Моцарт (картины из жизни)

1. Брат и сестра

— То, что вы мне рассказываете, господин Моцарт, о вашем маленьком Воферле, — либо чудесная сказка, либо…

Моцарт пяти лет.

— Либо просто вранье, так хотите вы сказать, дорогой Вентцель? — запальчиво прервал своего друга, скрипача Вентцеля, придворный капельмейстер зальцбургского архиепископа Леопольд Моцарт.

— В таком случае призываю в свидетели нашего доброго Шахтнера. Он вам все это подтвердит. Не правда ли, Шахтнер?

Тот, к кому направлен был этот вопрос, музыкант Шахтнер, не задумываясь, ответил:

— Не только правда, но господин Моцарт не рассказал и десятой доли того, что есть в действительности.

Леопольд Моцарт торжествующе посмотрел сначала на недоверчивого Вентцеля и затем крепко пожал руку Шахтнеру.

Разговор этот происходил в тесной квартирке Леопольда Моцарта, где музыканты собрались, чтобы на досуге поиграть. И в перерыве между двумя музыкальными пьесами придворный капельмейстер рассказывал Вентцелю о необычайных музыкальных способностях своего сына Вольфганга.

— Вы понимаете, Вентцель, до трехлетнего возраста мой Воферль был ребенком как все. Немного более капризный, может быть, более чувствительный, чем другие. Не проходило часа, чтобы он не спрашивал меня или мать: ты меня любишь, папа? ты меня любишь, мама? И горько плакал, если мы медлили с ответом. Однажды он присутствовал на уроке своей сестренки, Наннерль. Ей было тогда всего 8 лет, но она уже прекрасно играла на клавесине. И с моим Воферлем произошла разительная перемена. Он стал серьезен и сосредоточен, и только ждал минуты, чтобы поиграть на инструменте. И представьте себе, я ради шутки стал заниматься с ним. Не прошло и года, и он уже не только играет труднейшие вещи, но и сам сочиняет маленькие пьесы. Однажды мы с Шахтнером застали его за усердным писанием.

— Что ты пишешь? — спросил я его.

— Концерт для клавесина. Первая часть уже готова…

— А ну, покажи…

— Еще не готово, отец.

Шестилетний Моцарт.

— Все равно, покажи. Воображаю, что ты там состряпал.

Я взял нотный лист. Сначала у меня почернело в глазах от того количества чернильных клякс, которыми была усеяна бумага. Мальчугану легче было делать кляксы и размазывать их рукой, чем выписывать нотные знаки. Но когда я присмотрелся к листу поближе и разглядел все ноты, написанные детскими каракулями поверх клякс, то увидел совершенно правильно написанный концерт, но такой трудный, что его вряд ли кто-либо мог бы исполнить. А когда Воферль вместе со своей сестрой садятся за клавесин и играют, то мне кажется, что лучших музыкантов я в мире не слыхивал… Я начал серьезно работать с сыном.

— И в этом, только в этом, залог того, что ваш сын, Моцарт, станет настоящим музыкантом. Передайте ему все ваши знания, которыми вы обладаете больше, чем любой из нас, научите его полагаться не только на свой талант…

В это время двери в комнату, где сидели музыканты, с шумом распахнулись, и на пороге появились мальчик семи лет и с ним двенадцатилетняя степенная девочка, которую мальчик крепко держал за руку, точно желая придать себе бодрости. В другой руке у мальчика была маленькая скрипка, которую он так же крепко, как руку сестренки, сжимал в своем кулачке.

— Папа, мне Наннерль сказала, что вы будете играть сейчас втроем концерт, сочиненный господином Вентцелем. Дай мне сыграть вторую скрипку!

— Вольфганг, не говори глупостей! Ты хорошо играешь на клавесине, но на скрипке не играешь еще, а между тем хочешь принять участие в концерте, где нужны настоящие музыканты. Это очень легкомысленно с твоей стороны…

— Папа, я играю на скрипке, я уже выучился, а для второй скрипки вовсе не надо быть виртуозом.

Ты упрям, Воферль… Ступай к себе и не мешай нам!

Мальчик повернулся, чтобы скрыть от присутствующих слезы на своем лице. Наннерль поняла, что брат ее вот-вот зарыдает. Она подошла к отцу и шепнула ему:

— Разреши ему, отец, он вовсе не плохо играет на скрипке.

