В сущности, я отдаю себе отчет в том, что пыталась использовать ремесло актрисы, если не главным образом, то хоть в какой-то мере для осуществления своей давней детской мечты стать естествоиспытательницей. Больше всего в кино мне нравилось то, что оно давало возможность ездить, смотреть, знакомиться с новыми местами, культурой, обычаями и народами. Я благодарна кинематографу прежде всего за то, что он в известном смысле спас мне жизнь, но еще и за то, что он помог мне удовлетворить мою жажду знаний, поддержал во мне любопытство и — как бы поточнее сказать? — заложил фундамент моей личности, моего характера.
Благодаря кино я фактически совершила кругосветное путешествие: узнала всю Америку — и Северную и Южную, побывала в Канаде и на Виргинских островах, объездила всю Африку и Европу, была в России, Эстонии, очень часто бывала в Германии, Англии, Швеции, на Востоке — в Японии и Таиланде… Не была только в Китае, но я намерена как можно скорее восполнить этот пробел.
В Австралию меня привел фильм Дзампы «Красивый, порядочный эмигрант в Австралии…» Шел 1971 год, и, когда мы приехали с Альберто Сорди на место съемок, люди на улицах старались дотронуться до нас руками. В Австралии было полно итальянцев, мучившихся от ностальгии: прикоснуться к нам значило для них прикоснуться к частице Италии.
На мое счастье, я встречалась в Австралии не только с итальянцами, какими бы симпатичными и доброжелательными они ни были. Мы снимались на острове, который называется — и не случайно — Островом Бабочек (Dunk Island). В этом волшебном месте, неизвестно почему, собираются миллиарды бабочек: идешь, а вокруг тебя вьются бабочки всех цветов и размеров — такое впечатление, что они постепенно окутывают тебя пестрым непроницаемым облаком… Кажется, что ты выпала из реальной действительности, погрузилась в сон. Ну прямо «Алиса в стране чудес» или, если брать сравнение посовременнее, сцена из фильма Спилберга, единственного, на мой взгляд, режиссера, способного придать научной фантастике краски и утонченность самых прекрасных сказок детства.
Лично для меня Австралия важна еще и встречей с аборигенами: вот уж уродливые существа, я бы даже сказала — страшилища! Встретиться с ними, увидеть эти невысокие корявые фигурки, лица, похожие на морды горилл, во всяком случае, с какими-то обезьяньими чертами, значит получить урок, который потом долго не идет из памяти: аборигены, самые древние люди на свете, словно в зеркале, показывают нам, кто такие мы сами и откуда взялись… Если у кого-то еще остались сомнения, аборигены их быстро развеют: да, мы действительно произошли от обезьяны…
И еще, встреча с коралловыми рифами. В Австралии с ее чудесным океаном, одним из самых прекрасных океанов на свете, в воду лучше не входить, несмотря даже на коралловые рифы, которые по идее должны обеспечивать твою безопасность. Этим океаном можно только любоваться, но «трогать его руками» не рекомендуется. В нем полно акул, свободно плавающих и позади каких угодно рифов, и перед ними, так что я, далеко не трусиха, не осмеливалась даже палец в воду сунуть. Хотя я купалась в не менее красивых морях Полинезии. Там, под водой, плаваешь среди целых стай разноцветных рыб, чем-то напоминающих бабочек нашего австралийского острова: и ощущения, и эмоции почти одинаковые.
Сколько прекрасных и непривычных картин воскрешает в памяти слово «Австралия»! Взять, к примеру, поездку в часть страны, населенную главным образом шахтерами, — Броукен-Хилл.
Плоская, без конца и без края равнина… Когда путешествуешь по этим просторам на машине, кажется, будто под колесами сверкают звезды, словно небо опрокинулось и легло на землю. Потом приглядываешься и замечаешь, что все это — жестянки из-под пива: шахтеры выбрасывают их из машин прямо на дорогу, а пустыня чудесным образом преображает вульгарные жестянки в сверкающие звезды.
