Акмэ — слово греческое. В переводе на русский язык оно означает «вершина», «высшая степень совершенства». Когда греки говорили, что мыслитель достиг акмэ, то они имели в виду расцвет всех его способностей, зрелость его идей, высший взлет его творчества. Именно такого состояния достиг, судя по отзывам американской печати, председатель недавно организованного в США Международного общества по изучению истории идей[1], профессор Нью-Йоркского колледжа Ганс Кон.
За плечами Кона — сорокалетний опыт научной работы, два десятка монографий. Один только перечень названий его последних трудов: «Картина мира в исторической перспективе», «Революции и диктатуры», «Пророки и народы», «Двадцатое столетие. Вызов Западу и его ответ», «Национализм, его роль и история»[2], свидетельствует о том, что Ганс Кон считается историком-теоретиком, историком-социологом.
При всей разносторонности Ганса Кона у него есть и предмет особой любви — проблема национализма. И здесь профессор, по мнению его американских коллег, уже не просто «один из ведущих историков современности», а «самый» крупный, непререкаемый авторитет.
Его главным исследованием в этой области провозглашена вышедшая в Америке семью изданиями и переведенная на многие языки «Идея национализма»[3]. Трудно даже представить себе, с каким энтузиазмом была встречена эта книга среди буржуазных историков США. «Одна из наиболее важных книг, появившихся в Америке за последнюю четверть века», работа, «обещающая стать эпохальной в американской историографии», «наиболее блестящий, всеохватывающий и глубокий анализ идеологических корней национализма, который когда-либо появлялся на каком-либо языке», «одно из величайших достижений нашей эпохи» — так писали о ней американские рецензенты.
В самые последние годы профессор занялся применением своей методологии к истории отдельных стран. Так появились две книги Кона: «Дух современной России» и «Основы истории современной России»[4]. Первая представляет собой объемистую хрестоматию, в которой собраны отрывки из произведений П. Я. Чаадаева, М. П. Погодина, А. Мицкевича, К. Гавличека, Ф. И. Тютчева, А. С. Хомякова, В. Г. Белинского, Н. Г. Чернышевского, А. И. Герцена, Н. Я. Данилевского, В. С. Соловьева, В. И. Ленина, Н. А. Бердяева и Г. Федотова[5]. Тексты сопровождаются комментариями Кона, предисловие и первая глава излагают его общий взгляд на ход русской истории. Во второй книге Кон более подробно анализирует основные этапы и движущие силы русской истории и также пытается подтвердить свои выводы различными историческими свидетельствами. Публикация выдержек из первоисточников ставит целью подвести «прочный фундамент» под выводы Кона, гарантировать полную «беспристрастность» его оценок. Буржуазный историк предлагает современному американскому и английскому читателю не только высказывания Погодина и Бердяева, но даже Ленина, не только царские манифесты, но и советские декларации — разве, дескать, это не объективность?
«Эти выдержки сами по себе читаются с захватывающим интересом, — написано на суперобложке „Духа современной России“. — Но осмысленные и объединенные воедино введением и комментариями профессора Кона, они помогают удовлетворить одну из самых жгучих потребностей нынешнего свободного мира — раскрыть правду о России, понять те основы, на которых она построила коммунистическое государство».
Однако, какую же «правду о России» узнает читатель «свободного мира» из коновских книг?
Центральный тезис Г. Кона, неоднократно повторяемый им в самых различных вариантах, гласит: нет никакой существенной разницы между Россией Советской и Россией царской, их преемственность проявляется в их «тоталитаризме», в их исконной вражде к «свободному» Западу. «Запад и его цивилизация, — пишет Кон, — олицетворяли все то, что Ленин был намерен разрушить. Но он желал также вырвать с корнем всякое западное влияние в России»[6].
Так и говорится: Ленин — враг Запада, хотя Ленин сотни раз писал и говорил, что большевики — продолжатели всего прогрессивного и ценного на Западе, наследники западной демократической и социалистической традиций, хотя эти ленинские принципы нашли свое самое последовательное воплощение в нашей жизни.
