Конец студии

В это время директором «Мосфильма» был Николай Трофимович Сизов, человек деятельный и неглупый. Он зачастил на нашу студию, задавал вопросы. А я рассказывал ему о свойствах нашей системы, стараясь получить поддержку в нашей борьбе с Госкомитетом. Однажды он пришел к нам в приподнятом настроении.

– Что если завтра я отдам приказ по «Мосфильму» на переход на вашу систему? Что будет?

– Будет хаос, – не задумываясь ответил я.

Сизов никак не ожидал такого ответа, он даже покраснел от неожиданности.

– Не понимаю,—сказал он. – Вы десять лет работали, чтобы создать хаос?

– Всем известно, что автомобиль лучше телеги, но если отдать приказ, чтобы все кучера сразу пересели за баранку, будет хаос.

– Что же вы предлагаете?

– Мы заработали деньги, увеличили производство фильмов вдвое. Но дальше увеличивать производство нельзя. Экономически невыгодно. У нас сейчас есть 2,5 миллиона рублей, которые я не могу вложить в производство, а тратить их на другие нужды не имею права. Я готов передать их другой студии, желающей работать по нашей системе. Я отдам ей и 50% наших сотрудников, уже освоивших систему. И пусть работают. Скоро и у них появятся «лишние деньги», мы сложим их с нашими «лишними» и организуем еще одну студию. Распространение будет вестись по методу деления живой клетки. Оно будет нарастать по арифметической прогрессии, очень быстро. За срок от девяти до восемнадцати лет распространится на весь кинематограф.

– А пока остальные будут работать по-старому?

– Система будет осваиваться со скоростью ее освоения. Возможно, она покроет весь Союз гораздо быстрее, чем мы ожидаем. А те, кому не под силу работать в новых условиях (наши условия не всем по таланту), будут иметь несколько лет на то, чтобы либо перестроиться, либо сменить род занятий. Это избавит их от стресса. Ведь многие люди, особенно пожилые, не захотят или не смогут работать по-новому, надо подумать о них. А параллельно будет расти и развиваться новая система...

Николай Трофимович ушел от нас озадаченный.

Вскоре после этого разговора я был приглашен к председателю Госкино Филиппу Тимофеевичу Ермашу. В кабинете присутствовал также и Сизов.

– У вашей студии большие успехи, – сказал Ермаш.

Я согласился.

– Значит, эксперимент удался?..

Я согласился и с этим.

– Ну вот, – сказал он, как бы подводя итог разговору. – Но не может же эксперимент длиться всю жизнь...

Я понял, к чему он клонит.

– Вы хотите закрыть студию?

– Да, – признался он.

– Я согласен!

В его глазах промелькнуло беспокойство. Не собираюсь ли я устроить ему ловушку.

– А почему ты так легко соглашаешься?

– Потому что продолжать бессмысленно. Я сейчас на коне. У нас действительно большие успехи. Все, что я хотел доказать, доказано: наши фильмы обходятся дешевле, чем на других студиях, снимаются быстрее. Они вошли в золотой фонд нашей кинематографии. Мы успешно осуществили договорную систему, она дала прекрасные результаты. Наши люди живут богато. Государство получает от наших фильмов в несколько раз больше дохода, чем от фильмов «Мосфильма». У нас, по сравнению с другими студиями, ничтожно маленький штат. Мы самоокупаемся. Переход на новую систему осуществляется безболезненно. Вам всего этого не нужно. А с меня хватит.

– Но мы не можем ждать десять – пятнадцать лет!

– Почему?

– И наши экономисты такого же мнения.

– Я не пойму почему.

– Нас с тобой уже здесь не будет.

– Но будет система.

– Наши экономисты сейчас создают свою систему. Все лучшее от вас мы возьмем.

– Все лучшее у нас – наша система. В разобранном виде она не работает.

С чиновниками говорить было несложно. Сложнее было сказать обо всем своим… Меня назвали предателем. Было больно вдвойне. Я искренне объяснял.

В это время Алексей Николаевич Косыгин пытался провести структурную перестройку экономики (совнархозы). Но обкомы и директора заводов дружно воспротивились этому. Л. И. Брежнев их поддержал. Ему тоже не нужны были перемены. Косыгину «подрезали крылья». Он продолжал оставаться Председателем Совета Министров СССР, но уже ничего не решал...

А мы с Познером понимали и то, что когда наша система заработает полным ходом и докажет свое преимущество, нас могут закрыть, обвинив в злом умысле или посадив за решетку. Познер был старше и опытнее меня. Он, очевидно, раньше меня понял, что мы не выиграем этот неравный бой. Сердце его стало подавать тревожные сигналы. Я советовал ему лечь в больницу.

– Ты хочешь, чтобы я дезертировал от борьбы, которая стала смыслом моей жизни, – возражал он. – Я этого не сделаю.

И все-таки он не вынес тяжесть этой борьбы. В самолете, когда он возвращался в Москву, сердце не выдержало, и прекрасный человек, верный соратник Владимир Александрович Познер скончался.

Мне несколько раз предлагали написать об Экспериментальной студии. Я этого не сделал. Страна пошла по другому пути, и наш опыт никак не мог быть использован в обстановке всеобщей криминализации, которая господствует в нашей сегодняшней экономике. Мне предлагали организовать студию, подобную Экспериментальной. Я, естественно, отказался: не умею играть краплеными картами и обязательно проиграю.

Сегодня, как ни больно мне вспоминать об окончании десятилетней истории нашей Экспериментальной студии, я знаю: десять лет борьбы и побед не пропали даром. Это была борьба за жизнь, и я горжусь этой борьбой и победами.

Остались фильмы – лучшие доказательства удачи эксперимента. Осталась память о нем.

И несмотря на то, что у любой медали есть своя обратная сторона, я уверен: если бы и Госкино в целом зависело от качества фильмов так же, как наша студия, мы могли бы ожидать расцвета кинематографии.

Сегодня же единственное, что я могу сделать, – поделиться опытом. Авось он кому-то понадобится.

Загрузка...