Модницы

Человек и легенда

Радостное приветствие Алекса Келлера застает меня врасплох. Я пришла сюда прямо с работы, несмотря на все свои сомнения и на все дела, которые предпочла бы сейчас делать, и приготовилась уговаривать его впустить меня. Никак не ожидала, что Алекс просто откроет дверь и впустит меня, так что несколько секунд просто тупо на него смотрю.

— А вот и вы, — говорит он с широкой улыбкой. — Чудненько. Заходите. — На нем бежевые шорты и коричневая футболка с надписью «Ледовая команда Спрингфилдского общественного центра». Футболка старая и рваная и напоминает древний свиток папируса, который рассыплется в прах, если к нему прикоснуться. Ноги босые. — Вы немного рановато, но я почти готов. Пожалуйста, садитесь.

В гостиной у Алекса Келлера мебели мало — темно-синяя кушетка, телевизор с маленьким экраном, старинный телефонный столик. Главный предмет обстановки — недавно заново отциклеванный деревянный пол, только частично прикрытый голубым ковриком. Хозяин показывает на кушетку, и я иду к ней. Подойдя поближе, замечаю, что кушетка поставлена диагонально и за ней образуется место для хранения мелких приборов — утюга, миксера и старомодного телефона с круглым циферблатом. Делаю вывод, что у него, как и у Анны, нет кладовок. Меня восхищает такая храбрость. Угловые шкафчики — удел богачей, и угловые книжные полки и диваны редко увидишь, кроме как на журнальных разворотах, которые так любит «Модница».

— Квик вот-вот вернется, — говорит он, вынося в кухню кроссовки и носки и садясь на деревянный складной стул. Оттуда, где я сижу, мне прекрасно видна кухня — черно-желтые обои и маленький холодильник. Я смотрю, как он натягивает носки, и при этом у него ходят ходуном мышцы на руках. У Алекса Келлера есть мышцы. Этого я не ожидала. Несмотря на свою ветхость, футболка умудряется не лопнуть. — Пока с ним соседка.

Какая-то ошибка. Он ждал не меня. Я это знала с того самого момента, как консьерж внизу пропустил меня наверх, не спросив имени. Я ему скажу, кто я, но попозже. Сейчас мне хочется смотреть, как он надевает кроссовки. Дружелюбный Келлер — это зрелище, соблазнительное своей новизной, и мне хочется досмотреть. Через минуту я скажу ему, как меня зовут. Через минуту я все расскажу, и его милая улыбка сменится мрачной раздражительной гримасой, и он начнет ругать меня последними словами. Этот момент может и подождать.

— Вам понравится Квик, — говорит он, завязывая шнурки своих «адидасов» двойными узлами. — У него такие глазищи, что от них тает вся решимость.

Я не знаю, кто такой Квик — любимое домашнее животное или любимый сын. В безупречном личном деле Келлера указаны только его адрес и телефон; про иждивенцев там ничего не говорилось.

— Ладно, — намеренно расплывчато отвечаю я.

Келлер улыбается. У него потрясающая улыбка, немного застенчивая и с ямочками.

— Но вам надо быть потверже с ним. Немного дисциплины еще никогда никому не повредило.

Когда я слышу, как Алекс Келлер, известный истерик, распространяется о пользе дисциплины, это разрушает чары. Несмотря на ямочки, мышцы и живые зеленые глаза, я открываю рот, чтобы представиться. Но тут в дверь звонят, и Келлер вскакивает на ноги.

— Ну, вот и малыш.

Келлер скрывается за углом, и я слышу, как он болтает с соседкой.

— Как он, не задергал вас?

— Нет, он просто лапочка, — отвечает негромкий томный женский голос. — Сегодня чудный день, и мы прекрасно погуляли в парке, погрелись на солнышке.

— Отлично. Еще раз спасибо за помощь.

— Не за что. Так как, мы завтра ужинаем вместе?

Наверняка соседка Келлера фигуристая блондинка с аккуратным носиком и лицом в форме сердечка. Все женщины с томными голосами такие.

— Конечно, — говорит он. — В восемь?

— Если придете в семь, я подам коктейли, — обещает она. Эта кокетливая интонация мне хорошо знакома. Невозможно зайти вечером в субботу в бар «Красота» или в «Человек-луч» и не услышать такой голосок — поэтому я и держусь обычно подальше от модных местечек.

— Просто здорово. Значит, тогда и увидимся, — говорит он, заканчивая разговор. — И еще раз спасибо за помощь.

