Не составляет труда понять, почему великая промышленная цивилизация Запада не в состоянии постичь, что собой представляет аскетизм Востока. Западные жители рассматривают уроженцев Востока как людей, погрязших в предрассудках и разврате, а Восток, в свою очередь, видит в Западе грандиозный финансовый механизм, в котором все высшие жизненные идеалы принесены в жертву на алтарь мамоны[28]. Для индуса священна сама земля, по которой он ходит; холмы и долины его родины освящены традицией. С благоговением ступая по Виа Долороза — «скорбному пути», где когда-то ходил Учитель Иисус, благочестивый христианин чувствует себя сопричастным Спасителю. Обитая рядом с теми же самыми полями, которые некогда боронили бессмертные, или бродя по тем же пыльным дорогам, по которым боги когда-то ходили вместе с людьми, индус пребывает под глубоким впечатлением святости всего, что его окружает. Он ощущает величие своей расы и своё родство с божествами. Для него боги — это вполне реальные существа, которые, спустившись из своей обители блаженства, принимают облик людей и занимаются земными делами.
На Западе, где о богах ничего точно не известно, люди склонны поклоняться своим собственным творениям. Житель Запада уверен, что он творит историю, тогда как уроженец Востока преклоняется перед историей. Итак, пока суеверный и непрактичный Восток строил храмы, дворцы и гробницы, практичный и просвещённый Запад возводил учреждения, заводы и магазины, тем самым приобретая контроль над мировой коммерцией. Одна просвещённая американка пришла в ужас, узнав о ежедневном принесении в жертву козлов в храме богини Кали в Калькутте. Не меньший ужас испытывает и индус, узнавая о том, как люди каждый день жертвуют жизнью в Америке и Европе, где первенцы человеческого рода приносятся в жертву на алтарь индустриального общества. И у философа неизбежно возникает вопрос: кто оказывается большим идолопоклонником — тот, кто поклоняется сияющему лику Брахмы, или тот, кто пресмыкается перед лоснящейся физиономией всемогущего доллара.
Для восточного ума век чудес — это не один из разделов древней истории, как для нас. Мы убеждены, что воду можно было превратить в вино две тысячи лет назад, но никак не в наше время. Пророки и святые прошлого могли разделять океан и проходить сквозь запертые двери, однако подобные вещи сейчас просто не в моде. Следовательно, чтобы проникнуться духом индийской жизни, надо вернуться на несколько веков назад, в эпоху чудес, и жить в то время, когда Великие, собрав вокруг себя своих учеников и усевшись на невысоких кочках у обочины просёлочной дороги, читали людям проповеди, раскрывая в них тайны жизни и смерти. Даже и сегодня, совсем как в библейские времена, хромых и слепых в Индии отводят к живым святым для исцеления, а больных отвозят к целебным источникам.
Восток никогда не мог понять, почему Запад не верит в чудеса. Для восточного ума непостижимо, что кому-то может прийти в голову подсмеиваться над такими вещами, как воскрешение мёртвых и излечение от проказы. Будучи в Калькутте, я познакомился с одним молодым человеком, который посещал университет и готовился к научной карьере. Он рассказал мне историю, являющую собой типичный пример отношения индусов к сверхъестественному. Кстати сказать, этот юноша говорил на нескольких иностранных языках, принадлежал к высшим слоям индийского общества и несколько лет обучался в западном колледже. В то время он изучал индийскую философию у весьма знаменитого и почтенного человека святой жизни, известного по всей Индии как чудотворец. На одном из этапов обучения юношу на несколько лет отправили в Гималаи, где он должен был поститься, медитировать и молиться. Захватив с собой только священные книги и наставления своего учителя, он удалился в горы, чтобы в полном одиночестве прожить назначенное время в маленькой хижине из веток деревьев и камней. Каждый день, когда он по обыкновению бродил среди холмов, его ум погружался в размышления о космических истинах. Там он обретал душевный покой, полностью отрешаясь от иллюзорного и непостоянного мира людского тщеславия и амбиций.
Однажды днём он медленно шёл по узкой тропинке, вившейся среди густой растительности, как вдруг кто-то сильным ударом свалил его с ног и отбросил в заросли кустарника, где он пролежал несколько секунд, испуганный и ошеломлённый. Поднявшись на ноги и попытавшись отыскать причину случившегося, он с удивлением обнаружил своего старого учителя, который стоял на тропинке и пальцем показывал на землю. Посмотрев в то место, куда указывал Махатма, юноша увидел на тропинке свернувшуюся кольцами кобру «мёртвая голова», готовую к нападению. И тут он понял, что ещё один-два шага, и он обязательно наступил бы на змею, а это означало неминуемую смерть. Пока юноша разглядывал кобру, его старый учитель исчез из виду, растворившись в чаще джунглей. Вернувшись в Калькутту, юноша узнал, что Махатма проводил занятия в школе как раз в тот самый день, когда он явился ему в Гималаях в двух тысячах миль от этого города.
То, что юный студент не лжёт, не вызывало сомнения. Он был полностью уверен, что рассказанная им история — чистая правда, и ничто не могло поколебать его веру в реальность этого происшествия. Единственной необъяснимой вещью для него было то, что какой-то американец сомневается в правдивости его рассказа или считает его удивительным. Для него это было вполне обыденным явлением; нечто похожее случалось с ним и прежде, равно как и со многими другими учениками индийских адептов.
Тот же самый юноша рассказал мне ещё одну историю, которая произошла с его отцом, когда тот присутствовал на собрании святых людей в одном из ущелий, ведущих в высокогорные местности Гималаев. Несколько монахов нищенствующего ордена удалились в лесные заросли, чтобы умилостивить богиню Кали. Отыскав в лесу подходящую поляну, они соорудили в её центре алтарь, на который в качестве приношения положили зерно и фрукты, а рядом с алтарём привязали несколько козлов. Затем монахи расселись вокруг этой импровизированной святыни и стали с помощью мантр вызывать чернокожую дочь Шивы[29].
По словам отца юноши, который видел всю церемонию собственными глазами, как только святые люди начали нараспев произносить свои мантры, горы окутала серая мгла, от которой померк солнечный свет и сделалось темно, словно в сумерках. В центре этой мглы появилось коническое облако вертящегося чёрного тумана, которое начало медленно вползать в центр широкого круга монотонно поющих монахов. Верхом на облаке восседала гигантская фигура многорукой богини Кали, размахивавшей огромной булавой. Свесившись из своей облачной колесницы, Кали одним ударом булавы сокрушила и алтарь, и стадо козлов. Свист рассекающей воздух булавы совпал с ослепительной вспышкой молнии, заставившей содрогнуться всю землю, и в её затухающем свете над горами исчезла и Кали в клубах чёрного тумана.
Западному уму трудно понять сложные хитросплетения восточной мысли, гармонично связывающей точные основы восточного знания с абстрактной метафизикой настоящей индийской философии. То, что какой-то человек, находящийся в здравом уме и трезвой памяти, может всерьёз заявлять, что видел богиню, ехавшую верхом на облаке, непостижимо для западных учёных. Однако простодушие, с каким индус описывал это происшествие, не оставляет никаких сомнений в его честности. Киплинг, чьё глубокое понимание восточной этики столь превосходно выражено в «Киме», по всей вероятности, полностью осознавал огромный философский разрыв между западной физикой и восточной метафизикой, когда записал эти бессмертные слова: «Восток есть Восток, а Запад есть Запад, и эти двое никогда не сойдутся».
Для иллюстрации ещё одной особенности восточной религиозной мысли возьмём в качестве примера эпизод, случившийся на горе Абу в Центральной Индии, где находятся всемирно известные храмы джайнов. Недалеко от храмов есть небольшое озеро, на берегу которого стоит дом, построенный специально для отдыха святых людей, где они останавливаются по пути к некоторым национальным святыням, находящимся в удалённых частях той горной страны. Однажды в эту гостиницу зашёл один очень старый, диковатого вида монах нищенствующего ордена и уселся у её дверей немного передохнуть и погреться на солнышке. Его одежда состояла из одного только куска какой-то материи, обмотанного вокруг бёдер, а борода и волосы, уже много лет не знавшие ножниц, в беспорядке торчали в разные стороны. Все его пожитки состояли из медной чаши для воды и небольшой связки священных реликвий. Как раз в это время несколько американцев, остановившихся в расположенном неподалёку отеле, воспользовавшись коротким перерывом в осмотре достопримечательностей, вышли прогуляться и направились по тропинке, ведущей к гостинице для паломников. Увидев монаха, сидевшего у дверей гостиницы, они, как видно, впервые в жизни столкнувшись с индийским святым, остановились поблизости от монаха и принялись обсуждать его странный вид, сопровождая свою беседу шутками и громким смехом. Один из туристов, видимо, впавший в религиозное настроение, пустился в длинные рассуждения, выражая огромное сожаление по поводу нецивилизованного вида той жалкой личности, которая в полном блаженстве принимает солнечную ванну.
Не имея сил далее оставаться спокойным, святой человек, мягко взглянув в сторону невоспитанных дороготоптателей, попросил их на безупречном «королевском английском» избрать себе менее затрагивающий личность объект для обсуждения. Туристы, даже не подозревавшие, что старец понимает по-английски, рассыпались в извинениях и в конце концов уговорили монаха рассказать им о себе. Из его рассказа они узнали, что он закончил Оксфорд, путешествовал по Европе и Америке и хорошо знаком со всеми областями западной культуры. В течение нескольких лет он занимался врачебной деятельностью в Бомбее, но, имея на себе большой грех, счёл своим долгом отказаться от всех удовольствий и радостей жизни и посвятить остаток земного существования искуплению своего ужасного преступления. Вначале он умолчал о характере своего проступка, но потом рассказал, как было дело. В то время, когда он был весьма преуспевающим врачом, в его дверь постучался один святой человек и попросил немного риса, а он беспечно отказал ему в такой малости. С течением времени сознание совершённого им греха до такой степени измучило добропорядочного доктора, что он наложил на себя пятидесятилетнее покаяние. Этот случай служит типичным примером того, насколько серьёзно на Востоке подходят к проблеме духовного спасения. Для уроженцев Востока только дух реален и вечен и только время, использованное на раскрытие своего духовного «я», считается не потраченным зря.
