Миссия вторжения

Глава десятая СЛУЧАЙНОЕ ЗНАКОМСТВО

— Рубен.

— Слушаю, шеф.

— Поедешь в Париж.

— С удовольствием.

Продолжая стоять у окна, спиной к Манукяну, Казарян сказал:

— Это не увеселительная поездка. Как ты понимаешь, она связана с большим риском.

Нахмурившись, Манукян произнес:

— Я люблю риск. Обычная жизнь мне скучна и больше не радует. Я — игрок. Чтобы по-настоящему жить, мне надо рисковать собой. Чем больше риск, тем острее я ощущаю жизнь… Мне это нравится и приносит деньги. И если опасность будет смертельной, то это как раз то, что нужно.

— Значит я не ошибся, предложив тебе эту поездку. Я предлагаю тебе очень рискованное дело, ты заработаешь на нем триста тысяч долларов.

— Это хорошие деньги, Станислав. И они мне нужны. Что надо сделать?

— Я хочу, чтобы ты ликвидировал двух человек и вернул похищенную ими продукцию.

— Кого надо завалить, шеф?

— Сотрудника нашего «Центра» Родионова и его друга-телохранителя. Родионов присвоил груз изотопов, с которыми я отправил его в Париж. А груз, между прочим, тянет, как минимум, на двенадцать миллионов баксов.

— Такой дорогой?

— Именно так. Это же редкие изотопы: «красная ртуть» и осмий-187. Известно, что с этим грузом Родионов благополучно добрался до Парижа, сообщил братьям Саркисян название гостиницы и номер, в котором остановился.

— Рубен удивленно моргнул глазами:

— А что случилось дальше? Наши друзья не справились с ним? Не забрали груз?

Казарян облизнул губы и сделал усилие над собой, чтобы продолжить.

— Братьев Саркисян арестовала полиция. Они вломились не в тот номер и убили турецкого бизнесмена, который там находился. Им грозит пожизненное тюремное заключение.

— Как же они ошиблись? Они всегда работали так чисто.

Казарян повернулся к Рубену и впился в него взглядом. Манукян заерзал на кресле.

— В том-то и дело. Я думаю, Родионов разгадал наш замысел и подставил их. У тебя будет очень умный и опасный противник, Ты понимаешь это?

Манукян кивнул.

— Да-да, Станислав.

Казарян заговорил голосом, не допускающим возражений.

— Возьмешь с собой трех человек. Одному тебе не справиться. В числе этих трех поедет мой сын Роберт. Мальчику двадцать лет. Стреляет отлично. Пусть попробует себя в деле.

Рубен опустил взгляд на свои руки и заметил, как побелели суставы пальцев.

— Хорошо, Станислав. Слушай, а если к нашему приезду Родионов продаст груз?

— Тогда надо отобрать деньги, которые он получил.

Манукян поднял голову и взглянул прямо в глаза Казаряну:

— Как я найду этих ребят в Париже?

Казарян вздохнул.

— У меня там есть знакомые коммерсанты. У них отлично налаженная связь с полицией. Я попросил разыскать Родионова, и они уже заняты этим. Я дам тебе адрес и телефон, свяжешься с ними и тебе подскажут, где их найти.

— О'кей.

Казарян встал, обошел стол и подошел к Рубену. Глядя на склоненную голову телохранителя, положил руку ему на плечо. Манукян съежился в кресле. Продолжая держать руку на его плече, Казарян дал последние наставления:

— Людей подбери сам, визы и паспорта оформит Арутюнов. Я ему скажу. Оружие получите на месте. Билеты на самолет купит тоже Арутюнов. Перед отъездом зайдешь ко мне, получишь деньги и последние инструкции. Кажется, все.

— Поймите, — Хусейн старался говорить убедительно. — Дело это несложное и не представляет для вас никакой опасности.

Женщина, сидевшая напротив него за столиком невзрачного парижского кафе на улице Тампль, только кивнула в ответ, но ничего не сказала.

— Известно, что этот человек вчера встречался с Марком Фивейским, который ведает закупкой стратегических товаров для Израиля. Их встреча продолжалась минут двадцать. Нас интересует содержание беседы, какая намечается сделка, представителем каких деловых кругов является этот русский. Вот его фотография, — он протянул ей снимок, сделанный агентом, ведущим наружное наблюдение за особняком Фивейского.

