В гостинице уже два дня шла ожесточенная война.
Ульрика довольно скоро оправилась от оглушившего ее удара и теперь делала, что могла, чтобы отравить жизнь жениху и невесте. Первая гроза разразилась тотчас по возвращении из Карнака, как только она осталась наедине с невесткой. Ульрика рвала и метала, на все лады доказывая вдове брата, что вторично выходить замуж — с ее стороны преступление. Зельма храбро защищалась потоками слез и не соглашалась взять назад слово, а затем, непосредственно после этой сцены, скрылась под защиту жениха, который самым убедительным образом объяснил своей неприятельнице, что ее власти пришел конец. Ульрика и сама знала это, но рассчитывала на слабохарактерность невестки и на силу долголетней привычки. Однако Зельма, только что узнавшая счастье и любовь, была не настолько безвольной, чтобы допустить тотчас отнять их у себя.
В это чудное, солнечное рождественское утро счастливый жених сидел на террасе с Эльрихом, у которого тоже была превеселая физиономия. Он имел полное основание быть довольным переменой обстоятельств: доктор обращался с ним очень хорошо и защищал его от Ульрики Мальнер, которая постоянно покушалась отомстить перебежчику.
— Зельмы все еще нет, — сказал Бертрам, бросая нетерпеливый взгляд вверх на окна. — Очевидно, ей опять читают проповедь. Если через пять минут ее не будет, я пойду за ней.
— Ее золовка все еще интригует против помолвки, которой не сумела помешать, — заметил Эльрих.
— Если бы это касалось только меня, — засмеялся доктор, — пусть бы забавлялась; все равно это ей не поможет. Но она безбожно мучит мою невесту, так что я должен положить этому конец.
— Как же вы это сделаете?
— Очень просто: мы уедем.
— Вместе с Ульрикой Мальнер?
— Боже избави! Мы сдадим ее на пароход и отправим прямо в Мартинсфельд.
Эльрих с восторгом посмотрел на человека, который планировал такой геройский подвиг и, без сомнения, был в состоянии выполнить его.
— Однако пять минут прошло, я пойду, — сказал Бертрам, но ему не пришлось идти, потому что Зельма наконец появилась в сопровождении золовки.
Лицо последней, как всегда теперь, заставляло опасаться грозы. Она не удостоила заметить Эльриха, позволившего себе робко поклониться, оставаясь на приличном расстоянии, и направилась прямо к доктору. Но тот быстро прошел мимо нее навстречу своей невесте.
— Доброе утро, моя дорогая! С веселым праздником! — нежно проговорил он и, обняв ее, поцеловал.
Зельма ярко вспыхнула от счастливого смущения, а Ульрика, вздернув нос, негодующе заметила:
— Это неприлично!
— Что неприлично? — спокойно спросил доктор.
— То, что вы целуете Зельму среди сада и при людях.
— В Мартинсфельде это, действительно, было бы неприлично, — согласился Бертрам с серьезнейшим видом. — Но мы на берегах Нила, а у египтян было принято, чтобы жених при всех целовал невесту. Надо следовать местным обычаям.
Ульрика сочла унизительным для своего достоинства что-нибудь ответить; она только раскрыла свой зонтик, притом так порывисто, что он затрещал.
— Мне надо поговорить с вами, — сказала она. — Зельма знает о чем.
— Да, Адольф, Ульрика хочет предложить тебе один план, — сказала Зельма и, судя по ее испуганной физиономии, можно было заключить, что она очень боится этого плана.
— Я всецело к вашим услугам! — поклонился доктор. — Вы знаете, с каким особенным удовольствием я исполняю все ваши желания.
— Я не стану мешать, — сказал Эльрих, собираясь уйти.
Ульрика обратилась к Зельме обычным повелительным тоном:
— Ступай с ним; я хочу переговорить с доктором с глазу на глаз.
— Извините, моей невестой не командуют, — очень спокойно заявил Бертрам. — Если ты желаешь остаться, Зельма…
— Нет, я предпочитаю, чтобы ты поговорил с Ульрикой без меня, — торопливо сказала Зельма.
— Это — другое дело. Господин Эльрих, торжественно передаю мою невесту под вашу охрану! — И доктор, с шутливым видом подойдя к маленькому человечку прибавил шепотом: — Опять подеремся, как кошка с собакой. Пожалуйста, уведите Зельму подальше; она этого боится.
