Мистер Январь

Глава 5

Энди

Я лежу на спине, наполовину под капотом машины, с которой работаю сейчас, когда слышу звук каблуков, громко цокающих по бетону.

Похоже на дежавю. Тот же звук я услышал перед тем, как впервые увидеть ее. Мне было двадцать два, когда это сладкое тело появилось в мастерской, где я тогда работал. Остальное уже история, как говорится.

— Это слишком заманчиво, — слышу я. — Знаешь, думаю я смогу вытащить этот домкрат и выставить это все как несчастный случай, когда тебя раздавит насмерть.

Толкаюсь ногами и гусеницы выкатывают меня из-под тачки.

Я почти уверен, что она шутит, но никогда нельзя быть стопроцентно уверенным, когда дело касается разъяренных жен.

— Два визита за два дня. Ты наверстываешь упущенное? — говорю я, ловко вскакивая на ноги.

Ее глаза скользят по моему лицу к обнаженной груди, заляпанной машинным маслом.

— Я смотрю, ты все еще не научился носить одежду. — Тон ее полон невозмутимой дерзости, но глаза горят желанием. Я не могу сдержать ухмылку. — Или умойся, раз на то пошло. — Она закатывает глаза, но я не упускаю из виду легкий румянец, окрашивающий ее щеки, когда она замечает, что я вижу, как она рассматривает мое полуобнаженное тело.

Похоже я не один, кто вспоминает былые времена.

— Никакой сломанной машины в этот раз, принцесса? — я подмигиваю ей.

Она прищуривается, но ничего не говорит.

Именно раздолбанный хэтчбек привел ее тогда в мастерскую. И я часами трудился над старым куском хлама, только бы выиграть больше времени с его владелицей.

— Что? Никаких путешествий по волнам нашей памяти?

— Никаких «путешествий»!

Она проходит мимо капота машины, которой я сейчас занимаюсь, и задумчиво проводит пальчиком по глянцевой краске. Каким-то неведомым мне образом этот невинный жест заставляет мой член упереться мне в ширинку.

— Хотя… мне удалось немного заглянуть в твои последние два года… Вижу, ты был занят.

— Ты зарабатываешь на жизнь тем, что копаешься в жизнях других людей, Дилан. Хочешь, чтобы я поверил, что за мной ты не следила все это время? — ухмыляюсь я ей.

— Верь во что хочешь, Энди, но я ни разу о тебе ничего не узнавала.

Мое эго стонет, когда я вижу по ней, что она не врет. Она действительно ничего не узнавала обо мне. Старая Дилан вызнала бы все обо мне сразу. Новая Дилан меня беспокоит. Потому что тот факт, что ей ничего не было известно обо мне, до вчерашнего дня, говорит о серьезности ее намерения вычеркнуть меня из своей жизни навсегда. У меня даже мысль о жизни без нее вызывает физическую боль. А она, кажется, больше ничего такого не чувствует.

Похоже, единственное, что ей было известно обо мне за эти три года — это день моего освобождения. Только как она узнала? Моя служба по УДО ей об этом не говорила и номер свой она сменила в день, когда меня взяли. Я было обвинил в этом Джеффа, но тот поклялся, что выдал ей только мое нахождение вчера. Значит, об освобождении она знала заранее.

— Как ты узнала, что я вышел?

Она разворачивается ко мне лицом и, кажется, удивлена моим выбором вопроса. Уголок рта дергается, будто раздумывает, выдавать ли свой источник информации.

— Бруно, — в итоге выдает со смехом.

— Бруно?.. Надзиратель?

— Он был у меня в долгу, — и подмигивает мне.

Такого я не ожидал. Конечно, я в курсе, что у нее много источников информации, но чтоб настолько далеко…

— Ты точно за мной не шпионила все это время? — ухмыляюсь я ей.

— Не обольщайся, — отвечает она и, покачивая бедрами, направляется к «Корвету» 1969 года, припаркованному в углу. — У нас был уговор: он скажет мне только о дне, когда ты выйдешь. Больше ничего. И он сказал. О заседании по УДО, и, собственно, дне твоего освобождения.