— Интересный мужчина, — произнесла женщина, рассматривая фотографию. — Такой человек не пойдет на контакт со случайной знакомой. В сложившейся ситуации он будет проявлять осторожность — не дай Бог какой-нибудь скандал.

Хусейн пропустил ее слова мимо ушей и продолжат:

— Но он не устоит перед искушением, если знакомство будет естественным и женщина даст понять, что у него есть возможность приятно провести время.

Он сделал паузу, чтобы посмотреть, какое впечатление произвели его слова на собеседницу.

— Как вы организуете это знакомство? — недобро усмехнулась Вера. Она была пронзительно красива — иссиня-черные волосы до плеч, светлые широко расставленные глаза, высокие скулы, выразительный рот. Такая женщина соблазнит кого угодно.

— Это не ваша забота. У нас уже разработан план. Я верю, что вы сумеете все устроить. Вспомните тот случай с Кантерманом — задание было выполнено просто блестяще.

Наступило продолжительное молчание. Рядом со своей юной собеседницей этот высокий, худощавый, в ловко сидящем костюме, лет пятидесяти пяти смуглый мужчина выглядел заботливым отцом. Однако его прямой, холодный взгляд выражал отнюдь не родственные чувства.

— Вы безжалостный человек, господин Хусейн, хоть и кажетесь таким славным. Ответьте мне на два вопроса. Если я выполню это ваше поручение — какое будет вознаграждение? И что произойдет, если я откажусь?

— В случае успеха вам заплатят десять тысяч долларов.

— Ну, а если ничего у меня не выйдет, несмотря на все мои уловки?

— Все равно получите некоторую сумму. Скажем, пять тысяч. Я вам доверяю, знаю, что вы приложите все силы…

— Я собиралась сказать, что хочу прекратить работу у вас, господин Хусейн. Это слишком опасно. В ночном клубе я зарабатываю достаточно, а свободное время планирую использовать для учебы. Не могу же я до старости работать в стриптиз-шоу. Надоело стягивать с себя лифчик под взглядами жирных идиотов.

— Это задание — последнее, — пообещал Хусейн.

— А какие гарантии?

— Вот что я скажу, Вера, — не как представитель своей службы, а просто как друг. Я свое обещание выполню.

— Вы еще не ответили, что произойдет в случае отказа.

— Вера, дорогая, — тут Хусейн заговорил жестко. — Все, что я делаю, служит интересам моей организации. Я не волен поступать так, как, может быть, и хотел бы. Вы должны знать, что человек, отказывающийся выполнить приказ нашей организации, подписывает себе смертный приговор.

Он неожиданно поднял голову, и Веру передернуло от взгляда его черных беспощадных глаз.

— Я все поняла, — вымолвила она наконец. — Расскажите все, что мне следует знать.

Хусейн удовлетворенно кивнул и приступил к изложению своего плана.

«Случайное» знакомство с Родионовым Вера организовала с большой фантазией и искусством. Заметив его красный «Рено» в пробке на авеню Гамбетта — она увидела его в боковом зеркальце, — не подав сигнала, тронула с места свой «Фольксваген» и легонько въехала ему в бок. Родионов в гневе громко выкрикнул по-русски несколько отборных ругательств. Выйдя из машины, Дроздов хотел успокоить его, как вдруг Андрей умолк без посторонней помощи и, приоткрыв рот, уставился на красивую женщину, появившуюся из «Фольксвагена». Куда только делся его гнев? Увидев Веру, всю в слезах, Родионов сделал попытку утешить ее. И когда сквозь толпу пробился полицейский, он застал участников происшествия за галантной беседой. Протокол составлять не стали, обе машины получили лишь легкие повреждения.

— Мне очень, очень жаль, что так вышло, — твердила Вера. — Это полностью моя вина. Я оплачу ремонт вашей машины. Вы не беспокойтесь… Все-таки, мы соотечественники… Вы же недавно из России, мальчики? Я тоже русская. Меня зовут Вера Кольцова. Так рада услышать родную речь. Вы не представляете, как я скучаю здесь. Я знаю, вы спешите, но когда у вас будет время, позвоните мне по этому телефону, — она протянула Родионову листок, — здесь и мой адрес. Обсудим вопрос о плате за ремонт, я угощу вас ужином, у меня есть две бутылки настоящей русской водки, вы расскажете мне о России. Я не была на родине два года — целую вечность…

— Обязательно позвоним и обязательно заедем, — Вадим ласково взял ее за плечо, словно извиняясь за прерванный разговор. — Андрей, поехали. Нас ждут. — Он потянул друга за рукав.

