Энди
Дрю.
Она назвала меня Дрю.
Я не слышал этого имени дольше, чем хотелось бы признать, и меня потрясает до глубины души слышать, как оно слетает с ее сладких губ сейчас. Почти забыл о том, что она меня так называла. За последние два дня я получил от нее только упоминаний о моем заключении, но не сегодня. Сегодня я снова Дрю.
Откидываюсь назад к деревянному изголовью ее кровати и вздыхаю. Она снова спит как ребенок. Я не из тех парней, которые сидят и смотрят, как спит женщина, сочиняя любовные записки — это не я, но сейчас не могу оторвать от нее глаз.
Прошло слишком много времени с тех пор, как я засыпал и просыпался рядом с женой, но теперь, когда я здесь, с возможностью сделать именно это, я, кажется, хочу отложить все на свете еще на несколько минут.
Она вздыхает во сне:
— Дрю, — выдыхает она.
Я ухмыляюсь, вспоминая тот раз, когда впервые услышал это имя с ее пухлых губ…
Я слышу стук ног по твердому бетонному полу гаража.
— Извините, мы закрыты, — обращаюсь я к тому, кто только что вошел, через несколько часов после закрытия.
Звук прекращается. Я выкатываюсь из-под двигателя машины, и вид передо мной выбивает у меня дыхание. Она чертовски великолепна. Длинные рыжие волосы, большие зеленые глаза, маленькое фигуристое тело, самое сексуальное платье и каблуки, которые я когда-либо видел в своей жизни. Она улыбается, медленно осматривая мое полуголое тело с ног до головы.
— У меня проблемы с машиной… Я увидела, что у вас горит свет, и надеялась, что кто-нибудь сможет на неё взглянуть? — Она соблазнительно закусывает нижнюю губу зубами, и я чертовски хорошо знаю, что меня уже трахнули.
Она могла бы просто попросить меня помочь ей совершить убийство, а я бы спросил, где она хочет, чтобы я спрятал тело.
— Думаю, я смогу с этим помочь, — говорю я ей, вскакивая на ноги.
Хватаю тряпку и вытираю руки, а затем подхожу к ней и протягиваю руку. Я почти ожидаю, что она откажется от моей покрытой жиром ладони, но она этого не делает.
— Я Дилан, — говорит она, беря мою руку в свою.
— Эндрю, — говорю я ей.
— Приятно познакомиться, Дрю, — воркует она.
— Эндрю, — поправляю я ее с усмешкой.
Она усмехается мне в ответ:
— Прости, Дрю. — Она пожимает плечами. — Но теперь это навсегда застряло в моей памяти.
Я протягиваю руку и убираю с ее лица несколько рыжих волос. Сейчас она так же великолепна, как и тогда. Но она уже не так доверчива — возможно, многое уже никогда не будет прежним.
В своей жизни я совершил много достойных сожаления поступков, но потеря ее доверия занимает первое место в этом списке. Мы можем вернуться, я знаю, что можем. Мы все еще те же самые люди, но нужно время. Время, которого у меня нет.
Мне нужно заставить ее вспомнить Дрю, в которого она влюбилась, и надеяться, что этого будет достаточно, чтобы она рискнула.
Я просыпаюсь с зевотой и переворачиваюсь, чтобы проверить время.
7.05 утра.
Я уже целую вечность не спал больше пяти часов подряд, но прошлой ночью мне это удалось. Чувствую, что наконец-то вернулся домой.
Рядом со мной раздается легкий храп. Дилан все еще спит. Она наверняка выйдет из себя, когда поймет, что я здесь, так что я решил, что могу дать ей повод для серьезных претензий. Она лежит ко мне спиной, поэтому я поступаю так, как поступил бы любой хороший муж, и накрываю своим телом каждый сантиметр Дилан. Я буквально застонал от ощущения ее мягких изгибов на своем теле. Она такая теплая и знакомая. Она шевелится в моих объятиях, и я немного отодвигаюсь, когда она переворачивается ко мне лицом.
