Митридат. Отважный воин, блестящий стратег, зловещий отравитель. 120–63 гг. до н. э.

Глава 11. Жить по-царски

«Как борец, готовый к следующей схватке», восторженно пишет Плутарх, Митридат «поднялся на ноги, несмотря на нанесенный ему Суллой удар». И теперь, как указывает Аппиан, после своей славной победы над Муреной, Митридат «предался отдыху».

Война за Грецию обернулась катастрофой: Афины были разрушены, а потери — огромны. И все же в каком-то смысле исход войны стал предтечей того феномена, который современные военные стратеги назовут «Тетское наступление». Свое современное название он получил после того, как в 1968 г. во время вьетнамской войны северовьетнамская армия провела полномасштабную серию атак по Южному Вьетнаму. Хотя наступление можно назвать крайне неудачным, боевой дух формально одержавших победу союзников — США и Южного Вьетнама был сломлен силой и целеустремленностью противника. Северный Вьетнам получил международную поддержку и в конечном итоге выиграл войну. Таким образом, под «Тет-эффектом» подразумевается крупная, но неудавшаяся военная кампания против более сильного противника, которая тем не менее получает одобрение общественности, так как признается «борьбой за правое дело». Идея «славной неудачи», «благородного поражения» была популярна и в Античности; к самым известным примерам можно отнести поражение Спарты при Фермопилах, поход Ганнибала, восстания Аристоника и Спартака. Юстин применяет «Тет-эффект» к поражению Митридата: он «…уступил победу величайшим полководцам… только чтобы вновь обрести еще больший почет за свои потери». В Риме Цицерон отмечает удивительную способность Митридата вновь собрать войско после такого большого числа поражений. Каким-то образом, восклицает Цицерон, «…Митридат побежденным достиг большего, чем если бы он был победителем!»[348].

Диктатор Сулла продолжает править в Риме. Многие из верных Марию популяров вынуждены были бежать из Италии. Эти изгнанники — ветераны и государственные деятели, занимавшие высокие должности при правлении популяров, объединились в группы на восточной и западной границах империи и подняли восстание. Другие направились в Испанию и присоединились к Квинту Серторию, римскому военачальнику, возглавлявшему испанскую повстанческую армию. Третьи присоединились к Митридату в Понте. Эти опытные римские офицеры привели с собой 6 тысяч воинов — целый легион — и обучали новые полки Митридата римской дисциплине и тактике ведения боя.

С этого момента Митридат не растрачивал средства на дорогостоящее вооружение и снаряжение армии — в конечном итоге они лишь становились трофеями врага. Больше никаких шелковых тентов и шикарных бассейнов для увеселения наложниц на кораблях; никаких доспехов, щитов и мечей, инкрустированных золотом и драгоценными камнями.

Митридат соблюдал условия Дарданского мира. Он понимал, что заключить его удалось только благодаря замешательству Суллы. Но он был намерен обеспечить безопасность своего Черноморского царства. Как отмечает Аппиан, Митридат послал армию покорить племя ахейцев, живших на севере Колхиды. Считавшие себя потомками героев Троянской войны, жестокие ахейцы были известны тем, что обманом завлекали чужеземные корабли к своим скалистым берегам и затем приносили выживших после кораблекрушения моряков в жертву своим богам. Учитывая, что жили они в гористой местности, подчинить их себе было трудной задачей. Много воинов Митридата погибли, попав в засаду или замерзнув в снегах. Ахейцы так и не были побеждены, и на союз с ними нельзя было рассчитывать, но часть из них позже присоединилась к войску Митридата, а опыт ведения боя в горах оказался весьма полезным в будущем[349].

Митридат всегда оставался бдительным, старался не упустить возможности и вовремя заметить угрозу. Почти десятилетие он правил в относительном мире.

Митридату была присуща любовь к зрелищности и театральности — зачастую он устраивал целые представления, чтобы продемонстрировать свою удивительную способность съесть отравленное мясо или вино. Подобные вечера не только служили развлечением, но и способствовали укреплению репутации неуязвимого человека, так тщательно взращиваемой царем ядов. И конечно, эти ужасные действа были частью его исследований.

Давайте представим себе один из подобных банкетов. Вечернее представление наверняка включало в себя отравление какого-то несчастного заключенного, приговоренного к смерти, — Митридат придерживался «этического» подхода Аттала III Пергамского и экспериментировал только на преступниках. В Древней Греции смертный приговор обычно приводился в исполнение с помощью отравления болиголовом. Но Митридат последовательно исследовал действие широко известной и редкой фармаки, и приговоренные к смерти были его подопытными. По крайней мере, один пример этому нам известен: однажды к Митридату был прислан гонец с письмом и посылкой от его друга, царского лекаря Зопира из Александрии. В письме Зопир сообщал Митридату, что гонец был приговорен к смерти, и предлагал царю опробовать на нем присланное противоядие[350].

Итак, пока гости занимают свои места на скамейках, индиец в тюрбане гипнотизировал кобру игрой на флейте, псиллы — заклинатели змей — позволяют ливийским гадюкам кусать себя. Скифские шаманы доят яд из клыков степных гадюк. Обмакнув наконечник стрелы в яд, скифский лучник стрелял в преступника, и стрела со свистом проносилась над головами гостей. В другой вечер старый ботаник Кратей отмерял порцию сока какого-нибудь ядовитого растения. Театральными движениями он окроплял ядом какое-либо аппетитное блюдо и подавал его другому приговоренному. Митридат подробно рассказывал присутствующим на представлении гостям, что именно происходит с отравленным. Напряжение возрастало, когда слуги предлагали отведать то же блюдо гостям — конечно, уже без яда. К этому моменту умирающие жертвы уже были вынесены из зала для дальнейших тайных экспериментов с антидотами.

С величавыми жестами и добродушными шутками, Митридат внушает благоговение гостям, проглотив каплю змеиного яда. Кульминация вечера наступает, когда царь ядов приглашает своих гостей насыпать в его блюдо с жареным ягненком или в чашу вина немного мышьяка или белладонны. Митридат был не просто токсикологом; он был магом, чародеем. Оба этих качества работали на создание образа неуязвимого царя. С любезной улыбкой царь ядов поднимает свой кубок и произносит тост[351].

Поэт и специалист по античной филологии А.Е. Хаусман был поражен реакцией придворных и высокопоставленных гостей на удивительную стойкость Митридата к ядам. Особую известность получил данный отрывок из поэмы 1896 г.:

Благодаря своему долголетию и умению обращаться с ядами имя Митридата стало нарицательным в западной литературе и культуре. Его имя запечатлено в термине «митридатизм», что означает практику систематического принятия малых доз смертельных субстанций для выработки иммунитета. В отношении каких-то ядов эта техника является успешной. Вполне возможно, например, стать невосприимчивым к определенным дозам мышьяка, которые будут смертельны для других, — в античные времена было выявлено, что некоторым жителям Ливии, Армении или Египта были не страшны укусы местных ядовитых насекомых, скорпионов и гадюк. Митридат также установил, что небольшие порции змеиного яда могут быть переварены, если их проглотить, и смертельны только при попадании в кровь[352].

