Морская яшма

16.

Следующий день был мрачным и зловещим от начала до конца. Я даже дала ему название и вспоминаю только как День Пса. Наверное, этот зверь знал, что хозяин уехал, потому что непрерывно и жутко выл. Только ранним утром ненадолго притих, и я прошла по дорожке среди осенних голых кустов к конуре. К своему удивлению, я обнаружила там Лиен, которая кормила собаку. Похоже, она ни капельки не боялась пса — он взял из ее рук мясо и позволил ей наполнить водой миску, ни разу не зарычав. Их дружба меня почему-то не обрадовала.

Китаянка меня не видела, и, когда она покормила Люцифера и ушла в свою кухоньку в старой части дома, я подошла поближе к забору, глядя, как пес перемалывает мясо мощными челюстями.

Он поднял глаза, увидел меня и тут же снова дико взвыл. Его вой словно предвещал беду. Я поспешно покинула сад, а за спиной моей все звучала невыносимая волчья песня.

Потом я вспомнила о Лорел: узнала ли девочка про изрубленную скульптуру? Наверное, нет, потому что тогда прибежала бы к Яну или ко мне. Мы завтракали вместе, но она ничего мне не сказала.

Я спросила миссис Кроуфорд, где девочка, и кухарка ответила, что Лорел отправилась в городок по каким-то своим делам. Я решила перехватить ее на обратном пути и рассказать, что случилось.

Ян работал в библиотеке, но я решила к нему не заглядывать — опасалась, что он прочтет на моем лице следы ночных переживаний и начнет расспрашивать, что да как. А я не смела никому рассказывать, ведь Брок просил меня молчать о том, что я слышала на корабле. Молчание тяжелым грузом лежало на моей совести. Что именно Брок собирался предпринять, я не знала, как не знала и того, передаст ли он преступника в руки правосудия, когда выяснит, кто убийца. Как бы меня ни тянуло к мужу, я совсем его не знала.

А дом без Брока показался мне пустым. Да еще этот страшный собачий вой! Я просто не могла сидеть в своей комнате взаперти и отправилась бродить по дому взад-вперед, вверх-вниз, чутко прислушиваясь к любому шороху — а вдруг мне грозит опасность?

Но никакая опасность меня не подстерегала, и только, уже в десятый раз поднимаясь по лестнице, я увидела наверху Сибиллу Маклин. Я замерла, с трудом подавив желание броситься прочь — не могла же я позволить себе позорное отступление. Она же впервые смотрела на меня не таким пустым и холодным взглядом. На лице свекрови появилось какое-то голодное выражение, и понравилось оно мне еще меньше, чем прежнее, безжизненное. Улыбка ее была натянутой и искусственной, словно вырезанной из бумаги.

— Зайдите ко мне, поговорим, — предложила она, жестом приглашая меня к себе в комнату.

После вчерашней ночи не хватало мне только беседы тет-а-тет с Сибиллой Маклин! Я ничего не отвечала, продолжая подниматься по лестнице. Наверное, свекровь почувствовала мою нерешительность, потому что подняла руку в неуклюжем, застенчивом жесте, словно предлагала мне дружбу.

— Не держите на меня зла за ту давнюю историю, деточка. Я не хотела, чтобы вы узнали и не стоило Броку о ней говорить. Это он сгоряча.

Я в изумлении воззрилась на нее. Неужели она так легко забыла, как вела себя ночью? Неужели забыла, как в дикой ярости, презрев элементарные правила приличий, ворвалась ко мне и к своему сыну и разве что не набросилась на меня с кулаками?

— То, что произошло со мной во младенчестве, теперь не имеет значения, — ответила я. — По-настоящему важно то, что происходит сейчас.

— Конечно! — согласилась она с куда большим, чем было ей свойственно, воодушевлением. — Я это и имею в виду. Мы должны подружиться, Миранда, вы и я. Так хочет мой сын. Он — все, что у меня осталось. Я не должна сердить его.

Сказал ли ей Брок о шагах, что я слышала на корабле у себя над головой в день гибели Тома Хендерсона? Может, внезапная перемена в поведении означает, что миссис Маклин надеется заткнуть мне рот под предлогом дружбы — вымученной и лживой?

