Содержание этой книги можно разделить на две главные части. Первая носит преимущественно описательный характер и касается путешествия, совершённого автором по ряду восточных стран с целью изучения образа жизни, обычаев и религий населяющих их народов. Статьи представлены в форме писем, которые были написаны в местах, где побывал автор.
Вторую часть можно было бы назвать философскими размышлениями о поездке. Автор в течение долгого времени занимал определённую позицию в вопросе международных взаимоотношений. Путешествие во всех отношениях подтвердило эту точку зрения. Понимая, что самой важной проблемой, стоящей перед нашей цивилизацией, являются взаимоотношения рас, автор надеется, что распространение его мыслей сможет сыграть некоторую роль в выработке более доброго и более христианского отношения к иностранным государствам и другим расам.
Дорогие друзья!
Хоть я и нахожусь сейчас примерно в четырёхстах милях от берега, мне всё ещё кажется, что я так и пребываю в трудах, столь велика сила привычки. Как же нелегко оторваться от привычной работы, особенно если ею занимаешься столько времени, сколько я работаю в Лос-Анджелесе. Странная штука привычка; человек, сделавшийся её рабом, уже несвободен, и большая часть общества подчиняется именно этим давно принятым и привычным вещам. Привычки представляют собой отпечатки повторяющихся мыслей и действий на эфирном теле. Единственный способ заставить эфирное тело реагировать заключается в многократном повторении. Нам приходится делать одно и то же снова и снова, пока это действие не станет автоматическим, а это значит, что мы сделали его оттиск на эфирном теле и привычка стала частью нас. Низшие компоненты эфирного тела не претерпевают никаких изменений и не портятся, а всегда остаются одинаковыми, пока отпечатки не будут стёрты многократным повторением какого-либо другого действия.
Различные привычки, которые вырабатываются у человека, и многие вещи, которые он считает необходимыми для счастья, это всего лишь результат нанесения соответствующих отпечатков на эфирное тело путём повторения действия до тех пор, пока оно автоматически не начнет требовать того, к чему привыкло.
Например, питьё кофе — это просто привычка; то же самое можно сказать и про курение. Вовсе не сам табак и не сам кофе вызывают желание продолжать это занятие; это ментальное впечатление, записанное в эфирах, привязывает индивидуума к его укоренившимся привычкам. А тогда, осознав, что мы способны создавать привычки, становящиеся частью нас самих, почему бы нам не сосредоточиваться на собственных действиях и не стараться избавляться от нежелательных мыслей и стремлений до того, как они станут привычками? Гораздо легче сломать веточку, чем выкорчёвывать огромное дерево, которое из неё вырастет.
Оккультное развитие происходит благодаря отпечаткам на эфирах, которые впоследствии создают основу для мистического раскрытия. Медитация, концентрация и ретроспекция оказывают воздействие на ту самую тонкую субстанцию, которая известна нам как субстанция привычки.
У человека есть множество надуманных пристрастий и ложных целей, которые стали для него реальными, потому что он встроил их в более тонкие тела своего организма. Эфирное тело составляет подлинную основу иллюзии и одновременно является ключом к реальности. Это тело впечатлений точно так же, как тело желаний, или астральное тело, является средством выражения человеком самого себя.
Точно так же, как физический шрам остаётся на физическом теле вследствие вытеснения эфира, так и привычки, прихоти и фантазии, которые человек стал считать постоянными, являют собой результат придания жизни ложного представления путём повторения его до тех пор, пока организм сам не начнёт воспроизводить это ложное представление и не отразит его на всё окружающее. Человек, которому причинили зло, продолжает твердить себе, что с ним обошлись слишком жестоко, и вскоре всё его естество объединяется в плаче; каждый орган его тела посыпает себя пеплом оскорблённости, его ум раздавлен осознанием несправедливости, пока он в конце концов полностью не отдаётся воображаемому образу, который он превратил в твёрдую массу с помощью собственного эфирного тела.
Привычки необходимы, если это хорошие привычки. Конструктивные привычки наполняют всё существо громадным желанием продвигаться вперёд, терпеливо преодолевая препятствия и сохраняя душевное равновесие, необходимое для достижения успеха. Надо стараться формировать в своих организмах хорошие привычки, изо дня в день повторно совершая добрые дела и принося пользу, пока они не станут частью нас самих до такой степени, что их нельзя будет искоренить.
Хорошие привычки являются лучшими друзьями человека; они продолжают защищать его, когда он и думать не думает о них. Если они у человека есть, он будет созидательно трудиться, сам того не сознавая, в силу привычки. С другой стороны, имея какую-нибудь дурную привычку, он, возможно, сумеет на некоторое время скрыть её, но она может проявиться и погубить его, когда он менее всего этого ожидает.
С наилучшими пожеланиями успехов в вырабатывании хороших привычек остаюсь преданный вам
М.П.Х.
Друзья мои!
Взглянув на безбрежный океан, простирающийся во всех направлениях до самого горизонта, я не могу не задать себе вопрос, откуда взялась вся эта вода. Мы направляемся на север, и становится холодней. Капитан слегка изменил курс, чтобы не попасть в шторм неподалёку от Иокогамы; а здесь, на нашей нынешней широте, океан выглядит совершенно спокойным. Это, безусловно, прекрасное зрелище.
Просматривая кое-какую литературу о Японии, я вспомнил часть японского обряда бракосочетания, который может показаться вам интересным. Всё, что связано с замужеством и свадьбой японской леди, устраивается без её участия, и она зачастую видит своего мужа только после брачной церемонии. Это можно рассматривать как ещё один пример обычаев, полностью противоположных нашим, так как у нас некоторые американские новобрачные почти не видят своих мужей после свадьбы. Японский джентльмен при выборе невесты полагается на мудрость своих друзей. Когда все приготовления закончены, невеста приезжает в дом своего будущего мужа в катафалке, одетая в белое. Этот цвет у японцев считается траурным. Всё это означает, что она умерла для отчего дома.
Японский способ выбора жены не лишён философских преимуществ. Когда какая-нибудь американская пара влюбляется друг в друга, оба они на какое-то время глупеют и не могут разобраться, чего хотят на самом деле. Японец же, вероятно, находит здравый смысл в том, чтобы предоставить какому-либо незаинтересованному лицу ведение поисков своей подруги жизни руководствуясь исключительно соображениям соответствия. В таком случае он учится любить её потом. Кто может сказать, какой метод лучше? Только не поймите меня так, будто я рекомендую отдавать предпочтение одному способу перед другим.
Несколько дней назад я купил немного японских денег, на которых, как некоторым из вас известно, изображены в высшей степени любопытные символы. Их банкноты украшает шестнадцатилепестковая хризантема, символ императорского дома Японии. На них помещены также портреты великих правителей и принцев.
В Японии сосуществуют две известные религии — буддизм и синтоизм. Синтоизм — это местная религия, а буддизм попал в Японию из Индии через Корею. Однако буддизм имеет большую силу, и вообще Японию принято считать самой развитой и передовой буддийской страной в мире. Японский буддизм отличается от индусского, хотя его основу составляют те же самые принципы. Вера этого замечательного маленького народа доказывает, что буддизм не умер.
Искренне ваш
М.П.Х.
Дорогие друзья!
Очень часто самый большой вред христианству причиняют не кто иной, как так называемые христиане. По мере удаления от наших берегов это понимаешь всё ясней и ясней. Повсюду заметна длань христианства; мы обнаруживаем, что последователи скромного Назорея не только ломают символ веры своего Основателя, но и слишком часто нарушают основные правила элементарной вежливости.
Христианские священники старой закалки считают опасным добывать сведения о религиях других наций. Они не понимают, что, отказываясь считаться с другими народами и рассматривать другие символы веры, они отказываются не от чего иного, как от ключей к разгадке собственных тайн.
История христианства являла собой длительную и кровопролитную борьбу; те, кому удалось сделать хоть что-нибудь, чтобы расширить, развить или модернизировать христианство, умерли на колесе. И даже в наши дни находится немало людей, охотно бы распявших неверующих на кресте. Поистине Христос может по-прежнему сказать, «Иерусалим, Иерусалим, как часто хотел я собрать детей твоих под свои крылья, а вы не захотели».
С тех пор, как умерли ученики, слепые вечно вели слепых. В глубине души люди знают, что ничего не понимают в тайнах своей религии, и всё же наотрез отказываются исследовать их, чтобы не узнать чего-нибудь иного, отличающегося от общепринятых норм.
Я не могу не сравнить эту точку зрения христиан с точкой зрения своего друга-буддиста, который рассуждает об Учителе Иисусе высочайшим слогом и обнаруживает удивительное знание нашей веры.
Однако в последние годы под влиянием времени и христианин мало-помалу учится, и даже появляется надежда на великое объединение, которое заставит признать братство человечества и Отцовство Бога.
Искренне ваш
М.П.Х.
Друзья мои!
Доказательство — вот одна из важнейших проблем, с которыми сталкивается изучающий оккультную философию. Предоставляя эти великие истины тем, кто никогда не соприкасался с ними, мы постоянно слышим в ответ: «докажите это». Люди западного мира настолько утвердились в своих убеждениях, что их почти невозможно свернуть с проторённых путей веры, в которой они закоснели.
Учителю необходимо прийти к пониманию бесполезности доводов. Он ни в коем случае не должен пытаться убедить кого бы то ни было. Приняв это за основу своей работы, компетентный и уравновешенный учитель избежит подобных затруднений. Невозможно проверить духовную истину в трёхмерном мире, в котором функционирует разум большинства людей. Если учитель попытается подтвердить абстракцию чем-то конкретным, он продемонстрирует тем самым, что сам не понимает тайну.
В восточных школах учитель (или гуру) высказывает утверждение. Его ученикам это утверждение может казаться абсурдным, но они обязаны хранить молчание и выслушать его с полным вниманием. Если бы кто-то заикнулся, что это звучит неправдоподобно, он покрыл бы себя несмываемым позором. Это не значит, что они обязаны верить, это значит, что они должны учиться думать самостоятельно. По окончании занятий все расходятся по своим пещерам на склоне горы, и каждый мысленно повторяет то, что сказал ему гуру. Он подтверждает или опровергает смысл слов учителя, призвав на помощь собственный разум. Обязанность доказывать лежит на ученике, а не на учителе.
Именно так обучают Великие. Всё сообщается ученику таким сложным образом, чтобы заставить его обдумывать всё самостоятельно, иначе он рискует быть обманутым. В результате учащиеся становятся великими мыслителями.
Тот же самый закон имеет силу и в западном мире. Если нас заставить мыслить самостоятельно, мы делаем успехи. Наша беда заключается в том, что мы признаём доказанное и отвергаем недоказанное, не пользуясь данной нам от Бога способностью мыслить. В нашей Библии содержится множество утверждений, которые никто никогда не пытается проверить, потому что нам было сказано, что мы должны принимать их на веру без всяких исследований.
Ваш покорный слуга
М.П.Х.
Это письмо написано в редкие минуты, когда мне не мешали. Несколько дней назад я прочёл на корабле лекцию о происхождении и раннем этапе развития буддизма и с тех пор почти не мог выкроить времени для себя. Я попросил стюарда установить для меня стол на штормовом мостике за вентилятором, но, так как это противоречит судовым правилам, мне приходится писать в жилых помещениях команды. Всё отдам за уединение и тишину!
Мне открывается великая истина: злоумышленники, наносящие нам наибольший вред — это вовсе не те, кто являются к нам и отнимают у нас наше золото и серебро; это те пустоголовые создания, которые посягают на наши мысли. Ум человека — это неприкосновенная территория, куда никто не имеет права вторгаться. В нём проживается его настоящая жизнь, ибо его мысли и есть его жизнь. Разве мы не можем воскликнуть вместе с древними: «Когда человек пребывает в медитации, он — Бог; кто осмелится побеспокоить Божество в его святилище?» Когда человек думает, он живёт, и, если вы уничтожите его мысль, вы его убьёте. Если бы это было правдой, на этом корабле произошло бы несколько убийств, потому что здесь невозможно думать.
Вначале я полагал, что смогу писать в своей каюте, но сам же превратил её в тёмную комнату, чтобы проявлять фотопленки, и каждый раз, входя в неё, я либо плюхаюсь на коробку с фотопластинками, либо начинаю умываться кислым проявителем. Я обнаруживаю фотобумагу у себя в карманах и негативы мокнущими в тазу. Великая жизнь, нечего сказать!
Сильно качает, и пишущая машинка всё время выскальзывает из-под пальцев. Я заметил, что сегодня утром стюард поднял закраины стола, поэтому мне кажется, что можно ожидать некоторого волнения. Эти закраины представляют собой «порожки», окантовывающие обеденный стол, чтобы тарелка с супом не съехала к вам на колени, если её подвигнет на это внезапный подъём правого борта.
Я рассчитываю сойти с парохода в Иокогаме и проехать через всю Японию на поезде, после чего перебраться в Корею и углубиться в Китай. Это путешествие займёт около трёх недель, и большую его часть, вероятно, придётся проделать под снегопадом. Этот маршрут приведёт меня к Великой Китайской стене и гробницам императоров Минской династии[2]. Осознать в какой-то степени масштабы Великой стены можно, вспомнив, что материалов, из которых она построена, хватило бы на сооружение стены высотой около 2-х метров и толщиной 90 см, опоясывающей целиком весь мир. Она была возведена для защиты от захватчиков. Наполеон так отозвался о Китае (возможно, его слова имели пророческий смысл): «Пусть себе спит, потому что, если он когда-нибудь проснётся, тогда да поможет миру бог!»
Трудности с моими попытками наверстать упущенное в работе из-за множества помех усугубило то, что целые сутки — двадцать четыре часа, бесследно исчезли. Мы только что пересекли 180-й меридиан. Вчера было воскресенье. Вечером мы легли спать и проспали обычное время, а когда проснулись утром, то обнаружили, что сегодня вторник! Если так будет продолжаться, мне никогда не удастся справиться с моими обязанностями.
Я слышу шаги. Вероятно, это кто-то идёт узнать, считаю ли я себя язычником. Когда мы изучаем жизнь и мысли, надежды и желания людей, не принадлежащих к нашей собственной нации, это, видимо, производит именно такое впечатление. Надеюсь, что скоро настанет такой день, когда все будут интересоваться своими ближними и братьями, живущими по ту сторону океана. Однако для этого потребуется время, и нам, пожалуй, стоит запастись терпением.
Искренне ваш
М.П.Х.
Дорогие друзья!
Кое-кто из тех, кто находится на борту нашего корабля — очаровательные люди. Когда представлялся удобный случай, я беседовал с ними и получал лишнее подтверждение старой аксиомы: во многих случаях физическая привлекательность мешает формированию идеалов.
Такие попутчики приятны, даже в некотором смысле интересны, но у них очень часто нет ни малейшего намёка на содержательность. Они живут легкомысленно, и только изящество манер и привлекательные черты выделяют их из толпы. Поистине их злейший враг — это их внешность, о которой они заботятся с такой любовью. Эти красивые мужчины и прекрасные женщины ничем не способствуют развитию цивилизации, потому что скользят по поверхности жизни. Они получают признание за ценность своего «лица» и лишаются скромной сферы своего влияния, когда их физическая привлекательность поблекнет.
На борту есть люди, которые никогда не пользовались таким расположением; они считают, что их обманным путём лишили их неотъемлемого права, потому что их лица некрасивы или их движения грубы. Эти люди, однако, гораздо чаще пользуются неизменным уважением и доверием. Человек должен чем-то выделиться; каждый сознаёт, что ему необходимо каким-то образом найти путь к сердцу мира. Когда внешние привлекательные качества потеряют силу, их место неизбежно должны занять истинные достоинства. Невзрачные люди должны прилагать усилия, чтобы нравиться, тогда как их более красивый брат и более миловидная сестра бездумно порхают, получая удовольствие.
Примечательно, что в Пантеоне[3] можно обнаружить очень мало красивых лиц. Неправильные черты лица дышат силой, а в глубине запавших глаз сияет слава, которая приходит только к тем, кто борется и побеждает. Это обитель гения. Он даёт приют воспоминаниям о героической борьбе против такого недостатка, как некрасивость, но те, кто обитают в нём, никогда не умрут.
Итак, в то время как члены этого общественного круга, живущие главным образом затем, чтобы производить впечатление друг на друга, считают путешествие дорогим способом убивать время и предаются пьяному разгулу почти до утра, те, на которых не лежит проклятие чрезмерного тщеславия, допоздна засиживаются за работой, выигрывают сражения и узнают, что настоящая утончённость идёт от духа, неувядающая красота — от души, и подлинное очарование — таинственная эманация — исходит от тех, кто предан высоким целям и искренним убеждениям.
Красота — это проклятие для тех, чьи сердца не столь же прекрасны; это силок для ловли простофиль и обмана глупцов. Единственное неисчезающее очарование приходит с борьбой и устремлённостью. Личное обаяние слишком часто поглощает душу, помещённую в клетку плоти. Тем не менее не принимать во внимание шарм и изящество нельзя, поскольку они являются естественным следствием медленного совершенствования человеческого сознания. Однако мы не должны позволять телу превосходить дух; чем изящней фигура и манеры, тем в большей степени они должны служить отражением растущего совершенства духа и ума.
Старшие Братья прекрасны духом, и по мере того как они набирают высоту в своих трудах, красота души сияет всё ярче и ярче, пока утончённость духа не затмит некрасивость тела. Их нетленная красота — это красота раскрывшегося сознания и пробуждённого духа. Те, кто обладают лишь видимостью личности, идут по жизни, глядя в зеркало тщеславия; они уходят через ту же самую дверь, через которую вошли, и их быстро забывают, тогда как те, другие, побуждаемые к борьбе отсутствием обаяния, обретают бессмертие как благодетели человечества.
Ваш покорный слуга
М.П.Х.
Дорогие друзья!
Рано утром показался берег Японии. Было ужасно холодно, дул сильный, пронизывающий ветер, но мы высыпали на палубу, чтобы увидеть величественный конус Фудзиямы, поднимающийся над морем. Эта чудесная гора выглядит точь-в-точь как её изображение на бесчисленных лакированных вещицах, которые Япония присылает в Америку. Она такая гладкая и симметричная, словно вылеплена вручную, и поднимается в небо на высоту 12 365 футов (3 769 м). Склоны горы Фудзи покрыты сползающими вниз языками снега, поблескивающего в первых лучах восходящего солнца. Таково было наше первое знакомство с Японией.
Когда наш корабль проплывал мимо действующего вулкана Михара на острове Осима, из его кратера поднимались огромные клубы дыма. Михара — один из более чем пятидесяти действующих вулканов, разбросанных по островам Японии. Этот архипелаг поистине представляет собой страну огня и лавы и без сомнения является высочайшим горным районом Лемурийского континента[4].
Когда мы входили в Иокогамский залив, нашему взору открылась изумительная панорама: природа во всём своём великолепии, синее море, в котором отражалось безоблачное небо, и маленький японский остров, неровными уступами поднимавшийся из океана. Это была картина, исполненная незабываемой красоты.
До этого времени мы не заметили никаких признаков разрушений, произведённых ужасным извержением вулкана, незадолго до этого потрясшим остров. На некотором расстоянии от нас начали появляться японские рыболовные суда с одним прямым парусом. Количество этих судёнышек всё увеличивалось и увеличивалось, пока не начало казаться, что их там целые тысячи, и это чудо, что наш пароход не рассёк несколько лодок надвое.
Наконец показался порт Иокогамы, и на общем фоне восточного города выделились несколько огромных зданий западной архитектуры. Вначале нам показалось, что разрушения совсем невелики, потому что перед нами тянулся до далёкого горизонта несомненно огромный город. Однако когда берег стал виден отчётливей, я направил бинокль на город и разглядел, что от зданий остались лишь стены, через пустые оконные проемы которых лился солнечный свет, а из нагромождений обуглившихся развалин торчали покоробившиеся балки. Но даже и тогда невозможно было оценить причинённый ущерб. Первым свидетельством землетрясения, попавшимся на нашем пути, стал разрушенный маяк, а чуть позднее мы проплыли мимо груды развороченного гранита, некогда бывшего надёжным фортификационным сооружением.
Мы подошли к пирсу, лавируя среди огромных куч искорёженного металла и бетона. Отсюда мы смогли лучше разглядеть масштаб разрушений. Каждая следующая вылазка на берег давала всё более полное представление о значительности бедствия. Пожалуй, со времени своей постройки эти города не переживали ничего подобного. Контраст всего увиденного вблизи с прекрасным зрелищем издалека, представшим взору в первый момент, оставляет в памяти впечатление, которое время не сможет изгладить.
Название города Иокогама происходит от двух слов — Ёко, что означает «боковая сторона, часть», и Хама, означающего «морской берег». Следовательно, в переводе его название звучит как «Часть морского берега». Как утверждает статистика, население города составляло 450 000 человек, из которых около 10 000 европейцы. Во время своих прогулок по городу я не видел ни одного здания, которое не было бы искорёжено, не наклонилось бы или не разрушилось. Руины тянутся на много миль. Я слышал, что человеческие жертвы в одной Иокогаме определяются в 100 000 человек.
