Митридат. Отважный воин, блестящий стратег, зловещий отравитель. 120–63 гг. до н. э.

Глава 10. Поцелуй убийцы

Сколько было суждено продлиться «золотому веку абсолютной власти и неограниченной свободы» Митридата? В 86/85 г. до н. э. ответ на этот вопрос дали боги войны. За прискорбной потерей Митридатом своего любимого сына Аркафия последовали бесчисленные потери греков. Как же армия Суллы смогла уничтожить такое множество людей?

Друзья Митридата нашептывали ему об измене. После поражений в Греции свои подозрения высказал и Дорилай. Предатели представляли большую угрозу — с изменами были связаны потери в Греции, были и те, кто сговорился с римлянами. Митридат опасался, что союзники в Анатолии перестанут его поддерживать, быть может, станут подстрекать врагов, даже замыслят вероломное убийство. Прежде чем брожение могло охватить царство, он послал арестовать перебежчиков. Перед царскими токсикологами остро встала задача создания антидота для всех возможных ядов[319].

В руках Митридата по-прежнему находился стратегически важный остров Эвбея, эгейские полководцы также пользовались его доверием. Но в армии Архелая было много бойцов из Галатии. Может, кто-то из них помогал Сулле? Галаты были известны своими предательствами. Митридат был уверен, что, если Сулла продвинется в Анатолию, Галатия непременно ему поможет. Необходимо было что-то предпринять.

Митридат пригласил шестьдесят князей из правящих семей Галатии, чтобы они находились в Пергаме в качестве его «гостей». По сути, они стали заложниками, находившимися под наблюдением. Поредориг, один из полководцев, человек сильный и здоровый, задумал убить Митридата. Убийство должно было совершиться во время суда, проходившего в небольшой беседке, расположенной высоко над ущельем. Поредориг и его товарищи собирались с ловкостью Супермена опрокинуть ее в пропасть. Но Митридату сообщили об этом заранее, и он отказался присутствовать в суде.

Тогда Поредориг разработал новый план. «Гости» из Галатии должны были напасть на него во время ближайшего пира. Но и об этом заговоре царю стало известно. Он схватил Поредорига и его сообщников, а других полководцев, вместе с членами их семей, собрал на празднество. В меню царя было достаточно мышьяка, чтобы убить его и всех гостей. Однако трем князьям удалось выжить, бежать в Галатию и снарядить там войско. Они вытеснили оттуда Евмахия, сатрапа Митридата. Несмотря на попытки со стороны Митридата все тщательно спланировать, случилось то, чего он боялся. Галатия вышла из-под его контроля.

Теперь же нужно было дать урок другим. Поредориг и его сообщники были приговорены к казни мечом в Пергаме. Их тела запретили хоронить, оставив гнить на окраинах города[320].

Пока галатов вели к месту казни, Митридат думал о своей привязанности к одному из них, красивому юноше по имени Беполитан. А ведь их беседы были такими дружескими! Конечно, такой невинный юноша не заслужил смерти за заговор старших! Плутарх говорит, что Митридат был очень опечален, представив себе смерть этого юноши. Быть может, Беполитан напоминал Митридату о его погибшем сыне Аркафии? Царь в срочном порядке отдал приказ, чтобы спасти жизнь юноши. Поредориг и его соратники уже были брошены на съедение воронью. Но как рассказывает Плутарх, вмешательством судьбы Беполитан был красиво и дорого одет, когда его схватили. И тот, кто вершил казнь, захотел заполучить его красивое одеяние себе. Чтобы не запачкать его одежду кровью, воин «неспешно снимал ее, когда увидел, что к нему бегут посланники Митридата, выкрикивая имя юноши».

Потому Беполитан остался жив, когда его товарищи уже лежали непогребенными. На следующий день стражники Митридата увидели, что над голым телом Поредорига плачет молодая женщина. За то, что она, вопреки закону, пыталась прикрыть его тело грязью, она была приведена к Митридату. Почему она посмела ослушаться его приказа? Узнав, что она была возлюбленной Поредорига, царь смягчился. Он разрешил ей похоронить должным образом того, кто готов был стать его убийцей. Митридат знал известную трагедию Софокла «Антигона», в которой тиран казнил молодую девушку за то же преступление. Переиграв известную историю со счастливой концовкой, он тем самым упрочил свою репутацию милостивого правителя.

Согласно Плутарху, эти две правдивые и подробные истории о сочувствии Митридата к невинным людям передавались из уст в уста спустя столетие после его смерти в противоположность другим россказням о его беспощадности и жестокосердии. Разбавив непреклонность несколькими благородными жестами, можно придать иной власти благой вид; что и вызвало уважение как друзей, так и врагов, а также могло успокоить нечистую совесть. Митридат был знаком с легендами о великодушии Александра по отношению к отважным мужчинам и женщинам, к тому же милосердие было важной добродетелью персидских царей.

Митридат все еще полагался на вождя из Галатии Коннакорига и любил галатскую принцессу Адобогиону, сестру князя, которому Митридат не доверял. Фрагмент бюста Адобогионы был найден археологами в руинах Пергама. Возможно, она покорила сердце Митридата в то время, пока он проводил «чистку» среди царских семейств Галатии. Мы можем предполагать, что царь спас ее от яда, который он подал на смертоносном пире[321].

Параноидальные мысли не давали Митридату вернуться на Хиос, процветающий остров, чьи моряки разбили царский военный корабль во время битвы за Родос. В прошлом Хиос был союзником Рима: гнездились ли там очередные предатели? Некоторые из аристократов Хиоса присоединились к Сулле после резни 88 г. до н. э. Когда Митридат послал на остров шпионов, их вести обрекли остров на погибель.

Мастер злых наказаний, граничащих с театральным представлением, Митридат написал подробные инструкции полководцам Дорилаю и Зенобию. Месть Митридата началась с внезапной атаки на Хиос. Армия Зенобия захватила город и объявила: гражданам Хиоса следует явиться в собрание, чтобы выслушать Митридата. В более счастливые времена он выиграл состязание колесниц на Хиосе. Гордостью города является письмо от Александра Великого, написанное после захвата Хиоса в 333 г. до н. э. (сейчас выставленное в музее этого острова). Александр изгнал всех жителей Хиоса, кто помогал его врагам. Теперь Митридат Великий написал Хиосу собственное письмо. Он обвинил их в пособничестве врагам, отметив, что его первые подозрения появились, когда хиосская трирема попыталась потопить его корабль.