Пока я так размышляла, собака продолжала истошно и тоскливо выть. Миссис Маклин положила руку мне на рукав. Сквозь ткань платья я почувствовала мертвенный холод, словно в жилах свекрови не осталось живой, горячей крови.

— Пойдемте же, — повторила она приглашение.

Я могла бы высвободить свою руку только вырвавшись, показав тем самым, что боюсь. Надежнее было притвориться храброй, и я неохотно дала завлечь себя в ее спальню, Миссис Маклин усадила меня перед чадящим камином, взяла кочергу и поворошила угли. Пламя разгорелось, дыма стало меньше. Она подложила еще поленьев, уселась напротив меня и посмотрела на портрет Эндрю Маклина.

— Вчера мой сын рассказал мне нечто странное, — начала она. — Он упомянул о какой-то истории, в которую, как я понимаю, и сам не особенно верит. Будто бы вы нашли письмо — признание, как он сказал, — написанное капитаном Обадией.

— Так и есть.

Мне стало легче — я понадеялась, что свекровь собирается говорить только о найденном за подкладкой карты письме. Может быть, узнав правду, миссис Маклин перестанет обвинять моего отца в смерти своего мужа, а тогда переменится и ко мне. Я поспешно рассказала ей и о письме, и о том, как его нашла.

Она слушала, глядя на меня своим странным, голодным взглядом, совсем не свойственным ей по прежним нашим встречам. Он все больше пугал меня.

— Так вот каким способом вы решили завоевать моего сына, — резюмировала миссис Маклин, когда мой рассказ был окончен, — Так знайте же, что это пустая трата времени. Существует еще один факт, который все меняет. Я о нем знала с того самого дня, когда сюда привезли вашу мать. Может быть, я догадалась об этом даже раньше.

Я слушала с тревогой, хотя и не подозревая, куда она клонит.

— Я решила сообщить вам всю правду, — объявила свекровь. — Нельзя больше хранить эту тайну. Если моего мужа застрелил капитан Обадия, то вы все равно дочь убийцы, потому что вы не дочь Натаниэля Хита, вы дочь капитана Бэскома!

Я уставилась на нее, не понимая, не желая понимать, о чем она толкует. А она продолжала едва ли не весело:

— Я всегда это подозревала, видела, что происходит между капитаном и вашей матерью. Она играла всеми, как хотела, дразнила ухажеров.

А сама потеряла голову из-за Обадии. В те дни женщины липли к нему, как мухи на мед. Она тоже не устояла, как и остальные, вот он и затащил ее в постель. Но не женился на ней — не захотел. Он всегда говорил, что семья не для него, что ему нравится иметь жену в каждом порту. Вот она ждала и ждала много лет, что он на ней женится, и ни за кого другого не выходила. Обадия и был отцом ее ребенка, хотя сам понятия не имел, что она забеременела. Гордости-то у нее было хоть отбавляй, так что она не побежала к нему умолять не бросать ее в беде. Нет, она приглядела Натаниэля Хита — мягкого, доброго человека, которого так легко было использовать. — Голос миссис Маклин звенел презрением. — К нему-то она и побежала со своей бедой. И конечно, он на ней женился.

Я онемела и не верила своим ушам. Наверное, выражение моего лица доставило миссис Маклин немало удовольствия, потому что она снова натянуто улыбнулась и продолжала тем же фальшиво-веселым тоном:

— Капитан Обадия чуть не рехнулся от злости, когда Карри возьми да и выйди за Натаниэля. Не думал, что она способна бросить любовника или что придет время, когда он не сумеет играть ею по своей прихоти. А потом, когда должен был родиться ребенок, Обадия прекрасно понял, что событие должно произойти слишком уж скоро, и, значит, сообразил, кто отец. Когда настала пора, Натаниэль находился в море, а Карри совсем занемогла. Вот Обадия и привез ее сюда и окружил заботой, да поздно было. И она умерла в этом доме через несколько дней после вашего рождения.

Я слушала, и мне казалось, что миссис Маклин крючковатыми пальцами в клочья рвет и мое детство, и нежную любовь между моим отцом и мной и между мной и моей теткой, и клочья эти разлетаются по ветру. Вся моя жизнь клочками разлеталась по ветру — ненастоящая, бумажная жизнь. Я уже не сомневалась в том, что моя свекровь говорит правду. Слишком правдоподобно звучал ее рассказ.

