Мийол-алхимик

Алхимик 6: мертвец на склоне

— Знаешь, Эшки… примерно в одно время с Эсхарием Ларенским жил другой философ, не относящийся ни к одной из современных ему школ. Уленгин Затворник его звали… ну, или так считается. Основная проблема в том, что подлинных, точно атрибутированных текстов Уленгина не сохранилось; его философия досталась нам в виде довольно сомнительной достоверности диалогов Затворника с Эсхарием, как бы критикуемых и комментируемых Зами Хронисткой, как бы обнаружившей переписку этой вот пары в неких невнятного происхождения разрозненных бумагах двухсотлетней давности. Хуже того: сама Зами вроде как привела в порядок диалоги, где-то поправила, где-то что-то из своих рассуждений выписала на полях, но труд сей не закончила. Внучка её, не особо разбирая массив бабушкиных бумаг, продала их чуть ли не по весу одному из старших учеников Тарзия Ларенского, который тоже что-то там приводил в порядок, правил и комментировал, но скоропостижно скончался. Ученик скончался, не Тарзий. Хотя тот к тому времени вроде тоже… так. Короче. Сервус серворум сына Тарзия закончил с этой чехардой и опубликовал — от имени сына, конечно, не своего — наконец-то архив Зами Хронистки. А на правах приложения к нему — так называемое «Извлечение из диалогов Уленгина Затворника с Эсхарием Ларенским». Вполне очищенное от археологических напластований и содержащее уже в более-менее чистом виде конкретно взгляды Уленгина, а не чьи-то там ещё. Как тебе такое?

«Сказ про запах мышиного хвоста, украденного из гнезда, унесённого за семь перелётов и там муравьями обглоданного».

Мийол хмыкнул.

— Примерно так, да. Впрочем, независимо от подлинности «Извлечений», их настоящего авторства, степени компилятивности и прочих привходящих обстоятельств самая суть, эссенция философии того, кого можно простоты ради поименовать Затворником, не вдаваясь в частности… эта вот суть как минимум любопытна. Да!

Отхлебнув из бутылки тёмного стекла, призыватель выдохнул и продолжил, словно читая с листа некий текст:

— Разум есть проклятие, поскольку он даёт осознание ужасов бытия, не давая при этом силы разрешиться от сиих ужасов. // Неразумный и предразумный — не ведают проклятия сего. Зверь ест, когда голоден, спит, когда сыт. Чуя самку в поре, зверь кроет её, а когда пора проходит — оставляет её. Сожалений, колебаний, предчувствий, горьких воспоминаний об ошибках былого, страхов пред смутным будущим, сознания смертности своей — зверь лишён всего этого и тем счастлив. // Да, счастье его просто, как прост цветок полевой; чисто, как чиста вода в облаках. Но разве не завидна сия участь для разумного, что порой сам лишает себя разума различными средствами лишь ради бездумного забытья?

«Именно поэтому ты сейчас пытаешься не лишиться разума, так приглушить его?»

Мийол продолжил цитирование, словно ни в чём не бывало:

— Потому от века так заведено, что разумные убивают неразумных, иной раз не гнушаясь для цели таковой и жизнь свою отдать. Один из корней того, заглублённый в природе разумного — зависть. // Ведь звери и зависти не ведают. // Крот не жалеет о том, что не имеет крыльев, как дрозд; и дрозд не жалеет о том, что лишён рыкающего гласа льва; и лев не смотрит с ненавистью на серну, которой не нужно лить кровь, чтобы насытиться, а серна не завидует кроту, способному укрыться под землёю от клыков и когтей голодного хищника. // Но человек видит скромность крота, видит вольный полёт птичий, видит грацию серны и львиную мощь — и завидует, завидует, завидует им всем. Потому что разум даёт ему отравный плод, сотканный из сравнений, отягчённый сомнениями и желаниями. И если даже от прямых примеров иной, неразумной жизни удалится человек — рядом всегда найдётся иной разумный, с которым можно сравниться, которому можно завидовать. // И так мужья завидуют жёнам, а жёны — мужьям, юные завидуют старцам, а те — юнцам, пахари — торговцам, Воины — магам, бесклановые — благородным, и так без конца. Голодные завидуют сытым, слабые сильным, глупцы умникам; но сытым, сильным, умным всё едино нет покоя: боятся они потерять то, что имеют, настороженно смотрят по сторонам — и завидуют тем, кто не отягчён ни силой, ни умом, ни обширным имуществом, ибо жизнь в простоте и праведности достойней хлопотной, полной суетою пустой жизни богатея.

