Морская яшма

3.

Мне пришлось еще раз взять себя в руки. Я не могла показать девчонке, что вот-вот расплачусь, и теперь готова была обрушить гнев, вызванный ее отцом, на голову непрошеной гостьи.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я раздраженно. — Что-то не припомню, чтобы я тебя приглашала.

Она почувствовала мое смятение и немедленно использовала его для укрепления своей победы.

— Моя спальня за стенкой. — Девочка небрежно показала рукой на открытую дверь в свою комнату. — Я пришла посмотреть, что вы сделали с моими камешками. Я не хочу, чтобы вы их выбрасывали. А почему вы такая злая? Вы же чуть не плачете!

Я встала перед зеркалом и, чтобы занять руки, принялась расчесывать спутанные ветром волосы.

— Камешки — ладно, — ответила я. — Вот песок убрать было посложнее. Зачем тебе понадобилось делать такую гадость?

— Конечно же, чтобы вас выгнать. Вы ведь виделись с моим отцом, верно? Потому-то вы и расстроились. Потому-то вы и готовы заплакать.

В зеркало было видно, как она всматривается в меня такими же темными глазами, как у отца, сквозь спутанные пряди волос.

— Виделась, — подтвердила я.

Лорел оживилась и выпростала из-под нижних юбок длинные тонкие ноги. Я увидела, что ее полосатые чулки перекручены, один еще и с дырой. Кто, интересно, смотрит за этим ребенком, подумала я.

— Значит, вы тут не останетесь — так? — жадно спросила девочка, подойдя ко мне и глядя снизу вверх мне в лицо немигающим взглядом своей бабки. — Ведь вы скажете капитану Обадии, что не станете делать, как он велит, скажете?

— Вот уж действительно скажу! — ответила я с чувством, и она замерла, снова удивленная непривычной резкостью моего тона. — Ничто на свете не заставит меня остаться в таком месте, и я, разумеется, никогда не выйду замуж за твоего отца!

Лорел откинула черные пряди волос неожиданно торжествующим жестом.

— Вот и здорово. Чем скорее вы уедете, тем приятнее нам будет. Не нужна нам тут дочка убийцы!

Я была слишком потрясена, чтобы соображать, что делаю. Я накинулась на девчонку и крепко встряхнула ее, требуя объяснить, что это она такое болтает. Лорел молниеносно вывернулась, словно дикий зверек, и вонзила зубы мне в руку. Я с криком вырвалась. На запястье выступили красные капельки. И тут же в двери, которую я оставила открытой, появилась Сибилла Маклин. Она застыла, мрачно глядя на нас, но теперь уже и я уставилась на нее с такой же враждебностью. Передо мной стояла высокая полногрудая женщина в темно-красном платье. Кружева на высоком воротничке были безукоризненно белыми. Яшмовые серьги в ушах выглядели неожиданно экзотически. Я снова ощутила волну сдерживаемой, едва подавляемой ненависти.

— Она вас укусила, — констатировала миссис Маклин. — А я-то думала, мы вылечили ее от этой скверной привычки. Тебе тут нечего делать, Лорел. Марш сейчас же в свою комнату. Сегодня останешься без ужина, а потом пусть отец решает, что с тобой делать.

Девчонка бросила на нас обеих взгляд, исполненный злобы, сгребла свои камешки и неспешно прошествовала к себе. Бабка маленькой негодяйки вынула ключ из замочной скважины со стороны комнаты Лорел и, заперев дверь, положила его на туалетный столик.

— Лучше держите дверь на запоре. Не угадаешь, что взбредет в голову нашей разбойнице.

С новым и непривычным для меня желанием пойти наперекор я встала на защиту Лорел.

— Я сама виновата. Надо было мне сдержаться.

Миссис Маклин посмотрела на меня своим властным взглядом, явно давая понять, что мои слова ей совершенно безразличны. Сама ее манера поведения заставляла меня чувствовать себя неуклюжей и невежественной.

— Капитан сказал мне, что желает ужинать вместе с вами, — сообщила она.

— С большим удовольствием, — ответила я, собрав в кулак остатки собственного достоинства. — Рада, что ему стало получше.

