Этот многоквартирный дом находился на Догени Драйв и состоял из двух корпусов, объединенных общим двориком и фонтаном. Я прочитал фамилии на почтовых ящиках в подъезде, но не нашел нужной мне. Правда, на трех ящиках фамилий вообще не было. Требовалась дальнейшая информация.
У подъезда тоже не было интересующей меня машины. Там стояли два «кадиллака», «линкольн» и «паккард». На другой стороне улицы в «ланции» сидел парень в бриджах, перекинув ноги через дверцу. Покуривая, он смотрел на бледные, звезды, у которых хватало ума держаться подальше от Голливуда. Я поднялся по склону холма на бульвар, забрался в душную телефонную кабину и набрал номер одного заики по имени Пеория Смит.
— Мне нужен номер телефона Мэвис Уэльд, — сказал я. — Говорит Марлоу.
— Н-н-номер телефона М-м-мэвис Уэльд!
— Да. Сколько это будет стоить?
— Д-д-десять б-б-баксов.
— Тогда забудьте, что я звонил.
— Эй, п-п-подождите! Я ведь сильно рискую, давая номера этих крошек. Помощнику бутафора легко могут дать по шее.
Я молча ждал.
— Вместе с номером идет и адрес, — проскулил Пеория, перестав заикаться.
— Пять баксов, — сказал я. — Адрес у меня уже есть. И без торговли. Не думай, что ты единственный деляга на студии, продающий незарегистрированные телефонные номера…
— Ладно, — устало согласился он и пошел за записной книжкой.
Заика и левша. Но он заикался только тогда, когда не волновался. Вернувшись, он дал мне номер телефона, начинающийся, конечно, с «Крествью». Если у вас в Голливуде номер не начинается с «Крествью», то вы ничто.
Набирая номер, я приоткрыл дверь стеклянной парилки, впустив немного прохладного воздуха. Через две-три секунды в трубке раздался протяжный сексуальный голос:
— Да-а-а.
— Попрошу мисс Уэльд.
— Кто это говорит?
— Мне нужно доставить мисс Уэльд рекламные фото из студии Уайти.
— Уайти? Кто такой этот Уайти, амиго?
— Главный рекламный фотограф на студии, — ответил я. — Разве вы не знаете? Я нахожусь рядом с домом мисс Уэльд, скажите мне только номер квартиры.
— Мисс Уэльд принимает ванну.
Женщина рассмеялась, вероятно, серебристым смехом, но в телефонной трубке звуки смеха походили на звон разбитых блюдец.
— Но вы, конечно, можете принести фото. Уверена, она умирает от желания увидеть их. Квартира четырнадцать.
— Вы тоже будете там?
— Непременно. А почему вы спрашиваете об этом?
Я повесил трубку, вышел на свежий воздух и спустился с холма. Парень в бриджах все еще сидел в «ланции», но один «кадиллак» исчез, зато ряд машин пополнился двумя «бьюиками» с откидным верхом. Я нажал кнопку рядом с номером квартиры четырнадцать и прошел через дворик, где один фонарь освещал пурпурную китайскую жимолость, а другой — большой бассейн с жирными золотыми рыбками и круглыми листьями водяных лилий. Сами цветы закрылись на ночь. Во дворике были две каменные скамьи и небольшой газон. В целом дом выглядел не особенно респектабельно. Квартира четырнадцать находилась на втором этаже.
Я позвонил, и дверь открыла высокая смуглая девушка. Слово «сексуальная» было весьма слабым определением для нее. Она была в бриджах угольно-черных, как ее волосы, в белой шелковой блузке и алом шарфе, свободно повязанном на шее. Но ее губы были ярче этого шарфа. Она держала длинную коричневую сигарету в крошечных золотых щипчиках. Ее черные волосы разделялись прямым пробором, белым как снег, и на плечах, по сторонам тонкой белой шеи, лежали блестящие тугие косы, каждая из которых завязана крошечным алым бантиком, хотя время, когда она была девочкой, давно прошло.