— Дрю. — Она сонно улыбается, когда ее глаза встречаются с моим лицом.
Сердце колотится о мою грудь.
— Доброе утро, принцесса, — шепчу я, ожидая, когда этот идеальный момент прервется.
Она сонно моргает, и я наблюдаю, как она приходит в себя и осознает, где она и кто здесь с ней.
— Энди! — кричит она. — Какого черта ты делаешь в моей постели?
Я хихикаю:
— Я же говорил тебе, что не буду спать на диване.
Она пытается отползти от меня, и я делаю все возможное, чтобы ей это не удалось.
— Расслабься, принцесса, ты заснула на кресле, и я уложил тебя в постель, а потом, видимо, заснул и я.
— Это ужасно удобно.
— Ты абсолютно права. — Я подмигиваю ей.
Я отпускаю ее, она переворачивается на спину и смотрит в потолок. Откидываю одеяла и не спеша иду к двери, на ходу стаскивая боксеры со стула.
— Боже, ты спал голым?
Я поворачиваюсь назад, чтобы она могла хорошо видеть:
— Всегда. Ты же знаешь.
Она разочарованно выдыхает и закрывает лицо рукой, чтобы прикрыть глаза. Я хихикаю, продолжая свой поход в ванную.
— Ты спал голым в тюрьме? — спрашивает она меня.
— Зависит от того, насколько симпатичным был мой сокамерник, — смеясь, отвечаю я.
— Я тебя ненавижу.
— На самом деле ты меня любишь, — дразню я ее.
Выхожу в уборную и натягиваю боксеры, пока она не решила, что хочет нанести реальный ущерб чему-то, кроме моего слуха. Сейчас она мечется по своей комнате и выкрикивает вереницу ругательств, которые сложно разобрать. Я тихо хихикаю. Старая, добрая Дилан.
Я успеваю сварить кофе до того, как она наконец находит меня. Протягиваю ей горячую чашку, когда она останавливается передо мной:
— Кофе? — Я протягиваю чашку, словно предлагая мир.
Она прищуривается, но берет чашку, не говоря ни слова. Рад видеть, что она не сильно изменилась с тех пор, как меня не было.
Дилан всегда была разъяренной стервой перед первым кофе за день, и это, очевидно, по-прежнему так — даже если бы я просил об этом в данном конкретном случае.
Она стонет в знак признательности:
— Может быть, ты и полный придурок, но кофе ты все равно готовишь как гений.
Я подмигиваю ей:
— Ты всегда говорила, что я хорош для двух вещей… кофе и секса…
— Не надо, — обрывает она меня предупреждающим взглядом. — Не начинай.
— Ой, да ладно, принцесса. — Я посмеиваюсь. — Разве ты не хочешь взять на пробу мой другой талант? Проверить, есть ли он у меня еще?
Она плюхается задницей на барный стул и смотрит на меня поверх чашки:
— Ну, если ты так предлагаешь, как я могу сказать нет?
— Сарказм, — отмечаю я.
— Ничто не проходит мимо тебя. — Она закатывает глаза.
Я делаю глоток кофе. Она права: я чертов гений.
— Я терпеливый человек, Дилан, я могу подождать.
— Ты будешь ждать, пока не умрешь, — бормочет она себе под нос.
Я ухмыляюсь ей. Мне нравится, когда она такая — огонь и дерзость.
— Я собираюсь на работу, — ворчит она, соскальзывая со стула, все еще глядя на меня смертельным взглядом.
Ну блин.
Восемь часов разлуки мне ни в малейшей степени не помогут. Я не продумал это. Она нужна мне со мной, а не на чертовой работе.
— Возьми выходной, — предлагаю я, следуя за ней.
Она усмехается:
— Вряд ли.
— Пожалуйста? — Я попробую другой такт.
