Мир в огне

Пламя первое Пыль дорог

Магистр был не в настроении. Причём настолько, что даже позволил себе выйти из образа добродушного и простоватого вдовца-алхимика. Хотя тщательно его придерживался с первого дня, едва они с Лейтис приехали в здешний городок. Придерживался, даже если оставался как сейчас: один, в комнате без окон, в своём доме с многократно проверенной защитой от любого подглядывания. Но сегодня дорогие камзол и жилет валялись на полу, поверх них удобно пристроились два щегольских остроносых башмака. А сам хозяин в это время меланхолично сидел в кресле, закинув ноги на столик и закатав штанины выше колен так, что вошедшие пару лет назад в моду чулки не проглядывали, как положено, сквозь многочисленные вертикальные прорезы штанов, а совершенно неприлично оказались выставлены на всеобщее обозрение. Да и завязки на рубахе распущены, потому изделие дорогого портного лишилось всех складок и напоминало грубую одёжу неумытого крестьянина. А уж если к этому добавить занятие почтенного господина алхимика — бросать метательную стрелку в мишень… стыдоба!

Ислуин в очередной раз бросил стрелку, попав в самый центр своего парадного портрета, пролевитировал её обратно в руку и усмехнулся: магия в облик мягкохарактерного пухлячка Ивара не лезет ещё больше. Все пять лет, пока они жили в Тейне, он раз в месяц заказывал магические компоненты у местного лицензированного гильдейского чародея — пусть и хотелось каждый раз дать недоучке по рукам. Следом, при взгляде на истыканную картину, пришла ещё одна мысль: видела бы жена бургомистра, которая и вручила ему портрет на завершение их интрижки, как он использует её подарок. И видел бы это сам бургомистр. Наверняка знает, что романтические отношения Ивар заканчивал в глубоком душевном расстройстве, даже со слезами — как и остальные поклонники его неблаговерной. Небось, и письма сохранил, и ещё чего-нибудь. Ведь не просто так старый хрыч женился на самой натуральной шлюхе, а чтобы иметь возможность надавить на любого из более-менее заметных жителей города. И тем приятнее будет оставить обоих с носом, когда господин вдовый глупышка-алхимик — который до сих пор раз в два-три месяца пишет дамочке проникновенные письма — вдруг исчезнет. Потому что со здешним болотом пора заканчивать.

А какой удачной выглядела идея пять лет назад… Покинув Отражение истины, за лето они проехали всю Империю, проверяя зацепки и слухи, которые магистр собрал за время жизни в столице. Увы, ни одна не вывела даже на след эльфов: метод себя исчерпал. Тут Ислуину и пришла в голову мысль попробовать другой способ. Поселиться года на два возле какого-нибудь крупного торгового тракта, выбрать себе профессию аптекаря-алхимика — рассказ о болячках хороший повод завязать разговор, во время которого не сложно вытянуть нужные сведения. Особенно если город, где живёт аптекарь, небольшой, провинциальный, настраивающий много повидавших путешественников смотреть на местных обывателей свысока. Да и прятать странности и нестыковки проще всего именно в подобном месте. В первое время «чужаков» всё равно будут сторониться, а затем сработает привычка не лезть лишний раз к соседям: чай все тут свои, а не большой город, «где живёт сплошь невежливое хамьё». С другой стороны, никого не удивит, если аптекарь будет расспрашивать о торговле и товарах в самых разных местах и странах. У каждого мастера свои тайные рецепты, подчас ингредиенты приходится заказывать издалека и самые причудливые. Вот здесь-то Ислуин и отыщет нужную нить: вряд ли эльфы повторили судьбу ханжаров и полностью прекратили контакты с остальными. Насколько Ислуин мог судить по своему миру, некоторые очень нужные эльфам вещи люди делают проще и лучше. Потому выгоднее их обменять на что-то своё или купить, пусть даже через длинную цепочку посредников. И пусть всё наверняка делается в строжайшей тайне — если точно знаешь, что искать, то рано или поздно выйдешь на след. Последним аргументом стала лаборатория, где среди инструментов алхимика можно было спрятать всё необходимое для Лейтис: учить некоторым дисциплинам всё же лучше в спокойных условиях, а не в седле. В общем, с какой стороны не взгляни — в идее какое-то время пожить на одном месте сплошные плюсы.

