Мистер Монк идет в пожарную часть

21. Мистер Монк и Мармадюк

Монк выпил еще две бутылки Сьерра-Спрингс и захватил четыре в постель, захлопнув за собой дверь.

Утром я нашла его спящим в одежде поверх одеяла лицом вниз. На полу валялись пустые бутылки из-под воды. Я тихо собрала тару и выскользнула из комнаты, не разбудив его.

Сегодня у меня очередное утро развоза Джули и ее друзей в школу, и, должна признаться, я очень беспокоилась, что Монк останется дома один. Я не волновалась, что он наложит на себя руки или причинит тяжкий вред, но боялась предположить, что он сделает с моим домом, если оставить его без присмотра. Обнаружу я свои шкафы переустроенными по возвращении? Разложит он мою одежду по размеру, форме и цвету?

Я помышляла разбудить его, но представив Монка во внедорожнике, полном шумных девочек, передумала. Вчера для него был кошмарный день, да и для меня тоже.

Я решила рискнуть и оставить его в покое. Поторопила Джули с завтраком, набросала Монку записку, где нахожусь, и поспешила собрать других детей, чтобы отвезти их в школу.

Монк так и спал, когда я вернулась сорока пятью минутами позже. Это принесло мне облегчение, но одновременно и обеспокоило. Не в его привычке спать так долго, по крайней мере, пока он живет с нами. Я раздумывала, позвонить ли доктору Крогеру, когда Монк, наконец, проснулся около девяти часов. Вид у него был, словно всю ночь пропьянствовал в баре: одежда помята, волосы взлохмачены, а лицо небрито.

Никогда не видела его таким несвежим, таким человечным. Это выглядело довольно подкупающе.

— Доброе утро, мистер Монк, — проворковала я так весело, насколько смогла.

Он ответил на мое приветствие кивком головы и босиком поплелся в ванную комнату. Он до полудня заперся там, потом вышел в чистой одежде, выглядя аккуратно, как в лучшие свои дни. Но вместо того, чтобы пойти на кухню завтракать, он вернулся в свою комнату тихо страдать похмельем от чистой воды.

Я не знала, чем заняться, поэтому решила не откладывать домашние мелочи вроде оплаты счетов и глажки белья. Во время работы старалась не думать о Лукасе Брине и о совершенных им убийствах. Заодно пыталась не думать о Пожарном Джо и опасениях по поводу сохранения наших зарождающихся отношений. Поэтому, разумеется, все мои мысли были заняты именно Лукасом Брином и Пожарным Джо.

Я не могла доказать виновность Брина, но смогла разобраться, что меня беспокоит в Джо. Все было очевидно, и я могу сейчас это ясно видеть, но тогда не получалось. Это как-будто ты находишься в середине отношений, хоть и ходила всего на два свидания. Ты слишком закутана в свои неуверенность, желания и ожидания, чтобы разглядеть явное прямо перед тобой.

Возможно, это похоже на состояние детектива посередине расследования. Ты под давлением необходимости раскрыть дело, засыпан таким огромным количеством фактов, что почти невозможно отчетливо увидеть картину целиком.

Я представляю, так часто случается у Стоттлмайера или Дишера. Видела, как много они вкладывают сил в следствие, и как тяжело им дается дознание.

У Монка же все наоборот. Расследование выглядит легким, а остальные аспекты жизни трудными. Мы постоянно отвлекаемся на простейшие для других людей вещи, дающиеся ему тяжело, и не замечаем усилия, вкладываемые им в анализ преступлений.

Раскрытие загадочных тайн так быстро и естественно ему удается, что нам остается лишь качать головой в изумлении и именовать его талант чудом. Мы не принимаем во внимание те психические и эмоциональные ресурсы, которые он затрачивает для осуществления «чуда».

В конце концов, мы говорим о человеке, неспособном выбрать себе место в кинотеатре, но который может перебрать тысячи возможных ключей для решения загадки. Это не может быть так просто, как кажется. Это очень трудная работа. И я уверена, что даже у Монка случаются моменты, когда он не улавливает очевидное для остальных, или, в его случае, что обычно бесспорно для него.

К кому он может обратиться, кто понял бы всю его тоску в любое время? Ни к кому. Потому что никто не похож на Эдриана Монка из тех, кого я знаю.

Тем не менее, я решила сделать все возможное для него. Я постучала в дверь.