Я замечаю, что, когда мысленно возвращаюсь к своим путешествиям, память в основном подсовывает мне места, страны, природу. Хотя сейчас я живу в Париже (Париж — это мой первый настоящий город, потому что в Риме я практически жила за городом), моей стихией остается природа. Я хорошо чувствую себя там, где она преобладает: в тихих местах, среди цветов, деревьев, зелени, под небом, не затянутым пеленой смога! Там, где перед тобой расстилается море и раздвигаются горизонты.
Правда, есть и другие места, где природа превалирует над всем, но там ты чувствуешь ее враждебность. В Венесуэле, например, окунувшись в море, сталкиваешься не с акулами, а с множеством медуз: выходишь из воды весь покрытый ожогами — хоть в больницу беги. А на суше имеешь дело с несметными полчищами огромных земляных крабов и, когда едешь на машине, чувствуешь себя палачом: на каждом метре пути уничтожаешь сотни тысяч больших и маленьких крабов.
В воде, кроме медуз, встречаются еще и пираньи… В Венесуэле до сих пор можно встретить золотоискателей — среди них я познакомилась с несколькими итальянцами, — уехавших попытать счастья еще в начале века… Их дети бродят по берегам или в руслах рек, надеясь найти золото, ставшее уже химерой.
Венесуэла — страна, в которой я узнала, что такое страх. Да и в Бразилии тоже.
В Рио-де-Жанейро Франко Рози снимал «Розу для всех». Я должна была играть роль местной девушки из фавел, очень темнокожей. Следовательно, мне нужно было хорошенько загореть.
Я попросила у директора нашего отеля разрешения загорать на крыше. Он провожал меня туда и запирал, чтобы избавить от нежелательных визитеров. Так, сидя на крыше, я и загорала в перерывах между съемками; остальные ходили обедать, а мне даже есть было некогда.
Какое-то время все шло нормально. Но однажды… Я, как обычно, поднялась на крышу, хозяин запер меня, мои коллеги ушли в ресторан. Вдруг появляется вертолет и делает попытку сесть на той самой террасе, где я загораю. Мощные потоки воздуха от лопастей срывают меня с места. А на крыше нет даже перил, и я кое-как удерживаюсь, повиснув на карнизе. К счастью, директор отеля сразу понял, что происходит, и молниеносно примчался вместе с моей сестрой: меня, совершенно обессиленную, оторвали от карниза и подняли на крышу… А вертолет, так и не сев, быстро улетел прочь.
В то время в Бразилии я была очень знаменита еще и потому, что там полным-полно итальянцев, а почти все итальянцы — мои фанаты. Кто знает, может, там, на вертолете, думали, что увидят меня голой, или вообще хотели подцепить и поднять к себе…
Однако через несколько дней выяснилось, что это был вертолет президента Бразилии, и ко мне явилась целая официальная делегация попросить — упаси Бог! — не поднимать шума…
Бразилия очень буйная страна. В Рио нашлась одна похожая на меня девушка. Шла она себе спокойно по улице, как вдруг на нее налетела толпа и сорвала с нее всю одежду.
В Японии меня поразила параноидальная страсть ее жителей к чистоте. Они постоянно, и притом все, что-то чистят и дезинфицируют.
Мы с Паскуале сидели однажды в ресторане и вместе с остальными что-то пили. Вдруг вошел небольшой отряд одетых во все белое, похожих на санитаров, людей, которые молча принялись все мыть и дезинфицировать…
Должна признаться, это тоже как-то страшновато. Нас, людей Запада, пугает превращение жизни в ритуал (высшее и самое важное проявление этой страсти — чайная церемония). В Японии это чувствуется во всем. В сущности, мистическая приверженность к чистоте — часть той же самой философии, философии все большего отрыва от жизни. Во всяком случае, у меня сложилось именно такое впечатление.