Почему, спрашивал он, «вы отказались конфисковать собственность римлян, хотя дали на это согласие? Почему вы дали римлянам сбежать к Сулле? За пособничество Сулле и заговор против меня, все мои друзья, говорю я, должны приговорить вас к смерти! Но я милосерден, — так писал Митридат. — Я удовлетворюсь тем, что вы сдадите оружие и отправите ко мне в качестве заложников детей аристократов Хиоса». Жители Хиоса сдали свое оружие и выдали молодых юношей и девушек из аристократических семей Зенобию и Дорилаю, которые выслали их в Пергам.

Но Митридат еще не до конца расправился с Хиосом. Зенобий зачитал другое письмо от царя: «Мне известно, что вы по-прежнему привержены Риму! Но вместо того чтобы убить вас, как вы того заслуживаете, я решил, что вы выплатите 2 тысячи талантов». Один талант был равен 6 тысячам драхм; 2 тысячи талантов представляли собой очень большое количество серебра. Общий годовой доход Афин в период расцвета империи был равен тысяче талантов. В пору Митридата 2 тысячи талантов были равны 12 миллионам драхм. Зарплата наемника равнялась 1 драхме за день активной службы. Итак, 2 тысячи талантов обеспечили бы годовую службу армии в 35 тысяч бойцов.

С плачем хиосцы сняли убранство с храмов и собрали женские украшения, чтобы выплатить штраф. Следуя секретным указаниям Митридата, Зенобий собрал всех в театре — мужчин, женщин, детей и рабов, кроме иноземцев, — чтобы взвесить имущество. Страх объял толпу, когда Зенобий прогремел: «Вы обсчитали царя!»

Воины окружили театр и выстроили людей в шеренгу вплоть до самой гавани. Внутри театра Зенобий отобрал рабов хиосцев и провозгласил их свободными. Этот акт со стороны Митридата был в значительной степени пропагандистским. В Античности Хиос был известен тем, что стал пионером работорговли в греческом мире, делом, которое впоследствии приносило значительные прибыли Делосу, находящемуся под господством римлян. На Хиосе было богатое общество с избытком рабов — в V в. до н. э. на острове было больше домашних рабов, чем в любом другом греческом городе за исключением Спарты[322].

Затем воины грубо отделили мужчин от детей и женщин. Они прогнали обе группы через строй воинов вплоть до моря. Все население Хиоса было посажено на корабли Митридата. Корабли, заполненные несчастными, плачущими хиосцами, уплывали, в то время как бывшие домашние рабы наблюдали за этим с берега. Они плыли в Черное море, где должны были провести остаток своей жизни в качестве рабов в шахтах далекой Колхиды, принадлежащих Митридату. И снова, выдумав для Хиоса это наказание, Митридат, возможно, разыгрывал другую известную греческую трагедию, «Троянок» Еврипида[323].

За 2 тысячи талантов хиосцы купили рабство! Это несчастье породило в эпоху Античности ироничную пословицу: «Хиосец наконец приобрел себе хозяина». Римский писатель Афиней считал, что работорговцы-хиосцы сами виноваты в своей судьбе, и в XIX в. к «древнему злодейству Хиоса» часто апеллировали антирабовладельчески настроенные общества. Например, поэт-аболиционист Джон Гринлив Уиттьер написал свое известное стихотворение «Митридат на Хиосе» в 1864 г., во время американской Гражданской войны. Уиттьер превозносил Митридата за то, что он «справедливо наказал эту проклятую рабством землю».

На Хиосе Митридат захватил еще один трофей в свой гарем, очаровательную молодую женщину по имени Береника. Она, видимо, была очень молода, потому что ее мать отправилась в царский гарем вместе с ней. Береника, вероятно, была выбрана из детей аристократов, посланных в Пергам. Как и галатская принцесса Адобогиона, Береника была спасена от участи своих соотечественников всемогущим, сострадательным — и сладострастным — царем.

Еще один медовый месяц подошел к концу: Митридат теперь становился недоволен царицей Монимой. Плутарх пишет, что ее брак не был счастливым — она жаловалась, что «получила хозяина вместо мужа». Возможно, царь суеверно полагал, что его своенравная жена-гречанка стала причиной его неудачи во время Греческой кампании. Так или иначе, в какой-то момент после ужасного знамения — крушения статуи Победы и поражения в Греции, которое, казалось бы, предрекло это событие, — Монима была отослана. Она выехала с пышностью, возможно, на персидской армамаксе, собственной четырехколесной золотой повозке с пурпурным балдахином, в сопровождении царских евнухов и в роскоши прожила остаток жизни в Понте[325].

Митридат наслаждался своими недавно заполученными любовницами. Он смаковал звуки имени Береники. Она была его новым талисманом. По происхождению македонское, имя Береника означает «Приносящая победу».

Выполнив свою задачу на Хиосе, Зенобий приблизился со своей армией к Эфесу. Обеспокоенные неудачами Митридата в Греции и судьбой Хиоса, эфесцы настояли, чтобы Зенобий вошел в город один и без оружия. Он согласился и нанес визит Филопомену, отцу Монимы и наместнику Митридата в Эфесе. Возможно, дабы заверить его в том, что о Мониме в Понте хорошо заботились. Эфес с самого начала поддерживал Митридата, всего лишь два года назад согласившись убить римлян. Нам неизвестно, что Митридат планировал применительно к Эфесу, но граждане богатого торгового города испытывали беспокойство, отказавшись явиться на зловещее собрание в театре. В ту ночь жители Эфеса убили Зенобия. Ничего личного, только бизнес — город зависел от стабильной торговли и сделал ставку на Рим. После убийства город пришел в боевую готовность, запасая еду и готовясь защищаться.

Другим городам теперь оставалось выбрать один из двух жестоких путей: путь Хиоса или Эфеса. Траллы, Гипепы, Месополь. Смирна, Колофон, Сарды и другие города, прежде бывшие союзниками Митридата, последовали примеру Эфеса и восстали. Митридат отреагировал с яростью, выслав армии, чтобы жестоко отомстить восставшим (может быть, именно тогда Митридат отравил своего соперника в гонках на колесницах, Алкея Сардского?). Чтобы предотвратить новые измены, Митридат разослал во многие анатолийские города распоряжения об освобождении рабов, отмене долгов, распространении гражданских прав на иноземцев. Эти привилегии вызвали раздражение у аристократии, но завоевали прочную поддержку среди бывших рабов, должников и новых граждан в каждом городе[326].

Некоторые из ближайших сторонников царя, взбудораженные событиями в Греции и Западной Анатолии, начали устраивать секретные собрания. Видные люди среди греков стали задумываться о своей преданности Митридату. Два человека из Смирны предложили двоим людям с Лесбоса устроить заговор против Митридата. Но один из них, будучи личным другом царя, донес на других. Они договорились, что Митридат спрячется под его кроватью, чтобы из первых уст услышать план заговора. Эти три человека были замучены до смерти.