— Не уверена, что ему лучше, но он не слушает ничьих советов. Остается лишь надеяться, что вы постараетесь его не тревожить. Эта… китаянка… придет за вами, когда все будет готово.

То, как она выделила голосом слово "китаянка", показало, насколько она презирает Лиен.

Сибилла Маклин повернулась так резко, что складки пышных юбок свистнули, и оставила меня одну. Я закрыла дверь в коридор и заперлась на задвижку. Приглашение капитана принесло мне, как ни странно, облегчение. Он, видимо, оказался в этом доме единственным, кому я хоть немножко была по душе. Гораздо приятнее ужинать с ним, чем внизу, за одним столом с Сибиллой Маклин и ее сыном.

Я немного постояла и послушала у двери Лорел. Оттуда не раздавалось ни звука. Невзирая на укус, мне было жалко девочку. Очевидно, она никогда не знала любви и нежного обращения, и это показалось мне вполне естественным после знакомства с ее отцом и бабкой. Мне очень хотелось бы так же махнуть рукой на ее слова о том, что я дочь убийцы, как и на всю остальную болтовню, но, как ни глупо это выглядело, они меня задели. На свой лад я понимала, как должна себя чувствовать маленькая, беспомощная девочка, живущая в атмосфере неодобрения и нелюбви. Чего еще ждать от нее, как не ответного удара по тем, кого она принимает за своих врагов. Даже мне, хотя я гораздо старше, впору было вести себя поспокойнее. Я, конечно, никого не покусала, но с отвратительной мстительностью старалась ответить собеседнику уколом на укол, что было совсем не в моем характере. И, что самое скверное, я ничуть не жалела об этом.

Я уселась в качалку и, плавно покачиваясь, постаралась успокоить возмущенные чувства. За домом снова лаял пес — должно быть, там была его конура. Значит, они с хозяином вернулись домой.

Вот уж два сапога — пара! Черный Шотландец и черный пес Люцифер! Оба громадные и со скверным характером. У обоих в глазах светится готовность вцепиться в глотку. Оба несут в себе то мужское начало, которое заставляет меня только содрогаться от ужаса. Мой отец, несмотря на то, что уже в молодости стал капитаном, то есть жил трудной жизнью моряка, дома был человеком мягким и нежным. Со мной он был бесконечно терпелив и ласков. Если я капризничала, требуя, чтобы все было по-моему, он прощал мне и это. Даже капитан Обадия — пусть теперь от него осталась лишь тень могучего человека, каким он некогда был, пусть он способен резко схватить меня за руку, пытаясь принудить поступить, как ему нужно, — даже он питает ко мне какие-то теплые чувства. Но ни Броку Маклину, ни этому его черному псу сроду неведомо, что такое любовь. Разве что друг к другу. Поразительно, как это капитан решил, что сможет заставить меня вступить в брак с подобным человеком.

Не позже чем через четверть часа ко мне в дверь постучала Лиен. Если ее и удивило, что я закрываюсь на задвижку, китаянка не подала виду.

— Пойдемте со мной, пожалуйста, — позвала она.

Я последовала за экзотической маленькой фигуркой. Китаянка молчала всю дорогу. Я не могла решить, что означает ее молчание: неодобрение или робость чужеземки.

На этот раз войти в теплую, светлую комнату, где пахло сандалом, оказалось приятно. Капитан покинул свое гнездо из одеял и стоял у открытого окна, вглядываясь в темноту, а в окно лился холодный соленый воздух. Я еще не видела старика на ногах и поразилась, каким рослым он оказался. Лицо и руки давно сморщились и усохли, но мощные, широкие кости придавали ему вид крепкий и на первый взгляд здоровый.

Лиен немедленно подбежала к мужу и попыталась оттащить его от окна и усадить в кресло. Но капитан не сдавался, хотя от слабости ему пришлось ухватиться за подоконник.

— Эта чертова псина гавкает так, что надсадит скоро свою глупую глотку, — заметил Обадия. — Не иначе, кто-то рыщет в саду позади дома.

Лиен подошла к окну, посмотрела и сказала, что никого не видит. Капитан фыркнул.

— Забудь свою гордыню и разживись очками, может, тогда будешь видеть чуть дальше собственного носа. Выгляни, Миранда, девочка моя, и скажи, что ты видишь.