Моя теоретически будущая бывшая во время объяснения медленно обходит автомобиль, а затем кивает на него и добавляет:

— Хорошенький.

Только бы не сказать ей, что он мой. А то вокруг много тяжелых предметов, а она все еще вспыльчивая штучка. Я, вроде как, готов сделать для этой женщины что угодно, но если можно избежать перекрашивания моей деточки, то надо этого избежать.

— Итаааак… Мастерская. — Переходит на другую тему Дилан. — И она твоя.

— А ты разве не заметила этого во время вчерашнего нападения? — вопросительно поднимаю бровь. — Там на вывеске написано «Вудман и Стоун».

Я беру ветошь со стола и вытираю руки от машинного масла. Она не отвечает, но возвращается ко мне походкой сексуальной бомбы. На ней облегающее белое платье, подчеркивающее каждый, мать ее, изгиб, о которых я не забывал ни на минуту своего заточения.

— В это время я была немножко в бешенстве.

— Я заметил. Ты до чертиков напугала мою секретаршу.

Она оглядывается на прозрачную стену, за которой видно стойка регистрации.

— Думаю, мне не стоит удивляться, что во всем этом замешана какая-то милая маленькая штучка, — она обводит рукой гараж.

— Бри, — подсказываю я. — Если не другие обстоятельства, подумал бы, что ты ревнуешь.

Дилан засмеялась:

— Мечтай!

Я не слышал смеха моей жены уже несколько лет, и на мгновение я стоял, шокированный чем-то таким обыденным из моей старой жизни. Меня поразило, как сильно я скучал по ней. И я могу сделать что угодно, лишь прикоснуться к ней сейчас, но, полагаю, она меня за это убьет гаечным ключом.

— Ты сделал то, что я просила? — Она смотрит на меня с надеждой, которая глубоко ранит меня.

Я отрицательно качаю головой, и на мгновение она разочарованно закрывает глаза.

Ненавижу себя за то, что дошло до такого между нами. Но мне нужно вернуть свою жену и мне нужно действовать умно. Начнем с того, что Дилан упряма и горда и просто так не сдастся, нужно ее чем-то соблазнить. Итак…

Той же тряпкой, что вытирал руки, начинаю вытирать машинное масло с живота. Демонстративно медленно вытираю. Взгляд Дилан снова скользит по моей груди. Я усмехаюсь, потому что ее нельзя винить за это. Ведь дрянной еде за решеткой я предпочитал тренировки. Сейчас я в лучшей форме в своей жизни. У меня ничего не было, кроме неограниченного времени, и я не терял ни минуты.

Дилан гневно выдыхает, когда понимает, что я опять поймал ее на разглядывании. Она убегает в противоположную сторону гаража и находит себе стул, проверяет его на чистоту и усаживается, скрестив руки на груди

— Не то, чтобы я жаловался на открывающийся вид, но зачем ты здесь, Дилан? — спрашиваю я и беру в руки дрель.

— Прекрати нести эту чушь, Энди! Ты знаешь почему.

Качаю головой от удовольствия:

— Ну, располагайся поудобнее, принцесса, если ты ждешь от меня подписи, ждать придется очень и очень долго.

— Я буду ждать здесь, — отвечает она дерзким тоном.

Я пожимаю плечами и возвращаюсь к работе над машиной. Не знаю, какую игру она затеяла, но, кажется, она не учитывает тот факт, что у меня было тридцать шесть месяцев, чтобы хорошенько попрактиковаться в терпении.

— Как хочешь, — пожимаю я плечами и возвращаюсь к работе.

Надо отдать должное, она продержалась в этом кресле чертовски долго — гораздо дольше, чем я ожидал. Она вставала всего два раза — оба раза, чтобы пописать, и почти не ела. Бри, которая, как мне кажется, искренне боится моей жены, принесла ей кофе и сэндвич; это было несколько часов назад — весь персонал уже давно разошелся по домам.