Подавая Родионову на прощание руку, Вера одарила его ослепительной улыбкой. «Тебе стоит рискнуть, — будто говорила эта улыбка. — Может, я не такая уж недотрога, может я на многое готова, чтобы не оплачивать счет за ремонт…»

На следующий день было воскресенье. Родионов спал долго и проснулся, только когда солнце осветило его подушку. Дроздова в номере не было. Андрей встал и распахнул окно. День был свеж и прозрачно ясен. Одевался он медленно. Насвистывая, он проверял содержимое своих карманов: франки, доллары, носовой платок, ключи, сигареты… вдруг листок бумаги с номером телефона и именем девушки. Вера Кольцова. Он положил листок на стол. Неужели это было только вчера? Позвонить? Пожалуй… А возможно, не стоит. Ведь у них важное дело стоимостью в четыре миллиона баксов. Стоит ли рисковать, отвлекаться на женщин, даже таких красивых, как Вера? Вот состоится сделка, тогда можно будет и позвонить.

Он нерешительно походил взад и вперед. А почему бы, собственно, и не позвонить? Можно просто поговорить по телефону. Ведь Вадим обещал, что они обязательно позвонят девушке. Родионов подошел к телефону, снял трубку и набрал номер. Пока ждал ответа, почувствовал, как его охватывает легкое нетерпение.

Но Вера была дома. И когда ее низкий, хрипловатый голос раздался в трубке, его охватило волнение, которого он давно не испытывал.

— Простите, что беспокою. Это Андрей Родионов, на которого вы вчера слегка наехали. Но не подумайте, что я хочу получить с вас плату за ремонт…

— А почему бы и нет? Это в России стесняются говорить о деньгах. Я уже избавилась от этой дурной привычки. Полагаю, ваша машина застрахована?

— Думаю, да. Мы взяли ее напрокат.

— Вы сдали ее в ремонт?

— Точно.

— Пришлите мне, пожалуйста, счет за ремонт. Запишите, сейчас я вам продиктую…

— А нельзя ли мне увидеть вас, так сказать, лично? Мы могли бы обсудить это с глазу на глаз.

«Рыбка на крючке», — подумала Вера.

Они договорились о встрече. Вера почувствовала, что решающую роль сыграла ее красота и парижский лоск.

Ее догадка подтвердилась, когда они встретились в кафе на авеню Гамбетта поблизости от того места, где произошел инцидент. Вера сидела в одиночестве за столиком в углу, погруженная в себя. Перед ней стоял полупустой бокал «мартини» со льдом. Проходящий мимо по улице клошар пробормотал сипловато: «Почему такая сердитая, крошка?» Она отвернулась. За соседним столиком пьяный наркоман, прищурясь, показал ей язык. Еще один тип разлетелся, будто по ошибке: «Давно ждешь, детка?» Вера коротко послала его подальше.

На нее здесь сильно клевали, хотя она и не походила на проститутку. Наконец, не спеша, подошел тот, кого она ждала. Родионов появился в кафе с шикарным букетом роз. Такой букет мог подарить только русский человек и только влюбленный. Французы — народ прижимистый, считают каждый франк, просто так подобными букетами не швыряются.

— Привет.

— Привет. Это в честь аварии? — пошутила Вера, принимая цветы.

— В честь встречи, которая произошла из-за аварии, — в тон ей ответил Родионов. Оба рассмеялись. Он сел. Поглядел вокруг, и кое-кто опустил глаза. Взглянул на Кольцову.

— Вера, есть интересное предложение. Давайте осушим бутылку шампанского. У меня почему-то хорошее настроение. И мне приятно видеть вас.

Она слегка улыбнулась.

— Предложение принимается.

Подошел официант, Андрей сделал заказ. Из невидимого источника лилась музыка, тихая, не бьющая по нервам.