Я откинула занавеску себе за спину, чтобы свет из комнаты не мешал смотреть в темноту, и выглянула в сад. Из окон первого этажа нового дома на безлистые кусты и голые клумбы падал неяркий свет. Приглядевшись, я заметила какое-то движение на тропинке. В полосу света вышел человек, запрокинул голову и посмотрел на окна капитана. На миг моим глазам предстала бородатая физиономия и блеснула лысина. Собака неистово залаяла, и человеческая фигура пропала, прежде чем я смогла присмотреться к ней как следует.

— Там кто-то есть, — сказала я через плечо.

Капитан сразу оттолкнул меня и заревел в окно своим поразительно зычным голосом, требуя ответа, кто, черт побери, шляется внизу и чего ему надо. Ответа не последовало, и капитан удовлетворился тем, что спугнул незваного гостя.

— Наплевать, — сказал он. — Мы держим двери на запоре. Правда, Лиен?

Его жена в знак согласия склонила блестящую черноволосую головку.

— Дверь заперта. Идите в свое кресло, пожалуйста.

— Завтра я разберусь, что тут творится, — пообещал капитан и перешел в кресло, опираясь на руку Лиен. — Я люблю свистнуть всех наверх и построить для переклички. И чтобы никаких «зайцев» на борту.

Лиен принесла маленький столик из тикового дерева и поставила перед капитаном. Потом она придвинула стул для меня и начала накрывать на стол. К моей радости, еда была китайской, и я могла показать, что умею так же ловко есть палочками, как и капитан. Мой отец очень любил экзотическую кухню, и дома мы часто готовили по-китайски. Лиен приготовила креветок, кусочки омара и другие дары моря в пикантном соусе, к ним подала овощи, отваренные совсем чуть-чуть, так что они еще хрустели, а рис сварила сухим и пушистым.

Меня несколько смущало, что китаянка не ужинала с нами, но капитан Обадия только пожал плечами.

— У себя на родине она никогда не села бы за стол с мужчинами, только с женщинами. А здесь она предпочитает есть одна.

Меня озадачивали взаимоотношения этой пары. Наверное, из-за недостатка опыта. Казалось, капитан очень во многом зависел от своей жены, но обращался с нею так небрежно, словно она была его служанкой. А что думала или чувствовала сама Лиен, и вовсе было не понятно.

Капитан с нескрываемым одобрением смотрел, как я ем.

— Ты голодная, как матрос, малышка. Люблю хороших едоков.

Лиен не скоро уселась за отдельный столик за собственный ужин. Она все время маячила неподалеку, готовая по первому зову капитана снова наполнить наши мисочки. Когда она подходила поближе, я бросала взгляд на ее ноги. Капитан поймал мой взгляд.

— Правильно глазеешь, — кивнул он, снова заговорив так, словно жены и не было в комнате. — Лиен посчастливилось избежать жуткой судьбы и дикого обычая. Ее отец, весьма известный в Китае ученый, был передовым человеком, который мечтал положить конец этому варварству — бинтовать ноги новорожденным девочкам! И впрямь это скоро кончится. Манчу, которые в наши дни правят Китаем, тоже никогда не бинтовали девочкам ноги. Благодаря дальновидности ее отца Лиен ходит как все люди. Я взглянула на жену капитана, задавшись вопросом, каково дочери ученого жить непризнанной в этом странном доме на чужбине, в унизительном положении служанки. Я прикончила вторую мисочку риса и была счастлива, что не должна сидеть за столом с другими домочадцами в новом крыле дома. Мне снова захотелось подружиться с Лиен.

— Я подумал, что надо тебя спасти от здешних длинных, унылых носов, — сказал капитан Обадия, ехидно улыбаясь мне поверх своих палочек для еды. — Единственный в доме человек с чувством юмора — Ян Прайотт. Ты с ним уже познакомилась?

Я вспомнила человека, стоявшего в дверях библиотеки, когда я приехала, и ответила, что пока еще не познакомилась. Тот странно насмешливый поклон, который он мне отвесил, вряд ли можно было считать приветственным. Но обитатели дома так быстро насторожили и обозлили меня, что я обрадовалась одной мысли о том, что тут есть кто-то, не связанный с Маклинами родственными узами, а потому настроенный более дружелюбно.