Кроме этого, она просто сидела и смотрела на меня, пока я работаю, как будто я реинкарнация самого дьявола. Единственный раз, когда она перестала пыхтеть и сверлить взглядом дольше десяти минут, это когда пришел Джефф. Ублюдок даже получил объятие и улыбку.

— Как думаешь, долго она будет там сидеть? — шепчет он мне приглушенным голосом.

— Передай отвертку. — Я указываю на инструмент позади него, и он протягивает его мне. Затягиваю винт, прежде чем взглянуть на своего партнера. — Не знаю, чувак, возможно, всю ночь, если она думает, что меня это раздражает.

— А тебя это раздражает? — Он ухмыляется мне.

— Не так сильно, как ты, — язвительно отвечаю я.

— Что ты собираешься с ней делать?

— Думаю, пусть сидит. — пожимаю я плечами.

— Становится холодно, у нее даже куртки нет.

Мы одновременно бросаем взгляд на мою упрямую жену. Та все еще сидит в кресле, с телефоном в руке, на ней только крошечное платье и туфли на каблуках.

— Не мои проблемы. Ее здесь никто не держит.

Я думал о том же самом около часа назад, но ни за что на свете не собираюсь уступать ей.

— Я пойду поищу ей что-нибудь.

— Ради бога, не вздумай создавать ей тут комфортные условия, — приходится мне шипеть на него.

Однако он игнорирует меня и отправляется на поиски чего-нибудь, что могло бы согреть и подбодрить мою жену, пока она меня мучает.

— Придурок, — бормочу я.

Моему так называемому лучшему другу это слишком нравится, если вы спросите меня. Я знаю, что он очень заботится о Дилан, но сейчас его заботливая чушь мне совсем не в кассу.

Он возвращается с одеялом, которое накидывает ей на плечи. И она улыбается ему так, словно он ее самый любимый человек на свете, меня передергивает.

— Иисус Христос, — бормочу я про себя. — Черт вас всех возьми.

Направляюсь через всю комнату к Дилан, и она бросает на меня самодовольный взгляд из своего уютного кокона победы. Джеффу повезло, что он исчез; у чувака мусор в голове, и я готов его оттуда вытряхнуть.

— Ты серьезно хочешь, чтобы я подписал эти чертовы бумаги? — Задаю ей вопрос.

Ее глаза расширяются, она трижды моргает, но ничего не произносит. Я застал ее врасплох. То, что нужно.

— Итак? — настаиваю я, и швыряю деталь от двигателя, что была у меня в руках, на скамейку позади нее, от неожиданности она вздрагивает, как от взрыва. Нужный мне эффект.

— Да, я хочу, чтобы ты их подписал.

— Хорошо, я подпишу.

Она расслабляется на глазах, испытывая, как я полагаю, облегчение. Что меня задевает, больше, чем я хотел бы.

— Но у меня одно условие, — добавляю я.

— Ясно… — Она встает с кресла, поправляет платье. — И что же это?

— Одна неделя, Дилан. Мне нужна от тебя одна неделя.

— Одна неделя… для чего? — спрашивает она, переводя взгляд с моего лица на точку вдалеке. Она нервничает — я слышу неуверенность в ее голосе.

— Одна неделя в качестве моей жены! — собственнически рычу я. — Я прошу у тебя семь дней на то, чтобы показать тебе, до чего ужасно тупая идея этот твой развод. Семь дней, чтобы ты влюбилась в меня снова.

Ее челюсть отвисает. Шокировано переводит взгляд от меня, на свои руки, и обратно.

— Прости, что? — она коротко трясет головой, будто сомневаясь, может это ей послышалось. — Думаешь, я смогу снова влюбиться в тебя за одну неделю??

Я протягиваю руку к ней, но она отходит, и моя рука безвольно опускается.