Растущая популярность яда как оружия в Римской империи вдохновила римского сатирика Ювенала пошутить, что смертельное оружие вроде «холодной стали может снова стать популярным, если люди последуют примеру старика Митридата и перепробуют все образцы в фармакопее, пока станут невосприимчивы к любому лекарству». Почти два тысячелетия спустя в «Митридате» поэт и философ Ральф Уолдо Эмерсон (1803–1882) представит образ царя ядов, требующего все больше и больше ядов, чтобы опробовать их на себе, от шпанских мушек до цианида:

Во времена Античности считалось, что если яд натурального происхождения, то есть получен из растения, животного или минерала, то противоядие к нему тоже будет натурального происхождения. Митридат соединил токсичные и лекарственные фармака в свой собственный «антидот» (позже названный Митридатием). Традиционно противоядия включали в свой состав вещества, которые, как считалось, могли обратить действие ядов. Среди наиболее популярных ингредиентов были: корица, мирра, кассия, мед, бобровый мускус из гениталий бобра, ладан, рута, танин, чеснок, лемносская земля, хиосское вино, древесный уголь, кислое молоко, золототысячник, аристолохия (кирказон), имбирь, ирис (фиалковый корень), Eupatorium, волжский ревень, гиперикум (зверобой), шафран, грецкие орехи, фиги, петрушка, акация, морковь, кардамон, анис, опиум и другие ингредиенты с берегов Средиземного и Черного морей, Аравии, Северной Африки, Евразии и Индии. Современной наукой установлено, что некоторые из этих веществ могут противостоять болезням и токсинам. Например, сера, содержащаяся в чесноке, нейтрализует мышьяк в крови. Древесный уголь абсорбирует и фильтрует большое количество разнообразных токсинов. Проанализировав химический состав лемносской глины, ученые пришли к выводу, что в ней содержатся минералы, обладающие абсорбирующими и антибактериальными свойствами. Чеснок, мирт, корица и зверобой также являются антибактериальными средствами. Последние научные исследования многих типичных ингредиентов митридатия показали, что эти вещества приводят к возникновению противотоксичных биореакций в иммунной системе. Некоторые растения, традиционно используемые африканскими народными целителями, могут нейтрализовать даже яд кобры и гадюки[354].

Основываясь на научных трудах Аттала III, Никандра Колофонского и других своих предшественников, Митридат описал свойства сотни ядов и противоядий, экспериментируя на заключенных, сторонниках и самом себе. «Путем неустанных исследований и самых разных экспериментов», пишет Плиний, он искал способы «превратить яды в полезные лекарства». Легко можно представить Митридата и его сторонников (Кратея, Папия, греческих колдунов и лекарей племени агров) в защитных масках, изготовленных из свиных мочевых пузырей (их использовали древние алхимики), экспериментирующих с, скажем, египетским бесцветным «огненным ядом», полученным из раствора соды (карбоната натрия, широко известного в Египте) и реальгара или мышьяка. Укрепляющие здоровье эссенции в сочетании с минимальными дозами ядов образовывали электуарий, кашицу, скрепленную медом. Из полученной пасты делали таблетки величиной с миндальный орех. Каждое утро царь начинал с того, что тщательно разжевывал свой секретный антидот и запивал его ключевой водой. Очевидно, этот состав не вызывал никаких физических проблем и только укреплял его иммунную систему, так как древние историки сходятся во мнении, что в течение всей своей долгой жизни Митридат отличался отменным здоровьем и сексуальной активностью[355].

После смерти Митридата его личная библиотека и документы были перевезены в Рим и переведены на латынь секретарем Помпия Ленеем (95–25 гг. до н. э.). Плиний, изучавший записи Митридата, восхвалял его эрудицию. «Митридат… был привязан к жизни более всех своих предшественников, что не только известно по слухам, но и подтверждается фактами, — пишет Плиний. — Один он придумал ежедневно пить ядовитые снадобья после предварительного приема противодействующих средств, для того чтобы вследствие привычки всякий яд оказался безвредным». В середине своего царствования Митридат «собрал подробные знания по медицине со всего царства, которое занимало большую часть суши». В его библиотеке можно было найти трактаты о лекарствах, использовавшихся галльскими друидами, месопотамскими лекарями и индийскими практиками аюрведы («долгой жизни»). В противоядии Сушрута (ок. 550 г. до н. э.) насчитывалось восемьдесят пять ингредиентов, а в махагандхахасти Чараки (300 г. до н э.) — шестьдесят[356].

Вполне вероятно, что Митридат изучал труды Демокрита, посвященные египетскому царю Менесу, который еще в 3000 г. до н. э. выращивал ядовитые и целебные растения; также мы знаем, что Митридат вел переписку с Зопиром Египетским, который поделился с царем «всемогущим противоядием» из двадцати ингредиентов. Соратником Митридата был также основатель влиятельной медицинской школы в Риме Асклепиад Вифинский. Он отказался от приглашения царя работать в Синопе, но посвятил ему несколько научных работ и поделился формулами противоядий.

Возможно, Митридату удалось разыскать последних живущих в окрестностях Трои офиогенов («рожденных от змей»), чтобы узнать секреты ядов. Кроме того, в 88 г. до н. э. Митридат принимал посланников италийского народа марсов, известных своими лекарствами на основе ядовитых веществ. Известно, что врачеватели из племени агров в свите царя доили степных (кавказских) гадюк для создания противоядий и лекарств. Недавно специалисты, изучавшие традиционные методики врачевания с использованием яда степных гадюк на территории Азербайджана (древний Баку), пришли к выводу, что небольшие дозы могут остановить угрожающее жизни кровотечение (как мы увидим позднее, если бы об этом знали агрские лекари более 2 тысяч лет назад, Митридата можно было бы спасти). В настоящее время кристаллизованный яд кавказской гадюки является ценным фармакологическим ингредиентом[357].

Основным принципом, лежащим в основе рецепта противоядия Митридата, было совмещение лекарств и антидотов с небольшими порциями ядов. Этим же принципом затем будут руководствоваться Аттал и индийские лекари. В древности было известно множество ядов, начиная от яда гадюк, скорпионов и медуз до ядовитых соков тисового дерева и темно-алых кристаллов киновари. Плиний описывает около 7 тысяч ядовитых субстанций в своей энциклопедии по естественной истории и перечисляет десятки растений (некоторые из них сами по себе ядовиты), которые могут стать противоядиями, как, например, дубровник, пластинчатые грибы, полынь, золототысячник, синюха и кирказон[358].

Мышьяк, печально известный как «порошок наследников», должен был быть первым ядом, против которого Митридат стал бы искать антидот. Мышьяк воздействует на белки, необходимые для метаболизма. Однако в малых дозах ферменты, образующиеся в печени, связываются и инактивируют мышьяк. Если принимать яд в малых дозах, то этих ферментов вырабатывается все больше и то количество яда, которые обычно становится смертельным, не принесет вреда. Применима ли подобная логика к растительным ядам? Митридат проверял, насколько устойчивы к таким ядам крысы, насекомые, птицы и другие существа. Плиний и Авл Геллий указывали в своих трудах, что в состав митридатия входила отравленная кровь понтийских уток. Известно, что некоторые виды уток, жаворонков и перепелов без вреда для себя могут потреблять ядовитый болиголов и, так как токсичные алкалоиды не выводятся из их организма, их кровь и мясо тоже превращаются в отраву[359].

