МЛЕЧНЫЙ ПУТЬ №1, 2016(16)

Александра ЮРГЕНЕВА
БУДИЛЬНИК

Будильник может звонить до тех пор, пока не проснется спящий, который его выключит, или пока не сядет батарейка. Мы раньше тоже так думали.

Но как-то вечером мы поняли, что будильник за стеной звонит уже не один день.

Сначала кто-то из нас пошутил, что-то вроде: «Как же крепко спит эта сволочь за стеной!» Все рассмеялись. Потом мы задумались. Кто там живет? Может быть, та семейная пара, где она очень маленькая и круглая с всклокоченными черными кудрями, а он такой высокий, что когда стоит в задумчивости во дворе, кажется, что еще немного и он сможет заглянуть в окна второго этажа? Да нет. Они живут через этаж. Или может это квартира алкоголического семейства, вяло фланирующего вечерами вокруг дома с огромным ухоженным ризеншнауцером? Хотя нет, они живут прямо над нами... Или там доживает свой век дед с темными бычьими глазами, который иногда почему-то здоровается по-немецки. Но это не может быть он, потому как он точно живет напротив. И это не у армян, и не у матери-одиночки, и не у весело живущих подростков!..

Мы поняли, что представления не имеем о том, кто живет в соседней квартире. Крадучись, мы вышли в подъезд и прислушались: все верно будильник звонит за дверью №43, где-то глубоко в квартире. Потом мы подумали, что нет смысла ходить на цыпочках, раз там никто даже будильник не слышит. Но почему-то все равно продолжили говорить вполголоса. Посовещавшись, мы робко позвонили в дверной звонок, но нам никто не открыл, и мы с облегчением решили, что на сегодня сделали все, что могли. Звонить в милицию, службу спасения и, тем более, в Скорую показалось нам тем более неуместным. Мы вернулись домой.

Комнату обволакивал шершавый свет фонарей за окном, соседская собака стала чесаться, выдавая дробь в наш потолок, как она делала каждую ночь примерно в одно и то же время. По улице проехали одна-две машины. Мы почти уснули, убаюканные городской ночью, затягивающей мешок снов над нашими головами, но настырное тарахтенье будильника за стеной никак не давало забыться. Мы часто просыпались потом по ночам, зато крепко спали под шумным куполом дня, если оказывались в это время дома.

Мы старались вести себя тише, чем прежде, и часто огрызались друг на друга, если один из нас слишком громко хлопнул дверцей шкафа или уронил крышку от кастрюли. Может, мы все время ждали момента, когда будильник замолкнет, и боялись его пропустить, а может, просто стали слишком чувствительны к звукам. Когда лифт подъезжал к нашему этажу и распахивал двери, мы старались уже держать ключи наготове. Совсем не хотелось долго копаться в сумке или шарить по карманам, стоя на лестничной площадке. Иначе начинало казаться, что будильник становится все громче и громче, разрушая звуковой волной стены, дом, тебя и весь мир. Наши взгляды избегали соседней двери, когда-то аккуратно выкрашенной коричневой краской, на которой выделялся глазок с черным ободком. Если прислушаться, то непрерывный звон будильника можно было различить уже на предыдущем этаже. Даже выходя из дома, мы ловили себя на том, что звон еще около двадцати минут продолжал звучать у нас в голове.

Спящие у нас за стеной никак не хотели просыпаться. Мы пытались сообразить, какова планировка соседней квартиры, высчитывали ее окна, которые всегда оставались темны. Мы заходили к соседям, живущим над №43, якобы занять луковицу, на самом же деле, чтобы с порога рассмотреть расположение комнат. Нам почему-то казалось существенным понять, в какой комнате стоит будильник. Другие жители дома, видимо, ничего не слышали, по крайней мере, встречая их в подъезде, по их лицам невозможно было понять, разделяют ли они наше беспокойство. Мы научились доставать счета из почтового ящика с номером «43». С помощью крючка из проволоки и пинцета, ночью, когда нас никто не увидит. Сначала мы просто складывали квитанции на подоконнике в кухне, где они лежали немым укором для нас. Через два-три месяца мы не выдержали и оплатили их из отложенных на летний отдых денег. Мы боялись, что кто-то может попытаться выяснить причину неуплаты. Могли прийти люди, начать звонить и стучать в соседнюю дверь. Потом начать опрашивать соседей, в том числе и нас. А нам этого почему-то совсем не хотелось, точно мы чувствовали свою вину.

