Младший брат дракона (СИ)

19

Ни каршарца, ни монаха пока не было видно, но их появление — дело нескольких минут, потому что только слепой и глухой мог бы не заметить и не услышать ревущего и плюющегося пламенем дракона. Ни Гунвальд, ни Герон не страдали вышеназванными физическими особенностями, к тому же варвар просто бредил схваткой с драконом. Значит, едва он появится здесь, как его природный темперамент вкупе с заклинанием боевой ярости заставит Гунвальда броситься в бой. Дилль, конечно, высоко ценил воинские способности каршарца — он даже со связанными руками успешно противостоял вампиру, но тут Гунвальду ничего не светило. Дракон был попросту слишком огромен, чтобы его можно было поразить мечом — это понятно любому разумному человеку. Но не каршарцу, который, как известно, к разумным существам не относится.

Самым логичным решением было поискать Гунвальда, затем обездвижить его — попросту говоря, дать по башке чем-нибудь тяжёлым, отобрать амулет и упросить дракона ещё раз уничтожить злобную магическую поделку из магической Академии, после чего ехать за магом. Но что, если Дилль отправится в одну сторону, а каршарец с монахом придут с другой?

Дилль яростно почесал кончик носа, словно это могло улучшить мыслительный процесс. Нет, уходить отсюда нельзя — нужно остаться и перехватить варвара до того, как он ринется на дракона. Единственная загвоздка — это сам дракон. Ну, или драконица. Она же ясно дала понять, что не собирается больше терпеть его присутствие. И если Дилль будет мозолить ей глаза, то рискует не только ничем не помочь своим друзьям, но и сам превратиться в пепел. Оставался один выход — заинтересовать драконицу, при этом, желательно, чтобы она его не сожрала. Так, она что-то говорила о зубах…

Дилль, глубоко вздохнув, зашагал к драконице.

— Мадам, простите великодушно, не будет ли наглостью с моей стороны спросить ваше имя? Я буду рассказывать своим детям о могучей и прекрасной драконице…

— Вот же привязался, как чешуйный лишай! — по огромному телу прошла дрожь. — Умереть спокойно не даёт! Тринн меня зовут!

— А я — Дилль. Госпожа Тринн, а почему, собственно, вы собираетесь умирать? Такой прекрасной драконицы я ещё никогда не видел, и, право слово, мне искренне жаль…

— Мне тоже жаль, — саркастически хмыкнула драконица, — что умирать приходится в обществе такого болтливого и назойливого существа, как ты. Будь на твоём месте мастер-маг, я бы, возможно, и поговорила с ним о своей болезни, а на тебя тратить последние силы не хочу.

Дилль переборол искушение заткнуться и просто подождать — а вдруг драконица помрёт прямо сейчас? Несмотря на её слова о слабости, сил у неё вполне может хватить на то, чтобы испепелить каршарца и монаха, когда они кинутся в драку.

— Послушайте, — заорал Дилль, видя, что драконица закрыла глаза, — мне же нужно описать Эрстану, что с вами произошло. Он, может быть, по пути сюда придумает лекарство.

— Для драконов не существует лекарств, — Тринн открыла один глаз. — Зато существуют яды. Меня отравил съеденный мной хивашский шаман.

Дилль принялся лихорадочно вспоминать, чем отличаются от остальных людей хиваши. Говорили, что они поклоняются демонам и пытаются возродить запрещённые искусства, вроде некромагии, но никто никогда не упоминал, что у хиваши ядовитая кровь. Или печень, к примеру. Наверное, драконица что-то напутала.

— Уважаемая Тринн, я, конечно, не специалист по хиваши, но, насколько я помню, они люди. А люди ядовитыми не бывают. Уж это-то я знаю.

— Ядовитее людей расы нет, — буркнула драконица. — Если ты такой знающий, скажи, отчего у меня болят зубы? Или ты думаешь, что я по жизни такая кривомордая? Из-за этой опухоли я уже несколько месяцев ничего есть не могу: при любом укусе — боль страшная.

Дилль сделал умный вид, хотя на драконицу это вряд ли произвело впечатление.

— Вот так сходу я ничего сказать не могу, — глубокомысленно заявил он. — Сначала нужно осмотреть пациента, а уж затем делать выводы.

— А что ты понимаешь в драконах? — удивилась Тринн.

— Ничего, — признался Дилль. — Но я же потомственный дантист — все мои предки лечили зубы, а прадед даже вырвал зуб мудрости у герцога Орландского.

