Морские титаны

ПРОРЫВ В БЕССМЕРТИЕ

Январское утро обещало быть солнечным и удивительно теплым. Внезапно налетевший сильный порыв ветра всколыхнул кроны деревьев и заросли густого кустарника на острове Филипс и, через мгновение, обрушился на стоящие неподалеку корабли. Приветствуя нечаянного гостя, радостно заполоскались вымпелы и боевые стяги на мачтах, и их причудливый, хлопающий звук слился с криками кружащих над серыми стальными гигантами чаек.

Хронометр в боевой рубке «Нанивы», крейсера Объединенного флота Японии, показывал 11 часов. Стоявший у нактоуза (стойка с магнитным компасом) командующий вторым боевым отрядом 2–й эскадры флота контр–адмирал Сото Уриу был тревожно сосредоточен и задумчив. Казалось, что корабельная суета вокруг, до последней мелочи регламентируемая различными уставами морской службы, лишь оттеняет полную безучастность этого человека. Рука контр–адмирала, периодически поднимавшаяся к лицу, сжимала великолепный германский бинокль — командующий смотрел в сторону далекого корейского порта Чемульпо. Флаг–офицер Номура, почтительно склонившись, обратился к Уриу, как и подобает, в третьем лице:

— Господин командующий считает, что русские рискнут в отлив выйти из Чемульпо на встречу с доблестными воинами нашего императора? Господин полагает, бой неизбежен?

Уриу опустил бинокль и, сохраняя достоинство самурая в общении с нижестоящим, медленно произнес:

— Посмотрим.

Послав ультиматум русскому капитану Рудневу, контрадмирал Уриу не оставлял противнику выбора. Русские будут вынуждены покинуть Чемульпо, если не хотят быть расстрелянными прямо на рейде. А примут ли они бой? Под флагом контр–адмирала были собраны внушительные силы: рядом с «Нанивой» коптили небо своими трубами еще пять крейсеров, среди которых исполинскими размерами выделялся броненосный «Асама»; восемь миноносцев ясно просматривались на фоне острова Филипс.. Вступить в сражение с этими силами для двух русских кораблей было бы явным самоубийством. Впрочем, кто знает этих русских. Война, к которой так долго готовились на Императорском флоте и в армии, шла всего несколько часов, и, хотя новости об удачной атаке российской эскадры в Порт–Артуре миноносцами адмирала Того дошли до второго отряда, нервозность не покидала Уриу.

Время, отведенное русским, истекало… Крик сигнальщика был так неожиданен, что на мостике «Нанивы» все невольно вздрогнули.

— Лево пятнадцать, вижу дымы!

Вслед за адмиралом десятки офицеров эскадры вскинули свои бинокли. Да, это были русские!

Впереди медленно шел крейсер 1–го ранга «Варяг», величественно огибая отмели коварного фарватера, прозванного мореплавателями «Флаинг фиш ченнел» — «Каналом летающей рыбы». За крейсером осторожно пробирался невероятно старомодный «Кореец». Мачты этой канонерской лодки, приспособленные нести паруса, русские до половины обрубили, чтобы затруднить пристрелку неприятелю. Уриу невольно улыбнулся. На прорыв в такой компании не ходят — «Кореец» едва развивал 13 узлов (24 км/ч).

Контр–адмирал приказал поднять сигнал с предложением сдаться. Флаги медленно поползли к реям фок–мачты «На- нивы». В сторону русских, натужно гудя электромоторами, развернулись дальномеры, нащупывая дистанцию, и первые данные для стрельбы поступили к орудиям главного калибра японского крейсера. Сбросив оцепенение и продублировав поворот дальномеров в сторону противника, развернулись и пушки эскадры, готовые открыть огонь по приближавшемуся врагу. Наступила тишина. Японская бронированная фаланга замерла в тревожном ожидании. «Варяг» оказался не только упорен в своем стремлении на этот несокрушимый строй, но и абсолютно безмолвен — сигнал с «Нанивы» русские проигнорировали. Часы показывали 11 часов 44 минуты. Казенники орудий японского флагмана с жутким чавканьем заглотили первые снаряды. Контр–адмирал Уриу опустил бинокль. Уже стало ясно, что никакой капитуляции не будет.

К началу XX века Россия держала на Дальнем Востоке весьма внушительные военно–морские силы. Основания на то были, и немалые. В этом далеком регионе в конце XIX столетия затянулся такой узел политических и экономических противоречий среди основных колониальных держав, что скатывание к войне казалось неизбежным. Открытым оставался лишь один вопрос — кто будет воевать и с кем? Разлагающийся как государство Китай притягивал политических грабителей и концессионеров со всего мира, словно магнит, и Россия исключением не являлась. Не зря это тревожное и быстротечное время историки позднее окрестили «эпохой политики канонерок» — периодом колониальной экспансии и невиданного ранее грабежа. Тон в этом деле, конечно, задавали беспринципные и непомерно жадные англосаксы. Британцы грабили Китай больше других.

Пока Александр III и позднее его сын Николай II думали о преобразовании восточного фасада своей империи и тянули к Владивостоку тонкую линию железной дороги, «просвещенные мореплаватели» (англичане) мощью своих броненосных эскадр «вырвали» у китайской императрицы Цыси отличный порт Гонконг. Правда, в документах оговаривалась аренда — сроком на 101 год! Не поменяйся мир так кардинально и не прикажи Британская империя долго жить, Китай и по сей день не получил бы Гонконг обратно. Почти одновременно с Гонконгом англичане аннексируют «бесхозный» Сингапур (в стремлении к чужим землям сыны Альбиона оказались фаворитами). Французы, опоздав украсить своими крейсерами колоритный вид Сингапура, были вынуждены довольствоваться бедным, как в ту пору казалось, Аннамом (будущим Вьетнамом). Тогда любые притязания, подкрепленные главным калибром орудий броненосцев и крейсеров, быстро становились легитимными.