Теперь паранойя Митридата развернулась в полную силу. Его опасения получили подтверждение: предательства и бунты не были домыслом. Но драконовские меры лишили его поддержки высших классов, и многие воспользовались обстановкой страха, чтобы разделаться с собственными врагами. Митридат шедро награждал доносчиков. Заговоры продолжались, и совсем рядом с домом. Однажды ночью в Пергаме обнаружилось, что восемь его жителей собираются убить царя. Митридат казнил их. Согласно источникам Aппиана, около 1600 человек, подозреваемых в предательстве, лишились жизни во время очередной «чистки»[327]. У нас нет сведений о том, как именно они погибли. Но многие из этих людей против своей воли стали «подопытными кроликами» во время экспериментов Митридата с ядами. Царь был известен тем, что испытывал яды и противоядия на приговоренных к смерти заключенных.

В 85 г. до н. э. шпионы Митридата принесли очередные плохие новости. Помощник Суллы Лукулл совершил невероятное! Несмотря на пиратов и зимние морские грозы, он собрал флот. Владыка Египта Птолемей с радостью встретил Лукулла, пригласив его осмотреть пирамиды со всей роскошью. Но Лукулл отказался, переживая по поводу того, что его начальник Сулла испытывал трудности при осаде Афин. Лукулл принял в дар золотое кольцо с изумрудом и гравировкой, свидетельствующей о расположении Птолемея, а также достаточное количество денег для того, чтобы нанять корабли и моряков из Сирии, Финикии, Памфилии, с Кипра и Родоса. Он плыл на родосском флагманском корабле под командованием старого врага Митридата, флотоводца Дамагора, который в 88 г. до н. э. вытеснил с Родоса флот понтийцев.

Продвигаясь на север, они завладели Косом, Самосом и Хиосом. Но флотоводец Митридата Неоптолем (брат Архелая) лежал в засаде у небольшого острова Тенедос. В морской битве, которая последовала за этим, Дамагор обратил Неоптолема в бегство.

Не в этот ли момент, как полагает историк Рейнак, Митридат стал окончательно осознавать, что ему не выйти победителем из войны с Римом? Сулла одержал верх. Однако царь все еще видел в этом некоторые положительные моменты. Причиной его поражения в Греции были не предательство или разочарованность со стороны греков; его армии отважно сражались, но потерпели поражение от профессиональных, технологически оснащенных римских легионов. Даже при этих обстоятельствах, Сулла около двух лет бился за Грецию, а Архелай удерживал ключевой пункт — Эвбею. Соперник Суллы Флакк потерял большую часть своих кораблей во время бури на Адриатике. От разведчиков Митридат узнал, что легионеры Флакка ненавидели его; многие хотели примкнуть к Сулле. Тем временем в Риме был убит Марий, но сторонников Суллы убивали ежедневно, что было для него сильным стимулом вернуться как можно скорее.

Флакк обошел Суллу, продвигаясь по Фракии. Оказалось, он собирался вторгнуться на территорию Митридата один! Сулла следил за соперничающей римской армией со своими легионами, а Лукулл подтягивал обширный флот. Митридат все еще имел в распоряжении две сотни кораблей и армию в 80 тысяч человек в Анатолии, под командованием Дорилая. Настало время для резервного плана. Возможно, помочь выиграть время могла дипломатия — мирный договор. Раздумывая о своих огромных потерях в Греции и полагая, что Сулла очень стремится вернуться домой, Митридат отдал Архелаю распоряжение, чтобы он заключил мир на как можно более выгодных условиях[328].

Сулла и Архелай встретились в римском лагере недалеко от Делиона, в Беотии. Оба были опытными наемниками, которые надеялись заключить сделку повыгоднее. Их первые удары в сторону друг друга за столом переговоров были направлены на то, чтобы определить линию противника. Как Архелай хорошо знал, Сулла хотел побыстрее закончить войну, чтобы иметь возможность привести армию назад в Италию, убить там своих врагов, отпраздновать триумф и стать в Риме полновластным диктатором. Архелай предполагал, что возвращение Греции и переход Азии к Митридату должны удовлетворить Суллу. «Если ты пообещаешь вернуться в Италию сейчас, мой царь Митридат обеспечит тебе очень щедрые средства на ведение войны, множество кораблей и столько войска, сколько тебе потребуется. Со всем этим ты сможешь уничтожить популяров Мария и захватить Рим!»

Ответное предложение Суллы было таким же дерзким. «Почему бы тебе не бросить Митридата и не привести ко мне всех его наемников? Вместе мы сокрушим Митридата, и я сделаю тебя царем Понта!» Оба полководца продемонстрировали, что крайне оскорблены предательскими предложениями другого. Выложив карты на стол, они начали переговоры[329].

Сулла перечислил преступления Митридата, осудив захват мм обширных территорий; проведенное им изъятие общественных запасов и святынь союзных с Римом городов; захват принадлежащей Риму собственности, земель и рабов; его убийство римских союзников; и великую резню мужчин, женщин и детей в Италии, и даже рабов италийской крови в 88 г. до н. э. «Какую же ненависть питает к Италии Митридат! И теперь он прикидывается, что хочет нашей дружбы и прощения — но лишь после того, как я уничтожил 160 тысяч его войск в Греции!»

Архелай холодно ответил: «Причиной этой войны стала жадность других римских полководцев. Мой царь согласен лишь на честные условия». Вот какие условия выработали в итоге полководцы:

• Возвращение к территориальному status quo 89 г. до н. э.: Греция принадлежит Риму. Митридат сохраняет свои владения на 89 г. до н. э., но уходит из Пафлагонии, Вифинии и Каппадокии, давая возможность Никомеду и Ариобарзану вернуться на трон.

• Сулла пообещал объявить Митридата другом и союзником Рима за выплату им штрафа в размере суммы стоимости войны.

• Митридат должен предоставить Сулле семьдесят полностью оснащенных, бронированных бронзой военных кораблей.

• Митридат должен освободить всех римских военнопленных, включая послов и офицеров, находящихся в плену.

• Все римские дезертиры и римские беглые рабы, присоединившиеся к армии Митридата, должны быть выданы Сулле.

• Будет объявлена всеобщая амнистия; не должно быть репрессий против приверженцев той или иной партии.