Из каких еще ядов состоял митридатий? Возможно, из отравленного понтийского меда — для пчел отравленный нектар был безвреден, и считалось, что в малых дозах мед способствует повышению тонуса. В «рецепт» Митридата также входили рептилии — ядовитые сцинки, саламандры, даже гадюки, так как в древности люди верили, что все ядовитые животные вырабатывают антидот к своему собственному яду.

Недавние научные эксперименты показывают, что несмертельные дозы змеиного яда могут способствовать выработке иммунитета и позволяют человеку без вреда для себя принять в десять раз больше яда, чем если бы не было предварительной «вакцинации». Подобный процесс действует при укусах некоторых насекомых и с разными токсинами. Удивительные исследования «парадоксального» процесса под названием гормезис показывают, что очень маленькая доза токсинов активирует защитный механизм, поэтому случайное принятие большей дозы не приносит такого вреда. Как ученые описывают эту новую концепцию, весьма близкую к теории Митридата, малые дозы ядовитых веществ могут принести пользу и использоваться наравне с вакцинами[360].

Помочь понять, почему Митридат был настолько невосприимчив к яду, может зверобой (Hypericum), включенный во многие рецепты митридатия. Молекулярные биологи недавно обнаружили, что зверобой обладает поразительным свойством нейтрализовывать ядовитые вещества. Благодаря этому печень начинает вырабатывать мощные ферменты, которые могут нейтрализовать действие более тысячи потенциально опасных веществ. Ученые высказали предположение, что, если зверобой входил в состав митридатия, он мог приводить организм в состояние «боевой готовности», сыграть роль «химической системы наблюдения», способной «засечь» и нейтрализовать «потенциально смертельные дозы» самых разных ядов[361].

После смерти Митридата римские врачи заявили, что овладели секретом митридатия. Отравление, как и страх быть отравленным, стали частью повседневной жизни Рима. Правитель Сулла даже издал указ, предусматривающий жестокое наказание для торговцев ядами. Ювенал как-то заметил:

Как рецепт Митридата оказался в руках римских императоров? Возможно, однажды Митридат поведал секрет противоядия своему другу Асклепиаду, известнейшему врачу Рима. Врач по имени Элий прописал митридатий Юлию Цезарю, который был в Понте всего лишь через шестнадцать лет после гибели Митридата. Элий был соратником Асклепиада, а тот, возможно, был лично знаком с царем[363].

Недалеко от Аппиевой дороги была обнаружена интересная надпись времен первого римского императора Августа (р. 63 г. до н. э.). В ней повествуется о некоем Л. Лутации Паккии (имя неримского происхождения), называемом «торговцем фимиамами из рода царя Митридата». Рейнак предполагает, что Л. Паккий — освобожденный раб или родственник Митридата и «главный парфюмер» царя. Но сомнительно, чтобы Паккий, как и любой другой аптекарь того периода, продавал только ароматы; иначе зачем поставщик «фимиамов» для царского двора стал бы выставлять напоказ свое родство с легендарным царем ядов? (Нет ничего удивительного в том, что Паккий представлялся «торговцем ароматов», — торговля ядами жестко ограничивалась законами Суллы.) Многие члены семьи Митридата и его друзья обосновались в Италии. Надпись наводит на мысль, что Паккий мог знать (или утверждал, что знает) оригинальный рецепт митридатия и изготовлял знаменитое «фирменное» противоядие в Риме. К тому же позже другой Паккий, возможно сын первого, разбогател, продавая римлянам «особое» лекарство. Его рецепт был засекречен и завещан Паккием Младшим императору Тиберию, преемнику Августа, в 14 г. н. э.[364]

Был ли рецепт Паккиев той самой основой для более позднего императорского рецепта, разработанного лекарем Нерона Андромахом, который, как утверждалось, был усовершенствованной версией митридатия? В новом рецепте насчитывалось шестьдесят четыре ингредиента; измельченных ящериц Андромах заменил на измельченных ядовитых змей и добавил семена опийного мака. В 2000 г. итальянские археологи сделали удивительное открытие на вилле около Помпей (79 г. н. э.). В одном из больших чанов были обнаружены останки рептилий и некоторые лекарственные растения, в том числе и маковые семена. Археологи пришли к выводу, что чан использовался для приготовления митридатия Андромаха[365].

Каждый римский император после Нерона (ум. 68 г. н. э.) неукоснительно принимал противоядие, которое его личный врач называл разновидностью противоядия царя ядов. Рецептов становилось все больше и больше, в их состав включались все более дорогостоящие и редкие ингредиенты. Спустя столетие после смерти Митридата Цельс из Галлии упомянет о смеси весом почти 3 фунта (1,3 кг), включавшую в себя тридцать шесть ингредиентов. Этой смеси хватало на шесть месяцев, и ее рекомендовалось запивать вином. В 170 г. н. э. Гален Пергамский, который прописал жидкий митридатий императору Марку Аврелию, добавил в снадобье еще опиума и дорогого вина, что значительно улучшило его вкусовые качества и гарантировало, что пациент будет с удовольствием принимать лекарство каждый день. Позже число ингредиентов в средневековых рецептах доходило до ста восьмидесяти четырех[366].

Арабские (tiryaq-i-faruq, mithruditus) и персидские (daryaq) рецепты противоядий древних и средневековых исламских рукописей по токсикологии следовали идее Митридата о необходимости совместного использования ядов и противоядий. Выдающийся философ и лекарь испано-арабского происхождения Аверроэс (р. 1126 г.) в своем трактате о tyriaq предостерегал от чрезмерно длительного употребления противоядия здоровым человеком. По его мнению, это «отравляло природу человека» (очевидно, он намекал на современных ему тиранов-параноиков, одержимых ядами). В 667 г. н. э. исламские послы из Рума или Румии (Восточная Римская империя) подарили китайскому императору династии Тан противоядие митридатий (по-китайски tayeqie, diyejia), которое описывалось как темно-красная масса, по размерам и форме напоминающая желчный пузырь свиньи. На рисунках в китайских рукописях изображены чужестранцы в персидских одеждах, приносящие пилюли митридатия в дар императору[367].

Со Средних веков митридатий получил широкое распространение и в Европе. Согласно европейским законам аптекари должны были выставлять на всеобщее обозрение бесценные ингредиенты и готовить митридатий прямо на площадях. Спустя более чем два тысячелетия со смерти Митридата аристократы и особы королевской крови, от Карла Великого и Альфреда Великого до Генриха XIII и Елизаветы I, неукоснительно, в течение всей своей жизни принимали митридатий, приготовленный по тому или иному рецепту. Снадобье, приготовленное для королей, хранилось в богато украшенных сосудах, изображавших сцены из жизни Митридата (см. рис. 15.3). Были еще и более дешевые рецепты митридатия для бедных. Универсальный антидот царя ядов стал «долгожителем» среди медицинских рецептов: еще в 1984 г. его легко можно было купить в Риме[368].