«Я — баран. Как любят говорить местные, — магистр посмотрел на стрелку, попавшую прямо в левый глаз, вернул в руку и кинул снова. Только теперь в правый. — Ну с чего я взял, что если бакса Октай учил меня как человека, то Лейтис я могу учить как эльфа? Да ещё потащил девчонку вместе с собой в Отражение…» Портрет, наконец, не выдержал издевательств и с грохотом рухнул на пол. Впрочем, это его не спасло: магистр, не вставая с кресла, прислонил картину вертикально к стене и продолжил занятие. Потому что решение в голову так и не приходило, а проблема вырисовывалась нешуточная. Когда они приехали в здешнее захолустье выглядела Лейтис примерно на четырнадцать — то есть не намного старше возраста их путешествия сквозь Радугу-в-Огнях. Хотя исполнилось ей тогда почти шестнадцать. Ислуин себя успокоил — многие подростки часто выглядят младше положенного, а потом навёрстывают. Даже удачно получилось, можно разыграть легенду-причину, зачем они «переехали»: после смерти жены и матери найти себе новое тихое место, чтобы не травмировать ребёнка. Вот только и пять лет спустя выглядела Лейтис едва на шестнадцать! Хотя у магов старению положено замедляться только когда организм перестаёт расти. А для людей это примерно двадцать два-двадцать пять, не раньше. Нет, Лейтис осталась человеком — самая дотошная проверка изменений не выявила. Но вот что с ней происходит и во что всё выльется, понять магистр так и не мог.

Дверь в комнату открылась, зашла Лейтис и поставила на столик рядом с креслом чайник и чашку. После чего молча вышла. Хотя с первого дня роль образцово-послушной доченьки играла безупречно. Чуть что, так сразу: «Папенька, откушайте чаю. Папенька, можно ли мне сходить в гости. Папенька, не купите ли мне новое платье. Нынче в моде пышное, да чтобы до земли доставало, и обязательно с буфами на рукавах и груди». А сегодня юбка всего до щиколоток, блуза простая, прямая и без излишеств — не модно, зато удобно, в том числе и драться. Ислуин усмехнулся, но только мысленно, лицо оставалось непроницаемо каменным. Девочка тоже на нервах, потому запросто сейчас кинет в «папеньку» чайник с кипятком — не каждый день своими руками ломаешь собственную свадьбу всего за две недели до венчания.

Причём ломаешь в самом прямом смысле. Несостоявшийся свёкор считал, что женщина должна знать своё место, а смысл её жизни — потакать любым желаниям мужчины. Потому девушка, которая, встречая «второго отца», не стоит, потупив глаза, имеет собственное отличное от него мнение, и не спешит исполнять прихоти, вызывала раздражения. Тянулась глухая неприязнь долго, пока вчера мужик не решил поучить с помощью кулака излишне забалованную родителем невестку хорошим манерам… Сначала в шкаф с посудой полетел «воспитатель», следом жених. Хотя парню ни тоже ломать руку, ни оставлять на спине метку на память раскалённой сковородой девушка не стала — лишь предупредила, чтобы больше возле неё не крутился. Затем с гордым видом ушла домой и всю ночь прорыдала в подушку, до сих пор глаза красные. Сам магистр результатом, наоборот, был доволен, даже порадовался, что не пришлось на следующей неделе организовывать скандал и ссору самому. Но Лейтис об этом пока лучше не говорить.

Течение мысли нарушил стук в дверь и голос Лейтис.