Почти на каждом углу семьи, потерявшие близких, соорудили маленькие алтари, возложив на них цветы и куря фимиам в качестве приношений мёртвым, которые погибли в каждом отдельном квартале. Некоторые алтари представляют собой просто несколько воткнутых в грязь палочек, покрытых странными письменами. Вначале город был разрушен собственно землетрясением, затем пожаром и в довершение всего — наводнением. Мой провожатый потерял в этой катастрофе шестерых родственников; он показал мне реку, в которой сварились заживо сотни людей, искавших спасения от нестерпимого жара в воде.
В Токио на одной площади погибли тридцать тысяч человек. Они стояли так тесно друг к другу, что не смогли упасть, когда умерли; так и сгорели стоя, превратившись в обуглившуюся массу. Теперь эта масса выглядит как одна огромная куча пепла. Человечество не знает ничего подобного этому истреблению огнём.
Американцы не имеют ни малейшего представления о том, как сильно пострадал народ Японии за последние несколько недель. Тем, кто это видел, невозможно забыть, как японцы разбирали развалины в поисках тел своих любимых. Вы можете, если желаете, цепляться за расовые предрассудки, но, если бы вы хоть раз взглянули на этот убитый горем город, вы перестали бы думать о них как о другой нации; вы увидели бы в этих людях просто человеческих существ, пожалели бы их и оказали им помощь, независимо от их расовой принадлежности.
Ну и какими же мы их находим? Рыдающими и стенающими? Нет. Они принимают несчастье со свойственным Востоку стоическим отношением к невзгодам. Повсюду можно увидеть новые здания, поднимающиеся из руин старых.
Мы видели место, где погиб британский консул. Мы прошли мимо развалин американского и английского госпиталей. В другом месте нам показали груду коричневого камня, которая была зданием компании «Standard Oil». Напротив громоздились обломки крупной пароходной компании. Дальше виднелись развалины гостиницы, в которой нашли свой конец 25 европейцев.
Слова гида, казалось, сливались в какое-то бесконечное перечисление: «Здесь умерли триста человек, тут погибла тысяча человек, тысяча человек погибла вон там, здесь убило сто человек». Япония, без сомнения, пережила величайшую трагедию такого рода в истории мира. Она сравнима лишь с погружением в пучину Атлантиды. Зловоние, исходящее из руин, напоминает смрад над полем боя. Мы склонили головы и помолились, чтобы спящий огонь земли не просыпался и чтобы эта катастрофа больше никогда не повторилась.
Днями и ночами напролет замерзшие и голодные люди старались воскресить дух надежды. Некоторые обломки украшены флагами и материей для них, транспарантами из разноцветной ткани, исписанными бесконечными иероглифами, бумажными змеями и серпантином, потому что близился японский Новый год, и эти маленькие храбрые люди старались радоваться приближающему торжеству. Я надеюсь, что будущее никогда больше не принесёт ни одной нации такого горя, какое принёс Японии 1923 год.
Преданный вам
М.П.Х.
Дорогие друзья!
Проездив всё утро по окрестностям Иокогамы и насмотревшись на картины опустошения и развалины, производящие крайне тягостное впечатление, я направил автомобиль к маленькой деревушке Камакура, где Дайбуцу[5], установленный благочестивыми людьми в знак уважения к священному месту, сидит в вечной медитации, равнодушный к мельканию веков, в окружении деревьев и мемориальных досок. Сильнейшее землетрясение пощадило эту деревню; на узких улочках с тянущимися вдоль них маленькими бумажными домиками с бамбуковыми шестами и соломенными крышами почти нет следов катастрофы, разрушившей соседний город. То тут, то там приоткрываются раздвижные оконные рамы, в которых на мгновение появляются маленькие круглые лица с блестящими чёрными глазами, чтобы взглянуть на проносящиеся мимо машины, после чего рамы из вощёной бумаги и шёлка снова закрываются.
По всей Японии, за исключением крупных городов, улицы так узки, что автомобилям очень трудно следовать их бесконечным изгибам, не налетая на маленькие живописные домики, стоящие на обочине, и не разнося их вдребезги. Множество раз чудом избежав аварии, наш опытный шофёр остановился пред огромными воротами, ведущими в самый знаменитый буддийский храм Японии. Это массивные старинные ворота, выкрашенные в красный цвет, по обеим сторонам которых из маленьких ниш странные демоны злобно косятся на прохожих.
В Японии три огромных статуи Будды, самая большая из которых установлена в громадном храме в Наре. Она отлита из чёрной бронзы и имеет в высоту более 25 м. Много лет назад голова этого огромного Будды разрушилась, и её заменили новой. Однако эта статуя далеко не так прекрасна, как та, которую мы осматривали сегодня в Камакуре. Третье из крупнейших скульптурных изображений великого освободителя в Японии находится в Кобе и было создано сравнительно недавно набожным японским купцом. Эта фигура достигает почти 14 метров высоты.
Камакурский Будда — второе по величине изваяние в империи, высота которого немного больше 15 метров. Специалисты считают, что это самое художественное и реалистическое представление великого индийского освободителя, какое только можно найти во всём мире. Нигде на моём пути мне не встретилось ни одной статуи, которая по выразительности и симметрии могла бы сравниться с этой удивительной фигурой, сидящей, погрузившись в вечное созерцание, среди деревьев священного парка монастыря Котокуин[6]. Этот парк был разбит вдали от мира во имя Сострадательного. Огромные бронзовые листы, из которых состоит эта исполинская зеленовато-чёрная скульптура, были отлиты примерно в 1250 г. н. э. Листы соединены с такой фантастической тщательностью, что даже сейчас, по прошествии стольких веков, очень немногие швы разошлись настолько, чтобы их можно было заметить. Поговаривали, что огромная статуя была повреждена сентябрьским землетрясением 1923 г., но эти повреждения, если и существуют (в чём я сомневаюсь), незаметны для ненатренированного глаза.
Цветки лотоса, которые некогда стояли в больших бронзовых вазах у ног изваяния, разрушились или по крайней мере были сброшены со своих пьедесталов, да каменная кладка, на которой восседает Будда, треснула в двух-трёх местах от землетрясения. Ещё нам сказали, что фигура слегка наклонилась, но даже и это не видно невооруженным глазом. Голова с полузакрытыми глазами склонилась так спокойно и торжественно, как будто ничего не знает об ужасном катаклизме, обрушившемся на Японские острова.
Длина окружности, описывающей Будду из Камакуры, составляет почти 30 м. Большой палец руки имеет почти метр в длину, а каждый глаз — примерно 1,2 м. Гид сообщил нам, что расстояние между коленями сидящей со скрещёнными и поджатыми ногами статуи измеряется более чем десятью метрами.
Говорят, что глаза этого Будды сделаны из чистого золота, но они так прикрыты веками, что удостовериться в этом нет никакой возможности. Большое выпуклое украшение на лбу, инкрустированное драгоценными камнями, содержит свыше 13 килограммов чистого серебра. Его головной убор образуют около восьмисот маленьких завитков, которые, как гласит предание, изображают улиток, заползших на лысую голову медитирующего Будды, чтобы уберечь его от солнечного удара во время медитации. Скульптура в целом символизирует совершенное понимание того, кто глубоко погрузился в созерцание Бесконечности, для которого перестали существовать все вещи, кроме божественного осознания единства со Всевышним.
Существуют некоторые разногласия по поводу того, изображает ли эта статуя Великого Сиддхартху Гаутаму или Будду Амиду[7] (Владыку Просветлённой Любви), или Будду Осознания. Последние исследования, однако, показывают, что эти два персонажа так переплетаются, что, хотя фигуру обычно считают олицетворением Амиды, едва ли можно сомневаться, что обе эти личности растворяются в одном принципе.
Будда — это почётный титул, имеющий примерно тот же смысл, что и наши слова Христос или Спаситель. Его первоначальный перевод, насколько нам известно, звучал как раскрытый, или всевидящий, глаз. Будда — это тот, кто достиг единения с реальным и вечным, отказался от всего нереального и бренного и освободился от колеса рождения и смерти.
Огромная статуя из позеленевшей бронзы, безучастно сидящая под деревьями в Камакуре, олицетворяет идеал великой веры — веры, которая решила проблемы миллионов людей и признаётся самой широко известной доктриной из когда-либо существовавших в мире. Кроме того, она насчитывает больше приверженцев, чем любая другая мировая религия.
Буддизм очень стар, но наибольшего успеха достиг примерно в 600 г. до н. э., когда Сиддхартха Гаутама, двадцать девятый Будда, подарил миру свою удивительную синтетическую философию. Позднее, в руках выдающегося императора Индии Ашоки[8] (Константина буддизма), эта великая вера распространилась по всему свету, обращая, просвещая и возрождая расу за расой. Она пришла в Японию через Корею, и, согласно древнему мифу, первые миссионеры преодолели водное пространство, отделяющее Корею от Японии, пройдя по воде, а по прибытии в страну Ниппон[9] посадили там семена буддийской культуры.
Самая священная из всех, святыня в Камакуре находится под покровительством монастыря Котокуин, и у входа в него висит табличка, надпись на которой следовало бы прочитать каждому думающему человеку. В переводе она звучит так: «Чужестранец, кто бы ты ни был и каковы бы ни были твои убеждения, входя в это святилище, помни, что ты ступаешь по земле, освящённой многовековым поклонением. Это Храм Будды и врата к вечному, и входить сюда следует с благоговением».
Какая чудесная и добрая мысль и как прекрасно она выражена, не правда ли? Она никого не оскорбляет и оказывает уважение всем. Это благословенное место, и его атмосфера проникнута чувством благоговения; и, хотя многие его последователи, подобно последователям Христа, уже сошли с его пути, тем не менее эта земля во все грядущие века, да нет, даже до скончания времён, будет помнить великого Амидабуцу[10], которого, как полагают, изображает эта статуя. Это фактически отражение, или тень, великого Гаутамы и дух сострадающего Владыки Лотоса, который взирает из-под полуопущенных век на жестоких людей, проходящих у его ног и не находящих дороги к вечному. Он, как и Христос, мог бы сказать: «Я есть Путь». Это откровение, которое статуя преподносит тем, кто знает; для всего остального мира это огромная глыба бронзы, отлитая руками язычников. Сама по себе она безжизненна, её оживляет лишь воображение людей.
По мере удаления от этого места мы ощущаем, как душу охватывает глубокий покой, поскольку, сами того не сознавая, вобрали в себя частицу великого спокойствия, которое мы увидели отлитым в бронзе. Это очень трудно — представить себе духовное качество, отлитое в бронзе, но здесь, как нигде в мире, мы восприняли откровение Великого Освободителя и вопреки самим себе стали лучше благодаря тому, что увидели.
Ваш покорный слуга
М.П.Х.
Друзья мои!
В последнем письме я рассказал о своей поездке к Великому Будде в Камакуре, который сидит, скрестив руки и ноги и склонив голову, в вечной медитации.
Три огромных статуи Будды в Японии служат зримым свидетельством преклонения человека перед одним из его величайших старших Братьев, который живёт не умирая, в душах миллионов людей на протяжении уже более чем двадцати шести столетий, прошедших со времени его смерти.
Буддизм пришёл в страну цветущей вишни через Корею примерно в третьем веке после рождества Христова. Он быстро распространился и стал одной из самых влиятельных сил в империи. Буддизм — это религия, признающая единого Бога и проповедующая поклонение ему в лице его посланника среди людей — Будды Амиды. Синтоизм — другая религия Японии — представляет собой доктрину поклонения героям.
Великий Будда из Нары тоже представляет собой скульптуру, изготовленную из сваренных друг с другом литых бронзовых листов. Её швы не разошлись от времени. Нимб вокруг головы этой статуи почти полтора метра в диаметре, находится на высоте примерно 26,5 м от земли. Между расходящихся от её головы лучей сидят маленькие Будды, расположившись двумя большими кругами. Каждая из этих статуэток имеет высоту около 3 м.
Святыня в Наре находится ныне под защитой ордена буддийских монахов, которые ухаживают за ней с особым тщанием. На большинстве фотографий эта статуя производит отталкивающее впечатление, но в действительности у неё прекрасное и вдохновляющее лицо.
По обе стороны от неё размещены резные изображения богини Гуаньинь — символа милосердия; здесь же стоят две огромные фигуры Царей Небес, которые защищают Будду, сражая демонов, пытающихся нарушить священную тишину его медитации. Статуи Гуаньинь имеют высоту почти 8 м, но кажутся маленькими по сравнению с исполинской фигурой в центре.
К этой громадной статуе невозможно приблизиться без чувства благоговения и страха. В ней есть безмолвное величие, вызывающее ощущение присутствия незримой силы. Вами, вопреки вашей воле, овладевает осознание Плана; вы ощущаете силу безмолвия и величие медитации. Даже те, кто принадлежат к другим вероисповеданиям, не могут не прочувствовать эту силу и, застыв в глубоком уважении, стоят с непокрытыми головами перед Светом Азии, Львом Солнца, Путём Спасения.
Что дала людям их вера? Каждое утро они молятся перед алтарём, в то время как жрецы в жёлтых одеждах произносят нараспев священные сутры под аккомпанемент храмовых барабанов. Век за веком они приходили преклонить колени перед основателем своей веры, Амидабуцу, тем, кто достиг совершенства, стоящим с одной рукой, вдохновенно воздетой к Небесам, и другой, в безмолвном благословении опущенной к Земле. Какой из этого нужно извлечь урок? Что мы должны делать, чтобы достичь совершенства?
Так же, как мало кто смыслит в послании, принесённом нашим Христом, так и очень немногие буддисты понимают Путь и Закон. Они стоят на коленях (как и христиане) перед конкретным представлением Бога. И тем и другим ещё только предстоит узнать, что видимая вещь, будь то тело из плоти или из камня, является всего лишь символом Истины. У того, кто понимает этот символ, есть ключ ко всем тайнам.
Каждый из нас, в свою очередь, должен стать буддой, но очень немногие знают, с чего начать. Монотонно повторяющие молитвы жрецы потеряли эти ключи; богослужение, в котором участвуют массы, это всего лишь соблюдение обычая минувших веков. От древней веры не осталось ничего, кроме огромной фигуры, неподвижно сидящей в созерцании. Время приходит и уходит, нации появляются и гибнут, рушатся империи, а Будда непоколебим в осознании реальности. Именно так он преподаёт свою величественную истину, в которой так остро нуждается мир, и это и есть один из путей к вечному.
Человек мечется взад и вперёд в своей безумной погоне за бренными вещами; великая иллюзия есть колесо страдания, к которому он прикован цепями чувств. Управляемый чувствами, он послушен любому ветру, какой ни подует: то его сердце разбито потерей того, что, как он считает, принесло бы ему счастье, то он приходит в восторг и счастлив от какого-нибудь преходящего достижения.
Не таков Будда; среди грохота пушек и поступи армий он, возможно, и потрепанный борьбой, остаётся по-прежнему безразличным. Хотя горевший вокруг него храм превратился в кучу пепла, он так и остался сидеть в абсолютном спокойствии, глубоко погрузившись в осознание Нирваны. Это и есть его великий урок — истина, заключённая в вечном покое, и достижение её через полное самоотречение. Он получил всё, освободившись от желания. Он обрёл бессмертие, отказавшись от честолюбия. Он достиг жизни, умерев для всех бренных вещей.
В этом и заключается истина, заслоняемая бессмысленным перезвоном храмовых колоколов и бесконечным распеванием песен, смысл которых забыт. Это путь, которого достигают очень немногие, потому что достигается он через смерть — смерть собственного «я». На кладбище Будда обрёл то, что должно было символизировать беспредельную жизнь.
Сколько же ещё потребуется времени человеку, чтобы осознать, что он должен жить, как его Бог, а не преклоняться перед ним? Учитель Иисус сказал: «Я есть Путь». Будда говорил: «Путь достижения состояния будды — это Путь вечный». Один путь — это путь самоотречения, другой — путь любви и братства.
Кто-нибудь спросит: «Что дал буддизм Востоку?» Он мог бы поставить вопрос и так: «Что дало христианство Западу?» Ответ одинаков в обоих случаях: религия человека даёт ему только то, что он даёт себе сам; на большее она неспособна. Религия не спасает человека, человек должен спасать себя сам своим устремлением к совершенству и волей к добру.
Давайте научимся ждать, как ждёт Великий Некто, терпеливо и с надеждой, зная, что когда-нибудь циники поймут это. Время для Будды ничего не значит; он един с вечностью.
Преданный вам
М.П.Х.
Дорогие друзья!
Когда я стою перед какой-нибудь священной реликвией забытых дней, мне часто хочется, чтобы вы все были со мной, чтобы своими глазами увидеть её постепенно исчезающую красоту. С каждый днём чудесные резные работы и картины недавнего прошлого становятся менее отчётливыми и тускнеют. Сияющая красота быстро исчезает, словно проходящее время стирает её ветром и непогодой или неразумные человеческие создания сковыривают и портят её ради развлечения. Недалёк тот день, когда останутся только голые стены, лишённые того, что ныне их украшает. И у меня возникает трудноразрешимый вопрос: успеет ли человек разгадать их тайны, прежде чем они исчезнут?
Сегодня я собираюсь предложить вам надеть прогулочные костюмы, прихватить корзинку с завтраком и отправиться вместе со мной к Великой Китайской стене. Надеюсь, что вы сможете мысленным взором прочесть между строк то, что невозможно описать словами. Стена так велика, так грандиозна и так подавляет, что я невольно притих, ибо оказался лицом к лицу с произведением, создать которое по плечу разве что самим богам-созидателям.
Сев в поезд, петляющий в мыслимых и немыслимых направлениях по местности, похожей на наши предгорья, подпрыгивающий, извивающийся и переваливающийся на неровном полотне дороги, мы прибыли на конечную железнодорожную станцию маршрута, маленькую станцию у перевала Нанькоу. Здесь мы высыпали из душного поезда и нетерпеливо устремили взоры на вершины холмов, где там и сям можно было разглядеть Великую стену.
На станции нас поджидали ослы, которых вели в поводу, и паланкины, которые несли дикого вида монголы с длинными нечёсаными волосами и лицами, очень похожими на лица эскимосов. Стремясь обеспечить себе максимум комфорта, я нанял паланкин и могу честно сказать, что ещё никогда в жизни не испытывал больших неудобств. Я был нагружен фотоаппаратами и коробками с плёнкой, которые каждую минуту грозили попадать на землю, тогда как кули, сочтя свою ношу несколько более тяжёлой, чем обычно, крякали и ворчали, точь-в-точь как звери в зоопарке. Примерно в это время и оправдались мои худшие опасения и произошло первое очень важное событие. Основная жердь моего паланкина с отвратительным треском переломилась, и я со всеми своими фотокамерами и другим снаряжением вывалился на землю Небесной империи.
Этот инцидент стал одним из моих самых сильных впечатлений от Китая. Не желая рисковать собой, взгромоздив снаряжение на одного из ослов размером немногим более крупной собаки, я поспешил проделать остаток пути пешком. В должное время, споткнувшись положенное число раз, я добрался до подножия стены и начал наихудший из подъёмов, пытаясь совершить который я выдохся как никогда. Несмотря на все помехи, чинимые несколькими помощниками (так называемыми) из местных жителей, я добрался до места на вершине стены, дающего хороший обзор, и уселся там, чтобы отдышаться и поразмышлять.
Никакими словами невозможно передать величие открывающегося оттуда зрелища. Перед вами лежит каменная змея, кольца которой, образованные почти неразличимой каменной кладкой, обвили Китай, как Кобра Мудрости обвивает землю. Никогда ни до, ни после не создавалось ничего подобного. Великая Китайская стена являет собой самую неудачную затею человека, самую великолепную ошибку, когда-либо порождённую человеческим разумом. Вереница серых камней переваливает через холмы и горы и ныряет, как лента, в долины, в туманные глубины которых не может проникнуть взор. Её зубчатые стены, потрёпанные веками, но по-прежнему невероятно величественные, извиваются там и сям и наконец теряются за однообразным горизонтом, который только и ограничивает Небесную империю.
Хотя это произведение и не знает себе равных по выразительности, размерам или величию, оно тем не менее считается величайшей неудачей. С физической точки зрения это триумф, который можно видеть, но за её серыми камнями кроется трагедия. Великая стена погубила Китай вследствие своего воздействия на менталитет людей. Она довела эту блистательнейшую из цивилизаций до горя и смирения. Сокрушающие кольца этого похожего на дракона каменного барьера придавили к земле китайские университеты и утопили великолепную китайскую классику в жалкой нищете и безнадёжном невежестве.
Пурпурный город — это мечта прошлого; его храмы представляют собой слабое подобие того, чем они были; сейчас они снова начинают появляться в рощицах и лесистых долинах, где некогда возвышались их сияющие купола и фронтоны и где вдоль аллей, тянущихся к святилищам, стояли на страже каменные святые. Храмовые колокола больше не звонят, потому что их языки сгнили и отвалились. Флейты из янтаря и нефритовые колокольчики валяются разбитые в полном забвении. На всей этой тайне лежит непроницаемая тень — пугающее нечто, тянущееся от гор до моря, безжизненная змея, которая раздавила живых, каменная Медуза, которая обращает всех остальных в камень — Великая Китайская стена.