— Кстати, Вера, куда вы так торопились, когда врезались мне в бок? — неожиданно спросил Андрей.

— На работу.

— Где работаете?

— В ночном клубе, танцовщицей.

— Как бизнес? Процветает?

— Все о'кей. Пятнадцать — двадцать штук в месяц делаю. В смысле франков, конечно. А в долларах это… Ну, в общем, довольно прилично, под три штуки.

— Не обдирает хозяин?

— Что вы. Мы работаем по системе фифти-фифти, тебе половина и мне половина. Чем больше бабок я принесу клубу, тем больше меня ценят.

Они выпили шампанского. Родионов заказал жареных цыплят и коньяк. Спустя десять минут она уже называла его «Андрюша». И тут же решила перейти на «ты».

— Ты выступал когда-нибудь на сцене?

— Нет.

— Говори мне тоже «ты».

— Хорошо, Вера.

«Да, эта девушка не робкого десятка», — подумал Родионов. Наверно, выступления на сцене перед толпой разгоряченных мужчин прекрасно лечат от робости. Он наблюдал, как Вера, не поморщившись, отпила большой глоток коньяка.

— Восхитительно, — промолвила наконец она. — Просто восхитительно.

— Что именно?

— Чувство, которое охватывает тебя при выходе на сцену. Я как пастырь, а они — будто мои прихожане. Когда выхожу на сцену, смотрю сверху вниз. Вот они, мои поклонники, моя паства.

— Ты в Бога веришь?

— В Бога только неудачники верят. Чем хреновей живется, чем больше напрягов — тем больше и верят. У кого власть, сила, деньги, тот не верит.

— Зря ты так, Вера. Ты же на Западе, а здесь в Бога верят и президенты, и короли, и бизнесмены. А они имеют и власть, и силу, и деньги. А почему верят? Потому, что все в руках Божьих…

— Чушь! — перебила Вера и глаза ее не добро засверкали.

— Не будем спорить, — примирительно сказал Андрей. — В Россию пишешь?

Она улыбнулась. Легкой улыбкой — только глазами. Ее лицо при этом почти не изменилось, только озарилось изнутри. Она вдруг ностальгически вспомнила о своей прошлой жизни.

— Пишу домой редко, чаще звоню. Бардак там устроили. Сволочи! — Глаза ее опять влажно блеснули. — Бабушку и деда жалко. Всю жизнь — партия, коммунизм, а теперь… Дед у меня вторым секретарем крайкома был. Зовут домой только он и бабушка. А мама рада, что я здесь. Она меня понимает. Тут у меня за два года — сто штук. За эти деньги в России я бы из постели грязных чурок и не вылезала бы, А здесь я человек.

— Пристают мужики?

— Уж где меньше всего достают страдальцы по одному месту, так это в стриптиз-шоу. Я за все два года работы и не подумала с посетителем — извини — трахнуться. Если начинают напрягать — гуд бай, бэби! Хуже мужиков, чем туристы из России, не видела. Один мне говорит: сколько стоит потрахаться? У нас за такой вопрос могут из клуба выкинуть, но я не стала говорить вышибале. Так этот турист даже обиделся, дурак. В своем совке ты и трахайся!

Родионов бросил на нее короткий взгляд и вздохнул:

— Успокойся, Вера. Какие у тебя планы? Может, я смогу чем-нибудь помочь?

— Хочу по-прежнему стать моделью, но пока полный облом. Пару раз предложили такой маршрут: сперва в постель, а уж потом сделают фотографии. Я не хочу.

— А в Россию нет желания вернуться?

— Нет. Там страшно, смертью пахнет. Каждый день кого-нибудь убивают. Войну в Чечне развязали. Что там делать? И денег таких не заработаешь. Нет уж. Спасибо…

— Но ведь вечно не будешь работать танцовщицей. Сколько тебе лет?

— Двадцать один.

— Ну максимум лет десять в этом бизнесе протянешь. А потом?

— Выйду замуж. Может быть получу гражданство. Продолжу учебу. Хочу стать психологом. У меня счет уже хороший. В России я только успела два курса института закончить, педагогического. Учила литературу, философию, логику. Была без ума от Ницше и Фрейда. Но кому это все там нужно? Вот так… Никогда не пожалею, что уехала. Никогда. Только бабушку очень жалко.