— Папенька, к вам пришли! — причём в интонациях отчётливо можно было разобрать раздражённое: «Мастер, оторвите зад и спуститесь. Потому что я этого гостя встречать не собираюсь, зато вы никуда не денетесь».

— И кого Шэт принёс? — ругнулся себе под нос Ислуин. — Гнать в шею любого!

После чего загнал стрелку в раму и оглядел себя критическим взглядом: а что, видок у него самый подходящий. Кто бы ни пришёл, пусть думает, что безутешный папочка не спал всю ночь. Помятое лицо, рубашка и штаны в непотребном виде, а пушистый жёлтый халат до колен и мягкие войлочные тапки дополнят картину. Завершат образ несколько якобы не замеченных винных капель, которые магистр по дороге посадил на рукав и на грудь.

Спустившись на первый этаж, Ислуин услышал нетерпеливый стук в дверь: видимо, гость на колокольчик у входа уже не надеялся. Тем лучше! Встретить погрубее… открыв дверь, магистр ошеломлённо замер на пороге. Ведь не каждый день на крыльце ждёт сам бургомистр.

— Позволите войти?..

— Не похволю, — Ислуин справился с удивлением, поёжился — май в этом году вышел прохладный, и принялся разыгрывать запланированную роль. — У мня вчера был не самый лушший день, потму хлиентов я не принмаю.

— Видите ли, я совсем по другому поводу. Не за снадобьями, уважаемый Ивар. И мне кажется, нам лучше говорить в доме.

Бургомистр всем видом излучал отеческую снисходительность, участие и доброту. Ни дать ни взять с лубочной картинки сошёл невысокий старичок, который, говорят, разносит в ночь перед праздником Вознесения Единого послушным детям подарки. Вот только истинную натуру городского головы Ислуин знал очень хорошо, специально подыскивал именно такого. Потому от фальшивой приторно-слащавой картинки сводило зубы и хотелось захлопнуть дверь. Увы, пока было нельзя. В легенду алхимика было вложено немало сил, и ей ещё предстояло некоторое время служить и после отъезда из Тейна. Поэтому визитёра придётся терпеть и выпроваживать не выходя из образа.

— А вот здеся и поховрим. Мне от сосдей скрывахть нечехо.

Бургомистр видя, как язык слегка заплетается — явно папаша с вечера к бутылке с горя приложился, потому сейчас и похмелье лёгкое, и настроение задиристое — перешёл в атаку. Ведь в таком состоянии от агрессивной напористости до трусливой покладистости один шаг.

— Хорошо. Если вы настаиваете. Но право слово, мне не хочется выставлять вас и вашу дочь в неприглядном свете. Вы этого не заслуживаете. Но вчерашние события…

Ислуин мысленно поднял от удивления бровь. Бургомистр пришёл мирить Лейтис с женихом? При том, что с его папочкой сам бургомистр на ножах: в небольших городках стены нет, но граница города есть — чем несостоявшийся свояк и пользовался, поставив свою кожевенную мастерскую. Воняла она здорово, но потребовать убрать её подальше у бургомистра права не было.

— Единый заповедовал смирение и послушание не только женщинам, но и мужчинам. Ибо, как говорит нам на проповедях отец Райберт, перед престолом Его все мы равны в грехах. А сейчас вы предлагаете мне отдать мою девочку за человека, который посмел поднять на неё руку?..

— Не вам говорить о соблюдении заповедей, — резко оборвал бургомистр. — Человеку, который посягнул на чужую жену. Не стойте на пути любящих сердец, иначе…

Ислуин посмотрел на собеседника теперь уже с неподдельным интересом: это до какой же степени бургомистру надо, что он готов выложить свой самый действенный аргумент?

— Вы забыли, мой дом стоит за пределами Тейна. Потому рассматривать вопрос будет суд округа, — намёк, что в таком случае суд будет не формальностью с единственным виновником, а с женой бургомистру придётся разводиться, был более чем прозрачным.

