкаста. На славу мне плевать.

— Астральный Рыцарь, который не стремится прославиться? — съязвил Венеций. — Среди лучших воинов Императора не найдется никого, кто назвал бы орден, более охочий до лавров и оваций, чем Астральные Рыцари.

— И какое это имеет значение? — парировал Амрад. — При таранной атаке можно пробить щиты мира-механизма, что не удалось ни обычному, ни энергетическому оружию. Орден Космического Десанта — самая мощная абордажная сила, какая только есть в галактике. Лучшего шанса на победу нет. Я бы даже сказал, что других шансов вообще нет. Кодекс многого требует от нас, но превыше всего он требует победы, ради чего я должен прилагать все усилия до самой смерти. Я созвал вас сюда не затем, чтобы просить разрешения, мои братья, а чтобы вы поняли, почему «Темпестус» вскоре покинет строй, и знали, как реагировать, в зависимости от последующих событий. Теперь я прошу вас покинуть мой корабль, так как не осмелюсь взять вас с собой на такое задание.

— Это не более чем красивый жест, Амрад, и ты это знаешь, — сердито проворчал Венеций и подошел опасно близко к магистру ордена. — Я не стал бы рисковать жизнью своей и двух рот моих бойцов, так что можешь сколько угодно демонстрировать превосходство, жертвуя собой. Ударной группе нужен этот корабль. Нужен целый орден космических десантников под твоим началом. Это сражение будет выиграно, но сплоченностью. Оно будет выиграно всеми нами.

— Ты ведь хочешь взять командование на себя, правда? — огрызнулся Амрад. — По тебе же видно, Венеций. Не в этом ли Ультрамарины разбираются лучше всего?

— Уж всяко лучше тебя.

— Ну, так возьми! — вспылил Амрад. — В Кодексе четко прописано, как это делается. Можно на кулаках, на клинках или на болт-пистолетах с пятидесяти шагов. Одолеешь меня, бери командование флотом в свои руки и делай что вздумается. Только так ты добьешься своего, потому что, пока я стою на ногах, я никогда не откажусь от исполнения моим орденом своего долга. Так что, капитан Венеций Орикалкор из Ультрамаринов, не упусти возможности завоевать славы с этой флотилией, потому что вскоре командовать будет нечем!

По голодисплею побежали простыни данных, напоминающие поименный список погибших в некоей великой битве, однако в каждой строчке значился не отдельный солдат, а десятки, сотни, тысячи, а иногда и миллионы жизней.

— «Рискованный», «Магна патер», «Осада Корва», «Злобный», «сабельная» группа Омикрон. Мне продолжать? — выпалил Амрад. — Мир-механизм не остановится только потому, что вы отступили и отдали Варвенкаст на растерзание. А дальше что? Выдвинитесь на его уничтожение, когда он покончит с предложенным ему блюдом? Или снова сбежите и будете наблюдать, как он поедает одну планету за другой? Или вы ждете божественного откровения, как взорвать эту штуку? У тебя есть всего два варианта: сдавать неприятелю миры или погибнуть, сражаясь. Я единственный предложил иной выбор и теперь собираюсь воспользоваться предоставленной мне возможностью, если выйдет. Но ежели ты хочешь отвечать за грядущую катастрофу, которая непременно случится, сейчас самое время. Оружия у нас здесь хватает, свидетелей предостаточно. Прими мое командование на себя, Венеций, но прежде подумай, действительно ли этого хочешь.

Шехерз не знал капитана Венеция лично и мог только строить догадки, что он за личность. Вполне возможно, он был из тех, кто готов пересечь психологический порог и с оружием в руках пойти на другого космического десантника. А может, он просто искренне верил, что Имперский флот найдет какой-то способ вступить в схватку с чудовищным механизмом, не погибнув раньше времени. Если именно в этом крылась причина, тогда эти двое непременно подерутся. Шехерз прекрасно понимал, что магистр его ордена ни за что не уступит.

Венеций отвернулся от Амрада и двинулся прочь, чтобы присоединиться к своей почетной страже.

— Ты сумасшедший, — бросил он, шагая через часовню.

— У каждого своя репутация, — парировал Амрад.

Минуло мгновение, и Шехерз почувствовал, что опасность миновала. То же ощутили и остальные делегаты, расслабив напряженные мускулы и переведя дыхание. Внешне Венеций не выдавал своего отступления, однако именно это он и сделал.

Конклав разошелся в тишине: сказать было больше нечего. Астральные Рыцари выбрали свой путь, и никто не собирался отговаривать их от безумной затеи. Бросая на всех сердитые взгляды, Венеций вывел из помещения свиту.

— Это было первое сражение из тех, что ждут сегодня, — сказал магистр, когда к нему подошел Шехерз. — Остальные ордены привыкли наблюдать, как Астральные Рыцари выбирают свой путь и ожидают, что другие их примирят. Красные Консулы избавляются от всего, что связывало их с жизнью до вербовки, вот почему они солдаты, и не более. У Захватчиков и вовсе нет времени на политику, по ним, уж лучше стоять по колено в трупах. А Ультрамарины считают себя образцовым орденом Космического Десанта, и любой, кто отклоняется от буквы Кодекса, в их глазах неуправляем или того хуже. Пусть думают, что хотят, капитан. Мы делаем что должны.

— Я изучил компьютерную модель защитного экрана мира-механизма, перевел разговор на другую тему Шехерз, — и выявил, что его может пробить твердое тело на низкой скорости. Правда, не представляю, о том ли вы говорили, магистр.

— Ты согласен с Венецием, что план безумен?

— Не то чтобы безумен, но…

— Но что?