Для жителей Запада пустыня Гоби — это просто пятно на карте, тогда как на Востоке её считают местом торжественным и таинственным, которое сторожат злые демоны, ибо её выбрали местом своего обитания боги и полубоги, которые, спускаясь из сфер блаженства и принимая человеческий облик, разгуливают по её золотым пескам. Мифотворческая Азия изобилует легендами о существах сверхъестественного происхождения, занимающихся делами людей. Голубая завеса, разделяющая видимое и невидимое, очень тонка для восточного ума, и внутреннее око открывает аскету призрачные образы бессмертных, навечно установивших безмолвное наблюдение за человечеством.
Запад полагает, что правительства должны состоять из групп людей, управляющих своими братьями по праву, которое они получили благодаря рождению или избранию; а Восток объявляет, что человечеством веками управляет божественное правительство. И как нациями правят цари и президенты, так и всей землёй руководит великая Белая Ложа, исполнительный орган, состоящий из полубогов и сверхлюдей, которые собираются каждые семь лет в священном городе Шамбале в самом центре пустыни Гоби. Таким образом, выходит, что из неисследованных пустынных районов монгольских песков исходят эдикты, определяющие судьбы всех людей.
Если вы попросите восточного мистика описать Священный город, он расскажет вам, что тот состоит из эфирных субстанций, различать которые способны только те, у кого проснулся глаз Шивы (шишковидная железа). Храм великой Белой Ложи стоит на обнажившемся пласте азойской породы, который носит название Священного острова. В то время, когда пустыня Гоби была дном огромного океана, эта скала, единственная, возвышалась над поверхностью воды и никогда не уходила под воду. Азиатские философы различают несколько перемещений земли, одно из которых состоит в чередовании полюсов. Когда расплавленное тело планеты только начало охлаждаться, первыми затвердели полюсы, образовав таким образом остров в каждой полярной области. Сошедшие с солнца бессмертные существа опустились на эти полярные шапки и принесли с собой на землю зародышевую жизнь каждого существа. С течением времени полярная жизнь мигрировала в различные части земного шара, и картина заселения планеты постепенно принимала её нынешний вид. На шапке первичного Северного полюса боги воздвигли свой храм и освятили весь остров, защитив его с помощью заклинаний и магии от вандализма профанов. Духи-хранители приняли облик змей и окружили священный остров кольцом Нагов, или змей-ангелов.
С течением веков в результате третьего движения земли (чередования полюсов) истинный (первичный) полюс планеты занял то место, которое ныне известно как пустыня Гоби. Поэтому восточный человек почитает это место святым, поскольку именно там первоначально поселились боги и оттуда ведут своё происхождение все смертные существа. Он также верит, что источник каждой новой расы или вида, которые появляются на земле, находится во Внутренней Монголии. Откуда-то из Центральной Азии вышла арийская раса (подрасами которой являются современные индусы и англосаксы). И если западные антропологи даже и допускают подобный факт, они никоим образом не связывают его с верой индусов в то, что англосаксонская раса мигрировала из пустыни Гоби, где появился на свет первый белый человек.
Следует заметить, что, хотя экспедиция знаменитого американского палеонтолога Роя Чепмена Эндрюса не обнаружила Священной Гобины (Святого города) во время своих изысканий в огромной монгольской пустыне, она нашла немало подтверждений тому, что рассказывается об этом городе в восточных легендах. Когда научный мир узнал, что вся пустыня изобилует ископаемыми останками и другими странными свидетельствами предшествующих и ныне существующих форм жизни, то есть что, по всей вероятности, самые древние и наилучшим образом сохранившиеся останки на поверхности земли следует искать именно там, суеверия наивной Азии начали приобретать вполне реальные и впечатляющие формы. Современные учёные не смогли отличить обычных змей от замаскированных Нагов-духов, а змей в пустыне хватало, там их были десятки тысяч, в точности как сказано в восточных Священных писаниях; и сразу же предмет в целом привлёк к себе всеобщее внимание.
Сказочные Махатмы Азии являли собой постоянный источник беспокойства для западных учёных, которые полагают, что эпоха чудес не только безвозвратно миновала, но что она вообще существовала исключительно в чересчур богатом воображении легковерных людей. Годами европейское влияние на Востоке тщетно пыталось поколебать веру тех, кто считает, что сверхлюди со сверхъестественными способностями существуют в действительности. Но самое интересное в развитии событий заключалось в том, что вместо того чтобы изменить свои убеждения, азиаты обратили множество европейцев в свою осмеянную веру.
Махатм считают не какими-то изолированными от мира мудрецами, а членами возвышенного братства, которое называется Трансгималайским братством. Считается, что этот орден благородных людей собирается на тайное совещание с Владыками Мира и вершит судьбу земных дел. Махатмы обладают способностью отделять свои души от физических тел, и, пока они, как может показаться на первый взгляд, спокойно лежат, погрузившись в сон, их сознание переносится сквозь пространство на Священный остров, где проходит великий тайный совет духов.
В Индии я встречал людей, которые заявляли, что они не только знают великих адептов, проделывающих подобные вещи, но что даже они сами побывали в эфирном храме и собственными глазами видели, как он искрится и сияет в воздухе, подобно яркому радужному пузырю.
Название пустыни Гоби неразрывно связано с жизнью и подвигами величайшего в мире полководца, завоевателя и государственного деятеля Чингисхана, которому был присвоен титул Императора земли. Об этом человеке сегодня мало что известно, и даже это немногое опорочено злобой и клеветой его врагов. При жизни его называли Сыном Бога; одним строем с ним и его армиями всегда шла победа. Чингисхан путешествовал в большом переносном замке, который несли на своих спинах несколько слонов. Этот полностью оборудованный замок служил ему дворцом в мирное время и крепостью, когда шла война. Когда Чингисхан шёл в бой во главе своей блестящей армии, из его грандиозного передвижного форта, ощетинившегося тысячами копий, изливался на противника непрерывный поток острых стрел. В самый центр вражеского войска несли огромные слоны жилище хана, растаптывая ногами всякого, кто пытался остановить их движение вперёд.
Число участников азиатских битв было ничуть не меньше числа тех, кто воевал на фронтах последней мировой войны. Сохранились записи об одном сражении, не попавшем на страницы истории, согласно которым в нём одновременно участвовали четыре миллиона человек на линии фронта длиной в сотни миль. Победоносный хан — сию минуту солдат, а секунду спустя философ — пронёсся подобно восхитительной комете по лицу Азии и погрузился в вечное забытьё в пустыне Гоби. Он родился среди жёлтых песков и под теми же песками лежит, погребённый в разрушенной гробнице, местонахождение которой известно лишь избранному меньшинству.
На краю древней пустыни есть место, с одной стороны окружённое скалами и лишёнными растительности холмами, а с другой — волнистыми песками вечности, лишь изредка пересекаемыми случайно забредшим туда караваном, где одиноко возвышается надгробный памятник пирамидальной формы, ныне пришедший в полное запустение. Под этим скорбным монументом в стеклянном склепе покоится тело Чингисхана, сохраняемое в таинственной жидкости. Согласно легендам, созданным его народом, он будет спать в ничем не нарушаемом спокойствии пустыни, чей дух един с его духом, до того великого дня, когда Азия восстанет наконец во всём своём могуществе и сбросит оковы иностранного гнёта.
Когда придёт время освобождения, блистательный хан, пробудившись от векового сна, бросит клич пескам пустыни и скалам и ему ответит дух его орды, которая соберётся по его приказу и последует за ним. Раса и религия будут забыты, и легионы живых и мёртвых не остановит ничто до тех пор, пока Чингисхан вновь не станет Императором земли.
Поэтому Восток постоянно обращает страждущий взор в сторону жёлтой пустыни, этого выжженного и бесплодного места, где всё ещё живут и бдят их боги и где по-прежнему в полном бездействии пребывает воинство прошлого, ожидая момента, который записан в Золотой книге, когда угнетённые станут свободными и исправится вековая несправедливость.
Глубоко под жёлтыми песками пустыни Гоби погребены бесчисленные неизвестные цивилизации. Ночь пустыни непостижима, как дух Азии, и, похоже, так же безысходна, как и её участь. Однако именно там покоятся духи героев, и огненное сияние песка не затмит их мужества. Записано, что из пустыни Гоби однажды изойдёт ярчайший свет и из Монголии появится повелитель людей. Он явится сильный, как никто другой, и приедет верхом на песчаном смерче, а воинов в его армии будет не меньше, чем песчинок в пустыне. Жгучее жало песка станет его оружием, а змеи — тетивой для его луков. Они налетят как саранча и учредят империю, которая просуществует, пока не исчезнут сами пески.
Примерно в 600 г. н. э. Срон-цан-гампо взошёл на престол объединённых кланов Центрального Тибета. Молодой царь, которому в то время едва исполнилось шестнадцать лет, легко попал под влияние двух своих очаровательных жён — китайской принцессы и дочери непальского царя, твёрдо придерживавшихся буддийской веры. Это и послужило основой введения буддизма в Тибете. В своё время царь отправил Тхуми Самбхоту, мудрейшего из своих министров, в Индию, где он в течение нескольких лет учился у буддийских монахов. Вернувшись в Тибет, он привёз с собой тибетский алфавит и несколько фундаментальных трудов, содержащих буддийские Священные писания. Срон-цан-гампо, несомненно, величайший из царей Тибета, после смерти был канонизирован и считается воплощением бодхисаттвы Авалокитешвары, известного в Китае как Гуань-инь. Обе его жены тоже были канонизированы как женские аспекты этой божественной силы, став белой и зелёной Тарой.