Большинство из дошедших до нас рецептов противоядий на латыни, иврите, греческом, индийском и арабском языках, а также ранние исламские медицинские рукописи включают в себя целый ряд фармак растительного, животного и минерального происхождения для борьбы с ядами и болезнями. Однако, за исключением добавления Андромахом измельченных змей в снадобье Нерона, большая часть этих противоядий необязательно должна была содержать яды. Но древние писатели соглашаются с Плинием, который утверждал, что невосприимчивость Митридата к ядам объясняется тем, что он регулярно принимал их небольшими порциями вместе со смесью определенных противоядий. Как писал Плиний, он «придумал ежедневно пить ядовитые снадобья после предварительного приема противодействующих средств, для того чтобы вследствие привычки всякий яд оказался безвредным»[369].

Хотя мы можем угадать некоторые нейтрализующие компоненты, которые Митридат с большой вероятностью добавлял в свое противоядие, остается загадкой, какие именно яды присутствовали в снадобье и в какой пропорции. Свою работу Митридат хранил в тайне. Полагают, что в оригинальном утерянном рецепте было более пятидесяти ингредиентов, многие из них представляли собой дорогостоящие вещества из далеких земель. Однако странно, что в тех записях, которые были переведены после смерти Митридата, содержится информация только о самых простых ингредиентах, за исключением крови понтийских уток. Даже Плиний, выдающийся натуралист, удивился отсутствию каких-либо загадочных ядовитых веществ в изучаемых им записях Митридата. Плиний поднял на смех рецепт, написанный рукой царя на клочке бумаги: «Смешай вместе два грецких ореха, две фиги и двадцать листков руты, добавь щепотку соли: тот, кто примет это снадобье, на целый день будет защищен от ядов». Как отмечает Плиний, такой банальный рецепт нельзя принимать всерьез; некоторые современные историки считают, что это подделка или розыгрыш[370].

Так что же случилось с рецептом Митридата? Можно представить несколько вариантов развития событий. Возможно, в римских архивах хранятся сведения только о ранних исследованиях Митридата, за которыми последовали более успешные эксперименты, данных о них у нас нет. Подлинные записи могли быть утрачены или специально спрятаны в хаосе Митридатовых войн. Документы могли быть зашифрованы. Древние алхимики использовали коды или непонятные языки; для Митридата, искусного в языках, зашифровать записи было несложно. Возможно, императорские врачи, которым были переданы записи Митридата или рецепт Паккия, сохранили в тайне настоящий рецепт, но затем он был забыт или утерян. Может быть, письменные свидетельства о настоящем рецепте были уничтожены по приказу Митридата или вверены ближайшим союзникам, например Тиграну, который, как и Митридат, отличался крепким здоровьем и долголетием. Возможно, рецепт был уничтожен, когда Каллистрат, секретарь Митридата, был убит римскими воинами. Помпей мог сжечь часть архива царя, как он сжег бумаги Сертория. Или же, как предположил историк Ален Тувед, Помпей заполучил рецепт, но сохранил его в тайне, посвятив в нее лишь свое ближайшее окружение[371]. Наконец, возможно, письменной инструкции к приготовлению митридатия никогда и не существовало; вероятно, она была надежно сохранена в поразительной памяти Митридата.

До тех пор пока не появится новых свидетельств — например, записанный на папирусе или камне рецепт, чью подлинность можно доказать, или запечатанные царские сосуды с остатками митридатия, или мумифицированный труп Митридата, сохранившийся настолько, что можно было бы сделать аутопсию и взять образцы волос и костей, — универсальное противоядие царя ядов утрачено безвозвратно. И все же честолюбивая мечта Митридата создать «противоядие от всех ядов» еще живет. Сергей Попов, ведущий ученый в сверхсекретной советской программе по разработке биооружия (база которой была на родине лекарей агров), бежал в США в 1992 г. Сейчас Попов работает над усовершенствованием биозащиты широкого спектра, «универсальным» противоядием для выработки иммунитета к большому числу биотоксинов и патогенов «оружейного класса». Как и неоднозначная фармака митридатия, разработки Попова могут послужить как во зло, так и во благо[372].

Для того чтобы обезопасить себя от отравления, Митридат принимал дополнительные меры безопасности: на кухнях несли службу часовые, были наняты придворные дегустаторы. Утверждалось, что некоторые металлы, кристаллы и камни могут помочь обнаружить и даже нейтрализовать яд в вине или в пище. Безусловно, у Митридата и его соратников были специальные «чаши для яда», кубки из электра — сплава золота и серебра. Если в такие кубки налить отравленное вино, в результате химической реакции по их металлической поверхности с потрескиванием проходила переливающаяся рябь. Считалось, что магическими свойствами против ядов обладают красный коралл, янтарь, «адамас» и глоссопетра (букв, «камни-языки»). Эти «камни» (окаменелые зубы огромных акул из известняковых отложений) «покрывались испариной» или меняли свой цвет при контакте с ядом; смолотые в порошок, они нейтрализовали его. И действительно, карбонат кальция, содержащийся в окаменелостях, вступает в реакцию с мышьяком. В ходе химического процесса под названием хелирование молекулы мышьяка исчезают под воздействием карбоната кальция[373].

Митридат экспериментировал с ядами не только для выработки иммунитета к ним. Какие яды лучше использовать для успешного убийства, которое нельзя раскрыть? А что, если кто-то окажется в такой же ситуации, как Ганнибал или Югурта, когда враги вот-вот настигнут и негде скрыться? Какой яд идеален для самоубийства? Мы знаем, что у Митридата всегда были с собой «смертельные пилюли». Такие же он дал Дорилаю, своим полководцам и близким друзьям. Безусловно, такие «капсулы», спрятанные в кольцах, браслетах, амулетах или рукоятках мечей, содержали в себе чрезвычайно быстрый, относительно безболезненный смертельный яд, у которого не было известного противоядия[374].

Земли Митридата были богаты минеральными ресурсами. Возможно, любовь к геммологии, науке, изучающей магические свойства драгоценных металлов и камней, появилась из-за таких токсичных красителей, как красная киноварь, желтый мышьяк, голубой азурит и зеленый малахит. Митридат написал трактат о свойствах янтаря, символизирующего солнце. Он вел переписку с ведущим геммологом того времени — Захалием, вавилонским евреем, посвятившим свои научные труды царю. Особенно нравились Митридату агаты — прекрасные полупрозрачные разновидности халцедона. Считалось, что тому, кто долго смотрел на цветные полосы и пятнистые, закручивающиеся узоры агата, будут сниться хорошие сны; что сицилийские агаты отпугивают скорпионов; а колдуны советовали атлетам надеть амулеты из красных агатов, чтобы стать неуязвимыми. Для того чтобы стать убедительным оратором, Захалий советовал носить кольцо из гелиотропа (букв, «отражающий свет», зеленый яшмовый агат, испещренный красными пятнышками оксида железа). Митридат часто передавал своим послам агатовые кольца со своим портретом, чтобы помочь им отстоять его позицию на переговорах с римлянами и др.[375]

Большую известность получила обширная коллекция агатовых колец (дактилотека) Митридата. В своей любви к резным драгоценным камням Митридат следовал по стопам Александра Великого, благодаря которому впервые стало популярным сложное искусство глиптики — вырезания животных, растений, мифологических сцен и других изображений на печатях-интальях и камеях (а также рельефов на сардониксе, многослойном агате). Единственным, кому было позволено выгравировать портреты Александра на драгоценных камнях, был Пирготел, личный резчик царя. Как и Александр, Митридат покровительствовал искусным мастерам и резчикам.