— А страну тебе не жалко, Вера?

— Россию не жалко. Народ сам выбирает правителей, вот и имеет теперь… Расскажи лучше о себе, Андрюша. Ты кем работаешь?

— Заведующим лабораторией.

— А в Париж зачем приехал?

— На международную конференцию по радиоактивности.

— Как интересно. Это событие надо отметить и наше знакомство тоже. Ты согласен?

— Согласен.

— Поедешь ко мне?

— Да.

Вера, подняв на собеседника восхитительные светлые глаза, тут же потупилась, будто не выдержав ответного взгляда.

Вера Кольцова жила в старом жилом доме на улице Марбеф. Мальчик-лифтер довез их до четвертого этажа, где находилась ее квартира. Родионов вошел вслед за хозяйкой в гостиную и осмотрелся. Про себя он отметил, что квартира отделана со вкусом, а ее хозяйка, несомненно, получила хорошую эстетическую подготовку.

— Располагайся тут, — пригласила Вера, указывая на кожаный диван со множеством маленьких подушек. Андрей сел. Перед диваном стоял небольшой столик.

— Ты подожди. Я сейчас.

Вскоре она вернулась, держа в руках поднос. На столике появился чисто русский набор: сыр, хлеб, копченая колбаса, шпроты, икра, запотевшая бутылка водки и две рюмки. Вера разлила водку по стопкам, подняла рюмку.

— Давай выпьем и забудем на миг обо всех делах, о работе, о друзьях.

Они залпом опрокинули рюмки.

— Нравится тебе водка? — спросила она.

— Мне нравишься ты, — ответил Андрей.

— Об этом потом, а пока закусим и выпьем еще.

Они снова чокнулись и выпили по второй. Андрей внимательно взглянул на нее. Лицо ее стало серьезнее, оно казалось более отчужденным, чем в кафе, но очень красивым. Это лицо еще тогда поразило его и не давало больше покоя. Они продолжали пить и ощущали, как надвигается большая ласковая волна, поднимая их, как этот пустой предвечерний час заполняется забытыми образами… Наконец, она прошептала чуть слышно: «Люблю тебя… Андрюша», — притянула его к себе и крепко поцеловала. Потом поднялась.

— Идем, я покажу тебе мою спальню.

Андрей поднялся, пошел следом за ней. Он потерял власть над собой, схватил ее в объятия, притянул к себе. Они долго целовались стоя. Потом он подтолкнул ее к постели, и она упала навзничь. Андрей шептал ей на ухо нежные, ласковые слова, стараясь быстрее раздеть ее. Вера чувствовала, что невольно дрожит от нетерпения и еле сдерживаемого желания.

Она отдавалась Андрею со страстью и даже исступлением, она целовала его и с силой сжимала в своих объятиях, совершенно забыв о задании Хусейна. Родионовым владела такая же страсть. В небольшой уютной спальне они еще долго с неистовой силой сплетали свои тела, словно два врага, которые борются не на жизнь, а на смерть и стараются причинить друг другу боль посильнее…

Но как только дикое желание было утолено и они, изнемогшие и ослабевшие, лежали рядом, ее охватил безумный страх: а вдруг Андрей узнает о подлинной цели ее интереса к нему?

Перевернувшись на другой бок, Андрей коснулся чего-то. Женского тела. Открыл глаза. И вспомнил — так внезапно, что вздрогнул, приподнявшись на локте.

Он был в Париже, в квартире Веры Кольцовой, на ее широкой кровати. А рядом с ним, лежа на спине, крепко спала Вера. Не прикрытая простыней, она казалась Афродитой. Ее черные, с металлическим отливом волосы блестящими прядями лежали на подушке, спускались ей на грудь. Андрей посмотрел на часы. Еще нет семи. Будить Веру не стоит. Они заснули очень поздно. Привалившись к взбитым подушкам, он окинул взглядом размытый квадрат окна, дверь, отворенную на балкон, белую занавеску, просвечивающуюся, не колышимую ни единым дуновением ветерка. В его теперешнем восприятии Веры что-то ускользало, что-то чуть тревожно дробилось. Какие-то штрихи, как будто не связанные между собой, нарушали целостность картины. Вчера вечером, изрядно выпив, Вера заговорила о своей работе и друзьях и некоторые веши изобразила совсем не так, как в первый раз. Ну и что, если она лгунья? Но в чем ее ложь и зачем она обманывает его? И почему?