До пришествия буддизма Тибет был недоступной страной, населённой дикарями и каннибальскими племенами, постоянно воевавшими друг с другом. Время от времени эти кланы объединялись для нападения на Китай. Тибетская религия была некой разновидностью шаманства под названием Бон, состоящего главным образом из ритуальных танцев и жертвоприношений воинству демонов, которых якобы постоянно раздражали поступки людей. До прихода буддийских монахов у тибетцев не было ни истории, ни письменности, а искусства и ремёсла находились на примитивном уровне в сравнении с их соседями — индийцами и китайцами.
Основы ламаизма в Тибете заложил примерно в 750 г. н. э. причисленный к лику святых Падмасамбхава. Этот великий буддийский маг прошёл по Тибету, обращая демонов и поражая своими молниями тех дьяволов, которые отказывались признать доктрину Шакьямуни (Гаутамы Будды). Под покровительством тибетского царя Падмасамбхава построил первый ламаистский монастырь, имея целью основать в Тибете орден Лам, или Высших. Ламаизм прошёл через многие превратности судьбы, претерпел реформы, которые, в свою очередь подвергались новым преобразованиям, пока, наконец, эта религия не утратила всяческое сходство с простым философским атеизмом индийского буддизма. Мало-помалу пристрастие тибетцев к шаманству привело к возрождению под прикрытием ламаизма некоторых аспектов, напоминающих первоначально сложившийся в этой стране культ дьявола. Число божеств увеличивалось с поразительной быстротой, пока ламаистский пантеон не охватил около восьмидесяти тысяч богов большей или меньшей значимости, из которых подавляющее большинство составляют демоны разной степени зловредности.
Конструктивное влияние ламаизма в его первоначальной форме не подлежит никакому сомнению. Всем, что Тибет заимствовал от цивилизации, он обязан исключительно первым буддийским монахам, трудившимся под покровительством благожелательных и щедрых правителей. Как раз в те времена в Тибет впервые пришла ксилография, что позволило донести буддийские Священные писания до самых удалённых его провинций. Впоследствии появилась и тибетская Библия — труд, насчитывающий более ста томов основного текста и бесчисленные тома комментариев к нему. Сегодня почти во всех крупных ламаистских монастырях, разбросанных по территории Тибета, есть большие собрания индийских Священных писаний, подвергшихся существенной переработке для приведения их в соответствие с нынешней системой ламаизма. Буддийские монахи всячески поощряли образование, и благодаря их поддержке достигли расцвета многие искусства и ремёсла. В стране постепенно был установлен порядок, и высокие плато огласились мантрами благочестивых. На протяжении уже многих веков над страной развеваются молитвенные флаги, вращаются молитвенные мельницы, и всеми мыслями Тибет обратился к проблеме вечного спасения.
Пока буддизм процветал в высоких цитаделях Гималаев, на земле своего рождения он мало-помалу приходил в упадок. Мусульмане торжественным маршем проходили по Индии, высоко вздымая победный полумесяц и ровняя с землёй булавами и ятаганами ступы и дагобы Владыки Лотоса. Бесчисленные изображения Будды, выброшенные из своих святилищ, разлетались на мелкие куски под ногами победившего ислама, монахов в шафрановых одеждах убивали прямо во время молитвы; в результате, у себя на родине буддизм, принципиально не оказывающий никакого сопротивления, был практически полностью искоренён. Несколько отважных мудрецов и святых бежали в удалённые районы Индостана и на Цейлон, думая сохранить там основную часть священного знания. Вследствие столь массового уничтожения индийского буддизма его центр постепенно переместился в Бирму, Тибет, Китай и Японию, а остатки рассеялись по Цейлону и Яве.
Современный буддизм условно разделяется на два главных направления: одно из них можно уподобить протестантским церквям христианства, а другое — Высокой Епископальной, или католической, церкви с её громоздкой организацией священничества. Японский буддизм являет собой пример протестантства, тогда как в ламаизме Тибета обнаруживается много общего с духовной олигархией Высокой церкви. За одним выдающимся исключением — просматривается определённое сходство между ритуальностью и клерикализмом ламаизма и католицизма. Хотя великий лама из Лхасы (обычно именуемый Далай-ламой) и считается буддийским Папой Римским и, сидя в Потале на троне из пяти подушек, взирает на своих многочисленных приверженцев с высот невообразимой святости, он всё же до некоторой степени делит почести с великим ламой из монастыря Ташилунпо (называемым Таши-ламой). Последнего, не осквернённого мирскими делами и менее интересующегося политической стороной ламаизма, чем его благородный коллега из Лхасы, иногда даже считают человеком более духовным, чем Далай-лама.
Полагают, что Далай-лама — это воплощение живого Будды, или бодхисаттвы Авалокитешвары, а во главе тибетской церкви стоит группа людей, называемых перевоплощёнными ламами. Другими словами, как только один из них умирает, его душа тут же переселяется в тело родившегося в этот момент младенца, которого выявляют по определённым священным критериям, и таким образом власть, передаваемая от одного к другому, остаётся в руках одного духовного существа, на протяжении веков переходящего из одного тела в другое.
Буддийским Ватиканом является Потала, знаменитый дворец-монастырь в Лхасе — огромное сооружение, прилепившееся к склону крутого холма, которое внешне больше напоминает форт, чем храм. Внутри дворца хранится несколько священных реликвий, включая изображение Будды, созданное ещё при жизни Великого Освободителя. Для того чтобы войти в Поталу, надо преодолеть длинный лестничный пролёт; внутренний двор уставлен длинными флагштоками, верхние концы которых украшают хвосты тибетских длинношёрстных быков. За последние несколько лет был проведён ряд преобразований, и теперь весь дворец-монастырь освещается электрическими лампочками. По общему мнению, все главные дороги Тибета сходятся в Потале. В своём нынешнем состоянии дворец был восстановлен в VII веке н. э. на месте прежнего храма. Главный зал, или придел, Поталы украшен рядами колонн, а его освещение первоначально было организовано через отверстие в потолке. В одном конце зала помещается рака, где содержится изображение Владыки Будды, а перед ней стоят троны Далай-ламы и Таши-ламы, а также кресла перевоплощённых лам в порядке их значимости. Потала хранит в себе сокровища древних буддийских реликвий в виде священных книг и бесценных предметов искусства.
Тибет постоянно оказывал сопротивление вмешательству извне в его жизнь и стремился к сохранению независимости, ощущая себя во всех отношениях вполне самостоятельным. Раскинувшись на обширных плато на высоте от 3650 до 4570 м над уровнем моря и отделившись от внешнего мира практически непреодолимыми горными хребтами, он оставался волшебной и полной романтики страной, а его жители — самыми удивительными людьми на земном шаре. Тибету слишком хорошо известно, что вслед за белым человеком приходят безысходное отчаяние и разорение, что, собственно, и вынудило его бороться за то, чтобы защитить свои национальные сокровища от расхищения, а свою религию — от вандализма иностранных наций. Тибет — это земля неисчерпаемых и пока что ещё нетронутых природных богатств. Тибетцы полны решимости не подпустить к ним свихнувшийся на деньгах мир, чтобы тот растащил их по частям или начал безжалостно эксплуатировать, а использовать эти богатства на благо своей страны.
Обычный путешественник знакомится с Тибетом с двух сторон. Единственным официальным представителем тибетского правительства за пределами страны является великий лама Пекина. Храм ламы в Пекине славится своими сокровищами искусства, самое удивительное из которых представляет огромное скульптурное изображение Владыки Майтрейи, якобы изготовленное из цельного куска дерева. Статуя, высота которой составляет около 21 м, сплошь покрыта слоем лака, содержащего золотую бронзу. Путешественник вновь встречается с ламой и в городе Дарджилинге, расположенном на холмах в северной части Индии, в нескольких милях от тибетской границы. Там людям, интересующимся этой стороной дела, представляется возможность лично наблюдать за многими тибетскими ритуалами, включая обряды со знаменитыми танцорами в гротескных масках, изготовленных из простых подручных средств. Тибетские танцоры участвуют в фантастическом представлении, изображающем изгнание злых духов. Там же путешественник может ознакомиться с любопытными образцами современного тибетского искусства: странными изваяниями со множеством голов, загадочными рисованными изображениями Будды и демонов, бронзовыми шлемами и лакированными шапками повторно родившихся Будд и серебряными молитвенными мельницами, инкрустированными эмалированными тибетскими бобами. С течением времени всё в большей степени ощущается влияние тибетского искусства на западных жителей, и Запад начинает наконец понимать, что странные люди этой незнакомой страны — превосходные мастера, чьё искусство отражает благоговение перед благочестивым ламой, которое они вкладывают в свои скульптуры и картины.
Рангун, столица Бирмы и третий крупнейший город Индийской империи, с полным правом может считаться Меккой буддизма. Восток и Запад переплелись на его улицах, образовав некую экзотическую смесь. Современные административные здания мирно соседствуют с позолоченными бирманскими святилищами, а буддийские монахи в одеждах цвета бордо, смешиваются в толпе с безукоризненно одетыми туристами. Однако общая атмосфера современного индустриального города не способна полностью уничтожить ту безмятежность, которая составляет неуловимый, но важнейший элемент восточной жизни.
