Мистер Монк идет в пожарную часть

11. Мистер Монк и запах подозреваемого

Мы вновь собрались в офисе Стоттлмайера, где он поставил букет в пустой стакан от содовой и наполнил его водой. Трудновато найти вазу в отделе убийств полиции Сан-Франциско.

Зашел Дишер, и посмотрел на Монка с тревогой:

— Что случилось? Вы себя хорошо чувствуете?

— Я чувствую себя прекрасно, — ответил Монк.

— Вы уверены?

— Абсолютно, — заверил Монк. — А почему ты спрашиваешь?

— Просто я никогда не видел Вас таким… таким… — Дишер лихорадочно искал подходящее слово. — Расстегнутым.

— Расстегнутым? — не понял Монк.

Дишер указал на его рубашку:

— У Вас расстегнуты две пуговицы.

— О Боже! — Монк мгновенно покраснел от смущения и застегнул воротник. — И как долго я был голым? Почему ты не сказала мне об этом?

— Мистер Монк, это всего лишь две пуговицы, — произнесла я.

— Молва уже наверное распространяется по всему департаменту, — паниковал Монк.

— Уверен, что никто ничего не заметил, — попытался успокоить капитан.

— Я ходил полуголым, а они не слепые. — Он закрыл лицо руками. — Мне так стыдно!

— Ты среди друзей, Монк, — Стоттлмайер обошел стол и успокаивающе положил руку на его плечо. — Никто не собирается об этом говорить, даю слово.

Монк посмотрел на него пораженно.

— Вы не могли бы поговорить с ними обо мне?

— Конечно! — сказал Стоттлмайер. — А с кем?

— Со всеми. С каждым офицером в здании.

— Хорошо, я это сделаю. Но может, это потерпит до тех пор, пока мы не обсудим, как нам доказать, что Лукас Брин убил Эстер Стоваль?

— Это будет нелегко, — произнес Дишер. — Нет никаких физических улик, что он был в доме Эстер, когда ее убили.

— Или кто-нибудь другой, — заметил капитан.

— Он сделал это, — твердо сказал Монк. — Если будем работать в обратном направлении, найдем доказательства.

— У него железное алиби, — доложил Дишер, подойдя к компьютеру и щелкнув несколькими клавишами. — Я нашел в сети десятки фотографий, где он с женой прибывает в восемь вечера и уезжает в полночь. Я поговорил с фотографами и узнал примерное время, когда были сделаны снимки.

— Хорошая работа, — похвалил капитан.

Дишер повернул монитор компьютера Стоттлмайера так, чтобы мы могли увидеть изображения на экране: многочисленные фотографии в разных ракурсах от различных фотографов, на которых Брин с женой в плащах под зонтиком неслись в холл, чтобы скрыться от дождя. Еще были снимки, как Брины в полночь покидают мероприятие вместе с губернатором и его супругой.

— На мероприятии было около пятисот гостей. Сомневаюсь, что кто-нибудь может описать все его передвижения в тот вечер, — произнес Монк. — В Эксельсиоре дюжина выходов. Он мог выйти из отеля, потом вернуться назад, и никто бы его не заметил.

— Достань запись с камеры наблюдения охраны отеля, — приказал Стоттлмайер Дишеру. — Может, на ней что-нибудь есть. И поговори с кем-нибудь из гостей или персонала отеля, не замечали ли они, как он покидал здание.

— Брин построил Эксельсиор. Уверен, он знает, как выйти оттуда, не будучи замеченным, — произнес лейтенант. — И то, что он покидал отель, еще не доказывает, что он был в доме Эстер Стоваль и задушил ее подушкой.

— Но на шаг приближает нас к этому, — заметил Стоттлмайер.

— Хорошо, — согласился Дишер. — А какое отношение к этому имеет грабитель поездов, умерший в 1906 году?

— Никакое, — ответил Монк. — Он связан с убийством пожарной собаки.

— Вы пытаетесь раскрыть убийство собаки, совершенное сто лет назад?