Удивляет, что Россию, выходящую своей восточной границей к этим землям (в частности к Китаю) и, казалось бы, имеющую здесь обоснованные политические и торговые интересы, другие державы пытались единодушно вытолкнуть «из игры». Дипломатические страсти между Вашингтоном, Лондоном, Парижем и Берлином сменялись громкоголосицей о «несправедливых аннексиях» или «неправомочных концессиях», как только речь заходила о притязаниях Санкт–Петербурга. Янки, осваивавшие в регионе баснословно прибыльный наркотрафик, завязанный на торговле опиумом, препятствовали экономической активности России всеми доступными методами, не забывая расталкивать локтями и других европейских конкурентов.

Николай II, продолжая дело своего деда и отца, верно оценил значение Дальнего Востока для будущего нашей страны, но его политика здесь оказалась не то чтобы неуклюжей и недальновидной, а скорее чрезмерно деликатной и заторможенной. В Санкт–Петербурге разыгрывали шахматную партию теми фигурами, которые были в наличии. К тому же играть приходилось с дельцами мирового масштаба, за которыми стояли крупнейшие финансовые кланы. В те годы, оправдывая колониальный грабеж, европейская пресса разглагольствовала о культрегерстве (цивилизационной миссии) белого человека и приобщении желтой расы к благам мировой цивилизации. Газеты деликатно умалчивали о том, что кроется за этим понятием поголовное обнищание, болезни и невиданная ранее эксплуатация туземного населения.

Кайзер Германии Вильгельм И, зная повадки подданных своей бабушки, английской королевы Виктории (представители большинства правящих домов Европы состояли в родстве с ней), по–прусски отреагировал на британский пассаж с «арендой» Гонконга Воспользовавшись убийством двух немецких миссионеров, германцы в 1897 году захватили город–порт Киао–Чао (Циндао). Это не на шутку встревожило Петербург. Единственный крупный порт и военно–морская база России — Владивосток замерзал на долгие пять месяцев, ограничивая навигацию, рейд китайского Чифу был неудобен и узок, а разрешение пользоваться японскими портами, которые нравились российским адмиралам и офицерам из‑за хорошего, мягкого климата и незабываемых гейш, политически не значило ровным счетом ничего. Ситуация со стационированием (нахождением) флота России в подходящей базе становилась критической. В реальности шанс был один — и в Петербурге использовали его на все сто процентов. Контр–адмиралу Дубасову 29 ноября 1897 года было приказано без церемоний занять китайский Порт–Артур. Уже тогда все понимали, что опаздывают! Дубасов, разведя пары своей эскадры и попивая в своей каюте крепкий «адвокат» (флотское название хорошо заваренного чая), снисходительно поругивал начальство, однако, думается, внутренне клял все на свете. Приказ был получен в Нагасаки. Командующего всерьез беспокоило, что рядом на рейде виднелись громады британских кораблей, находившихся под командованием адмирала Бульера. Намерения англичан, после аннексии Сингапура, Шанхая и Гонконга, были более чем понятны. Обе эскадры обозревали друг друга через прорези боевых рубок и оптику дальномеров. В те годы Россия не имела более сильного и коварного врага, чем Англия, и лишь тонкая игра министров и дипломатов удерживала обе страны от прямого военного столкновения.

Тревогой был наполнен воздух Нагасаки. В одну из безлунных ночей англичане тихо исчезли. Дубасов мгновенно осознал, что его провели, и кинулся к Порт–Артуру, предчувствуя грядущую катастрофу. Советский писатель B. C. Пикуль в романе «Три возраста Окини–сан» живо рисует картину противостояния двух эскадр на рейде Порт–Артура: «Бульер выстроил свои крейсера так, что они загораживали русским проход в гавань. Стало ясно, что англичане решили сделать из Порт–Артура примерно то же, что им удалось с Шанхаем и Гонконгом Дубасов подобрал самые грубые слова, чтобы расшевелить столичных дипломатов… После русского ультиматума крейсера Альбиона, жалобно подвывая сиренами, будто их очень обидели, покинули Порт–Артур».

На самом деле все было прозаичнее — никого «выдавливать» с рейда не пришлось. Воды Порт–Артура были пусты, и единственная приемлемая для флота России стоянка оказалась свободной. Дубасов вздохнул с облегчением, но сыны Альбиона «оплошали» не просто так. Оперировавшим в Порт–Артуре судам приходилось подстраиваться под временной график царящих здесь приливов. Это создавало огромные неудобства, что позднее сильно сказалось на положении I Тихоокеанской эскадры российского флота (следует уточнить, что понятия «I и II эскадра» вошли в обиход с началом формирования последней на Балтике. До этого все корабли, базировавшиеся на Дальнем Востоке, составляли Тихоокеанский флот империи). Однако выбирать не приходилось. Тут же подмахнули договор с китайцами об аренде на 25 лет и недалеко от новой базы заложили форпост русского влияния в регионе — городок Дальний. Британцы же, знавшие о подобном гидрографическом неудобстве, с ходу пересекли Печилийский залив и захватили очередной китайский приз — порт Вэйхайвэй. Отсюда легко отслеживались все действия русских и контролировался проход из Желтого моря в Японское. Позднее этим воспользуются союзники Великобритании, японцы, для нападения на спящие в Порт–Артуре корабли России, а пока…

Наступило временное затишье. Расстановка сил завершилась, и стрелка весов мировой политики трепетно указала на равновесие. Англия начала готовить удар. Россия, в противовес американцам, пошла на сближение с Кореей. С этого момента в Петербурге строят или заказывают за границей боевые корабли с более чем конкретной пометкой — «для нужд Дальнего Востока».