— Да, да, господин Моцарт, мы хотим тоже послушать Вольфганга. Разрешите ему сыграть! Это будет прекрасный случай проверить ваши слова…

— Ну, хорошо, Воферль. Сядь здесь, и играй вместе с Шахтнером, но только так, чтобы тебя совсем не было слышно. Чуть ты напутаешь, сейчас же уйдешь прочь.

Музыканты уселись, настроили инструменты, и не прошло несколько минут, как изумленный Шахтнер, игравший вторую скрипку, видит, что его роль становится совсем второстепенной и ненужной. Он тихонько отложил свою скрипку в сторону, и Вольфганг, к изумлению и восторгу всех присутствующих, блестяще провел свою партию до конца. Он не только не пропустил ни одного такта, но сыграл всю партию на своей карликовой скрипке с таким чувством и выразительностью, как не смог бы исполнить и опытный скрипач.

Леопольд Моцарт (отец композитора).

— Теперь я убедился, что ваши рассказы, господин Моцарт, не преувеличены, — воскликнул Вентцель. — Мир должен узнать об этом чудесном музыканте…

— Вот вам доказательство того, что уже знают о нем… Вы видите эту маленькую скрипку? — и Леопольд Моцарт рукой указал на скрипку, находящуюся в руках у сына.

Мальчуган, зная, что сейчас начнется рассказ, героем которого является он сам, быстро схватил в объятья свою сестренку и, завертев ее по комнате, выскользнул вместе с ней в двери.

— Эта скрипка — подарок австрийского императора. В прошлом году Вольфганг играл уже в Мюнхене и в Вене, и вы не можете себе представить, друзья, каким успехом он там пользовался. По дороге в Вену, когда мы остановились в каком-то монастыре, Воферль во время обеда подкрался к органу и стал играть. Услышав чудесные звуки, монахи вскочили со своих мест и бросились к органу. Когда они увидали шестилетнего мальчугана, извлекающего из органа мощные звуки, они чуть не упали все от испуга. А на таможне Воферль так очаровал всех чиновников своей игрой, что наши вещи пропустили без досмотра.

Но ничто нельзя сравнить с тем успехом, которым пользовался Воферль в Вене при дворе императора. Вы понимаете, Вентцель, что мы — бедные люди — и живем только милостями великих мира сего. Других источников существования у нас нет. Все мы служим императорам и князьям и находимся в полной от них зависимости. И если мы нравимся — наша карьера обеспечена. Воферль очень понравился императору.

Он ему подарил шитый галунами кафтан с такими огромными полами, что мальчик путался в них, широкий жилет, короткие до колен панталоны, низкую шляпу и шпагу. Забавно было видеть моего Воферля в этом костюме и в напудренном парике.

Однажды император сказал Вольфгангу:

— Не удивительно, что ты играешь всеми пальцами! Вот, сыграй одним только пальцем или на клавишах, покрытых салфеткой.

Статуя Моцарта.

В ответ на это мальчик указательным пальцем исполнил несколько очень трудных пассажей, а затем, покрыв клавиши полотенцем, начал играть так, как будто перед ним была открытая клавиатура…

— Все это хорошо и приятно, господин Моцарт, — прервал Моцарта Вентцель, — но Вена слишком мала для вашего сына. Я боюсь, что ему скоро тесен будет весь мир… И не слишком надейтесь на милости наших князей и императоров, а больше на самого себя.

… Повторяю еще раз… Только прилежным изучением всего того, что уже знаем мы, взрослые музыканты, ваш сын достигнет вершин искусства… только упорный труд поможет стать ему гением…

— Вы правы, дорогой Вентцель. Я сам на себе испытал это в течение всей своей жизни. Мой отец, бедный мастер переплетного цеха, не мог мне дать ничего, кроме добрых советов. Я сам выбился в люди, и в конце концов стал лишь лакеем — музыкантом вальцбургского архиепископа. Но моего сына ждет другая, более славная, участь… Мы с ним будем упорно работать… А потом мы уедем отсюда… Мы с Вольфгангом отправляемся в путешествие и покажем всем столицам мира, на что мы способны.