Коллекция Митридата, который считался знатоком драгоценных произведений искусства, насчитывала тысячи кубков, кувшинов, блюдец и чаш, сделанных из отполированных агатов, привезенных из Родопских гор, Крыма и Колхиды, а также ониксовые и каменные кристаллы из Каппадокии. Только в его сокровищнице в Талавре находилось около 2 тысяч ониксовых и золотых кубков, кратеров и рогов для вина. Полагают, что бесценный отполированный агатовый кувшин, хранящийся в Лувре, принадлежал Митридату. Умелые мастера смогли получить уникальный темно-коричневый цвет кувшина, медленно нагревая родопский агат в меду.

Редкостная красота коллекции Митридата положила начало моде на агаты среди римской аристократии. После его смерти в 63 г. н. э. дактилотека оказалась в руках римлян. Помпей пожертвовал несколько сундуков с резными агатами римскому храму Юпитера; Юлий Цезарь принес шесть агатовых колец Митридата в дар храму Венеры; остальные кольца были переданы храму Аполлона. Некоторые из агатов и миниатюрных портретных гемм Митридата дошли до наших дней. Во времена Крестовых походов венецианцы разграбили Константинополь, множество прекрасных агатов Митридата разошлись по королевским домам Европы. Агаты из богатых кладов и царских могил друзей Митридата, его посланников и наложниц, а также некоторые, принадлежавшие самому Митридату, оказались в дактилотеке Екатерины Великой, насчитывающей около 10 тысяч древних камей. В настоящее время в санкт-петербургском музее Эрмитаж хранится большая коллекция изысканных камей, многие из которых были найдены в богатых могилах эпохи Митридата в Крыму[376].

Митридат также собирал украшенные драгоценными камнями шкатулки, золоченое конское снаряжение, редкости и украшении, доспехи и оружие, инкрустированное драгоценными камнями, ювелирные изделия, старинные наряды, ковры и гобелены и уникальные научные инструменты. От Дария I он унаследовал старинные скамьи и стулья, да и сам Митридат любил делать мебель из кленовых и ореховых деревьев. Во время государственных церемоний царь восседал на роскошном троне под шелковым балдахином, держал в руках украшенный скипетр и ездил на инкрустированной драгоценными камнями колеснице. Благодаря открытию Великого шелкового пути из Китая и Индии к Черному морю (120 г. до н. э.) Митридат мог покупать парчу, нефрит, киноварь, редкие специи, экзотические лекарственные снадобья и выносливых верблюдов из Бактрии и Маргианы (Афганистана и Туркменистана). Почитатель изобразительного искусства, Митридат мог позволить себе самое лучшее качество и самых искусных мастеров (Рейнак считал, что у самого Митридата была «душа художника»). Портреты, которые он делал на монетах, отличались чистотой и красотой, живостью и энергичностью. Их превосходное качество свидетельствовало о том, что Митридат был искушенным покровителем высокого искусства. Некоторые профили, изображенные на монетах, с развевающимися от ветра волосами, создавали футуристическую иллюзию скорости и прогресса, что намекало на то, с какой легкостью Митридату удавалось избежать опасностей (см. рис. 9.1, 12.1, 13.2)[377].

Прекрасный бронзовый кратер, высотой более 2 футов, показывает мастерство ремесленников при дворе Митридата — равно как и то, какая сложная судьба была у его сокровищ. Этот кратер, часть его щедрого дара греческим союзникам, в ранние годы правления был подарен греческому гимнасию (колледжу, возможно афинскому). Учащиеся этого колледжа называли себя Eupatoristai в честь своего покровителя, Евпатора, обещавшего освободить Грецию. Во время первой Митридатовой войны этот кратер был, предположительно, захвачен Суллой и перевезен в Рим. Две сотни лет спустя кратер принадлежал уже императору Нерону, который хранил его в своей вилле в Анцио. После того как по приказу папы Бенедикта XIV кратер был извлечен из-под обломков виллы, он стал центральным элементом коллекции римского Капитолийского музея[378].

Во время правления Митридата многонациональный Понт, расположенный на берегу Черного моря, стал мыслительной и культурной столицей Древнего мира, привлекавшей утонченных художников и ученых со всего света. Поклонник греческой поэзии, литературы, музыки и театра, Митридат оплачивал постановку пьес, драматические чтения и музыкальные соревнования. Тираннион Грамматик, выдающийся оратор, был одной из многих «звезд» при дворе царя. Современный греческий поэт Константинос Кавафис (р. 1863 г.) представил, о чем думал каппадокийский поэт при дворе Митридата.

В поэме Кавафиса поэт читает сочиненную им эпическую поэму о Дарии I, написанную по заказу Митридата. Внезапно его прерывает слуга, кричащий о наступлении римской армии. В ужасе поэт понимает, что любовь к поэзии Митридата уступит его любви к войне. Прежде чем спрятаться в укрытии, поэт находит идеальную фразу, чтобы описать и персидского царя, и, косвенно, Митридата. Последние слова на странице были таковы: «Упоенье и гордыня»[379].

Как мы уже увидели, увеселительные вечера царя могли включать в себя развлечения самого разного толка, от шумных питейных соревнований и шокирующих публичных отравлений до утонченных культурных мероприятий. Как-то раз музыкант взял с собой свою красавицу дочь на один из царских пиров. Девушка сыграла на кифаре для смаковавшего выдержанное сладкое вино Митридата. В те времена арфистки были большой редкостью. Митридат был очарован, возможно вспомнив, что и мать Аристоника играла на кифаре. Македонское имя девушки, Стратоника, само по себе было добрым знаком («Стратоника» означало «Победа в войне»). Плутарх пишет, что Стратоника «так быстро завладела сердцем Митридата, что тот сразу же провел с ней ночь», ни слова не сказав ее отцу.

Проснувшись следующим утром, пребывавший в смятении отец обнаружил, что столы его ломятся от серебряных кубков и золотых блюд. Слуги и улыбающиеся евнухи протягивали ему прекрасные одежды. Перед его скромным домом стояла лошадь, оседланная так же роскошно, как и личные скакуны воинов царя. Предположив, что эти сказочные убранства были всего лишь чьей-то шуткой, музыкант хотел было сбежать, но слуги все ему объяснили. Стратоника стала любимой наложницей Митридата, теперь к ней относились с таким почтением, что царь пожаловал ее отцу имущество недавно почившего богатого друга. Наконец-то сомнения колеблющегося музыканта были развеяны. К добродушному удивлению Митридата и всех жителей города, отец Стратоники надел свою новую пурпурную одежду и проехал по всем улицам города на своем новом скакуне, крича: «Все это мое! Мое! Я безумно счастлив!»[380]

Доктора, аптекари и ботаники присоединились к художникам, стекавшимся со всех сторон в Понт, как и архитекторы, ученые и военные инженеры, такие как Никонид из Фессалии и Калимах, которые конструировали катапульты, осадные механизмы и другие передовые машины. Конечно, не все из этих дерзких научных экспериментов были успешными — вспомним, например, сломавшуюся на Родосе самбуку или инцидент со статуей Ники в Пергаме. Однако грандиозные проекты в Кабире стали разительными примерами научных интересов Митридата и его неограниченного богатства.