Но Г. Кон не просто утверждает, он «аргументирует». В подтверждение мысли о Ленине как «вожде антизападных сил» Кон приводит в книге «Дух современной России» два раздела ленинской работы «Исторические судьбы учения Карла Маркса». В них говорится о перемещении центра революционного движения с Запада на Восток, но, разумеется, нет ничего (похожего на призывы «вырвать с корнем всякое западное влияние». При этом «мастер анализа», как называют Кона его коллеги, извратил ленинский текст, заменив отточиями следующие слова: «Не отчаяние, а бодрость надо почерпать из факта вовлечения восьмисотмиллионной Азии в борьбу за те же европейские идеалы»[7]. В другом месте слова Ленина о китайской революции, «подрывающей господство европейской буржуазии», Кон переводит так: «подрывающей европейское господство». Таким образом, Ленин из врага буржуазии превращается во «врага Европы»[8].
Ганс Кон фальсифицирует ленинские тексты. В своей хрестоматии профессор заменяет традиционным отточием мысль В. И. Ленина, опровергающую домыслы Кона о большевиках — «врагах Запада».
И, разумеется, совсем не упоминает Г. Кон такие высказывания «врага Запада» о той же Китайской революции: «Не значит ли это, что сгнил материалистический Запад и что свет светит только с мистического, религиозного Востока? Нет, как раз наоборот. Это значит, что Восток окончательно встал на дорожку Запада, что новые сотни и сотни миллионов людей примут отныне участие в борьбе за идеалы, до которых доработался Запад»[9].
Уверяя далее, что русские большевики, действуя в духе «восточного тоталитаризма», не считались с волей народа, что Октябрьская революция была «навязана» ему силой, Кон превращает Ленина в бланкиста. «Доказательством» должны служить отрывки из статьи В. И. Ленина «Марксизм и восстание». При этом в публикации профессор заменяет традиционными тремя точками следующее высказывание Ленина: восстание, чтобы быть успешным, должно опираться не на заговор, не на партию, а на передовой класс, на революционный подъем народа, на такой переломный пункт в ходе революции, когда активность передовых рядов народа наибольшая и когда всего сильнее колебания в рядах ее врагов. «Вот этими тремя условиями постановки вопроса о восстании, — указывал В. И. Ленин, — и отличается марксизм от бланкизма»[10]. Об этих трех отмеченных Лениным условиях Кон, дабы обвинить в бланкизме большевиков, предпочел сознательно умолчать.
Что же это такое? Как объяснить наличие подобных передержек у автора, утверждающего, что «первая задача историка — терпеливым и скрупулезным исследованием выявить истинные факты прошлого»?[11]Может быть, подобные «неточности» — лишнее доказательство того, что Ганс Кон — великий ученый? Ведь для многих из них характерна рассеянность, вошедшая в поговорку. Но известно, что эта рассеянность относилась к чему угодно, но только не к предмету их научного исследования. Наоборот, потому-то эти люди и оказывались рассеянными в обычной жизни, что они были слишком сосредоточены на своем предмете. Из жизнеописаний крупнейших ученых известно, с какой невероятной скрупулезностью они собирали, проверяли и перепроверяли факты. Каждая невольная, хотя бы одна единственная неточность была для них источником глубочайших огорчений. Обнаружив ее, ученый тотчас же спешил внести исправления. Он мог неверно понять, неправильно объяснить те или иные факты, но для него абсолютно недопустимым было сознательное их игнорирование или нарочитое их искажение. Многие факты могли ему «не нравиться», но и это никогда не служило предлогом для их извращения. Так создавалась одна из самых привлекательных и глубоких традиций в науке — традиция научной добросовестности.
Но когда мы обращаемся к трудам Ганса Кона по русской истории, то «неточности» представляются не исключением, а правилом, оказываются не случайностью, а системой. То, что доказывает американский профессор, и то, как он это делает, одинаково стоит вне всякой науки. Ганс Кон «тоже» сосредоточен, но только на одном: на искажении того, что он исследует. Президент Международного общества по изучению идей, призванного разрабатывать и углублять научную методологию, передергивает цитаты. «Великий социолог» занимается самыми мелкими подтасовками, и в этом может убедиться любой школьник[12]. И в добавление ко всему профессор еще уверяет, что особенностью олицетворяемой им «западной науки» является уважение… к объективной истине, отличающее ее от якобы «необъективного» марксизма!