Эльрих кивнул головой. Он ничего не имел против этого рода охраны и чувствовал злорадное удовольствие при мысли о том, что его тиранка наткнулась на человека, способного дать ей сдачи. Он предложил Зельме пойти посмотреть, не идет ли пароход, который должен был прийти в этот день из Каира.
На террасе началась драка кошки с собакой. Ульрике понадобилось целых два дня для того, чтобы убедиться, что она не в силах помешать невестке вторично выйти замуж. Признать этот факт и то было уже невероятной уступкой.
— Итак, вы, кажется, продолжаете настаивать на помолвке? — начала она тоном судьи, желающего заставить обвиняемого сознаться.
— Кажется, что так, — подтвердил доктор, любезно придвигая ей стул.
— В таком случае нам придется потолковать. Надо многое принять во внимание.
— Ничего не надо принимать! Я женюсь на Зельме, вот и все. Ничего не может быть проще.
— Корабельным врачом? — саркастически спросила Ульрика.
— Почему же нет? Если с милым рай и в шалаше, то почему же ему не быть в пароходной каюте? Я лично не могу представить себе ничего идеальнее такого непрерывного свадебного путешествия.
— Вы хотите жить на пароходе и разъезжать с женой туда-сюда между двумя частями света? — воскликнула Ульрика, в негодовании вскакивая. — Если вы говорите серьезно…
— Успокойтесь, я шучу, — со смехом перебил ее Бертрам. — Разумеется, я выйду в отставку и начну практиковать где-нибудь в Германии. Вначале придется, конечно, поэкономничать, потому что у меня ничего нет, и я живу заработком, но Зельма не требовательна и будет чувствовать себя счастливой и в скромной обстановке.
Несколько секунд Ульрика озадаченно смотрела на Бертрама, но потом проговорила со свойственной ей бесцеремонностью:
— Что вы притворяетесь? Вы давным-давно знаете, что у Зельмы есть деньги.
— Нет, не знаю, — заявил доктор. — Я совсем забыл осведомиться об этом при помолвке, но в моих глазах это — не препятствие. Не бойтесь, мы из-за этого не разойдемся. Я все-таки беру Зельму.
— Прошу не балагурить! — крикнула Ульрика. — Мы говорим о серьезных вещах. Нечего корчить такую возмутительно веселую физиономию.
— Отчего же? Ведь я — жених! — возразил доктор так блаженно, что у старой девы вся кровь закипела.
— Зельма ничего не смыслит в денежных делах, поэтому я должна договориться с вами.
— Очень хорошо! Поговорим. Надеюсь, дело не запутанное?
— Нет, к сожалению, не запутанное, потому что покойный брат, конечно, не предполагал, чтобы его вдова вторично вышла замуж, иначе он принял бы меры.
— Каким образом? — спросил Бертрам с невозмутимым спокойствием. — Наши законы, безусловно, разрешают вторичный брак.
— Это я и без вас знаю, — проворчала старая дева. — Но в таком случае брат лишил бы жену наследства. Теперь же он умер, не оставив завещания, и имущество разделено между нами двумя. Конечно, я одна обладала им и, раз навсегда говорю вам, я удержу Мартинсфельд за собой и не уступлю хозяйства.
— Совершенно согласен! Я не знал бы, что делать с Мартинсфельдом, а Зельма абсолютно не расположена к сельскому хозяйству.
— Еще бы! Со своим жеманством и слабостью она никогда не годилась на это, — презрительно сказала Ульрика, несколько смягченная, однако, ответом, который вполне согласовывался с ее желаниями. — Теперь перейдем к моему плану. Вы хотите начать практиковать. Приезжайте в Мартинсфельд. Нам нужен врач. Ближайший город в двух часах езды, да и то старик-доктор, живущий там, уже не может справляться с деревенской практикой. Вы могли бы жить в Мартинсфельде…
— И все осталось бы по-старому! Это была бы чудесная совместная жизнь, чистая идиллия! Я глубоко тронут вашей привязанностью к моей невесте; она так сильна, что вы готовы взять даже меня в придачу! Зельма тоже будет тронута, но… мы с благодарностью отказываемся!
— Вы не хотите? — вскрикнула Ульрика и стукнула зонтиком о пол.
— Жить под вашим скипетром? Нет, я предпочитаю сам командовать в своем доме.
Ульрика вскочила. Ее последняя попытка удержать за собой власть потерпела неудачу.