— Да мне это только в удовольствие.

Ну разумеется, в удовольствие. Какой женщине не будет в удовольствие сделать одолжение парню с внешностью Келлера?

Я услышала, как дверь закрывается, и приготовилась встретить Квика. Если это мальчик, тогда и хорошо, что Келлер мой коллега с раздвоением личности, дурным характером и эмоциональными проблемами, потому что с детьми я не умею обращаться, особенно с маленькими.

Оказывается, Квик — коричневый Лабрадор размером побольше угловой кушетки. Двигается он величественно и сдержанно, словно обдумывает каждый свой шаг. Он приветственно помахивает хвостом, словно вентилятор в медленном режиме. В нем нет ни грамма поспешности.

— Странный выбор имени[4], — говорю я, потому что это первое, что приходит мне в голову. Не уверена, стоит ли говорить такое влюбленному в свою собаку хозяину.

Келлер улыбается, застенчиво демонстрируя ошеломительные ямочки на щеках. Я чувствую, что тупо пялюсь на него, приоткрыв рот, и стараюсь взять себя в руки. Он же мужик с проблемами, повторяю я про себя. Зацикленный на них. Легендарный дурной характер, пока не проявившийся, кажется мне не такой уж проблемой.

— Да, Квик у меня не очень быстрый. Ему сейчас семь, но у него даже щенком было не очень много энергии, — говорит Келлер. — Я водил его к ветеринару, проверить, может, низкое давление, или слишком активная щитовидная железа, или еще что-нибудь в таком духе, но все оказалось в порядке. По-моему, это просто очень ленивый пес, он предпочитает сидеть на одном месте. Как Ниро Вулф, только без способности расследовать тайны.

Хоть убей, не соображу: Ниро Вулф — человек или литературный персонаж?

— Почему тогда Квик?

Услышав свое имя, коричневый Лабрадор бредет ко мне и прислоняется к моей ноге. Я ласково треплю мягкую шкуру, хотя неясно, ласки он ищет или просто опоры.

— Это в честь шоколадного напитка — ну, знаете, с мультяшным кроликом. У меня в детстве были две собаки, Пепси и Спрайт, и я хотел продолжить традицию с напитками, — объясняет он, — а «Миринда» или «Сэвен-ап» как-то не подходили.

— Миринда?

— Миринда, Фанта. Я все перерыл и перепробовал. Несколько дней он был Йо-хо, но это не годится для собачьей площадки — звучит так, будто я не знаю, как зовут мою собственную собаку. Я прямо чувствовал осуждение других собачников. По-моему, одна дама уже готова была позвонить в общество защиты животных, сказать, что я издеваюсь над собакой.

Он изо всех сил отваживает от себя людей, с которыми работает каждый день, но ему не все равно, что о нем думают посторонние. Странно. Хотя, с другой стороны, на самом-то деле он с нами не работает каждый день. Я почесываю спину Квику, и он лениво взмахивает хвостом. Пора сказать Келлеру, кто я, но моя решимость рассыпается.

Он же зациклен на своих проблемах. Замкнут, закрыт, недоступен.

— Ну ладно, малыш, — говорит он, подбирая с пола поводок Квика, и слегка тянет его в направлении двери. — Пойдем еще погуляем. Познакомим твою новую подругу Келли со всеми твоими друзьями на площадке. — Келлер подмигивает мне. — Мы не употребляем слово «в-ы-г-у-л-ь-щ-и-к» — не хочу, чтобы он почувствовал, что я его бросаю.

— Ладно, — говорю я, очарованная этой логикой. Он протягивает мне поводок.

— Возьмите вы — вам же надо познакомиться.

Я беру поводок, несколько раз наматываю на руку и решительно дергаю — стараюсь выглядеть профессионалом, но Квика не одурачить. Он зевает, демонстрируя длинные желтые зубы, и ведет меня наружу.

Я иду за Квиком к лифту и нажимаю на кнопку вызова, пока Келлер запирает квартиру. На моих часах почти полшестого, и я гадаю, когда же должна появиться настоящая Келли. Давно пора сказать правду, но уже вступили в действие другие факторы, кроме ямочек и мышц, а также страха перед признанием. Теперь в дело вовлечен Квик. Мы с ним уже познакомились, и я не могу вот так просто его бросить.