«Не хочешь ли поговорить об этом с отцом?»

— Не-а. Не хочу. Мне именно твоё мнение интересно, потому как твоё положение удобно для суждений по теме. Ты ведь и вольным магическим зверем была, и вроде как проклятие разума тебя коснулось. Ты можешь судить… или нет?

«Ты и сам это можешь. Сколь понимаю я, это странное проклятие, которое можно назвать и благословением, не сразу клеймит ваш род. Младенцы человеков, как птенцы наши, не знают ни сравнений, ни сомнений, ни зависти. Едят, когда голодны, спят, когда сыты, орут, когда им что-то не по нраву. Вполне себе звери».

— Ты на младенцев не моргай, — Мийол отхлебнул из бутыли ещё немного. — Ты говори за себя. Прав Уленгин или нет? А верней — в чём он скорее прав, а в чём не особо так чтобы?

«Историю трудов его ты изложил, не поленился. Но вот историю причин, по которым сюда припёрся, умостил своё место-под-хвост-но-без-хвоста на спине Зунга и задаёшь мне вопросы, ты пропустил. Восполни недостаток, уже-не-птенец».

— Ага. Контекста хочешь, Эшки? Будет тебе контекст.

…даже если бы Ригар не помог с раскладыванием по полочкам, призыватель справился сам — да и чего там справляться-то? И так ясно: сравнительное безделье во время полёта способствует рефлексиям (которые не всегда полезны, тут Уленгин точно прав!). Более ранний совет отца, что подтолкнул выплеснуть накопившееся напряжение с помощью сочинительства, помог — но ведь и само сочинительство, и особенно публичное представление сочинённого дополнительно ездили по колее тяжёлых воспоминаний. Да, раз за разом возвращаясь к ним, Мийол словно бы старил их. Снижал накал переживаний. И уже во время перелёта из Даштроха к Баалирским рифам ощущал то, что Ригар называл катарсисом, а Эсхарий Ларенский — очищением.

Да, не отомстил.

Да, всего лишь выжил. И, кстати, вытащил аж двоих разумных вместе с собой.

Да, от воспоминаний о том, как пришлось добивать беженцев — практически своей рукой добивать, призыв ведь просто покорный воле инструмент! — в груди до сих пор что-то сжималось и переворачивалось. Без боли, но лучше бы с нею. Или не лучше. Или… но он выжил.

А для выжившего всегда есть будущее, выбор и надежда.

Проблема в том, что ситуация в настоящем тоже… м-да. Видимо, неспроста мучили его всю дорогу малоприятные предчувствия (накладывающиеся на воспоминания, чтоб им в Подземье провалиться, к нагхаас!). От предстоящих переговоров с Кордрен хорошего не ожидалось… но остальные-то? Рикс, Эонари, Севелад, Иривой? Небольшая толпа кланнеров, включая Финнирда ян-Стаглорен, и куда большая толпа местных… они-то ведь вроде бы на его стороне?

На практике оказалось, что они на своей стороне. А улетевший за лучшей долей Мийол для них — чуть ли не предатель.

Хотя скорее трус и дезертир.

Тонкие оттенки в вони рыбьих потрохов, фрасс!

Особенно обидным вышло столкновение с Риксом и Эонари. Да, именно так: не встреча — столкновение. По старой памяти они меньше сдерживались в высказываниях, меньше обращали внимания на разницу в статусе, и потому призыватель от них наслушался всякого.

Очень тяжело далось молчание в ответ на поток претензий. Необходимое, но… Мийол всё же нашёл моральные силы подождать. А потом ещё подождать. И ещё.

И только потом, когда пара друзей (всё ещё друзей?) пошла на четвёртый круг:

— Выговорились? Теперь моя очередь.

— Но ведь…

— Да что ты!..

— Теперь. Моя. Очередь.

И давление аурой для ускоренного вразумления, а также напоминания о реальности. Хотя применять это средство очень не хотелось, но для пущей эффективности…

Воин примерно пика пятого ранга и Воин, что ещё не добралась до пика второго, вполне предсказуемо прониклись и притихли.

— Знаете, как это выглядит с моей стороны? Ну, если и не знаете, то догадываетесь. Когда я улетел в Лагор, то собирался подготовить и засеять почву для всех нас. И семьи, и всей команды. И что-то я не припомню, чтобы тогда это решение кто-то резко оспаривал. Что ж: я подготовил почву и засеял её. Васька перелетела ко мне. Отец перелетел. А вы? Решили задержаться, так?