В молодости Митридат был поражен естественной красотой и неприступностью стоящей на Ликосе Кабиры, окруженной отвесными скалами и буковыми, кленовыми, ореховыми, сосновыми и еловыми лесами. Там находились весьма важные залежи киновари (токсичной ртутной руды, используемой для изготовления красителей). Возможно, царю ядов был известен тот токсикологический факт, который современные ученые узнали лишь недавно: Меркурий в почве окрашивает местные дикие грибы. На отдаленном пригорке Митридат возвел Кайнон Хорион («Новый замок»), крепость-сокровищницу, где хранились ценные вещи. В ее подвалах лежали не только золото, серебро и бесценные произведения искусства, но и личные бумаги Митридата, его письма и судебные архивы. Страбон, побывавший там, отмечает, что крепость находилась в 200 стадиях (примерно 25 милях) к северу от Кабиры. В 1912 г. были обнаружены развалины крепости с сохранившимися подземными каменными лестничными пролетами[381].

В Кабире были заключены младшие сестры Митридата — Ниса, Роксана и Статира, обреченные на вечное девичество. Новая наложница царя, арфистка Стратоника стала госпожой Кабиры: возможно, их с Митридатом сын, Ксифар, родился именно там. Митридату нравилось отдыхать в этом роскошном и безопасном дворце. Тщательно орошаемая территория, на которой росли ивы, тополя, виноградные лозы, яблони, была окружена обширными садами, где царские ботаники ухаживали за растениями, а утки пощипывали чемерицу и болиголов. В Кабире находился большой зоосад Митридата, в котором содержались редкие существа, привезенные в дар от далеких союзников и торговых партнеров: страусы, кобры и скорпионы, крокодилы, фазаны из Колхиды, бактрийские верблюды, возможно, индийский слон и тигры. Митридат, Дорилай и их друзья зачастую оставались в охотничьем домике и охотились на зайцев, куропаток, перепелов, лис, рысей, медведей и кабанов. Образцом для всех этих роскошеств послужили персидские сады, зоопарки и охотничьи угодья, созданные Киром, Ксерксом и Дарием. Он также следовал примеру Александра, который содержал целый экзотический зверинец — львов, медведей, мангустов и страусов.

Одной из достопримечательностей Кабиры стал очень высокий водопад. Вдохновленный изумительной силой и размером водопада, Митридат и его инженеры обуздали стремительный поток. Они сконструировали первую водяную мельницу. Она была описана Страбоном, посетившим развалины мельницы после окончания Митридатовых войн. До изобретения водяной мельницы люди и быки, прилагая неимоверные усилия, поворачивали тяжелые жернова, чтобы перемолоть зерно. После того как Страбон описал мельницу Митридата из Кабиры, технология водяных мельниц распространилась по Италии и Европе[382].

Удивительная память Митридата и легкость, с которой ему давались языки, стали легендой еще при его жизни (книга на нескольких языках до сих пор так и называется — «митридат»). Царь был наделен этим даром с детства. Но возможно, ему помогла и специальная техника для тренировки памяти, которой его научил ведущий придворный философ Метродор Ненавистник Римлян. Метродор изобрел устройство запоминания, имевшее в своей основе знаки зодиака и мифы. Двенадцать созвездий подразделялись на 360 «хранилищ», каждый «отсек» относился к какой-либо категории информации. Эта техника была незаменима для экспериментов с ядами и изучения языков.

Митридат намного превзошел Кира Великого, который знал имена всех своих командиров и сатрапов. Только один человек в истории Античности мог похвастать лингвистическими способностями, близкими к способностям Митридата. Как писал Плутарх, египетская царица Клеопатра «говорила на многих языках и принимала иностранных посланников, не обращаясь к переводчикам». Она говорила на греческом и латыни, неплохо знала эфиопский, коптский, иврит, мидийский, арабский, сирийский и персидский. Говорят, что Митридат настолько свободно владел языками, на которых говорили его подданные и воины, что никогда не нуждался в переводчиках. Авл Геллий отмечает, что «он свободно говорил на языках 25 народов, которыми правил, и на каждом из этих языков говорил как на родном». Плиний, лично изучавший библиотеку и письма Митридата, писал, что «Митридат, царь двадцати двух племен, творил суд на стольких же языках, обращаясь на собраниях к каждому племени без переводчика». Валерий Максим называет лингвистические способности Митридата результатом «упорного труда»[383].

Многонациональный двор Митридата, его союзники и армия представляли уникальную возможность для изучения языков. Возьмем, например, Колхиду. Согласно источникам, в этом регионе проживают более ста племен, каждый из которых говорит на своем диалекте — как пишет Плиний, римским торговцам в Колхиде помогали 130 переводчиков. На юге Колхиды говорили на 26 разных языках. Вряд ли Митридат знал каждый из языков этих отдаленных земель, но он мог объясниться с большинством своих подданных.

На каких же языках Митридат мог с легкостью говорить и читать? Мы можем быть уверены насчет следующих: греческий, македонский, персидский, латынь, арамейский/иврит, парфянский, армянский, старый и новый фригийский, каппадокийский языки и галльский диалект, на котором говорила галатка Адобогиона, его любовница. Возможно, он также мог изъясняться на авестийском (древнеиранском языке, использовавшемся в зороастрийских молитвах); санскрите (индийские медицинские тексты); египетском и карфагенском; кельтском/галльском (возможно, языке аллоброгов — родном языке его телохранителя Битуита). Он немного говорил на анатолийских языках, таких как карийский, мисийский, исаврийский, лидийский, ликийский и писидийский, и, может быть, имел поверхностные знания сирийского, эламского и шумерского (его использовали еще в религиозных текстах эпохи Селевкидов). Он вполне мог изучить италийские диалекты, марсийский, оскский и умбрский, фракийский (на котором изъяснялись многие кавалерийские полки) и гетский (на котором говорили в Томах, что на реке Дунай). Также можно указать устаревшие формы ассирийского или хеттского языков и диалекты Колхиды, Сарматии и Скифии.

То, что Митридат знал много языков, позволяло ему вести конфиденциальную переписку, не опасаясь, что его личные дела будут преданы огласке. В тот спокойный период после подписания Дарданского мира царь правил без особых происшествий, укреплял границы своей Черноморской империи, сооружал новые крепости, занимался обучением армии, заключал новые союзнические соглашения и обдумывал стратегию в отношении Рима[384]. А чем же в это время занимались его друзья и враги?

Теперь римляне контролировали Вифинию и западную часть Анатолии. Для того чтобы собрать огромную дань в размере 20 тысяч талантов, назначенную Суллой, сборщики налогов вернулись в Анатолию. Плутарх сравнивает их с «гарпиями, крадущими пищу у людей», причиняя «несказанные и невероятные несчастья». На самом деле основная часть дани уже была уплачена Сулле. Римские кредиторы получили 20 тысяч талантов, но чрезмерно высокие проценты увеличили размер долга до астрономической суммы 120 тысяч талантов. Анатолийские семьи вынуждены были продавать своих молодых сыновей и девственных дочерей в рабство и публичные дома; города продавали священные статуи и подношения, переданные для богов в храмы. Римские кредиторы были беспощадны: должник сначала подвергался пыткам и лишь потом продавался в рабство. Покоя Анатолии не давали два бесчинствовавших римских легиона, которыми командовали Фимбрия и Мурена[385].