Шехерз замялся, подбирая подходящие слова:

— «Темпестус» не выживет.

— Само собой. Даже если корпус останется цел, больше он все равно не полетит. А если мир-механизм будет уничтожен, баржу ждет та же участь. Это главный аргумент против нашего образа действий?

— Я понимаю, это не должно нас останавливать, но все же скажу. Мой господин, «Темпестус» — древнейший корабль во всем нашем флоте, один из лучших кораблей, которые может заполучить любой орден. Его машинный дух одного возраста с миром-кузницей, где заложили его киль. Эта баржа пережила такие шторма, какие, наверное, не удалось бы пережить никакому другому кораблю в Империуме. Как всякий космодесантник, обязанный выполнять команды главы своего ордена, я подчинюсь вашим приказам… но я думаю о гибели этого корабля, как о смерти близкого друга.

— Я все понимаю, капитан. «Темпестус» всегда был братом магистру флота. — При этих словах Амрад повернулся к Шехерзу. Потертое лицо магистра имело темный оттенок, во лбу торчала дюжина штифтов за выслугу лет, а совершенно плоский нос показывал, что его неоднократно ломали. То было лицо борца и командира, одним своим видом вызывавшее уважение не меньшее, чем Венеций своей риторикой. — И все же таковы мои приказы. Пусть они ранят меня и тех, кто обязан их выполнять, они служат цели, которая стоит превыше наших жизней. Спрячь опасения на задворки сознания, встретиться с ними можно только тогда, когда битва будет выиграна. До тех пор ты должен думать лишь о долге.

— Разумеется, повелитель. Если мы хотим выдвинуться незамедлительно, мне надо обратиться к машинному духу. Необходимо посоветоваться, как лучше проложить курс.

— Позаботься обо всем, капитан, — распорядился Амрад и добавил: — И о тех немногих, кому хватило смелости высказать сомнения, не забудут.

— Я бы не скрыл их и от братьев по роте, а уж от магистра моего родного ордена тем более не может быть никаких секретов.

Последние из делегатов покинули часовню Нетерпимости, спеша отбыть на свои корабли раньше, чем «Темпестус» выйдет из боевого построения флота. Амрад и Шехерз разошлись в разные стороны: первый отправился на командный мостик, а второй — к бронированному ядру в недрах звездолета.

Самую первую деталь «Темпестуса» магосы Ризы построили вокруг древнего когитатора, вместившего машинный дух корабля. Еще до того как поставить килевые балки, они соорудили кожух для вычислительного устройства, история которого уходила в доимперскую эпоху на Марсе. Подобные духи были редки и невосстановимы, настоящие реликвии Темной эры технологий, когда, по легендам, они стали угрожать существованию своих создателей. Только самые мудрые и надежные из них пережили чистки эпохи Раздора и теперь значились среди старейших святынь человечества.

На основе одного такого духа и создали «Темпестус» — космическую боевую машину, древние узы верности которой жрецы Адептус Механикус связали с воинами Адептус Астартес. Этот корабль стал сильнейшим оружием в арсенале Астральных Рыцарей, и поколения магистров флота использовали его в качестве флагмана. Поскольку Механикус утратили практически все знания о его древнем и мощном вооружении, а также о сплавах и методах производства его конструкции, именно машинный дух корабля делал его таким грозным. В его жестких носителях хранилась вековая мудрость, собранная в войнах, что успели стереться из памяти человечества.

За каждым движением членов экипажа стоял машинный дух, помогающий принимать или отвергать решения в соответствии с накопленным опытом. Магистру флота приходилось рассматривать дух «Темпестуса» как полноценного члена ордена, иначе тот мог перестать реагировать на получаемые команды и действовать по-своему усмотрению. Когда же к кораблю относились уважительно, как к древнему воину, «Темпестус» становился преданным союзником, настоящим боевым братом.

В ядре когитатора постоянно поддерживалась высокая температура, чтобы не застыла кристаллическая среда, содержащая цилиндрические инфохранилища. Они имели форму прозрачных сталагмитов и сталактитов, за которыми пульсировал черный накопитель данных, и оттого всегда напоминали Шехерзу громадные челюсти с черными клыками. Группа тянущихся от когитатора клапанов поднималась и опускалась над головой, подобно парящим островам, выделяя облака пара и обжигающе горячих капель.

Шехерз подошел к сплетению свернутых петлей кабелей и стальных шипов, напоминающему взрывающуюся звезду, сотворенную художником из раскаленного металла и проводов. Это было поистине сердцем «Темпестуса», в котором машинный дух соединялся с системами корабля.

— Если ты способен слышать, — начал капитан, — я должен переговорить с тобой. Ничего подобного прежде я не делал. Прежние магистры флота, быть может, и делали, не знаю. Но одно мне известно точно — я бы ни за что не отправил брата в бой, из которого он не вернется, не сказав ему об этом лично. Поэтому я пришел сюда, чтобы поставить тебя в известность.

«Темпестус» не ответил. Машинный дух выражал свое отношение иначе, например отклоняя курс на несколько градусов или меняя процент мощности реактора. Отвечать напрямую было ниже достоинства древней машины.

Шехерз включил голомат на передней панели ядра машинного духа. Сюда выводились результаты проделанного им моделирования на основе миллиардов обрывков информации, собранных воедино для составления прогноза сражения флота. С его помощью дух машины высказывал свои пожелания и намерения, порой конструируя совершенно дикие и неправдоподобные картины боя или остроумно демонстрируя, как некий образ действий приведет к катастрофе.