Она быстро взглянула на мои пустые руки: рекламные снимки обычно слишком велики и не помещаются в карманах.
— Мне нужна мисс Уэльд, — сказал я.
— Можете передать фото через меня.
Тон ее был холодный и вызывающий, но глаза говорили совсем другое. Она была тверда, как стальной клинок.
— Простите, но я должен передать лично мисс Уэльд.
— Я же сказала вам, что она принимает ванну.
— Я подожду.
— А вы уверены, что не забыли захватить с собой снимки, амиго?
— Уверен.
— А как вас зовут?
В конце этой короткой фразы ее голос смягчился и стал похож на ласкающее прикосновение. Улыбка слегка приподняла уголки ее губ.
— Ваш последний фильм был потрясающий, мисс Гонзалес.
Улыбка блеснула как молния и преобразила ее лицо, тело ее затрепетало от удовольствия.
— Он ужасен, — вымолвила она. — Вы сами прекрасно знаете, что он ужасен.
— Никакой фильм с вашим участием не может быть ужасным, мисс Гонзалес.
Она посторонилась, пригласив меня войти.
— Мы должны выпить, — заявила она. — Я обожаю лесть, какой бы грубой она ни была.
Я вошел. Я бы ничуть не удивился, увидев револьвер в заднем кармане ее бриджей. Она встала так, что, входя в квартиру, мне пришлось коснуться ее груди. Брюнетка была похожа на Тадж-Махал при лунном свете. Закрыв за мной дверь, она протанцевала к портативному бару.
— Выпьете шотландского? Или, может быть, лучше коктейль?
— Благодарю. Шотландского.
Она приготовила два «хайбола» в огромных бокалах. Я опустился в кресло, обитое ситцем, и осмотрелся по сторонам. Гостиная выглядела довольно старомодно. В ней был ложный камин с мраморной облицовкой и газовой топкой. Штукатурка потрескалась, на стенах висели какие-то картины диких расцветок. В комнате стоял черный облупленный «Стейнвей». В углу висело двуствольное ружье с красивым резным прикладом, на его дуле был завязан белый атласный бантик. Голливудское остроумие.
Смуглая леди в бриджах подала мне бокал и присела на ручку моего кресла.
— Если хотите, можете называть меня Долорес, — проворковала она и сделала хороший глоток из своего бокала.
— Благодарю.
— А как мне вас звать?
Я усмехнулся.
— Я прекрасно знаю, что вы лжете, — сказала она, — и у вас в карманах нет никаких снимков. Не считайте только, что я сую нос в ваши личные дела.
— Правда?
Я отпил пару глотков.
— А какую ванну принимает мисс Уэльд? С обычным мылом или с аравийскими благовониями?
Брюнетка взмахнула коричневой сигаретой в золотых щипчиках.
— Может быть, вы хотите помочь ей? Ванная там — под арку и направо. Дверь, наверное, не заперта.
— Нет, если это так просто, меня не тянет.
— О, так вам нравится преодолевать трудности? — Долорес одарила меня сверкающей улыбкой. — Надо будет учесть.
Она грациозно привстала с ручки моего кресла и бросила сигарету в пепельницу, наклонившись так, чтобы мне была видна линия ее бедер.
— Не беспокойтесь, мисс Гонзалес. Я пришел по делу и не собираюсь никого насиловать.
— Нет?
Ее улыбка стала нежной, ленивой, а точнее, зовущей, влекущей.
— Вы занятный сукин сын.
Пожав плечами, она вошла под арку со своим бокалом. До меня донесся негромкий стук в дверь и ее голос:
— Дорогая, пришел мужчина, который утверждает, будто принес тебе рекламные снимки со студии. Он очень симпатичный, даже красивый, — добавила она по-испански.
Другой голос, который я уже слышал сегодня, резко ответил:
— Помолчи, потерпи немного. Я сейчас выйду.
Мисс Гонзалес вернулась в гостиную, мурлыча под нос какую-то мелодию. Ее бокал был пуст. Она направилась к бару.
— Вы совсем не пьете! — воскликнула она, взглянув на мой бокал.