На переломе веков Россия обзавелась в этом периферийном районе значительным флотом, способным отстоять интересы империи от посягательств любого агрессора. И флот этот продолжали усиливать. Англичане, чувствуя возрастающую мощь России, разыгрывают японскую партию. Лондон подписывает в 1902 году договор о дружбе и взаимопомощи с Токио, и с этого момента щедрые кредиты лондонского Сити вливаются в экономику нового хищника, уже ощутившего свои силы. Военные советники из США и Германии готовят и перевооружают армию императора Мацухито. Флот Страны восходящего солнца становится прерогативой англичан. Именно они выковали тот стальной таран, о который разбились корабли России: броненосцы типа «Сикисима» и крейсера типа «Асама» были созданы на далеких туманных островах фирмами Виккерса и Армстронга. Япония уже «обагрила свои белоснежные клыки кровью» — самураи без особых усилий разбили армию и флот Китая в небольшой, но кровопролитной войне 1895 года. Теперь вектор их агрессивности был направлен на Россию. Эта страна вместе с Германией лишила японцев законных плодов их победы, установив формальный протекторат над Кореей и арендовав на 25 лет китайский Порт–Артур с полуостровом Ляотешань и прилегающими территориями. Здесь стоит отметить мало известный историкам факт: почти всю тяжесть финансовой контрибуции, наложенной Японией на разгромленный Китай, Россия взвалила на себя, щедро вливая полновесные золотые рубли в японскую казну. Позднее об этом прийдется горько пожалеть. Не церемонились с победителями и немцы, но их советники готовили армию микадо, и в Токио были вынуждены молча проглотить обиду. Теперь газеты стали приучать японцев к мысли, что сначала надо расправиться с русскими, а уж затем начать покорение Азии.

Сторонник активной внешней политики граф Окума, очень заинтересованный в природных богатствах русской Сибири, открыто призывал к войне с Россией. Не отставала от воинственного чиновника и токийская газета «Ници–Ници», писавшая в те дни: «Мы обязаны водрузить знамя Восходящего солнца на вершинах Урала!» В Лондоне и Вашингтоне радостно потирали руки и отсчитывали деньги. Стрелка и без того шатких весов в любой момент могла начать катастрофическое скольжение, нарушавшее хрупкое равновесие в расстановке сил. А это означало только одно — войну.

Все это, разумеется, понимали в Петербурге. И все же мало кто верил, что европейцы смирятся с появлением нового мирового игрока, претендующего на равноправное партнерство в «благородном» деле расхищения Китая. Возможность военного столкновения с Японией в России рассматривали скорее гипотетически, не учитывая реалий времени и относясь к японцам как к нации, которую нельзя воспринимать всерьез. Победы над феодальным Китаем считались закономерными, но представить конфликт с любой из европейских держав, и тем более с необъятной Россией, ни царь, ни его окружение не могли. То, насколько быстро учатся японцы и как силен победоносный дух этой уникальной нации, из столичных парадизов не рассмотрели. А жаль! И пока в самодержавных верхах тешили себя мыслью о восстановлении статус–кво — одной лишь демонстрацией силы (флота, собранного в китайском порту Чифу) — и проводили бесконечные совещания и штабные игры, в Токио готовились к войне всерьез. Уже восходила яркая звезда нового командующего — адмирала Хейхатиро Того. Бывший командир крейсера «Нанива», отличившийся в войне с Китаем, слушатель английской военно–морской школы, Того поднял свой огромный боевой флаг над броненосцем «Микаса» — детищем фирмы «Армстронг». Услужливые англичане предоставили своему ученику тот самый Вэйхайвэй. Именно отсюда было рукой подать до опорной базы России в Порт–Артуре. Весь этот пролог имел самое непосредственное отношение к событиям, описанным в начале главы, когда бронированная фаланга японских крейсеров, с «Нанивой» во главе, взяла на прицел идущие по фарватеру «Флаинг фиш ченнел» два русских корабля.

Что и говорить, к тем грозным событиям Россия оказалась готова скорее номинально. В те времена правила политического приличия требовали перед началом боевых действий обменяться вербальными нотами и разорвать дипломатические отношения. Однако пока в Петербурге мыслили категориями Крымской войны, в Токио правилами приличий себя не обременяли.

Вера в невозможность открытого столкновения была настолько твердой, что ни антироссийская истерия, ни массовый исход японцев (парикмахеров, торговцев, учителей) из Дальнего, Владивостока и городов Кореи даже не насторожил русское командование. Все считали это странным недоразумением. Причем японцы стали покидать свои места, бросая все имущество, оставляя слуг, экипажи и т. д.., за два дня до начала войны. Что касается обмена вербальными нотами, то и здесь японцев понять можно. 31 декабря 1903 года Токио в ультимативной форме потребовал от Петербурга вывести войска из Маньчжурии, на что предпочли ответить молчанием (!). 24 января японцы пошли на прямой разрыв дипломатических отношений, и снова никакой реакции. Разумеется, сообщать столь заторможенному противнику о начале атаки никто не собирался. Неожиданность позволяла сразу же захватить стратегическую инициативу, что очень важно при нападении с моря, да еще на столь мощного противника (кстати, Россия сама имела подобный опыт, без объявления войны атаковав в 1806 году Турцию, а в 1808 году Швецию). Неудивительно, что при подобном нападении флот России в Порт–Артуре сразу же понес ощутимые потери. А вот вероломство японцев скорее на совести наших дипломатов и службы разведки.