— И что?

— Ну, говорили, что герцог Орландский с тех пор изрядно поглупел.

— Да я не про твоего герцога! Ты дантист, и что?

— Я могу осмотреть ваши прелестные зубки на предмет болезни, — сказав это, Дилль непроизвольно содрогнулся — величиной каждый «прелестный зуб» был едва ли не с него самого.

— Глупый человечишка, — прошипела драконица, — даже если у меня больные зубы, разве ты сумеешь их вылечить или вырвать? Только маг мог бы справиться с такой задачей, да и то не каждый.

— Я просто погляжу, чтобы сообщить подробности магу, а уж он решит, какое лечение вам предложить, — сказал Дилль, в душе костеря Гунвальда и Герона: где их носит? — Госпожа Тринн, разрешите произвести осмотр?

Драконица проворчала что-то невнятное — то ли ругалась на драконском языке, то ли это у неё просто в животе бурчало. Дилль, как это ни удивительно, совсем перестал бояться этого огромного бронированного и огнедышащего монстра — наверное, всё дело в разговоре. Ведь если с тобой разговаривают, значит, жрать не будут. К тому же, Тринн сама сказала, что кусать ей больно. Хотя для того, чтобы избавиться от назойливого человека, ей не требуется его съедать — одно движение когтём, и прощай Дилль! К тому же, в отличие от зубов, её огнетворный аппарат работает вполне исправно, и она может пустить его в ход в любой момент.

— Уйди, — рыкнула она, — в последний раз предупреждаю.

— Нет, я не понял! — возмутился Дилль. — В конце концов, кому это надо? Ты же пришла сюда за помощью, а теперь, когда эта помощь совсем рядом, отказываешься. Нет, я решительно не понимаю драконов!

Драконица наклонила голову, словно примеряясь, как бы поудачнее пыхнуть на него огнём. Хотя чего ей метиться, ведь всего лишь один её огненный плевок может испепелить целую роту?

— Драконов никто не понимает, — Тринн вздохнула, и Дилля обдало её жарким дыханием. — Ну, смотри, раз напросился.

Челюсти драконицы раскрылись, а Дилля пробрала дрожь. Одно дело стоять рядом с огромным драконом, и совсем другое — добровольно лезть к нему в пасть.

«Вот уж действительно, напросился! И вообще, зачем я сказал, будто что-то понимаю в её зубах? Уж сколько мне говорили — хватит врать! И вот к чему это привело.»

Дилль попытался издали заглянуть в пасть — там царила полутьма, как в пещере. Собственно, и размером пасть пещере не уступала. Он подошёл поближе, опять заглянул и, конечно, ничего, кроме частокола огромных бело-серых зубищ, не увидел. Придётся всё-таки лезть…

Он сбросил на землю сумку — не хватало ещё, чтобы бутылочка с мочой василиска разбилась прямо в пасти дракона, решительно выдохнул и только собрался пролезть между передними зубами Тринн, как её челюсти с лязгом схлопнулись. Дилль совершил изумительный по красоте прыжок спиной вперёд, одним махом оказавшись шагах в десяти- Ты чего копаешься? — спросила драконица. — Долго мне сидеть с открытой пастью?

— Ты меня съесть хотела? — Дилль спрятал руки за спину, чтобы драконица не увидела, как они трясутся.

— Хотела — съела бы, — проворчала драконица. — Просто тебя спросила.

— А зачем тогда пасть закрыла?

— А ты сам пробовал разговаривать с открытым ртом?

Дилль попробовал — получилось неразборчивое мычание.

— Тринн, ты не могла бы заранее предупреждать, когда собираешься заговорить?

— Интересно, как?

Действительно, как? Для того, чтобы предупредить, она должна заговорить, а для того, чтобы заговорить, она должна сомкнуть челюсти. Дилль искренне не хотел в этот момент оказаться меж её зубов.

— Ну, мыкни, хотя бы. Я быстренько вылезу, и ты скажешь всё, что хочешь. Идёт?

— Мыкни? — зрачки драконицы сначала сузились, а затем расширились. — То есть, ты меня всё-таки сравниваешь с коровой?!!

— Упаси Единый и всякие прочие боги! — возопил Дилль. — Как у тебя язык повернулся такое сказать? Разве можно такую грациозную и обаятельную драконицу сравнивать с неуклюжим травоядным животным? Тринн, да ты самая прекрасная и смертоносная драконица, которую я когда-либо видел!