— Я пообедал, а мой желудок при всем желании вмещает только две кварты, — ответил я. — Кстати, я понимаю по-испански.
— Вы шокированы? — Ее глаза округлились.
— Меня не так-то легко шокировать.
— Но вы поняли, что я сказала. Мадре де диос! Мне так жаль.
— Представляю себе, — сказал я.
— Нет, правда, жаль, — вздохнула она. — Но с этим ничего не поделаешь, приходится принимать меня такой, какая я есть. Все мои друзья говорят мне, что я слишком откровенна. Я шокировала вас?
Она снова присела на ручку моего кресла.
— Нет. Но если мне захочется быть шокированным, я буду знать, куда надо отправиться.
Она поставила бокал и наклонилась ко мне.
— Но я живу не здесь, а в Шато Берси.
— Одна?
Она слегка хлопнула меня по кончику носа, а в следующий момент я обнаружил, что она уже сидит у меня на коленях и пытается укусить кончик моего языка.
— Вы страшно милый сукин сын, — промолвила она.
Ее губы были горячие, они обжигали, как сухой лед. Она пыталась языком раздвинуть мои зубы. Черные глаза ее были бездонны.
— Я так устала, — прошептала она, — так устала, так ужасно измучена.
Я почувствовал, что рука ее залезла во внутренний карман моего пиджака. Я оттолкнул ее, но она успела вытащить мой бумажник и с торжествующим смехом отскочила в сторону. Открыв его, она пробежала по отделениям быстрыми, как змейки, пальцами.
— Я очень рада, что вы нашли общий язык, — раздался холодный голос из-под арки.
В проходе стояла Мэвис Уэльд.
Ее волосы небрежно рассыпались по плечам, и она не сочла нужным наложить на лицо косметику. Она была в домашнем халатике, на ногах зеленые с серебром туфли. Глаза ничего не выражали, губы презрительно сжаты. Передо мной стояла та самая женщина, которую я видел в отеле «Ван-Найз», только тогда она была в темных очках.
Мисс Гонзалес метнула на нее взгляд, закрыла бумажник и перебросила его мне. Я поймал его и спрятал в карман. Долорес подошла к столу, взяла черную сумочку на длинном ремешке, перекинула ее через плечо и направилась к двери.
Мэвис Уэльд не шевельнулась и даже не взглянула на нее. Она уставилась на меня, но лицо ее было бесстрастно. Долорес Гонзалес открыла дверь, выглянула в коридор, потом закрыла ее и повернулась к нам:
— Его зовут Филип Марлоу. Славный, не так ли?
— Не знала, что ты интересуешься фамилиями знакомых мужчин, — проговорила Мэвис Уэльд. — По-моему, у тебя на это не хватает времени.
Долорес с улыбкой обратилась ко мне:
— Не правда ли, удобный способ назвать женщину шлюхой?
Мэвис Уэльд промолчала.
— Во всяком случае, — добавила Долорес, снова открывая дверь, — я за последнее время не спала ни с одним гангстером.
— Ты уверена, что помнишь это? — спокойно спросила Мэвис Уэльд. — Открой дверь пошире, милочка. Сегодня у нас выбрасывают мусор.
Долорес молча посмотрела на нее, в глазах ее пылала ярость. Затем она, презрительно фыркнув, рывком распахнула дверь и с грохотом захлопнула ее за собой. Мэвис Уэльд никак не отреагировала на этот стук, продолжая упорно смотреть на меня.
— Теперь проделайте то же самое, но только потише, — указала она мне.
Я вынул носовой платок и стер с лица губную помаду, которая была цвета крови, свежей крови.
— Такое может случиться с каждым, — сказал я. — Не я целовал ее, а она меня.
Мэвис Уэльд подошла к двери и открыла ее:
— Убирайтесь, да поживее!
— Я пришел к вам по делу, мисс Уэльд.
— Могу себе представить ваше дело. Вон! Я вас не знаю и знать не хочу. А если бы и захотела, то не в этот день и час.
— «Влюбленным безразлично, когда и где встречаться», — процитировал я.