— Спарки был убит в пятницу вечером.

— Призраком? — удивился Дишер.

— Стоп! — Стоттлмайер поднял руку. — Кто-нибудь может мне объяснить, что здесь происходит?

— В конце восьмисотых Родерик Турлок и его банда грабили поезда, перевозившие золотые монеты в банки, — рассказывал Дишер. — В конце концов люди Пинкертона нашли убежище Турлока в Сан-Франциско. Он был убит в перестрелке, и унес свою тайну в могилу.

— Какую тайну? — спросил Монк.

— Куда он дел похищенное золото. Большая его часть так и не была найдена. Легенда гласит, что оно закопано в неизвестном месте.

— Это все очень интересно, но не могли бы мы обсудить богатую и яркую историю Сан-Франциско в другой раз? — не выдержал капитан. — У нас висит убийство, которое нужно раскрыть, и нет никаких доказательств.

— Вы забываете о кнопках, — возразил Монк. — И цветах.

— Ну конечно! Цветы, — капитан выхватил букет из стакана. — Знаешь что, Рэнди, я прямо сейчас отнесу это окружному прокурору, пока ты с Монком поедешь арестовывать Брина!

Капитан направился к двери. Дишер застыл на месте, не зная, что делать.

— Вы хотите, чтобы я… То есть, я должен… — Дишер растеряно посмотрел на Монка. — Он это серьезно?

— Нет, я не серьезно, — Стоттлмайер развернулся на каблуках и махнул букетом, стряхнув несколько лепестков. — Ради Бога, Лукас Брин состоит в Полицейской Комиссии. Все, что нам нужно — это его ДНК по всему месту преступления, двадцать два очевидца и видео, на котором он душит старую каргу. И тогда, может быть, подчеркиваю! — может быть! — у нас будет, что ему предъявить.

Капитан оттолкнул Дишера в сторону, нервно засунул букет назад в стакан и сел за стол. Глубоко вдохнул и посмотрел на Монка.

— Скажи, по-твоему, как он это сделал?

— Я думаю, он вышел из отеля, убил Эстер, устроил пожар в ее доме и вернулся на вечеринку.

— Это не очень хитрый план, — с сомнением произнес Дишер.

— Но все получилось, не так ли? — возразил Стоттлмайер. — Ты проверил алиби Лиззи Драпер?

Рэнди кивнул:

— У них во Флакксе что-то вроде бара Гадкий Койот. Сотня парней глазеет до полуночи, как девчонки танцуют на барных стойках в мокрых футболках, жонглируя бутылками и разливая напитки.

Кстати, это и была причина, почему я не получила работу в Флакксе: я не танцую и не жонглирую.

— Предположим, что Вы правы, — начала я. — Вернее, простите, я знаю, что Вы правы. Но Брин не мог взять свою машину так, чтобы гостиничный работник или журналисты не заметили его. И он не мог поймать такси без риска, что водитель его может узнать. Как же Брин добрался до дома Эстер и вернулся обратно?

Капитан кивнул мне:

— Начинаешь осваиваться в нашей профессии, Натали!

— Должно быть, он шел пешком, — предположил Монк.

— Как это возможно? — удивилась я. — Я имею в виду, пройти такое расстояние пешком за час.

— Есть лишь один способ выяснить это, — пожал плечами Монк.

Выходя из полицейского управления, Монк извинялся перед каждым встречным полицейским за «недавнюю наготу», в которой обвинил дезориентацию, вызванную побочным действием его лекарства, хотя никто ни о чем не спрашивал и это никого не волновало.

— Аллергии, — объяснял он всем. — Это мой бич.

Мы подъехали к Эксельсиору, находящемуся на улице Монтгомери, в нескольких кварталах северо-западнее Юнион-сквера. Хотя это относительно новое здание, построенное в последнее десятилетие, оно выдержано в стиле Бозар, популярном среди элиты Сан-Франциско в ранние 1900-е годы. Дорогостоящие штрихи, подчеркивающие богатство, были повсюду: большие арочные дверные проемы, монументальные каменные колонны, скульптурные балюстрады и окна, украшенные резными коронами и краеугольными камнями.