Что показательно, на этот раз Дилль говорил чистую правду — он действительно других дракониц не имел счастья лицезреть. Или несчастья, это уж как посмотреть.

— Мелкий лгун! — громыхнула Тринн. — Посмотри на меня, разве я прекрасна?

— Конечно! — убеждённо сказал Дилль. — Ты прекрасна, как майская гроза — такая же красивая и смертельно опасная.

— Майская гроза, — проворчала драконица. — Надо же такое придумать.

— Я только хотел сказать… — растерялся Дилль, но Тринн его прервала.

— Умолкни. Мне нравится это сравнение. Чего стоишь? Хотел сделать осмотр — так смотри.

Драконица вновь раскрыла пасть. Дилль только вздохнул — женщины всегда остаются женщинами, даже если они драконы. Вот и пойми, рассердилась она или нет? Наверное, нет, иначе Дилль уже перевоплотился бы в облачко чёрного пепла.

Он сделал второй подход, но остановился, с сомнением посмотрев на свои пыльные сапоги.

— Тринн, мне разуться или можно прямо так?

Челюсти схлопнулись (на этот раз Дилль отпрыгнул всего лишь на шаг), и драконица сказала:

— Давай так.

— Ну, как скажешь, — пробормотал Дилль.

Он осторожно перелез через передние зубы и сделал пробный шаг по шершавому коричнево-чёрному языку.

— Тринн, ты только не вздумай чихнуть! — проорал он.

Драконица ответила утробным рычанием, и от этих гулких вибраций Дилля затрясло.

— Однако, у неё и голосок, — тихо сказал он. — Надеюсь, она ответила, что не будет чихать, иначе я вылечу отсюда, как камень из пращи.

Как это ни странно, но дыхание драконицы не было вонючим. Оно даже не пахло дымом, хотя запах гари всё же витал в воздухе. Для самоуспокоения Дилль решил, что так и должно пахнуть там, где полыхало драконье пламя. А потому он отбросил всякие мысли о том, что Тринн вдруг кашлянёт огнём, и занялся делом.

Он осмотрелся и поначалу, разумеется, ничего подозрительного не обнаружил. Ну торчат здоровые, как каменные столбы, зубы, и что? Дилль отметил, что на некоторых зубах есть сколы и трещины, однако, может ли это причинять боль дракону, не знал. Он с умным видом поколупал шершавый зуб (хотя для кого старался — непонятно, ведь всё равно его никто не видел), затем продолжил осмотр.

От передних клыков Дилль перешёл дальше. Всем известно, что драконы — хищники, а потому даже коренные зубы Тринн были остроконечными, хотя и немного сточившимися от возраста. Ну ещё бы, за пятьсот лет что угодно может сточиться!

Дилль припомнил, какая сторона драконьей морды была опухшей — левая, значит, от него правая. Он внимательно осмотрел щёку Тринн и даже потыкал её пальцем — ощущение при этом возникло, будто Дилль ткнул заслонку ещё не остывшей печи. Нёбо драконицы было опухшим, а десна левой стороны отличалась от правой ещё и цветом: если правая была коричнево-чёрной с оттенком красного, то левая выглядела как фиолетово-красный нарост, наполовину скрывающий зубы. А зубы, как уже упоминалось, у драконицы были немаленькие.

Если судить по кожевеннику Филипу — соседу Дилля по Тригороду, у которого зубы болели всегда, а пару раз в году от этого опухала щека, то у драконицы были те же самые признаки. Лечился кожевенник, насколько Дилль помнил, всегда только одним средством: крепким пивом. И через неделю-другую опухоль у него спадала, правда, проходила ли зубная боль, кожевенник не говорил. Возможно потому, что зубов у него с каждым годом становилось всё меньше и меньше.

— Интересно, сколько пива должна выпить драконица, чтобы ей это средство помогло?

Кроме несусветного количества пива, которое понадобилось бы для лечения дракона, метод не вызывал доверия ещё и по причине сомнительности первоисточника — как Диллю всегда казалось, дядька Филип просто пользовался поводом, чтобы безнаказанно напиться. Жена кожевенника, кстати, тоже придерживалась подобной точки зрения, а потому Дилль решил, что этот способ сейчас явно неприменим. А какой тогда способ применим?