Когда приходили гости, нам было немного не по себе, потому как они не обращали внимания на звук из соседней квартиры, а мы не могли отвлечься от него даже во время разговора.

Наступила весна, и мы в первые же теплые дни открыли окна, несмотря на еще холодные потоки, пронизывающие весенний воздух. К нам ворвался шум улицы, в котором затерялся звук будильника, и нам стало жить гораздо легче и веселее. И только к вечеру, когда поток машин редел и темный воздух словно становился гуще, сквозь него вновь прорывался хрип будильника, тогда мы замечали, как меняется выражение наших лиц.

Мы стали обсуждать переезд, говорили о том, что хорошо бы подыскать жилье в том же районе. Было жалко оставлять нашу старую квартиру, наш балкон, огороженный невысокими изящными колоннами, где было так приятно летом сидеть на солнце. Но мы собрали большую часть нужных документов, агентство подобрало нам несколько неплохих вариантов. Все было решено. Перед переездом – последним и самым сложным этапом, – мы решили съездить на неделю в наш летний дом. Спящие за стеной расшатали нам нервы, и мы хотели собраться с мыслями, чтобы все сделать верно и ничего не забыть. Вот мы упаковали вещи, выключили холодильник и компьютеры, полили цветы, подхватили сумки и направились к двери. Вдруг звук будильника смолк, мы остановились, у кого-то из нас вырвался короткий похожий на кашель смешок. Мы стояли в сумерках прихожей со свисающими руками, все еще сжимающими ручки сумок, и прислушивались. В подъезде послышались голоса. Мы выглянули на лестничную клетку. Дверь №43 стояла распахнутой настежь, ее подпирал ящик с подписью «книги». Лифт хлопал дверями на первом этаже, видимо, в него затаскивали мебель. Грузчик прошмыгнул в соседнюю квартиру с креслом в руках, за ним девочка лет восьми, деловито обхватившая клетку с каким-то мелким грызуном.

Мы вышли, тихо затворив за собой дверь, и, проходя мимо соседней квартиры, заглянули краем глаза в ее обживаемую пустоту, откуда слышалось только, как шаркает по полу мебель и смеется девочка. Мы торопливо спустились по лестнице.

Владимир ГОЛЬДШТЕЙН
ОСОБОЕ ЖЕЛАНИЕ

Никаких джиннов, троллей, гномов, фей и прочей сказочной дребедени не бывает. Не бы-ва-ет! Ну, нету их в природе и все тут! Конечно – люди, которым вечно не хватает радостей да чудес, напридумывали себе всякую сказочную братию и сами в нее поверили!

Оказывается, я сказал это вслух… Но самовнушение, похоже, не сработало. Во всяком случае, Он никуда не делся…

Ладно, надо кое-что объяснить. Только не подумайте, что я оправдываюсь! Впрочем, я подозреваю, что именно может подумать обо мне любой нормальный человек, если станет читать дальше. Вот и не читайте! Хотя… Рассказать-то об этом все равно кому-то надо… Ну, в общем, так: я не пью и «траву» не курю. О наркотиках только читал и то вскользь. Да – никаких посещений психиатра и прочих отклонений! Что еще? Вроде, ничего не забыл?

Теперь перейдем к делу. Можете не верить – мне все равно вас не убедить! А дело было так.

…Каких-то пару минут назад я спокойно сидел на вершине холма недалеко от моря. Здесь – почти степь, горы чуть видны на горизонте, а вокруг только густо поросшие высоченной травой холмы. Солнце зашло минут сорок назад, а может и больше. Кто ж обращает внимание на время в долгожданном отпуске? Короче говоря, я пребывал в совершенно расслабленном расположении духа и тела вместе взятых. Легкий бриз с моря чуть трепал высокие стебли по бокам от меня, лениво стрекотали цикады, а из поселка внизу доносились приглушенные аккорды какой-то невнятной попсы.

Ну вот. А потом случилось это. Собственно, и слово «случилось» тут не совсем в тему. Как будто и не изменилось ничего вокруг. Вроде все так и осталось. Все, кроме одного… Справа от меня, метрах, эдак, в пяти что-то медленно приподнялось из травы. Я повернул голову.