Диспозицию флота спасения Варва отмечали светящиеся фигуры. Гравитационный порог ближайшей планеты по имени Убежище тускло сверкал в отдалении помещения. Мир-механизм имел ничуть не менее внушительный вид — серебристая сфера размером с Луну с ореолом из информационных помех, показывающим, как мало корабельные датчики получили данных.

С потерей «Рискованного» флот изменил боевой порядок, сосредоточившись на трех оставшихся капитальных кораблях: «Темпестусе», крейсере типа «Оберон» «Падении Хорста» и древнем гранд-крейсере «Вечный мститель». Остальную часть флота составляло около пятидесяти меньших кораблей: суда сопровождения, фрегаты, транспорты и разведчики. По меркам линейного флота он истощился и потрепался, так как до первых сражений с миром-механизмом был в два раза больше. При первых попытках провести бомбардировку расположенной на экваторе мира-механизма «бойницы», через которую стреляло убивающее корабли орудие, погибли почти все истребители. После того раза флот перешел на разомкнутый строй в форме полумесяца, держась с тыльной, как казалось, стороны мира-механизма вне пределов досягаемости главного калибра, однако смерть «Рискованного» показала, что нигде не безопасно.

— Мы должны покинуть боевой порядок, — сказал Шехерз. — Остальной флот отступит. А мы пойдем на штурм. Запусти двигатели на полную, максимальная скорость. Носом вперед на врага, Темпестус. Таков наш путь.

Проекция голомата сменилась. Флотилия разъединилась и собралась заново в тысячах миль дальше, тогда как «Темпестус» полетел по высокой орбите над северным полюсом мира-механизма, который в ответ стал разворачиваться вокруг своей оси, чтобы корабль оказался в радиусе поражения.

— У нас получится? — спросил капитан.

«Темпестус» встретился с контуром мира-механизма и исчез во всплеске информационных помех.

— Магистр флота, — донесся голос от входа в помещение. Шехерз развеял голограмму и повернулся, чтобы увидеть библиария Хиалхи, идущего к нему меж сталактитов инфохранилища. — Мне сказали, что вы находитесь здесь, совершаете богослужение над нашим кораблем.

— Я отправился к первоисточнику, — объяснил Шехерз. — Я управляю из рубки, но в данном случае решил спросить мнение корабля лично.

— И что он говорит?

— До мира-механизма мы доберемся. Скорость позволит. Но что произойдет дальше, сказать трудно.

Мерцание от инфосреды озаряло края синего доспеха Хиалхи. Цветами Астральных Рыцарей были серебристо-белый и голубой, но броня Хиалхи имела темно-голубой оттенок, как у библиариев, отмечая его как психосиловое оружие на поле битвы. На одном наплечнике виднелся рогатый череп орденского библиариума, а с талии свисало несколько книг с позолоченными застежками. Он носил полуплащ офицера Астральных Рыцарей, а лицо его наполовину скрывал встроенный в броню капюшон «Эгида», обеспечивающий пси-защиту. Единственное, что можно было различить в лице Хиалхи, — темную кожу в морщинах и бледно-серые глаза.

— Никогда не видел этого места, — произнес Хиалхи.

— Я редко кому позволяю сюда войти.

— Тогда прошу извинить за мое вмешательство.

— Полагаю, вы пришли сюда не от большого желания, — сказал Шехерз. — Библиарий Хиалхи не из тех, кто любит вести беседы. За всю службу я перекинулся с вами где-то сотней слов, хотя мы офицеры одного ордена.

— Я привык держать мысли при себе, — ответил Хиалхи, — и делиться с ними, лишь когда об этом попросят. Магистр ордена посоветовал поделиться ими сейчас.

Шехерз выпрямился, тут же заняв оборонительную позицию.

— Курс действий для «Темпестуса» установлен. Распоряжения даны, и корабль готов, равно как и экипаж.

— Однако, — сказал Хиалхи, — у вас есть опасения.

Когда речь заходила о его корабле, Шехерз испытывал гордость и знал отчего. Он заслужил это, так как его мастерство управления флотом и родство с «Темпестусом» приносили ордену большую пользу. Поэтому первым его желанием было развеять любые намеки на сомнение и отправить Хиалхи обратно на палубу для построений с очередным благоприятным для магистра флота отзывом. Но лгать не имело смысла, сказал он себе.

— Благодаря нашим создателям мы не знаем страха, — начал Шехерз, — но это не значит, что мы не можем испытывать печали или сомнений. Я давно готов умереть, брат Хиалхи. Но лишь сейчас я осознал, что не готов к смерти моего ордена. Если мы высадимся на поверхность мира-механизма, сколько из нас сумеют покинуть ее живыми? Мы понятия не имеем, чего ожидать, только знаем, что у этой штуки есть сила и воля уничтожать планеты. Столкнемся ли мы с армией? Или непригодная для жизни среда убьет нас сразу же, как только мы ступим на землю? И вот в эту совершенную неизвестность спустится весь мой орден. Мы будем слепы в окружении Трон знает каких врагов. На Обсидии остается не больше тридцати боевых братьев. Случись что, этого не хватит для воссоздания ордена. Если мир-механизм сожрет нас, Астральные Рыцари исчезнут. Наша история подойдет к трагичному концу. Именно это и заставляет меня усомниться в нашем замысле.

— Для Астрального Рыцаря нужна исключительная честность, чтобы сознаться в своей нерешительности, — заявил Хиалхи.

— Ты ведь псайкер, — отозвался Шехерз, — пытаться скрыть это от тебя не имеет смысла.

— На карту поставлено куда больше, чем существование нашего ордена. Ты и без меня знаешь, где мы, капитан. На пути мира-механизма лежит Варвенкаст.