— Что это такое? — спросила она, угрожающе выставив вперед подбородок. Но даже это не выглядело устрашающе.
— Броунинг, — ответил я. — Поэт, а не пистолет. Хотя вы, наверное, предпочитаете пистолет.
— Послушайте, мне что, вызвать управляющего, чтобы он спустил вас с лестницы?
Я подошел к двери и закрыл ее. Мэвис Уэльд в последний момент придержала ее приоткрытой. Чувствовалось, что ей очень хотелось пнуть меня ногой, однако она удержалась. Я нажал на дверь, но она не отпускала ручку. Глаза ее продолжали метать синие молнии.
— Если вы собираетесь долго стоять так близко от меня, то лучше бы вам одеться, — посоветовал я ей.
Она размахнулась и сильно ударила меня по щеке. Хлопок был столь же оглушительный, как стук двери, захлопнутой Долорес.
— Больно? — спросила Мэвис Уэльд.
Я кивнул.
— Прекрасно.
Она снова размахнулась и ударила меня еще сильней. Я стоял не двигаясь.
— Поцелуйте меня, — выдохнула она.
Глаза ее были ясные, прозрачные, взгляд смягчился. Я посмотрел вниз. Ее правая рука была сжата в кулак, и он не казался слишком маленьким.
— Поверьте мне, есть только одна причина, по которой я не могу этого сделать, — сказал я. — А иначе ничто мне не помешало бы, ни кастет, ни пистолет, который вы наверняка держите в ночном столике.
Она улыбнулась.
— Может случиться, что мне придется работать на вас, — продолжал я. — А увлекаться стройными ножками клиенток не в моих правилах.
Я обратил взгляд на ее ноги. Она запахнула халатик и направилась к бару.
— Я не замужем, белая и совершеннолетняя, — проговорила она. — Я вижу все ваши уловки. Если я не в силах напугать, уговорить или соблазнить вас, то чем же мне ублажить?
— Ну…
— Можете не говорить, — перебила она меня и повернулась с бокалом в руке.
Отпив глоток, она отбросила с лица распущенные волосы и улыбнулась.
— Конечно, деньгами. Как же я сразу не догадалась.
— Деньги не помешают, — согласился я.
Ее губы презрительно скривились, но голос прозвучал почти нежно:
— Сколько?
— Для начала долларов сто.
— Недорого вы себя цените. Такой дешевый мелкий негодяй, а? Сто долларов — это предел ваших желаний?
— Можно двести. Имея такую сумму, я смогу бросить работу и жить на проценты.
— Все-таки мало. Я полагаю, двести долларов каждую неделю, да? В милом чистеньком конверте?
— Конверт можете оставить себе. Я предпочитаю получать их грязными.
— А что я буду иметь за эти деньги, сыщик?
— Расписку. А как вы догадались, что я сыщик?
Она смотрела на меня секунду своим непосредственным взглядом, потом опять надела маску и стала разыгрывать прежнюю роль.
— Должно быть, по запаху.
Отпив из бокала, она оглядела меня с уничижительной улыбкой.
— Я так и думал, что вы сами пишете тексты для своих ролей, — заметил я.
Тут я вовремя успел увернуться: бокал со звоном разбился о стену, только несколько капель виски попало на меня.
— Кажется, я израсходовала весь запас девичьего обаяния, — спокойно проговорила она.
Я взял свою шляпу.
— Я ни минуты не сомневался, что вы его убили, — сказал я. — Но по какой-то причине вы хотели утаить свой приход к нему. Я могу вам помочь скрыть то, что вы там были, но при условии, если вы станете моей клиенткой и уплатите мне задаток.
Мэвис Уэльд закурила сигарету.
— Ловко придумано. Неужели вы думаете, что я могла кого-нибудь убить? — спросила она.
Я стоял, держа в руке шляпу, и из-за этого почему-то чувствовал себя глупо. Я надел ее и направился к двери.
— Надеюсь, у вас есть мелочь на автобус, чтобы добраться до дома, — неприязненно проговорила мне вслед Мэвис Уэльд.