Я неохотно оставила Чероки в подземном гараже Эксельсиора, где стоянка на день стоит больше, чем аренда автомобиля. Как и предположил Дишер, даже беглый осмотр выявил более дюжины способов выйти из здания, в том числе через двери на каждом уровне гаража и выход для персонала, ведущий в темный переулок.

Служебный выход в переулке очень удобно скрыт от взглядов с улицы за большими мусорными контейнерами. Если Брин использовал эту дверь, чтобы выскользнуть из здания, он мог целый квартал прошагать по переулку, прежде чем выйти на улицу на безопасном расстоянии от отеля и толпы журналистов. Монк высказал предположение, какой маршрут Брина мог быть наиболее вероятным, и предложил пройти по нему. Но мы стояли на точке, откуда открывалась масса вариантов маршрута следования подозреваемого. Монк принял самое простое решение — направился прямо по Монтгомери.

Когда мы начали прогулку, уже почти стемнело и моросил дождь. Наш путь лежал мимо башен района Финансистов, откуда потоком выходили бизнесмены и канцелярские служащие, сливаясь в сплошную массу движения вечернего часа-пик. Появилась ночная смена бездомных, ища убежища в нишах и дверных проемах, роясь в мусорных баках и выпрашивая деньги у прохожих.

Монк милостыню не подавал, зато раздавал пакетики салфеток из моей сумочки каждому встречному неимущему. Думаю, они вряд ли оценили этот «щедрый» жест, особенно парень в безразмерном рваном плаще, одетом поверх нескольких слоев грязных рубашек, устроившийся спать на клочке картона.

Как только Монк бросил ему пакетик Уэт Уан, бездомный тотчас поднялся с подстилки.

— И какого черта мне с этим делать? — возмутился он, с отвращением держа салфетку. Его волосы и борода были спутанными, кожа загорелой и густо залепленной грязью. От него так несло разложением, будто он спал в мусорном контейнере. Зловоние было как невидимое силовое поле, держащее Монка в трех футах от бомжа.

— Вы правы, — сказал Монк бездомному. — Это необдуманно с моей стороны.

Он залез в мою сумочку, достал оттуда две горсти салфеток и бросил под ноги человеку.

— Одной в самом деле было бы недостаточно, — бросил Монк, и, чихая, поспешил дальше. Нам в спину неслись ругательства бездомного.

Я подала Монку Клинекс, он высморкался и положил использованную салфетку в мешочек фирмы Зиплок, запечатал его и убрал в карман.

— Этот человек спит с кошками, — пояснил Монк.

— Думаю, это меньшая из его проблем.

Обернувшись через плечо, я увидела, как бездомный собирает салфетки и набивает ими карманы. Заметив, что я смотрю, он отвернулся.

И тебе тоже всего хорошего, — подумала я.

Мы продвигались на север по Монтгомери, дойдя до пересечения с Коламбус-авеню, и достигли Телеграф Хилл. Офисные здания и рестораны сменились высококлассными галереями и резиденциями. Мы делали зигзаги вдоль боковых улиц жилого треугольника викторианских домов и садов, граничащих с Коламбус-авеню, Монтгомери и Филберт. Это довольно крутой подъем — не такой крутой, как тот, что мы осиливаем в парке Долорес каждое воскресенье, но к вершине холма дышалось тяжеловато. К моему большому удивлению, мы оказались у здания пожарной части, где работает Джо.

— Не возражаете, если мы остановимся ненадолго и поздороваемся с Джо? — спросила я. Думаю, Брину бы потребовался отдых, даже несмотря на спешку. Мы прошли восемь или десять больших кварталов от Эксельсиора за двадцать минут.

— Отличная идея! — согласился Монк. Он выглядел явно нуждающимся в отдыхе.