Архелай сражался за Митридата как наемный полководец на протяжении нескольких лет. Война за освобождение Греции была проиграна с потерями, которые заставили Митридата протрезветь от своих амбиций. Как любил указывать Сулла, в Беотии «шагу нельзя было ступить от множества мертвых тел», остатков великой армии Митридата. Архелай заключил необыкновенно выгодное для Митридата перемирие, сыграв на нетерпеливости Суллы. Один из пунктов их договора был личный: Сулла давал Архелаю имение на Эвбее в 10 тысяч акров (40,5 км²). Архелай выводил из Эвбеи свои войска и соглашался сопровождать Суллу в Дардан, чтобы завершить заключение перемирия с Митридатом.

По дороге Архелай заболел, Сулла заботился об Архелае так, как если бы он был одним из его офицеров. Расположение Суллы к Архелаю и его забота о нем стали для некоторых придворных Митридата поводом для подозрений в том, что между ними был заключен тайный сговор и что Архелай каким-то образом «поддавался» в битвах при Херонее и Орхомене — сомнительная идея. В своих мемуарах, ныне утраченных, Сулла оправдывал свое обращение с Архелаем. Похоже, что Сулла уважал полководца как доблестного противника и понимал, что нуждается в его поддержке, чтобы убедить Митридата принять условия договора быстро. Митридат направил к Сулле и Архелаю послов, чтобы оспорить два условия мира. Митридат хотел сохранить Пафлагонию, которая, как он всегда уверял, принадлежала ему по наследству. Также он отказался передавать семьдесят кораблей. Послы коварно намекнули, что Митридат мог бы заключить более выгодную сделку, если бы ему пришлось вести переговоры с «другим вашим полководцем, Фимбрией». Сулла впал в бешенство. «Как! Митридат все это время сидел в Пергаме, издали руководя этой ужасной войной! Он должен смиренно благодарить меня за то, что не лишился своей правой руки, которой он подписал смертный приговор тысяче невиновных римлян. Он по-другому запоет, когда я вступлю в Азию».

Архелай вмешался. Согласно мемуарам Суллы, полководец слезно молил о возможности лично убедить Митридата принять условия договора. «Если мне не удастся, — клялся Архелай, — я наложу на себя руки!» Эта эмоциональная сцена, возможно, была выдумана Суллой, но он послал Архелая вести переговоры с Митридатом[330].

У Митридата на руках были гораздо более сильные карты, чем могло показаться, но разыгрывать свой козырь он должен был аккуратно. Гражданская война в Италии была изнурительной. Сулла отчаянно пытался вернуться, но внезапно осознал, что очутился в новой чрезвычайной обстановке. И сам Митридат был вместе с ним в одной лодке. Развивалась невероятная ситуация. Прежде чем их мировой договор окончательно вступит в силу, на горизонте замаячила странная параллель.

Противник Суллы, Флакк, достиг со своей армией Вифинии. Но, извлекая преимущество из некомпетентности своего начальника, младший офицер Флакка, Фимбрия, возглавил мятеж против пожилого человека. Флакк («Заячьи уши») бежал в столицу Вифинии, Никомедию. Но Фимбрия и его люди преследовали его и обнаружили Флакка, укрывшегося в колодце. Фимбрия отрубил Флакку голову и швырнул ее в море, оставив чайкам тело на берегу.

Римский сенат гневно отказался поддерживать Фимбрию, который был теперь вне закона, но контролировал два легиона. Митридат теперь имел дело с двумя бродячими римскими армиями на своей территории, под командованием полководцев вне закона, заклятых врагов, каждый из которых желал извлечь выгоду из неудачи Митридата. Сулла опасался, что безжалостный Фимбрия, горячая голова, приверженец Мария, украдет его победу над Митридатом, доставшуюся ему так тяжело. Такое непредвиденное развитие событий означало, что Фимбрия был отныне общим врагом и Митридата, и Суллы!

Отрезанный от Рима, Фимбрия отчаянно нуждался в том, чтобы расплатиться со своими войсками богатой добычей. Он остановил свой взгляд на Пергаме. Он отдаст на разграбление дворец Митридата и прославит себя войной с Митридатом. На своем пути Фимбрия разорял страну «как ураган», уничтожая города, отказавшиеся открыть ворота его армии. В Илионе, древней Трое, люди напомнили Фимбрии, что, согласно мифу об основании Рима, Троя была священным городом-прародиной для Рима. Фимбрия сардонически поблагодарил горожан и потребовал открыть ворота. Оказавшись внутри, он истребил мужчин, женщин и детей. Многие укрылись в храме Афины; Фимбрия приказал, чтобы храм был сожжен дотла вместе со всем городом, и разрешил своим людям разбой. Свидетели описывали невероятное зрелище: мраморная статуя Афины осталась стоять среди пепла, оставшегося от ее храма. Плутарх отмечает, что Троя не знала такого сокрушительного разгрома с того момента, как Агамемнон отдал на разграбление город Приама во времена легендарной Троянской войны. В самом деле, Фимбрия торжествующе разглагольствовал о том, что ему понадобилось только десять дней, чтобы сровнять с землей Трою, тогда как у Агамемнона ушло на это десять лет[331].

Пока Сулла спешил помешать полководцу вне закона, своему сопернику, Митридат выслал войско, которое вел его старший сын, Митридат Младший. Но Фимбрия подстроил ловушку и убил 6 тысяч из конницы Митридата. Фимбрия продолжал двигаться к Пергаму. Стены Пергама были крепки, но после раскрытых недавно заговоров Митридат не мог больше доверять горожанам. Опасаясь, что они могут выдать его Фимбрии до того, как он заключит мир с Суллой на благоприятных условиях, Митридат был вынужден бежать, спасая свою жизнь. Из Пергама он бросился в Питану на побережье. Фимбрия продолжил преследование и осадил Питану.

Как будто бы по сигналу, внезапно появляется Лукулл со своей армадой. Фимбрия приказал Лукуллу блокировать порт Питаны, заперев Митридата, ужасного врага Рима, внутри города. «Ты и я вместе прославимся благодаря этой войне, — обещал Фимбрия, — и подвиги Суллы в Греции будут забыты». Что же произойдет теперь?

Лукулл был предан Сулле; он терпеть не мог Фимбрию, союзника ненавидимого Мария. Лукулл объявил, что его флот принадлежит Сулле. Он отказался блокировать Митридату путь к спасению, чтобы царь мог подтвердить соглашение, разработанное Суллой и Архелаем. Это было чрезвычайно опасное положение. Если бы Лукулл объединился с Фимбрией, Митридату пришел бы конец. Вместо этого Лукулл позволил Митридату сесть на корабль и проследовать от Питаны до Лесбоса. Там Митридат присоединился к флоту Неоптолема и прибыл в Дардан[332].