Каменная кладка длиной тысячу пятьсот миль всё ещё стоит, а тысячемильный участок уже развалился, ибо император изрёк, что построит стену в одну десятую окружности земли. Это тысячи миль каменной кладки, каждая каменная глыба которой была обтесана и установлена на предназначенное ей место; в стене замурованы кости тысяч рабочих, которые умерли, возводя её. По её верхней части, ширина которой более 7,5 м, может пройти маршем армия. За этой защитной стеной, поднимающейся на высоту более 9 м, могла укрыться целая нация.
Стена строилась так: сначала были возведены многие сотни квадратных башен, а затем их соединили стенами. Работа по сооружению стены была начата примерно в 200 г. до н. э., а последний камень уложили на место около 680 г. н. э.
Миллионы людей погибли, защищая стену, потому что её возводила нация, не имевшая регулярной армии, и даже по сей день бесчисленные массы умирают, сдавливаемые её кольцами. Таковы факты, связанные с Великой стеной, а фантастическим рассказам потерян счёт. Войны и завоевания украсили её легендами и романтическим ореолом, и её история, затуманенная прошедшими веками, подернулась налётом сверхъестественного. Человеческий ум, подавленный её колоссальными размерами, перетащил богов с небес на землю, чтобы они оказали помощь в её сооружении. Чудесная история о том, как Великая стена обернулась обоюдоострым мечом и, размахнувшись, сразила собственных проектировщиков, представляет собой замечательную аллегорию, которую следовало бы знать всем.
Вначале китайцев подвигли на сооружение Великой стены несомненно благородное намерение и честное стремление защитить империю, но они не осознавали, что этот барьер будет удерживать не только врагов вне Китая, но и не выпустит китайцев из него. Китай хотел пребывать в одиночестве, жить, думать, трудиться и умирать по своим собственным канонам. Он никогда не встречал с распростёртыми объятиями иностранцев, прибывающих на его берега, а китайские астрологи давным-давно предрекли, что проникновение внешнего мира в пределы могучей стены приведёт к его гибели. А в результате Небесная империя перестала быть частью Востока.
Цивилизация и постепенный ход эволюции обеспечили другим нациям их место под солнцем. Но Китай на протяжении всех этих веков оставался недвижимым, самодовольным и эгоцентричным. Его философы превосходили философов из других стран, его мудрецы были мудрее всех остальных, поэтому он и был — во всей своей пышности и великолепии — законченным эгоистом, а теперь это нация прошлого. Многие и многие миллионы людей, которые могли бы править миром, копошатся в жалком невежестве, лишённые свободы духом исключительности. Это расплата за убеждённость в собственном превосходстве над остальными людьми.
Китай, однако, потихоньку пробуждается. Его молодёжь вышла за стену, чтобы узнать лежащий за её пределами мир, и не сегодня завтра Китай вернётся в тот мир, который он покинул, и станет великой державой во внутренних и международных делах.
Ваш покорный слуга
М.П.Х.
Ява, самая важная часть голландской Ост-Индии, представляет собой удивительный остров, кажущийся изумрудом, плавающим в залитом солнцем море. Это сравнительно небольшой остров, чуть более 905 км в длину и где-то 200 км в ширину в самой широкой своей части. По большей же части его ширина колеблется в пределах всего лишь 80-120 км. Несмотря на такую малую площадь, население Явы составляет примерно сорок миллионов человек при средней плотности населения семьсот человек на квадратную милю, что делает её самой густонаселённой страной в мире.
На Яве находится, вероятно, самое впечатляющее религиозное сооружение в мире. Внешний мир практически ничего не знает о нём, и оно уже много веков погребено под вулканическим пеплом и растительностью джунглей, давая приют змеям, сорнякам и диким животным. Эти удивительные развалины высятся почти в самом центре острова, в трёхстах милях от Батавии. Это место находится южнее экватора, и непременными атрибутами путешествия к нему в это время года являются невообразимая жара и пылища. Мы проделали многомильный путь по джунглям и рисовым полям, устроенным в виде террас и орошаемым каким-то не известным западному миру способом. Огромные буйволы с длинными рогами, покрытые блестящей серой шерстью, неспешно переставляли ноги, таща громыхающие местные повозки, или тянули за собой грубые деревянные плуги в месиве рисовых полей. Это было потрясающее зрелище, и над всем этим пылало экваториальное солнце, иссушающее до самого нутра и в считанные часы лишающее сил и изнуряющее до последней степени.
Мы прибыли в Джакарту и нашли себе пристанище на ночь. Весь вечер туземцы развлекали нас музыкой и плясками и представлением своего театра теней, разыгрываемым за экраном из белой материи маленькими марионетками, вырезанными из буйволовой кожи. Утром мы наняли автомобили незапамятного года выпуска и сомнительной надёжности с водителями — местными парнями, которые совершенно очаровательно обхватывали педали пальцами своих босых ног; так мы помчались по сельской местности. Шоколадного цвета дети, цыплята и вездесущие местные собаки бросались врассыпную с дороги при нашем приближении, о котором оповещал рёв клаксонов и фырчанье моторов.
Через некоторое время мы въехали в деревушку, окружённую вулканами; одни были действующими, другие потухшими; справа от нас возвышался конус Мирарпы. Вершину этого вулкана скрывали облака белого пара, поднимающегося от лавы, которая стекала вниз по склонам его конуса. Это чудесное и захватывающее зрелище. Мы продолжили путь, и джунгли снова обступили нас со всех сторон; после короткого мелкого дождика опять засияло солнце, заставив деревья и папоротники искриться как от утренней росы. По обеим сторонам дороги тянулись бесчисленные туземные деревушки и промелькнули один-два большущих мендота, или надгробных памятника, — остатки древней буддийской культуры на Яве. Эти мендоты имеют вид высоких башен и обычно стоят на могилах великих буддийских учителей, хотя некоторые из них отмечают священные места.
Наконец, миновав поворот дороги, мы увидели на вершине невысокого холма громадную тень Боро Будура, одного из величайших памятников буддизма. Этот древний образчик искусства строителей часто называли душой Явы. Мы остановились у маленького отеля неподалёку и, выйдя из машины, застыли на некоторое время, завороженные открывшимся нам зрелищем.
Это сооружение занимает собой участок площадью примерно 5 га, уступая в размерах только Великой пирамиде. Боро Будур выглядит как лес украшенных плюмажами пагод, или, как их называют на Востоке, дагоб[11], а на самой его вершине в центре стоит одна круглая башня, увенчанная стержнем, возвышающимся над всем, что его окружает. Основание этого сооружения имеет 634 м в окружности, а его высота составляет более 47 м. В нишах его стен и в огромных святилищах в форме колокола в трёх верхних ярусах помешаются сотни статуй Будды в натуральную величину.
Ашока, великий индусский император, разделил прах Будды на 80 000 частей, которые были запечатаны в урнах, а буддийские миссионеры брали эти урны с собой во все уголки земли, куда бы они ни направлялись, чтобы основать поселения. Найдя подходящее место, они зарывали урну в землю и строили над ней большой надгробный памятник.
Этому памятнику они поклонялись как настоящей могиле Будды. Они называли эти мавзолеи дагобами, и именно таким сооружением является Боро Будур. Барельефы украшенных скульптурной работой галерей протяжённостью две с половиной мили повествуют обо всех воплощениях Будды, начиная с черепахи. В каждой фигуре чувствуется рука художника. Эта дагоба поднимается, как пирамида, семью ярусами и сооружена на естественном холме, составляющем её сердцевину. Этот холм покрыт плитами из лавовой горной породы, сцепленными, так сказать, собственными вырезами без всякого цементирующего вещества и не разваливающимися. На верхней площадке седьмого уступа стоит огромная башня в окружении семидесяти двух медитирующих Будд, защищённых решётчатыми каменными колоколами. Считается, что в этой центральной башне находится щепотка праха, но на самом деле там так ничего и не нашли.
Как полагают, Боро Будур строили примерно в 900 г. н. э., но строительство не было завершено. По-видимому, извержения соседних вулканов вынудили прекратить работу. Когда на Яве мусульманство заменило буддизм, древним буддийским памятникам предоставили разрушаться, и вплоть до нескольких последних лет не предпринималось никаких попыток восстановить их. К тому же Боро Будур очень сильно пострадал от вандализма, и многие его статуи лишились голов. Говорят, что первые его исследователи, желая прихватить с собой какую-нибудь реликвию, но считая статую слишком тяжёлой, находили компромиссное решение в том, чтобы отбить и увезти превосходно высеченную из камня голову.
Те, кто тщательно исследовали состояние этого сооружения, серьёзно обеспокоены тем, насколько быстро крошатся великолепные резные изображения. Каждый год происходят заметные изменения, и самое большее через несколько столетий многомильная замысловатая работа мастеров полностью исчезнет вследствие естественного разрушения горных пород. На изучение того изумительного здания можно было бы потратить многие годы, но, сделав фотографии, взобравшись наверх и побродив по галереям, олицетворяющим буддийские небеса и ад, я был вынужден попрощаться с Боро Будур.
В прошлом буддисты несомненно являли собой колоссальную силу в мире и в известном смысле, который мы с трудом себе представляем, формировали нашу более раннюю цивилизацию. Благородный восьмеричный путь достижения сохранён в мраморе и камне. X.Дж. Уэллс в своём «Очерке истории» проявил большую мудрость, назвав Будду Гаутаму и великого Ашоку двумя из шести благороднейших людей, которые когда-либо жили на свете.
С наилучшими пожеланиями всем вам ваш искренний друг
М.П.Х.
Любезные друзья!
Сегодня рано утром, сложив в машину продукты и прихватив с собой несколько бутылок газированной воды, видимо, единственного напитка, на который можно рассчитывать в Бирме, мы отправились в путь, по нашим подсчётам составлявший около пятидесяти миль. О результатах нашей поездки в глубь страны и пойдёт речь в этом письме.
Неподалёку от селения Пага (Пегу), что в нескольких милях от Рангуна, стоят две изумительнейших буддийских святыни. О них сравнительно мало известно, а посему они явно не избалованы вниманием туристов. Их обнаружили около тридцати лет назад представители британского правительства во время строительства железной дороги.
Одна из этих замечательных скульптурных групп называется Пагасским Колоссом. В том месте, где он находится, дорога делает резкий поворот, за которым вашему взору неожиданно открывается сидящая в нескольких сотнях метров впереди огромная фигура Великого Будды, полностью изолированная от мира и пребывающая в окружении лишь джунглей и густого подлеска. При более близком осмотре обнаруживаешь, что эта огромная скульптура, по сути, объединяет в себе четыре статуи, обращённые лицами в четыре стороны света. В центре группы стоит большой куб из кирпича. Каждую его сторону украшают восемь двухметровых фигур Гаутамы Будды, также сделанные из кирпича, который сначала покрыли штукатуркой, а затем покрасили какой-то местной краской. Не так давно одну из них разрушила молния, и теперь она покоится грудой кирпича у подножия собственного пьедестала.
Говорят, что эти погруженные в медитацию гиганты сидят здесь уже более шестисот лет. Что с ними было до их случайного и сравнительно недавнего открытия, история умалчивает. Массивные и вдохновенные, они равнодушно взирают на мир, сильно изменившийся с того времени, когда они были возведены руками верующих.
Бирманцы полагают, что на небесах не предусмотрено награды за восстановление старых святынь, тогда как строительство новой, напротив, считается большой заслугой. И выходит, что древние храмы, за исключением очень немногих мест, представляющих интерес для государства, постепенно ветшают, пока вокруг строятся новые дагобы, или башни. Однако одна сторона Колосса явно была заново покрашена в коричнево-белые тона, так что можно составить себе полное представление о его первоначальном виде. Многие части скульптуры ныне заросли травой, на их плечах повисли пучки высохших сорняков, а между огромными пальцами проросли мелкие кустики; под лучами палящего солнца на них образовались мириады трещин, а шедшие в течение веков дожди испещрили их множеством полос. Но, несмотря на все повреждения, они остаются в своём роде уникальными и вполне стоят усилий, затраченных на то, чтобы побывать у них в гостях.
Сделав несколько фотографий, мы отправились дальше по пыльной дороге, вдоль которой бесконечной чередой тянулись мелкие деревушки, откуда выбегали бесчисленные дворняги, словно давно ожидавшие случая нас облаять. Так мы добрались до второй святыни, отстоявшей от первой менее чем на три мили и построенной, по всей видимости, в то же время, что и Колосс. Эта скульптура, известная как «Полулежащий Пагасский Будда», представляет фигуру «просветлённого» длиной около 60 м, которая покоится на громадном по своим размерам ложе, украшенном драгоценными камнями. Стараниями британского правительства над статуей был установлен уродливый навес из оцинкованного железа, и, хотя мы, несомненно, должны быть чрезвычайно благодарны правительству за столь мудрые защитные мероприятия, архитектура этого сооружения чрезвычайно тягостна для глаза художника и души мечтателя.
«Полулежащий Будда» также сделан из кирпича и покрыт штукатуркой. Украшением изваяния служит его одеяние, поверхность которого покрыта золотой фольгой и измеряется сотнями квадратных футов. Подошвы ног, головной убор и ложе, на котором лежит Будда, выложены разноцветными кусочками стекла и полудрагоценными камнями. Каждую подошву фигуры украшает искусно выполненное из драгоценных камней изображение солнца; а в подушечку каждого пальца ног вделана витая раковина, и, кроме того, на статуе можно обнаружить множество других символов состояния Будды.
Сняв обувь и проявив тем самым свою учтивость, мы по ступенчатой лестнице взобрались на мизинец Будды и оказались на высоте 11 м от поверхности земли. Перебраться с одного пальца на другой можно было только с помощью всё той же лестницы. Открытые части тела Будды были закрашены белым, а на губах лежала нежная карминная тень.
Статуя находится на попечении одного старого буддиста, попросившего у нас несколько монет на содержание её в порядке. Мы с удовольствием дали ему эти монеты, ибо впечатление, полученное нами от этого удивительного зрелища, было поистине неоценимым. Пребывание в столь трудно находимом месте служит достаточным оправданием отсутствия какой-либо информации о «Полулежащем Будде» и его окружении, поскольку все туристы, отправляющиеся в поездку на Дальний Восток, всегда строго следуют проторёнными маршрутами. Объекты религиозного характера вызывают мало интереса у заурядного путешественника, который вскоре пресыщается удовольствиями от созерцания бесчисленных святынь и храмов, а интерес есть основа правильной оценки, ибо мы наслаждаемся только тем и признаём ценность только того, что нам интересно. Для одних — это нефрит и янтарь, а ещё обычная суета восточного базара, а для других — великие памятники забытой культуры.
На заходе солнца мы возвратились в Рангун и проходили мимо храма-пагоды Шведагон как раз в тот момент, когда он вспыхнул мириадами ослепительно мерцавших электрических огней — зрелище, поистине не имеющее себе равных.
Искренне ваш
М.П.Х.
Любезные друзья!
Среди прочих городов Рангун выделяется тем, что он является третьим по величине городом Индийской империи. Это вполне современный город с множеством всем нам знакомых административных зданий и суетой торговой жизни. Необычный контраст со всей этой суетящейся неразберихой и общей атмосферой современного промышленного центра составляют храмы и святилища, возносящие над городом свои позолоченные шпили.
Рангун — один из крупнейших религиозных центров мира. Некоторые почитают его как самый священный город буддизма, и мнение их не лишено основания, ибо именно здесь находится огромная золотая пагода высотой более 122 м со своей сверкающей, как пламя, остроконечной вершиной, господствующей над промышленным Рангуном, который раскинулся внизу, подобно распростёршемуся ниц нищенствующему монаху у подножия одного из величественнейших святилищ мира.
Пагода Шведагон считается крупнейшим святилищем Будды, восходящим к тем временам, когда великий Освободитель ходил по этой земле. В потайной комнате под огромным колоколообразным куполом из местного кирпича хранятся восемь волос с головы Великого Будды вместе с другими священными реликвиями трёх предыдущих Будд. Как мусульмане совершают паломничество в Мекку, так и сюда с тем же благоговением съезжаются буддисты со всего мира, и сюда же в виде щедрых пожертвований стекаются сокровища почти что из сорока стран.
Шведагон, или пагода Золотого Дракона, стоит на верху искусственной платформы высотой более 50 м. К платформе ведут несколько широких лестничных пролётов, поднявшись по которым попадаешь на мощёную квадратную площадку, где и стоит группа строений с пагодой. Сама платформа длиной 274 м и шириной 213 м вымощена гладкими, хорошо пригнанными друг к другу камнями. В её центре помещается круглая колоколообразная башня Шведагон, сияющей громадой вознёсшаяся в небо на высоту около 113 м. Пагода стоит на круглом основании, периметр которого составляет примерно 460 м.
Сама башня отличается крайней простотой архитектуры с немногими проявлениями пряничной орнаментики, часто встречающейся на Дальнем Востоке. Нижняя часть башни сплошь выложена золотыми пластинками толщиной 3,2 мм, а верхняя покрыта фольгой из чистого золота. Издали пагода производит впечатление сплошного столба золотого света, возносящего свой остроконечный шпиль в ясное небо Бирмы. На вершине огромного шпиля помещается похожий на зонтик алмазный золотой венец, инкрустированный драгоценными камнями, который называется Тай; к ободу венца подвешено множество серебряных колокольчиков, издающих тонкое позванивание. Солнечные лучи, преломляясь в драгоценных камнях этой пышной тиары, осыпают стоящих внизу восхищённых зрителей водопадом сверкающих искр, слепящих глаза блеском драгоценностей.
Вокруг огромного центрального святилища сгруппированы остальные строения, представляющие практически все известные архитектурные стили. Все эти тысяча пятьсот башен поменьше расположились наподобие предгорья, окружающего подножие возвышающейся в центре громадной горы. Скудость декора главной башни восполняется чрезмерной орнаментовкой меньших по размеру башен, собравшихся у её основания. Бесконечные резные украшения в восточном стиле, бесчисленные старинные вещицы, тысячи скульптурных изображений высотой от нескольких сантиметров до десяти метров теснятся здесь в божественном беспорядке, являя собой странный контраст с импозантной простотой центрального сооружения. Одни из них, явно старые, обветшали и разрушились, другие выглядят относительно новыми. То там, то здесь видны следы ремонта, а некоторые, наиболее ценные части обёрнуты какой-то тканью местного производства или закрыты тростником, чтобы не допустить их окончательного разрушения.
Большинство святилищ защищено железными решётками, дабы не допустить воровства со стороны тех, кто не проникся уважением к буддийской культуре, ибо почти все святилища невероятно богаты алмазами, рубинами и изумрудами. У многих буддийских статуй вместо глаз вставлены настоящие алмазы, а их одежда инкрустирована золотом и драгоценными камнями.
Платформа с её широкой мощёной дорожкой, кольцом охватывающей основание главной пагоды, практически постоянно заполнена толпами паломников и молящихся. Облачённые в жёлтые одежды буддийские монахи с бритыми головами и скипетрами из белого конского волоса бродят между святынями, а вокруг здания беспрестанно кружатся огромные стаи птиц.
Привычными обитателями этих мест стали куры, величаво расхаживающие между строениями или чистящие свои клювы о выступы каменной кладки. Там и сям можно увидеть то шелудивого пса, греющегося на солнышке, то козла, чешущего свою косматую шею о какую-нибудь древнюю пальму. Повсюду начинаешь замечать проявление присущей коренным жителям неопрятности. С большого расстояния вашему взору открываются лишь великолепие и пышность, тогда как при ближайшем рассмотрении обнаруживаются грязь и разрушение, что, конечно же, не входило в первоначальный план, но почти напрочь лишает посетителей благоговения.
Посетить Рангун и не подняться по истёртым и скользким от грязи ступеням значило бы допустить непростительную оплошность; но, столкнувшись с необходимостью подчиниться местным правилам, запрещающим кому бы то ни было подниматься на платформу, не сняв прежде обувь и носки, мы испытали некоторое замешательство. Воспоминания о сорока девяти тысячах местных болезней молнией проносились у нас в головах, когда мы тщетно выискивали мало-мальски безопасное местечко, чтобы ступить туда голой ногой, и пытались со всей возможной предосторожностью пробраться наверх по сплошному слою скользкой грязи. Коридоры с длинными пролётами ступеней, ведущие вверх к пагоде, для удобства путешественников были превращены в восточные базары, где можно купить дешёвые безделушки и фотографии на память о посещении храма. Сувениры, приобретённые под сенью огромного сооружения, наделены особым религиозным смыслом и ценятся чрезвычайно высоко.
Не только интересно, но и чрезвычайно забавно было наблюдать, как пожилые благовоспитанные американки с аристократическими манерами, годами ходившие на высоких каблуках, пытались вскарабкаться по сотням скользких каменных ступенек и, выбирая дорогу, осторожно пробирались между пагодами. И хотя все они имели невыразимо жалкий вид, но со свойственной женскому уму пытливостью горели страстным желанием увидеть всё, что стоило внимания. У нас на глазах происходила великая битва между утончённостью и пытливостью, победителем в которой обычно выходила пытливость.
Платформа, где стоит пагода, как правило, сплошь усеяна толпами больных туберкулёзом, оспой и проказой, прибывших в священный храм с надеждой на исцеление. Подобное зрелище, естественно, действует отнюдь не успокаивающе на брезгливого уроженца Запада, пытающегося осторожно продвигаться вперёд босиком среди всей этой разношёрстной публики.