– Не бойся…

Это сказал Он. Чтобы вы сделали, если бы вот так же, в безлюдном месте рядом с вами возник из ничего человечек ростом не больше метра и сказал: «Не бойся»? Ах, да – я же забыл главное. Он был одет в разноцветную чалму и старинный камзол (кажется, это так называется), а в руке сжимал узловатую палку. Ног я не видел за травой, но почему-то сразу подумал, что там у него шлепанцы с закрученными носами – как у Старика Хоттабыча из старого фильма...

А вот лицо казалось молодым – без бороды и усов, да и глазки сверкали двумя свежими бусинами.

Тут я и произнес свою длинную тираду про отсутствие джиннов и других чародеев... Он явно все слышал, но, как оказалось, это не имело значения.

– Я не артист, как ты подумал. И вообще я не отсюда…

Конечно, не отсюда! Он мог появиться только из-под земли, больше здесь было неоткуда! Его голос казался каким-то искусственным, будто записан на магнитофон…

Он бесцеремонно подошел ближе и сел на траву почти рядом со мной. Ветерок донес совершенно необычный запах – похоже на смесь эфирных масел…

– А откуда? – надо же было что-то спросить, чтобы не сидеть истуканом.

– Это не важно. Ты все равно не поймешь. Или не поверишь. Поэтому говорю сразу, чтобы не тратить время – русский язык и вся эта одежда нужны потому, что так тебе будет уютнее… Так ты себе это внутри представляешь…

– Что уютнее? И… что я представляю?

Он вздохнул.

– Не что, а кого. Всегда вы перебиваете. Все. Невежливо.

– Кто это – вы все?

Кажется, я немного пришел в себя…

– Кто-кто. Люди.

Ага, люди, значит…

– Да, люди. Ладно, устал я уже. Слушай внимательно. Мы – не важно кто – иногда должны выходить к вам и выполнять по одному вашему желанию. Любому. Отсюда и все ваши сказки про нас. Нам это надо, чтобы быть в форме – и это все, что тебе можно знать. Думай. У тебя минута вашего времени.

– А желание…

– Любое, я же сказал.

– А, если…

– Любое!

Черт знает что! Хотя, на черта Он никак не похож… И потом… А если – это правда?!

И тут я кое-что вспомнил.

Оказывается, я действительно был готов к такой встрече! Еще в детстве я представлял себе – что будет, если найдется волшебник, готовый выполнить только одно мое желание. Тогда я и придумал лучший вариант…

Я посмотрел в его сторону и торжественно произнес:

– Очень хорошо. Я готов. Вот мое единственное желание – пусть с этого момента любое мое желание всегда выполняется! Что бы я ни захотел! И пусть это происходит самым лучшим и безопасным для меня, и для всех остальных образом! И в лучшее для этого время!

Я перевел дух и уставился на него с победным видом. Пусть попробует не выполнить – сам же сказал!

– Никогда.

– Что значит никогда?!

– Никогда еще не слышал такого глупого желания!

– Глупого?

– Это самое глупое из всех желаний, которые я слышал от вас за… Неважно, за сколько лет.

– Ты просто не хочешь его выполнять, вот и все!

– Я не могу его выполнить.

– Ах, не можешь…

– Я не могу его выполнить, потому что оно уже выполняется! Оно выполнялось всегда и у всех вас, значит – мне не зачтется. Только вы никогда этого не замечаете… Вам все подавай здесь и сразу! Но вы-то устроены иначе. С предохранителем.

– С чем, с чем?

– С предохранителем внутри – это единственное слово из вашего языка, которое подходит. Он и делает так, чтобы все исполнялось вовремя и безопасно для всех… Ладно, твое время вышло, мне пора. Желание не засчитано, надо искать другого человека…

– Нет, стой! Стой… Ты же… Ты же для чего-то появился именно передо мной!

– Я появился просто потому, что таким было твое желание – когда-то давно, в твоем детстве. Я же сказал – ВСЕ ваши желания обязательно сбываются, только в свое время и безопасно для всех…

А дальше – он просто исчез.

Остались только легкий ветерок с моря, шорох травы и далекие аккорды музыки из прибрежного поселка…