Дилль пожал плечами — ну, осмотрел он драконью пасть, и что? Всё равно никакого вразумительного лечения предложить он не мог, так что следовало завершать эту дурацкую затею и вылезать из драконьей пасти, пока Тринн не надумала закрыть челюсти или чихнуть. Единственное, чем он мог реально помочь драконице — это запомнить что и как выглядит, чтобы потом подробно описать Эрстану. Дилль напоследок ещё раз осмотрелся и собрался вылезать, когда заметил одну вещь, которой явно не место в драконьей пасти.

Он сделал пару шагов, оказавшись почти в глотке дракона, и присмотрелся к предмету, часть которого виднелась между зубами. Выглядел этот предмет, как обломок довольно толстой палки с узорами — они были то ли вырезаны на дереве, то ли нарисованы краской. Десна дракона вокруг деревяшки приобрела траурно-чёрный цвет, и даже сероватые драконьи зубы слегка потемнели от этого соседства.

— Эге, — протянул Дилль, — вот теперь всё ясно. Чем бы ни была эта деревяшка, именно из-за неё и болят прекрасные драконьи зубки. Однако, что теперь делать?

Самым очевидным было попытаться выдернуть деревяшку, но Дилль справедливо опасался, что едва он приступит к выполнению, как драконица от боли сожмёт челюсти. Видимо, именно поэтому ей и требовался маг, который мог бы провести операцию, не залезая дракону в пасть и не рискуя собственной жизнью.

Окрылённый успешным завершением осмотра, Дилль легконогим кузнечиком перепрыгнул драконьи зубы и, отбежав на несколько шагов, чтобы видеть морду драконицы, сказал:

— Тринн, теперь мне всё ясно. Недаром меня зовут лучшим зубником всех северных земель.

Вообще-то зубниками звали тех, кто просто дёргал больные зубы, а дантистами были те, кто пытался эти самые больные зубы лечить при помощи настоев или магии, но Дилль про это как-то забыл — в конце концов, он ещё не успел привыкнуть к своему новому званию. К счастью, драконица не обратила на это внимания. Её челюсти с шумом схлопнулись, и Тринн вопросительно уставилась на Дилля. Он приосанился и с важным видом спросил:

— Ты что-то говорила про хивашского шамана, которым имела несчастье поужинать?

— Вообще-то, позавтракать. Да, а что?

— Думаю, что часть его застряла у тебя меж зубов, отчего у зубы и разболелись.

— Пф! — фыркнула Тринн. — Как он мог застрять? Да я его сожрала и даже не заметила этого. А вместе с ним уничтожила целый отряд сброда, именующих себя воинами пустыни. Кстати, все они были довольно вонючими.

— Давай оставим в стороне твои гастрономические пристрастия, — поморщился Дилль. — Насколько я понимаю, застрял не сам шаман, а его посох. Во всяком случае то, что торчит у тебя между двух коренных зубов, очень его напоминает. Такая деревяшка, расписанная какими-то узорами.

— Посох, — задумчиво сказала драконица. — Мерзкие хиваши пришли в Запретный предел с чёрным колдовством. Видимо, по пути их отряд сильно потрепали разные твари, потому что многие воины были ранены и не доставили мне особенных хлопот. Зато три хивашских шамана швырялись какими-то зелёными молниями, а один из них даже попытался открыть демонский портал, чем окончательно взбесил меня. Я его и сожрала в назидание другим. Хотя, конечно, никого ритуальное пожирание не испугало, потому что остальных я перед этим просто сожгла.

— На мой взгляд дело простое: нужно всего лишь вытащить кусок шаманского посоха у тебя из десны, — сказал Дилль. — Ну и какие-нибудь примочки сделать.

— Примочки не нужны — если отрава будет удалена, мой организм сам начнёт восстанавливаться.

— Тем лучше! — бодро воскликнул Дилль. — Тогда я по-быстрому смотаюсь за магом и приведу его сюда. Правда, придётся придумать, как обойти действие заклинания, запрещающего ему приближаться к Неонину. Зато когда я его приведу, он поможет тебе избавиться от отравленного куска дерева.

— Иди, — согласилась Тринн. — Но ты всё равно не успеешь. Мои силы истощились.

Дилль, уже собравшийся уходить, остановился и недоумённо посмотрел на драконицу.

— Прости, Тринн, но я не понимаю. На мой взгляд ты не выглядишь смертельно истощённой, хотя, конечно, опухоль красоты тебе не придаёт.