Добравшись до вершины и взглянув на раскинувшуюся внизу огромную панораму позолоченных храмов и святилищ, мы понимаем, что перенесённые нами неудобства ничто в сравнении с открывшимся нам зрелищем. Великая пагода Шведагон — это поистине бриллиант в короне буддийской веры; мы стояли охваченные благоговейным страхом и подавленные чувством почтения и восхищения к тому великому человеку, чья жизнь послужила источником вдохновения для создания такого грандиозного монумента. Ослеплённые блеском и поражённые великолепием всего увиденного, но при этом несколько удручённые обилием навоза и грязи, умалявших величие веры, мы почувствовали непреодолимое желание уединиться в каком-нибудь укромном уголке, где мы смогли бы помечтать и поразмышлять об этом чудесном творении человеческого гения.
Я даже ущипнул себя, желая удостовериться, что всё это я видел в действительности, а не во сне; что огромный храм из золота, блестящий и сверкающий на солнце — это реальность и что громадные белые львы — это сторожа у ворот материального храма, а не обитатели порога миража.
Искренне ваш
М.П.Х.
Дорогие друзья!
Странствуя по дальним странам, путешественник видит множество разных вещей; одни его удивляют, другие забавляют. Но только иногда он встречает то, что поражает его достаточно глубоко, чтобы оставить в душе неизгладимый отпечаток.
Яркие безделушки быстро надоедают. Купола и минареты с их мишурной отделкой только утомляют душу, ибо они подобны сотням других, увиденных ранее, и множеству тех, что ещё предстоит увидеть. Вскоре путешествие становится однообразным. День за днём мы посещаем храмы, гробницы и дворцы, выслушивая доказательства превосходства какого-то одного из ему подобных, пока осмотр достопримечательностей не начинает вызывать только скуку.
В иллюстрированных альбомах-путеводителях камера благоразумно утаивает мерзость окружающей обстановки и ничего не сообщает о пыли, грязи и неудобствах, столь часто лишающих удовольствия от созерцания памятников старины. Путешествие в большинстве случаев превращается в вереницу разочарований. Сказочные замки, сооружённые во время уютного сидения у камелька, рушатся один за другим, а на их месте мы лицезреем реальность, в которой гораздо больше грязи и убожества, чем блеска и величия.
Внутреннему взору открываются только прекрасные картины: мрамор всегда сияет белизной, газоны в идеальном порядке, а из каждого угла сияют драгоценные камни и золото. Но как не похожа на всё это реальность! Мрамор потрескался и крошится, золото и медь потеряли блеск и позеленели, газоны заросли сорняками, а вместо драгоценных камней зияют чёрные дыры. Вот и выходит, что путешествие — это не только великое образование, но и великое разочарование.
Существует, однако, такое место, которое никогда вас не разочарует, место, где реальность превосходит любую грёзу, ибо есть предел и грёзам. Никакое видение, созданное тонкой субстанцией воображения, не сможет и наполовину оказаться столь прекрасным, как эта сияющая тайна, созданная мастерством человеческих рук.
С берегов величаво струящейся реки Джамны в древнем индийском городе Агре, из самого сердца ныне почившей Империи Великих Моголов взметнуло это таинственное чудо свои купола и минареты в ясную синеву тропического неба. Похожий на изящное кружево резной белый мрамор, выложенный тысячами полудрагоценных камней, в лучах послеполуденного солнца уже более не воспринимается как каменные пролеты, превращаясь в тончайшие нити сплетённой пауком паутины. Всё вместе это напоминает вызванное колдовскими чарами видение из арабских сказок «Тысячи и одной ночи», и когда смотришь на это чудесное сооружение, то невольно так и ждёшь, что оно вдруг исчезнет или же поднимется и поплывёт, как огромный, переливающийся всеми цветами радуги пузырь по тёмным водам реки. Оно кажется неким призрачным восточным раем, на мгновение возникшим посреди суеты современной цивилизации.
Таким предстаёт перед вами Тадж Махал, самое прекрасное здание, когда-либо возведённое человеческими руками, освящённое собственной красотой и достойное быть обителью богов. Это удивительное сооружение на протяжении уже многих веков являет собой олицетворение таких величайших тайн жизни, как любовь и смерть. Это высшая дань, отданная мужчиной женской любви, искренности и преданности, и величественный памятник одному из прекраснейших романов в истории человечества.
Шах-Джахан, внук Акбара, Великого Могола, и один из самых знаменитых в мусульманской империи зодчих Индии, родился в государстве из песчаника, а упокоился в империи из мрамора. Год за годом он неутомимо трудился, и благодаря неустанным усилиям камень за камнем возводилась империя на протяжении всех долгих лет его правления. Немало всякого было сказано о Шах-Джахане: одни называли его расточительным и своенравным, другие видели в нём человека чрезвычайно проницательного, чей благородный ум был расстроен годами скорби и меланхолии. Но, как бы то ни было, он подарил миру самое прекрасное сооружение в память о той, которую он почитал и любил больше самой жизни.
Хотя Шах-Джахан, как и благородные Моголы, бывшие его предками, имел много жён и наложниц, он тем не менее был однолюбом и отдал сердце своей единственной царице, своей первой любви, Мумтаз Махал, которую он называл Светом гарема. И можно не сомневаться, что она, хотя и дочь пророка, была истинной дочерью Ситы[12] и являла собой высочайший эталон лучших качеств индийской женщины.
Любимая народом как богиня за милосердие и отзывчивость и обожаемая мужем, семнадцать лет прожила Мумтаз Махал под неусыпным вниманием шаха, не отходившего от неё ни на шаг. Он советовался с ней во всех делах и ценил её суждения выше собственных. Говорят, что до самой её смерти между ними ни разу не возникло никаких размолвок. Она сопровождала его даже на поле сражения, когда на его царство напали завистливые родственники, стремившиеся сместить его с трона. И вот, когда шах был на поле битвы, Мумтаз Махал умерла во время родов. Царя уведомили об этом только после окончания сражения, поскольку его генералы знали, что это потрясение стоило бы ему империи.
Когда Шах-Джахан узнал о смерти любимой, он чуть не умер от горя, и говорят, что после этого улыбка ни разу не появилась на его лице. Она была его жизнью, и после её ухода в его душе осталась пустота, которую уже ничто не смогло заполнить.
Шах-Джахан так и не сумел оправиться от столь тяжёлой утраты, и, хотя он пережил жену на тридцать пять лет, все эти годы он хранил её образ в своём сердце. Согласно её последней воле, шах построил на берегу реки Джамны мавзолей, который носит её имя. Рассказывают, что он следил за тем, как каждый камень укладывали на место, и даже после того как строительство было закончено, он день за днём приходил к мавзолею, садился напротив и не отрываясь смотрел на четыре высоких минарета и сияющий белый купол усыпальницы, ибо там была похоронена не только та, которую он любил, там была погребена его душа.
Спустя немного времени у Великого Могола зародилась идея построить на противоположном берегу реки мавзолей для себя точно такой же формы и размера, как и мавзолей его ушедшей любви, с одной лишь разницей — его усыпальница должна была строиться из чёрного, а не белого мрамора. По его замыслу, оба мавзолея должен был соединить переброшенный через реку мост из серебра. Однако мечте Шах-Джахана так и не суждено было осуществиться.
Судьба жестоко обошлась с неутешным в своем горе султаном. Его выросшие рядом с ним сыновья пошли на него войной, и в конце концов один из них по имени Аурангзеб, известный в Индии как ниспровергающий богов и сжигающий книги, самый жестокий и ненавистный из всех императоров-моголов, сверг с престола своего отца и заточил Шах-Джахана в крохотную каморку в старом форте Агры, бывшую некогда частью женской половины во дворце Акбара, его деда.
Там Шах-Джахан, старый и больной душой и телом, провёл последние годы жизни, одинокий и всеми забытый. Почувствовав приближение смерти, он попросил своих стражников об одной последней милости — чтобы те вынесли его на маленький балкон, выходивший на протекавшую внизу Джамну.
Оттуда, из Жасминовой башни, он хотел ещё раз взглянуть на стоящий по ту сторону реки величественный белый мавзолей, уже давно хранивший тело его любимой. Там Шах-Джахан и умер, с последним вздохом произнеся имя той, чью смерть он оплакивал долгие годы.
Аурангзеб, сердце которого несколько смягчилось, похоронил отца в Тадж-Махале рядом с телом его жены. И когда сегодня какой-нибудь турист, испытывая чувство благоговения, которое он не в состоянии объяснить, входит в усыпальницу, молчаливый и притихший, он видит внизу мерцающий свет масляной лампы, горящей здесь день и ночь, и два огромных резных камня, под которыми в подземной крипте покоятся тела Шах-Джахана, Великого Могола, и Мумтаз Махал, Света его жизни.
Такова легенда, которую рассказывают местные жители. Насколько она правдива, никому не дано узнать, однако это грандиозное сооружение, потрясающее своей простотой, повергающее в благоговейный трепет своим величием, стоит как памятник одному из прекраснейших романов в стране, где вообще мало романов и не в ходу сентиментальность.
Искренне ваш друг
М.П.Х.
Любезные друзья!
Сидя на высокой веранде отеля «У пастуха» и наблюдая за шаркающими внизу пешеходами в фесках, вечно куда-то спешащими и, видимо, так никуда и не попадающими, я готов рассказать о поездке к Великой пирамиде, из которой я только что вернулся, до смерти уставший, но торжествующий.
Египет стал для туристов родным домом; они стекаются сюда из Средиземноморья в одно время года, с Востока — в другое, а с Запада — круглый год. Поэтому Египет вполне можно назвать страной-космополитом. Бесконечная вереница маленьких красных шапочек и общая деловая атмосфера убеждают вас, что город этот — владение мусульман.
Заглянув через перила, я увидел внизу какого-то вконец затравленного туриста, пытающегося вырваться из когтей трёх типов, косматых до звероподобия; один из них пытался продать бедолаге трость из шкуры носорога, второй — кашмирский ковёр, а третий — чётки, освящённые в Мекке. С трудом ему удалось унести ноги, но для этого он был вынужден подвергнуть содержимое своего бумажника серьёзному испытанию, не говоря уже о его терпении. В Египте всегда один сезон — в том смысле, что нет запрета на охоту на туристов. Здесь бытует мнение, что все туристы прибывают из Америки, а каждый американец считается богачом.
Однако сегодняшнее утро мы посвятим Великой пирамиде. До неё можно добраться на автомобиле или на трамвае. Мы выбираем автомобиль. Большинство машин в Египте европейского производства, причём все они явно перегружены медными деталями. Главное развлечение местных шофёров — давать гудки, что они и делают непрерывно, независимо от того, есть кто-нибудь на дороге или нет. Они, очевидно, находят огромное удовольствие в том, чтобы терзать и без того истрёпанные нервы тех из нас, кто пытается как-то примериться к сорока девяти разновидностям восточных неудобств.
Пирамиды мы увидели, ещё находясь от них на приличном расстоянии; и откуда на них ни посмотри, они заслоняют собой весь остальной пейзаж, возвышаясь из синей дымки подобно огромным треугольникам. Наша машина мчалась по дороге, ведущей к пирамидам, и, чем ближе мы к ним подъезжали, тем быстрее они обретали чёткую форму, и их огромность с каждым мгновением становилась всё более очевидной. Великая пирамида Хеопса стоит на песчаной дюне в нескольких сотнях ярдов от главной дороги, от которой ответвляется дорога поуже, доходящая почти до основания пирамиды.
Выйдя из машины, мы сразу же попадаем в окружение толпы превосходных египетских проводников, которых называют драгоманами. Это крупные смуглые люди свирепого вида, сражающиеся друг с другом за привилегию нас изувечить и обезобразить. Некоторые из них носят большие пластмассовые бляхи и пытаются на ломаном англо-туземном гибридном языке с примесью арабского, французского, итальянского и греческого убедить нас, что они надёжные, честные и достойные люди и дорого с нас не возьмут.
Они спрашивают достопочтенного господина и благородного чужестранца, не соизволит ли он сфотографироваться на верблюде и не выразит ли он милостивое желание иметь свою фотографию, изображающую его сидящим верхом на их самом прекрасном осле. Те, кто соглашаются покататься на верблюдах, в течение нескольких последующих дней могут обедать, только стоя у каминной доски, а те, кто садятся верхом на ослов, обнаруживают, что их ноги с обеих сторон волочатся по земле, после чего наиболее мудрые решают, что они с не меньшим успехом могут прогуляться и пешком.
А может, достопочтенный господин пожелает взобраться на пирамиду? Если да, то шесть его смиренных слуг всегда готовы ему в этом помочь. Достопочтенный господин меряет взглядом гигантские камни высотой не менее 134 м и, понаблюдав за тем, что приходится испытать другим «альпинистам», решает лучше остаться на «этой замечательной твёрдой земле». Так называемая помощь заключается в следующем: два проводника, поднявшиеся впереди достопочтенного господина, берут его за руки и тянут, два других проводника, идущие сзади, подпирают его, а оставшаяся пара осторожно переставляет его ноги на край камней высотой три-четыре фута. Чем больше я наблюдал за всем этим, тем больше радовался, что такой подъём не был обязательным.
В случае, если достопочтенный господин решал в этом деле пойти на компромисс, вознамерившись посетить покои внутри Великой пирамиды, и объявлял об этом во всеуслышание, тут же появлялись нужные проводники. Вид денег в Египте производит тот же эффект, что и потирание лампы Аладдина в Аравии. Заплатив положенные пятьдесят центов, составляющие установленную государством входную плату, я выбрал четырёх драгоманов, выглядевших более или мене по-человечески, и приступил к тому, что оказалось довольно трудным предприятием. Изначально существовавший вход в пирамиду труднодоступен для всякого, за исключением профессиональных альпинистов, поэтому в стене, прямо под ним, был сделан довольно широкий проём, который можно назвать входом для туристов. Чтобы добраться до этого импровизированного входа, надо было подняться по нескольким ступеням, высеченным в двух единственных сохранившихся облицовочных камнях.
Все проводники имели при себе свечи; причём среди них был один специально выбранный, который называл себя «владыкой освещения». Он нёс с собой куски магниевой проволоки длиной около 5 см, которые поджигал при входе в наиболее важные покои. Плата за каждую составляла двадцать пять центов, если же вы не покупали у него минимум четыре штуки, он всё равно заставлял вас за них заплатить. Кстати сказать, куски проволоки с каждым годом становятся всё короче, а аборигены всё цивилизованней.
Наконец мы достигли входа в наклонный коридор, ведущий вверх, в Усыпальницу Царицы. Для облегчения подъёма там предусмотрены ступени из металлических скоб, вделанных в камень наподобие вешалки для полотенец. Внутри коридора темно, холодно и сыро, но особенно неприятна постоянно ощущаемая гнетущая атмосфера. Проводники услужливо несут перед вами свечи, обеспечивая единственно возможное там освещение и оказывая множество других не менее полезных услуг.
Наконец, еле переводя дух от крутого подъёма и испытывая отвращение ко всему на свете вообще и к египетским драгоманам в частности, мы достигаем первого горизонтального коридора длиной сотню или более футов, идущего к центру пирамиды и оканчивающегося входом в Усыпальницу Царицы. Этот коридор составляет самую трудную часть пути; такой проход высотой где-то 1,2 м представляет собой тоннель, который образовался в результате того, что при строительстве не был уложен один ряд каменных блоков. Мы шли, медленно переставляя ноги, передвигаясь ползком, и, как лягушки, прыгали на руках и ногах, не видя кругом ничего, кроме окружавшего нас со всех сторон гладкого на ощупь, мягкого камня. От постоянного прыганья у нас разболелась поясница, и в тот момент мы отдали бы всё, что имели, только бы получить возможность выпрямиться.
Здесь нам пришлось расстаться с пятью пиастрами, чтобы нам разрешили войти в Усыпальницу Царицы, что мы и сделали при содействии всё той же магниевой проволоки. К этому моменту Усыпальница Царицы уже ничего не значила в нашей молодой жизни, однако все мы мысленно возблагодарили небеса за дарованное блаженство встать наконец прямо.
Усыпальница Царицы лишена каких бы то ни было украшений, и в её гладких каменных стенах имеется только одно углубление в виде ниши, где когда-то стояла статуя одного из египетских богов. После того как проволока, последний раз вспыхнув, погасла, мы отправились в обратный путь по тому же отвратительному коридору до наклонного прохода, откуда снова направились вверх, в Усыпальницу Царя.
Вторая магниевая проволока была зажжена при входе в Главную галерею, чтобы мы могли в полной мере оценить её огромную высоту. Каждый ряд камней в ней слегка выступал относительно предыдущего, пока наконец она плотно не смыкалась над нашими головами. Эта галерея — самая знаменитая во всей пирамиде, и заканчивается она входом в Усыпальницу Царя. Говорят, что вначале это помещение было закрыто несколькими каменными плитами, которые двигались в направляющих пазах. Некоторые из них до сих пор так и остались висеть в своих пазах.
Нагнув головы, мы вошли в Усыпальницу Царя, расположенную, видимо, в центре Великой пирамиды. Воспользовавшись свечами и двумя оставшимися магниевыми проволоками, мы осмотрели эту комнату, полную чудес. Первым, что привлекло наше внимание, был огромный камень над дверью. Этот камень, якобы, самый большой в пирамиде, находится на высоте 68 м над поверхностью земли. Длина этого почти чёрного камня составляет 3,3 м, ширина — 1,8 м и высота — 2,4 м. Очень интересно устройство вентиляционных шахт, проходящих в толще сплошной каменной кладки на расстояние около 61 м. Они выглядят как узкие отверстия в стене, похожие на дымоходы, с помощью которых вентилируется Усыпальница Царя.
Искренне ваш
М.П.X.
Любезные друзья!
На всей унылой местности, раскинувшейся вокруг Священного города, ничто не выглядит столь безнадёжно, как одиночные холмы страны Моав, среди которых стоит разрушенная башня, известная как гробница Моисея. В долине у подножия холмов раскинулось Мёртвое море; его поверхность, не тронутая рябью, отражает слепящие лучи полуденного солнца. Это так называемое море (составляющее только около 1/5 площади Большого Соленого озера в штате Юта) расположено на 400 м ниже уровня моря и не имеет стока, хотя, конечно, часть воды теряется за счёт испарения. Считается, что вода в нём самая солёная в мире. Туристов здесь обязательно предупреждают, чтобы они не купались в этом море, если у них на теле есть порезы или царапины, поскольку чрезмерная солёность воды может стать причиной мучительной боли.
В тот день, когда мы решили отправиться к Мёртвому морю, в Иерусалиме шёл сильный дождь. Мы ещё не успели выехать за пределы города, как я заметил, что крыша нашего автомобиля выглядит как-то ненадёжно. Я попытался объяснить это нашему водителю, но арабский юноша недостаточно хорошо знал английский, чтобы понять смысл моих слов. Дул сильный ветер, а струи дождя жалили не хуже свинца. В довершение всего порывом ветра с автомобиля сорвало крышу. В результате мы здорово промокли, но вода, к счастью, быстро испарилась, как только мы въехали в долину Мёртвого моря, где было жарко и сухо.
Вскоре мы начали замечать следы жизнедеятельности местных бедуинов. Всё чаще нам стали попадаться большие стада тощих верблюдов, собиравших скудные остатки травы на заваленных камнями пастбищах. Однообразие пейзажа несколько оживлялось чёрными шатрами, тянувшимися вдоль холмов, и национальными костюмами, сшитыми большей частью из ярких разноцветных полос ткани.
Постепенно из далёкой дымки стала проступать мерцающая гладь Мертвого моря. Далее наш путь проходил по дороге, которая была ею только по названию. Мы с трудом продвигались по песчаным дюнам и пересекали глубокие канавы. Две удручающего вида лодки, обветшавшие и потемневшие от времени, лишившиеся обшивки, подобно призрачному кораблю какого-нибудь древнего шкипера, покачивались на поверхности не знающего ни приливов, ни отливов моря. У самого края воды стояло несколько ветхих строений, которые выглядели такими же заброшенными, как и земля, на которой они были построены. Слева, неподалёку от берега, мы заметили еле различимую полоску зелени, чуть более яркую, чем выжженные кусты, выстилающие долину. В надежде укрыться от палящих солнечных лучей мы направились к спасительной зелени и остановились под сенью нескольких похожих на иву деревьев. Выйдя из машины, мы пошли к берегу реки Иордан. Какое-то время мы наблюдали за медленно текущим мутным потоком, стоя на том самом месте, где Иисус принял крещение от Иоанна.
Настроившись набрать себе воды из Иордана, мы потащились на небольшой мыс, где и наполнили две большие бутылки. По дороге обратно пробки с треском повылетали из бутылок и мы с удивлением обнаружили, что иорданская вода буквально кишит крошечными представителями флоры и фауны, и, если её сразу же не вскипятить, она становится просто отвратительной.
Мы вернулись в Иерусалим по дороге, проходящей мимо лишённой всякой растительности горы Соблазна с плоской вершиной, на склоне которой хорошо были видны длинные, в беспорядке разбросанные строения монастыря. Именно там Иисус якобы подвергался искушению царствами земными, однако, если долина Мёртвого моря тогда была не более привлекательной, чем сегодня, перед таким искушением явно было не гак уж трудно устоять.