— Ради счастья молодых я готов пойти и на это. Знайте, я добьюсь, чтобы ваша репутация стала достоянием общественности, и вы не смогли куда-нибудь уехать, и начать свои дела снова. Вы закончите жизнь никому не нужным нищим. Я готов предоставить суду вот эти письма, — в руках появилась стопка знакомых конвертов, — и все остальные доказательства. Даю вам неделю.

Внешнюю невозмутимость магистру сохранить всё же удалось. Хотя внутри он был в растерянности: это что же такое вокруг творится? Мало ли девушек на выданье в окрестностях, да и свадьбы, где бургомистр почётный гость — не редкость. Зачем сморчку именно Лейтис? Ведь явно не шутит.

— Договорились. Встретимся в суде, — Ислуин быстро сделал шаг назад и захлопнул дверь, оставив растерянного визитёра на крыльце.

Предположений, почему бургомистр вдруг решил избавиться от жены, у Ислуина было два. Первое — «благоверная» на сносях, и явно не от мужа: девицами старикан уже давно не интересовался, возраст такой, что если раз в год чего получится — и то радость. Следовательно, пора менять одну шлюшку на другую. Вторая причина могла оказаться для бургомистра куда неприятнее. Молодая женщина на людях последнее время стала появляться нечасто, раз в пять-шесть недель, а то и реже. Например, в церкви магистр её не видел больше двух месяцев, хотя раньше она не пропускала ни одной воскресной проповеди: блеснуть новым украшением или нарядом и выбрать любовника на следующую неделю. И была женщина какой-то ненормально тихой, а в ауре появились странные отметины. Точно рассмотреть в тот день не получилось, ради маскировки магическое зрение приходилось последние годы глушить. Но похожи следы были, как вспомнил теперь Ислуин, на последствия приёма опия. Причём след от наркотика в ауре явно пытались замаскировать от случайного взгляда мага-целителя каким-то амулетом. И если теперь пагубная привычка вышла из-под контроля, а женщина на грани срыва, то скандал бургомистру нужен как воздух. Вот только Лейтис в эти предположения не укладывалась никак. Людей, спавших с женой бургомистра и которых муженёк с удовольствием бы утопил, хватало и без скромного алхимика. А уговаривал его бургомистр всерьёз: будь на месте Ислуина рохля-пухлячок Ивар, чью личину магистр носил последние годы, поддался бы испуганный папенька очень быстро.

Этой же ночью Ислуин попытался проникнуть к бургомистру в дом — но не получилось. Жилище городского головы было обвешано хитроумными заклятиями и запорами, словно ёлка иголками, чтобы туда влезть, не потревожив хозяев, требовалось готовиться не меньше недели. «Да и форму за последние годы я изрядно подрастерял», — с сожалением вздохнул магистр, осматривая превращённый в крепость особняк. Пока крался по ночным улицам к дому, его дважды облаивали собаки, а когда лез на подходящее дерево, очень заметно обломил несколько веток. Хорошо, если спишут на вездесущих мальчишек. Но ведь не просто так старик защиту дома усилил, год назад ничего такого и в помине не было. А вдруг обратит внимание на следы и ускорит дело с судом? Покидать же городок, не поняв причину странного интереса, Ислуин по возможности не хотел.

Домой магистр вернулся поздно, но выспаться ему не дали. Сначала в дверь затрезвонил бывший жених — «мириться»… кончилось тем, что когда парню надоело ругаться, и он попытался ухватить девушку и прижать к себе, Лейтис показала на сковороду на окне и пообещала «добавить как папаше». Парень в ответ неожиданно стал белым как мел, отскочил словно ошпаренный, и прошипел: «Ведьма». Объяснение пришло через полчаса, когда явился отец жениха. Выяснилось, что у него от испуга наступила импотенция, а винил мужчина во всём Лейтис и порчу, которую она на него якобы навела. Ислуину даже пришлось выйти на крыльцо и пообещать сломать вторую руку, только тогда скандалист угомонился, хотя проклятия издалека были слышны ещё долго.

