Воскресший вор

Воскресший вор

Ганза. Агрия. День второй

Смеркалось. Внезапно посыпал редкий, мокрый снег. Трое нищих с интересом осматривали большую канаву, что располагалась вдали от города. В неё выгребных дел мастера свозили на своих вонючих телегах всё дерьмо Ганзы. Сюда же вывозили казнённых в городе преступников. Им не полагалось погребение, ведь те были грешниками. Причём грешниками являлись и многие, если не все достойные горожане, но такое не принято было замечать. Казнённые при жизни признаны злодеями, тогда как горожане считали себя, несмотря ни на что, добропорядочными людьми. Поэтому даже самого последнего грешника Ганзы, особо из достойных горожан, ждало скорбное место и обряд погребения, а любого, даже самого безобидного, хоть бы и единожды оступившегося вора, ждала казнь, канава и падальщики. В разгар лета воняло здесь ужасно, но сейчас холодная, начавшая к вечеру подмерзать жижа лишь слегка пованивала.

— Позавчера утром повесили одного, другого обезглавили. Мошеннице руки отсекли, такое вряд ли отыщем. А вот вора и убийцу запросто. Они уже должны быть здесь, — прогнусавил один из закутанных в тряпьё бродяг. — Каждый хватает по мертвяку и тащит к Роху.

— Выгребной на этот раз выбросил их не здесь, если вообще привозил, — пролепетал худосочный малый, с выпученными глазами.

— Привозил конечно, только может нужно было ещё до темноты прийти, — язвительно заметил третий оборванец, согбенный словно старик. — Да и зверьё могло растащить ещё до нас.

— Ага, нужно было с самого утра тут задницы морозить. Ха-ха-кха! Кха! — закашлялся от смеха гнусавый. — А ещё лучше… кха-ха… ещё лучше поселиться у канавы! Кхе-кха-ха!

Двое его товарищей также зашлись не менее противным, издевательским хохотом.

— Зверьё здорово бы наследило и… Да вот же они, красавцы! — вдруг ткнул пальцем куда-то в самый конец канавы тот, что с выпученными глазами.

— Ох не даром такие глазищи у тебя Сир! — радостно хлопнул в ладоши гнусавый. — Тащим, пока не замёрзли вместе с ними! Головы того знакомого убийцы не вижу, да и хрен с ней! — с досадой махнул он дрожащей рукой.

Глазастый Сир и тот, что был не так уж и стар, хоть и передвигался согнувшись, как могли быстро подбежали к уже слегка припорошенным снегом мертвецам. Каждый схватил себе по одному за ноги. Гнусавый всё же осмотрелся, в надежде найти голову мертвеца. Он было рванул к торчащей из раскисшего по весне дерьма кочке, но то оказался камень. Сир, волочивший из канавы убийцу, радостно хрюкнул. Он остановился и выкинул под ноги гнусавому голову казнённого.

— Ну, Сир, ну вирун глазастый! — обрадовался и гнусавый. — Скажу Роху, чтобы плюхнул тебе кусок получше.

Снег прекратился также внезапно, как и начался. Лёгкий ветерок, заставивший бродяг поплотнее укутаться в их рванные лохмотья, разогнал остатки облаков и открыл их взору месяц в окружении тысячи звёзд. Однако эти оборванцы были равнодушны к великолепию ночного неба и всё что их волновало — предстоящий сытный ужин.

Убийцу и вора убрали с помоста в день казни, но в канаву они попали лишь сегодня пополудни. За пару дней, и особенно ночей, их безжизненные тела уже здорово окоченели. Бродяги спешили, стараясь выслужиться перед поваром. Рох, прозванный потерянными Мясником, уже ждал их у большого, плоского камня. Здесь он постоянно разделывал трупы. Летом это были туши убитых, либо просто найденных бродягами животных, зимой ценились и трупы людей. Казнённые злодеи в голодное время были как раз кстати. Селение потерянных располагалось недалеко, и повар уже ждал их, нетерпеливо поглаживая свой огромный живот.

— Чего так долго? — поднял свой большой топор жирный Рох.

— Да пока нашли их в темноте, — заискивающе оправдывался гнусавый. – Канава большая, а где их выгребной скинул мы и не знали.

Бродяги подтащили трупы к камню, а повар сразу принялся разделывать один из них, тот что без головы. Троица же рванула к большому чану, что стоял на грубой печи, прямо посреди селения. Они добавили воды, развели огонь и ждали. Чан был, пожалуй, главным сокровищем в селении этих оборванцев. Уже скоро вместе с Рохом они перенесли в чан разделанную мертвечину, оставив у камня лишь внутренности. Да и те будут съедены самыми последними из нищих с бульоном, который Рох приготовит позже. Добавив в чан соли и аппетитных трав, Мясник вернулся ко второму мертвецу. Троице было доверено помешивать закипающее варево. На запах еды, из многочисленных землянок и хижин, в надежде выменять или выклянчить у Роха хотя бы миску будоражившего их вечно голодные желудки бульона, стали выползать другие нищие. Рох положил второго мертвеца на камень, и хотел было деловито приступить к его разделке, как тот внезапно ожил. Даже этот большой, жирный, злобного вида человек, от неожиданности выронил свой топор и с ужасом в глазах стал пятиться прочь. Остальные нищие также заметили поднявшегося на ноги мертвеца и живо расступились. После того как шок уступил место страху, они начали истошно кричать:

— Тури! Тури! Тури!