Мы видели руины древнего Иерихона, неподалёку от которых стоит глинобитная стена современного города. От старого города осталась лишь огромная куча земли и несколько огороженных мест, где велись раскопки. Проезжали мы и мимо небольшого селения под названием Вифания, где нам показали дом Марии и Марфы, ныне превратившийся в развалины. Этот дом связан со многими событиями человеческой жизни великого Учителя; и он становится нам особенно близок благодаря тому времени, когда он в окружении тех, кто его любил, передал немногим верующим послание, которое никогда не станет известным миру.
За домом, в небольшом овраге, находится могила Лазаря, которую мы выразили желание осмотреть. Быть нашим проводником вызвалась одна пожилая женщина, за которой мы последовали, освещая путь свечой, и, спустившись вниз по винтовой лестнице, попали в маленькую квадратную комнатушку 2,5 м в длину и в ширину. Под полом этой каморки находится собственно склеп, куда ведёт узкое отверстие. Наша проводница проползла в это отверстие и осветила нижнее помещение. Осмотрев погребальную камеру через маленькое окошко, расположенное прямо над полом верхней комнаты, мы покинули этот печальный дом. Солнце уже садилось, когда мы въехали в Иерусалим и, добравшись до отеля, устроили себе пиршество из апельсинов и омлета.
Вечером мы решили съездить в каменоломни царя Соломона. Первое, что мы увидели, выехав из Дамасских ворот, было неровное каменистое плато, на котором возвышается природное образование в виде огромного черепа. Эта естественная формация многих наводит на мысль, что именно эта возвышенность и есть Голгофа, что в переводе означает «место черепа». В этом месте находится пещера Иеремии, где он написал часть «Плача Иеремии», а также часовня, окружённая садом, которая, как считает большинство протестантов, содержит Гроб Господень.
В боковой стене, рядом с часовней, есть вход в каменоломни царя Соломона, которые имеют вид ряда подземных пещер, занимающих около четверти площади Иерусалима и доходящих до горы Мориа, где стоит храм Соломона. Как гласит легенда, камни для постройки храма поднимали из огромной каменоломни, находящейся прямо под храмом, где добывали мягкий светло-кремовый известняк.
У входа в каменоломню стоит стол, заваленный кусками этого известняка размером от почтовой марки до небольшого плоского чемодана. Стол и разложенные на нём товары находятся под наблюдением улыбающегося аборигена, сообщающего вам, что камни продаются по цене в пять пиастров и выше, главным образом выше.
Вооружившись свечами, мы исследовали каменоломню. Большинство посетителей довольствуются тем, что пишут свечной копотью свои имена на белой каменной стене или на обнажившейся горной породе.
При осмотре каменоломни обнаруживается достаточно свидетельств, что древние народы хорошо владели искусством вырезания камня. На многих камнях заметны следы использования круглых стальных пил или аналогичного инструмента, которым можно прорезать канавки глубиной более 30 см и всего 6 мм шириной. В некоторых местах видны даже криволинейные заметки, оставленные лезвием пилы. Другой метод вырезания каменных блоков заключался в том, что сначала в камне сверлили ряд отверстий, в которые вбивали деревянные колышки. Затем прорезалась канавка, соединяющая отверстия с колышками, куда наливалась вода. Под действием воды колышки разбухали и разламывали камни так ровно, как будто их разрезали вручную.
В каменоломне есть источник с чистой водой, который, несомненно, был огромным благом для рабочих, облегчавшим их тяжёлый труд. Нам также показали замковый камень свода Соломонова храма, обработка которого так и не была завершена. Наполовину вырезанный, он так и стоит в каменоломне. Одно из подземных помещений, расположенное почти под самым центром горы Мориа, ныне используется масонским орденом как место для собраний.
Побродив час или более по старинным пещерам, где вчерашние строители храма добывали камни и где сегодняшние строители ещё добывают вдохновение, мы вернулись наверх с карманами, до отказа набитыми отвалившимися кусками известняка. Эта каменоломня являет собой то место, где собиратель сувениров может порыться в своё удовольствие, ибо то, что он заберёт, никогда не будет считаться пропажей.
Наши бесцельные блуждания по окрестностям ненароком привели нас к часовне Гроба Господня, которая датируется примерно четвёртым веком после рождества Христова. По поводу места, где находится сам Гроб Господень, и по сей день ведутся бесконечные споры. По мнению многих, часовня с этим названием никогда не была действительным местом его пребывания. Вполне возможно, что очень немногие места в Святой земле соответствуют своим названиям. С определённой долей уверенности можно сказать одно, а именно, что Учитель, по всей вероятности, жил в самом Иерусалиме или где-то рядом. Мы ощущали, что находимся прямо на месте, где разворачивались события его жизни. Чувство уважения и благоговения вызывает эта земля в целом, что же касается каких-то конкретных мест, большинство предположений наверняка ошибочны.
Утверждают, что примерно в 326 г. н. э. императрица Елена, мать Константина Великого, посетила Иерусалим и убедилась, что все следы раннего христианства исчезли и что храм Венеры стоит на предполагаемой Голгофе. Согласно легенде, один старый еврей указал ей возможное место, где находился Гроб Господень. В результате раскопок были обнаружены три креста и надпись, которую Пилат якобы сделал на кресте Христа. Люди, производившие раскопки, не знали, какой из крестов принадлежал Христу, и, чтобы выяснить это, решили взять какого-нибудь мертвеца и положить его по очереди на все три креста. Как гласит легенда, когда мертвеца положили на один из крестов, он сел и объявил, что этот крест настоящий. На этом месте и была построена часовня Гроба Господня, которая хранит в себе часть этой священной реликвии. Другую часть креста перенесли в Рим и поместили в церкви Святого креста, а оставшиеся части император Константин замуровал в изображавшую его большую статую. Мелкие кусочки настоящего креста рассеяны по всему миру. Говорят, что одним из таких кусочков, который крестоносцы взяли с собой на поле битвы, завладел великий повелитель сарацинов Саладин в 1187 году.
И хотя часовня Гроба Господня — сооружение весьма древнее, ничто не говорит о правомерности такого названия. Принято считать, что Гроб Господень и холм Голгофа пребывают под одной крышей. Собственно склеп находится внутри строения кубической формы, увешанного хоругвями и драпировками. С обеих сторон от входа стоят огромные свечи высотой примерно по 5 м. Внутренняя часть часовни разделена на два отделения; в переднем — приделе — хранится камень, называемый «Местом ангела», на котором якобы сидел ангел, когда две Марии пришли ко гробу и нашли его пустым. Во втором отделении находится склеп, содержащий Гроб Господень, три стенки которого встроены в стену и образуют длинную «скамью» около 60 см высотой. Она покрыта мраморной плитой; край которой совершенно истерт губами тысяч верующих, целовавших мраморное надгробье.
В другой части часовни есть отгороженная площадка, где нашли настоящий крест Христа и где он к тому же и стоял. Место, где этот столб был вкопан в землю, отмечено круглой золотой пластинкой с отверстием в центре; тогда как места, где стояли кресты, на которых распяли разбойников, обозначены кусками чёрного мрамора.
Нам также показали громадный камень, расколовшийся пополам якобы во время землетрясения, которое произошло в момент, когда была сорвана завеса храма. С этих пор меня не оставляет вопрос: каким образом добыта такая ценная и точная информация?
Посетив могилы легендарных крестоносцев Готфрида и Балдуина[13], мы отправились осматривать могилу центуриона, пронзившего бок Христа. Покидая часовню, мы прошли мимо камня помазания, на котором, как утверждают, было совершено помазание тела Христа перед тем, как его положили в гроб. Мы вышли из часовни, ошеломлённые увиденным, но не вполне уверенные в достоверности полученных сведений.
Пока мы бродили по старому зданию, до наших ушей долетал крик, шедший с минарета мусульманской мечети, осенявшей древнюю часовню, и эхом повторявшийся в коридорах: «Нет Бога, кроме Аллаха, а Мухаммед — пророк его».
Охваченные глубокой задумчивостью, мы направились к Яффским воротам, к тому месту, откуда всё ещё видна башня Давида. С непритворным интересом мы осмотрели площадку, где бывший император Германии Вильгельм приказал разобрать часть городской стены протяжённостью 15 м, чтобы он мог с триумфом въехать в город на открытие немецкой церкви в Иерусалиме.
Вернувшись в отель и ожидая традиционного ужина из омлета и апельсинов, мы размышляли над увиденным за день и пытались найти связь между жизнью простого Назорея и тем, что в наши дни олицетворяет его самого и его веру.
С одной стороны, людям, похоже, необходимо создавать организации, но с другой — подобные действия редко идут на пользу вдохновляющей идее, вокруг которой создаётся такая организация. Организованное христианство поглотило и полностью изгнало из себя Христа и его учение, и остался организм без зрения Учителя. Людям не дано видеть глазами других, у каждого своё восприятие. У св. Павла было зрение св. Павла; у св. Иоанна были видения св. Иоанна, а Матфей смотрел глазами Матфея. Каждый мерил всё на свой аршин. У Учителя было своё представление, и ни у кого другого никогда не было такого представления, как у Него, но при этом тысячи, не зная Его, говорили за Него и, не проникнувшись тем же духом, пытались выполнять Его работу.
У Христа была мечта; у людей, организовавших и развивших христианскую веру, были свои мечты, но, увы, как мы теперь понимаем, мечта Христа не была мечтой других. Христиане вложили в уста Христа слова, которых Он никогда не произносил. Они внедрили в его учение идеи, которые Он не распространял и не допустил бы, чтобы они продолжили своё существование, если бы остался жив. Даже Его апостолы не обладали Его видением и, несмотря на всю свою искренность и преданность, были абсолютно неспособны выполнять Его работу. Но если те, кто общались с Ним, совсем Его не знали, как же организация, члены которой никогда Его не видели, может проникнуться Его видением и объяснить Его Путь?
И пока мы бродили по холмам и долинам Святой земли, богочеловек постепенно исчез и на Его месте появился Иисус-человек. Иерусалим почти не изменился с течением веков. Он пребывает под иностранным владычеством, и повсюду здесь можно увидеть, как минареты новой веры нарушают стройность жилых кварталов и куполов более ранней архитектуры. Мы видим в Нём друга человечества, созданного законом необходимости, чтобы нести свет тем, кто восстали, не желая томиться под игом римского деспотизма. Нет никаких указаний на то, что Он переживёт своё порождение, поскольку Он занимал нижайшее положение среди людей и не обладал способностью управлять Своей судьбой. Он будет забыт, как и миллионы других мучеников, умерших за привилегию выразить свои убеждения.
Отсчёт времени ведётся от Его рождения, цари и императоры присягают на верность Его словом, а дошедшие до нас отрывки его проповеди стали для нас основой нашего духовного кодекса. Сегодня мы стремимся понять и более разумно служить Самому Старшему из наших Братьев, которому предопределено быть пастырем мира. Мы пытаемся понять, чего в действительности Он хотел, во что верил и чему учил. Между нами и этой истиной стоят девятнадцать веков неправильного истолкования и манипулирования в личных целях.
Всё дело здесь не в обмане, а в невежестве. Каждый по-своему был искренен, но у него не было мечты, он не видел того, что видел Учитель, и не принимал во внимание, что слова Учителя были обращены к людям, среди которых он жил.
Мы не отделили аллегорию от истории, мы признали букву и умертвили дух закона. Мы построили величественные соборы, посвящённые этому человеку, и забыли о послании. Такие поступки не подобают христианству, и в результате получилось, что христиане вместо того, чтобы проявить широту взглядов, проявляют ограниченность; вместо миролюбия — несогласие и вместо доброты — жестокость.
На земле стоит множество храмов, посвящённых Христу. Они построены на деньги бедняков и держатся на поклонении масс. С миллионов витражей взирают на мир кроткие глаза Спасителя. Кресты разошлись по всем странам, и теперь над маленькими деревушками, удобно устроившимися каждая вокруг своего креста, возвышаются их уходящие в небо остроконечные вершины.
Грандиозен Собор христианства, прекрасны его алтари, блистателен огромный неф, освещённый светом, льющимся из круглых окон-розеток, торжественны его гимны, распеваемые в сотнях стран. Величественно христианство, гораздо величественнее, чем человек; несметны его богатства, которые человеку даже и не снились. Трухлявое дерево, на котором он умер, превратилось в распятие, инкрустированное драгоценными камнями, Его нимбом при жизни был терновый венец, а после смерти он стал ореолом из платины и бриллиантов. И всё же при всём при этом, или, возможно, именно из-за этого христианство потерпело крах.
Массовая эпидемия чумы, всесожжение или страшное землетрясение могут смести всё это с лица земли, ибо христиане построили свои храмы на зыбучих песках. Церкви рушатся под снарядами и шрапнелью наступающей армии, а распятие с его Вечным Страдальцем лежит погребённым под руинами.
Сегодня те места в Святой земле, где ступала Его нога, священны. Камни, по которым Он ходил, невозможно купить и за огромную сумму. Сам воздух в этой стране пропитан благоговением людей; но тем не менее мы явно не сумели правильно Его понять.
У Христа был великий идеал; золото и серебро не могли его удовлетворить, и могущественные церкви не были тем идеалом. Мы обнаруживаем религию повсюду, только не там, где ей, как Он считал, надлежало быть — в сердцах и душах людей. Учитель даровал доктрину, чтобы хранить её в душе, а мы заключили её в золото. Он передал учение, которое надо было записать в сердце, а мы сохранили его на печатных страницах. Он разговаривал с детьми, преподавая им простые вещи; сегодня изложение его учения настолько сложно, что философы теряются в его таинственных лабиринтах.
Наши грандиозные церкви из гранита и мрамора — это не места, где Ему поклоняются, это — склепы, ибо он погребён под тяжестью каждого материального воплощения своего идеала. Он просил хлеба, мы же дали Ему камень. И какая разница, насколько ценен этот камень. Он просил прикрытия, мы дали Ему гроб. Он просил жилище, мы построили Ему темницу.
Веками мы давали Ему то, что не от нас, хотя единственное, чего он желал, это наши сердца. Материализм уничтожил дух благородного Назорея, бродившего по берегам Галилейского моря и рассказывавшего рыбакам свои притчи. Его откровение потонуло в наших «аллилуйях», когда всё, о чём Он просил, — это чтобы Его услышали. Однажды христианство пробудится и осознает, насколько оно не соответствовало духу Учителя. Христиане любили Его, но про их любовь можно сказать словами из «Баллады о читающей тюрьме»: «человек убивает то, что любит».
Все христиане хотят Ему помочь, но все хотят делать это разными способами. Они неспособны понять, что наибольшую помощь они Ему оказывают, когда помогают Ему сделать то, чего Он хотел более всего на свете. Но христианскому миру нужна только одна церковь, и, пока приверженцы Христа не сумеют собраться у одного алтаря, их нельзя считать христианами. Они просто спорщики, книжники и фарисеи, думающие, что их могут услышать, потому что они слишком разговорчивы. Они истошно вопят на каждом углу, полагая, что обратят на себя внимание своими громкими стенаниями. Они прославляют своего Владыку в священный день отдохновения и распинают Его в остальные шесть дней недели.
Храмы идолопоклонников — это храмы из камня. Храмы христианства должны быть храмами, образованными прекрасными живыми людьми, со святилищами, полными драгоценных камней нравственности, с подсвечниками, украшенными огнями разума, и с высоченными шпилями, являющими собой образцы возвышенных стремлений и христианских добродетелей.
День за днём христиане забывали, что на словах они восхваляли, а на деле — распяли; в песнях прославляли, а в глубине души — побили камнями пророков, которых им посылали.
Отец — против сына; мать — против ребёнка; смертельно враждующие друг с другом народы, побуждаемые к этому духом алчности, — вот гимны христианства. Души людей распевают плачевную песню отступничества. Среди этих извращенцев бродит скромный Назорей, терпеливо снося удары толпы и продолжая нести свой крест сквозь века.
Когда же наконец христиане проснутся? Когда первоосновы их веры выведут их из оцепенения и подвигнут к осознанию их ответственности? Когда они покинут здание из мёртвых камней и присоединятся к Нему для возведения более благородного храма из честности и добродетели во славу Бога? КОГДА?
Искренне ваш
М.П.Х.
Дорогие друзья!
Иерусалим представляет особый интерес для обычного христианина. Библейская страна мало изменилась за последние два тысячелетия. Пастухи всё так же пасут на холмах стада, как они это делали, когда Пастырь людей ходил по этой земле, а караваны выходят из городских ворот, держа путь в Дамаск или Аравию. Всё так же приходят за водой к колодцам люди и кочующие бедуины в беспорядке ставят свои шатры, похожие на огромные чёрные паучьи сети, разбросанные среди диких цветов Святой земли.
В Иерусалиме очень много оживлённых улиц, и большинство из них ступенчатые. Выглядит это примерно так: через каждые 1,5–2 м поперёк всей улицы проходит ступень, выложенная булыжниками, из которых вы не найдёте и двух равной высоты. (Это, естественно, чрезвычайно усиливает удовольствие от пеших прогулок!) Подобное устройство улиц неизбежно и обусловлено топографией города, который построен на четырёх холмах. И куда бы мы ни направлялись, нам приходилось или подниматься вверх по одной улице, или спускаться вниз по другой.
Повсюду прошлое и настоящее, казалось, смешивались настолько сильно, что мы нисколько бы не удивились, увидев самого Учителя с небольшой группой учеников, бродящего среди холмов. Неподалёку от города находится старый колодец волхвов, где, как гласит легенда, три мудреца с Востока поили своих верблюдов. В колодце всё ещё есть вода, о чём свидетельствуют многочисленные борозды в древних камнях, оставленные верёвкой, к которой привязывали вёдра.
Автомобиль в Иерусалиме кажется удивительно неуместным. Не раз можно было наблюдать, как несколько таких расхлябанных представителей западного прогресса с грохотом проезжают по местной дороге, не осмеливаясь заехать далеко в глубь города. Единственным транспортным средством, которое отваживалось курсировать по узким, извилистым улочкам, были огромные, неторопливо выступающие верблюды или маленькие ослики, столь тяжело нагруженные, что из-под объёмной поклажи видны были только четыре коротких ножки и два длинных уха.
Многие улицы настолько узки, что, расставив в стороны руки, можно кончиками пальцев одновременно коснуться противоположных стен, а поворотов и не сосчитать; боковые улицы большей частью кончаются неожиданным тупиком или круто поворачивают обратно. Без местного проводника путешественник просто теряется, но даже с проводником он зачастую безнадёжно запутывается в извилистом лабиринте тесных улочек с арками из искусственного мрамора вверху и шероховатым неровным булыжником внизу.
Но более всего остального меня поразил жуткий упадок, царящий вокруг Иерусалима. Никогда прежде я не видел таких бесплодных пустошей, каменистых, продуваемых всеми ветрами, и несчастных. Глядя на них, можно было подумать, что миллионы каторжников тысячелетиями разбивали валуны в щебень, а затем укладывали его ровным слоем на все свободные участки поверхности земли. Пейзаж дополняют торчащие повсюду скалы — унылые скалы, изогнувшиеся в страшной агонии, так что у каждого, кто их видит, создаётся впечатление, что он стал свидетелем последствий проявления ярости богов.
Как я слышал, в некоторых районах Святой земли почвы тучные и плодородные, что, безусловно, не относится к окрестностям Иерусалима. В этой части страны всё, что не представляет сплошной гранит, кажется превратившимся под лучами палящего солнца в природный кирпич. Старые строения очень похожи на здания испанской миссии в Калифорнии. Они построены из самана[14] или чего-то наподобие, и зачастую очень трудно определить, где кончаются дома и начинается ландшафт.
Но, несмотря на выжженную, пересохшую землю, рынки в Иерусалиме завалены фруктами и овощами. Там я впервые увидел самую замечательную в мире кочанную и цветную капусту, а также репу. Хотя полностью тайну их происхождения мне так и не удалось раскрыть, разгадка, возможно, кроется в чрезвычайно интенсивном использовании тех небольших площадей между скалами, где можно разводить сады и огороды.
В овощах и фруктах более всего, пожалуй, удивляет их бьющая в глаза чистота. И хотя это отнюдь не относится ко всем сферам жизни, но что касается рынка, то здесь каждая репа вычищена и отмыта до блеска, кочаны капусты в идеальном состоянии, а на цветной капусте вы не найдете ни крупицы земли или чего-то постороннего.
Самым знаменитым фруктом в Святой земле бесспорно является апельсин, равный по размеру нашему грейпфруту и обладающий непревзойдённым ароматом. Местные жители продают их по три штуки за двадцать пять центов. Тут, однако, есть одна маленькая хитрость, ибо, если такой апельсин очистить от кожуры, он сразу же уменьшится до размера среднего калифорнийского апельсина.
Наняв себе в проводники вполне интеллигентного вида мусульманина, я приступил к наблюдениям и, пройдя по извилистой сводчатой улице, оказался у горы Мориа и Омаровой мечети. Синий купол мечети виден из любой точки Иерусалима; сама мечеть, стоящая неподалёку от городской стены, фасадом обращена к Масличной горе и отделена от неё Иосафатовой долиной.
Куббет эль Шакхра, Купол скалы, — священное место для евреев, христиан и мусульман. Огромный камень, Харам эль Шериф, находится внутри мечети и, предположительно, ранее представлял собой библейское гумно Аравнаха, иевузита[15]. Как нам рассказали, его купил Давид за пятьдесят серебряных шекелей.