Корабли Тихоокеанского флота были разбросаны по региону, и это облегчало японцам выполнение их стратегической задачи. Во Владивостоке базировался крейсерский отряд адмирала Рейценштейна, в состав которого входили четыре корабля первой линии: «Россия», «Громобой», «Рюрик» и «Богатырь»; в Порт–Артуре находилось ядро флота — броненосцы и крейсера под флагом вице–адмирала Старка. По многочисленным китайским портам были разосланы миноносцы и канонерские лодки, выполнявшие роль стационеров (судов, охраняющих интересы своей страны).

Разделенные двумя морями, Японским и Желтым, эскадры России ждали своего часа. Незадолго до начала войны против подобного распыления флота высказывался адмирал Скрыдлов, но спорить с наместником императора на Дальнем Востоке Алексеевым, внебрачным сыном Александра II, разумеется, не решился. Летом 1903 года Владивосток последний раз видел всю морскую мощь России на своем рейде — затем броненосцы ушли, а осиротелые крейсера тоскливо проводили их в Порт- Артур пронзительными гудками корабельных сирен. Еще никто не предполагал, что эскадры более не увидят друг друга.

Крейсер 1–го ранга «Варяг» в силу обстоятельств оказался в стороне от эпицентра надвигавшихся тревожных событий. Когда в 1903 году в Корее восстали тонхаки, в Сеуле началась паника среди многочисленных зарубежных миссий и посольств. Все представительства огласились призывами о помощи и обеспечении их охраны. Посол России в Корее А. И. Павлов исключением не стал, и, чтобы важную персону случайно не подвергли излишнему риску, в порт Чемульпо из Порт–Артура пришли крейсер «Варяг» и канонерская лодка с символичным названием «Кореец». По распоряжению наместника канлодка являлась посыльным судном, олицетворяя, очевидно, некоторое тугодумие этого самого наместника. «Кореец» едва выжимал из своих машин 13 узлов (около 24 км/ч), а наличие основательного парусного вооружения более скоростным этот корабль не делало. Для связи подошел бы любой номерной миноносец, но как‑то это… маловнушительно. Не исключено, что наличие в корейском порту столь мощного по вооружению соединения подчеркивало особые виды России на Корею и остужало ретивые головы остальных «миролюбивых миссионеров», чьи корабли заполнили гавань Чемульпо. Почти одновременно с русскими кораблями в корейском порту бросили якоря французский крейсер «Паскаль», итальянский крейсер «Этна» и американская канонерская лодка «Виксбург». Чуть далее от остальных серой громадой возвышался британский крейсер «Тэлбот», командир которого, сэр Бейли, являлся старшим на рейде и должен был координировать действия международной эскадры в случае непредвиденных обстоятельств.

Пришедший с «Варягом» пароход «Сунгари» высадил для охраны посольства команду матросов с броненосца «Севастополь» и полуроту казаков. К удивлению самих русских моряков и некоторых современных историков, крейсер оказался самым сильным среди прибывших кораблей международной эскадры. Позднее этот факт также инкриминируют наместнику Алексееву; и все же почему в стационеры назначили «самый лучший» (по многим источникам) крейсер мира, объяснить только одним желанием «дальневосточного сатрапа» трудно. Могли отправить «Аскольд», например, или «Новик». Сборную команду защитников миссии эти корабли и без «Сунгари» доставили бы, да и ходоки они были отличные. Однако промолчал и вице–адмирал Старк. И это при том, что незадолго до описываемых событий была проведена оперативно–командная игра, в которой вариант блокирования русских кораблей в Чемульпо предполагаемым противником рассматривался досконально. Алексеев, Старк и младшие флагманы результатами игры остались довольны. На карте ретивый миноносец мгновенно предупреждал об опасности, и сгационеры спешно оттягивались в Порт–Артур. Все вводные игры решались образцово, возможность внезапного нападения не рассматривалась даже теоретически.

Однако вернемся к «самому лучшему» и «самому сильному» крейсеру мира. Последняя фраза, кстати, взята из знаменитого художественного фильма «Крейсер «Варяг»», снятого в 1946 — 1947 годах по личной просьбе И. В. Сталина. В этом потрясающем для своего времени блокбастере снялся другой известный корабль — крейсер «Аврора». Для «символа революции» это была последняя возможность подымить из труб и пострелять холостыми зарядами из своих шестидюймовок, изображая «Варяг». Сразу после съемок крейсер окончательно обрел статус корабля–музея в Ленинграде и встал на вечный якорь.

Бронепалубный крейсер 1–го ранга «Варяг» заказали в США у фирмы «Крэмп и сыновья», в городе Филадельфия, специально по программе усиления Дальневосточного флота Тут же, кстати, строился еще один красавец, и для этих же нужд — эскадренный броненосец «Ретвизан». С фирмой Крэмпа русское правительство сотрудничало давно и плодотворно, постоянно размещая заказы на новые суда Задолго до «Варяга» и «Ретвизана» верфи Филадельфии сдали России великолепные крейсера «Европу», «Азию» и «Африку». «Варяг», по замыслу морского ведомства, являлся улучшенным вариантом крейсеров типа «Паллада». Именно к этому типу относится и скандально знаменитая «Аврора». Усилению подвергли артиллерийское вооружение и значительно увеличили скорость хода Американцы строили настолько качественно и быстро, что русские наблюдатели невольно были восхищены, — правда, это не мешало им постоянно нервировать Крэмпа, внося изменения в готовый и утвержденный проект. Окончательная стоимость крейсера с броней фирмы Карнеги, но без вооружения, составила (по В. Катаеву) 4 233 240 рублей.