— И нашим долгом является оберегать его жителей, — согласился Шехерз. — Но какой ценой? Всех наших жизней? Без какой-либо гарантии, что битва вообще состоится, не говоря уже о победе? Если падет Варвенкаст, это станет трагедией, но если погибнем мы, все те, кого можно было бы спасти в будущем, обречены вместе с нами. Я беспрекословно исполню волю магистра моего ордена, так как это мой долг, но, боюсь, он поступает недальновидно, обрекая всех нас на гибель ради сохранения единственного мира.

Хиалхи с интересом изучал замысловатое ядро машинного духа, будто непонятную скульптуру.

— Представь, что от ордена в вас вдруг осталась только его квинтэссенция. Что это было бы? — спросил библиарий.

— Мужество. Сила. Слава, — прозвучало в ответ.

— А еще? — поднял бровь Хиалхи. — Будь мы лишены силы и храбрости, а память о нашей славе стерлась бы. С чем бы тогда мы остались, капитан Шехерз?

На мгновение Шехерз задумался. Представить Астральных Рыцарей слабыми и пугливыми было немыслимо. Если бы не должность Хиалхи, сказанное им можно было бы принять за нарушение субординации, но в конце концов в голове капитана всплыло понятие, стереть которое невозможно.

— Наша честь, — уверенно произнес он.

— Честь, — повторил Хиалхи. — Нас могут разбить и сделать беспомощными, но честь всегда будет при нас. Когда не остается уже ничего, честь — последняя преграда перед поражением, ибо полная катастрофа не случится, если честь удовлетворена. Астральные Рыцари держат свое слово. Мы стоим рядом с нашими собратьями. — Он перестал разглядывать ядро и посмотрел прямо на Шехерза пронизывающим взглядом, словно пройдя сквозь барьеры его разума. — И свои неудачи мы исправляем.

— Отвечаем за неспособность уничтожить механическую планету не только мы, — возразил магистр флота. — И пока неизвестно, удастся ли нам хоть что-нибудь.

— Я говорю не о мире-механизме. Теперь мне ясно, что лорд Амрад не посвятил тебя в дело чести, с которым мы столкнулись. Но, учитывая твои сомнения, полагаю, тебе все же надо знать. Когда ты услышишь про это, Шехерз, забыть не получится.

— Раз такова причина повлечь братьев и корабль на смерть, тогда я обязан услышать ее.

Флот спасения Варва следовал в боевом порядке, предписанном офицерами мостика «Темпестуса», отступая и обнажая боевую баржу, как наконечник копья, лишенный прикрытия с флангов в виде эскадр кораблей сопровождения и мониторов. «Темпестус» занял позицию над северным полюсом мира-механизма, на противоположной стороне от радиуса поражения главного орудия. Несколько оставшихся эскадр истребителей сопроводили его до края гравитационного колодца мира-механизма и затем, отделившись, заняли посты на широкой полосе пространства, когда на их тактических дисплеях замигали датчики. Сотни сигналов лавиной понеслись с экватора мира-механизма, словно рой насекомых из улья.

В ранних столкновениях с миром-механизмом такая картина повторялась много раз. На приближающиеся корабли набрасывались стаи истребителей, поднимавшихся из-под защиты мира-механизма, отчего экипажи флота спасения несли страшные потери. Но если имперская армада нечасто могла заменить утраченные истребители и экипажи, стаи мира-механизма, казалось, множатся под его экраном. Космические сражения оставили как бесполезное занятие, и только теперь экипажи имперских истребителей вновь в гневе летели в бой.

Передачи «Темпестуса» стали прерывистыми, когда пустоту космоса наполнила мусорная информация. Из-за угрозы полного прекращения связи остальные корабли флота отослали «Темпестусу» свои послания, зная, что любое из них может стать последним из принятых дружественным линкором.

— Лево на борт!!! — скомандовал Шехерз, и в ответ корабль накренился под ним, так как гравиустановки не смогли справиться с резкой переменой курса.

Изображение на экране стало меняться из-за постоянного обновления данных, когда серебристые группки истребителей противника описали широкую дугу над «Темпестусом». Мимо носа боевой баржи пронеслись поднявшиеся встретить их дружественные штурмовики, на дисплее отмеченные зелеными точками.

— Приборы показывают в пространстве пятьсот вражеских целей, — прозвучал голос с мостика.

Информация изливалась вереницей разных фигур и символов на вспомогательных экранах. Шехерз привык держать большую часть таких данных в голове, мысленно воссоздавая картину разворачивающегося сражения, как если бы голомат машинного духа передавал ее прямо ему в сознание.

Имперских истребителей насчитывалось чуть меньше двух сотен. Половина из них была из эскадрильи сопровождения «Сабля», с «Венджант этернам» и космонесущей платформы «Безжалостный». Остальную часть составляли осиротевшие эскадрильи истребителей, чьих «родителей» уничтожили.

— Подать энергию на верхние батареи, — скомандовал Шехерз. — Задирайте нос, мы пойдем на таран. Послать аварийные партии к передним постам.

Большую часть его приказов исполняли прежде, чем он отдавал их вслух. Неизбежность боя заставляла экипаж готовить корабль к скорому кровопролитию.

Среди членов команды мало кто представлял, куда именно они направляются. Знали об этом только офицеры корабельного мостика по долгу службы, так как они провели расчеты и вычислили векторы, чтобы «Темпестус» лег на курс к миру-механизму. Если кто-то из них и выразил ужас перед грядущим столкновением, до слуха Шехерза это не дошло. Поскольку они служили ордену Астральных Рыцарей, от них ожидалось встретить гибель в пустоте космоса, если того однажды потребует орден. И капитан Герельт ни за что не позволила бы ни одному человеку на ее мостике выказать беспокойство в преддверии этой самоубийственной миссии, хотя наверняка кто-то его испытывал сейчас.