Гора Мориа первоначально была острым горным кряжем, и зодчие, назначенные Соломоном для постройки храма, сказали, что было бы разумнее выбрать для этого какой-нибудь другой холм, но Соломон, памятуя о его древних священных традициях, настоял, чтобы именно гора Мориа стала местом возведения храма. Однако вначале потребовалось преобразовать холм в искусственное плато, обнести его стеной и вымостить гранитом, чтобы строительство храма вообще оказалось возможным. Древние историки полагают, что соорудить основание храма было гораздо труднее, чем построить сам храм.
Раз за разом храм разрушали до основания, которое оставалось неповреждённым; на нём-то мусульмане и построили свою мечеть, поскольку оно, согласно ветхозаветной истории, считалось священным, а многие части Ветхого Завета они вобрали в свою религию.
Подчинившись правилу снимать при входе в мечеть обувь или надевать поверх неё парусиновые чехлы, мы вошли внутрь. В центре мечети мы увидели вышедший на поверхность большой кусок обнажённой породы, обнесённый низким заграждением. Размеры этого огромного плоского камня по самой грубой оценке составляют около 18 м в длину и 15 м в ширину, а толщина колеблется от 1,5 до 2 м. В древности там находилось гумно, на котором царь Соломон установил постоянный алтарь своего храма. Ныне этот камень носит название камня Мории. Франкмасонам он известен как Чело скалы, а мусульмане называют его Куполом скалы. На этом самом месте патриарх Авраам собирался принести своего сына Исаака в жертву Господу.
По лестнице с низким сводом мы спустились в находящуюся под скалой пещеру, которая имеет вид неотделанного помещения с покатым потолком, образованным нижней поверхностью скалы Мории. В потолке мы обнаружили дыру около 30 см в диаметре, которая служит входом в канал, идущий вертикально вверх и проходящий через центр скалы. Наш талантливый гид объяснил нам, что через это отверстие ангел вытащил тело Мухаммеда.
Справа в потолке есть большая полукруглая вмятина, оставленная головой Мухаммеда. Легенда гласит, что однажды в этом месте Мухаммед, стоя на коленях, молился, когда его неожиданно прервали, и он, забыв о низком потолке, быстро вскочил на ноги и разбил бы себе голову о камень, если бы скала, в знак высокого к нему уважения, не подалась бы назад, получив лишь полукруглую вмятину около 76 см шириной. Все это, надо заметить, проводник рассказывал нам на полном серьёзе.
Выйдя из подземной пещеры, мы ознакомились ещё с двумя чрезвычайно интересными объектами. Первый являл собой большой многогранный ящик, внутри которого установлены вложенные один в другой ящики поменьше. В самом маленьком ящичке содержится несколько волос из бороды пророка, которые служат предметом особого поклонения. А ещё нам показали резную мраморную плиту, которая якобы была одним из оригинальных алтарных камней храма царя Соломона. Когда-то на ней были вырезаны херувимы, однако в своё время их лица изуродовали мусульмане, не терпящие присутствия каких бы то ни было резных изображений человеческого лица в месте, священном для них.
Пожертвовав нашему проводнику небольшую сумму на содержание этой межрелигиозной святыни и поблагодарив его за помощь, мы вышли под открытое небо, крайне сожалея о необходимости покинуть сие интереснейшее место с его прекрасными мозаичными стенами и изумительными витражами. Несмотря на некоторые явные небылицы, поведанные нам нашим проводником, большинство историй, связанных с Омаровой мечетью, звучало вполне правдиво. Вероятно, она и в самом деле стоит на том самом месте, где прежде был храм Соломона.
Из Омаровой мечети мы спустились к городским стенам и оттуда осмотрели Иосафатову долину, место высушенных костей. На противоположной стороне долины видны столб Авессалома, пирамида Захарии и грот св. Иакова, которые восходят ко времени правления Ирода.
За Иосафатовой долиной есть ещё несколько интересных достопримечательностей, и самая знаменитая из них — Масличная гора, над которой вздымается высокий шпиль русской церкви. Ещё ниже раскинулся Гефсиманский сад, обнесённый побелённой стеной. За стеной растет оливковое дерево, которое, как утверждают, является прямым потомком той оливы, под которой Учитель преклонил колена в молитве. Справа от сада, на уступе холма, известного как гора Вознесения, стоит круглая часовня — церковь Вознесения.
В часовне бережно хранится установленный на каменной плите камень, на котором якобы виден отпечаток человеческой ступни. Полагают, что это след ноги самого Иисуса. Наш проводник отломил небольшую оливковую ветку от одного из деревьев, росших рядом с Гефсиманским садом, и, коснувшись ею этого камня, отдал её нам как амулет против любого зла.
У нас, однако, возникли серьёзные подозрения, что человек, выдумавший историю про отметину от головы Мухаммеда, так сказать, приложил руку и к этому камню, поскольку после примерно часа тщательного обследования мы так и не смогли обнаружить ни отпечатка ноги, ни какого-либо свидетельства, что он вообще там когда-нибудь был.
По обе стороны тянется городская стена, на которой мы стояли, озирая раскинувшуюся внизу панораму. Справа, в пределах городской стены, стоит гора Сион, которую кольцом окружает Сионская цитадель, знаменитая своим залом, где проходила Тайная вечеря. За нашей спиной в городе повсюду высятся мусульманские минареты, разместившиеся рядом с колокольнями христианских церквей.
В городской стене неподалёку от места, где мы стояли, находятся Золотые Ворота, через которые Христос якобы вошёл в Иерусалим в Вербное воскресенье. Мусульмане верят, что следующий пророк ислама пройдёт под сводом этих ворот, после того как пересечёт долину по человеческому волосу. Сейчас ворота закрыты, и через них уже много поколений не проходил ни один человек.
Вернувшись в город и попетляв по бесчисленным извилистым улицам, мы вышли к Стене плача евреев. С тех пор, как Иерусалим попал в руки внешних сил, город неоднократно подвергался разрушению, а его храмы полностью сравнивали с землёй, и неповреждёнными при этом оставались одни лишь фундаментные блоки. Не секрет, что вокруг города стоят уже совсем не те стены, что окружали его в библейские времена. Однако часть стены, окружавшей храм Ирода, всё ещё стоит; её отвели в качестве места плача евреев. На многих камнях сохранились древнееврейские письмена, вырезанные на их неровной и грубой поверхности. Это место священно для еврейского народа, и на него приходят богатые и бедные, молодые и старые, чтобы молиться своему Богу об освобождении от ига иностранного гнёта. И эти жалобы небеспричинны, поскольку евреи — странники в чужих землях, одинокие люди с разбитым сердцем. Они выплакивают привилегию ещё раз занять место разумного и действенного члена общества, но Бог Израилев уже долгое время хранит молчание.
В любое время дня и до позднего вечера они бьются о стену и громко жалуются Богу Авраама и Исаака, и, когда мы смотрим на них, наши сердца охватывает глубокая печаль, переполняя нас осознанием страдания еврейского народа, той муки, которую должны испытывать эти люди, оторванные от сердец своих собратьев. Поступательный ход цивилизации даёт надежду, что будущее окажется добрее, чем прошлое, и что народ, претендующий на то, чтобы олицетворять братство и любовь скромного Назорея, который был евреем и проповедником в синагоге, перестанет быть объектом ненависти, не имеющей иных оснований, кроме фанатизма.
То тут, то там можно увидеть вбитый в огромную стену гвоздь. Когда кому-нибудь из стенающих евреев приходится отсутствовать в течение некоторого времени, он вбивает в трещину гвоздь, который представляет его во время его отсутствия, показывая оставшимся, что его сердце и душа пребывают с ними, участвуя в их бесконечном деле. По возвращении он вытаскивает гвоздь и снова занимает своё место. Ничто в Иерусалиме не поразило меня так сильно, как страстное воодушевление или глубокое чувство подавленности, присутствующее на том месте плача.
Возвращаясь в отель, мы прошли мимо дома, покрытого непонятными, но многозначительными узорами из синих и красных цветов, спиралей и филигранных знаков. Его вход обрамлён орнаментом в виде завитков, украшенных таинственными арабскими буквами. Мы спросили, что означает всё это праздничное убранство, и нам объяснили, что хозяин этого дома и владелец соседнего магазина, ревностный мусульманин, отправился в паломничество в Мекку. По этому случаю он нанял местного художника расписать фасад его дома этими причудливыми узорами, чтобы его друзья и соседи могли сразу узнать причину его отсутствия и порадоваться вместе с ним той великой славе, которую он в скором времени стяжает. Нам рассказали, что мусульманину, совершившему путешествие в Мекку, редко удаётся восстановить своё финансовое положение, потому что на подобную поездку, как правило, уходит всё, что он заработал в течение жизни. Но если он распорядится своими деньгами именно таким образом, то вряд ли будет нуждаться в чём бы то ни было; в этом случае его обеспечение возьмут на себя его друзья. Он вернётся в феске, обвитой лентой из тонкой прозрачной ткани, и преисполненный таким духовным озарением, какое может снизойти только на того, кто посетил Каабу и Аэролит Авраама. Считается, что Кааба в Мекке стоит на земле непосредственно под Храмом Божиим на небесах.
Нашим гидом, между прочим, является парнишка-мусульманин от роду не более двенадцати-тринадцати лет, но прекрасно осведомлённый абсолютно обо всём и обладающий тем живым воображением, которое создаёт чудесные истории вокруг булыжников и всякой ерунды. Его английский не уступает тому, на котором говорят многие американские мальчишки, хотя он никогда и не учил его по учебнику, а научился ему у американцев, у которых работал. Он надеется когда-нибудь приехать в Америку и открыть магазин, где будет продавать богатым ковры. Он считает туристов самыми щедрыми людьми и верит, что никогда ни в чём не будет нуждаться в той стране, откуда приезжают туристы. Зачем же разрушать его иллюзии?
Куда бы мы ни пошли, всюду нам попадались дети, обязательно что-нибудь продающие. Излюбленными предметами в Иерусалиме, похоже, являются маленькие пращи из грубой кручёной шерсти, в изготовлении которых местные мальчишки большие мастера. Они называют их пращами Давида и продают по пяти пиастров в местных деньгах. А ещё у них в изобилии имеются дешёвые колечки и амулеты в виде ожерелий, сделанных из бусин и трав. Эти амулеты, по их утверждению, защищают тех, кто их носит, от злых духов и демонов.
Продолжая двигаться в направлении отеля, мы прошли по улице под названием Виа Долороза («скорбный путь»), по которой, по преданию, Христос шёл на смерть, неся свой крест. Эта улица знаменита множеством святынь, среди которых арка «Экце Хомо»[16], дом св. Вероники и дом Симона Киринеянина[17], который нёс на Голгофу крест обессилившего Иисуса.
От церкви сестёр Сионских можно спуститься по вполне современной улице вниз и осмотреть старинную римскую мостовую, замечательную своими резными изображениями на камне, делающими её слегка похожей на шахматные доски, которые вырезали для игр римские солдаты.
Искренне ваш
М.П.Х.
Философы древнего мира учили нас, что планеты — это живые существа, что расы, царства и виды являются крошечными молекулами, сгруппированными в органы для выражения сознания и деятельности того планетарного человека, которого мы могли бы назвать великим Композитом[18].
Мир представляет собой одну большую семью. Расы и нации называют себя независимыми, но в действительности они зависят друг от друга. Раса — это составной индивидуум, макрокосмический человек. Она — тело массового интеллекта, выражающего себя через сложный национальный организм.
Точно так же, как живые тела состоят из мельчайших клеток, в массе образующих органы и другие специализированные структуры, так и нации состоят из отдельных единиц — отдельных мужчин и женщин. Индивидуум представляет собой основной электрон тела расы.
Как верно то, что активное взаимодействие органов необходимо для телесного здоровья, так же верно и то, что деятельное сотрудничество людей ради достижения величайшего блага для подавляющего большинства необходимо для здоровья планеты.
Война есть международная болезнь; это сражение клеток в теле расы. Что страдает больше всего, когда части тела раздирают разногласия? Ни одна из них не страдает так, как целое, и борьба за личное превосходство обычно заканчивается распадом того более крупного элемента, владеть которым стремятся противоборствующие стороны.
Когда клетки идут войной на клетки, в теле возникает хаос, его охватывают боль и страдание и в конце концов вся структура выходит из строя. Человек не может заниматься своей работой, если его тело терзает боль или мысли искажены страданием. У него нездоровый взгляд на жизнь, и план его приспособления к окружающей обстановке расстраивается из-за телесной дисгармонии.
Так повелось с древнейших времён, что цивилизация разрушала самоё себя, потому что нации отказывались понять, что спасти расу может только сотрудничество. Боль и страдания от международной болезни должны ощущаться постоянно. Время от времени планета содрогается от разногласий крошечной пылинки, называемой человечеством, которое, нарушая все законы природы, снова и снова навлекает на свою голову месть богов.
Ровно работающий организм, сотрудничающий в достижении всех важных целей, есть лучший вклад, какой только может сделать человечество в план мироздания. Люди более всего служат Богу, когда служат друг другу. Объединение сил ради великих целей имеет своим результатом расовое и национальное здоровье, и только здоровый организм готов служить высокой цели или здраво судить о жизни.
Клетки тела работают в полном согласии, каждая из них индивидуальна, каждая из них обособлена, и тем не менее каждая содействует эффективной работе всей совокупности. Если человек дурно или неправильно обращается с этими маленькими живыми существами, они укоряют его тем, что перестают действовать. Но если он оказывается добрым повелителем, они будут преданно служить ему на протяжении всего малюсенького периода своего существования.
Каждый из нас является клеткой тела Бога. Какое бы место мы ни занимали, гармония и ровное функционирование всей планеты зависят от взаимопонимания между лично нами и теми остальными клетками, которые трудятся бок о бок с нами на этом конкретном этапе развития человеческого общества.
Мы должны осознать, что мир — это родная округа. Массы индивидуумов, согнанных в этот арендованный округ, очень похожи и при этом индивидуальны, и счастье всех в немалой степени зависит от доброжелательно-сочувственных отношений и взаимной готовности прийти на помощь. Пришло время, когда человек должен проявлять большую заинтересованность в благополучии своего ближнего. Он должен научиться понимать, что незнакомец, стоящий за его воротами, есть часть его самого.
Эгоистичные интересы, порождающие критику и вражду, должны уступить место более благородным альтруистическим стремлениям, которые способствуют взаимопониманию и соединению сердец и душ на благо целого.
У каждой волны прогресса есть определённый идеал, к которому она стремится, и определённая цель, ради которой она сформирована дланью Божественных Сил. Ключевым словом нынешнего века является Братство. Любое предприятие, содействующее человеческому взаимопониманию, — это братское предприятие. Ключевыми словами более чем ста пятидесяти кооперативных общественных организаций, имеющих тысячи филиалов в одной только Америке, являются содружество, братство и сотрудничество. В остальных уголках мира та же самая работа выполняется теми, кто способны видеть единственное решение международной проблемы в огромном стремлении к всемирному согласию.
Единственные в своём роде организации и цивилизации прошлого, ради своего выживания вынужденные прибегать к тирании и гнету, быстро терпели крах. В какой-то период развития человечества эти деспотические формы правления были необходимы для взращивания примитивной монады, умственно и духовно не способной управлять собственной судьбой. Полубоги минувших дней и умы, наделённые божественной прерогативой, больше не обладают верховной властью. Великая межрасовая цивилизация завтрашнего дня будет представлять собой державу людей, для людей и созданную людьми.
И сегодня нам следует готовить себя к исполнению будущих обязанностей. Если править предстоит массам, то их нужно сделать компетентными в вопросах правления, каковыми они сегодня не являются. Миллионы мятущихся, ползающих существ, составляющих волну жизни протозойской эры[19], превратились в расу, которую мы любим называть родом человеческим, но многие являются людьми только по форме. Во всех остальных отношениях и с точки зрения жизни они не имеют ничего общего с человеком.
Правление народа в наши дни привело бы к гибели цивилизации, поскольку массы ещё не заслужили право управлять ни собой, ни окружающими. Человек никогда не будет свободным, если не освободится от удушающих оков ограниченности и невежества. Единственным разумным способом достичь освобождения является просвещение.
Человек должен подавить ненависть, преодолеть предрассудки, победить страхи, расширить кругозор, прежде чем он сможет занять высочайшее место во вселенной. На его пути стоит воинство себялюбия и эгоизма.
Редбирд в своём бессмертном классическом труде «Выживание наиболее приспособленных» выразил сущность жизни так, как она обычно понимается людьми, а именно, что сильные должны жить, а слабые — умереть. Он также передал дух нового времени, ибо слабые, восстающие против оков ограниченности или проклятия бессилия, стараются приспособиться.
С каждым днём растут ряды идущих по пути прогресса, по мере того как сонмы всего живого приближаются к достижению совершенства в результате индивидуальных усилий и личного бунта против неумелости. Свобода не достигается посредством убийства, насилия или резни; её обретают только тогда, когда индивидуум напрочь разрывает кандалы невежества.
Каждый день крошечные фрагменты, создающие самую основу человеческой структуры, продолжают маршировать к победе, вдохновленные благородным примером. Человек многое обретает, когда нарабатывает способность распознавать в себе скрытые возможности, которые дожидаются, чтобы усилием воли их превратили в движущие силы.
С самого сотворения мира род человеческий разделялся на расы, группы и кланы. Естественно, таких кланов всегда было два: «наш» клан и все остальные. В любом случае над кланом поднималось знамя превосходства, и ступеньки крыльца привычного мирка превращались в центр вселенной. У каждой нации есть своё священное место, которое для её народа является питомником всяческой мудрости и в буквальном смысле слова центром известного и неизвестного Космоса.
Ещё несколько веков назад человек, демонстрируя своё дивное неведение и всемогущий эгоизм, утверждал, будто его маленькая планета является центром солнечной системы. Звёзды ходили строем вокруг него, а солнцу предписывалось давать ему свет. У него никогда не возникал вопрос, а кто он, собственно, такой, что Владыка должен так заботиться о нём.
Мы считаем само собой разумеющимся, что вселенная была создана для нас, сохраняется ради нашей пользы и столь причудлива, чтобы забавлять нас. Каждый человек занят самим собой. Всё заинтересовано главным образом в возвеличивании своей сущности. Всё борется за собственное выживание, и этот крошечный зародыш, плавающий в море протоплазменного эфира, использует своё пробуждающееся сознание только для того, чтобы поклоняться всемогуществу того личного деспота, которого он называет собственным «я».
Наивысшая похвала, которой один человек удостаивает другого, заключается в выражении его одобрения. Занятость индивидуума самим собой называется эгоизмом; занятость нации самой собой называется патриотизмом. Каждые каста, вероисповедание и клан сами воздвигли стену, отделяющую их от всех прочих интересов, кроме собственных. Расы живут и действуют и пребывают за этими невидимыми стенами предубеждения и личного превосходства. Каждый день они всё больше и больше занимаются собственным «я» и его возвеличиванием и проявляют всё меньший интерес к огромной семье вовне. Вечно стремясь к власти, они крайне редко использует её ради общего блага. Получение власти оборачивается преступлением, если вместе с властью не берётся на себя ответственность за всё, что сгруппировалось в пределах действия этой власти.
Разумное руководство и мудрое правление всегда достаются ценой самопожертвования. Символом истинного величия является простота. Честный лидер какого-нибудь народа должен быть слугой своих подданных. Эгоистичный исполнитель терпит крах прежде, чем займёт высокое положение. Мудрость исполнительной власти проявляется в мудрости распоряжения властью.
Учитель христиан говорил: «Тот, кто желал бы быть величайшим, да будет слугой всех». В правильном понимании этой сентенции заключается решение проблемы международных отношений. Подтверждением мудрости служит разумное распространение знаний. Подтверждением права на выживание служит демонстрация того, что выживание содействует осуществлению Плана.
Природа не содействует тому, что нецелесообразно. Бесполезные элементы удаляются с подмостков деятельности, тогда как вещи, необходимые для достижения конкретной цели, сохраняются до тех пор, пока они не исполнят своё назначение. Природа жертвует индивидуумом ради блага массы, и человек точно так же должен принести в жертву эгоизм ради блага своих ближних.
Расы, нации, кланы, символы веры и доктрины — это средства достижения цели. Они сами изживают себя, поскольку, когда их работа оказывается сделанной, их раздавливают колеса космического закона. Преданность любой из этих вещей, зашедшая слишком далеко, погрузит душу человека в забытьё вместе с разлагающейся оболочкой той вещи, которая уже себя изжила.
Мы окружены разлагающимися трупами тех, что некогда были мощными предприятиями. Они умерли от застоя, обусловленного, как правило, людским складом ума и эгоизмом. Великие идеалы, избранные для себя группами людей, известными нам как организации, вводятся в действие, как только начинается процесс кристаллизации. Их извращает эгоизм, который всегда приводит к кристаллизации. Эти предприятия с каждым днём всё больше увлекаются самовозвеличиванием и всё с меньшим энтузиазмом служат тому великому идеалу, олицетворять который они явились.
В качестве вопиющего примера исключительности можно рассмотреть Китайскую стену. Четыреста миллионов человек закоснели в каменных кольцах Небесного Дракона, а самая передовая нация древнего мира лишилась всего, потеряв связь с окружающим её миром. Когда человек утрачивает интерес к великой игре в жизнь и перестаёт играть в неё хорошо и разумно, ему ничего не остаётся, как умереть.