— Войдите, — раздался его голос.

Открыв дверь, я обнаружила, что он сидит на краю кровати с книгой на коленях. Он улыбнулся и постучал пальцем по странице.

— Это бесценно, — сказал он.

Я села рядом и заглянула в название. Это была коллекция комиксов о Мармадюке, датском доге размером с лошадь, собранных в одну книгу.

В комиксе, на который смотрел Монк, Мармадюк возвращался в конуру с автомобильной покрышкой в пасти. Надпись гласила: Мармадюк любит гоняться за машинами.

— Это Мармадюк, — восторженно произнес Монк. — Он такой большой!

— Эта шутка никогда не надоест, — согласилась я.

Конечно, это была ложь. Не представляю, чтобы кроме Монка кто-то еще нашел забавным этот комикс. Но, по крайней мере, я теперь знала секрет восстановления после ночи, превращенной в попойку очищенной воды.

— Он такой озорной, — Монк перевернул страницу и показал картинку, где Мармадюк зовет хозяина на прогулку, таща того за ногу. Надпись гласила: Ветер всегда попутный, когда я гуляю с Мармадюком.

— Как Вы себя чувствуете?

— Превосходно, — неуверенно ответил Монк. Он снова перевернул страницу.

— Вы прищучите Лукаса Брина, мистер Монк. Я уверена.

— А что, если нет? — занервничал он. — Капитан Стоттлмайер может быть понижен в должности, а сердце Джули будет разбито.

— Они переживут, — попыталась успокоить я.

— А я нет, — всхлипнул Монк и перевернул лист: Мармадюк прыгнул в бассейн и выплеснул из него всю воду. Кто пригласил Мармадюка на нашу водную вечеринку?

Монк покачал головой и улыбнулся:

— Он огромен!

— Вы не можете раскрывать абсолютно все дела, мистер Монк. Вы слишком многого требуете от себя.

— Если я смогу найти человека, убившего мою жену, мне больше не придется вообще расследовать убийства, — сказал он. — Таким образом, пока этот день не наступил, я должен раскрывать их все.

— Я не понимаю.

— Таков порядок, Натали. Если я не смогу добиться справедливости для Эстер Стоваль, Спарки — пожарного пса и бездомного человека, как я могу надеяться на правосудие для Труди?

Это не имело для меня глубокого смысла, хотя и являлось самым печальным из того, что я когда-либо слышала.

— Зачем Вы взваливаете на себя столь тяжкое бремя, мистер Монк? Эти убийства не имеют ничего общего с Труди.

— Все в жизни связано. Так можно определить, какие вещи не совпадают.

Я покачала головой:

— Нет, я в это не верю. Вы правда думаете, что раскрыв некое магическое число преступлений, тем самым свершаете покаяние и Господь подскажет, кто убил Вашу жену?

Монк покачал головой:

— В этом нет ничего магического и духовного. Я еще не достаточно сведущ, чтобы выявить убийцу Труди. Если я раскрою достаточно дел, возможно, однажды и смогу найти виновного.

— Мистер Монк, — мягко произнесла я. — Вы и так лучший детектив из всех.

— Видимо, я недостаточно хорош. Потому что убийца Труди еще на свободе, как и Лукас Брин.

Монк перевернул еще одну страницу в книге.

— Этот чокнутый пес попадает в одну неприятность за другой, — Монк улыбнулся и указал на иллюстрацию.

Мармадюк загнал кошку на дерево, и ему удалось свалить высокую сосну к огромному разочарованию детей, несших к дереву молотки, гвозди и доски. Думаю, сегодня мы не будем строить домик на дереве.

— И делает это уверенно, — я похлопала его по плечу и вышла из комнаты.

Эдриан Монк, без сомнения, был самым сложным и, пожалуй, самым трагическим человеком из всех встречавшихся мне в жизни. Я пожелала, чтобы он смог отпустить часть вины, носимую в сердце.

Хотя кто бы говорил. Сколько ночей я провела, смотря в потолок и мучаясь, что Митч умер из-за меня. Люби я его сильнее, он бы не смог оставить нас. Он бы не оказался на другом краю света. Его бы не подбили в небе. Люби я его сильнее, Митч бы не нуждался в полетах; он бы не желал ничего кроме меня. Видимо, я любила его недостаточно, и это вынудило его уехать. И теперь он мертв.