Он падал, падал долго и мучительно. Он ждал смерти. Но в тот момент, когда почувствовал, что она совсем близко, внезапно очнулся. Первое, что бросилось в открытые глаза — огромное, безоблачное небо, полное бесчисленного множества звёзд. Стало невыносимо холодно. Он выбивал странную мелодию зубами, а тело неистово тряслось, словно в странном танце. Вор поднялся и увидел подходившего к нему толстяка с топором. На большом, обильно выкрашенном кровью, плоском камне нестерпимо воняли чьи-то кишки. Чуть дальше, над костром, дымился видавший виды, здоровенный чан. Всё это окружала разновозрастная толпа жалких оборванцев. Голова сильно болела, а мысли путались. Его начало подташнивать и вместе с тем безумно захотелось есть. Воспоминания очень медленно, заставляя таращить глаза и придерживать готовую треснуть от напряжения голову трясущимися от холода руками, возвращались. Толстяк выронил топор и в ужасе отступил в толпу. Они были напуганы и что-то кричали. Крики мешали ему вспоминать. В отчаянье он закрыл уши, чтобы не слышать.

«Почему я здесь? Кто я? Что со мной происходит? — терзали его вопросы, на которые у него пока не было ответов. — Это сон, просто сон…

Из толпы оборванцев вышли трое. Они были довольно прилично одеты и сильно выделялись на фоне потерянных. Впереди важно вышагивал лохматый бородач, который явно был главой этого места. Двое воинов, мечник и топорник, сопровождали его.

— Что за шум среди ночи? — недовольно спросил бородач. — Что вас так напугало и даже жирного Роха?

Толпа стала тыкать в ожившего мертвеца и кричать о вернувшемся с тёмной стороны. Бородач же, без тени страха на широком, измученном пьянством лице, подошёл вплотную к тому и даже тронул за плечо. Воины его, однако, держали наготове своё оружие и с опаской наблюдали за обоими.

— Это мертвец? — тронул его ещё раз за плечо бородач. — Это мертвец?! Да он живее многих из вас! С чего вы решили, что он восстал из мёртвых?

— Да я знаю его! — вдруг воскликнул мечник. — Это ж Васп, вор из города.

— Их казнили, двоих, пару дней назад, — решил объясниться гнусавый. — Мы забрали их окоченевшие, холодные тела у канавы. Я сам помогал тащить его сюда, Тури. Он был мертвее мёртвого. Я всю жизнь имею дело с мертвецами и не спутаю их с живыми.

— Если так Луи, то у нас тут чудеса, — усмехнулся бородатый Тури. — Надеюсь сам он откроет нам тайну своего возвращения к жизни. Да его трясёт от холода! Согрейся у огня, Васп. Эй, Вил, притащи ему что-нибудь из одежды! И что-нибудь пожрать с моего стола, да с кружкой эля!

Внезапно, после слов бородача, он вспомнил. Да, его зовут Васп. Но имя казалось чужим, ведь было другое, которое уже потерялось где-то среди волной нахлынувших на него воспоминаний. Он вор и была казнь. Петля затянулась на его шее, и он… Он потрогал свою шею. На ней остался глубокий след от верёвки. Было очень холодно. Воскресший мертвец пошёл, а скорее побежал, вздрагивая и подпрыгивая на ходу, к огню. Толпа настороженно держалась от него на расстоянии и лишь Тури со своей охраной бесстрашно шёл следом. Пламя костра согревало, а старая, рваная меховая накидка и вовсе помогла перебороть холод. Поэтому, после того как он влил в себя кружку эля и съел краюху хлеба с куском вяленого мяса, то был готов, хоть и с трудом, но говорить.

— Так что случилось, Васп? — спросил уже почти пришедшего в себя вора Тури. — Как тебе удалось выжить в петле? Не иначе хитрость какая?

— Вир… Вир помог… Он помог мне… — неуверенно промямлил тот в ответ на вопросы главы селения.

Он вдруг осознал, что это чужой голос, голос другого человека. Внимательно посмотрел на свои израненные руки и босые, грязные ноги. Потом потрогал себя, голову, лицо, повреждённую шею.

«Не я это. Не мой голос, не моё тело, — размышлял он, греясь у костра. — И имя не моё. Но кто же я есть? Как такое возможно? Память об этом Васпе не даёт мне вспомнить обо мне настоящем. А может я просто схожу с ума или уже…»

— И всё?! — спросил Тури, когда пауза затянулась. — А-а-а, я понял, это твоя тайна! С такой способностью ты ведь можешь рисковать без страха смерти. Вставай, пойдём ко мне. Нечего такому мастеру смерти делать среди этих жалких оборванцев. У меня уже есть работёнка для тебя. Но сейчас спать, все разговоры завтра.

Бородач схватил его за руку и потащил к своему дому, что стоял на возвышенности. Добротный дом, также, как и сам главарь со своими воинами, резко выделялся на фоне землянок и хижин потерянных. Толпа провожала их растерянными взглядами, ведь для них теперь Васп стал почти таким же страшным, как и Вир — бог тьмы. Помощники повара, да и он сам, были напуганы не меньше остальных. Но как только дверь за Тури и Васпом закрылась, голодные оборванцы, позабыв обо всём, продолжили готовить свой сытный ужин из останков казнённого убийцы.

Загрузка...