Меня радовала возможность немного просохнуть. Морось не так плоха, пока не накопится, и ты внезапно не осознаешь, что мокрая до нитки. Что с нами и произошло.

Кроме того, мы более или менее убедительно доказали, что Брин мог добраться до дома Эстер Стоваль, находившегося в паре кварталов от пожарной части, из Эксельсиора за полчаса.

В пожарной части, разумеется, все блестело. Даже экипировка, висящая в открытых стойках, была чистой, а бегунки и молнии сияющими.

Пожарные полным составом сидели на кухне и ели пиццу. Я не могла не заметить, что корзина — кровать Спарки с резиновым пищащим хот-догом все еще стояла на месте. И Монк заметил ее. Думаю, Джо пока не был готов принять смерть Спарки. Мне знакомо это чувство. Одежда Митча висела в шкафу в течение года после его смерти. И знаю, что у Монка до сих пор есть подушка, на которой спала его жена. Он хранит ее в полиэтиленовом пакете в шкафу.

Джо широко улыбнулся, вскочил и бросился поприветствовать нас. Добрался до меня и … застыл в неуверенности, как поступить дальше. Поцеловать меня? Обнять? Пожать руку? Мы сошлись на дружеских объятьях.

— Натали, Мистер Монк, какой приятный сюрприз! Вы как раз вовремя, чтобы разделить с нами пиццу, — Джо обернулся на капитана Мантуза, уже протягивавшего Монку кусок, завернутый в салфетку.

— Нет, спасибо, — вежливо отказался Монк. — Мы зашли задать несколько вопросов.

И снова я оказалась не в курсе событий. Мне-то думалось, что мы случайно попали к пожарной части.

— Капитан Мантуз, случалось ли Вам замечать пропажу полотенец до вечера пятницы?

— Конечно, они постоянно пропадают, — ответил Мантуз. — Это как с носками. Ну Вы понимаете, о чем я.

— Нет, не понимаю, — Монк выглядел искренне недоумевающим.

— Да все теряют носки, — сказал Мантуз. Все сидящие рядом с ним кивнули в согласии. Как и я. — Вы никогда не теряли носок?

— Как это? Они либо на моих ногах, либо переносятся в корзине из прачечной в ящик для носков, — говорил Монк. — Я даже не представляю, как это в принципе возможно — потерять носок.

— Это одна из величайших тайн жизни, — произнес Джо. — Куда пропадают носки.

— Туда же, куда и наши полотенца, — рассмеялся Мантуз.

— И мои трусики, — ляпнула я. Мантуз перестал улыбаться. Я обернулась вокруг, увидев, что все на меня уставились. — Да ладно, ребята, все теряют нижнее белье!

Мужчины качали головами и смотрели с недоумением, особенно Монк и Джо.

— Я знаю это как факт, — твердо отчеканила я.

— Я хочу, чтобы Вы кое о чем поразмыслили, капитан, — произнес Монк, спасая меня от дальнейшего смущения, хотя я уверена, он заговорил вовсе не по этой причине. — В особенности, могли ли Вы с большой вероятностью сделать какие-нибудь письменные заметки о пропавших полотенцах, вернувшись с вызова на пожар?

Мантуз обдумывал вопрос несколько мгновений:

— Теперь, когда Вы упомянули об этом, думаю да, мог. Но, чтобы убедиться, мне нужно проверить записи.

— Вы ведете учет пропавших полотенец? — недоверчиво спросила я.

— Слежу, чтобы оправдать издержки за счет покупки новых, — отвечал Мантуз. — Я должен отчитываться за каждый потраченный цент.

У меня было чувство, что он бы все равно следил, даже не входи это в его обязанности. Неудивительно, что Монк хотел быть пожарным. Мантуз был почти таким же дотошным, и я призадумалась о том, какой могла быть темная сторона Джо. Он был удивительно пунктуален, когда пришел забрать меня на свидание. Не пунктуальность ли является его темной стороной? Что произойдет, если я впервые опоздаю на встречу с ним?