О Мексике сохранились самые чудесные воспоминания: какие краски, какие замечательные барочные церкви, народ…
А потом Куба. Самое яркое воспоминание о поездке на Кубу связано у меня с сумасшедшим пилотом самолета, на котором мы летели с Паскуале. Это был самолет внутренних линий. Не помню уж, откуда и куда мы летели. Пилот пришел в раж от моего присутствия и решил продемонстрировать мне все свое искусство — и так на протяжении всего полета. Мы с Паскуале были совершенно уверены, что погибнем.
На Кубе я посетила школы. И меня приятно поразило, что малышам там преподают старики: считается, что они умудрены знанием жизни. Старые люди преподают детям все, что знают и умеют сами, так что малыши приобретают удивительные навыки ручного труда и сами изготовляют себе игрушки. На наших глазах они делали даже футбольные мячи.
Сегодня с Кубы приходят очень печальные вести. Я видела ее бедность, можно сказать, потрогала ее собственными руками, но, когда мы там были, то есть в 1978 году, мне показалось, что кубинцам все же удается сочетать бедность с радостью жизни. Кубинский народ так красив! В том, 78-м году кубинки открыли в Гаване Дом женщины, где они собирались и все вместе умно и смело решали свои проблемы.
Но, пожалуй, самые милые, веселые и приятные воспоминания, связанные с моими путешествиями, подарила мне Швеция.
Я ездила туда на премьеру фильма «Мир цирка». Это был своего рода тур по странам Северной Европы: после посещения Норвегии и Дании мы приехали в Швецию. Мне стало жаль, что там не было снега, и я сказала об этом кому-то в отеле. На следующее утро к отелю подогнали несколько грузовиков снега и ссыпали его у самых дверей.
Вечером, после премьеры фильма, нам устроили коктейль. Я спустилась в холл в наряде от Нины Риччи, с шиньоном, изготовленным самим Александром, чтобы присоединиться к ждущей меня американской делегации. Все вместе мы направились к выходу. У дверей отеля стояла машина и кто-то, открыв дверцу, пригласил меня сесть. Я села и через минуту сообразила, что в машине находятся четверо шведских студентов — моих завзятых фанатов, которые осторожно, так, что волосок не упал у меня с головы, с веселыми шутками похитили меня, чтобы избавить от скучного приема, на который я направлялась, и повезли показывать город.
По правде говоря, это не совсем точное выражение «волосок не упал», потому что первым делом они со смехом и очень вежливо попросили меня распустить волосы, чтобы я обрела свой, столь милый их сердцу, девичий облик. Я выполнила их просьбу: меня и саму все это очень позабавило, позволило почувствовать себя такой же, как они. Потом я узнала, что на мой поиск была брошена целая армия полицейских, но мы сумели от них уйти. Ребята засыпали меня подарками. Я до сих пор храню тяжелый серебряный браслет — воспоминание о том необыкновенном и веселом вечере. По окончании туристской поездки по Стокгольму меня привезли к месту, где проходил прием и где я сразу же натянула на себя маску блестящей и скучной дамы.
А потом? Потом память переносит меня в Таиланд, воскрешая приятное чувство, с которым ты просыпаешься под звон колокольчиков проходящих мимо бонз, или возвращает в заледеневшую Эстонию. Помню — минута за минутой — наше путешествие по Амазонке на маленьких рыбачьих лодках. Там нас постоянно подстерегала опасность — бурные течения, стволы затонувших деревьев, дикие звери. И снова в памяти встают буйство и величие природы, тишина, непривычные звуки. Я уже говорила: я католичка, так как родилась в католической семье. Но молюсь я только своему Богу, а мой Бог — это природа, деревья, цветы, солнце, луна, звезды… И два самых прекрасных заката, какие я только видела в своей жизни: африканский, среди барханов пустыни, и австралийский, опять-таки в пустыне, где безбрежное небо словно втягивает в себя пустыню, сливаясь с ней в единой гигантской вспышке красного пламени.