Здесь на равнине, недалеко от Трои, в виду обеих армий, в конце 85 г. до н. э. Сулла и Митридат встретились лицом к лицу. Они оба были начеку, но очень желали объявить мир.

Каждый из них был опытным «шоуменом» и умел показать товар лицом. Каждый зарабатывал очки пропаганды с помощью ораторского искусства и языка тела, чему были свидетелями тысячи на равнине у Дардана, что было записано для истории Аппианом и Плутархом. Митридат, побежденный, но не разбитый, хотел произвести сильное впечатление. Его сопровождали 200 кораблей Неоптолема, 20 тысяч пехотинцев Дорилая и 6 тысяч кавалерии, и «множество серпоносных колесниц». Свита победителя была куда более скромной: Сулла привел тысячу пехотинцев и 200 всадников.

Митридат в древнем персидском облачении вышел вперед, протянув руку. Сулла, стоя навытяжку в римской военной форме, сухо осведомился, собирается ли Митридат принять условия, одобренные его полководцем Архелаем. Митридат ответил не сразу. «Конечно, — выплюнул Сулла, — просители говорят первыми — молчать могут победители».

Митридат нарушил драматическое молчание, указав на то, что он и его отец были хорошими друзьями Рима. Он начал с обвинений против римских послов, против уполномоченных сената и военачальников за те обиды, которые они нанесли ему, вернув Ариобарзана в Каппадокию, отняв у него Фригию и оставив без внимания нанесенные ему Никомедом оскорбления. «И все это, — сказал он, — они сделали из-за денег, беря их попеременно то у меня, то от них. То, в чем можно было бы упрекнуть большинство из вас, римляне, — это корыстолюбие. Война была вызвана вашими военачальниками, и все, что я совершил для самозащиты, мне пришлось делать скорее по необходимости, чем по своему желанию».

Тут Сулла, перебив его, сказал, что он давно слышал от других, а теперь и сам видит, сколь силен Митридат в красноречии. «Ты вызывал меня сюда совсем под другим предлогом, говоря, что охотно примешь то, что тебе будет предложено; но я, конечно, не побоюсь кратко ответить тебе на твои жалобы. В Каппадокию я лично вернул Ариобарзана, будучи наместником в Киликии: таково было решение римлян; ты со своей стороны послушался нас, хотя ты мог возражать и переубедить нас или уже больше не возражать, раз это было признано правильным. И Фригия была тебе дана противозаконно; и он постановил, чтобы Фригия не платила податей сенату, и сделал ее самостоятельной. Никомед же жалуется, что ты подослал к нему и Александра, чтобы убить его, и так называемого Хреста (Благого) Сократа, чтобы отнять власть; и вот он, ограждая себя ото всего этого, вторгся в твою страну; если же ты в чем-либо потерпел обиду, тебе нужно было отправить послов в Рим и ожидать ответа. У тебя издавна было это предрешено, и, надеясь, что ты будешь господствовать над всей землей, если победишь римлян, ты придумывал эти поводы, чтобы прикрыть свой план. Доказательством этому служит и то, что, еще не воюя ни с кем, ты заключил союз с фракийцами, скифами и савроматами, что ты отправлял посольства к соседним царям, строил корабли, созывал и кормчих, и штурманов. Твой коварный замысел уличается главным образом временем твоего выступления: когда ты заметил, что Италия отпала от нас, ты подстерег момент, когда мы были заняты всем этим, и напал на Ариобарзана, Никомеда, галатов и Пафлагонию, напал на Азию, нашу собственную область. Все это доказывает всю твою жестокость, все твое нечестие и всю глубину ненависти к нам».

Играя на чувствах присутствовавших офицеров, военных и должностных лиц, Сулла продолжал бичевать Митридата за его военные преступления, даже объявив себя «спасителем» Греции от «рабства» Митридата. «Ты быстро прошел через нее [Грецию] всю и лишил эллинов свободы».

Последний козырь Митридата остался невысказанным: «Договорись со мной, или я договорюсь с Фимбрией». Зная, что он обладает превосходством, он спокойно прервал страстную речь Суллы. «Он согласился на заключенные Архелаем условия».

Перед толпой Сулла и Митридат обнялись и закрепили поцелуем Дарданский мир. Каковы были чувства каждого во время этого сердечного, традиционного ритуала? Интересно было бы принять во внимание культурные различия. Римляне скрепляли договоры с помощью osculum pads, обоюдным поцелуем в щеку. Персы, равные по положению, целовали друг друга в губы, но вышестоящий принимал поцелуй от нижестоящего в щеку. Был ли поцелуй Митридата притворным и принял ли он поцелуй в щеку Суллы как от нижестоящего? Что происходило в голове Суллы, когда он целовал человека, который лишил жизни десятки тысяч римлян?

Митридат обещал уйти из Вифинии, Каппадокии и Пафлагонии. Он не хотел отказываться от титула «царь царей». Вызывала раздражение необходимость пройти процедуру формального примирения с омерзительными царями-марионетками. Митридат согласился передать римлянам перебежчиков и бывших рабов в своих армиях, но следовать этим договоренностям намерения у него не было. Он все-таки освободил Оппия, пленного римского полководца, который служил личным слугой царя с момента его поражения в 89 г. до н. э. (Оппий отправился в храм исцеления на Косе, чтобы прийти в себя после мучительного испытания.)

Митридат заплатил контрибуцию, которую требовал Сулла, — 2 тысячи талантов. Как мы видели выше, Митридат некоторое время назад наложил дань в 2 тысячи талантов на Хиос в качестве наказания за бунт хиосцев. Если принять но внимание тогдашние обстоятельства и богатство царя, контрибуция, которую потребовал Сулла, была ничтожной суммой — Митридат мог просто передать Сулле то, что выплатили хиосцы. Он вернул Сулле 70 кораблей, наряду с 50 лучниками, но все еще располагал больше чем сотней кораблей и армией в 80 тысяч человек[333].

Митридат Великий отплывает обратно в Понт, в свою исконную твердыню, оставив Суллу разбираться с неуправляемым Фимбрией. Война между Митридатом и Римом была окончена. Обе стороны дали слово придерживаться условий мира — с одним исключением. Римский сенат, контролируемый популярами Мария, никогда бы не признал Дарданский мир, заключенный Суллой. Но кто бы мог представить, помимо неугомонного царя Понта, что в 85 г. до н. э. произошел только первый этап конфликта, который будет длиться в течение всей жизни.