Как и предвидел Митридат, Галатия, «буферная зона» между Понтом и Вифинией, заключила союз с Римом. Каппадокия не могла решить, принять ли ей сторону Митридата или Ариобарзана, ставленника Суллы. Союзник Митридата и его зять Тигран Армянский захватил Сирию. После бесконечной череды интриг между сирийским царем Грипом и его кровожадными родственниками сирийцы решили пригласить на царство более стабильного монарха. Одни хотели пригласить Митридата править Сирией, но другие (возможно, и сам Митридат) боялись, что это привлечет чрезмерное внимание Рима. В 83 г. до н. э. сирийцы избрали своим царем Тиграна Армянского.

Тигран был могущественным и деспотичным правителем. После Дарданского мира титул «царь царей» оставался никем не занятым. Его присвоил Тигран. Теперь он правил царством, простиравшимся от Сирии до Каспийского моря, от Артаксаты до Месопотамии. Армии Тиграна увеличивались за счет войск из Аравии, Кавказа и Центральной Азии, но Рим не был особенно обеспокоен, после того как Сулла вытеснил Тиграна из Каппадокии в 95 г. до н. э. Новый царь царей строил для себя великолепный укрепленный дворец на реке Тигр, названный Тигранакертом («Городом Тиграна»)[386].

Около 80 г. до н. э. Митридат отправляет послов в Рим с надеждой наконец подписать мирное соглашение пятилетней давности. Но Ариобарзаниды отправляют жалобу Сулле на то, что Митридат до сих пор удерживает часть Каппадокии. Сулла приказывает Митридату сдать Каппадокию, как это было обговорено в Дардане. Митридат подчиняется и отводит свою армию. Он вновь отправляет своих послов в Рим, готовый заключить договор.

Но в это время Сулла неожиданно покидает свой пост. Внушающий страх жестокий тиран возвращается к своему прежнему образу жизни, пьет и пирует с музыкантами и проститутками. В возрасте 60 лет Сулла умирает от таинственного и отвратительного заболевания (78 г. до н. э.). Как рассказывает Плутарх, внутренности Суллы начали гнить, превращая все его тело в кишащую червями массу. Слуги безуспешно пытались вычистить кишащих личинок. Сулла часами принимал ванны, «но паразиты не поддавались никакому вычищению». После смерти Суллы его молодые соратники отвезли тело в Рим для кремации. Чтобы замаскировать зловоние, женщины потратили огромные количества специй и ароматов: только на погребальный кортеж ушло 210 литров благовоний. Огромная фигура Суллы была вылеплена из ладана и корицы и помещена на погребальном костре рядом с телом. В день похорон из свинцовых облаков лил дождь. Как рассказывает Плутарх, все вздохнули с облегчением, когда дождь прекратился ровно на столько времени, сколько понадобилось, чтобы огонь уничтожил все омерзительные останки[387].

Реакция Митридата на известия о недуге и кончине Суллы неизвестна, но его чувства должны были колебаться от злорадства до мрачных предчувствий. Посланники Митридата вновь вернулись домой без соглашения с Римом. Был ли сенат слишком занят, чтобы встретиться с послами Митридата, или был недоброжелательно настроен? На самом деле многие в Риме считали войну с Митридатом неоконченной. Митридат мог сравнивать свое положение с трагедией Югурты и Северной Африке. Югурта боролся за достижение жизнеспособного мира с Римом, но сенат снова и снова отказывался подписать условия его капитуляции, а в конце концов он был выдан Сулле и убит.

По всеобщему мнению, Митридат выполнил условия мирного договора в Дардане. Он честно предпринимал попытки заключить договор с римским сенатом[388]. Он подчинился последнему приказу Суллы оставить Каппадокию. Его действия вполне напоминали действия человека, жаждущего мирного урегулирования. Попытки договориться с республикой, которая уже была при последнем издыхании, разочаровывали и изматывали царя. Но ситуация приносила и интересные возможности для такого амбициозного, находчивого и предприимчивого человека, как Митридат.

Митридат держал совет со своим старым союзником Тиграном. Без Суллы Рим был не в состоянии навязывать так и не подписанный договор. Два правителя договорились, что Тигран должен захватить Каппадокию. В этот раз они намеревались победить.

Армянская армия была колоссальной. Тигран выстроил 120 тысяч пехотинцев и множество шеренг боевых колесниц. Его полководец Митробарзан вел тяжелую кавалерию, насчитывавшую 12 тысяч человек. Айрудзы Тиграна («всадник» с армянского) были преимущественно парфянскими катафракториями в кольчугах и на больших, тяжело вооруженных конях из Нисы. Историк Саллюстий прославлял армянскую армию как «выдающуюся красотой своих коней и доспехов». Также под командованием Тиграна находилось 12 тысяч конных лучников с отравленными стрелами, способных поразить цель с 200 ярдов (183 м).

Иудейский историк Иосиф оценивал армию Тиграна в 500 тысяч человек, включая всех сопровождавших лагерь: людей, которые вели верблюдов и мулов, нагруженных поклажей, провизией и сундуками с золотом и серебром; семьи и слуг; пастухов со стадами рогатого скота, овец и коз. Армия Тиграна напоминала «полчища саранчи или песчаную бурю».

Тигран занял Каппадокию без какого-либо сопротивления. Согласно его договору с Митридатом в 95 г. до н. э., земля Каппадокии отходила к Понту, в то время как Тигран забирал все трофеи и пленных. Армия Тиграна собрала 300 тысяч мужчин, женщин и детей из Каппадокии. Им не было нанесено никакого вреда, и семьи сохранялись вместе, им даже было разрешено взять немного имущества и животных. Эту огромную толпу выселенных людей вели на юг, чтобы заселить новый город на Тигре. Помимо них Тигран поселил в Тигранакерте пленных греков из Сицилии, евреев из Палестины и кочующих арабов. Это вынужденное переселение целых народов — весьма масштабный пример практики, к которой издревле прибегали могущественные завоеватели[389].

Противоречивая внешняя политика Рима во время гражданских войн позволила количеству средиземноморских пиратских кораблей «увеличиться в сотни и тысячи раз». Пираты, одержимые жаждой наживы и объединившиеся с Митридатом и Серторием в Испании, стали представлять собой существенную военную силу. К радости обоих военачальников, ни один римский корабль теперь не был полностью в безопасности. Во время одного из своих ораторских выступлений в Риме Цицерон рассказывал о переписке между Митридатом и Серторием с помощью курьеров на пиратских кораблях[390].

Серторий посылает в Понт двух военных стратегов, Луция Магия и Луция Фанния. Они убедили Митридата, что восстания в Испании и Анатолии могут обернуться успехом, обрисовывая радужное будущее, когда более благоразумная Римская империя, возглавляемая сдерживаемыми Марием популярами, будет править Западным Средиземноморьем, а Митридат останется царем своей Черноморской империи.

Серторий, последняя надежа популяров, в совершенстве владел искусством партизанской войны, маскировки и организации засад. Он снискал воинские почести (и потерял глаз) в Галлии, а также помог подавить марсийское восстание в Италии. Мятежный правитель Испании, он основал «сенат в изгнании» для сподвижников Мария, находящихся в бегах. И хотя Серторий мечтал о том, чтобы провести остаток своих дней на идиллических Канарских островах, «вдали от тирании и бесконечных войн», он согласился возглавить испанское движение сопротивления и одерживал победу за победой над римскими легионами. Серторий владел многими языками и являлся храбрым революционным лидером, его любили легионеры и жители Испании.