— Так же, как Брок последние несколько лет был моей правой рукой, — продолжал капитан, — Ян был моей левой рукой. Его отец несколько раз ходил со мной впередсмотрящим. Погиб на море, так уж оно вышло. Мать Яна давно умерла, и парень остался сиротой. Я им заинтересовался, но, поскольку его интерес к морю ограничивается только книгами, дал кой-какое образование и поставил в компанию клерком. Но он доказал, что заслуживает лучшей участи, и в последнее время я посадил его писать историю "Бэском и компании" и перевел в библиотеку, чтобы он был поближе, когда понадобится со мной посоветоваться или я вспомню историю, которую ему надо записать. Ночует он на старом маяке, на втором этаже. Он с амбициями и талантливый. Люблю молодых, которые из кожи вон лезут, чтобы чего-то в жизни достичь, и не сдаются, когда обстоятельства им не на руку. Броку бы таких качеств побольше. Ян умеет оставаться жизнерадостным, а такого я не скажу ни о ком в этом чудном домишке. Он помог Лиен учить английский, и к тому же давал уроки Лорел.

— Лорел совсем не кажется мне счастливым ребенком…

— Так оно и есть, — отозвался капитан, и я слишком поздно сообразила, что сама дала собеседнику возможность перевести разговор на нужную ему тему. — Ей очень нужна мать. Я знаю, ты сотворишь чудо. Сибилла детей не любит, а Брок забыл, что он отец. Но ты тут все переменишь.

Я вовсе не собиралась что-либо здесь менять. Меня возмутила хозяйская уверенность в том, что я останусь, все уже решено и будет так, как хочется капитану. Сосредоточив все свое внимание на палочках для еды, я молчала, и старик почувствовал неладное.

— Сибилла, наверное, пыталась тебя поставить на место — заметил он. — Не обращай внимания, детка. Ей тут часто достается, и поделом. Как только станешь хозяйкой дома, сама всеми будешь командовать.

Да уж, всю жизнь мечтала об этом, ничего не скажешь!

— Как я могу жить в доме, где все меня ненавидят, где я никому не нужна? — возразила я.

Капитан поразил меня своим жестом: он потянулся через стол и положил руку мне на плечо.

— Ты нужна мне, — сказал он хрипло.

Этот жест растрогал меня больше, чем все остальное. Меня окатило волной симпатии к этому старику, любимому герою детства, а теперь только тени прежнего исполина. Он почувствовал, что я смягчилась, и немедленно этим воспользовался.

— Когда ты так смотришь — ну просто вылитая мать! Знаешь, ты поразительно на нее похожа. Яна это очень заинтересует. Ведь твоя мать — тоже часть истории Гавани Шотландца.

— И какую она сыграла роль? — спросила я, радуясь более безопасной теме разговора.

Но капитан был слишком хитер.

— Разумеется, роль искусительницы Евы. И как она вила веревки из Брокова отца, так и ты будешь вить веревки из Брока. Не важно, что он тебя боится. Все это старо как мир, мужчины вечно боятся попасть в силки. Да как он сумеет устоять перед тобой, когда ты такая красавица, когда в твоих жилах течет кровь твоей матери?! Ты сама поймешь, как с ним справиться, как поставить его на колени.

Мысль о том, что Брок Маклин может на коленях умолять меня выйти за него замуж, показалась мне совершенно несуразной. Но очень соблазнительной. Конечно, это было невозможно, как бы мне ни хотелось увидеть его на коленях — хотя бы только для того, чтобы с превеликим удовольствием отказать ему после всего, что он мне наговорил.

— У Брока Маклина чересчур долго не было жены, — продолжал капитан Обадия. — Роза уж пять лет как умерла. Он созрел для любви, но женщины в городке недостаточно хороши для него, по-моему. Ты должна изменить его взгляды на семейную жизнь. У тебя получится, только попробуй.

Я почувствовала искушение: а что, если и правда попробовать… Чувство это рождено было главным образом моим желанием наказать наглеца. Наверное, на губах у меня заиграла улыбка, потому что капитан кивнул.