Путешественник, приближающийся к Рангуну по реке, поначалу воспринимает город как таинственный мираж с призрачными зданиями, неясно проступающими сквозь окутывающую их дымку. Но туман в конце концов рассеивается, и с серого неба вдруг словно обрушивается сияющий и переливающийся поток золотого света. Источником света, этого закристаллизовавшегося солнечного луча, оказывается Шведагон, или пагода Золотого Дракона — самый священный и прекрасный из бесчисленных храмов Будды.
Пагода Золотого Дракона, разместившаяся к северу от города, стоит на вершине небольшого холма, возвышающегося на 50 м над уровнем окружающей местности. Специально выровненная поверхность холма и искусственно наращенные склоны формируют платформу пагоды длиной около 275 м и шириной примерно 215 м. Подняться на платформу можно по четырём лестничным пролётам, по одному с каждой стороны света. Главный вход находится на южной стороне, обращённой в сторону Рангуна.
Туриста, подходящего к пагоде с юга, встречают два массивных грифона[30] — два ярко расписанных красками бирманских льва гротескного вида из белого гипса со злобным взглядом блестящих глаз. Сам вход являет собой внушительное сооружение в типично сиамском стиле, по виду похожее на пагоду, крыша которой по краю украшена замысловатой резьбой. Прямо перед входом практически постоянно можно увидеть выстроившуюся в длинные ряды самую разную обувь; здесь местные сандалии наступают на носы импортных полуботинок, а элегантные спортивные туфли и военные башмаки мирно соседствуют с изящными лодочками на высоких каблуках и поношенными сабо.
Неподалёку на низкой неровной стене сидят стайки бирманских мальчишек; каждый держит в руках неописуемого вида ведро с водой и несколько кусков ветоши. Эти юные бизнесмены изобрели новый вид деятельности: они приспособились мыть ноги туристам, которые вынуждены босиком пробираться по коридорам пагоды, ибо никому не разрешается войти в Шведагон, не сняв прежде обувь и носки; на Востоке этот ритуал равнозначен сниманию шляпы при входе в христианскую церковь. Говорят, что закон, заставляющий туристов снимать обувь, был введён в Бирме исключительно из-за того, что подобный обычай был оскорбительным для англичан. Таким вот своеобразным способом Бирма накрутила хвост британскому льву.
Лестничные пролёты, ведущие на платформу пагоды, со всех сторон огорожены стенами и крышей из тикового дерева, сплошь покрытыми замысловатой резьбой; и, как только босой турист входит на скользкие от грязи, истёртые ступени, он тут же попадает на настоящий восточный базар религиозных древностей. Паломники, приезжающие сюда со всех концов земли, чтобы искупить свои грехи в этом святейшем месте, непременно желают увезти с собой какие-нибудь сувениры на память о посещении святыни. Спрос, как известно, рождает предложение, и поэтому дорога, ведущая к храму, сплошь усеяна мелкими лавчонками, где верующие могут за пять центов приобрести грубо сделанные фигурки и аляповатые многоцветные литографии.
Поднявшись по лестнице и пройдя через причудливые ворота, турист наконец попадает на платформу пагоды, и перед его взором открывается такое потрясающее зрелище, что в языке просто не хватает слов, чтобы описать его великолепие. И хотя платформа в действительности имеет прямоугольную форму, создаётся впечатление, что она представляет собой огромный круг. Грандиозную центральную пагоду окружает широкий променад[31], куда фасадами выходят расположенные со всех сторон ряды святилищ, украшенных витиеватой резьбой. Середина променада выстлана коврами, и большинство европейцев с удовольствием предпочитают не сходить с этого покрытия.
Представьте себе, если, конечно, сможете, двести пятьдесят пагод сразу, каждая высотой от 3,5 м до 30,5 м, со своей оригинальной резьбой, большей частью позолоченной или покрытой слоем лака. Сотни золотых шпилей сияют на солнце, тысячи серебряных колокольчиков нежно позванивают от лёгкого дуновения ветерка, и всеми цветами радуги искрятся и переливаются в лучах полуденного солнца алмазы, изумруды и рубины на миллионы долларов — таким предстаёт перед вами Шведагон!
На платформе Золотого Дракона собраны в художественном беспорядке бесчисленные образчики архитектуры сорока наций. Странные наклонные крыши из Сиама; рифлёные шпили из Индокитая; удивительные ступы из Камбоджи; похожие на колокол дагобы из Тибета; витиеватые фронтоны из Китая и Кореи; украшенные необычной резьбой башни и полукруглые купола из Индии и Цейлона — все они столпились вокруг золотого основания Шведагона.
Стоящие повсюду скульптурные изображения Будды выглядывают каждое из своей ниши. Есть там и огромные каменные Будды, веками сидящие погрузившись в медитацию; Будды из тикового дерева с лакированными лицами в тёмных блестящих одеждах; мраморные Будды в одеянии, инкрустированном золотом; Будды из бронзы и меди с изумрудными глазами и рубиновыми губами; маленькие золотые Будды и серебряные святые, сидящие в украшенных драгоценными камнями нишах; Будды из нефрита, аметиста, розового кварца и хрусталя. Будды различаются не только материалом, из которого они изготовлены, но также и позами: одни Будды сидят в медитации, другие преклонили колена в молитве, третьи стоят и проповедуют, четвёртые полулежат и с полузакрытыми веками ожидают наступления нирваны. Здесь можно увидеть гигантских Будд высотой от 15 до 18 м и Будд таких крошечных, что они спокойно помещаются между большим и указательным пальцами. Всего на платформе Шведагон размещено более двадцати пяти тысяч скульптурных изображений «Света Азии».
Поперёк фасада многих более мелких святилищ установлены позолоченные прутья. За этими решетками находятся статуи Будды, украшенные бесценными драгоценностями; во лбу этих статуй горят бриллианты размером с 25-центовую монету, а их одежда инкрустирована драгоценным камнями на баснословную сумму. Возраст некоторых из таких святынь насчитывает многие столетия, тогда как другие стоят ещё в незаконченном виде. То тут, то там какой-нибудь современный ревнитель возводит с практической целью бетонную святыню, внося в общую гармоничную картину изрядную долю абсурдности.
На платформе Золотого Дракона разместились не только школы буддийских монахов, но также и обители, дающие пристанище людям, поражённым такими недугами, как проказа и туберкулёз, которые прибыли сюда за исцелением. Между золотыми алтарями неустанно бродят монахи с бритыми головами и скипетрами из конских хвостов. Они считаются хранителями этой всемирно известной святыни.
Люди, неспособные оценить годы кропотливого труда, затраченного на украшение позолоченных святилищ замысловатой резьбой, склонны рассматривать всю эту богатейшую орнаментику просто как грубо выполненные антикварные безделушки. Однако независимо от разнообразия индивидуальных впечатлений, возникающих при созерцании невероятного множества сияющих алтарей, все сходятся в одном: что грандиозная пагода, возвышающаяся в центре платформы, являет собой совершенство красоты, простоты и величия. Огромный шпиль Шведагона с золотым зонтом в качестве единственного украшения, изящно изгибаясь, взлетает над платформой на высоту 113 м. В строгой простоте его очертаний выражается подлинный эстетизм. Столпившиеся вокруг основания Золотого Дракона многочисленные пагоды выглядят подобно предгорью, окружающему одинокую неприступную гору.
Форма пагоды Шведагон таит в себе особый смысл. Основание выполнено в виде перевёрнутой миски, которой пользуются в Азии священники для собирания пищи. Над основанием располагаются складки чалмы, из которых вырастает двойной цветок лотоса. Над лотосом поднимается шпиль пагоды в форме бутона банана. Привкус современности этой конструкции придают бесчисленные гирлянды электрических лампочек, которыми увешана пагода, по ночам господствующая над городом подобно гигантской рождественской ёлке. Периметр основания центральной пагоды составляет 416 м. Для постройки всего сооружения использовался местный кирпич. Нынешний «зонт», образующий навес пагоды, был установлен в 1871 году. Он состоит из железных колец, покрытых золотыми пластинками и увешанных золотыми и серебряными колокольчиками, позванивание которых хорошо слышно на платформе. Верхняя часть зонта называется «сейн-ба», что означает «украшенная драгоценными камнями корона». Сейн-ба усыпана массой сверкающих алмазов, изумрудов и рубинов, поскольку многие богатые бирманские буддисты вешали на неё свои личные драгоценности ещё до того, как её подняли и установили наверху пагоды. И стоит только солнечному лучу коснуться одного из огромных камней, как яркая вспышка зеленого, красного или белого света тут же ослепляет глаза всякого стоящего внизу.
Первая пагода высотой не более 8 м была построена на небольшом возвышении в 500 г. до н. э. Шли века, а святое место пребывало в полном забвении до 1446 г. н. э., когда заботами благочестивого правителя началось её восстановление. С тех пор сооружение увеличилось в размерах и содержалось в исправности вплоть до 1776 г., когда оно приобрело свой нынешний вид. Огромную ступу неоднократно золотили и укладывали новые слои кирпича, которые затем снова покрывали позолотой, и поэтому сейчас уже невозможно точно оценить, какое количество драгоценного металла пошло на украшение пагоды. Прежний метод золочения, как недостаточно экономичный, был заменён новым, и теперь пагоду золотят с помощью золотой фольги толщиной в 3,2 мм, покрывая ею поверхность кирпича до того места, где из купола выходит шпиль. Жителю Запада трудно представить себе колоссальный объём работ по выстиланию золотой фольгой сооружения окружностью 416 м. Однако вера — это духовное качество, которое в Бирме проявляется более ярко, чем в западной мире, и поэтому ослепительный блеск Золотого Дракона не имеет других соперников, кроме сияния самого солнца.