Следом пошло самое настоящее нашествие посетителей. Несколько городских сплетниц — якобы за снадобьем от головной боли, а на самом деле проверить, как себя чувствуют виновники скандала. Затем к Лейтис пришли посочувствовать подружки, потом… к вечеру Ислуин озверел. Так, что даже чуть не наорал на заезжего купца, который искренне захотел тоже выразить соболезнования. Хорошо удержался: давний клиент в этот раз привёз рекомендательное письмо на предъявителя в один из крупных торговых домов Бадахоса, которое Ислуин выпрашивал последние несколько месяцев. У магистра были планы в ближайшее время посетить острова, проверить слух об одной необычной находке. А без подходящих бумаг чужаку добиться своего в тех краях очень сложно.

Купец как обычно скупил чуть не половину лавки, при этом нахваливая редкостные таланты господина Ивара в обращении с разными снадобьями. А потом даже предложил: если господин алхимик разругается с местными и надумает уехать, то почему бы ему не перебраться в Бадахос? С магами там проблем нет, а вот мастеровитые алхимики и аптекари всегда в цене. Магистра на этих словах будто ударило молнией: вот она нитка, по которой можно размотать весь клубок! Опий, конечно, не «слёзы лотоса» — но и он запрещён к продаже, хотя выискивает его стража и не так тщательно. Потому везут наркотик обычно вместе с солью или сахаром, а на месте выделяет маг или алхимик. Если же дело в нелегальном аборте, то всё опять сходится к магу: местная целительница женщина богобоязненная, стоит к ней обратиться — обязательно расскажет священнику. А отец Райберт человек очень принципиальный и замалчивать преступление не будет. Живущий же в городе маг тоже чужак, приехал сюда всего на год раньше Ислуина и Лейтис и наверняка на крючке у бургомистра.

К магу магистр отправился, как только спровадил купца. Да и нынешний вечер для визита выходил самым подходящим. Шансов, что у господина Акилеша в лавке из клиент, почти нет, местные заглядывать к нелюдимому выходцу с Югов старались по утрам. А если кто в сумерках и обратит внимание на входящего к магу алхимика, тоже не удивится — сегодня народу у мастера Ивара побывало много, и выходили все с покупками. Запросто какие-то ингредиенты подошли к концу. Торговать же надо, пока деньга идёт — это правило в городке рядом с торговым трактов впитывали все с молоком матери.

Лавка оказалась пустой. Потому Ислуин первым делом, едва вошёл внутрь, аккуратно закрыл за собой замок и только после этого двинулся на поиски хозяина. Благо внутри дома в отличие от входной двери запоры стояли совсем уж ерундовые. Чародей нашёлся в подвальной лаборатории и, судя по всему, кого-то ждал, причём гость явно должен был иметь свой ключ: на скрип двери даже не поднял голову от стола, где смешивал в малой рабочей октаграмме ингредиенты.

— Здравствуйте, господин Акилеш. Я тут мимо проходил, решил заглянуть. Поверьте, много времени не отниму, вижу, Вы кого-то ждёте. Не господина ли бургомистра?

Городского управителя Ислуин упомянул наугад… реакция оказалась неожиданной. Маг побледнел, смуглое костистое лицо перекосила дикая гримаса, со сдавленным возгласом он подхватил со стола нож и кинулся на визитёра. Магистр успокоил мужчину резким тычком, после чего раздел на случай пыток до пояса и привязал к стулу. И, пока хозяин не очнулся, принялся осматривать лабораторию. Вот только вопросов после этого добавилось: для мелкого провинциального мага слишком уж хорошо и со знанием дела она была оборудована, да и инструменты требовали куда более высокой квалификации, чем обычно демонстрировал Акилеш. А ещё на спине обнаружилась подозрительно знакомая татуировка из перечёркнутого рта.