Последнее заявление профессора Кона заставляет нас вспомнить эпизод, случившийся много десятилетий тому назад. Как известно, буржуазная наука после выхода в свет I тома «Капитала» пыталась сначала замолчать это произведение. Буржуазные профессора не писали о «Капитале» так, как они пишут о книгах Ганса Кона: «Одно из величайших творений современности», «работа, знаменующая эпоху». Маркс не был объявлен «одним из ведущих ученых современности». Ему не присваивали звания профессора, его не выбирали президентом международных научных обществ.
Но вот вскоре, в 1872 г., молчание было нарушено. Против «Капитала» в Германии был объявлен поход под знаменем научной добросовестности. Появилась статья: «Как цитирует Карл Маркс». Аноним (оказавшийся профессором фон Брентано) обвинил Маркса в том, что он, излагая мысль Гладстона, «формально и по существу присочинил» одну цитату (в которой речь шла о прогрессе высших классов Англии за счет ее низших классов). Профессор в благородном негодовании писал о «бесчестности», о «лживых ссылках», о «совершенно сфальсифицированной цитате» и т. д.
Маркс показал, что приведенная им цитата была опубликована в нескольких газетах. А что касается ссылки Брентано на издание, в котором смысл слов Гладстона был обратный тому, какой был в этих газетах, то выяснилось следующее. Не Маркс исказил цитату Гладстона, а сам «Гладстон был столь благоразумным, что выбросил из этой состряпанной задним числом редакции своей речи местечко, несомненно компрометирующее его как канцлера казначейства…»[13]«Ревнитель истины» умолк. 11 лет спустя, в 1883 г., англичанин Седли Тэйлор, не разобравшись в существе дела, повторил попытку фон Брентано и, конечно, с прежним успехом. «Результатом всего этого профессорского похода, — вспоминал Энгельс, — растянувшегося на два десятилетия и захватившего две великие страны, было то, что никто уже более не осмеливался затронуть литературную добросовестность Маркса»[14].
Даже непримиримые враги марксизма вынуждены признать эту необыкновенную добросовестность Маркса, особенно, если учесть громадный объем его трудов. Они могли сколько угодно говорить об «ошибочности» теории марксизма, о том, что марксизм «устарел», но мало кому из них приходило в голову усомниться в чистоте научной совести Маркса.
Недаром говорят, что великие события истории имеют обыкновение повторяться пусть не в своем прежнем виде, то хотя бы в виде фарса. Правда, в данном случае само «великое событие» — поход Брентано — Тэйлора против автора «Капитала» — уже весьма смахивало на фарс. Теперь этот профессорский фарс воспроизводится, так сказать, «в квадрате»: на защиту «объективной истины» против «догматического» марксизма выступает профессор-фальсификатор, знамя профессора фон Брентано подхватывает человек, сам вполне заслуживающий специального труда под названием «Как цитирует Ганс Кон!»
Но напрасно мы будем искать в буржуазной литературе статей на подобную тему. Напротив, творения «великого историка» встречаются, как правило, потоками приветствий. Кону выражают благодарность за «высокое качество его полезных книг», за «мастерски осуществленный отбор источников, беспристрастные комментарии и интерпретации», за «широту знаний и искусство ясного изложения сложных тем», рецензенты даже уверяют, что книги профессора предоставляют наконец-то информацию, «необходимую для выработки разумной политики».
Разумеется, убеждать семидесятилетнего профессора «с мировым именем» и его коллег в том, что нехорошо лгать, было бы и наивно и слишком поздно. Но книги профессора — не только его личное дело. Они выходят в свет, читаются и рекламируются. Идеи Кона являются общими, типичными для десятков и сотен буржуазных «специалистов по России», коны — явление социального порядка, коны служат вполне определенной политике.
Вот почему стоящие вне настоящей науки «труды» конов требуют научного анализа. И чтобы решать задачу их разоблачения, приходится, к сожалению, заниматься таким неблагодарным делом, как их разбор.