Примечателен интересный факт: почти одновременно с постройкой кораблей русские эмигранты с разрешения властей Филадельфии заложили здесь фундамент Андреевского собора Русской православной церкви. Храм возводился так: же быстро, как и строившиеся корабли. Когда наступил торжественный момент спуска «Варяга» на воду, берега реки Делавэр заполнила многотысячная толпа, причем большей частью это были русские! Здесь же присутствовали представители американского правительства, посол и военные атташе России в США. Заложенный в мае 1899 года (по некоторым документам — в декабре 1898 года), в январе 1901–го крейсер уже вступил в строй. 10 марта того же года Филадельфия тепло попрощалась с русским красавцем, который номинально значился как один из самых быстроходных кораблей этого класса в мире. Еще бы! Проектная максимальная скорость — целых 23 узла (42,6 км/ч)! Увы, расхожее мнение о том, что «Варяг» являлся не только самым сильным, но и самым быстроходным крейсером мира, абсолютно несостоятельно. Для примера, только в российском флоте второй и третий корабли после «Варяга» — «Аскольд» и «Богатырь», разрабатывавшиеся по одному техническому заданию, развивали идентичную скорость («Богатырь» умудрился на приемных испытаниях разогнаться до 23,5 узла). В июле 1900 года американцы разогнали крейсер аж до 24,59 узла, но на очень короткое время. Дальше начались неприятности.

В ходе испытаний на «Варяге» были пережжены котлы, после чего он едва давал 19–20 узлов (35–37 км/ч), да и те держал нестабильно. Так что рысак изначально оказался стреноженным. С безнадежно испорченными машинами, о чем, кстати, упоминает военный историк С. Семанов в книге «Последние адмиралы», проку при эскадре от крейсера было мало, и ему нашли самое разумное применение — показ флага и стационирование в корейском порту Чемульпо. (Так что Алексеев, а с ним Старк и другие старшие офицеры, принимали не только гибельные для флота решения.) Странно, что об этом «скоростном неприличии» корабля мало кто упоминает, кроме нескольких авторов, но зато настойчиво выдвигается версия о «подставе лучшего из лучших». К слову, о «мучениях» с машинами и котлами Никлосса рассказывает и писатель Виктор Катаев в своей замечательной монографии «Крейсер «Варяг». Легенда российского флота».

Имел крейсер и ряд серьезных конструктивных недостатков. О чем думали в морском ведомстве, заказывая корабль с 36 орудиями калибра от 152 до 75 и 37 мм, абсолютно не предусмотрев защиту их прислуги, непонятно. Ведь прошедшие совсем недавно Американо–испанская и Японо–китайская войны отчетливо продемонстрировали страшную разрушительную силу скорострельных пушек. Конечно, наличие бронепалубы и боевой рубки, обшитой стальными плитами толщиной 15 см, давало экипажу некоторую уверенность. Радовали моряков и шесть торпедных аппаратов, но вот орудия… Прикрыть их пусть не башнями, но хотя бы щитами можно было? Комендоры двух носовых и шести кормовых 152–мм пушек, разнесенных по бортам, встречали град осколков грудью, что позднее и привело к высоким, неоправданным потерям. Так что «самый мощный» оказался скорее самым красивым. Для корабельной архитектуры начала прошлого века крейсер выглядел шикарно, не перегружая свой силуэт массивными надстройками и выдающимся далеко вперед, по моде того времени, шпироном — тараном. Палево–белая окраска при черно–оранжевых симметрично установленных четырех трубах делала,«Варяг» всеобщим любимцем эскадры и многочисленных фотографов. Снимки потрясающе красивого корабля обошли тогда весь мир. Остальные крейсера на его фоне смотрелись явно неубедительно. «Аскольд» просто вызывал недоумение, вздев к небу кроме двух мачт еще и целых пять (!) тонких, будто отощавших, труб. Правда, этот корабль имел великолепные германские машины и, в отличие от нашего героя, проблем с ходом не имел. Надо признаться, что и «родственник» «Варяга» броненосец «Ретвизан» тоже был по–корабельному до неприличия красив и лаконичен. Променад порт–артурских обывателей всегда состоял из дефиле по набережной и небрежного лорнирования трех флотских жемчужин: «Варяга», «Ретвизана» и «Цесаревича».

Поражал корабль и целым рядом технических новинок: от телескопических мачт, стеньги (верхние части) которых задвигались внутрь при переходе под низкими мостами, до роскошной, изысканной мебели офицерских кают и салонов, полностью сделанной из штампованного… металла! Ненадолго задержавшись в Порт–Артуре и проведя время в бесконечных ремонтах и регулировке машин, «Варяг», перекрашенный в оливковый цвет, ушел, а изучать корабли русской эскадры стали японские шпионы, наводнившие Порт–Артур задолго до начала войны.

Оказавшись в Чемульпо, русский крейсер действительно подавлял своей мощью. На рейде, после «Варяга», взгляд мог задержаться разве что на британском «однокласснике» русского стационера — бронепалубном крейсере «Тэлбот». Этот тип корабля, некогда вызвавший переполох в морском ведомстве своими техническими характеристиками и послуживший толчком к появлению «Паллады» и «Авроры», теперь не только смотрелся неубедительно (вес 5600 тонн против 7022 тонн у «Варяга»), но и «недотягивал» по вооружению. Имея 25 орудийных стволов, англичане невольно диву давались авторитету и значимости посла Павлова, чью бесценную жизнь охраняли 36 пушек, не считая артиллерии «Корейца». Думается, информация о печальной судьбе машин «Варяга» до японцев не дошла, учитывая численность и состав подошедшей эскадры контр–адмирала Уриу. Но об этом позднее.