— Вижу, вы очнулись. Хорошо.

— Ч-ч-что в-вам н-над-д-до?

— Поговорить с хорошим человеком, — магистр слегка улыбнулся уголками губ. — Видел я одну картиночку, когда заглядывал в гости к интересному господину по имени Амблик. Жил этот милый человек довольно далеко отсюда, в чудном городе Ригулди.

— А-а-а-йа-а! Не надо, не надо! — завизжал и заскулил пленник. — Я не участвовал, я не виноват.

— И чего же вы так переживаете то, раз не виноваты?

— Не надо, — зарыдал мужчина, — инквизиция всё равно не поверит, что я не знал про «ошейники воли». Они меня сожгут!

Магистр поставил второй стул напротив, сел, закинув ногу на ногу, и с ленцой произнёс:

— Ваши дела в Ригулди меня не волнуют. Интересны лишь ваши занятия с господином бургомистром. Расскажете мне всё — я забуду про метку. Откажетесь… помнится, последний человек с такой же татуировкой упорствовал целый час, но всё равно поделился секретом. Правда, после этого пришлось отправить его рыбам. Из милосердия, бедняга всё равно был не жилец. Так как?

— Я… Не надо, я… я б-боюсь боли. Й-йа р-раскажу. Только я мало…

— Всё. Всё, что вспомните. Итак. Что за состав вы готовили сейчас для бургомистра? Для него ведь? — магистр махнул рукой в сторону стола.

— Я не знаю, не знаю, — поняв, что немедленно пытать его не будут, мужчина чуть успокоился, речь стала внятней. — Мне приносят записи раз в месяц, каждый раз новые.

— Давно?

— Эти записи — уже четыре месяца.

— Эти? Значит, до этого были другие?

— Д-да. Только… они совсем другие. Меня тогда заставляли вместе с ними обоими ездить в закрытой карете в Торфинс. Так по дороге ей господин бургомистр говорит: «Пей». Она как из флакона всё выпьет, глаза масленые становятся, платье начинает расшнуровывать, мол, душно ей. А сама ко мне что твоя кошка. Как приедем, там, рядом с городом дом такой с башенками и садом старым, так они оба туда, и мне говорят — сиди, жди. Потом вернутся, господин бургомистр жену-то посадит, скажет: «Езжайте». Сам останется. И… обратно она другая совсем. Взгляд такой затравленный, меня боится. А служанку, которая её дома всегда встречала, не боится.

Рассказ выходил странный. И ещё более странными были рецепты из тайника. Но что-то они напоминали… Выяснив всё, что нужно, Ислуин снял верёвки, приказал пленнику одеться и бросил в него заклятие стирания памяти — через пару часов мужчина очнётся и решит, что просто по ошибке надышался компонентов смеси. Сам же магистр отправился домой.

Утром Ислуин предупредил Лейтис — кто бы ни спрашивал, его нет. Заболел, уехал, напился с горя. Пусть думают всё, что угодно. А сам засел за книги, принесённые из родного мира, особенно за трактат Ириена «О зельях и предметах», который всегда старался брать с собой в путешествия. Лейтис, глядя с каким рвением наставник взялся за дело, только фыркнула и отправилась гулять. Магистр её ухода почти не заметил… да и, в конце концов, ученица давно не маленькая и постоять за себя сумеет.