Я не обернулся, и она добавила:
— Мисс Гонзалес наверняка дала вам свой адрес и телефон. Думаю, вы всего у нее добьетесь, в том числе и денег.
Я вернулся от двери.
— Вы, конечно, вряд ли поверите мне, но я здесь только для того, чтобы предложить свою помощь. Мне казалось, она может вам понадобиться, а найти надежного человека трудно. Думаю, вы посетили отель с целью выкупить что-то. Вы пришли туда одна, с риском быть узнанной, и я решил, что вы попали в такую неприятную историю, какая для актрисы в Голливуде означает конец карьеры. Кстати, там вас узнал отельный сыщик, который с правилами этики знаком не больше, чем паук. Но оказывается, у вас нет никаких затруднений. Вы стоите передо мной, словно в свете юпитеров, и произносите реплики из банального фильма, в котором когда-то играли… если это можно назвать игрой…
— Заткнитесь! — воскликнула она, скрипнув зубами. — Заткнись ты, чертова ищейка…
— Вы не нуждаетесь ни во мне, ни в ком другом, — продолжал я, не обращая внимания на ее выходку. — Вы так умны, что самостоятельно выберетесь из запертой банковской кладовой. О'кей. Продолжайте говорить свой текст, я не буду вам мешать. Только не заставляйте меня слушать его, а то я разрыдаюсь от умиления при мысли о том, что такая маленькая невинная девочка может быть такой умной. Совсем как Маргарет О'Брайен.
Я вышел из квартиры, а Мэвис Уэльд стояла и молча смотрела мне вслед.
Спустившись по лестнице и выходя из двери, я чуть не наскочил на худощавого брюнета небольшого роста, раскуривавшего сигарету.
— Прошу прощения, — сказал он. — Боюсь, что встал у вас на дороге.
Обходя его, я заметил, что он держит в руке ключ. Я почти машинально выхватил у него этот ключ: на нем был выдавлен номер четырнадцать, номер квартиры Мэвис Уэльд. Я размахнулся и швырнул его в кусты.
— Он вам не понадобится, — объяснил я. — Дверь не заперта.
— Конечно, — сказал он со странной улыбкой. — Как глупо с моей стороны.
— Да, мы оба глупы, — подтвердил я. — Только дурак станет терять время с этой шлюхой.
— Ну, я бы этого не сказал, — спокойно возразил он.
Его маленькие печальные глаза внимательно разглядывали меня.
— Вам и не нужно говорить, — продолжал я. — Я уже сказал это за вас. Впрочем, прошу прощения. Сейчас я найду ваш ключ.
Я полез в кусты, поднял ключ и вернул его владельцу.
— Большое спасибо, — поблагодарил он. — И кстати…
Он замолчал. Я остановился.
— Вы сегодня в плохом настроении? Нет? — Он улыбнулся. — Ну, поскольку мисс Уэльд наш общий друг, я представлюсь вам. Моя фамилия Стилгрейв. Мы с вами никогда не встречались?
— Нет, не встречались, мистер Стилгрейв, — ответил я. — Моя фамилия Марлоу. Филип Марлоу. И для меня не имеет никакого значения, если бы вас раньше звали Уиппи Мойер.
Потом я долго не мог понять, почему я это выпалил. Наверное, просто это имя так или иначе должно было прозвучать. Неожиданно оцепенение охватило мужчину. Затем он вынул изо рта сигарету, посмотрел на ее кончик и стряхнул пепел, которого не было. Не отводя взора от сигареты, он сказал:
— Уиппи Мойер. Странное имя. Вряд ли я когда-либо слышал его. А что, я должен знать этого человека?
— Нет, если только вы не питаете слабости к ножам для колки льда, — обронил я и оставил его одного.
Я подошел к своей машине и оглянулся. Мужчина по-прежнему стоял на том же месте, зажав сигарету в зубах, и смотрел мне вслед. С этого расстояния я не видел выражения его лица. Он просто неподвижно стоял и смотрел мне вслед.
Я сел в машину и умчался.