Экипаж непременно погибнет. Шехерз прекрасно это понимал. Эта мысль не давала ему покоя с того самого момента, как Амрад озвучил свой план по использованию «Темпестуса» в качестве оружия. Космодесантник, в особенности магистр флота, никак не мог позволить, чтобы это как-то повлияло на предстоящий ему выбор. Он не гордился этим. Ему просто приходилось быть таким.

— Лорд-капитан, — обратился офицер по охране корабля — старик крепкого телосложения, обычно хранивший молчание, когда «Темпестус» находился в бою. — Мы готовимся к абордажу?

Мир-механизм еще ни разу не отправлял абордажные команды, а сделай он это, Астральные Рыцари получили бы представление, кто или что управляет этой штукой. И не стоило этого опасаться, если, разумеется, мир-механизм не уготовил подобный трюк как раз для такого случая.

— Ради повышения живучести корабля не разглашайте подробности о его безопасности, — сказал Шехерз. — Если целый орден космодесантников не в состоянии справиться с нападающими, тогда ничто не сможет.

На палубах для построений личного состава «Темпестуса» собрался весь орден. Там едва хватало места для сотен боевых братьев, ведь их было втрое больше, чем обычно перевозила боевая баржа. Космодесантники подготовили лишь самую необходимую технику и прочее тяжелое снаряжение: никто не знал, насколько полезными они окажутся на поверхности искусственной планеты.

На одном из экранов в рубке появились неясные пикт-изображения инопланетных истребителей, имевших форму полумесяца с загнутыми вперед концами. У каждой машины были сдвоенные двигательные установки, пушка — и ничего, подобного кабине или входным люкам. Их металлический корпус обладал странной особенностью: он будто постоянно менялся, и по его поверхности рябью ходили разбитые на квадраты спирали. Никаких опознавательных знаков или отличительных цветов.

— Приготовиться! — предупредил мужчина за постом сенсориума.

Люди на мостике немедленно легли на палубу или вцепились в архитектурные украшения на стенах. На обзорном экране, показывающем вид с камер на носу «Темпестуса», целый косяк вражеских истребителей разделился на три эскадрильи, которые по спирали помчались к кораблю, прошивая пустоту бледно-зелеными вспышками выстрелов.

Палуба содрогнулась, когда истребители вышли из общего строя и зашли «Темпестусу» с флангов. Лазерный огонь ударил по обшивке. Изображение дернулось и сменилось помехами из-за уничтоженных интенсивным огнем носовых датчиков. Где-то на борту баржи уже завыла система аварийного оповещения.

Шехерз ощутил знакомую вибрацию от плазменных батарей и лазерных залпов бортовых орудий, стреляющих в ответ, за которой последовал далекий рев ракетных установок, выпускающих свой смертельный боезапас. Усеивающие оба борта башенные установки при стрельбе на малую дистанцию вызывали характерный глухой гул, проходящий через весь корпус корабля, будто это был гнев машинного духа, яростный рык вдалеке.

От панели одного из когитаторов на мостике посыпались искры, когда всплеск напряжения выжег его микросхемы. Сидевший за этим постом дежурный поспешно затушил его. От новых скачков напряжения огни на мостике, и без того тусклые, стремительно замигали.

— Докладывайте! — приказал капитан.

— Мощность орудий левого борта снизилась до семидесяти процентов, — отчитался один из офицеров службы живучести корабля.

— У правого борта шестьдесят процентов.

— Пост боевого управления, — позвал Шехерз, — где противник?

— За кормой, — ответил человек за тактическим экраном. Он получил ожоги при кратковременном возгорании, но все же остался на посту. — Идут в кильватере.

Значит, враг знал, что они собирались сделать. Лететь позади звездолета прямо за двигателями весьма рискованно, однако так можно укрыться от оборонительных орудий.

— Они собираются снова нанести по нам удар, — пришел к выводу Шехерз. — И сделают это раньше, чем наши аварийные бригады доберутся до позиций.

— Они погубили достаточно много имперских кораблей, чтобы узнать их слабости, — согласилась капитан.

— У Астральных Рыцарей нет слабостей, — отрезал космодесантник. — Прикажите истребителям вступать в бой. Пусть вылетают все звенья. Полная остановка, включить двигатели обратной тяги. Выполнить левый разворот.

Это был странный приказ, но экипаж «Темпестуса» без промедлений принялся его выполнять. Даже не будь он магистром флота, он был здесь единственным человеком, которому доверял машинный дух. Одного этого было достаточно.

Корабль резко накренился, и незакрепленные предметы раскидало по всему помещению. Не успевшие за что-нибудь зацепиться люди полетели на пол. Фоновый шум корабля, то вездесущее треньканье, которое спустя месяцы на борту переставали замечать вовсе, возвысился до пронзительного воя носовых двигателей. Корабль уменьшил ход и снова наклонился.

В замысловатой игре в пустотный бой законы физики менялись. «Темпестус» обладал проворством меньших кораблей, которого ему хватало, чтобы внезапно замедлиться и повернуться на один борт. Вся огневая мощь боевой баржи сосредоточивалась в бортовых дальнобойных лэнс-батареях и рядах лазерных установок. Вражеские истребители в первую очередь нацеливались на удар по верхней части корпуса, а Шехерз подставил им носовую часть. Теперь же они хотели атаковать двигатели и плазменные реакторы возле кормы корабля, но магистр флота не собирался становиться легкой целью. Вместо этого он намеревался обрушить на них всю мощь артиллерийских орудий боевой баржи. И если штурмовики противника желают сделать очередной заход на «Темпестус», им для этого придется пройти сквозь бурю выстрелов.