Он решил позвонить Дроздову и пошел за своей записной книжкой. Книжка лежала на своем месте, в кармане пиджака, но совсем не так, как он обычно кладет ее. Кто мог ее брать? Только Вера. А кто она, собственно, такая? Что он о ней знает? Ничего. «Выяснить, — подумал Родионов. — Надо срочно выяснить, на кого она работает». Недаром же в нем возникло какое-то предчувствие, какое-то смутное подозрение… Интуиция еще никогда не обманывала его.

Да, было глупо затевать интрижку с совершенно незнакомой женщиной. Это опасно и смертельно опасно.

Он стал рассматривать ее лицо, обдумывая создавшееся положение. Голова ее была запрокинута, подбородок торчал к потолку, что придавало ей решительный вид, который она сохраняла даже во сне.

Но вот губы — насколько же они прекраснее в своей нетронутой бледности — чуть приоткрылись, между ними белеют зубы. Дыхание — непрерывные вздохи, легкие и дразнящие. Ее сон казался чудом красоты, тепла и жизни. Родионов заметил, что Вера шевелится и скоро проснется. Но он уже приготовил для нее вопросы и заставит ее ответить на них. Бить ее и подвергать пыткам он не будет. Есть более испытанное средство, которое действует эффективнее грубого физического насилия. Он нащупал в потайном кармане пистолет.

И тут же она открыла глаза, и Андрей увидел в них ужас.

Он достал пистолет и поднял его, целясь в грудь женщины.

— Ты, кажется, не рада, детка? — спросил он. — Зачем ты рылась в моей записной книжке? Кто подослал тебя?

Женщина бросила испуганный взгляд в сторону оружия.

— Послушай!.. Я не рылась в твоей записной книжке. Даже в руки ее не брала… Ради Бога, поверь, это чистая правда!.. Успокойся! — В словах Веры чувствовался страх. Голос ее звучал прерывисто, она вся дрожала. Родионов слышал ее тяжелое дыхание.

— У меня мало времени. Отвечай на мои вопросы. Что ты искала в моей записной книжке? Кто подослал тебя? Спрашиваю последний раз. Больше повторять не буду. И учти: после Афгана нервы у меня не в порядке.

Вера не могла оторвать глаз от ствола пистолета. Он, словно дрель, сверлил ей грудь. В жизни она не еще так ничего не боялась. Во рту у нее пересохло, в желудке она ощутила предательский холод и пустоту. Если она скажет Андрею правду, ее убьет Хусейн или его люди. Если не скажет, ее убьет Андрей. Положение безвыходное. Но сначала надо избавиться от непосредственной угрозы, а там видно будет.

— Лучше опусти эту штуку, — хрипло выговорила Вера. — Она ведь и выстрелить может.

— Выстрелит, если не ответишь на вопросы.

На лице Родионова застыло мрачное, угрожающее выражение, глаза блестели.

— Отвечай, или я стреляю, — зловеще произнес он.

Вера, не отрываясь, смотрела на него. Она понимала — Родионов не шутит. Она также увидела, что пальцы Андрея судорожно сжимают пистолет, и указательный палец буквально пляшет на спусковом крючке. Господи, да ведь он действительно может в любую минуту выстрелить!

— Послушай… — Вера заикалась. — Меня подослал Хусейн… Фамилии его я не знаю, честное слово. Он из какой-то арабской организации. Их интересует характер вашей сделки с Израилем. Какой товар вы продаете этой стране и кто стоит за вашей спиной. Больше я ничего не знаю, клянусь жизнью…

— Ты мне надоела, сучка. Я устал от твоего вранья. Скажи честно, автомобильная авария на авеню Гамбетта была подстроена?

— Да, Андрей. Такой был план. Это может подтвердить Хусейн. Я могу ему позвонить. Он придет, и ты спросишь у него сам. Он расскажет тебе гораздо больше, чем я… Хорошо? А меня ты отпустишь… Договорились?.. Если я позвоню, он… придет, вот увидишь, придет.