Жизнь представляет собой лишь средство получения образования, пока всё, что в ней есть интересного, удерживает внимание тех, кто её изучает. Утрата этой заинтересованности постепенно приводит к отделению разума от его мира. Пренебрежение представившейся возможностью и колоссальной привилегией, которую дарит эта возможность, оборачивается катастрофой. Если смотреть на остальные народы свысока и если бесчисленные направления приложения усилий перестают быть факторами в нашей жизни или развитии и становятся просто неясной линией на горизонте, от которого нас отделяет эгоизм и предубеждённость, то всегда возникает зловещая тишина, момент бездыханности. Именно это безмолвие можно назвать началом разделения, когда вся природа с ужасом наблюдает за ничтожным атомом, бунтующим против Бесконечного. Затем раздаётся внезапный грохот, беспорядочный треск, и забытые и незамечаемые элементы наводняют нас, как орды варваров, напавшие на Римскую империю.
Нет ничего более опасного для человека, чем чувство безопасности, порождаемое эгоизмом, потому что вместе с ним приходит беспечность, а следствием беспечности становится гибель. Бездумность, вырождение и распутство обуяли Рим как результат его чувства безопасности. Оно, подобно раковой опухоли, разрушило ткань морали. Римлянам Рим казался непобедимым. Но они оказались не в состоянии осознать, что он остаётся владыкой мира только до тех пор, пока поддерживает это положение собственным превосходством.
Вандалы[20] и готы[21], вестготы[22] и гунны[23] обрушились как кара божья, и за несколько лет от могущественной империи, основанной Ромулом и Ремом, остались лишь дымящиеся развалины. Внешней причиной падения Рима можно считать варваров, но действительной причиной стали внутреннее разложение и снижение моральных норм. Рим забыл о мире в вихре собственной славы и, погрязнув в эгоизме, недооценил храбрость варваров в сравнении с цивилизованным пороком и образованной низостью.
Давайте извлечём урок из примера Рима, поскольку сегодня нависла та же самая кара. Разве не был гунн Аттила бичом божьим и фактически той плетью из тонких бечёвок, которой Учитель имел обыкновение изгонять менял из Храма своего Отца? Порок произрастает на почве перенаселённости, его питает окружающая среда, облагораживает образование, а таящиеся в нём опасности умеряются этикой. Религия его скрывает, экономика приветствует, мнение широких масс оправдывает, и единственное слово осуждения, единственный голос против него принадлежит оставляемой без внимания совести человека.
Так называемая цивилизация предоставляет возможность для проявления как добродетели, так и порока, и, если к экономическому развитию не добавляется нравственная культура, порок будет господствовать безраздельно. Мы знаем, что орды дикарей раз за разом уничтожали цивилизованные нации. Варварские народы обходятся без культуры, благовоспитанности или этики; у них нет и намёка на внешний лоск и изысканность манер, которые мы привыкли считать мерилом совершенства, но у них есть то, что теряют все цивилизованные нации, — физическое здоровье и первозданная нравственная порядочность. В то время как они живут в тесной близости с природой и следуют предписаниям естественного Бога, цивилизованный человек ежедневно отделяет себя от плана природы, заменяя простые процессы, проистекающие из закона природы, измышлениями собственного ума. В результате цивилизованный человек умирает, а его нация гибнет от руки того, кто не умеет ни читать, ни писать, но силён благодаря первозданной жизнеспособности, и кто никогда не заменял варварское отсутствие морали цивилизованной безнравственностью.
Культура породила бессердечие и холодный меркантилизм и на века сокрыла под ниспадающими одеждами созданного человеком закона осквернителей космического плана. Сегодня нарушение закона Божьего — пустой звук; наказание предусмотрено для тех, кто нарушает человеческий закон. Цивилизованный человек должен быть начеку, чтобы варвар как-нибудь не направил своего необъезженного коня прямиком на роскошные проспекты современной культуры и не превратил своим грубо сделанным плугом в пустыню землю, где некогда находилась наша цивилизация.
Давайте извлечём урок, не погибая, как погиб Рим. Сильная империя сабинян[24], которая зиждилась на личном мужестве и по замыслу основателей должна была пережить последующие поколения, в последние дни своего рассыпавшегося в прах могущества являла собой картину почти невообразимую. Её храмы превратились в вертепы, её боги были осквернены, по улицам рекой лилось крепкое вино, а её нетвёрдо стоявший на ногах император шатался так же, как и трон, на котором он сидел.
Алтари Весты[25] были осквернены, а беспечная римская молодёжь захлебнулась в диком разгуле. Добродетель утратила ценность. Днём на улицах кипели шумные ссоры, а ночью они кишели пьянствующими распутниками. Нация нанимала армии для сражений и пыталась купить мир за золото, силясь укрепить шатающийся трон. Приговор Риму был подписан, когда его мужское и женское население развратилось. Между пятым и двадцатым веками в некоторых отношениях существует большое сходство.
Современные способы передвижения, воздушные корабли и радио постоянно сокращают расстояния между нами и дальними странами. Человек вынужден признать, что внешний мир так же интересен и необходим ему, как и маленький клочок земли, на котором он занят своей деятельностью и который ему так долго хотелось считать центром вселенной. Он начинает понимать, что далёкие уголки земли играют роль в его собственном развитии и что эти дальние края населены созданиями, которые живут, и дышат, и имеют права столь же законные, как у него, а так же богов, столь же реальных и прекрасных, как и те, которым он поклоняется.
Он обнаруживает, что в то время, как он молится своему Богу о спасении язычников, язычники делают то же самое ради него. Это осознание становится определённым потрясением. Внезапное пробуждение от грёз личного, расового превосходства к осознанию межрасовой и межконфессиональной ответственности весьма неприятно для ограниченных умов. Но те, кто действительно ищут решение проблем, видят в этом единственный ключ к загадке. Знаменем нового века должно стать величайшее благо для подавляющего большинства, а основным принципом взаимоотношений в новом мире — не замкнутость, а всеохватность.
Насколько можно проследить в далёком прошлом давно ушедшие цивилизации, мы и там обнаруживаем зачаточную искорку этики и крошечное семечко культуры. Мы видим в прошлом цепь событий, которые привели к существующим условиям. Расы и нации состояли из глав семейств, окружённых небольшими группами, в которые обычно входили их родные дети и те, кого приняли в семью через браки.
Эти первобытные кланы жили обособленно, и каждый представлял собой империю, хотя и включавшую всего дюжину членов. Эти маленькие группы, подобно нынешним кочующим бедуинам, никому не присягали на верность, а оставались независимыми и удерживали своё положение, полагаясь на силу собственных рук и присущую примитивным существам жестокую сообразительность.
Со временем более слабые или малочисленные группы или племена объединялись для совместной защиты от более крупных и сильных групп. Это была самая ранняя форма сотрудничества. Результаты её развития в наше время видны на примере наших корпораций, трестов, синдикатов и аналогичных организаций. Однако они появились в экономической системе только спустя тысячи лет после того, как решили расовую проблему.
Именно объединение племён ради общей пользы и взаимной защиты постепенно привело к формированию наций. Лидер таких объединённых групп избирался путём прямых выборов, в которых участвовал его народ, или занимал это положение и удерживал его силой. Этот лидер становился внушающим благоговейный страх вождём, чьё слово было законом и кто получал вместе с этим титулом право отправлять примитивное правосудие.
Сегодня большинство правительств, претерпев некоторые изменения, едва переросли племенные системы, но стремятся решать трудные вопросы с помощью до некоторой степени облагороженных церемоний заклинания минувших веков. Культура принарядила примитивную политику, так что она стала чрезвычайно сложной и почти непонятной, тогда как ритуальный «танец исцеления» выродился в факельные шествия, которые сопутствуют различным процессам, связанным с административными функциями.
Цели, которые преследует современная тактика, в основном совпадают с той, которую достигал военачальник прошлого с помощью простой хитрости. В рамках современной этики дубинка и томагавк были усовершенствованы до цивилизованных политических провокаций. Произошли и другие изменения, многие из которых служат доказательством того, что примитивный человек, хотя и менее хитрый, был бесконечно более честным, чем его потомки. Сегодня, как и вчера, захват власти, а не наставление народных масс вдохновляет «большое шаманство» нашей современной системы.
Добиваться патриотизма нужно путём определения центра тяжести, или элемента согласия — какой-нибудь конкретной мысли, с которой все согласны.
Одним из самых ранних примеров этого процесса является обожествление правителя. Нерассуждающее поклонение всегда играло важную роль в привязывании невежества к назначенной цели. Выдвигался номинальный глава вроде золотого человека из Эльдорадо, восхитительная сверкающая штуковина, вроде статуи Навуходоносора, с головой из золота, но с основанием из растрескавшейся глины. Народу приказывали верить в этого полубога. Он считался непосредственным посланником Божества на земле, а некоторые даже признавали в нём воплощение самого Бога. Эта система прекрасно преуспевала в течение некоторого времени и сыграла важную роль в формировании определённых черт характера и в успешном проведении человечества через многие мрачные периоды на заре жизни.
Когда человеческая раса была ещё только начинающим ходить младенцем, Великие — и это не только вероятно, но и бесспорно правда — действительно ходили среди людей, и эти правители были наделены божественной властью и достаточной проницательностью, чтобы вести за собой людей тем путём, которым им следовало идти. Эти великие умы были жрецами-царями, известными древним как пастыри людей. Пробуждающийся ум народных масс постепенно познавал биологию мифологии. Трудно сказать, где у древних народов кончается мифология и начинается история. Так же, как египетский полубог Рамзес или божественный Заратустра, взятый на небеса пламенем из созвездия Орион, так и ранняя история человечества скрыта за выдумками и аллегориями.
Источником веры в божественное право королей в средневековом мире стали эти мифы и легенды об обожествлённых людях и то благоговение, которое породили в древности клацанье тарелок и грохот барабанов. Людям внушали, что их императоры непогрешимы и не могут ошибаться. Народ должен поддерживать императора независимо от его пороков, а мщение семи небес обрушится на тех, кто взбунтуется и не падёт ниц, когда сия священная персона проходит мимо. В этом благоговейном отношении к «глиняному идолу» без сомнения и заключался секрет потрясающего развития Китая, Индии, Египта и американских индейцев древности.
Шло время, и правление великих умов закончилось. Их истину вытеснили золотые короны, а их народы ослепли и стали повиноваться драгоценностям и показному блеску. Одни склонялись перед императором, облачённым в одеяния из золота и жемчуга и держащим скипетр из нефрита. Другие нашли свой идеал в великом военном диктаторе, вроде японского сёгуна[26] Токугавы, восседавшего на троне в своём лакированном дворце. В наши дни форма изменилась. Верность некой центральной идее, известной как национальный дух, обеспечивается при помощи норм права, политических платформ или интеллектуальных, социологических, экономических и религиозных кодексов. Теперь человек хранит верность принципу, в который он верит, а не позолоченной личности.
Существуют определённые естественные силы, которые сближают одних людей и разделяют других; это, например, несходство существующих типов людей, различия в языке, цвете кожи и религиозных идеалах, и все они являются мощными факторами, разделяющими людей на группы. Таким образом, люди, говорящие на одном языке или похожих диалектах, способны понять друг друга, и у них есть что-то общее. У людей с одинаковым цветом кожи или поклоняющихся одному и тому же богу уже есть основа для взаимопонимания, и поэтому они находят удовольствие в сотрудничестве ради достижения целей, вызывающих их общий интерес.
С другой стороны, воин с презрением взирает на философа, мечтателю нет дела до них обоих, а материалист осуждает всех троих. Христиане испытывают неприязнь к представителям других вероисповеданий, тогда как атеист получает наслаждение от высказывания суждений, соответствующих его личной точке зрения. Большинство людей основывает свои заключения на антипатиях и судит о вещах, о которых не имеет ни малейшего представления. Подобные суждения неизбежно приводят к несправедливости и отсутствию взаимопонимания. Люди узнают друг друга через посредство того, что у них есть общего. Мы меряем всё привычной меркой и судим о вещах так, как понимаем их, и очень редко так, как есть на самом деле.
Относительное совершенство, которое мы признаём в мире, есть результат того, что каждый индивидуум проживает жизнь в соответствии с образцом, который он сам себе избрал; оно редко бывает результатом приспособляемости одного человека к стандартам других. Совершенство — понятие относительное, и пытаться изучить относительное совершенство других лучше всего исходя из относительности. В конечном счёте каждое создание борется за достижение идеала и выражение полускрытых стремлений собственной души. Развитие — это процесс достижения умственно и физически нашего высочайшего идеала.
Как одному человеку или нации составить представление об убеждениях другого человека или нации? В самом деле, их мечта — это не наша мечта, это их дело; всё, что мы можем сделать, так это помочь им добиться того, к чему они стремятся, и расширить таким образом их горизонт.
В большинстве случаев непонимание проистекает из отсутствия искреннего желания понять. Поверхностное рассмотрение вопросов никогда не откроет сущность, лежащую в основе трудов человеческих. Пока идеалы мира не имеют общего знаменателя, у нас никогда не будет мира, гармонии или того взгляда на жизнь, который появляется в результате честных усилий понять план и волю Божественного проектировщика.
На самом деле разделяют вовсе не цвет кожи, язык или религия, а отсутствие осознания. Мы не осознаём общие потребности, общие идеалы и взаимные обязательства, которые связывают всех людей земли узами всеобщего Братства.
Эти нужды и стремления и есть общие знаменатели, не признаваемые и оставляемые без внимания. Успех создания новой всемирной цивилизации в немалой степени зависит от способности миллионов людей найти общий язык и оказать друг другу помощь в общих делах.
Неправильное понимание — это не преступление, но оно ведёт к бесконечному преступлению. Грех заключается в умственных и духовных позициях, которые допускают неправильное понимание без приложения каких бы то ни было усилий к исправлению этого неестественного положения. Всегда будут существовать откровенные расхождения во мнениях, но это не основание для борьбы и раздоров. Тот факт, что человек наделён разумом, и объясняет эти разногласия, но несогласие теряет остроту, когда братья предоставляют друг другу привилегию жить собственной жизнью и самим формировать судьбу собственной души.
Когда нации смогут широко смотреть на вещи, то есть займут дружелюбную и тактичную позицию, возникнет великая всемирная цивилизация. Каждая раса желает сохранить свои особенности и индивидуальность, служить собственным богам и жить, как велит ей её душа, но она будет участвовать в жизненно важных делах общечеловеческого масштаба, если научить её пониманию единства общих нужд, общего источника всего живого и общего желания развиваться. Такое понимание придаёт людям настолько много общего, что в один прекрасный день надёжные руки дружбы протянутся через океаны и заключат весь мир в свои объятья, объединив всех в духовное братство, составляющее надежду новой расы, духовное братство, предоставляющее полную свободу во второстепенных вопросах и обеспечивающее полное единство в самом главном.
В тех великих реальностях, которые представляет жизнь, единство существует до тех пор, пока отдельные личности, зашоренные собственными понятиями, не начнут спорить о мелочах и с направленной в ложное русло энергией не примутся отделять один народ от другого, сея раздоры и вражду среди тех, кому надлежит бок о бок служить более великой насущной цели.
Человек никак не может осуществить братство в законодательном порядке; он способен принять законы в отношении сотрудничества, не более чем сенаторы Рима могли сохранить нацию своими пустыми фразами. В расе необходимо посеять семя доброты. О нежном ростке человеческого взаимопонимания должны заботиться и выращивать его и молодые, и старые. Детей следует приучать любить его; стариков следует приучить глубоко уважать его. Расу необходимо постепенно просветить в науке дружелюбия. На то, чтобы сделать мечту реальностью, уйдут сотни лет, но в конце концов умственные и духовные различия будут устранены и на земле будет восстановлена огромная семья, ставшая лучше и мудрее благодаря приобретённому опыту и более преданная служению реальности.
Существует несколько основных понятий, которых придерживаются люди всего мира и которые препятствуют их взаимопониманию, делаясь причиной войн и преступлений. Для путешественника они раз за разом становятся всё более очевидными. Все их можно обобщить под пятью рубриками.
Первое ключевое понятие — это предубеждённость, которая, по сути, есть просто личная антипатия, основанная исключительно на представлениях людей, никогда даже не пытавшихся изучить обсуждаемый вопрос. Расовые и религиозные предрассудки обычно рядятся в одежды патриотизма. Мы преданы своей расе, только если преданы своему ближнему. Однако под этим подразумевается нечто большее, чем верность кодексу разработанной человеком этики, а именно — верность действительным предписаниям Божественного Плана.
Верность в отношении нужд человечества гораздо лучше верности какой-то его доле. Высшее проявление патриотизма состоит в каждодневном сотрудничестве со всеми остальными людьми в борьбе и работе ради того, чтобы каждому нашлось место под солнцем. Так давайте же будем верны принципу, а не личности. Встанем на защиту божественного закона всеобщего братства, как учили великие учителя всех времён, и, развернув знамя братства, посчитаем это своей обязанностью, поскольку именно в этом и заключается истинное служение нашему Богу. Давайте превратим нашу расу в величайшую из всех когда-либо существовавших в мире, ибо мы можем поставить её целью служение нуждам всех живущих на этой земле.
Второе — это сравнения. Большинство людей устанавливают для себя ценности, сравнивая внешние явления с собственными критериями. Мы никогда не сможем беспристрастно сравнивать идеалы одной нации с идеалами другой, поскольку нелепо сопоставлять большой апельсин с маленьким яблоком. Яблоки надо сравнивать с яблоками, а апельсины — с апельсинами. Нельзя сказать, что дикарь с острова Борнео насквозь фальшив, только из-за того, что сравнение с нашими критериями окажется не в его пользу. Более того, ни один из нас не в состоянии доказать, что именно наши критерии имеют особое значение. Каждая раса занимает своё место и должна выполнять свою часть плана бытия. После того как она достигла уровня такого критерия, который сама себе определила, перед ней встаёт более благородная задача. Как заявил однажды крупный востоковед Макс Мюллер: «Ни одну нацию нельзя назвать ложной, как про ребёнка нельзя сказать, что он — ложный человек». Бывают нации молодые и старые. Одни ходят в детский сад, другие — в университет. Семилетний ребёнок в детском саду ничуть не менее искренен, чем ребёнок постарше, уже посещающий начальную школу. Мы ведь не ставим ребёнку в вину его молодость. Так почему же мы осуждаем нацию за её примитивность?
Невозможно сравнивать восточный и западный образы мышления, как нельзя сопоставлять восточную и западную культуры. Каждая сама по себе уникальна; у каждой есть что дать миру, и у каждой хранится своё послание потомкам. Всё для чего-то бывает нужным. Одни нации, как маленькие дети, ещё не достигли полного умственного развития, другие, состарившись и ослабев, медленно ковыляют на кладбище человечества, где их ждёт полное забвение. Но есть и такие, которые, подобно былинному Рип Ван Винклю[27], долго спали, а теперь вновь проснулись.
Расы похожи на отдельных людей. Мы стараемся выучить ребёнка, мы стремимся сотрудничать с взрослым человеком и с большим уважением относимся к старости. Так почему мы не выказываем такое же уважение к убелённым сединами нациям, давшим нам жизнь с расовой точки зрения?
От древних империй приходит всё то, что мы ныне имеем и что собой представляем: наша одарённость, равно как и основы наших искусств и наук. И пока англосаксы, свирепые и дикие, ещё бродили по невозделанным пустошам, жили в логовах, вырытых в склонах холмов, и сражались, как косматые антропоиды, за тухлые кости убитых ими зверей, представители древней Индийской империи сидели, погрузившись в медитацию, или не вылезали из библиотек, углубившись в книги, хранившие на своих страницах, украшенных цветными рисунками, мудрость сотни поколений.
Их императоры, облачённые в золотые одежды, простирали скипетры из нефрита и янтаря над кишащими внизу миллионами, тогда как белый человек ещё был грубым и пугливым дикарём, разъезжавшим на мохнатых пони и пребывавшим на задворках этой древней цивилизации.
Где же то уважение, которое мы должны испытывать к Египту, Халдее и Финикии, колыбели человеческого прогресса? Разве люди забыли древнейшую из всех заповедей: «Почитай своего отца и свою мать»? Наша раса родилась где-то в сердце Индии, питалась мудростью Востока и отправилась в долгий путь, чтобы пронести через все грядущие поколения критерии человеческого прогресса. Неужели мы не способны осознать, что все мы — одна большая семья и что в жестокости одного человека по отношению к другому заключена причина того, почему нации прошлого умирают от голода и жажды, пока ребёнок, которому они дали жизнь, беззаботно идёт своей дорогой?
Давайте будем добрее и внимательнее к другим. Во время великого землетрясения в Японии в 1923 году сотни тысяч людей погибли, но для нас это было всего лишь сведениями из маленькой заметки в газете, о которой мы вскоре забыли, за исключением тех немногих, кто потеряли своих близких в этой страшной катастрофе. Как же мы не понимаем, что там нашли свою смерть живые люди, которые дышали и мыслили, а не фигуры из дерева или камня? В течение нескольких дней после землетрясения на берег морем выбрасывало маленьких детей со счастливыми личиками, очень похожих на наших. Неужели мы не способны осознать скорбь разбитых семей и трагедию юношей и девушек, у которых впереди была целая жизнь, когда всех их вдруг поглотило бушующее пламя? Представьте себе, что это были наши дети. Разве мы с мокрыми от слез лицами не спрашивали бы Бога, за что такая несправедливость?