Лучший из справочников по всяким редкостям не подвёл, хотя выковыривать информацию из разных разделов и сопоставлять её с парой других трактатов пришлось почти весь день. Вот только результат выходил поганый, хотя и объяснял все странности в поведении обоих супругов. Кто-то подсказал бургомистру ритуал, с помощью которого якобы можно вызвать малого демона. Для этого он и поил жену возбуждающими настоями — плод должен быть зачат и от человека, и от животных, а происходит всё в специальной пентаграмме, в окружении особого заклятья. И заканчивается каждый ритуал обязательным насилием над жертвой. Вот только согласно тому же дурацкому поверью, чтобы удержать контроль над демоном, за определённое число недель до родов требуется провести ещё один обряд. Главный компонент которого — кровь теряющей невинность девушки. Сгодится даже бельё первой свадебной ночи. И девушка обязательно должна быть похожа на мать демона, к тому же жить не дальше нескольких километров от беременной. А из девиц подходящего возраста в округе кроме Лейтис как назло ни одной светло-русой. Похищать же «ингредиент» и насильничать — риск огласки, пропажу обязательно будут искать. И не только местные, но и егеря с торгового тракта.

Ввязываться в драку с демонопоклонниками — а судя по всему, секта в Торфинсе процветала не маленькая, если решила обзавестись собственным живым богом — не имело смысла. Бросать личину алхимика и немедленно бежать… додумать мысль Ислуин не успел: в кабинет буквально ворвалась запыхавшаяся Лейтис.

— Мастер! Нас собираются жечь!

— Кто? Когда?

— На центральной городской площади толпа. Я успела накинуть иллюзию и сбежать, но скоро они пойдут к нам. Повесился городской маг. Бургомистр сразу обвинил в этом нас, а часа полтора-два назад его вместе с женой кто-то зарезал. И служанка сейчас на площади рассказывает, что якобы видела меня, всю в крови и выскочившую верхом на чёрной кошке из спальни.

Ислуин выругался, потом добавил ещё одну витиеватую фразу на языке шахрисабзсцев и быстро рассказал ученице о своих догадках.

— Маг, видимо, давно был на грани срыва, — закончил он, — и моё вчерашнее заклятие стало последней каплей. Бургомистр, похоже, заметил, как я выходил от мага, побежал к хозяину секты — а тот решил, что секретность важнее. Служанка явно тоже из сектантов.

На сборы магистр отвёл полчаса: хотя вариант с бегством предусматривался ещё с первого дня, нужно было подготовить оружие и собрать некоторые вещи и инструменты, которые не упакуешь заранее, а бросать жалко. Они не успели совсем чуть-чуть. Солнце уже почти село, а ночь ещё несмело, но уже властно принялась менять тёплые тона на белые и серые, когда с нескольких сторон к дому потекли огненные реки факелов и послышался рёв и гул разгневанной толпы.

— Ведьма там! Сам видел, как забежала! Жги проклятых колдунов! — неслось со всех сторон.

Ислуин присмотрелся — острое зрение эльфа-мага даже в сумерках позволяло разобрать отдельные лица — и позволил себе усмехнуться: ну конечно же, одним из главарей был папаша несостоявшегося жениха. И уверены, что жертвы не сбегут — не поленились выдать с церковного алтаря чашу, вон аж вшестером пыхтят и тащат. В присутствии священника, который шёл чуть дальше, в округе развеется любая иллюзия.

Дом встретил погромщиков тёмными окнами и погашенными огнями. Минут пять людское море грозно шумело вокруг, потом снова раздались крики, в стёкла градом посыпались камни. Кто-то повторил призыв жечь ведьму, в стены полетели кувшины с маслом, несколько человек принялись ломать забор, чтобы завалить досками дверь… внезапно и дом, и округа на мгновение вспыхнули ослепительным жёлто-синим пламенем и люди застыли неподвижными статуями.