— Я угадала истину, — продолжала миссис Маклин. — Только не до конца была уверена, пока не прочла об этом — черным по белому — в письме Карри, которое она написала за день или два до смерти. Письмо было к Обадии, я нашла его и отдала ему. Она так и написала, что он отец ребенка и что Натаниэль женился на ней, зная об этом. Так что капитан не только сам об этом знал, но и прочитал в письме. Я-то все эти годы молчала. Даже когда поняла, что он пригласил вас сюда, потому что хотел увидеть, какой выросла его дочь. Я молчала — даже Броку не сказала ни словечка. Но я никогда не думала, что Обадия зайдет так далеко и оставит вам все свои деньги.

Теперь я поняла, зачем капитану Обадии понадобилось, чтобы я вышла замуж. Тогда он мог бы, даже изменив завещание в пользу Брока, оставить меня хорошо обеспеченной. Так ему казалось. Только он решил подстраховаться, составив сначала другое завещание, где я значилась его прямой наследницей. Но я не могла, не желала думать о нем как о своем отце! Никогда!

— Когда корабль вернулся домой, Натаниэль примчался и забрал вас, — снова заговорила Сибилла. — Даже Обадия не мог его удержать. Натаниэль знал, что Карри не хотела, чтобы Обадия растил ее ребенка. По закону Натаниэль был вашим отцом, так что Обадия не мог ему препятствовать, не опорочив при этом имя Карри и ваше. Принципы у капитана были своеобразные, но все-таки были. Уж так он радел за ее доброе имя! Как будто оно у нее было, у этой… Вот так и вышло, что Хит забрал вас к своей сестре в Нью-Йорк и там воспитал.

Я не могла поверить, не могла смириться и все же сидела и молча смотрела на пожилую женщину, которая в четверть часа развеяла по ветру мое счастливое прошлое.

Вдруг ее лицо озарилось новой мыслью.

— Если вы рассказали мне правду о письме с признанием, значит, Обадия на свой лад отомстил Натаниэлю! Он позволил ему взять на себя вину за собственное преступление. Может быть, надеялся заполучить вас, когда Натаниэль попросит помощи.

Это я уже поняла. Капитан Обадия, должно быть, сказал Натаниэлю; "Отдай мне мою дочь, и я спасу тебя". Но Натаниэль Хит спокойно стоял на своем и согласился расстаться с морем, лишь бы не отдать меня в руки Обадии. И в конце концов Обадия все-таки оградил его от судебного преследования — не решился ради низкого обмана отправить друга в тюрьму. Натаниэль уехал к сестре и ко мне, поселился с нами и не выходил в море до конца жизни.

— Мистер Осгуд упомянул о письме, которое, как обещал капитан, все объяснит, — медленно проговорила я. — Интересно, может быть, Обадия имел в виду не только свое признание, но и письмо моей матери? Вы не знаете, что с ним стало?

Миссис Маклин поджала губы.

— Это письмо больше не имеет никакого значения. Оно давным-давно достигло своей цели. Кажется, капитан его сжег.

Ее настойчивое отрицание заставило меня задуматься. Слишком усердно старалась она меня убедить в том, что письмо, проливающее свет на неожиданную тайну моего рождения, пропало.

— Ладно, спрошу у вдовы капитана, — сказала я. — Может быть, письмо у нее.

Я закрыла глаза — от шквала мыслей закружилась голова. Невозможно было сосредоточиться на картине целиком, меня занимали какие-то мелочи. Вот всплыла еще одна деталь.

— В день, когда я приехала в этот дом и оказалась в этой комнате, вы сказали, что мой отец, то есть Натаниэль Хит, застрелил вашего мужа. Вы хотели, чтобы и я, и Брок поверили, что я — дочь убийцы. И снова подчеркнули это сегодня ночью. А ведь это было не важно, раз вы знали, что я — дочь Обадии. Так почему же…

Она впилась в меня злобным горящим взглядом и прошипела:

— Вы — дочь Карри Коркоран. И пусть вам будет больно. Мне ничего другого в жизни не надо.

Как глупо было с моей стороны рассчитывать, что Сибилла Маклин переменится. Я встала и как слепая побрела к двери.