Однажды испанский охотник преподнес Серторию в дар белоснежную лань. Украшенная венком из цветов, лань следовала за суровым полководцем по всему лагерю, к большому восторгу его людей. Эта лань-альбинос была послана богиней войны, Дианой (Артемидой), объявил Серторий. Лань спала в его палатке и шепотом предупреждала об опасностях. Когда бы шпионы ни сообщали Серторию об одержанных победах, он утаивал это. Он выводил свою белую лань, уверяя воинов, что она предрекает успех. На следующий день Серторий объявлял всем об одержанной победе, подтверждая тем самым пророчество лани[391].

Серторий был во многих отношениях римским двойником Митридата. Гражданская война «наполнила Сертория злобой» против олигархического Рима. Как правителя Испании, алчность и жестокость римских сборщиков налогов разочаровала его. Как и Рутилий Руф в Анатолии, Серторий сочувствовал коренным народам, угнетаемым римским правительством в провинциях. Благодаря тому, что он снизил налоги и правил мягко, испанцы пригласили его возглавить их восстание против Суллы. Судя по описанию Плутарха, харизматичный характер Сертория очень напоминал характер Митридата. Серторий «вдохновлял своих последователей свежими надеждами, предлагал новые предприятия и помогал им держаться вместе, несмотря на трудности».

Авторитет Сертория широко распространился по Средиземноморью. Торговцы, пираты и послы из Испании потчевали Митридата рассказами о победах Сертория. Римляне — советники Митридата сравнивали Сертория с Ганнибалом и уговаривали Митридата вступить с ним в союз. «Если ты. самый могущественный царь в мире, объединишь свои силы с самым удачливым в мире полководцем», — говорили они, то Рим, и так ослабленный гражданскими войнами и восстаниями рабов в Италии, будет парализован неодолимым наступлением с двух фронтов[392].

В 76 г. до н. э. по Италии прокатилось сильное землетрясение. В этом же году Серторий одержал великие победы над римскими армиями. В следующем, 75 г. до н. э. Серторий и Митридат начали серьезные переговоры. Митридат обещал поставить корабли и деньги для совместной войны с Римом. Взамен он просил Сертория признать его правителем бывшей провинции Азия, восстанавливая за ним земли, отданные Митридатом по договору с Суллой. Серторий ответил Митридату, что он может занять Вифинию, Каппадокию, Галатию и Пафлагонию, но настоял, что Западная Анатолия должна остаться римской провинцией. Нахальство Сертория удивило Митридата. Плутарх описывает реакцию царя: «Этот Серторий дошел до берегов Атлантического океана и уже смеет размечать границы нашего государства! Можете себе представить, что он попросит, когда станет главой Рима?»[393]

Несмотря на небольшие разногласия по поводу Анатолии, Серторий и Митридат заключили договор, скрепив его клятвами. Серторий согласился отдать Митридату власть над Восточной Анатолией и отправил своего полководца Марка Вария с армией в Понт. Митридат отправил Серторию 40 кораблей с 3 тысячами талантов серебра — в полтора раза больше, чем 2 тысячи, которые он заплатил Сулле в 85 г. до н. э. В 76–74 гг. до н. э. в преддверии войны монетный двор Митридата огромными темпами выпускал золотые и серебряные монеты.

Полководец Сертория, Марк Варий, вместе с Митридатом «захватили несколько городов в Азии». Плутарх не называет их, но можно предположить, что это были города, жестоко наказанные Суллой за поддержку Митридата, уже без римских гарнизонов. Митридат любезно (и мудро) позволил полководцам Сертория войти в эти города Анатолии в качестве освободителей. От имени Сертория, нового сострадательного римского союзника Митридата, города были объявлены свободными и освобождались от налогов. Неожиданно, как пишет Плутарх, угнетенные люди Анатолии «были заново вдохновлены надеждой на лучшие дни» и жаждали скорого начала милостивого правления Митридата и Сертория[394].

В Вифинии, «жалкой марионетке» Рима, в 75/74 г. до н. э. умирает бездетным Никомед IV. Его действия подозрительно напоминают последнее завещание Аттала III, отдавшего Фригию Риму — Никомед тоже передает свое царство империи.

Сенат отправляет правителя, Котту, чтобы сформировать новую провинцию. Это послужило искрой, которая разожгла Третью Митридатову войну. Митридат немедленно называет завещание фальшивкой. Союз с Серторием дал Митридату новые возможности и новые надежды. Односторонний римский захват Вифинии был, по мнению Рейнака, «равносилен объявлению войны — он нарушил равновесие, установленное Дарданским мирным договором»[395].

Царь Понта бросился в лихорадочные приготовления к возвращению своей империи. Он поместил огромное количество зерна со степей в хранилища по всему Черному морю. Обычно Скифия присылала 180 тысяч медимн зерна и 200 талантов серебра в год в качестве дани. Но в этом году, согласно источникам Аппиана, Митридат получил ошеломляющий объем зерна — 2 миллиона медимн: этого было достаточно, чтобы прокормить 300 тысяч человек в течение года. Все лето, осень и зиму Митридат вырубал лес на постройку кораблей и закупал натренированных и сильных лошадей. Его оружейники ковали копья, мечи и щиты, подобные римским; его инженеры конструировали осадные механизмы; его вербовщики собирали толпы воинов для тренировок с римскими командирами[396].

Митридат созвал армии из Каппадокии, Колхиды, Армении, Скифии и прочих земель. Из отдаленных территорий амазонок, вдоль рек Фермодонт и Дон до Каспийского моря, пришли конные воины-женщины, объединившись с воинами-мужчинами из племен добывавших железо халибов и гениохов, с таврами из Крыма и левкосирийцами из Восточной Каппадокии. Мужчины и женщины из Сарматии присоединились к воинственным племенам «царских» сарматов, дандариев и язигов с Азовского моря, кораллам и полчищам фракийцев с Дуная, Родоп и Балкан. Древние источники сходятся во мнении, что самыми храбрыми варварами Митридата были бастарны с Карпат.

Всего, согласно Аппиану, Митридат собрал 140 тысяч человек пехоты и 16 тысяч человек конницы, обслуживаемых огромным количеством вьючных животных, носильщиков, дорожных рабочих, снабженцев и других сопровождающих лагеря. Он увеличил свой флот вдвое — до 400 кораблей. Бывший наемный полководец Митридата, Архелай, перешел на сторону Рима. Но его командный состав впечатлял: римляне Марк Варий, Луций Магий и Луций Фанний присоединились к Дорилаю, Гордию, Неоптолему, Диофанту, Таксилю, Гермократу, Александру Пафлагонскому, Дионисию Евнуху, Евмаку (бывшему сатрапу Галатии), Коннакориксу (Галату), Митрофану и Аристонику[397].

В 74 г. до н. э. Серторию было около 50 лет, а Митридату около шестидесяти. Никогда не встречавшись, они тем не менее распознали друг в друге родственные души и сходные интересы. Несмотря на личное стремление каждого к миру и безопасности, два лидера поклялись вести войну с могущественными силами Рима. Каждым из них очень многое было поставлено на карту.