Она останавливается как вкопанная и разворачивается ко мне лицом, тыкая пальцем мне в грудь.
— Слушай, наглый мошенник, я ни за что не останусь дома из-за тебя. Я люблю свою работу, а тебя я люблю гораздо меньше.
Я знаю, что ее слова должны ранить, и где-то в глубине души, вероятно, так и есть, но на поверхностном уровне все, что я могу сделать, это ухмыльнуться.
— Если ты хочешь сидеть здесь в трусах целый день, то, пожалуйста, будь моим гостем, а я собираюсь на работу.
Она снова разворачивается, ее растрепанные рыжие волосы хлестнули меня по лицу.
Дилан в спальне, и дверь за ней захлопнулась прежде, чем я успел даже моргнуть. Знакомый запах клубники, смешанной с кокосом, парализовал меня. Женщина может ненавидеть меня до глубины души, но, черт возьми, от нее так хорошо пахнет.
— Ты готовил?
— Конечно, я, бл, готовил, — рычу я из-под капота BMW, над которым работаю. — Это моя новая суперсила.
— И?
— Что?
Я вытираю пот со лба тыльной стороной руки и смотрю на него.
— Она была вся в твоем мясе или что? — Он подмигивает мне.
— Господи Иисусе, Стоунзи.
— Что? — спрашивает Джефф, изображая возмущение. — Я хочу знать, проехала ли она на мясном поезде до самого соусного городка.
Официально: мой лучший друг — недоумок.
— Ей понравилась еда, — твердо говорю я ему.
— А потом она несколько секунд пробовала твою салями? — спрашивает он с надеждой.
Клянусь, этот парень больше беспокоится о моей сексуальной жизни, чем я сам.
— Поговори о моей жене и моем члене еще раз в одном предложении и посмотри, что произойдет, — предупреждаю я его.
— Ладно, ладно… не будь таким обидчивым, Вуд. — Он смеется, занимаясь своими делами. — Боже.
Он молчит не более нескольких минут, прежде чем снова заводит:
— Так ты спал на диване, да?
— Я должен был это сделать.
— Ой, чувак, но ты не послушал?
Я наклоняюсь к двигателю и приподнимаю бровь:
— А ты как думаешь?
Он качает головой от удовольствия:
— Как все прошло?
— Никак, — говорю я.
— Ты храбрее меня, Вуд. Я до смерти люблю твою женщину, но, черт возьми, она меня пугает.
Она меня тоже пугает, но по причинам, о которых я не хочу думать, и которыми я определенно не хочу делиться с идиотом передо мной.
Я киваю головой в знак согласия:
— Я уже провел одну ночь и даже не близок к тому, чтобы разрушить ее стены.
— Эта женщина теперь чертов каменщик, — бормочет он про себя.
Я прислоняюсь бедром к гладкому автомобилю и оцениваю текущую ситуацию. Возможно, я кормил ее и спал в ее постели прошлой ночью, но это единственное, что я пока изменил в ее жизни. Еда и сосед по постели не смогут убедить ее, что нам следует оставаться в браке.
— Она просто будет продолжать жить своей жизнью и ждать меня, — думаю я вслух.
Он пожимает плечами.
— Что, черт возьми, мне делать?
Он снова пожимает плечами, затем берет гаечный ключ и приседает, чтобы заглянуть под машину, над которой работает.
— Я не знаю, но ты не вернешь свою жену, возясь с этим двигателем, братан, я тебе это точно говорю.
Он прав. Я знаю, что он чертовски прав.
— Мне нужна неделя отпуска, — говорю я ему, когда у меня появляется план.
Он даже не удосуживается оглянуться на меня.
— Ты уже весь первый год отлынивал, какая еще неделя? — он меня подстрекает.
Я сопротивляюсь желанию швырнуть в него деталь двигателя, которую держу, и вместо этого соглашаюсь сказать:
— Спасибо, чувак, я ценю это.