А ее голос язвил вдогонку:

— Теперь-то уж известно точно: вы и впрямь дочь убийцы — если только признание капитана действительно существует. Вы — дочь человека, который убил отца Брока. Вот вернется он домой — мы с вами вдвоем его и порадуем…

Не помню, как я добралась до своей комнаты. Стоя у окна и глядя на скалистую косу, погруженную в море, я сказала себе; "Натаниэль Хит — не отец мне. Я дочь человека, совершившего убийство и позволившего человеку лучшему, чем он, взять на себя вину. Я дочь человека, соблазнившего мою мать и не женившегося на ней. И все это в моей крови. Их грех падет на меня".

Как же мне не хотелось этому верить! И как хорошо, что в минуты потрясения природа защищает нас. Когда наваливается слишком много бед, человек просто не способен осознать их все сразу. А когда он уже в состоянии это сделать, душевные раны успевают немного затянуться. Наверное, самое сильное страдание приходит потом, когда мы уже способны принять его и жить с ним.

Так мне тогда казалось. Я была просто ошеломлена, не понимала до конца всего, что со мной происходит. Мысли уходили в сторону, вспоминались какие-то мелкие несделанные дела.

Мне казалось, что в первую очередь надо узнать, вернулась ли домой Лорел. Потом пойти к Лиен и забрать письмо моей матери. Только это было по-настоящему важно. Может быть, в нем я найду нить истины, на которую потом сумею заново нанизать бусины своей жизни.

Стоя у окна и глядя на маяк и скалы у моря, я вдруг прислушалась. Что-то изменилось, произошло что-то странное… Я не сразу сообразила, что собака перестала выть. Интересно, подумала я рассеянно, неужели пес наконец примирился с отсутствием хозяина?

И тут раздался хриплый лай. Люцифер лаял со стороны маяка. Я пригляделась и, к своему ужасу, увидела, что Лорел вышла на прогулку, ведя на цепи это страшное отродье собачьего племени. Но не девочка вела собаку — пес тащил за собой ребенка. И бешено лаял.

Я сбежала вниз без капора и накидки, миновала садовую калитку и бросилась за Лорел. Я не знала, что именно нужно делать, но понимала, что должна помочь девочке, пока свирепое чудовище не успело ее разорвать.

Люцифер услышал меня и повернул голову. Цепь выскользнула из слабеньких детских рук, когда он рванулся ко мне. Девочка вскрикнула и в попытке удержать пса обхватила руками его могучую шею. Он волочил ее за собой. В борьбе с собакой Лорел не заметила, как на землю упал длинный черный плащ.

— Стойте на месте! — крикнула она мне. — Не бегите!

Навалившись всем своим весом, Лорел остановила собаку. Пес замер, дрожа всем телом и глядя на меня дикими, свирепыми глазами. Я послушалась и тоже замерла как вкопанная, сообразив, что собака вряд ли причинит вред ребенку. Убедившись, что я не собираюсь подходить ближе, Лорел отпустила собачью шею и подобрала цепь. Потом стала успокаивающе гладить пса, тихонько что-то приговаривая. Когда пес перестал дрожать, Лорел улыбнулась.

— Ну вот, ему уже лучше. Пора бы вам с ним подружиться, мисс Миранда. Он так всего боится, что только тем и может это скрыть: лает, рычит и кидается на всех подряд. Протяните руку — пусть он вас обнюхает, а я его подведу.

Дожидаясь, пока девочка с собакой подойдут, я каким-то образом ухитрилась не пуститься наутек. Лорел что-то шептала собаке на ухо, а Люцифер упирался и еле плелся, явно не горя желанием познакомиться со мной поближе. Когда Лорел заставила его ткнуться устрашающей черной мордой в мою ладонь, я с трудом удержалась, чтобы не отдернуть руку, Странное дело: Люцифер не сомкнул зубы на моем запястье, а долго обнюхивал и изучал меня; я же вся дрожала от страха.

— Поговорите с ним, — настаивала Лорел. — Тогда он перестанет вас бояться.

О чем говорят с грозным чудищем?

— Люцифер… — сказала я с глупой натянутой улыбкой. — Хороший мальчик, милый песик Люцифер.