Легионеров Суллы Дарданский мир не впечатлил. На самом деле они пришли в ярость. Они слышали красочную речь Суллы, в которой он напомнил о преступлениях, которые совершил против Рима его самый злейший враг. Митридат убил 150 тысяч невинных римлян в один день! Теперь же они увидели, как Сулла поцеловал этого свирепого убийцу и позволил ему беспрепятственно отплыть на кораблях, нагруженных небывалыми богатствами, в свое царство у моря. Где справедливость?

Мягкие условия Суллы были обусловлены его спешным отъездом в Рим после отвоевания Греции и наказания Анатолии, а также его убеждением в том, что Аквилий, союзник Мария, нес ответственность за развязывание войны[334]. Но Сулла осознал гнев легионеров и умерил его, объяснив, что сейчас очевидной опасностью был Фимбрия. Что было бы, если бы Митридат присоединился к Фимбрии? Как бы они продолжили воевать против таких объединенных сил? После того как мы победим Фимбрию, как обещал Сулла, мы получим несметные богатства и победа в Италии будет наша.

Сулла прошел маршем до лагеря Фимбрии и потребовал, чтобы тот сдал два легиона, которыми он командовал незаконно. Фимбрия отказался, указав на то, что Сулла назван врагом римского народа. Война между римскими легионами на чужой земле казалась неизбежной. Пока воины Суллы укрепляли лагерь и рыли окопы вокруг лагеря Фимбрии, произошло удивительное событие. Люди Фимбрии вышли из лагеря и энергично начали помогать своим собратьям-римлянам. В отчаянии Фимбрия бежал в Пергам и вошел в великий храм Асклепия, где так много римлян отдали свою жизнь в 88 г. до н. э. Здесь Фимбрия приставил к груди меч и положил конец своей жизни, упав на него. По словам современника, греческого историка Диодора, Фимбрия «должен был бы умереть тысячью смертей» за тот ужас, который он принес с собой[335].

Сулла, обратившись с восхвалением к Ликии, Родосу, Стратоникее, Магнесии, Патаре и другим областям, сотрудничавшим с Римом, отправил войска, чтобы наказать города, присоединившиеся к Митридату. Демонстративно игнорируя условия договора об амнистии, где запрещались репрессии против чьих-либо приверженцев, он двинулся вперед, чтобы жестоко отомстить Анатолии за поддержку Митридата. Сулла наложил дань на всю провинцию Азия в необычайную сумму 20 тысяч талантов, что в десять раз больше того, что он потребовал с Митридата.

Он поручил своему расторопному офицеру с кротким нравом Лукуллу собрать эту сумму. Сулла расквартировал свои неуправляемые войска в частных домах и заставил анатолийцев платить невероятные суммы за «привилегию» кормить и одевать высокомерных «гостей». Все освобожденные рабы были возвращены в рабство. В Эфесе и других городах Сулла принудил народные собрания занять деньги за непомерные проценты, они «стали закладывать ростовщикам кто театры, кто гимнасии, кто свои укрепления и гавани и всякое другое общественное достояние». Сулла также похитил многие произведения искусства и сокровища. Все эти деньги и собственность пошли в личную военную казну Суллы.

Многие города сопротивлялись. Ответной мерой стали бойни, которые устраивали воины Суллы, несмотря на его многочисленные речи о том, что «не придут никогда на мысль римлянам ни такие нечестивые избиения или другие варварские поступки». В этот период хаоса, отхода войск Митридата и неистовства злопамятного Суллы эскадры пиратских кораблей терроризировали побережье Эгейского моря, совершая атаки на порты и укрепления в прибрежных городах и на островах от Милета до Самофракии. Сулла бессердечно позволил разбойникам беспрепятственно грабить и сжигать города, как, например, Иасос, поддержавший Митридата. Экономическая разруха была глубокой и продолжительной. Многие из таких городов не восстановят то благополучие, которым они наслаждались под властью Митридата, до царствования Константина четыреста лет спустя[336].

В 84 г. до н. э. Сулла объявил, что завершил свой поход. Он оставил своего энергичного молодого офицера Мурену, чтобы занять Фригию, с двумя легионами, которые подчинялись раньше Фимбрии. На обратном пути в Италию Сулла ненадолго остановился в Греции. Он посетил горячий источник, чтобы вылечить таинственный недуг и приготовить к отправке тысячи предметов искусства, известных картин, ценных манускриптов, прекрасных скульптур и других древностей, включая огромные колонны из незаконченного Храма Зевса Олимпийского в Афинах. Несколько кораблей, нагруженные награбленным добром Суллы, затонули из-за шторма по пути в Италию; археологи отождествили содержимое по крайней мере одного кораблекрушения с частью его сокровищ. Со дна моря современные дайверы подняли большое количество мраморных колонн, бронзовые статуи Эроса и Диониса и мраморные скульптуры Афродиты, Пана, Сатира и др.[337]

Сулла вернулся в Италию с 40 тысячами людей, многие из которых были рекрутами из Македонии и Фракии. Историк Бэрри Штраус предполагает, что одним из тех, кто служил в этих вспомогательных войсках, мог быть Спартак, фракиец, который спустя десять лет станет гладиатором и возглавит великое восстание рабов в Италии[338].

Ужасы, обрушившиеся на Азию и Грецию, теперь повторились в Италии. В 83 г. до н. э. кульминацией безжалостных конфискаций земель, проскрипций и убийств, учиненных Суллой, стала кровавая бойня среди сторонников Митридата такого чудовищного масштаба, что, по мнению римского историка Диона Кассия, жестокие пытки и убийства Суллы превзошли даже резню, устроенную Митридатом в 88 г. до н. э. «И не остались не запятнанными убийством ни храм бога, ни очаг гостеприимца, ни отчий дом, — сообщает Плутарх. — Мужей резали на глазах жен, детей — на глазах матерей». Блаженный Августин пишет: «Сколько пролили они римской крови, какое опустошение и опустение внесли в Италию!» Воины Суллы уничтожили 18 тысяч людей Мария в Фиденции; в Капуе 7 тысяч врагов были убиты; в Сигнии — 20 тысяч; однажды Сулла приказал убить 6 тысяч невинных людей, запертых в Большом цирке; а за другой день Сулла казнил 12 тысяч человек, обвиненных в симпатии к Марию. Сулла стал диктатором в 81 г. до н. э. Во время его триумфа, сообщает Плиний Старший, Сулла выставил напоказ 115 тысяч фунтов (52 163 кг) серебра и 15 тысяч фунтов (6804 кг) золота, трофеи всех его побед[339].