Как всегда, возникает один и тот же вопрос: зачем было возведено это грандиозное святилище? Что собой знаменует это святое место? Если вы спросите об этом местного монаха, он ответит, что пагода отмечает место, где хранятся священные реликвии четырёх Будд, и поэтому оно является самым святым из всех ему подобных. Действительно, где-то глубоко под Золотым Драконом спрятаны величайшие буддийские святыни: чаша Кракучанды, одежда Гаунагонга, посох Катхапы и восемь волос с головы Гаутамы. Где ещё столь бережно хранятся святые реликвии? Таким своеобразным способом Азия свидетельствует почтение своим освободителям.
Несмотря на своё всеподавляющее великолепие, пагода Шведагон абсолютно не гармонирует с духом великого учителя, останкам которого она служит надёжным хранилищем. Будда проповедовал несущественность земных сокровищ; согласно его проповедям, человек, чтобы открыть Реальность, должен освободиться от иллюзии физического существования и удалиться во внутреннюю крепость собственного «я». По убеждению Владыки Гаутамы, ни пагода, ни святилище не содержат в себе никакого смысла, ибо и они являются частью иллюзии, от которой надо уметь отрешаться. Для него не было ничего реального, кроме собственного «Я», ничего абсолютного, кроме «Я», и никакого подлинного достижения, кроме полного слияния с этим «Я». И когда он сидел, погрузившись в самадхи[32], его сознание сливалось с сознанием вселенной. Его миссия состояла в том, чтобы научить людей, как вырваться из рабства у иллюзии, проистекающего от признания частей, и таким образом достичь полной свободы, которая есть осознание целого. Откровение Золотого Дракона гласит: «Азия любит своих Будд и воздаёт им должное, но Азия ничего не понимает».
Джайпур, Город астронома, был основан в 1728 году принцем-астрономом Савай Джай Сингхом. Сейчас это главный город Раджпутаны и столица княжества Амб. Как и многие другие азиатские города, Джайпур защищён внушительной стеной с брустверами и башнями. «Джайпур» в переводе означает «город победы» и, словно оправдывая своё название, этот город являет собой неразрушимый монумент прославленному махарадже, воплотившему в его сооружениях плоды своих научных исследований.
Три вещи поражают путешественника, прибывшего в Джайпур. Первая — это его необычайно широкие улицы. Ширина всех главных артерий города превышает 30 м, составляя резкий контраст с узкими, кривыми улочками среднего восточного города. Говорят, что в Джайпуре нет улиц, ширина которых была бы меньше 8,5 м. Если учесть отсутствие тротуаров и явную тенденцию восточной архитектуры к скученности, то даже такие улицы покажутся настоящими проспектами.
Вторая особенность — это цветовое решение. Весь город в целом выглядит как однообразное скопление зданий одного и того же оттенка розового цвета. При жизни своего основателя Джайпур был белым. Позднее к власти пришёл махараджа, который, решив несколько разнообразить пейзаж, приказал покрасить здания на каждой улице в свой цвет. В результате один квартал стал зелёным, другой — жёлтым, а самый убогий и грязный район расцвёл, словно куст сирени. В этот период Джайпур носил весьма подходящее название «радужного города». Однако подобное многоцветье быстро стало утомительным для глаз, и город в конце концов утихомирился и окрасился в свой нынешний цвет.
Третьей незабываемой новинкой (ещё более замечательной, чем покрашенные хной в рыжий цвет усы, бороды и бакенбарды раджпутских джентри), безусловно, являются жестяные крыши, которые служат навесами для мелких лавчонок и восточных базаров, выходящих на главные артерии города. Однако назвать эти крыши «жестяными» значило бы оскорбить местных жителей, так как в действительности они составлены из очень тонких листов ржавого волнистого оцинкованного железа, уложенных слоями, которые даже не пытались хоть как-то выровнять или скрепить друг с другом. Обезьяны из близлежащих джунглей испытывают явное пристрастие к этим удивительным крышам. С заходом солнца сотни этих полных горделивого достоинства человекообразных существ собираются в стаи и развлекаются тем, что скачут по грохочущим листам железа. Обнаружив особенно шумную пачку листов, обезьяны сбегаются на эту крышу и все скопом принимаются прыгать по ней, производя невообразимый шум, слышимый во всех уголках города.
Двигаясь по городским улицам к большой центральной площади, где обосновался птичий базар и где в ожидании седоков всегда стоят местные экипажи, путешественник невольно оказывается под впечатлением живописности открывающегося перед ним зрелища. Тюрбаны тысячи самых разных оттенков, обернутые каждый на свой манер, образуют колышущееся море красок. Развалы, где продаются духи, и рыбные рынки соперничают друг с другом в ароматизации окружающей атмосферы. Время от времени можно увидеть какого-нибудь местного красильщика, развесившего прямо на улице длинные полотнища сетчатой рубашечной ткани для просушки. На восточном базаре можно купить всё, от изготовленных вручную сигарет до антикварной мебели. Особый интерес представляют мелкие лавчонки, в которых продаются картины на религиозные сюжеты, а также книжные развалы, где за несколько анн[33] можно приобрести любую религиозную и философскую литературу. В уличной толпе брахманы мешаются с мусульманами и джайнами, и не проходит и часа, чтобы по одной из оживлённых магистралей не прошествовала какая-нибудь процессия, возвещающая о себе громким шумом.
Почти в центре Джайпура стоит удивительнейшее здание, известное под названием Хава-Махал, или Дворец ветра, которое представляет собой девятиэтажное сооружение из камня с превосходно выполненными резными украшениями. Дворец предназначался для приёма гостей махараджи и являет собой образчик мусульманской архитектуры. За богато украшенным фасадом скрывается массивное, непривлекательного вида строение, которое, однако, особенно подходит для размещения важных гостей. В целом Хава-Махал напоминает одну из голливудских декораций — так много с фасада и так мало за ним! Нельзя не отметить, что впечатление от экзотического беспорядка туземной архитектуры сильно портит контраст с весьма прозаичными современными железными уличными фонарями.
К юго-востоку от дворца махараджи расположен большой внутренний двор, обнесённый высокой стеной, где находится одна из лучших астрономических обсерваторий в Азии. Именно здесь Савай Джай Сингх с помощью огромных каменных инструментов проводил исследования динамики небесных тел, благодаря которым он занял ведущее положение среди астрономов того времени. В своих мемуарах майор индийской армии Г.А. Ньюэлл пишет: «С древних времён изучение звёзд привлекало внимание правителей из его рода. Однако ни один из них ни в малейшей степени не обнаруживал те математические способности и тягу к исследованиям, которыми отличался Джай Сингх. Этот гениальный правитель не только выявил ошибки в существовавших восточных и европейских системах, но также издал исправленный звёздный каталог, составил ряд таблиц предвычисленных положений солнца, луны и планет и внёс поправки в календарь императора из династии великих моголов Мохаммеда Шаха».
Обсерватория, справедливо названная «последним пережитком каменного века в астрономии», находится под покровительством нынешнего махараджи, который позаботился о сохранении её прежнего величия и восстановлении тех частей, которые обветшали за время, прошедшее после смерти правителя, беззаветно преданного астрономии. Во время нашего посещения обсерватории мы завели беседу об астрономических расчётах с одним индийским учёным, вероятно, назначенным туда правительством в качестве смотрителя и внештатного астронома. Он, в частности, обратил моё внимание на то обстоятельство, что ему с помощью его необычного инструмента удалось обнаружить несколько погрешностей в знаменитом европейском морском календаре. Он, надо признать, был, видимо, чрезвычайно доволен тем, что сумел посрамить своих европейских коллег, ибо когда какому-нибудь учёному индусу удаётся доказать ошибочность английской методики расчёта, его восторгам не бывает предела.
В середине обсерватории стоят огромные солнечные часы высотой 27,5 м, по всей видимости, сложенные из кирпича. Их называют «королём солнечных часов». Справа от них расположились двенадцать других солнечных часов поменьше, каждые со своим знаком зодиака. Ещё там есть инструменты для определения истинных угла подъёма небесных тел над горизонтом небесной сферы, угла склонения и часового угла. Весьма любопытны хитроумные приспособления для измерения высот и азимутов.
В обсерватории нет ни одного телескопа, а многие из устройств подобны тем, какими пользовались древние египтяне, которые без помощи линз вывели все фундаментальные положения астрономии. В дополнение к каменным инструментам джайпурская обсерватория может похвастаться несколькими приспособлениями из меди, по виду напоминающими гигантские стенные часы или, точнее сказать, наручные часы, подвешенные к передвижным колоннам. Диаметр этих медных дисков с подвижными стрелками составляет от 1,8 до 2,4 м, а их поверхности покрыты сложными математическими вычислениями. В целом обсерватория производит более внушительное впечатление в сравнении с большой китайской обсерваторией на пекинской стене. Китайские инструменты относительно малы и сделаны из бронзы, тогда как в Джайпуре приборы переходят все мыслимые пределы форм и размеров и в совокупности создают атмосферу высокой учёности.
В древности столицей княжества Амб был город с тем же названием — Амб, улицы которого опустели ко времени основания Джайпура. Амб разместился на вершинах нескольких разбросанных холмов горного массива Ках-Кхо и по виду более всего напоминает большой форт. Издавна сложился обычай въезжать в Амб на спине слона, и каждый, кто держит путь в город, обязательно проезжает мимо усыпальниц нескольких махарани Джайпура и замысловатой формы мавзолея одного из любимых слонов принца. По преданию, древний Амб хранит в своих недрах несметные богатства, бывшие когда-то приношениями богам. Говорят, что весь гнев божий падёт на голову того, кто попытается украсть эти сокровища.