— Вот точно так и смотри на него, детка! Попробуй! Ему нравятся мягкие, нежные девушки, вроде той, на которой он в первый раз женился. Мне-то она всегда казалась бесцветной мышкой. Я никогда не любил кротких женщин, но ты ведь можешь дурачить его до поры до времени, пока он не попадется. А выйдешь замуж, делай с ним все, что тебе захочется. Ты ведь и сама понимаешь, правда?

Его слова вернули меня к действительности. Поставить на колени такого сурового и полного презрения человека в своем воображении — это одно, а выйти за него замуж на самом деле — совсем другое. Я с той же улыбкой повернулась к старику и, стараясь отвлечь его от опасной темы, сказала:

— Я видела вашу модель "Морской яшмы" там, на маяке. Корабль действительно был так хорош?

Старик проглотил наживку и крючок, но не потому, что я была так хитра, а потому, что на него подействовало название корабля.

— Вот уж верно, это была красавица из красавиц. Все болтали, что, дескать, Эндрю построил ее слишком узкой, неостойчивой. Но я им показал, кто прав. Эндрю все носился с мыслью, что он единственный на свете может провести ее через шторм, но я доказал, что он не прав. Мы с ней вдвоем — "Морская яшма" и кэп Обадия — поставили рекорд, который не побить ни теперь, ни потом. Ни один корабль ей в подметки не годился. За семьдесят четыре дня — в Кантон и обратно!

— Мистер Маклин сказал, что этот корабль убил его отца. Что он имел в виду?

— Наверное, можно сказать и так… — В усмешке капитана прозвучала кислинка. — Хотя и не в прямом смысле.

По-видимому, мысли его приняли мрачный оттенок, потому что веселье старика сразу же угасло. Он снова наклонился ко мне и схватил за запястье — не нежно, как в предыдущий раз, а так крепко, что я поморщилась.

— Я не стану ждать твоего ответа до завтрашнего дня, детка. Настало время, когда я не уверен больше в завтрашнем дне. Так что я хочу услышать твое обещание сейчас. Я тебя увидел. Я знаю, чего ты стоишь. Ты родишь Броку хороших сыновей. Поклянись, что выйдешь за него замуж.

Я вдруг испугалась этого своенравного старика, чьи пальцы по-прежнему были такими сильными и цепкими, и воскликнула, что не могу дать такого обещания. Что не хочу и не выйду замуж за Брока Маклина.

Он резко отбросил мою руку, и я сбила со столика чашечку, расплескав бледно-зеленый чай. Чашечка разбилась; Лиен, встав на колени у огня, принялась убирать черепки. Сожаление о разбитой посуде читалось в каждом ее движении. Когда я снова посмотрела на капитана, то увидела в его глазах неприятное выражение. "Он безжалостен и беспринципен", — сказал как-то мой отец, и теперь я понимала, что это правда.

— Натаниэль когда-нибудь рассказывал тебе о том, что случилось на борту "Морской яшмы"? — требовательно спросил капитан.

Я покачала головой и поняла, что не желаю слушать эту историю, какой бы она ни была.

— А ты хочешь, чтобы Натаниэль потерял свое доброе имя? Ведь твоего отца уже нет, и некому опровергнуть обвинение, а?

— Не понимаю, о чем вы. — Я пожала плечами. — Доброе имя моего отца говорит само за себя.

Старик безжалостно продолжал:

— Стоит мне только поведать, что произошло в первом рейсе "Морской яшмы"… Я ведь никому не рассказывал. Натаниэль был моим добрым другом. Я солгал, чтобы его спасти. Но, если ты мне откажешь, если не выполнишь мою волю, я всем расскажу правду. А это неприятная правда, детка. Она навеки погубит доброе имя Натаниэля, да и тебе, несомненно, повредит.

Я была потрясена и напугана, но во мне словно забил вдруг крохотный родник упрямства и я, осмелев, ответила:

— Если уж вы не рассказали раньше, то навряд ли расскажете это сейчас. А я не выйду за Брока Маклина ради сомнительного спокойствия.

Неприятное выражение глаз, так напугавшее меня, вдруг растаяло, и меня поразил внезапный хохот капитана. К моему удивлению, это был одобрительный, довольный смех, словно я сказала именно то, что нужно.