—…

— Я не стал настаивать: просто отписал, что в случае чего приму. Мне кажется, вы стали невольными заложниками того решения. Вцепились в наше местное хозяйство, поддались, может быть, на уговоры Иривоя… кстати, он уговаривал вас остаться? Припомните!

Рикс и Эонари переглянулись.

— Наверняка такое было, хотя не обязательно напрямую, — ощутив перемену атмосферы, продолжил Мийол. — Кто-кто, а уж Акула свою пользу и пользу Рифовых Гнёзд понимает… любой по-настоящему хороший торговец не может не быть политиком. Тоже хорошим. И его ставка сыграла: я же вернулся, причём не один, а с тремя другими подмастерьями. И с тенью гильдии Сарекси за спиной. Потому что было, к кому возвращаться. Друзья, команда — надёжный якорь.

Головы Воинов и их взгляды дружно опустились.

И призыватель смягчился. Даже без формального признания вины.

— Я пока ещё не знаю, как разрешится вся эта… ситуация. Но в любом случае то моё старое предложение остаётся в силе. Перебирайтесь в Лагор! Там для вас найдётся и место, и дело. И… в любом случае, даже если вы останетесь, я приму и одобрю любое ваше решение. И поддержу.

— А… — Рикс вскинул голову и открыто приобнял Эонари. С некоторым вызовом посмотрел в глаза командиру. — А это наше решение?

— Любое — значит любое, — Мийол кивнул. — Цепляться за старое я не стану… и, кстати, вам не советую. Как говорится, «передавишь — поломаешь».

— Именно поэтому ты притащил сюда двух своих любовниц? — куснула Эонари.

«Откуда?..»

— На тему любовниц мы поговорим потом, когда страсти поостынут. Или тебе не терпится вернуться в… мой комплект? — не удержался-таки призыватель.

— Нет! — страх, неуверенность и вина: Эонари.

— Нет! — протест и зарождающийся гнев: Рикс.

— Тогда отложим этот разговор, — примирительно. — Сейчас куда важнее иное. Как вообще тут с настроениями, нравится ли местным в тени Кордрен?

Перейдя к делам и переведя на новую тему собеседников, Мийол мысленно выдохнул.

Но…

Как ни крути, осадок от начала того разговора остался не самый приятный.

Встреча с Иривоем, подпёртым парой авторитетных скалогрызов и лидером гамачников, оставила смешанные ощущения. После доброго часа пустопорожней болтовни, собрав воедино во втором потоке мыслей все оговорки, нюансы, всплески эмоций и молчаливые жесты, призыватель посмотрел прямо в глаза Акуле и подытожил:

— А ведь вы уже всё рассчитали, мэтры. И сдались. Вас не интересует борьба, потому что вы полагаете попытки сопротивления бессмысленными. Удерживать пошатнувшийся баланс вы тоже не намерены. Я и мои спутники вам нужны всего лишь как хороший такой, длинный рычаг, который поможет отодвинуть от шеи удавку. Хотя бы на время. И… сторговаться с Кордрен на условиях получше. Я прав?

Общее молчание и отведённый взгляд Иривоя объяснили всё лучше тысячи слов.

— Превосходно, — саркастически подытожил маг. — Только вот что вы станете делать чуть позже, когда ваш живой рычаг и его группа поддержки улетит обратно? А мы улетим. Потому что тащить в гору мертвеца… не станем.

(К старой поговорке прилагалась соответствующая притча.

Некий человек завещал развеять свой прах с вершины горы, желательно в момент перехода осветления в день. И умер. Тогда старший сын того человека отправился на гору, чтобы соорудить костёр, средний, взяв тело отца, потащил его наверх. И лишь младший сын, увидев это, спросил: «Зачем вся эта суета? Дух отца нашего уже нашёл покой, а тело его — это всего лишь тело. Какая разница, где именно станет оно пеплом: здесь или у вершины? Зачем тащить в гору мертвеца?»)

Эти слова заставили Акулу возмутиться. Или просто сыграть возмущение:

— Приравняли нас к мертвецам?

— Вы отказались бороться. Вы — решили сдаться. Значит, вы… уже мертвы. Всех благ!

Мийол встал и вышел, не говоря более ничего.

И никто из оставшихся не призвал его вернуться. Никто не возмутился, не воспротивился, не указал на грубость жеста хотя бы формальности ради.

«Жаль. Очень… разочаровывает».