Я знала, что глупо и нерационально винить себя в его смерти, но несмотря на это чувство вины оставалось до сих пор.

Разве мы с Монком сильно отличаемся друг от друга?

Но он был счастливее меня. Он знал, какие действия предпринять, чтобы снова правильно настроить свой узкий мир. У меня же ни малейшего понятия. Каким покаянием я могла оплатить восстановление порядка в моем мире?

Я пошла на кухню, выглянула в окно и увидела миссис Трофамнер, ухаживающую за своими розами. Их сильный аромат достигал моего дома. Я надеялась, что вечернее происшествие не отпугнуло ее от присмотра за Джули. Я сильно зависела от нее. Первый шаг, чтоб осчастливить соседку — оплата долга за вчерашние услуги.

Я возвращалась в гостиную, чтобы найти кошелек, а вместе с ним и деньги для миссис Трофамнер, когда Монк выскочил из своей комнаты с широкой улыбкой на лице, держа книгу открытой.

— Ему удалось это! — радостно возвестил он.

— Кому удалось и что?

— Мармадюку, — пояснил Монк, постучав по открытой странице с выкорчеванным деревом. — Он понял, как прищучить Лукаса Брина.

Стоттлмайер мрачно сидел в своем офисе. Книга Монка про Мармадюка лежала открытой перед ним на столе. Дишер стоял позади капитана, глядя через его плечо.

— Это разгадка дела, — сказал Монк.

Мы сидели в креслах перед столом капитана и ждали его реакции. Стоттлмайер посмотрел на комикс, затем на Монка.

— Ты, должно быть, шутишь, — не поверил он.

Монк ожидал не такой реакции. Но ему не следовало удивляться. Такая же реакция наблюдалась и у меня.

— Я согласен с капитаном. Не думаю, что собака могла так выкорчевать дерево, — ляпнул Дишер. — Даже размером с Мармадюка.

— Конечно, он мог бы, — возразил Монк.

— Не это меня волнует, — завелся Стоттлмайер.

— Но деревья такого размера имеют очень глубокие корни, — не унимался Рэнди. — Огромное дерево может упасть, только если в него врежется машина.

— Мармадюк полон неугомонной энергии, — не соглашался Монк. — А машина нет.

— Может, прекратите это? — рявкнул Стоттлмайер. — Не уверен, что ты понял всю серьезность ситуации, Монк. Сегодня утром я получил официальный выговор от начальства за произошедшее вчера. Меня обязали выступить перед административной комиссией и объяснить свои действия. Меня могут понизить.

— Они не посмеют, как только Вы арестуете Лукаса Брина, — уверенно заявил Монк.

— Ты имеешь в виду, когда я предъявлю ему комикс о Мармадюке, и он признается?

— В принципе, да, — сказал Монк, постукивая по книге. — Это неопровержимо связывает Лукаса Брина со всеми тремя убийствами.

— Честно говоря, Монк, я не понимаю, как, — усомнился капитан.

И Монк объяснил, поделился планом, родившимся у него во время чтения комикса, и способом его реализации. Я только улыбалась про себя и восхищалась таинственными путями работы его мозг. Я знала, что он был прав. У нас появилась единственная надежда на низвержение Брина.

Стоттлмайер помолчал минутку, обдумывая сказанное Монком.

— Если я снова попру на Брина и проиграю, они отберут мой значок, — вздохнул капитан. — Я должен быть уверен на сто процентов, что ты прав.

— Я прав, — уверил Монк.

Стоттлмайер поджал губы и кивнул:

— Хорошо, начинаем действовать.

Он поднялся со своего места и надел плащ.

— А как же я? — спросил Дишер. — Мне что делать?

— Оставайся здесь, Рэнди, и дождись результатов исследований, которые Монк предложил провести над бездомным и его пожитками, — сказал капитан.

— Я могу узнать сведения и по телефону, — произнес Дишер. — Я хочу поддержать Вас в деле, капитан!

— Знаю, что хочешь, — голос капитана потеплел. — Но если что-то пойдет не так, и моя карьера рухнет, не хочу, чтоб и тебя накрыло шрапнелью. Я готов поставить только один значок на Монка и Мармадюка, и этот значок — мой.

Рэнди понимающе кивнул. Стоттлмайер пожал его плечо, и мы вышли.

— Мармадюк, — пробормотал Стоттлмайер. — Это очень большой пес.

— Самый большой, — поправил его Монк.