— Ты поняла, что я блефую! — проревел он в восторге. — Такая пигалица, а смотри-ка ты! Ты права, малышка. Нравится мне это или нет, но ты права. Старая история быльем поросла. Что сделано — то сделано, и теперь нечего заново извлекать все на свет божий. А мне нравится, что в тебе есть стержень, что ты мне так ответила. Я не выносил эту бабенку, тише воды ниже травы, эту Розу, белую мышку. Правда, это еще не означает твой выигрыш. Ты все равно поступишь по-моему, и довольно скоро. Но мне нравится, что ты дерешься.

Дерусь? Я никогда не думала, что способна драться, и эта мысль не принесла мне успокоения. Капитан Обадия привык, что все на свете выходило по его. Любой ценой. Мне не хотелось оставаться в доме и ждать, что он еще предпримет, чтобы заставить меня подчиниться. Чем скорее я отсюда убегу, тем лучше. Надо справиться, когда будет поезд, на котором можно уехать домой. Пора убираться восвояси подобру-поздорову.

Капитан сделал знак Лиен убрать мою пустую мисочку и его недоеденную порцию, и тут я вдруг увидела, как он резко изменился в лице. Выпучив глаза, он таращился на дверь за моей спиной. Лицо старика пошло красными пятнами.

Я повернулась и увидела в дверях того самого бородатого субъекта, которого заметила в саду. На нем были морская куртка и штаны, заправленные в сапоги. Лысая голова оставалась непокрытой, и, насмешливо козырнув, моряк отрапортовал с ухмылкой:

— Том Хендерсон к вашим услугам, капитан Бэском!

Капитан оперся о стол и, с усилием встав, натужно прохрипел:

— Ты… ты почему… здесь?

Нежданный посетитель осклабился.

— Будто сам не знаешь почему, кэп. Ты же знал, что я когда-нибудь приду и тебя с потрохами выдам. Ведь знал, кэп?

Капитан долго не мигая смотрел на него, и на морщинистом лице отражалась страшная внутренняя борьба. Потом он тяжело, как подкошенный, рухнул в кресло. Лиен подбежала к мужу, бросив мне, не поворачивая головы:

— Приведите тех, из дома. Быстрее, пожалуйста!

Вскочив, я взглянула на дверь. Бородатый моряк исчез. Я промчалась по коридору в новое крыло дома и не переводя дыхания скатилась вниз по лестнице. По холлу внизу как раз шествовала миссис Кроуфорд с подносом в руках. Увидев меня, кухарка с недовольным видом загородила дорогу.

— Туда нельзя, — заявила она бесцеремонно. — Миссис Маклин не любит, когда врываются посреди обеда.

Из-за двери доносились негромкие голоса, звон фарфора и серебра.

— Пустите меня, — крикнула я. — Капитану плохо!

Наверное, она и тут не дала бы мне войти, если бы не Брок Маклин. Он услышал мой голос и позвал меня. Я прорвалась мимо кухарки, меня подстегивала тревога в голосе Лиен. За столом сидели все, кроме наказанной девочки.

— Капитану очень плохо! — сообщила я, как только все удивленно повернули головы. — Его жена просит вас немедленно прийти.

Брок Маклин тут же, прихрамывая, вышел из комнаты. Я впервые обратила внимание на то, как плохо у него сгибается нога. Было заметно, что ему трудно ходить, хотя он не замедлял шага. Его мать встала из-за стола не столь поспешно и тоже направилась к выходу. Я хотела пойти с ней, но она резко остановила меня.

— А вы останьтесь. С тех пор как приехали, вы только и делаете, что тревожите его.

И с самым высокомерным видом проплыла мимо меня.

Я услышала сзади какой-то шорох и, обернувшись, увидела, что на меня сверху вниз смотрит Ян Прайотт.

— Почему она так со мной обращается? — спросила я голосом, дрожащим от негодования и обиды. — Ведь я ничего не делала во вред капитану!

— Ну, это просто, — ответил он. — Ваша бабушка была булочницей, дедушка — рыбаком. Если вам от этого станет легче, то добавлю, что моя мать содержала пивную, и потому миссис Маклин обращается со мной точно так же. Своим пребыванием в этом доме мы оскорбляем ее маклиновское чувство собственного достоинства.