Что было на уме у Митридата, когда он возвращался в свой край, решительным образом сократившийся после изнуряющего первого раунда поединка с Римом? Среди противоречивых чувств — досада, негодование, облегчение, отчаяние, надежда, решимость, подозрение и расчет — возобладало одно. Он царь Митридат VI Евпатор Дионис Vazraka («Великий»), благородный потомок персидских и македонских монархов, император империи на Черном море, божественным образом избранный воин Свободы, Света и Правды, враг Тьмы и Лжи, единственная подлинная альтернатива римскому империализму на Востоке[340].

Он знал, что римский сенат не ратифицировал мирный договор, подписанный в Дарданах, который он и Сулла скрепили поцелуем. Ведь не было письменного документа с подписями, с оговоренными условиями мира. Насколько прочным являлось устное соглашение с римским отступником, склонным к опустошению Италии? Такая же мысль возникла у Мурены, полководца, которому доверили 12 тысяч фимбрианцев, оставленных Суллой в Анатолии. Мурена («Угорь»), объединивший людей Суллы в битве за Пирей, был одним из тех, кому были отвратительны мягкие условия мирного договора. Он решил взять дело в свои руки. Необдуманное, эгоистичное решение Мурены возобновить войну играло на руку Митридату.

Но сначала Митридату нужно было разобраться с домашними делами. Он решил не отдавать всю Каппадокию Ариобарзану: простой народ любил Митридата, и он всегда считал Каппадокию частью своего царства. Волнения, нарастающие в Колхиде и среди некоторых племен на Боспоре Киммерийском, срочно требовали внимания. Чтобы убедить племена, жившие на севере Черного моря, в своей силе, Митридат увеличил свой флот и собрал еще одну армию. Извлекая уроки из своих поражений в Греции, Митридат отказался от своего старомодного, неизменного построения гоплитов и натаскал сражаться свою пехоту в маленьких, более гибких соединениях, распределившись на малочисленные колонны, способные с большим успехом воевать с римскими легионами. Он увеличил количество легковооруженных стрелков и лучников. Он также принял личное решение — сражаться в первых рядах, если это будет необходимо. Большая кавалерия, состоящая из храбрых, хорошо натренированных персидских и армянских рыцарей, была сердцем его новой армии. Эти силы были отправлены на подавление своенравного севера, где его сын, Махар, был наместником Боспорского царства[341].

Жители Колхиды потребовали, чтобы старший сын царя, Митридат Младший, был их правителем. Как только Митридат пошел им навстречу, они вновь выказали свою верность. Не имея никаких доказательств, Митридат инстинктивно чувствовал, что его сын затаил желание свергнуть отца. Митридат послал за своим сыном и наследником, который преданно служил ему в войне против Фимбрии. В конце концов, его сын был потомком королевы Лаодики Младшей, сестры царя, его первой жены, которая была казнена за заговор против него. Унаследовал ли старший сын Лаодики вероломство с молоком матери? Возможно, он затаил злобу из-за убийства матери. Митридат, скорбя, заковал сына в золотые оковы и приговорил к смерти. Мы можем представить, что для такой печальной необходимости он приготовил самый мягкий и быстрый яд в своей лаборатории, возможно, это был болиголов, смешанный с опиумом (смертоносный напиток, испробованный философом Сократом), или действенный токсин из Индии, dikairon. Заслуживающий доверия перс Моаферн из Амасии (двоюродный дедушка историка Страбона) стал наместником Митридата в Колхиде.

Параноидальные мысли продолжали одолевать царя. Вопрос о преданности Архелая терзал его разум. Чем больше Митридат размышлял об этом, тем больше он убеждался, что его лучший полководец слишком многое уступил Сулле в переговорах о мире. Слух о подозрениях царя достиг Архелая. Действительно ли Архелай был перебежчиком? Это неизвестно, но опытный солдат удачи понимал, что пришло время поостеречься. Архелай переметнулся к римлянам (его брат Неоптолем остался верным командиром флота Митридата в Эгейском море). Вполне возможно, что Архелай был источником большого количества информации, ставшей известной римским историкам, о личности Митридата, стратегии, количестве войск и других фактах.

Архелай потребовал встречу с Муреной. Он убедил римского полководца в том, что Митридат создает большой флот на Черном море и готовит еще одну большую армию с тайным намерением возобновить вражеские действия против Рима. Мурена был жаден до грабежа и собственного триумфа, причем «издевательским образом искал поводов к войне», дал себя убедить нанести упреждающий удар до того, как Митридат сделает первый ход[342].

Летом 83 г. до н. э. без всякого объявления войны Мурена прошел маршем в глубь Западной Каппадокии и как молния ударил по гарнизону Митридата в Комане Каппадокийской. В этом большом священном городе, который, как говорили, был основан потомками Агамемнона после Троянской войны, находился баснословно богатый Храм любви, похожий на святилище в Комане на Понте. В храме находилась древняя статуя Артемиды. Говорили, что Агамемнон принес в жертву Артемиде свою дочь Ифигению — меч Ифигении был одной из тех ценностей, которыми обладала Команд[343].

Большая часть конницы Митридата погибла во время нападения Мурены. Застигнутый врасплох и гневающийся из-за предательства Архелая, Митридат тем не менее неукоснительно воздерживался от эскалации войны. Он отправил послов к Мурене с протестом касательно того, что он нарушил мирный договор. Мурена же саркастически «ответил, что этого договора не видел». Мурена вернулся к грабежу денег и украшений в Храме любви и разместил зимние квартиры в Каппадокии.

Но Митридат все еще воздерживался от ответа, следуя стратегии сдерживания и политической прозорливости. Он отправил посольство в Рим, чтобы воззвать к сенату и Сулле, зарегистрировав официальную жалобу, что Мурена нарушил условия Дарданского мира. Он намеревался дождаться их ответа до того, как ответить на самочинную агрессию Мурены. В этот же момент его давний каппадокийский друг Гордий как полководец занял место предателя Архелая.

Весной 82 г. до н. э. Мурена пересек Галис, кативший свои воды вместе с талым снегом, и вторгся в вотчину Митридата. В это лето и осень легионы Мурены совершили набеги на четыре сотни понтийских деревень, набрав повозки добра. Он отправился восвояси со своей добычей через Галатию, которую контролировали римляне. Митридат все еще не предпринимал ничего, лишь выслал шпионов следить за Муреной.

Сулла и сенат отправили доверенное лицо, чтобы расследовать обстоятельства жалобы Митридата на Мурену в 81 г. до н. э. Этот посол встретил Мурену и объявил, что сенат приказал ему прекратить нападения на Митридата, заключившего мир с Римом. Но, как докладывали соглядатаи Митридата, посланный также признал, что сенат не издал письменного декрета соответствующего содержания. Затем соглядатаи увидели, что чиновник о чем-то шепчется наедине с Муреной. Мурена вновь напал на земли Митридата! Теперь у Митридата было полное право считать, что посланник передал тайное сообщение из Рима к Мурене с разрешением для него пойти на Митридата полноценной войной. Это было шито белыми нитками даже больше, чем самочинное начало, которое было положено войне Аквилием и Никомедом в 89 г. до н. э.