Сейчас японцы готовят удар и вторжение в Корею. Чемульпо — морские ворота в Сеул. Порт и столицу разделяют всего 26 километров. В воздухе висит тяжелое ощущение грядущего кровопролития. Командир «Варяга» капитан 1–го ранга Всеволод Федорович Руднев проводит бесконечные совещания со своим другом, командиром «Корейца» Григорием Павловичем Беляевым. Уже витает вокруг запах войны, и тревогу этих двух офицеров понять можно. Посол Павлов никаких собственных инструкций не дает, сам находясь в информационном вакууме. К тому же этот чиновник, судя по отсутствию необходимой инициативы, в передряге, которую уже предчувствует, никогда не бывал. Из Сеула идет поток телеграмм наместнику. Ответ Алексеева уклончив, в духе будущего 1941 года — на провокации не поддаваться, сохранять спокойствие.

По версии B. C. Пикуля, Павлов вызвал Руднева в Сеул: «Всеволод Федорович, — сказал он Рудневу, — я не уверен, что Петербург информирован о нашем положении, и поэтому «Кореец» хорошо бы отправить в Порт–Артур с дипломатической почтой». Руднев ответил:

— Я вообще не понимаю, зачем наместник заслал моего «Варяга» в Чемульпо… Не кажется ли вам, господин посол, что наши корабли уже обречены на гибель? Скорее всего, мы будем интернированы.

— До этого не дойдет. Японцы за последние годы цивилизовались достаточно, если разрыв и произойдет, то прежде всего последует официальное объявление войны…» Здесь Пикуль лукавит и, по–советски «отхлестав» царедворцев за «глупые директивы», невольно бросает тень на компетентность командира корабля. Действительно, представить, что до офицера не довели боевой приказ и не поставили конкретной задачи, просто немыслимо! Конечно, Руднев все отлично понимал и пребывание вверенного ему корабля в корейском порту упущением командования считать не мог. От его «Варяга» в случае боя в составе артурской эскадры толку было бы немного, и нахождение корабля в Артуре ситуацию никоим образом не меняло. Все последующее в этом диалоге могло быть абсолютной правдой, и войн без объявления тогда можно было насчитать по пальцам одной руки. Капитану крейсера стоит посочувствовать. Он отвечал за судьбу своих кораблей и за жизнь почти 700 человек в экипажах, думал о сохранении престижа России и чести Андреевского флага.

Не получив вразумительных директив от Павлова относительно дальнейших действий в быстро меняющейся обстановке, командир стационера принимает единственно правильное решение — отправить «Кореец» в Порт–Артур. Его друг и соратник капитан Беляев попытался вырваться из Чемульпо, но выход уже был блокирован, и канонерская лодка, чудом избежав попаданий трех выпущенных в нее торпед и огрызнувшись огнем, вернулась к крейсеру. Ситуация накалялась до предела. Японцы не только преградили русским путь, но и готовили высадку десанта. Связи нет — противник уже контролировал телеграф! Японцы еще с 3 января ввели новые правила отправки телеграмм, распространив их на ряд корейских станций. Корейцы подобному произволу не противились, и к концу месяца любые депеши просто арестовывались без уведомления посылателя. Чемульпо к этому моменту был буквально наводнен японской агентурой, что еще более осложняло положение русских.

Наконец от Павлова и американского атташе, прибывшего из Шанхая, капитан Руднев узнает о высадке японцев в Корее (район Пусаня) и возможном начале боевых действий 27 января. Но посол дальнейших инструкций не дает и дать не может — голову потеряли чины и позначительней. Начинать «свою», местную войну капитан 1–го ранга Руднев права не имеет. Для этого нужно не только гражданское мужество, но как минимум колоссальный дар предвидения. Требовать от командира стационера, находящегося в чужих водах, принятия подобного решения, да еще с учетом воспитания, менталитета и традиций того времени, — глупость. Да и проявление любой инициативы во флоте (в царском, как и в советском) — вещь немыслимая. В этой неопределенности Руднев метался между долгом и приказом (а точнее, отсутствием такового), и ему было проще погибнуть на мостике, чем взять на себя ответственность за принятие решения при такой сумме неизвестных исходных данных. Сейчас многие историки обвиняют его в необдуманных действиях, приведших к потере двух русских кораблей в первые часы начавшейся войны. Ну что же, каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны. Нет сомнений — тогда офицер поступал правильно!

Непосредственно «Варяг» не атакован, а японские миноносцы и крейсер «Чиода» подошли вплотную, направив на русские корабли жерла орудийных стволов и торпедных аппаратов, демонстрируя желание обеспечить ход операции на берегу. Атаку «Корейца» можно с уверенностью расценить как провокацию. Но означает ли это войну? Ночь прошла тягостно и тревожно. Комендоры русских орудий не смыкали глаз, готовые в любой момент открыть ответный огонь.

26 января 1904 года через «Канал летающей рыбы» (узкий фарватер с отмелями) прошел японский конвой. Транспорты с десантом прикрывали три легких крейсера и четыре миноносца. Они беспрепятственно высадили войска на корейском побережье. Российский историк А. Широкорад, приводя общее количество орудий, прямо заявляет об оплошности Руднева По его мнению, «Варяг» обладал весомым огневым преимуществом, но капитан даже не развел пары! А ведь были еще и «специальные тараны» (по Широкораду), и, развеяв десант, русские корабли могли изменить ход первого периода войны. Предположение смелое (даже гипотетическое отражение десанта не помешало бы японцам блокировать русские корабли и лишь привело бы к их скорейшему уничтожению), но… Нет приказа! Артур недосягаем, Павлов молчит! Вернувшись после неудачного прорыва, капитан 2–го ранга Беляев докладывает флагману:

— Атакован минами (торпедами), открыл ответный огонь, — и, помолчав, добавляет:

— Неужели, Всеволод Федорович, война?

Утвердительного ответа капитан «Варяга» дать не может!