Монк повернулся к Джо.

— Разве Спарки бегал по окрестностям, только когда бригада выезжала по вызову на пожар?

— Да, — ответил Джо.

— Почему Вы не привязывали его?

— Спарки всегда возвращался, — сказал Джо. — Я не хотел ограничивать его свободу.

— Когда он возвращался, — спрашивал Монк. — Чем от него пахло?

Джо, казалось, был сбит с толку этим вопросом. Я-то точно была. — Дерьмом! Не знаю, куда он лазал…

— Насколько мерзким был запах?

— Я сразу мыл его в ванне, как только он прибегал, не то Кэп устроил бы мне ад.

— Люблю чистую пожарную часть, — сказал Мантуз. — Чистота является внешним проявлением порядка!

— Аминь, брат! — воскликнул Монк, и хитро улыбнулся мне. Я уже видела раньше такую улыбку. Как правило, после нее кого-нибудь арестовывали и на долгое время отправляли в тюрьму. — Пойдем поговорим с мистером Дюмасом.

Я пошла за Монком через дорогу к дому Грегорио Дюмаса и постучала в дверь. Монк спрятался позади, прикрываясь мной, как щитом. Его руки защищали пах от возможной собачьей атаки. Очень галантно!

Грегорио открыл дверь. На нем был красный смокинг, пижамные брюки, и такое количество всевозможных аксессуаров, что он мог сравниться с мистером Ти, Сэмми Дэвисом младшим и Либераче. Знаю, ссылки на этих людей давно вышли из употребления, но где-то между окончанием школы и днем, когда я стала матерью, моя игла творческого кругозора застряла. Не хочу думать о том, насколько я отстала от современной американской поп-культуры. Это заставляет меня чувствовать, что я перешла в разряд матрон, и это страшно.

Но вернемся к Грегорио. Монк спросил его, на заднем ли дворе собака в данный момент, а если там, то не могли бы мы войти и поговорить с ним минутку.

Грегорио пригласил нас неохотно. Мы уселись на диване, а он в кресло напротив нас. Ему явно не понравилось, что мы заняли диван.

— Не могли бы мы быстрее закончить с вашими вопросами? Джеопарди идет, — попросил Грегорио.

— Это такая игра, где участникам дают ответы, а вопросы они сами должны придумать?

— Да, это она.

— Здорово! — воскликнул Монк. — Давайте поиграем?!

— Что Вы имеете в виду? — поразился Грегорио. — Вы хотите посмотреть со мной телевизор?

— Давайте играть в свою игру? Я дам Вам ответы, а Вы можете задать мне вопросы. Готовы? Вот ответ: Золото Родерика Турлока.

Грегорио вздрогнул, будто его ударили.

— Смелее, мистер Дюмас, — продолжил Монк. — Сделайте предположение.

Грегорио молчал, сильно потея под своим «помпадуром». Монк изобразил гудок паровоза.

— Время вышло. Вопрос был такой: Почему Вы рыли тоннель от Вашего дома к канализации, а от канализации к пожарной части? Было весело, не правда ли? А вот следующий ответ: Чтобы вытереть следы в пожарной части. Каков же будет вопрос?

Грегорио облизал губы и вытер пот со лба.

— Вы даже не пытаетесь, мистер Дюмас, — разочарованно проговорил Монк.

— Я пытаюсь, — сказал Грегорио. — Просто ответ не имеет никакого смысла.

— Я знаю! Я знаю! — крикнула я, подняв руку и с энтузиазмом размахивая ею.

Монк улыбнулся и указал на меня:

— Да, Натали. Какое будет Ваше предположение?

— Почему мистер Дюмас украл полотенца? — ответила я.

— Правильно! — подтвердил Монк. — Он рыл тоннель под пожарную часть в поисках золота, когда пожарные уезжали на вызовы. Но он боялся, что Спарки будет лаять и привлечет чье-нибудь ненужное внимание, пока он копает. Поэтому он попытался выманить пса из части пищащей резиновой игрушкой в виде хот-дога. Спарки она нравилась. На крыльце домика Летиции лежит такая же игрушка, как и в корзине Спарки.