Махараджи Джайпура, будучи потомками весьма прославленного рода, ведут своё происхождение от великого героя Индии Рамаяны, главного персонажа эпоса «Рамаяна». Рама как воплощение Вишну сам был личностью этого бога, и поэтому его потомки — правители Раджпутаны — ощущали себя богоподобными людьми и прямыми потомками солнца. Неудивительно, что эти принцы крови правили Раджпутаной на протяжении почти пяти тысячелетий. Каждый год там устраивают грандиозные празднества в честь потомков Рамы, и сам махараджа принимает участие в праздничной процессии.
Часто задают вопрос, почему правители Индии выставляют напоказ свои баснословные богатства, в то время как их народ в массе живёт в жалкой нищете. Такая кажущаяся расточительность тем не менее оказывается крайне необходимой для поддержания особого чувства благоговения, обычного для индусов. Чтобы вызвать уважение у этих людей, раджа Бенареса, например, должен разъезжать в экипаже, целиком сделанном из слоновой кости; так же и махарадже Джайпура приходится содержать огромные конюшни с самыми хорошими лошадьми. Все жители Раджпута — большие знатоки лошадей, и если у принца лошади будут хуже, чем у его подданных, он быстро утратит свою власть над ними.
Но если уж говорить о роскоши, то выдающимся её представителем, безусловно, является махараджа Гаеквад[34] из Бароды. После осмотра его золотого паланкина, закреплённого на спине слона, самое время посетить царскую сокровищницу, где собраны жемчуга и бриллианты, в сравнении с которыми меркнут даже королевские регалии и драгоценности, хранящиеся в лондонском Тауэре. В дополнение к девяти ниткам специально подобранных жемчужин, каждая размером с десятицентовик, у Гаеквада есть ещё «Звезда Юга» — самый большой алмаз в Индии, вставленный в ожерелье вместе с сотней других крупных бриллиантов. Но даже его ковры, усыпанные гроздьями жемчуга и бриллиантов, не производят такого впечатления, какое испытывает уставший и запылённый путешественник, попавший во дворец Гаеквада, где он может насладиться зрелищем — но не более — ванных комнат, выложенных французским зеркальным стеклом. Однако справедливости ради, чтобы огульно не обвинить его в экстравагантности, скажем в защиту Гаеквада, что он считается самым прогрессивным и гуманным правителем Индии и что почти на каждом углу Бароды установлены конные статуи в его честь. Значительная часть его годового дохода, оцениваемая в шестьдесят миллионов долларов, направляется на улучшение жизни его народа. При поддержке Гаеквада построены бесплатные школы, университеты и медицинские и зубоврачебные колледжи, а также университеты для женщин. Благодаря ему в городе появились публичные библиотеки и детские игровые площадки, а многие улицы приобрели превосходное покрытие. Как следствие, почти девяносто процентов населения Бароды умеет читать и писать — цифра, которой может гордиться любая страна.
Парсами называют персов, переселившихся в Индию, когда арабы захватили Персидскую империю в VIII веке н. э. С тех пор и до настоящего времени парсы сохранили в неприкосновенности свою национальную целостность и, несмотря на малую численность, оказали существенное влияние на всю структуру индийской цивилизации. В религиозном отношении они принадлежат к последователям Заратустры (Зороастра), Пророка Огня, а их священной книгой является Зенд-Авеста. Самая большая община парсов находится в Бомбее, а небольшие их группы рассеяны почти по всем крупным городам Индии. И хотя число парсов едва ли превышает сто тысяч, они представляют один из самых религиозных и в то же время прогрессивных народов Востока.
Особенно славятся парсы своей честностью, а их порядочность во всех делах вошла на Востоке в поговорку. В их среде практически отсутствует такое понятие, как преступность, а их жизнь в общине можно назвать идеальной.
В вопросах религии они также проявляют исключительную терпимость и дружески относятся ко всем честным людям, независимо от их общественного положения и вероисповедания. В Индии парсы выделяются своей благотворительностью и пожертвованиями в пользу общественных институтов, а в последние годы их необыкновенные умственные способности проявились в быстром завоевании авторитета в сферах юриспруденции, медицины, банковского дела, коммерции и брокерства. Чрезмерная честность банкиров и брокеров воспринимается западным умом как аномалия, но в Азии необычное не только возможно, но даже весьма вероятно. Парсы, кроме всего прочего, отличаются особой щедростью в отношении всего, что имеют, и появление в их среде хотя бы одного бедняка дискредитировало бы всю их общину.
Стремление этой группы населения поддерживать гражданские движения и поощрять образование в немалой степени способствовало улучшению условий жизни индийцев. У богатого парса вошло в практику завещать свои состояния общественным институтам или указывать в завещании, чтобы их потратили на строительство общественных зданий или приобретение земельных участков для парков и центров отдыха и развлечений. Не будучи по натуре ни воинственными, ни агрессивными, парсы ведут исключительно скромную и спокойную жизнь, стремясь помогать нуждающимся и улучшать всеобщую участь.
Осуществление на практике этики парсов наглядно показывает, что приверженность древней религии вовсе не вынуждает её сторонников отставать от маршевого движения человечества по пути развития, поскольку парсы всегда выступают в рядах сторонников прогресса текущей эпохи. За выдающиеся заслуги перед Индийским государством британское правительство посвятило несколько парсов в рыцари, а два индийца, единственные попавшие в палату общин, были парсами. Парсы не только получали рыцарское звание, но по крайней мере дважды были возведены в звание британского пэра.
В повседневной жизни парсы выделяются врождённым умением держаться с большим достоинством. Чаще всего это люди высокого роста со склонностью к худобе и, если не определённо аскетического, или уранического, типа, то уж, как минимум, более мягкого, или юпитерианского. Их кожа имеет оливковый оттенок, черты лица правильные и тонкие, и многие мужчины носят усы. Их женщины миниатюрны и изящны, и у всех, как у большинства азиаток, большие и выразительные глаза. Во всех общинах парсов женщина занимает исключительное положение. Она никогда на знала запретов, олицетворяемых занавесом, отделяющим женскую половину дома от мужской, и всегда и везде ходила, не закрывая лица чадрой. Она — хозяйка в своём доме и имеет право голоса во всех делах. Дома у парсов всегда царит полное согласие, и в любой жизненной ситуации они стараются избегать ссор и разногласий.
Зороастризм, религия парсов, получил название от имени персидского пророка Заратустры, жившего около трёх-четырёх тысячелетий назад. Подобно Иисусу, Заратустра начал свою пастырскую деятельность, когда ему было тридцать лет. За первым обращением в свою веру персидского царя, которое Заратустре удалось совершить за сравнительно короткое время, последовало обращение всей нации. Двадцать лет провёл Заратустра в персидских пустынях в постах и медитации, питаясь одним только священным сыром, который якобы никогда не плесневел. Какое-то время он также жил на святой горе, которая всегда была окружена кольцом огня. Существуют два описания смерти пророка. Согласно первому, он был взят на небо своим огненным отцом, царём саламандр, который в виде огненной завесы спустился из созвездия Ориона. По второй версии его во время молитвы убил некий завистливый вельможа, метнув в него копьё. Смертельно раненый Заратустра бросил свои чётки в убийцу, который, лишь только его коснулись чётки, упал замертво, словно сражённый молнией, ударившей с небес.
Исповедуя зороастризм, парсы естественно являются поклонниками огня или, точнее, они поклоняются Божеству, символически изображаемому в виде огня. Священными они почитают также стихии, что, возможно, вызвало некоторые затруднения с погребением умерших. Они не хоронят покойников в земле, чтобы не загрязнять землю; они не могут бросать тело в воду, чтобы не портить воду; они не могут оставлять тело на воздухе, чтобы не заражать этим воздух, и, наконец, они не могут сжигать тело в огне, ибо осквернение огня, как самой священной из всех стихий, просто недопустимо.
Выходом из этого затруднительного положения стало сооружение Башен безмолвия. В Бомбее эти башни — нигде в мире не известный способ погребения мёртвых — стоят в центральной части прекрасного парка на Малабарском холме. Однако необычный вид пейзажу более всего придают сотни грифов, которые сидят на ветвях деревьев, низко склонившихся к земле под их тяжестью, устремив немигающий взгляд блестящих глаз на приземистые башни, где покоятся тела умерших парсов. Если врач отказывается от своего пациента как от неизлечимого больного, то к нему зовут священника, который совершает соборование умирающего согласно обрядности его веры. После предполагаемого наступления смерти к телу подводят собаку, чтобы доподлинно удостовериться, что человек действительно мёртв, а также затем, чтобы отпугнуть злых духов.
Среди парсов бытует странное поверье, что дети обязательно должны рождаться на нижнем этаже дома, поскольку верхние этажи, по их мнению, соответствуют более высокому или возвышенному состоянию, а значит, человеку пристало рождаться в самом низком месте, чтобы тем самым подчеркнуть свою скромность. Чтобы продемонстрировать возврат к этому скромному положению, тело умершего переносят обратно на нижний этаж, туда, где он появился на свет. Затем тело кладут на железные похоронные дроги и накрывают куском материи. Когда подходит время обряда похорон, тело покойного в сопровождении процессии священников и друзей отвозят в Башню безмолвия, где бренные останки навеки скрывают из виду парапеты башни, которая построена таким образом, чтобы максимально облегчить грифам их работу. Поскольку умерший более не нуждается в своём теле, парсы, в соответствии со своей философией крайней филантропии, считают правильным, чтобы то, что кому-то перестало быть нужным, пошло в пищу тем, кто ещё вынужден продолжать жить. Через короткое время кости, провалившиеся сквозь особым образом устроенные решетки, убирают, вероятно, в конце концов закапывая их в землю.
Достать фотографии Башен безмолвия оказывается практически невозможным, поскольку входить в них не разрешается никому, кроме работающих там служителей. Однако, чтобы посетители не слишком обижались, им на обозрение выставлена небольшая модель башни, раскрывающая принцип этой необычной процедуры погребения умерших. Тем не менее неоднократно предпринимались попытки сфотографировать эти башни и проникнуть внутрь. Однако каждый раз возникали серьёзные осложнения, и туристов обязывали под честное слово впредь не нарушать законы этого священного места.