— Драконы устроены не так, как люди, — устало выдохнула Тринн, и от её выдоха с земли поднялось облако пыли. — Я выгляжу вполне здоровой, но жизненные силы у меня закончились.

— И всё же…

— Представь себе кувшин, — перебила его Тринн. — Обычный глиняный кувшин. Со стороны не видно, полон он или пуст. И только заглянув в него, ты узнаешь, сколько в нём воды. Так вот, в моём кувшине воды осталось всего несколько капель. И даже если ты побежишь так быстро, как можешь, то к моменту твоего возвращения они уже испарятся. Поэтому, когда останется последняя капля, я взлечу — всегда хотела умереть в полёте.

— В полёте? А зачем же зарылась в развалины дворца? — не удержался он от вопроса.

— В подвале дворце было много золота. Оно придаёт сил драконам.

Дилль недоверчиво посмотрел на драконицу и задумался. С одной стороны он, ничем не рискуя, мог уйти и заявить Эрстану, что дракон мёртв, а Неонин освобождён, потому что Тринн к тому времени действительно уже умрёт. С другой стороны… с другой стороны Дилль просто не мог не попытаться спасти драконицу. Хотя она, конечно, перебила кучу народа и разрушила целый город, но ведь Дилля-то она не сожгла. К тому же, этот самый народ в лице воинов, различных мастей наёмников, охотников и драконоборцев сам на неё нападал, за что и поплатился. Хотя бы в благодарность за сохранение жизни, он должен попробовать помочь ей.

Поход за магом отпадал. Оставалось одно: снова лезть в пасть к Тринн с опасностью закончить жизнь меж драконьих зубов. Превратиться в фарш Диллю совсем не улыбалось, а потому он решил сначала взять с драконицы твёрдое обещание не смыкать челюсти.

— Тринн, я сейчас попробую вытащить этот посох. Возможно, тебе будет очень больно, но ты должна сидеть с раскрытой пастью, как… как… — он запнулся, подбирая сравнение.

— Как последний ротозей на ярмарке, — усмехнулась драконица.

— Ага, именно так. Сама понимаешь, если ты меня схрумкаешь, то больше никакой помощи уже не дождёшься.

Зелёные глаза драконицы уставились на Дилля так пристально, что он почувствовал себя закуской — всё-таки человеку очень трудно понять, хотя бы примерно, о чём думает дракон. Возможно, Тринн сейчас размышляет о том, что неплохо бы в последний раз почувствовать вкус крови…

— Ты готов рискнуть собственной жизнью, чтобы помочь мне? — наконец спросила она. — Это, знаешь ли, смертельно опасно.

— Да знаю, конечно! — немного дрожащим голосом ответил Дилль. — Но, думаю, если ты хочешь выжить и избавиться от отравляющего тебя хивашского посоха, то сумеешь удержаться и не схлопнуть челюсти. Если обещаешь сидеть, как последний ротозей, то да — я готов.

На чёрной морде Тринн прямо-таки было написано «ну, я тебя предупреждала», но отступать было поздно. Тринн положила голову между лап и широко раскрыла челюсти. Дилль уверенно пробрался через частокол передних зубов (подумать только, он добровольно лезет дракону в пасть уже второй раз!) и прошёл к тому месту, где между верхних зубов торчал осколок шаманского посоха.

Дилль посмотрел сначала на кусок деревяшки, затем на здоровущую опухоль. До того, как предложить свои услуги зубника, он как-то не подумал о том, сколько гноя скопилось в раненой десне драконицы. К тому же, вспомнил Дилль, драконья кровь жгучая и, возможно, ядовитая, поэтому когда он выдернет осколок, на него прольётся целый душ этой гнойно-кровяной смеси.

Широкополая шляпа могла бы защитить голову, но её Дилль потерял ещё во время вынужденного полёта на драконе. Зато плащ-накидка, выданная каждому драконоборцу от щедрот магической Академии, лежала в сумке, которая валялась на земле около дракона. Правда, мастера маги заговорили её только от проникновения воды, но вдруг она поможет и сейчас? Хуже не будет, решил Дилль.

Переодевание заняло несколько секунд — Тринн даже не успела удивиться, зачем её самозваный врачеватель вылезал. А, может, она уже настолько ослабла, что и говорить не в силах? И если верно последнее предположение, то Диллю только оставалось надеяться, что драконица не схлопнет челюсти, когда слабость окончательно её одолеет. В любом случае следовало поторапливаться — нечего здравомыслящему человеку делать в пасти у живого дракона. Правда, после того, как Дилль добровольно туда залез, он уже не относил себя к категории здравомыслящих.