Ян говорил спокойно, тихо, без сарказма, хотя лицо его хранило выражение горькой насмешки. Я собралась уходить, чтобы вернуться к себе в комнату, но он остановил меня, слегка коснувшись моей руки.

— Подождите. Я очень рад, что мне представилась возможность поговорить с вами, мисс Хит.

Неужели в этом доме кто-то способен обращаться со мной по-доброму? Я посмотрела на Яна Прайотта гораздо пристальнее и настороженнее, чем сделала бы это еще несколько часов назад, и решила, что он на несколько лет моложе Брока Маклина. Наверное, ему лет тридцать, а Броку тридцать пять. Ростом они были почти вровень, потому что я смотрела на него, запрокинув голову, но Ян не был таким крепким и широкоплечим. В нем чувствовались гибкость и сила, которую я ощутила даже при лёгком прикосновении его руки — в ней словно пульсировала некая энергия, лучась даже из кончиков пальцев. Волосы, зачесанные ото лба назад, были только чуть темнее моих собственных золотистых локонов, а глаза — цвета серого океана возле Бэском-Пойнта. Скоро я поняла, что в них трудно что-либо прочесть. Даже в этом доме с его властными обитателями Ян оставался хозяином самому себе.

Он улыбнулся мне. По-видимому, Прайотт умел быстро преодолевать стену, которой человек отгораживался от всего мира, и добираться до правды, пусть самой нелестной. Был ли он красив, или его лицо было асимметрично и некрасиво, я никак не могла решить, потому что свет падал на лицо Прайотта как-то причудливо, а впрочем, это было неважно.

Наверное, я изучала его таким же немигающим взглядом, как Сибилла Маклин изучала меня, потому что его улыбка стала еще шире.

— Если я прошел испытание, мисс Хит, давайте пока что оставим капитана попечениям остальных. Вы же не собираетесь немедленно вернуться туда?

— Капитану очень плохо… наверное, мне нужно… — Я осеклась, понимая, что он прав. Хотя меня очень беспокоило состояние капитана Обадии, я знала, что миссис Маклин не позволит мне помочь ей.

Пока я колебалась, Ян Прайотт указал на библиотеку напротив столовой.

— Вам надо сейчас перевести дух, — сказал он. — Там будет удобно.

Мы покинули элегантную обстановку полированного черного дерева, изящной мебели и серебра и перешли в меньшую комнату, которую я заметила еще в первый раз, когда увидела Яна Прайотта. Здесь на полках теснились книги, а в небольшом узком камине весело пылал огонь. Возле окна стоял письменный стол, заваленный бумагами, книгами и письменными принадлежностями. Несомненно, это свидетельствовало о работе хозяина комнаты над историей "Бэском и компании".

Ян принес стул, накрытый чехлом из желтого дамаскина, и посадил меня у огня. Это был дамский стульчик, маленький, с изящно закругленной спинкой розового дерева. Он казался странно неуместным в библиотеке, полной черного дерева, кожи и мужественной простоты. Словно его принесли из будуара. Потом я узнала, что это был любимый стул Лорел.

Человек, столь неожиданно пригласивший меня сюда, облокотился о беломраморную каминную полку. Рядом под стеклом красовалась неизбежная модель парусника. Огонь в камине трещал не так громко, как в старомодной "каюте" капитана Обадии. Этот контраст успокоил меня, и я впервые поняла, в каком напряжении находилась с минуты приезда в Бэском-Пойнт.

Руки у меня, когда я протянула их к огню, мелко дрожали, на глаза беспрестанно наворачивались слезы.

Немногое могло укрыться от серых глаз Яна Прайотта. Он подошел к столу, налил вина и поднес мне, держа бокал за тонкую ножку.

— Ну вот, — объявил он, когда я сделала глоток-другой, — так-то лучше. Ваши щеки снова порозовели. Наверное, старик задал вам перцу.

Это был первый человек в Бэском-Пойнте, который проявил по отношению ко мне доброту. Он единственный ничего от меня не хотел. Я отпила еще глоток вина и поставила бокал на маленький столик. А потом совершила абсолютно нелепый поступок: я разрыдалась.