В XX столетии невозможно сформулировать адекватную концепцию оригинальной доктрины зороастризма, равно как не удаётся обнаружить достоверные описания самого основателя этого культа. С древних времён сохранился единственный портрет Заратустры в виде барельефа на поверхности скалы. Черты лица человека на этом редком изображении изуродованы до неузнаваемости, однако солнечное сияние вокруг наводит на мысль, что первоначально художник намеревался изобразить Ахурамазду, персидский Принцип Добра. Изуродованные черты, возможно, являются результатом действий какого-нибудь фанатичного зороастрийца (поскольку его вера строго осуждает идолопоклонство) или победивших мусульман. Но, несмотря ни на что, это редкое изображение повсеместно считается единственным подлинным портретом древнего пророка.
По преданию, Заратустра появился на свет в результате непорочного зачатия и избежал смерти в младенческом возрасте благодаря вмешательству божественных существ. Между зороастризмом и начальным христианством обнаруживается множество поразительных соответствий и при этом не остаётся никаких сомнений, что многие из своих философских позиций христиане заимствовали у зороастрийской теологии, представляющей дуализм в рамках монотеизма, возникший, по-видимому, в противовес примитивному пантеизму персов.
В своём учении Заратустра говорил о существовании высшей природы, в которой пребывают два вечных существа, а вернее, одно вечное существо и второе, которое в конце концов должно поглотиться природой первого. Первое из этих существ, Дух Добра, был назван Ахурамаздой, а второе, Дух Зла, — Ариманом. Первоначально Ахурамазда и Ариман были добрыми и прекрасными духами, но Ариман, в природе которого присутствовала гордыня, восстал против своего брата и, бросившись вниз из обители света, сотворил тьму, в которой и остался вместе с падшими ангелами, ставшими таким образом духами тьмы. В созданной им низшей вселенной этот дух (иудео-христианский Сатана) веками предавался печальным размышлениям. Тем временем Ахурамазда основал огромную и прекрасную вселенную, согласно воле Всепроницающего. Ариман выступил против его творения и тем самым положил начало непрекращающейся борьбе добра со злом, которой суждено длиться до тех пор, пока Ариман наконец не признает свою вину и не покорится воле своего сиятельного брата. Позднее в персидском мистицизме появляется третий персонаж — Митра, играющий роль посредника между двумя противоборствующими силами. Митра — это прототип Христа. Ему в конце концов удаётся примирить враждующих братьев и в мире исчезает всякое зло.
Долгое время Восток считался таинственной страной из-за того, что западный ум был неспособен понять мировоззрение жителей Востока. Часто нам приходится слышать, что индийцы или китайцы — люди неприятные и опасные, что, безусловно, проистекает от незнания их жизни и идеалов. С доисторических времён азиатов подозревали в том, что они обладают некой таинственной и неизвестной силой, непостижимой для других народов. Индию до сих пор повсюду считают землёй живых святых, где якобы боги всё ещё бродят по холмам и долинам Индостана.
Магию обычно делят на два вида — трансцендентальную магию и фальсификацию. Первая основана на знании и манипуляции определёнными нематериальными силами и процессами в Природе, посредством которых якобы могут совершаться «чудеса». Трансцендентальная магия разделяется на множество форм, из которых двумя наиболее важными являются чёрная магия, или колдовство, которой занимаются дугпы, и белая магия, или настоящие чудеса, творимые гуру, махатмами и архатами.
Фальсификация — вторая общеизвестная форма магии, иначе определяемая как фокусы, трюкачество и ловкость рук. Эта магия пытается с помощью чисто механических средств воспроизводить чудеса, относимые к сфере настоящего трансцендентализма. Фальсификация возведена в высокое искусство восточными магами и странствующими факирами, и, хотя вся сила их воздействия заключена в умении обмануть зрителей, они всегда сумеют ввести в заблуждение тех, кто незнаком с их modus operandi — образом действия. В наши дни настоящие чудотворцы в Индии встречаются крайне редко, поскольку насмешки и преследования вынудили их перебраться в затерянные в горах крепости и уединённые храмы, подальше от глаз белого человека. Те, кто много путешествовали по Индии, знают, что большинство индийцев твёрдо верят в существование почтенных и просвещённых мудрецов, способных творить чудеса и по своему желанию управлять законами Природы. И несмотря на все усилия миссионеров и просветителей, эта вера в возможность творить чудеса настолько прочно укоренилась в их сознании, что никто и ничто не в состоянии её поколебать.
Как-то, путешествуя по Востоку, мы приехали в Пекин и остановились в Гранд отеле «Wagons Lits». Там-то мы впервые и столкнулись с восточной фальсификацией. Однажды вечером некий китайский чародей дал представление небольшой группе гостей, посчитавших погоду слишком холодной, чтобы гулять по улицам города. Этот фокусник установил в одном из общих залов отеля небольшой шатёр и, используя его как кладовку для своих принадлежностей, к восторгу и ужасу зрителей продемонстрировал ряд исключительно ловких трюков. Перед нами выступал невысокого роста, пожилой, почтенного вида китаец, с головы до ног облачённый в пышное парчовое одеяние мандарина. И хотя его спина согнулась под тяжестью лет, его проворству и ловкости могли бы позавидовать и молодые.
Встав в центре зала на отполированном до блеска паркете, старик китаец накрыл свои руки красиво расшитым фуляровым[35] платком, а потом вдруг, без предупреждения, сделав полное сальто, встал на ноги, держа в руках миску с разноцветными китайскими рыбками. Эта отнюдь не маленькая миска, как минимум метр в окружности и высотой около 30 см, вмещала никак не меньше 15 л. Не пролив из миски ни капли, он обошёл с ней зрителей, дабы те удостоверились в её реальности. О том, насколько высоким было мастерство чародея, свидетельствовал тот факт, что он выступал не на сцене, оборудованной специальными приспособлениями, и не пользовался преимуществом удалённости от публики, очень помогающей всякого рода иллюзионистам, а занимался своей мистификацией на голом полу без ковров в окружении плотного кольца зрителей.
Когда несколько улеглись восторги после первого чародейства, китаец удалился в свой маленький шатёр и вынес оттуда большую, богато украшенную миску с чистой водой, которую поставил в центре зала, и, усевшись рядом с ней, достал откуда-то из пышных складок своего халата корзину, в которой было несколько фунтов серого песка. Набрав полные горсти песка, он высыпал его в воду и принялся размешивать эту смесь, пока она не превратилась в жидкую грязь. Потом он вымыл руки и тщательно вытер их куском ткани. Затем, сунув руки в миску, он зачерпнул с самого её дна полные пригоршни грязи и тихо прошептал над ней несколько слов; и, как только он произнёс последнее слово, в корзину между его пальцев струйками посыпался абсолютно сухой песок! Этот процесс продолжался до тех пор, пока вода в миске снова не стала совершенно чистой, причём, как только китаец зачерпывал из миски песок, тот моментально становился таким сухим, словно никогда не покидал корзины.
Закончив фокус с песком, чародей унёс миску в свой шалаш и вышел оттуда, держа в руках восковую хризантему, несколько небольших полосок китайской шёлковой бумаги и красивый шёлковый веер. Как-то по-особому свернув четыре кусочка бумаги, он сделал из них восхитительных бабочек с раскрытыми крыльями и положил эти изящные создания на лицевую сторону веера. Затем быстрым движением он подбросил бумажных бабочек вверх и принялся обмахивать их веером, не давая им опуститься на пол. Он так искусно управлял кусочками бумаги, что они не разлетались и, всё время оставаясь на расстоянии примерно 30 см друг от друга, порхали как живые. Они поднялись в воздух над его головой, и, направляемые движениями веера, кружили по комнате и садились на головы и плечи зрителей. После того как искусственные бабочки вдоволь налетались по залу, фокусник взмахом веера поманил их обратно и они, подлетев к нему, уселись на раскрытый цветок хризантемы, который он держал в руке.
Представление длилось более часа, и каждый следующий фокус был явно труднее предыдущего. Исчерпав наконец содержимое маленького шатра, китаец собрал весь свой реквизит и, пустив по рядам зрителей кружку для сбора пожертвований, которая вернулась к нему с солидным грузом монет, удалился, сильно прихрамывая на одну ногу.
В парке вокруг отеля «Ruffls» в Сингапуре нам довелось увидеть одну из лучших демонстраций восточной магии. Мы предпринимали отчаянные попытки сфотографировать удивительные трюки, но недостаточная освещённость — а чародеи предпочитают работать по вечерам — до определённой степени расстроила наши планы. Однако нам всё же удалось сделать несколько моментальных снимков знаменитого фокуса с мальчиком в корзине. Этот хорошо известный восточный трюк много раз показывался на американской сцене, но в Америке его никогда не исполняли с таким мастерством, как в Индии, за исключением представления на Всемирной ярмарке, когда туда была приглашена труппа индийских фокусников.
Реквизит для демонстрации этого трюка состоит из большой квадратной корзины с круглым отверстием сверху и точно соответствующей ему крышкой с дырой в ней; заострённой палки, вставляемой в дыру в крышке; квадратного куска парусины или какой-то местной ткани и длинного острого меча. В представлении также участвует полуголый местный мальчик примерно четырнадцати лет в одной набедренной повязке. В том спектакле, о котором здесь идёт речь, к стандартному набору принадлежностей добавилась ещё и сеть. Представление было устроено на открытой площадке, со всех сторон окружённой зрителями.