Он схватился за край посоха — дерево, несмотря на вырезанные на нём узоры, было скользким. Выдернуть эту ядовитую занозу оказалось делом не таким лёгким, как думалось вначале. Пальцы Дилля сорвались, когда он попытался потянуть вниз застрявший в десне дракона посох. Обмотав посох полой непромокаемого плаща, Дилль вновь дёрнул. На сей раз пальцы удержали деревяшку, но осколок шаманского посоха словно прирос к драконьей плоти.

— Интересно, насколько он глубоко засел? — пробормотал Дилль. — Вот же зараза!

Он попробовал расшатать посох, подёргав его из стороны в сторону, но тут из драконьей глотки раздалось гулкое ворчание, а саму пасть заполнил лёгкий дымок. Дилль откровенно испугался — видимо, его усилия доставили Тринн немалую боль, и дальнейшее расшатывание грозило ему либо расплющиванием между огромных зубов, либо мгновенным сожжением, если драконица решит выплюнуть источник боли.

— Тринн, перестань! — завопил он. — Потерпи немного, я уже почти закончил!

Дилль, конечно, соврал — он ещё даже не начинал. По-хорошему, посох надо бы вырезать, но на такую операцию Дилль решиться не мог из остатков чувства самосохранения.

— Ну, ладно! Придётся идти на крайние меры.

Он схватился за край посоха и повис на нём — деревяшка немного выдвинулась вниз, но целиком выходить никак не желала. Тогда Дилль покрепче сжал пальцы, упёрся ногами в опухшую десну драконицы и, перевернувшись таким образом, застыл в позе перевёрнутого с ног на голову крестьянина, тянущего из земли древесный корень. Кровь прилила к его голове, мышцы заныли от усилий, пальцы заскользили по поверхности посоха — ещё чуть-чуть, и Дилль упал бы спиной прямо на один из нижних драконьих зубов. Но в этот момент вредная хивашская деревяшка подалась и медленно начала выходить из распухшей десны.

— Ага, — пропыхтел Дилль, — то-то же! Ну, ещё немного…

Посох, до начала операции торчавший всего на ладонь, вылез уже на длину локтя. Только Дилль подумал, что неплохо бы ему встать на ноги, как посох вдруг резко пошёл вниз и с хлюпаньем покинул драконью плоть. Дилль, разумеется, рухнул на спину, при этом крепко приложившись затылком о твёрдый, как камень, драконий зуб. Ослепительный сноп искр взорвался у него в голове, на несколько мгновений Дилль потерял сознание от боли, а потому не увидел, как из раны, нанесённой дракону хивашским посохом, тугой струёй забила не то жидкость, не то пар. Само собой, струя ударила прямо в Дилля, окутывая его туманной дымкой.

Тринн не сомкнула челюстей, однако из её глотки вырвался такой громовой рёв, что его мог бы услышать даже глухой. Дилля этот сумасшедший рёв привёл в чувство — он со стоном попытался подняться, но ноги его не держали. Да и где они, ноги-то? Нижняя половина тела онемела, и он её совсем не чувствовал. Дилль попытался схватиться за что-нибудь, но вдруг понял, что не ощущает не только ног, но и рук. Мозг давал команду пальцам, но ответа от них не получал. Так бывает, когда рука онемеет: вроде бы она шевелится и слушается, её видно, но при этом рука словно чужая. И тут Дилль понял, что это сравнение неполное, потому что теперь он не только ничего не ощущал, но и перестал видеть. Исчезло всё: руки, ноги, даже огромные молочно-серые драконьи зубы — зрение полностью отказало ему, как отказало раньше чувство осязания.

«Всё, теперь мне точно конец! Должно быть, я себе шею сломал при падении, и теперь драконица попросту меня проглотит — выбраться-то я не могу. Что ж, по крайней мере, боли при этом я не почувствую».

Тринн издала новый рёв, но теперь Дилль его слышал словно издалека, и с каждым мгновением звук этот становился всё тише и тише, пока совсем не исчез. С философским спокойствием Дилль отметил, что у него пропал и слух.

«Похоже, умираю. Вот оно, значит, как происходит. Похоже, сейчас я узнаю, есть ли жизнь после смерти.»