Снова тишина. Удары ее сердца стали очень частыми. Пот заливал и больно резал глаза.

— Не надо звонить ему, — наконец произнес Андрей. — Лучше оденься… Мне нужно знать не так уж много и эти сведения я надеюсь получить от тебя.

— И после этого ты меня отпустишь? — спросила она, лихорадочно одеваясь.

— Если не будешь делать глупостей.

— Конечно… Конечно… Я понимаю… Я ничего не скажу Хусейну о нашем разговоре.

— Это в твоих же интересах. Ты мне вот что скажи. Почему Хусейна интересует характер сделки? Для чего ему эти сведения?

— Насколько я в курсе, вот для чего. Если Израиль закупает товар стратегического характера, усиливающий его военный потенциал, то эта организация предпринимает все меры, чтобы сорвать намечающуюся сделку.

— Ты звонила Хусейну ночью? Только не ври.

Пистолет едва заметно сдвинулся с места, всего пару сантиметров.

— Да.

— Что ты сказала ему?

— Я подтвердила, что ты из России и что в твоей записной книжке я обнаружила сертификат качества на двадцать килограммов какой-то «красной ртути». Кроме того, я сказала, что ты прибыл в Париж на конференцию по радиоактивности. Это все, что ему известно.

Андрей присвистнул.

— Этого более, чем достаточно. Спасибо, Вера.

Она удивленно уставилась на него. Андрей с размаху влепил ей пощечину. Она пошатнулась, рухнула на столик у кровати, свалила несколько бутылок и стаканов и уселась на пол среди битого стекла.

Родионов быстро оделся, поправил рубашку, подтянул узел галстука и направился к двери.

Несколько осколков стекла попали под кровать. Втиснувшись под нее, она собрала осколки и уже начала вылезать, когда обнаружила миниатюрный микрофон. Он был прикреплен снизу к кровати.

«Значит наш разговор известен Хусейну, — подумала Вера. — Скверно. Влипла». На какой-то миг ее охватил ужас, она зарыдала, но слез не было. Ведь она узнала для Хусейна все, что он просил. Может, это послужит для нее оправданием?

Она выбросила осколки в мусорное ведро. Потом вытянулась на просторной кровати и, закинув руки за голову, принялась обдумывать ситуацию.

После ухода Андрея ее преследовало ощущение надвигающейся катастрофы. С Родионовым обошлось, а вот с теми…

Позвонил Хусейн. Сказал, что ее вызывает шеф. Вечером они встретились на узенькой улочке на Монмартре — Хусейн подъехал на японском пикапе, кивком велел Вере садиться. Та послушно забралась на сиденье рядом с ним, они долго ехали молча, маневрируя по городским улицам. Наконец пошло загородное шоссе с ровными рядами кипарисов по обе стороны.

— Ну как там босс?

— Доволен твоей работой. Хочет поручить еще одно дело. Заплатит хорошо.

— Какое дело?

— Не знаю. Он хочет сам проинструктировать тебя.

— Но вы же обещали отпустить меня…

— Обещал. Но босс не согласился, — резко ответил Хусейн. — Пока тебя заменить некем. Так что не сейчас. Подожди.

Пикап свернул с шоссе на дорогу, петлявшую меж каштанами. Через километр Хусейн затормозил. Здесь, он знал, слева заброшенный карьер, а справа пустырь до самого горизонта — с той стороны стояло зарево городских огней.

— Пошли, — сказал он. — Тут близко.

Они вышли из машины, и Хусейн чуть отстал, пропуская Веру вперед, на узкую тропку. Когда та отошла на несколько шагов, он вытащил из кармана пистолет, навинтил глушитель и поспешил за своей спутницей. Вера только успела спросить:

— Мы правильно идем?

Хусейн подошел ближе, и тщательно прицелившись, выстрелил ей в затылок. Выстрел был почти не слышен. Склоняясь над беззвучно опустившимся в пыль телом, Хусейн выстрелил еще раз в голову. Потом оттащил труп к краю карьера и столкнул его. Тело покатилось вниз по каменистому склону. Хусейн вернулся к пикапу, достал сумку, оставленную Верой, и сбросил вниз за недавней владелицей. Потом сел за руль и направился к шоссе, ведущему в город.