Как плохо мы понимаем, что означают такие ужасные катастрофы! Как мало мы знаем о привязанностях и страхах той огромной семьи созданий, которую Бог назвал Человеком! Как редко мы делим с нашими братьями радости и печали! Ведь радуясь или страдая вместе, люди приобщаются святых тайн, ибо нет ничего более прекрасного на свете, чем делить те радости и печали, которыми нагружен наш корабль.
Учитель Иисус сказал: «Другая есть у меня овца, что не из этой овчарни». Так давайте хотя бы изредка думать о другой овце. Мы делаем огромнейший шаг к взаимопониманию между расами, когда учимся проявлять интерес к повседневной жизни других народов, радоваться вместе с ними их удачам, принимать участие в их забавах, разделять их работу, постоянно быть рядом во мраке скорби, крепко держать их за руку в тишине, когда над ними витает призрак смерти, и, наконец, идти с ними в их храмы и молиться их Богу и нашему Богу. Вот тогда мы воистину будем братьями.
Всё это подводит нас к третьему пункту — религии. Замечательная поэтесса Элла Вилер Уилкокс когда-то написала:
Так много богов и символов веры,
Так много путей, что петляют и вьются;
Когда всё, в чём нуждается мир наш,
в печаль погружённый, —
Это просто искусство быть добрым.
И хотя сфера религии кажется полной различий, в ней царит полная согласованность. На земле едва ли найдётся такой народ, который не поклоняется чему-нибудь или кому-нибудь; объектом поклонения может быть какая-то сверхъестественная причина, нечто таинственное и неземное, некий божественный освободитель или могучий воин, ведущий свой народ к вечной победе.
У каждой нации есть Бог и святилища этого Бога: у одних это груда камней, у других — увенчанные шпилем соборы. В Иерусалиме мусульманская мечеть находится под сенью древней часовни Гроба Господня, и громкие крики мусульман часто перекрывают песнопения христиан во время мессы. Сто тысяч богов, странные тотемы, вырезанные на камне, боги с тысячью глаз и тысячью рук, владыки лилий, роз и цветков лотоса — все они управляют судьбами людей, и всё это потому, что каждый по-своему пытался истолковать смысл божественного послания и разгадать загадку веков. Более чем из сорока религий было известно человеку Золотое правило ещё до того, как оно вошло в христианское вероучение.
Именно в сфере духовных верований народов заключена возможность для одного человека найти путь к сердцу другого; именно в ней содержится почва для взаимопонимания. Человек может жить без любви, он в состоянии много дней оставаться без пищи и прожить среди девственной природы в полном одиночестве, но, чтобы быть человеком в подлинном смысле слова, он не может жить без морального или духовного кодекса. Такой кодекс может быть сформирован согласно его запросам и отличаться от кодекса любого другого человека, но суть в том, что он должен существовать.
В наше время осталось не слишком много религий, поскольку все духовные доктрины приспособлены к нуждам людей. Со всех алтарей прозвучало одно и то же великое послание — заботливое руководство любящего Отца и всеведущее управление человеческой судьбой. В этом заключена суть великих религиозных истин и право первородства любого человека. И если бы мы только смогли научиться любить и уважать духовные убеждения других, мы сумели бы гораздо лучше служить нуждам человечества.
Мы рассуждаем о дикарях и безбожниках, язычниках и идолопоклонниках, но это ни в коей мере не способствует установлению мирового братства. Христиане составляют менее трети населения Земли, и неразумно полагать, что Бог оставил две трети своих детей в беспросветном мраке.
Ничего подобного Он не совершал, но каждому давал по его потребностям. Как можем мы узнать, что предопределяет Отец своим детям? Так что давайте лучше постигать, как совершается работа, поскольку одни и те же прекрасные духовные истины, которые решают проблему потребностей христиан, содержатся и во всякой другой истинной религии Земли. Мы смотрим на жителя Востока и, видя только его невежество и извращённость, говорим, что его религия ложна. Но какое право мы имеем так говорить? Век за веком христианин изменял доктрине, которую он исповедует, и поэтому сегодня он — самый закоренелый на земле убийца.
Давайте лучше объединимся и поможем друг другу жить и понимать те вещи, которые все открыто признают. Мы не можем дать буддисту никакого совета в отношении братства, сострадания, любви или духовности; равно как и сообщить ему Десять заповедей или моральный кодекс. У него и так уже есть один, ничуть не хуже нашего. Однако мы можем помочь ему жить согласно вере, которую он исповедует, и при этом попутно самим учиться тому же.
Четвёртая рубрика — это интерес.
Для того чтобы быть полезными в любой работе, мы должны проявлять к ней определённый интерес. Но если у нас не лежит душа к какой-то работе, мы сразу же сталкиваемся с доброй сотней преград, так как безразличие всегда служит источником помех. Если мы искренне хотим узнать, о чём думают другие люди и ради какой цели трудятся другие нации, мы должны проявлять глубокий интерес к их делам.
Нас, похоже, очень мало заботит, что происходит с той половиной рода человеческого, о которой мы почти ничего не знаем. Сегодняшнее человечество ещё не вполне утвердилось на позиции гуманизма. Его можно заставить сотрудничать только с точки зрения финансовой помощи, но оно занимается этим автоматически и проявляет мало интереса к тому, что именно делается в этом направлении или куда уходят деньги.
С нашей точки зрения другие нации далеко, а наша — близко. По нашему мнению, существуем только мы, и, хотя наши знания по географии убеждают нас в обратном, наши сердца и чувства по-прежнему подкрепляют наши заблуждения. Мы не осознаём, что мы так же удалены от народов на противоположной стороне Земли, как и они от нас. Миллионы людей никогда не слышали о таком городе, как Нью-Йорк, однако мы испытываем крайнее удивление, если они не проявляют к этому никакого интереса. С другой стороны, и они удивляются не меньше нас, когда мы бываем вынуждены признать, что ничего не знаем о маленьком городишке в верховьях реки Конго, где они живут всю жизнь.
Они искренне поражаются, когда мы говорим, что не умеем выдалбливать каноэ из целого ствола дерева или делать из кости крючок для ловли рыбы. Каждый из нас живёт и работает в привычных местах, и обо всём, что выходит за эти пределы, мы имеем весьма смутное представление. Это представление дополняется другими смутными образами тех, на кого мы обращаем мало внимания, полагая всех их каннибалами. Всё это свидетельствует о нашей полной неосведомлённости, ибо на свете нет более утончённой натуры, чем хорошо образованный китаец. А самыми блестящими, образованными и учтивыми людьми в мире считаются представители японской аристократии. Нет более прекрасных людей, чем мистики Индии, каждая мысль и поступок которых преисполнены вдохновения и которые ведут предельно простой образ жизни, но проживают её, сохраняя удивительное мужество и достоинство. Настоящий индус являет собой образец духовности и искренности, которому ради собственной пользы надлежит следовать всем христианам. Его преданность принципам, стремление отстаивать справедливость, как он её понимает, его уравновешенность и невозмутимость духа — всё это качества, которые редко встречаются у других народов.
У человека вечно появляются какие-то пристрастия; так пусть же у него, помимо всего прочего, появится интерес к делам своего ближнего, чтобы он мог точно выразить идеалы человечества, частью которого он является, а не просто являть собой шишку на ровном месте, окружённую собственным эгоизмом.
Пятое — это отношения. Когда речь заходит о «чужестранце в чьём-нибудь жилище», особую важность приобретает такое понятие, как отношение. Когда мы совершаем путешествие в какую-то дальнюю страну, то искреннее желание узнать, отнестись с уважением и помочь, делает для нас доступным совершенно новый мир.
Восток открыт всякому, кто проявляет дружеский интерес к делам своего ближнего. Ему рады как другу и помогают, чем только могут. Многие путешественники занимают неумную позицию, и поэтому они никогда не научатся постигать души других людей. Слишком часто путешественник, попавший на Восток, имеет предвзятое мнение, он отправляется в путь с мыслью, что едет к дикарям. Он несёт на себе груз религиозных и расовых предрассудков, а поэтому так ничего и не узнает о реальной жизни тех людей, которых он приехал изучать. Для путешественника, стремящегося побольше узнать, самое главное — это, отбросив всяческую предубеждённость, быть готовым к обсуждению любых вопросов и выносить собственное суждение только в том случае, если для этого имеются все основания.
С течением времени проблема межрасовых взаимоотношений делается всё более актуальной, и решать её следует с позиции наибольшего блага для всех заинтересованных сторон. С каждым днём человек становится всё более мощной силой в делах Бога. Человек, похоже, начинает разбираться в ходе вещей ничуть не хуже самого Бога. И если это так и есть, то он должен научиться быть таким же мудрым, заботливым, добрым и бескорыстным, как Бог.
Утверждают, что Бог пожертвовал собой, чтобы спасти этот мир. «Ни один человек не способен испытывать большей любви, чем та, что заставляет отдать свою жизнь за друзей своих». Нет на земле более славного названия, чем титул друга человечества. Так давайте прилагать все усилия, чтобы приблизить тот день, когда наша великая нация со всеми её способностями, возможностями и небывалыми привилегиями пронесёт через века бессмертный титул: «Соединённые Штаты Америки — Друг человечества».
Как показывают личные наблюдения, американские туристы, выезжающие в другие страны, подразделяются на три общие категории. К первой относятся кругосветные путешественники, которые едут в какую-то страну, просто чтобы потом сказать, что они там побывали. На таких людей увиденное и услышанное ими в чужих краях производит мало впечатления. Вторую группу составляют покупатели и собиратели сувениров, которые с утра до вечера бегают по магазинам и базарам, покупая бесчисленные безделушки, большая часть которых сломается или разобьётся к тому времени, как они наконец доберутся до дома. Они никогда не посещают места, имеющие большое значение, ибо храмы, дворцы, музеи и библиотеки не представляют для них никакого интереса. В третью группу входят люди, путешествующие с особой целью; к ним относятся представители правительства, миссионеры, исследователи, статистики, археологи, писатели и беглые каторжники.
Во всех трёх группах непременно присутствует немалое число циников, у которых нет другой радости в жизни, как только что-нибудь покритиковать. Большую часть времени они проводят в ворчании и выискивании недостатков у всех и вся. Каждый год такие туристы едут на Дальний Восток только для того, чтобы потратить деньги, насобирать всякой дряни и покритиковать.
Мы судим о других нациях по их представителям, которые приезжают в нашу страну. В свою очередь, и другие нации точно так же составляют себе мнение по тем из нас, кто посещает их страны. И если мы хотим создать и поддерживать атмосферу дружелюбия и уважения — бесценных качеств в международных отношениях, нашим путешественникам следует внедрять в сознание основные моральные и социальные нормы, которых необходимо придерживаться.
Часто случается, что многие туристы прямо или косвенно оскорбляют нации тех стран, которые они посещают. Они насмехаются над национальными обычаями и отпускают шуточки в священных местах. Из достоверных источников мне стало известно, что в Китае, например, туристы во время пикников отбивают горлышки у бутылок с пивом о священные раки Небесного алтаря. А что бы сказали мы сами, если бы какой-нибудь восточный человек, приехав в нашу страну, осмелился хихикать и откалывать шуточки во время торжественной мессы?
Восток очень обидчив; он с ужасом взирает на грубое и легкомысленное поведение туристов, послужившее причиной того, что с течением времени одна за другой для нас закрылись двери их храмов. За отсутствие уважения, Запад дорого поплатился, ибо ему был запрещён вход в чудеснейшие восточные сокровищницы.
Рассказывают, что на Яве толпы так называемых примерных христиан брали прекрасные изваяния Будды, украшавшие террасу Боро Будур, величайшей из известных реликвий древней буддийской культуры, и использовали их в качестве мишеней. Следствием их развлечений стали ряды безголовых статуй, ныне являющих собой на Дальнем Востоке пример западной невоспитанности. Подобное поведение не может помочь созданию в мире тех взаимоотношений, в которых мы в настоящее время нуждаемся и которые, по нашим понятиям, составляют настоящую оккультную работу нашей расы.
Соединённые Штаты — это своего рода тигель, где под одним флагом собираются люди со всей земли. Америка выступает за большое дело — более широкое понимание и большее единство. И когда с Запада приезжает человек, искренне стремящийся быть полезным Востоку, и предлагает свою помощь с благожелательностью и уважением, его всегда примут дружески и с любовью; и он, таким образом, сможет стать определённым фактором в формировании нового Востока и нового Запада.
В представлении Востока боги всё ещё ходят по земле, а жителям Запада долгое время навязывали мнение, что мудрецы Востока — это повелители необыкновенных сил, о которых Западу ничего не известно. Но если бы мы относились к этому иначе, мы могли бы гораздо больше узнать об этих таинственных искусствах. Мы смотрели на Восток как на отсталую расу, едва ли достойную нашего внимания, а Восток относится к нам как к не по годам развитому ребёнку, который со временем станет взрослым и поймёт, какой же он, по сути, глупый. Но такая позиция не подходит для фундамента, на котором можно построить здание взаимопонимания. Восток нуждается в Западе, ведь изобретения последнего, его практические решения многих проблем и его необычайные научные знания и экономическая мощь могли бы превратить Восток в удивительную и прекрасную страну. И Восток хорошо это понимает.
С другой стороны, и Запад нуждается в Востоке. Ему нужны невозмутимое спокойствие восточных святых, сдержанность и добросердечие его людей святой жизни, обитающих в сердце Гималаев. Западу просто необходима мистическая духовность Востока, чтобы бороться с господствующим в западном обществе духом меркантилизма, тогда как Востоку не обойтись без нашего материализма, чтобы уравновесить его резко выраженный мистицизм и утопический взгляд на жизнь как на иллюзию. Недалёк тот день, когда два великих полушария наконец объединятся. Находясь далеко друг от друга, мы становимся ближе с каждым новым изобретением, и Америка с её широкими взглядами и довольно-таки богемным отношением к жизни в состоянии достичь полного взаимопонимания между нациями, при котором Единый Отец всего сущего и единое братство его детей смогут осуществиться на практике.
Не существует причины, почему бы великому западному миру не стать воплощением Космического Христа и не оказать разумную и практическую помощь человеческому роду. Нашей прекрасной стране предоставлена неповторимая возможность, для которой она собственно и предназначена. Окажется ли она достойной подобной задачи и чести? А это в значительной степени зависит от отношения каждого отдельного человека, ведь нация — это совокупность индивидуумов, и в своей позиции она отображает отношение всех индивидуумов, вместе взятых. Так давайте нести миру послание о братстве и сотрудничестве, ибо мир, раскинувшийся за пределами нашей страны, ожидает уверений в наших добрых намерениях. Несмотря на всю нашу убеждённость в обратном, прочное положение белой расы в сердцах её собратьев отнюдь не гарантировано.
Завершается великая эпоха соревновательной этики. Веками лозунгом общества было: «Конкуренция — двигатель торговли». Эта идея, как некая система взглядов, полностью провалилась, и разбитое и истерзанное состояние сегодняшнего общества служит несомненным доказательством того провала. Сколько раз христианский мир пропитывался кровью, и раз за разом он разрушал свой моральный кодекс. Один старый индус, живущий в центре далёкой Индии, как-то сказал мне, что мудрые люди его страны судят о других по тому, насколько они в жизни придерживаются собственного жизненного кодекса. В этом, по его словам, христианство потерпело неудачу. Он, однако, заявил, что глубоко уважает самого Христа, ибо этот человек жил в полном соответствии со своими принципами.
Великий Линкольн сказал, что его нация привержена убеждению, что все созданы свободными и равными. Однако люди и с жёлтым цветом кожи, и с коричневым, буддисты, брахманы, мусульмане и представители многих других религий и народов — все удивляются, почему такая позиция не проявляется в поведении туристов, представляющих нашу нацию в разных странах.
Будучи в Гонконге, я наблюдал, как белый человек пинал ногами местного жителя и бил его тяжёлой палкой, пока тот не упал на землю, и всё это только из-за того, что жёлтокожий нарушитель имел наглость идти по одной с ним стороне улицы, хотя жёлтокожий абориген и не думал чем-то оскорбить белого человека. Подобный случай — обычное дело в восточных странах, и нет нужды объяснять, что это не способствует будущему благополучию, счастью и процветанию белой расы.
На Востоке появляется новое, молодое поколение, которое хорошо образовано во всём, что мы называем современной цивилизацией. Молодёжь стран Востока учится муштровать свои войска и строить свои форты. Она учится изобретать и мыслить. Спящий дракон Востока пробуждается. Тени Наполеона, взиравшие на мир в продолжение ста двадцати лет, удлиняются.
Мы хотим, чтобы Восток просыпался с сердцем, преисполненным любви, дружелюбия и благодарности к западному миру, который дал начало его новой жизни. Он не должен пробудиться с чувством ненависти и желанием отомстить белому человеку, который пинал его и смеялся над его богами, который разрушал его святыни и разбивал пивные бутылки о его священные алтари. Мы протягиваем через океан руку дружбы. Мы не хотим услышать оглушительный грохот орудий, когда новый Восток, пробудившись от своего многовекового сна, будет стремиться воздать за всё зло, причинённое ему западным миром.
Не надо, однако, думать, что мы выступаем за устранение расовых барьеров; расы и нации должны сохранять свою индивидуальность. Мы также не считаем, что все люди должны верить в одного Бога или принять одну веру; но, если христианин не изменит свою тактику и не станет более доброжелательным и внимательным к тем, кто его окружает, неизбежно наступит такой день, когда ему придётся горько пожалеть об этом. Возможно, в жизни нынешнего и даже следующего поколения этот день так и не наступит. Он станет тем великим днём, составленным из тысячелетий, когда нации и короны будут низложены, а расы утонут в противоборстве.
Сегодня Восток поворачивается в сторону Запада и все взгляды обращаются на нашу нацию. Америка занимает на сцене центральное место, и род человеческий, затаив дыхание, с неослабным интересом наблюдает за деятельностью этой маленькой части себя самого. Мы воистину представляем некий противовес для поддержания равновесия, мы — это точка опоры. И куда бы мы ни повернули, раса повернёт за нами. Величие этой позиции превышается только налагаемой ею ответственностью. Осознаём ли мы как раса, то колоссальное влияние, какое оказываем на мировые дела? Некоторые это, несомненно, понимают, но подавляющее большинство — нет, и им следует это объяснить, иначе всем нам не избежать горького раскаяния. Из всех уголков земли обращаются к нам люди с просьбой по-родительски искренне позаботиться об их судьбе, помочь им стать добрее, внимательнее и бескорыстнее.
Существует много такого, чему мы можем научить других людей, живущих в удалённых от нас частях земного шара, однако и у них, судя по сведениям, собранным мной в путешествиях, тоже есть немало чему научить нас. Они нуждаются в нас, а мы нуждаемся в них; и пусть ради грядущих поколений великие умы мира сообща трудятся над созданием объединённой системы этики, которая займёт место нашей разваливающейся системы, основанной на конкуренции. Таким образом, Соединённые Штаты смогут оказать миру величайшую услугу из всех, честь оказания которой ещё никогда не выпадала ни одной нации.
Первый же важный шаг должны сделать те честные люди, которые начинают изучать существующие условия, в которых находятся иные расы. Идеалы всех людей имеют право на беспристрастное изучение. Поездив по разным странам, познакомившись с живущими там людьми и поняв, что они так же, как и мы смеются и плачут, а их маленькие дети, совсем как наши малыши, резвятся, играют и весело лепечут что-то, понятное им одним, увидев какого-нибудь несносного шалуна, обязательно присутствующего в дюжине разных наций, который привязывает консервные банки к хвосту собакам и потешается над прохожими, вы поймёте, что во всех них есть что-то очень человеческое и что, по сути, все они — братья. И не важно, где вы увидели этих людей — в Бирме, Китае, Индии или на Яве, все они — просто люди, счастливые или печальные, со своими бесчисленными мелкими интересами, привязанностями и антипатиями. И если вы отнеслись к ним доброжелательно и без предубеждения, вы начнёте смотреть на мир другими глазами, и тогда у вас появится интерес к маленькому смуглому малышу с большими удивлёнными глазами и вы поймёте, что в мире много общего и что разделение надуманно и ложно. Несмотря на различия во внешности, все люди одинаковы — интересные, привлекательные и достойные уважения. Большинство наций забыло о других, а поэтому и их забывают. Они не понимают, что их сила заключена в доброй воле их собрата. Так постараемся стать другими. Тех, кто забывает, самих ожидает забвение; давайте же будем помнить, чтобы помнили и о нас.
Здесь нечего больше добавить, но многое надо сделать. Философия имеет ценность, только будучи приложена на практике. И если читатель почувствует, что все изложенные факты и выводы верны, пусть примет их к сведению и применит в своей жизни.
Всё проверяется практикой. Честность, дружелюбие и правдивость — вот единственные основы, на которых можно построить прочную цивилизацию. Если вы думаете так же, вмените себе в обязанность постоянно проверять, что вы всегда мыслите в соответствии с принципами, изложенными на страницах этой книги.