И уж тем более, разведя пары, ринуться в узкий канал отражать десант. При наличии у противника четырех миноносцев подобная попытка превращается в самоубийство. Да еще при ограниченном маневре и невозможности дать полный ход, что является залогом успешного отражения торпедной атаки. Сейчас уже нетрудно предположить, во что вылился бы для «Варяга» подобный бой. Известный военно–морской историк, профессор и капитан 1–го ранга БД. Доценко в своей нашумевшей книге «Мифы и легенды российского флота», касаясь щекотливой темы «инцидента в Чемульпо», попытался вскрыть всю неразумность принимаемых Рудневым решений, приведших к плачевному результату — гибели российских кораблей. Интересно его замечание о качестве стрельбы «Варяга». «Есть основания считать, что артиллерия (русских) применялась не совсем грамотно. Японцы имели огромное превосходство в силах, которое они с успехом реализовали. Это видно из тех повреждений, которые получил «Варяг». Как утверждают сами японцы, в бою при Чемульпо их корабли остались невредимыми». Эта цитата относится к сражению, происшедшему во время неудачной попытки прорыва сквозь строй эскадры Уриу. Но сути это не меняет. Вряд ли русские комендоры стреляли бы лучше при отражении японского десанта на корейский берег. Впрочем, об артиллерийской подготовке мы еще поговорим.

Что касается японских миноносцев, то их действия в ту войну заслуживают высочайшей оценки. Еще до страшной катастрофы при Цусиме в мае 1905 года, когда уже разбитую эскадру адмирала Рожественского эти маленькие, веретенообразные демоны смерти (водоизмещение миноносцев того времени едва доходило до 300 — 400тонн) терзали практически всю ночь, атакуя торпедами одиночные русские корабли с запредельно коротких дистанций в 100 — 150 метров, в Артуре, намного раньше, их доблесть оценили все русские моряки.

Когда участь I Тихоокеанской эскадры была уже предрешена и японцы начали планомерное уничтожение кораблей России в гавани, гражданское мужество проявил капитан 1–го ранга Н. О. Эссен — будущий командующий Балтийским флотом. Не желая бесславно погибать в порт–артурской западне, он, с разрешения начальства, повел свой броненосец «Севастополь» в прорыв. Корабль, подобно «Варягу», от рождения страдал дефектами машин левого борта и, замеченный японцами, сумел добраться лишь до бухты Белого Волка (недалеко от Порт–Артура). Этот последний русский броненосец адмирал Того решил уничтожить любой ценой, бросив почти все миноносцы своего флота и даже паровые катера с броненосцев «Фудзи» и «Микаса» в страшную, самоубийственную атаку.

«Севастополь», обложившись противоторпедными сетями (специальные приспособления, предохраняющие линкор или крейсер от попаданий торпед), отбивался, как израненный лев от стаи гиен. Непрерывные атаки японцев продолжались каждую ночь с 27 ноября по 3 декабря. Под градом торпед, выпускаемых в упор, броненосец на стоп–анкере (якорь, позволяющий зацепиться за берег) подтянулся кормой на мелководье, чтобы окончательно не затонуть, и продолжал вести ураганный огонь по наседающему противнику. О действиях японских морских истребителей пишет участник боя лейтенант Дмитриев: «Японцы, несмотря на слепившие их прожектора, на убийственный огонь наших орудий, неумолимо шли вперед, поддерживая расстояние, как на маневрах. Подойдя ближе, выпускали торпеды и затем в том же порядке уходили на юго–восток. В этом стройном движении была такая уверенность много и хорошо плавающих людей, что невольно вырвалось:

— Ловко идут! Равнение как держат! Точно по дальномеру!

Когда имеешь дело с таким противником, то любая удача еще более поднимает дух». Плотность огня «Севастополя» была почти пулеметной, и в маленькие корабли японцев стреляли даже офицеры из револьверов. С таким же врагом предлагалось встретиться и «Варягу», да еще при наличии у противника трех легких крейсеров. В эту первую для себя войну с сильной европейской державой японцы сражались отчаянно и с потерями не считались! Так что результаты неслучившегося отражения десанта предсказать нетрудно.

Но даже если виртуально допустить подобный бой, где гарантия, что на чудом уцелевший и вернувшийся на рейд крейсер не примчится из Сеула посол Павлов и, схватившись за голову, не передаст срочную телеграмму за подписью наместника Алексеева, в которой правительство микадо извиняется за инцидент с атакой «Корейца» (в тумане не разглядели) и выражает уверенность, что Россия поймет притязания Японии на земли Кореи. В этом случае Рудневу остается лишь доложить, что, к сожалению, войну он уже начал, и, став виновником международного скандала, спокойно уединиться в своей каюте и либо написать рапорт об отставке, либо в ствол револьвера — воды и ствол в рот — по старой флотской традиции- В реальности капитан сохранил достойное хладнокровие и проявил недюжинную выдержку.

Тот же историк Широкорад пишет; «За несколько дней до начала войны царь Николай II публично заявил в присутствии иностранных дипломатов, что введение японских войск в Корею — это casus belli, то есть повод к войне с Россией. А вот до офицеров Дальневосточной эскадры эти слова доведены не были! Но Руднев уже своими глазами видел десант японцев. А он был не просто капитаном 1–го ранга, а командиром стационера, обязанного защищать интересы государства за тысячи километров от границы». Здесь явно определенная неувязка — словесные эскапады императора до офицеров не довели, но они, находясь в нейтральном корейском порту, должны защищать государство. Какое? Если Корею, то где приказ? Наличие десанта на чужой территории — еще не повод к открытию огня. Самураи высаживались в Инчхоне (Чемульпо), а не во Владивостоке! Так что же требовать от Всеволода Федоровича Руднева? Он офицер, а не военный аналитик, и уж тем более не ясновидящий. Какое тут разведение паров, если сам посол Российской империи в Корее впал в коматоз. «Варяг» якорей не поднял! Японцы без стрельбы обосновались в городе, а у острова Филипс неясными бликами мелькнули зловещие тени — эскадра Уриу перекрывала единственный выход в море. Наступало утро 27 января 1904 года Приближался последний парад.