— Значит, переговоры окончены, — коротко сказала она. — Вы получите отчет о моем управлении имуществом Зельмы. Но при данных обстоятельствах у меня нет ни малейшей охоты оставаться здесь и запускать хозяйство. Если Зельма настолько здорова, что может выйти замуж, то она вынесет и наш климат. Я не намерена еще несколько месяцев жить в этой отвратительной пустыне.
— Да это и не понадобится, потому что мы уезжаем с первым же пароходом.
Ульрика, собравшаяся было уходить, точно приросла к полу.
— Кто уезжает?
— Я со своей невестой. Зельма, действительно, здорова, но я считаю крайне необходимым, чтобы она для окончательного укрепления провела в Египте всю зиму. Я отвезу ее в Каир, к моему коллеге Вальтеру, жена которого была так любезна, что предложила мне приютить у себя мою невесту до весны, а весной я приеду, и мы немедленно обвенчаемся.
Это была горькая минута для женщины, привыкшей к неограниченной власти; ей давали понять, что она лишняя. Она пустила в ход свой последний козырь, пригрозив отъездом, и вдруг оказалось, что, уедет ли она или останется, никому от этого ни тепло ни холодно.
— В Каир! К доктору Вальтеру? — воскликнула она. — Откуда же вы знаете, что предлагает его жена? Ведь ваше письмо не могло даже еще быть отправлено.
— Письма и не нужно, — последовал спокойный ответ. — Я пошлю только телеграмму, чтобы предупредить о нашем приезде; обо всем остальном мы условились заранее.
— Что значит «заранее»? Неужели, прежде чем вы…
— Прежде чем я приехал в Луксор, совершенно верно. Я ехал с определенным намерением получить руку Зельмы и надеялся на взаимность с ее стороны, а потому заранее обо всем подумал.
У Ульрики захватило дыхание.
— Это уже слишком! Это неслыханно! Это… Вы… вы…
— Пожалуйста, не делайте мне комплиментов, я их не заслуживаю, — скромно уклонился доктор от похвал старой девы. — Итак, вы видите, нет никакого основания, чтобы вы дольше оставались в Египте. Поезжайте с Богом!.. А теперь позвольте мне пойти к моей невесте и сообщить ей, что мы с вами пришли к полюбовному соглашению.
Он поклонился и ушел, а Ульрика осталась стоять на месте, точно окаменелая.
Доктор нашел свою невесту в обществе Эльриха и Эрвальда. Последний явно силился казаться веселым, но его лицо было омрачено и веселость производила впечатление деланной. Зельма встретила жениха тревожным взглядом.
— Поговорили? — робко спросила она.
Доктор улыбнулся и взял ее под руку.
— Поговорили. Вообразите, господа, фрейлейн Мальнер любезно предложила мне жить с женой у нее в Мартинсфельде. Что вы на это скажете?
— Боже вас сохрани! — воскликнул Эльрих с таким ужасом, что двое других расхохотались.
— Я отказался с умилением и благодарностью, — продолжал Бертрам, — и заодно уже объявил, что мы уезжаем. Но где же пароход? Все еще не видно?
— Все еще, — с нетерпением сказал Рейнгард. — Сегодня на нем приедут наши люди, и именно сегодня он запаздывает. До последней минуты задержки!
— Вам так не терпится поскорее отвернуться от постылой культуры и отправиться в дикие страны к львам и тиграм? — со смехом спросил доктор. — А вот мы ничего не имеем против того, чтобы вернуться к культуре. Правда, Зельма?
В это время показалась старуха-негритянка, очевидно, искавшая кого-то; завидев Эрвальда, она направилась к нему с раболепной миной. Он посмотрел на нее с удивлением и спросил по-арабски:
— Что тебе надо, Фатьма?
Фатьма ответила на том же языке и, вынув из-за пазухи письмо, передала его молодому человеку. Он быстро отошел с ней в сторону, пробежал письмо и дал ответ на словах. Фатьма ушла, а Рейнгард вернулся к своим.
— Что за таинственное послание? — пошутил доктор. — Эрвальд, Эрвальд! Боюсь, что мой пример подействовал на вас заразительно.
Рейнгард засмеялся, но ответил с некоторым раздражением:
— Как раз было бы кстати накануне отъезда! Записка Зоннеку, я ответил за него.
— Пароход идет! — сказал Эльрих, наводя бинокль на показавшееся судно.
— Наконец-то! — отозвался Рейнгард. — А вот и Зоннек.
Он быстро пошел к террасе навстречу Зоннеку, который только что вернулся от Осмара. Обменявшись несколькими словами, они вместе пошли на берег ждать плавно приближавшийся пароход.