Помехи на обзорном экране прекратились. Вместо вида с носа корабля машинный дух теперь показывал изображения с имперских истребителей, схлестнувшихся с неприятелем. Истребители уступали врагу числом, и Шехерз видел, как быстро они гибнут, тихо разлетаясь серебристыми искрами при попадании но ним из дальнобойных орудий врага.

— Отправить людей к бортовым пушкам! Всех, кто есть! — прокричал Шехерз.

«Темпестус» поворачивался на сто восемьдесят градусов, чтобы встретить огнем с левого борта истребители противника, а те продолжали сбивать имперские корабли, рассыпающиеся дождем из обломков, словно огненные фейерверки.

— Тактический пост, дай мне цели! — потребовал магистр.

— В радиусе залпа двадцать процентов сил противника.

Лэнс-излучатели не обладали достаточной точностью, чтобы сбивать небольшие истребители, но могли обеспечить плотную завесу огня и уничтожить немалую часть космической авиации на близком расстоянии.

— Подпустите вражеские истребители поближе, — распорядился Шехерз.

Сейчас уже почти четверть имперских кораблей погибла. Прямое столкновение могло привести только к уничтожению группы истребителей, но так было нужно.

Мысли Шехерза переключились на мужчин и женщин, экипажи истребителей. Лишь горстка из них переживет сражение, если получится. Но он вспомнил, что сказал библиарий Хиалхи, всю чудовищность его слов. Самопожертвование подразумевало гибель, но никаких сомнений в его значимости не возникало.

— Сорок процентов! — сообщил пост боевого управления.

— Пожар на палубах с девятнадцатой по сорок первую, — доложил пост живучести корабля.

— Отправьте аварийные бригады, — заявил Шехерз.

Капитан баржи тут же раздала указания по локализации возгораний, близких к плазменным реакторам корабля. В другой ситуации этим бы занялся лично Шехерз, но сейчас было не до того.

— Шестьдесят процентов!

Три пятых от общего числа вражеских истребителей находились в зоне смерти, созданной бортовыми орудиями. Покончив с имперскими истребителями, неприятель собирался разделить формирование и вырваться из этой зоны, чтобы атаковать звездолет со стороны кормы. Если, конечно, ему удалось бы пролететь сквозь нее.

— Открыть огонь из бортовых орудий! — приказал Шехерз. — Из всех, что есть!

«Темпестус» сотрясся от силы десятков одновременных выстрелов лазеров и башенных установок. Обзорный экран заполнился траекториями выстрелов, освещающими пустоту светом координатной сетки.

— Мы вот-вот потеряем девятый реактор! — раздался голос офицера службы живучести корабля.

— Вырубайте его и опечатывайте! — скомандовала капитан.

Корабль задрожал от очередного залпа. Вражеские истребители попали в паутину выстрелов, где рассекались надвое или пробивались насквозь лазерными копьями. Выжившие нарушили строй и разлетелись в разные стороны, уходя от огненного шторма. Формирование перестало существовать.

Имперские истребители, однако, тоже оказались в этой ловушке. Им повезло больше: их предупредили за несколько секунд до того, как борт открыл стрельбу, но многие из них попросту находились слишком близко, чтобы спастись. Кувыркаясь, они летели навстречу гибели, изрешеченные и с пробитыми топливными баками.

Самопожертвования. Им всем пришлось пойти на них — и служащим Военно-космического флота, и космодесантникам. Они знали об этом с того момента, как экипажи истребителей когда-то впервые сели в кабины тренировочного модуля. Шехерз мысленно поблагодарил затухающие зеленые иконки на обзорном экране и выкинул их образы из головы.

— Возвращайте нас на прежний курс, — приказал он. — Двигатели на полную мощность.

— Девятый вышел из строя, — доложил пост живучести корабля. — Пожар в генераториуме. Закрываю отсек.

— Сколько внутри? — спросила капитан.

— Двадцать три, — ответил все тот же офицер.

В одном помещении с полыхающим реактором № 9 оказались заперты двадцать три мужчины и женщины. Магистр флота подумал, что капитан могла бы и не задавать этого вопроса, ведь их жертва ничем не отличалась от той, которую приносили остальные на «Темпестусе».

Положение корабля выровнялось, и главные двигатели ожили вновь, возвращая звездолет на прежний курс к миру-механизму. Все это время тот поворачивался вокруг своей оси, чтобы захватить «Темпестус» в радиус действия орудий главного калибра. Даже без точных вычислений Шехерз мог видеть, как близка опасность. Задержка для уничтожения штурмовой авиации стоила им времени на то, чтобы хозяева рукотворной планеты отреагировали.

Вражеская флотилия сократилась вдвое и сейчас перегруппировывалась. Отдельные ее истребители вертелись вокруг, чтобы влиться в строй, прежде чем начать новую атаку, — она непременно произойдет, и в этот раз «Темпестусу» будет практически нечего ей противопоставить. Шехерз оставил этот вопрос на усмотрение Императора.

— Мой господин, — сказал Шехерз по каналу связи Астральных Рыцарей. — Все в порядке?

— Пришлось несладко, — ответил магистр ордена Артор Амрад с палубы для построений, где собрались роты Астральных Рыцарей. — Но потерь нет.

— Столкновение через девять минут, — произнес Шехерз. — Я бы хотел быть там вместе с моими братьями, магистр.