Вначале вышел факир, сел на землю, скрестив ноги по-турецки, и заиграл незамысловатую мелодию на своём странном инструменте, по виду похожем на обычную флейту. Через несколько минут появился мальчик в набедренной повязке. Мальчика завернули в сеть и затянули её настолько туго, что он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, а потом запихнули в корзину, достаточно большую, чтобы он мог поместиться в ней целиком; снаружи оставались только его голова и плечи. Чародей накрыл корзину куском материи, который плотно охватил её округлые бока, немного не доставая краями до земли, и закрыл корзину крышкой, но ей мешали встать на место выступающие над срезом корзины голова и плечи мальчика, которые чётко обрисовывались под складками материи.
Оставив корзину стоять посреди площадки, факир уселся рядом и снова начал играть на флейте причудливую и заунывную мелодию. Через несколько секунд крышка медленно опустилась на место. Подождав некоторое время, чародей встал и, наклонившись над корзиной, вставил острую палку в дыру в её крышке, а затем быстрым движением проткнул ею корзину до самого дна. Потом, вытащив палку, он взял меч и пронзил им корзину в разных местах; и напоследок сам залез внутрь корзины, и, потоптавшись там, показал, что она абсолютно пуста, а ребёнок исчез. В заключение он запустил руку под материю и достал оттуда сеть, в которую был завёрнут мальчик. Немного повременив, факир опустил сеть обратно в корзину, вернул на место крышку и, усевшись рядом, опять заиграл на флейте.
Как только он взял первую ноту, корзина энергично зашевелилась, а крышка медленно поползла вверх. Представление заканчивалось тем, что крышку и материю окончательно снимали, и все видели, что в корзине опять сидит мальчик, плотно завёрнутый в сеть, которого удавалось извлечь оттуда только с помощью двух сильных мужчин. Видя, с каким энтузиазмом публика отнеслась к его фокусу, чародей послал мальчика с половинкой скорлупы кокосового ореха поскорее собрать плату, пока не поостыли восторги ошеломлённых зрителей! Представление продолжалось весь вечер, пока чародей не понял, что исчерпал финансовые возможности публики, после чего он удалился в сопровождении своих ассистентов.
Памятник королеве Виктории в Калькутте стоит в большом парке, где всегда можно увидеть одного-двух заклинателей змей, развлекающих толпы аборигенов и туристов. Большинство людей убеждено, что змеи, с которыми выступают факиры, абсолютно не ядовиты. Однако они сильно заблуждаются, поскольку среди таких рептилий есть самые ядовитые змеи из всех известных в природе, и влияние, которому подчинили их заклинатели, просто поразительно. И хотя среди них, несомненно, попадаются шарлатаны, настоящие представители этой профессии обладают непостижимой властью над змеями, с которыми выступают перед публикой. Примером тому может послужить один случай. Как-то раз, гуляя в парке, мы увидели, как у кого-то из местных жителей сбежала белая крыса и случайно оказалась на площадке среди змей. Одна из змей мгновенно закрутилась кольцами вокруг тела животного и приготовилась его сожрать. Когда, казалось, уже ничто не может спасти жизнь бедного грызуна, маг, наблюдавший за этой сценой, приказал змее освободить животное. Змея послушно разжала кольца и вернулась в свою корзину, а факир взял крысу в руки и поднял её вверх, показывая, что она цела и невредима. Стоявший рядом молодой офицер, видя, с какой свободой факир обращается со своими змеями, воскликнул: «Ба, да они просто безвредны», и, наклонившись, схватил одну из них руками. Через пятнадцать минут он был мёртв, несмотря на все попытки спасти его жизнь.
Однажды, прогуливаясь по парку вокруг памятника Виктории, нам довелось встретиться с ещё одним чрезвычайно любопытным персонажем. Когда мы увидели его в первый раз, он сидел на земле в окружении змей и мальчишек, таких же неугомонных в Индии, как и в Америке. Заметив наше приближение, означавшее возможность заработать, индус подготовился к выступлению. Жестом отогнав мальчишек подальше, он встал и поклонился. В пропитанном влагой воздухе его кожа сияла в лучах индийского солнца подобно меди. Вся его одежда состояла из разноцветного тюрбана и набедренной повязки. Он жестом велел молодому мусульманину, стоявшему неподалёку, подать ему свою туфлю, которую тот со смехом сбросил, а факир поднял с земли. Это была обычная туфля на плоской подошве, без задника — и ничего более. Быстрым движением факир бросил её к моим ногам, и я вдруг увидел, как из носка туфли выползла индийская кобра длиной не менее 1,5 м, которая в итоге обвилась вокруг шеи чародея. Тот факт, что змея никоим образом не могла спрятаться в носке туфли, а также весьма скудное одеяние факира делали фокус ещё более непостижимым.
В Бенаресе мы стали свидетелями самого знаменитого из восточных фокусов — выращивания дерева манго. Едва ли в мире найдётся такая страна, где не рассказывали бы об этом фокусе, хотя, как это ни странно, редко кто описывает его во всех подробностях. Вначале чародей обычно кладёт в корзину несколько яиц, из которых мгновенно вылупливаются цыплята, а затем он начинает готовиться к фокусу с манговым деревом. Выбрав место, где земля достаточно ровная и твёрдая, он приглашает зрителей подвинуть их стулья поближе и попробовать раскрыть, если, конечно, им это удастся, секрет его трюка. Подготовка к представлению обычно состоит в том, что факир берёт три палки длиной чуть более метра, ставит их наподобие опор вигвама американских индейцев и накрывает большим куском белой ткани, краями доходящим до земли. Затем он приподнимает один угол навеса с тем, чтобы можно было наблюдать за происходящим внутри.
Закончив сооружение импровизированного вигвама, факир достаёт из своего маленького «мешка с сюрпризами» большую продолговатую косточку из плода манго и передаёт её зрителям, чтобы те внимательно её осмотрели, после чего просит одного из них вырезать свои инициалы на кожуре косточки. Потом он берёт пустой цветочный горшок, наполняет его землёй и сажает туда манговую косточку. Тщательно полив землю водой из лейки, фокусник ставит горшок со всем содержимым в шалаш, закрывает навес и, усевшись рядом, начинает играть на флейте. Примерно через пять минут он приподнимает край навеса и все видят, что из земли показался крошечный зелёный росток. Снова закрыв навес, фокусник продолжает музицировать. Проходит ещё несколько минут, и он снова откидывает край материи и демонстрирует зрителям выросший в горшке манговый куст высотой около 30 см. Затем он закрывает навес, а когда через несколько секунд снова его открывает, все видят высокий манговый куст в полном цвету. Навес ещё раз закрывается, и, когда факир окончательно снимает материю с шалаша, перед зрителями предстаёт манговый куст, усыпанный спелыми плодами, которые он срывает и бросает в публику. Затем резким движением он вырывает куст из горшка и, отряхнув с его корней землю, показывает зрителям остатки кожуры манговой косточки, прилипшей к корням, на которой ясно видны инициалы, вырезанные на ней в начале представления.
Подобные трюки свидетельствуют о высоком мастерстве восточных фокусников, притом, что ни в одном из них не замешана никакая сверхъестественная сила. Все они вполне объяснимы для тех, кто знаком с искусством фальсификации, однако непосвящённым они представляются неиссякаемым источником чудес. Я неоднократно обсуждал с этими людьми методы, с помощью которых они добиваются столь поразительных результатов, и что интересно, все они, однозначно признавая себя фокусниками, понимают, что подобные трюки можно выполнить, не прибегая к обману. Этим магам очень хорошо известно, что среди жителей их страны есть несколько просвещённых Учителей и святых людей, способных вырастить дерево за пятнадцать минут, осуществляя процессы, совершенно неизвестные западному миру. Такой факир признаёт, что его фокусы скопированы с приёмов священной магии индийских мудрецов. Однако святые люди занимаются подобными экспериментами для того, чтобы наглядно продемонстрировать своим ученикам космические основы биологии и физики, и проводят их в строгом уединении внутренних помещений храма, куда нет доступа непосвящённым, тогда как фокусники с их ловкостью рук добиваются того же эффекта для увеселения толпы.
Как-то мне довелось беседовать о чудесах с одним пандитом, чьё мнение по этому вопросу вкратце сводится к следующему: «Вы, христиане, верите, что Он превратил воду в вино, воскрешал мёртвых, исцелял больных, проходил сквозь запертые двери и умножал хлебы и рыбы. Неужели же вы думаете, что время чудес закончилось две тысячи лет назад? Ваш Иисус сказал Своим ученикам, что они будут творить ещё более великие чудеса, чем совершал Он. Так почему вы объявляете чудотворство Индии мошенничеством? В природе вообще не существует таких вещей, как чудеса, если понимать это слово в буквальном смысле. В действительности чудо — это только следствие неизвестной причины. Тысячелетиями наши люди посвящали себя изучению невидимых миров — тех сил и законов Природы, которые недоступны пониманию непросвещённого большинства, кроме немногих, превративших свою жизнь в полную служения, аскетизма и добродетели. Мы сведущи в вопросах проникновения в сферы невидимого и неосязаемого, а вы — специалисты во всём, что касается видимого и осязаемого. Мы не понимаем друг друга, потому что трудимся в разных мирах, и достичь взаимопонимания сможем, только если займёмся одинаковой работой. Индия — это страна, которая может вам казаться крайне отсталой просто потому, что она занимается вещами, которые вам неинтересны и которые ваши люди не понимают. Не подвергайте сомнению и не отрицайте знания, которыми обладает Азия. Но если вы вознамерились судить об этих знаниях, приходите и исследуйте, и мы представим вам любое доказательство, какое вы только пожелаете. Живите, как мы советуем вам жить, думайте, как мы велим вам думать, учитесь у наших мудрецов, и тогда вы поймёте, что среди наших людей есть такие, кто обладает знанием, позволяющим им творить чудеса».