Квартира Келлера на углу Семьдесят четвертой и Бродвея, всего в полутора кварталах от парка Риверсайд. По пути туда Квик ведет себя так, что всем кажется, будто это я его веду, хотя на самом деле все наоборот. Может, энергии ему и не хватает, но он очень сильный.

— Он со всеми дружит, кроме выгульщика Джули Эндрюс[5], — говорит Келлер, когда мы переходим Уэст-Энд-авеню.

Стоит прекрасный день середины августа; именно на такие дни, солнечные, теплые и мягкие, с легким ветерком, назначаются летние свадьбы. Я глубоко дышу, впитывая в себя лето. Не обязательно иметь дом на Огненном острове, чтобы наслаждаться сезоном.

— Джули Эндрюс? — переспрашиваю я. Удивляться не приходится — в Нью-Йорке полно знаменитостей. Они стоят на перекрестке рядом с тобой, ожидая, пока сменится сигнал светофора, или занимают за тобой очередь у Балдуччи.

— Да. Я даже не знаю, за что он не любит моего мальчика. — Алекс ласково треплет Квика по голове. — Судя по тому, что мне говорил Адам, прежний друг Квика, мой пес этому парню сразу не понравился. Так что если увидите злобного коротышку, который убегает в противоположную сторону с пуделем на поводке, не обижайтесь. По-моему, у него проблемы с матерью.

Это описание так хорошо соответствует легенде о Келлере, что я резко оборачиваюсь и внимательно смотрю на него. Пытаюсь уловить хоть какой-то намек, что он знает, кто я, но ничего такого нет. Зеленые глаза смотрят вперед, на заросший деревьями парк.

— Ну вот мы и пришли, малыш, — говорит он Квику, когда мы открываем первую калитку собачьей площадки. Пес сохраняет ровное расположение духа. Он не возбуждается и не пугается.

Мы на огороженной площадке, но я побаиваюсь спустить Квика с поводка. Вокруг носятся столько собак, прыгучих, спортивных, крепких и энергичных, что становится страшновато за Квика. Неужели он и правда ходит сюда каждый день?

— Первое правило хороших родителей, — рассудительно говорит Келлер мне на ухо, — это знать, когда отпускать ребенка.

Я еще никогда не встречалась с мужчиной, который знает хоть какие-нибудь правила хороших родителей, не говоря уже о первом. Я тупо смотрю на него. Он зациклен на своих проблемах, напоминаю я себе.

Келлер опускается на одно колено и отстегивает поводок Лабрадора. Вместо того чтобы броситься, как ребенок, к игровой площадке, Квик бредет в тенистый утолок и ложится. Он явно считает, что пришла пора вздремнуть.

Мы садимся на зеленую скамью у забора, где другие владельцы и выгульщики греются на солнце и разговаривают. Ветер не в нашу сторону, так что запах мочи нас не беспокоит.

— Так как думаете, вы с ним справитесь? — спрашивает он, закрывая глаза и поворачивая лицо к солнцу. Я могу спокойно любоваться красивым лицом, но при этом почти скучаю по другому Келлеру, злодею, который нападает на окрестных крестьян за то, что они заходят на его болото.

Я молчу, потому что не знаю, что сказать. Да, думаю, я могу справиться с Квиком, но, хотя я ненавижу свою работу, сменить карьеру еще не готова. Еще не готова все бросить, но Келлер меня искушает. Мне хочется послать «Модницу» подальше, чтобы каждый день водить его собаку гулять в парк.

— Как я уже сказал по телефону, у вас замечательные рекомендации, и я полностью доверяю вам Квика. Я знаю, что у вас уже плотное расписание и вы очень заняты, но это всего три дня в неделю. И его не нужно выгуливать часами. — Он смеется. — Как видите, здесь Квик делает практически то же самое, что и дома.

Да уж. Квик лежит на боку и спит. Рядом с ним пристроилась еще одна собака, помесь колли и золотистого ретривера. Вид у них мирный.

— Мне, конечно, надо будет проверить свое расписание, — говорю я уклончиво, радуясь, что он подсказал мне хоть какую-то отговорку. — Думаю, я не настолько занята, но все же не хочу договариваться, пока не буду абсолютно уверена.

Ответ явно правильный. Келлер улыбается.

— Ну что ж, это честно.

— А что случилось с Адамом? — спрашиваю я в наступившей тишине. Я знаю, что пора признаваться, но мне не хочется все это заканчивать. Я еще никогда не сидела на площадке для выгула собак дивным днем с красивым мужчиной, который знает первое правило хороших родителей. Такое может и не повториться.