Но кратно сильнее разочаровали призывателя коллеги. Он пошёл им навстречу — один, без поддержки, даже Санхан не взял. А в итоге…

Зарг юс-Думартрен преимущественно молчал. Отстранился от происходящего. Ливире инь-Фалушмор замкнулась не настолько, но всё равно не особо пыталась сдержать высокомерие, столь свойственное её клану, и привычную спесь. Возможно, она считала, что ведёт себя изумительно благосклонно, снисходительно и просто, но привычки есть привычки: как говаривали морские Охотники, «ёрш колется, когда хочет, и когда не хочет, тоже колется».

Что же до Ори Златоглазой Искры… возможно, она слишком привыкла считать себя первейшей красоткой, без усилий ловящей в сети своего обаяния всех и вся. Её глаза, обычные для Сконрен, и впрямь притягивали взгляд экзотически сияющими радужками; слегка асимметричное, но, что называется, с изюминкой лицо, прелесть которого подчёркивала аккуратно наложенная косметика, тоже смотрелось как минимум интересно. Опять же магический талант: по меркам Рубежных Городов прорваться в подмастерья в двадцать четыре — неплохое достижение, дающее высокий шанс последующего прорыва в мастера. По меркам окрестностей Междуземного моря это и вовсе талант на грани гениальности, да и да. Но…

Когда Мийол окончательно понял, что локальная королева красоты всерьёз рассчитывает задержать его в Рифовых Гнёздах при помощи банального флирта и намёков различной тонкости, но совершенно не собирается предоставлять «безродному выскочке» (или как она там мысленно его маркировала, пусть и не произнося того вслух?) доступ к телу, не говоря о чём-то посерьёзней — например, введении в клан на правах сум-Сконрен…

М-да. Описать одним словом свои впечатления призыватель затруднялся. Что-то среднее между безбрежным недоумением, лёгким омерзением и презрительной насмешкой.

Но ладно ещё завихрения планов в голове Златоглазой Искры. Это терпимо.

Чего Мийол не понимал категорически и терпеть не собирался, так это поведения своих, с позволения сказать, коллег. Их образа мыслей и образа действий.

Где единство перед лицом общей угрозы? (Если они ещё воспринимают Кордрен именно как угрозу… если!)

Где совместные шаги или хотя бы совместно поддерживаемая — на словах — позиция?

Где осознание необходимости сближения, пусть даже ценой мелких уступок?

Перед призывателем, вернувшимся в Рифовые Гнёзда вроде как для помощи и поддержки этим людям, сидели не лидеры кланов Мутного залива. Перед ним сидели — и в случае Зарга даже не трудились создать иллюзию участия в разговоре — три подмастерья из разных кланов.

Один юс-Думартрен, одна инь-Фалушмор, одна инь-Сконрен.

«Очередной мертвец, которого мне предлагается тащить в гору?»

— Прошу прощения, — вклинился Мийол в журчащий монолог Златоглазой Искры — что-то там на тему вечной конкуренции между Стеддой и Лаонгаттом. — Ваши слова напомнили мне, и весьма кстати напомнили, о завтрашних делах. Уважаемая Алазе оказала мне честь, согласившись на встречу за час до полудня, и мне необходимо получше обдумать свою позицию. Ещё раз и со всей искренностью прошу прощения, коллеги, но мне пора.

Подняться. Поклониться. Сделать вид, что вовсе не замечаешь аурных импульсов, чтение которых через сигил позволяет считывать эмоции, а нередко — и угадывать мысли. Уйти.

И снова никто не попросил призывателя остаться. Да что там — никто даже не спросил, что за позицию намерен отстаивать он…

«Союзнички, возлюби их трепетно Уллур!»

…вот после этого-то, вернувшись на борт «Хитолору», Мийол и сцапал средней крепости ягодную наливку, перелетел к Скальным Норам, отыскал там своих зверей и принялся приставать к Эшки с вопросами философского свойства.

«И что же ты хочешь узнать от меня, уже-не-птенец?»

— Проклятие разума. Есть оно или нет, как считаешь?

«Что уж точно есть, так это проклятие глупости».

— Ха! Ну, отец говаривал, что земные боги, желая покарать смертных, лишали их разума. И да, глупость — сама по себе проклятие… но что насчёт разума-то?

Эшки взяла паузу. А когда снова «заговорила», призыватель аж протрезвел. Слегка.

«Как-то раз один уже-не-птенец рассказал мне кое-что полезное о магическом свойстве жизнь. И так я узнала: всё, что живо, имеет свой срок. Но то живое, что ещё и разумно, может со всей ясностью, недоступной лишённым разума, взглянуть вперёд и выбрать путь. Быть может, разум не может уберечь от смерти… не может, как сказал тот Спрятавшийся-в-дупле, сам собой дать силу для одоления преград, для преобразования сути. Но что ещё, кроме разума, может дать понять, какой ветер попутный, а какой встречный? Что ещё, если не разум, поможет отыскать нить к силе, к жизни, к нужным переменам — и отличить её от тысяч незримых нитей, ведущих в тупик, в чёрную воду, в логово голодных-и-злых?»