Митридат приказал Гордию ответить ударом на удар. Гордий быстро собрал местное ополчение, желая сражаться за Митридата. Они заняли позицию напротив двух лагерей Мурены на другой стороны реки Галис. Сам Митридат на благородном коне явился во главе своей новой многочисленной армии. Почти не имея личного опыта в военном деле, Митридат решительно бросился в бой против Мурены, целеустремленного молодого ветерана римских побед под командованием Суллы. Хорошо осознавая, что его царственные персидские предки никогда не принимали участия в настоящих битвах, Митридат, в возрасте 51 года, теперь соревновался с молодым Александром в его решении ринуться в гущу битвы.

Противоборствующие армии схлестнулись в жаркой схватке на берегу реки. Митридат одержал победу, устремившись через реку, и обратил Мурену и его воинов в бегство — вверх по склону. Отдавая приказания своим меньшим по размеру и подвижным военным соединениям, Митридат, несомненно, наголову разбил римлян. Под градом стрел армянских лучников Митридата подлец Мурена со своим войском бежал на запад по горным местам «по непроезжей дороге». Митридат и Гордий изгнали оставшиеся гарнизоны Мурены из Каппадокии. Вся страна приветствовала Митридата как освободителя. Блестящая победа над Муреной оказалась столь необходимой порцией хороших новостей. Начавшая было убывать народная любовь вновь возросла, и Митридата Евпатора снова приветствовали как царя, спасшего народ от неистовых римлян. Он все еще был Добрым Отцом, который прогнал волков-опустошителей[344].

Именно в это время в один прекрасный день юный патриций из фракции Мария по имени Юлий Цезарь (р. 100 г. до н. э.) поступил на службу в римскую армию. Когда он по морю отправился в Анатолию, его схватили пираты из Киликии и хотели получить за него выкуп, однако Цезарь спасся с помощью хитрой уловки (использовав даже отравленное вино). Свои первые лавры за военные подвиги он снискал на Лесбосе, где римляне убили пять сотен воинов, союзников Митридата, и обратили в рабство 6 тысяч людей. Цезаря послали в Вифинию, чтобы он потребовал корабли у Никомеда IV. Казалось, что временное пребывание Цезаря при дворе в Вифинии длилось дольше, чем это было необходимо. До конца его жизни враги припоминали ему прозвище Царица Вифинии, заявляя, что он стал любовником Никомеда[345].

В это время в Риме Сулла в спешке старался остановить Мурену, пока его дурацкая война не аннулировала победу Суллы над Митридатом. Сулла отправляет сурового трибуна Габиния — пригрозить Мурене строгим наказанием. Как посол мира со стороны Суллы, Габиний также организовал встречу между Митридатом и Ариобарзаном, чей трон снова начал шататься. Митридат подготовил свои условия с позиций праведного гнева и военной силы. Митридат сосватал свою четырехлетнюю дочь Афинаиду Ариобарзану, чтобы скрепить новый дружеский союз на своих условиях. Одними из условий союза, которые он предъявил, стали не только сохранение Западной Каппадокии, но и передача ему еще и большого куска Центральной Каппадокии. Отчаявшись обеспечить стабильность в регионе, где все козыри были на руках у Митридата, Габиний и Ариобарзан были вынуждены согласиться.

Затем все явились на веселый пир в персидско-македонском стиле на широкую ногу, который дал ликующий Митридат. Как в старые довоенные времена, Митридат был распорядителем на торжестве, окруженный счастливыми друзьями и прекрасными супругами. Он щедро раздавал награды самым лучшим певцам и кифаредам, шутам и жонглерам. Он раздавал золото тем, кто отличился в лихих состязаниях в выпивке и еде. Согласно Аппиану, все на этом пиру — Ариобарзан, Гордий, Дорилай, даже Монима — предались шумному веселью, кроме мрачного римлянина в конце стола — Габиния[346].

Митридат также отметил свою победу над Муреной торжественным ритуалом, огненной церемонией на горной вершине, чтобы отблагодарить Зевса и Митру. Аппиан, описывая церемонию, говорит, что Митридат следовал в ней древним традициям своих предков, Кира и Дария. Он узнал о ней при дворе отца, мальчиком в Синопе.

Митридат и его окружение поднялись на гору Буюк-Эвлия-Даг, к святилищу Зевса-Воителя. Археологи обнаружили множество надписей в этой важной для науки местности, где сохранился культ, отразивший влияния автохтонного анатолийского и иранского населения. В этом, как и во многих других похожих местах поклонения в Каппадокии, жрецы-зороастрийцы, прозванные «хранителями огня», присматривали за вечным пламенем (горело оно за счет нефти) на алтаре. Маги Митридата в высоких войлочных тюрбанах, бормоча заклинания и взмахивая своими barsom (миртовые палочки), приносили в жертву огню, земле, ветру и воде белых животных. Затем, следуя древней персидской традиции, главный маг, сам Митридат, принес бревна на вершину, уложив их в громадную поленницу. Вокруг алтаря он соорудил подмостки из бревен и ветвей и накрыл пир из мяса и хлеба для празднующих.

Митридат надел пурпурный головной убор, усеянный серебряными звездами, и снежно-белую накидку мага поверх своей пурпурной мантии царя. Он взобрался на самый верх поленницы, чтобы совершить священные возлияния: молоко, мед, вино и масло. Горстями бросая сладко пахнущие ладан и мирру на подношения, Митридат прочел искреннюю молитву, обращенную к богам. Его молитва не была записана, по она, возможно, напоминала молитву, произнесенную Киром, как ее записал Ксенофонт: «Зевс Отчий и ты, Гелиос, и вы все, остальные боги, примите эти жертвы в знак признательности моей за все мои удачи». После того как царь спустился, маги преклонили колени у основания высокого сложенного костра и разожгли костер опахалами из лавра, позаботившись о том, чтобы не осквернить священное пламя своим дыханием.

Этот впечатляющий костер в честь богов горел в течение нескольких дней, освещая ночное небо. Жар был таким нестерпимым, что никто не мог приблизиться к алтарю. Вздымающееся пламя можно было увидеть за 1000 стадиев, около 115 миль (185 км), и с кораблей Митридата в море. Созерцая огонь на горе, Митридат и его союзники все еще могли горячо верить в его выдающуюся судьбу[347].