Пес с сомнением наморщил нос, и этот собачий жест Лорел расценила как признание.

— Ну вот и все! — торжествуя, крикнула девочка. — Вот вы и подружились. Отцу будет приятно, если вы с Люцифером станете друзьями.

Я в этом сомневалась, но спорить не стала. Мне было очень холодно — от страха и пронизывающего ветра. Подобрав черный плащ, оброненный Лорел, я накинула его себе на плечи. Натягивая на голову капюшон, уловила запах сандалового дерева и поняла, что это тот самый плащ, в котором я видела Лиен.

— Зачем вы его надели?!

Я даже вздрогнула от резкого окрика. Девочка была страшно рассержена. Я внимательно посмотрела на нее.

Лорел снова куда больше напоминала ведьменыша нашей первой встречи, чем девочку последних дней. Она подскочила ко мне, одной рукой придерживая Люцифера за ошейник, и сорвала бы с меня плащ, если бы я не отступила. Люцифер зарычал и уже готов был прийти ей на помощь.

— Прекрати! — велела я. — Ты снова взбудоражила собаку!

Лорел отпустила плащ.

— Ладно. Все равно он уже не так пахнет. Придется искать что-нибудь другое.

— Что искать? Зачем? Что ты задумала, Лорел?

Она в отчаянье махнула рукой в сторону маяка.

— Статуя! Кто-то изрезал ее, мисс Миранда! Кто-то пытался убить вас, как Тома Хендерсона!

Вот оно — мое легкомыслие! Давно надо было сообщить девочке о том, что произошло.

— О статуе я знаю, — сказала я мягко. — И, как видишь, пока жива. Пострадала всего лишь деревянная скульптура.

Лорел неуверенно посмотрела на меня. Люцифер успокоился и уселся, настороженно поводя ушами. Пес оказался умнее, чем я думала.

— Я побежала к Яну сразу, как это увидела, но оказалось, что он уже все знает, — продолжала Лорел. — Он думает, что это Лиен. Я пошла и спросила ее, но она какая-то не такая… так странно ведет себя… словно она мне больше не друг. Она меня прогнала, а я взяла ее плащ в прихожей и вывела Люцифера из конуры. Я хотела, чтобы он понюхал плащ, а потом я привела бы его в мастерскую и дала обнюхать комнату. Может быть, он взял бы там след. В книжках всегда так делают. Тогда мы точно знали бы, что Лиен одержима злыми духами.

Я сокрушенно покачала головой.

— Это не совсем так делают, Лорел, Кроме того, Лиен могла и раньше бывать на маяке, так что твои поиски, даже согласись Люцифер поработать ищейкой, нам ничего не дали бы.

Лорел глубоко вздохнула и сгорбилась, словно разочарование убило в ней смысл жизни.

— Как-то все неладно, мисс Миранда. Я боюсь.

Действительно, все было очень неладно. Для меня это было еще очевиднее. А знала я слишком много и слишком мало. Заправив под ленту прядь волос, выбившихся на лоб девочки, я коснулась ее щеки.

— Дорогая, отведи-ка Люцифера домой. Подумай, что будет, если он вырвется на свободу,

— Да ничего не будет, — уверенно ответила Лорел. — Он просто убежит к верфи и будет там ждать до возвращения папы. Он потому и воет, что хочет на верфь, а мы его не пускаем.

Я кивнула.

— Все равно надо отвести его обратно в конуру. Потом приходи ко мне в комнату, поговорим. И я кое-что тебе покажу.

Я решила, больше не мешкая, объяснить Лорел все, что можно. Она имела право знать, и я постараюсь как можно понятнее ей рассказать.

Девочка улыбнулась мне уже приветливо и дернула за поводок. Пес затрусил рядом с нею к своей конуре.

Я поплотнее закуталась в плащ Лиен и зашагала к дому. Плащ давал мне предлог нанести визит его владелице. Хотя мне была неприятна мысль о свидании с нею, больше нельзя было его откладывать. Не исключено, что китаянка поможет мне найти письмо матери. Капитан мог доверить его именно своей жене.

Я снова миновала садовую калитку, но в дом прошла не через парадное, а через старое крыльцо и постучала медным дверным молотком. Эхо гулко разнеслось по лестнице.