Не затронул свет только священника. Несколько секунд отец Райберт рассматривал замершую толпу, потом перенёс взгляд на дом: оттуда как раз выходили хозяева. Первым магистр — он успел избавиться от грима, и теперь с хищной грацией поджарого матёрого волка щеголял в чёрных штанах и куртке из особо выделанной многослойной кожи. Такие любят состоятельные наёмники, держит удар не хуже лёгкой кольчуги, весит меньше, а посеребрённые клёпки если что помогут драться с нечистью. Из-за спины зловеще выглядывали воронёные рукояти мечей. Вторым шла девушка… священник невольно сглотнул. Точь-в-точь как на фресках, где изображают святую Элсбет, когда она ещё не сменила оружие с меча на перо и книгу. Похожие тёмно-зелёные куртка и штаны подчёркивали фигуру, точно также в руках лук с наложенной стрелой. Одно отличие — волосы не распущены, а собраны в узел на затылке.

— А вы, отче, вижу, не удивлены? — раздался насмешливый голос Ислуина.

— Я мог бы сказать, — священник заставил себя отвести взор от Лейтис: нечего так бесстыдно пялиться, к тому же дома жена ждёт, — что плохой из меня пастырь, если я не умею видеть душу, а не облик. Но не буду. Ложь, всё-таки, тоже грех. Так получилось, что духовник графа Ланкарти, отец Маркас, учился вместе со мной. И мы переписываемся до сих пор, вот он в рассказе об осаде и описал вас. Хотя, честно признаюсь, я ещё долго сомневался.

— Но выдавать нас не стали. Вы хороший человек, отец Райберт. А эти люди не стоят вашей заботы.

— Вы…

— Забыли, я маг? Я почти сразу догадался, что вы хотите сделать. И понимаю что выбора у вас не было, иначе наши борцы с нечистью запросто разделались бы с вашей семьёй. Но всё же… Десять лет вашей жизни, чтобы с помощью чаши отвести глаза остальным — слишком большая цена.

— Всё равно. Они хорошие люди, хоть и поддались навету. Отец Маркас писал, как на стенах вы в одиночку дрались сразу с двумя порождениями ночных демонов. Потому здесь погибли бы все… Пусть лучше я один. И ещё. В лесу у дороги к тракту вас ждёт мой младший сын с лошадьми.

— Вы хороший человек, — повторил Ислуин. — Подозреваю, лошадей за такой короткий срок вы могли взять только в церковной конюшне. И платить за них собираетесь из своего кармана. Потому держите, — магистр сунул в руки священнику увесистый кошель.

— Тут слишком много…

— Остаток, — усмехнулся Ислуин, — потратите на ремонт. И ещё. Вы ведь понимаете, что Сберегающие так просто всё не оставят?

— Понимаю. И готов.

— Ну откуда у вас такая тяга к самоубийству, — буркнул себе под нос магистр. После чего, уже обращаясь к священнику, сказал. — Инквизиция обязательно приедет расследовать. И вас, как поддержавшего ложный навет, ничего хорошего не ждёт. Даже с учётом нашего спасения — наверняка ссылка. Потому, когда приедут Сберегающие, пусть старший из них передаст некоему отцу Энгюсу из Турнейга привет от того, с кем они вместе учили одного подающего надежды молодого человека, и следующие слова: «Светоч не может победить ночь, но способен отогнать тьму вокруг себя. А ещё может указать дорогу в город Торфинс, где рядом с городом есть усадьба с башенками и старым садом». Это убережёт вас от неприятностей.

— Спасибо.

— Рано ещё благодарить. Лучше пока помогите поджечь дом. Нехорошо получится, все сейчас видят, как он горит, очнутся — а дом целый.

Облитые маслом стены занялись быстро, после чего Ислуин и Лейтис растворились в подступившей ночи, а погромщики очнулись и тут же продолжили ломать забор, кидать обломки в огонь и радостно орать: заклятие магистра истошно визжало из пламени криками якобы горящих заживо. Не участвовал в бесноватом действе лишь священник — он отошёл в сторону, в темноту. Чтобы никто не видел до боли стиснутых рук и губ, которые на каждый вопль толпы беззвучно шептали: «Они люди. Они всё же люди…»