Новая пауза — и решительный итог:

«Даже если бы к разуму и впрямь прилагалось некое проклятье, я бы не отвергла его».

— Разум или проклятье?

«Вместе/разом/всё».

— Понятно…

Мийол взвесил в руке бутыль, слегка встряхнул её, понюхал горлышко — и решительно заткнул его пробкой.

— Давай-ка я расскажу тебе ещё кое-что, подруга серокрылая.

«Ещё мудрость двуногих?»

— Она самая. Жил как-то на Планетерре… хотя — не важно, кто. Грыштха это, как говорят гномы. Перейду к сути. Есть некоторое противоречие между равновесием мира и развитием, в том числе течением времени; вполне очевидно даже для ребёнка, что день сегодняшний никогда не повторит вчерашний в точности. Не менее очевидно, что день сегодняшний не может вовсе никак не походить на тот, что вчера. Несовместимость между двумя концепциями на Земле описывали как спор «стрелы» и «круга», линейного и цикличного. На Планетерре же метафорой для времени выбрали Весы. Они неизменны сами, но чутко реагируют на изменения; отклоняются от точки равновесия, причём и так, и эдак — но рано или поздно всё равно вернутся в неё… только затем, быть может, чтобы снова её покинуть. Поэтому Весы неким странным, противоречивым образом объединяют линейное и цикличное в едином… образе. И да: Весы — это не что-то буквальное…

Эшки замерла без малейшего видимого движения. Слушала. Словно нарочно вошла для этого в свою личную точку равновесия и задержалась в ней.

Впрочем, кому, как не птицам с их парой крыльев истинно понимать концепцию Весов?

— Но вернёмся к развитию. Считается, что есть семь фаз развития: от нулевой до шестой. Семь этапов, семь… да: очень может быть, что архетипов.

Мийол прикрыл глаза и снова словно начал читать с листа:

— Ноль — зерно/зародыш. Свойство его — полная пассивность, чистый и полный потенциал развития. Но самого развития в нулевой фазе ещё нет.

Один — росток/дитя. Свойства его — уязвимость, слабость, голод. Это фаза наискорейшего роста, и ради развития в этой фазе жертвуют всем. Вообще всем.

Два — цветок/подросток. Свойственны находящимся в этой точке отрицание былого и поиск альтернатив, а завершается фаза первым большим переломом на пути: инициацией.

Три — плод/взрослый. Только пройдя инициацию, приняв итоги её, возможно достичь этой фазы и начальной реализации того потенциала, что спал в зерне и двигался к пределу своему. И свойственны третьему этапу, во-первых, созидательность, а во-вторых, жертвенность.

Четыре — пища/мудрец. Немногие разумные добираются так далеко. Дальнейшее развитие здесь встречает препятствие, поскольку из пассивности полноты двигаться некуда… как будто. Но на самом деле это не конец пути.

Пять — жизнь/мощь. Немногим, поистине превзошедшим четвёртый этап, будут открыты трансформа, таинство, бессмертие. Мастера и великие мастера магии находятся на этом этапе: первые — в начале его, вторые — на пике.

Спросите вы: а что шестой этап? И отвечу я: это — смерть/возврат. Уже на вершине предыдущего этапа развитие заканчивается, ибо у всего есть конец. Этап шестой — это не очередная вершина пути, но почва для нулевого этапа. Та почва, в которой единственной могут прорасти зёрна.

Выдох. Молчание. И…

— Через семь фаз развития проходит всё. Правда, на любом из этих этапов возможны, так скажем, сбои цикличности. Например, зёрна, которые размалывают в муку и превращают в хлеб — что ж, они одним рывком возносятся на четвёртый этап, становятся пищей. Но не естественным путём, а принудительно, и потому следующий этап для них, также достигаемый с лёгкостью — шестой. Также обычное дело — обычные сбои. Не прошёл инициацию? Всё ещё второй этап. Уродливо затянутый, неестественный… тупиковый. Не сумел избежать ловушки полноты на этапе мудреца? Что ж, мощи ты не получишь. И так далее.

«К чему ты ведёшь?»

— Да так… мне просто интересно: а «Большой экран», начатый не без нашего участия — на каком этапе, в какой фазе развития находится этот проект?