— В первый раз тебе потребовалось всего двадцать четыре часа, Дилан, но я стараюсь не проявлять дерзости по этому поводу.

Она невесело смеется:

— О, ты стараешься не проявлять дерзости?

Мне нравится то, что она не отрицает наше прошлое. Она может говорить, что все прошло, но я еще чувствую это между нами.

— Мы еще не закончили. Я знаю это, ты знаешь это, блядь, весь мир видит, что между нами еще не все кончено.

— Тогда весь мир слеп.

— Ты должна мне неделю, принцесса.

— Я тебе ничего не должна, — усмехается она.

— Ты бросила меня на целых три года, пока я гнил в тюрьме. Думаю, меньшее, что ты можешь сделать, это дать мне шанс. — Знаю, что предъявлять такое, это удар ниже пояса, но у меня больше ничего нет в арсенале.

— Напоминаю, что это ты бросил меня на три года. Самое меньшее, что ты можешь сделать, это подписать бумаги, — парирует Дилан.

Я осознанно делаю медленный шаг вперед. И оказываюсь настолько близко, что чувствую своими руками жар от ее рук. Нужно сделать что-нибудь прямо сейчас, что угодно, лишь задержать ее хоть чуть-чуть, иначе она сбежит отсюда быстрее пули.

— Дилан, — шепчу я, и тянусь рукой к ее лицу, нежно обхватываю ее щеку ладонью.

Она тянется ко мне и вздыхает. Тот факт, что она не отвергла меня сразу, вселяет в меня искру надежды.

— Нам хорошо вместе. Ты же помнишь, я знаю.

— Это было давно.

— Ничего не изменилось.

— Мы женаты пять лет и большую часть из них провели не вместе. — Она поднимает свои большие зеленые глаза на меня и пристально смотрит. — Все изменилось, Энди.

— Как бы не так, — рычу я, хватаю ее, притягиваю еще ближе и накрываю ее рот своим.

Я целую ее со всей страстью, что таится во мне. Целую как мужчина, который в жизни не пробовал ничего слаще, чем эта женщина. Ее руки скользят по моей шее, пальцы запутываются в волосах. Она целует меня с такой страстью, что я едва могу думать.

— Дилан, — вырывается мой стон, когда я хватаю ртом воздух, чтобы хоть немного вздохнуть.

Она дергается от звука моего голоса, как от удара. Руки соскальзывают с шеи на грудь, она упирается, пытается сдвинуться, дать понять, что все закончилось.

— Я не могу этого сделать этого, Эндрю. — Вырывается из моих объятий и выбегает на улицу.

— Дилан! — кричу я вдогонку, но понимаю, что облажался: я «Эндрю», не «Энди», значит дело — дрянь.

Голова моя кружится, и я присаживаюсь на скамейку, чтобы не упасть, ощущения паршивые. Моя жизнь меня покинула. Опять.

В отчаянье тру лицо руками. Только что было так хорошо, как давненько уже не было — и вот я опять в дерьме.

— Что ж, похоже, все прошло хорошо. — Я поднимаю голову и вижу, как Джефф прислоняется плечом к дверному косяку, из которого только что исчезла моя жена.

— Тебе больше нечем заняться, кроме как шпионить за мной?

— Не-а, не особо, — тянет он.

Я со злостью хватаю какую-то деталь со скамейки и швыряю ее об стену, что она с грохотом разбивается.

— Лучше?

— Не особо!

— Она вернется.

— Думаешь? — Я могу только огрызаться сейчас. — Ощущение, что с каждым шагом я делаю только хуже.

— Ну, ты попробовал — обделался. Ничего, бывает! Встань и попробуй снова, чувак.

Я невесело смеюсь. Рад, что Джефф всегда все скажет напрямую.

— Ты уверен в этом?

Он в ответ пожимает плечами:

— А какие у тебя еще есть варианты? Или ты готов подписать бумаги?

— Только через мой труп!

— Ну, тогда или ложись и помирай. Или собирай сопли и доведи дело до конца, черт возьми!