Формально Шехерз значился капитаном Шестой роты, но ввиду своих обязанностей магистра флота он редко сражался с остальными. Большинство подобного рода званий носили церемониальный характер, и их обладатели несли службу вместе с братьями, как любой другой космодесантник, но магистр флота Астральных Рыцарей всегда стоял особняком. С момента получения силового доспеха и начала карьеры в Шестой роте Шехерз всегда полагал, что, как бы высоко он ни поднялся по службе, он неизменно будет стоять плечом к плечу со своими соратниками, Астральными Рыцарями. Но он понимал «Темпестус» как мало кто другой, а командование Шестой ротой скорее отдаляло его братьев, нежели приближало к ним.

Шехерз оставил командование Шестой на земле первому сержанту Кипсале. Сейчас его рота стояла с остальной частью ордена в громадном палубном отсеке для сборов, ожидая всего что угодно, когда «Темпестус» прорвется сквозь поле вокруг мира-механизма и врежется в его поверхность. Никто не знал, что случится: разорвет ли мгновенно корабль на части или их окружат полчища врагов. В подобный момент капитану следовало находиться рядом с ними, готовить их морально к скорому испытанию. Шехерз сказал себе, что помчится к ним сразу, как только корабль понесется вниз. Воины Шестой приободрятся, узнав, как он спускался с далекого мостика, чтобы вместе с ними пройти через все опасности.

— Твой долг здесь, капитан, — сказал Амрад. — «Темпестус» нуждается в твердом руководстве, равно как и твои братья. Веди его хорошо.

— Ради славы, мой господин.

— Ради славы, магистр флота.

Реактор № 9 отключили, но пожар оттуда начал подниматься по уровням, и аварийные бригады прилагали все усилия, чтобы не дать огню распространиться. «Темпестус» между тем на всех парах мчался к миру-механизму, оставляя за собой след из обломков и плазменного топлива.

— Мы находимся в пределах гравитационного горизонта цели, — сказала капитан. — Ваши распоряжения?

— Остановить все двигатели, — решил Шехерз.

Кораблю более не требовались собственные мощности, гравитация мира-механизма несла его и так довольно быстро. Гудение двигателя перешло на шепот, и на борту внезапно стало неестественно тихо.

Те люди, что рождались на космолете, могли запросто сойти с ума, ступив на поверхность планеты: неожиданное исчезновение шума двигателя, сопровождавшего их на протяжении всей жизни, заставляло их поверить в собственную смерть. И некоторые действительно умирали — сердце не выдерживало.

— Реакторы номер четыре и номер восемь отказали, — доложил дежурный поста живучести, и Шехерз незамедлительно произвел в уме вычисления.

— Нам не хватит мощности для приземления, — сообщила леди Герельт.

К тому же выводу пришел и сам магистр флота спустя мгновение.

— Значит, будет жесткая посадка, — констатировал он. Если у нее и была мысль предложить повернуть назад, Герельт не озвучила ее. — Включить двигатели обратной тяги. Приготовиться к падению.

По всему кораблю завыли сирены. В голосе двигателя появились новые нотки, когда носовые двигатели опять активировались, замедляя спуск баржи, чего, впрочем, не хватало даже для грубого приземления. «Темпестус» был прочен, но не настолько.

— Больше мне нечего сделать, — тихо проговорил Шехерз так, чтобы его капитан и экипаж не услышали его. — Теперь все в руках его величества случая. Я молюсь, чтобы мои усилия не прошли даром и повысили наши шансы, но исход этого предприятия от меня не зависит.

Тут он замер. Вероятно, ответ мог пробиться к нему сквозь шум двигателей и чириканье когитаторов или же сформироваться из помех в вокс-сети, но он не слышал его.

— Если возможно хоть что-то еще сделать, «Темпестус», — продолжал он, — если ты по-прежнему можешь направлять нас, тогда приборные панели в твоем распоряжении. С этого момента я не могу более называться твоим хозяином, учитывая, что я передал заботу о нашем выживании в руки судьбы. Если никто из нас не останется в живых, я хочу заранее сказать, что это была честь для меня.

Вероятно, звук носовых двигатели слегка изменился. Возможно, сигналы тревоги, звучащие на каждой палубе, стали чуточку громче или тише на миг. Но Шехерз все равно не мог добиться никакого ответа от корабля.

Он даже не знал, сознателен ли машинный дух в человеческом понимании. Быть может, он просто воспроизводил набор команд, когда датчики получали нужную информацию. Скорее всего, слова ничего для него не значили. И все же их нужно было сказать.

— Мы вошли в атмосферу! — сказал офицер за тактическим дисплеем.

— Всем приготовиться! Всем приготовиться! — снова прокричала капитан Герельт.

От имперских истребителей теперь поступало слишком мало информации, и обзорный экран переключился на носовые датчики. Обрывочное и затормаживающее изображение во всю ширину показывало поверхность мира-механизма, скрытую серебристой дымкой, а когда «Темпестус» пробил верхние слои атмосферы, картинка и вовсе зарябила. Корабль тревожно, катастрофически медленно снижал ход. Сотня оповещающих иконок вспыхнула разом, когда башенные установки и прочие выступающие части оторвались под внезапным воздействием сопротивления воздуха. Оранжевые языки пламени ласкали края носовой части звездолета. Пластины корпуса отслаивались, как бумажные.

Команду мостика кидало в разные стороны. Один лишь Шехерз стоял на ногах, крепко прикрепленный к палубному настилу благодаря магнитным замкам в ботинках.

Носовые датчики сгорели. Последнее переданное изображение показало мелькающие облака, выгоревшие ровно настолько, чтобы открыть внизу вздымающиеся металлические зубцы распростертого на весь мир чужеродного города.