Все разрозненные факты, все, что мы видели и слышали, вдруг встало на свои места. Это чувство было волнующим, и в какой-то момент я поняла, почему люди могут хотеть работать детективами.

— Спарки проникал сюда через тоннель в канализации, — сказала я. — Вот как он смог пробраться через забор и покрыть Летицию. Именно поэтому он постоянно возвращался в пожарную часть пахнущим так, будто был покрыт дерьмом. Это и было дерьмо.

Грегорио густо покрылся потом.

— Натали выигрывает этот раунд, мистер Дюмас, — объявил Монк. — Вы должны угадать вопрос на еще один ответ, чтобы остаться в игре. Вот и ответ: Пятнадцать лет тюремного заключения.

— Какого черты Вы тут несете? — завизжал Грегорио.

Монк покачал головой:

— Нет, сожалею, но правильный вопрос был такой: «Какую меру пресечения выберет суд по иску о совершении мошенничества и крайне жестокого обращения с животными?»

— Я отношусь к Летиции по-королевски, — возразил Грегорио.

— Но Вы убили Спарки, — сказала я.

— Здесь вы ошибаетесь, — изрек Грегорио. — Да, я сделал подкоп в поисках золота Турлока, и я был в пожарной части в пятницу вечером, но я не убивал Спарки.

— Убедите нас, — сказала я.

— Правда в том, что Летиция уже не та, что была раньше, ее расцвет давно миновал. В последний раз она победила на выставке два года назад, потому что я потратил двадцать две тысячи долларов на экстремальный макияж.

— Ей сделали пластическую операцию? — спросил Монк.

— Этим я купил еще один год на собачьих выставках, — рассказывал Грегорио. — Но у судей острые глаза, и никакая косметическая хирургия не помешает неизбежному увяданию красоты. Мы жили на золотые монеты, которые я откапывал под пожарной частью. Мой план был прост: когда монеты закончатся, жить за счет урегулирования моего иска к пожарному департаменту.

— Мошеннического иска! — возмутилась я. — Вы использовали Летицию, чтобы она задержала Спарки, пока Вы охотились за золотом.

— Расскажите нам, что на самом деле произошло в пожарной части в пятницу вечером, мистер Дюмас — попросил Монк.

Грегорио тяжело вздохнул.

— Все началось как обычно. Вскоре после того, как пожарные машины уехали, я тоннелем прошел в подвал части. Обычно я слышал лай Спарки. Но когда пришел в подвал в этот раз, было тихо. Я взял два полотенца, чтобы вытереть ноги и пошел наверх осмотреться. Вот тогда-то я и увидел лежащего Спарки и уходящего пожарного.

Я фыркнула с отвращением:

— Вы по-прежнему придерживаетесь своей версии с пожарным? Это смехотворно! Почему бы Вам не рассказать правду до конца и не признать, что это сделали Вы?

— Потому что я говорю правду, — прокричал Грегорио, на его глаза навернулись слезы. — Я не мог убить Спарки!

— Это почему? — спросила я с таким сарказмом и отвращением, которые только смогла вложить в эти два слова.

— Я разбил бы сердце Летиции. — Он вытер слезу со щеки. — И свое тоже. Я любил этого проклятого пса.

Монк покачал головой из стороны в сторону и пожал плечами. — Да, это имеет смысл.

Он резко поднялся с дивана и вышел за дверь, не попрощавшись. Мне пришлось поторопиться, догоняя его на улице.

— Вы не собираетесь добить его? — удивилась я.

— Я уже сделал это, — ответил Монк, направляясь к Эксельсиору.

— За кражу полотенец и попытку подать мошеннический иск в суд. Но как быть с убийством Спарки?

— Он не убивал Спарки, — сказал Монк.

— Тогда кто?

— Это же очевидно! — произнес Монк. — Лукас Брин.