— Корректировка двигателей! — задыхаясь, произнесла Герельт, цепляющаяся за тактический дисплей. Отломавшийся от приборной доски кусочек ударил ее, и все лицо залила кровь. — Мы… мы… грохнемся на брюхо…

«Темпестус» разворачивался так, чтобы упасть на днище, а не носом вонзиться в мир-механизм. Это было самое большее, что корабль мог сделать в сложившихся обстоятельствах, но так он на несколько процентов повысил шанс на успех.

Всего лишь шанс. Не более.

Раздался страшный грохот. Листы обшивки слетали, обнажая палубы, которые затем омывало пламя и хлестал пронзительный ветер. По еле слышному за общим воем гулу от испаряющегося хладагента Шехерз определил, что плазменный реактор дошел до своей критической отметки, и в его сознании осталось место только для одной мысли:

«Все мы должны чем-то жертвовать. Каждый по-разному. Но без этого никак».

Шехерз готов был умереть. Он уже даже свыкся с тем, что весь орден погиб. Но слышать, как умирает «Темпестус», оказалось хуже всего. Магистр мог переносить боль, мог оплакивать потерянных братьев и мстить за них… но корабль являл собой настоящий символ, родной дом, близкого воина и реликвию славного прошлого. Мог ли он так охотно пожертвовать собой? Или судьба отнимет у него это право?

Закрались сомнения. Существовало ли на всем белом свете нечто такое, чего он не хотел отдавать, в конце концов?

Корабль с хрустом давил самые высокие сооружения. Шехерз отчетливо слышал, как шпили прокалывают днище корабля и отламываются.

— Третья палуба снизу под угрозой! — по воксу прокричал один из членов экипажа, стараясь быть услышанным за ревом разрываемого металла. — Капсулы отсоединяются! Капсулы…

Передача прервалась. Часть Астральных Рыцарей находились в десантных капсулах на случай подобного приземления, так как внутри рассчитанных на десять человек штурмовых модулей было всяко безопаснее, чем оставаться на палубе корабля. Но капсул хватило едва ли на одну роту, и тех Астральных Рыцарей, что находились внутри, сейчас несло прочь от падающего корабля, чтобы приземлиться как бог на душу положит. Основной же части братьев пришлось переживать крушение вместе с «Темпестусом».

Двигатели реверсивной тяги до сих пор работали, тормозя спуск. Наконец корабль замедлился настолько, чтобы крушение прошло потенциально не смертельно. Появился шанс. Небольшой, но все же.

— Это была честь для меня, — повторил Шехерз и почувствовал, как машинный дух ускользает от него, утопая во тьме. — Прощай.

Палубное перекрытие вздулось, вырывая управляющие когитаторы из их ниш. Громадная масса темно-серой стали прорвала пол, словно кончик колоссального копья, и ее резная поверхность впилась в потолок мостика и пошла к палубам выше. В один миг безнадежно хрупкой показалась бронированная оболочка рубки, находившейся в хвостовой части по отношению к центру, где сила столкновения и вражеский огонь сражались за то, чтобы первыми добраться до управляющих систем. На всю длину, через бесконечные лабиринты искореженного металла, раскрылись внутренности корабля.

«Темпестус» издал ужасающий предсмертный крик разорванного металла. Взрывающиеся топливные резервуары и хранилища боеприпасов напоминали хор, достигающий крещендо. Это был голос умирающего бога.

Корабль накренился. От мостика остались одни руины. Сооружение, что пронзило брюхо «Темпестуса», рухнуло под весом корабля. Шехерз же не мог сделать ничего. Он просто стоял на крошечном островке, оставшемся от палубы, и наблюдал за масштабом разрушений. Обломки строений выпирали из корпуса корабля, подобно ножам, прошедшим сквозь мышцы и органы, разворотив сотни палуб, жилые помещения и лазареты, храмы, столовые, оружейные, карцеры и каюты капитана, серое пространство корабельного плаца и длинные пыльные лабиринты служебных тоннелей.

Даже богом забытые места, куда не ступала нога человека со дня создания корабля, раскрылись и показали нервные окончания.

Однако Шехерз нигде не видел закованных в сталь отсеков для построений, что находились ближе к корме, позади чудовищной бреши в днище корабля. Там Астральные Рыцари пережидали падение, и, похоже, разрушение не добралось до них.

Надежда еще осталась.

«Темпестус» ударился о землю. Нижние палубы, открывшиеся из-за огромной раны, просто расплющило. Там и сям виднелись всполохи огня и фонтаны искр, бьющие из отрезанных кабелей. Шехерз видел все это, словно замедленную съемку. Чудовищность произошедшего не укладывалась у него в голове. Люди падали в бездну из развалин. Горящее топливо вытекало из пробитого трубопровода, будто кровь из артерии.

Палуба под Шехерзом обвалилась, и он полетел прямо в черный каньон из пылающей стали.

Последние его мысли были спокойными. С него упала большая тяжесть за то, что он позволил судьбе отнять у него «Темпестус». Он дал старому кораблю разрешение умереть во имя победы, как когда-то давно Шехерз разрешил себе самому. Посвятить всю свою жизнь выполнению долга было не только обязанностью космического десантника — это было данное ему право, и он передал это право кораблю.

Шехерз испытывал благодарность, печальную, но приемлемую.

Затем сквозь пылающую тьму пробились очертания, похожие на стальной череп, вытянутый и непримечательный, не считая глубоких глазниц с зелеными пятнами глаз. Сутулая металлическая фигура подошла ближе и направила на него оружие из того же серого металла. Ее смазало вспышкой зеленой энергии, сопровождаемой всплеском боли.

Но это уже ничего не значило. Его долг выполнен. Жертва принесена.

Больше Шехерз ни о чем думать не мог.