Теперь обратимся к двум рапортам самого В. Ф. Руднева один — наместнику, от 6 февраля 1904 года, другой — управляющему Морским министерством, от 5 марта 1905 года. Несмотря на почти годовую разницу в написании этих документов, они содержат практически идентичную информацию. Капитан «Варяга» был предельно честен, и излишнюю его эмоциональность можно понять. Старшим на рейде Чемульпо, как уже отмечалось, являлся капитан–коммодор Бейли. К этому англичанину и обратился командир крейсера еще 26 января, посетив «Тэлбот» и «холодно побеседовав». Это уже не из рапорта. Так пишет АЛ. Степанов в романе «Порт–Артур». Он постарался собрать гигантский архивный материал, встречался с десятками очевидцев, но закончил свое произведение в 1941 году, что уже говорит о многом Отображать в те годы реальные события было делом непростым Конечно, британцы без обиняков поддерживали Японию, но присутствие целой международной эскадры заставляло создавать видимость «fair play» — честной игры. Руднев, знавший о разрыве дипломатических отношений между Россией и Японией из донесений посла от 24 января, но не уверенный окончательно в начале военных действий, попросил англичанина прояснить обстановку. Бейли, по нормам международного права того времени и по долгу старшего офицера на рейде, отправился с визитом к японскому адмиралу. Степанов считает, что именно тогда Сото Уриу предложил Бейли взятку за попытку убедить капитана «Варяга» не взрывать крейсер, если прорыв не удастся. Поверить в эту версию трудно — события могли развиваться непредсказуемо: от интернирования русских кораблей до гибели Руднева в бою. Доподлинно известно главное: Бейли прямо заявил японцу, что не допустит нападения на рейде и даст отпор всеми силами и средствами объединенной эскадры. Контр–адмирал Уриу идет на соглашение весьма охотно, понимая, что для кораблей России это уже ничего не меняет.

Японцы занимаются захватом города, пока стоящие у бортов «Варяга» миноносцы–соглядатаи держат его в прицелах своих торпедных аппаратов — на случай, если Руднев все же отважится развязать свою маленькую «победоносную» войну. Наконец

27 января в 7 часов 30 минут утра все стационеры, кроме русского, были извещены, что война объявлена и адмирал Уриу атакует силами своей эскадры корабли Российской империи прямо в гавани, если до полудня они не покинут Чемульпо. Этот ультиматум доставил на «Варяг» капитан «Паскаля» Виктор Сене, безусловно симпатизировавший русским.

B.Ф. Руднев снова отправляется на «Тэлбот» — на очередное совещание. Здесь, по сути, альтернативы уже не было: либо выходят русские, либо они остаются, а рейд покидают корабли международной эскадры. Все заверения Бейли о поддержке «Варяга» и «Корейца» развеялись как дым. И дело не только в безвольном поведении командиров стационеров. Чемульпо уже контролировали японцы, да и выступать в роли третейских судей никто не пожелал. В такой ситуации каждый думает о себе, и подвергаться риску быть расстрелянным вместе с русскими охотников не нашлось. К тому же большинство «союзников по борьбе с тонхаками» подобная ситуация устраивала—британцы и янки завуалированно поддерживали Японию. Пожалуй, только французы и итальянцы смотрели на все происходящее как на опасное и волнующее приключение, свидетелями которого им посчастливилось стать. Меньше всего капитанов волновали нарушение нейтралитета Кореи и то, что порт Чемульпо уже окрасился в цвета флагов Страны восходящего солнца.

Сэр Бейли долго не тянул и вручил капитану русского корабля следующее послание, переданное через консула (по AJHL Степанову): «Командиру крейсера «Варяг» Императорского российского флота. Сэр! Ввиду начала военных действий между Японией и Россией я имею честь почтительнейше просить Вас покинуть со всеми судами, находящимися под Вашей командой, порт Чемульпо до полудня 9 февраля (27 января по русскому стилю) 1904 года В противном случае я атакую Вас в порту. Имею честь быть Вашим почтительнейшим слугой.

C. Уриу, контр–адмирал Императорского японского флота и командующий японской эскадрой на рейде в Чемульпо».

Русский капитан, похоже, только сейчас вздохнул с облегчением:

— Господа, мои корабли до полудня покинут гавань и примут бой. Честь имею.

Ошеломленный Бейли фальшиво воскликнул;

— Но это безумие! —

Всегда эмоциональный Сене принялся с восторгом трясти руку Руднева;

— Вы… вы настоящий храбрец! Я не нахожу слов!

Командир итальянского крейсера «Этна» капитан Бореа,

вскинув ладонь к козырьку, смущенно промолвил;

— Синьор, я могу только аплодировать. Храни вас Господь!

Отдав честь, капитан «Варяга», в сопровождении мичмана Нирода, отправился к шлюпке. Возле его корабля уже не маячили японские миноносцы и крейсер «Чиода», прибывший сюда, в Чемульпо, еще год назад. Он также бесследно исчез. Контрадмирал Уриу стягивал свои силы в единый кулак, готовясь либо дать русским бой, либо принять их капитуляцию. Тогда противники еще не знали друг друга, и в реальности предстояло первое серьезное столкновение «больших кораблей» в начале XX века. О том, что ночью эскадра Старка была атакована миноносцами адмирала Того, капитан Руднев, разумеется, не подозревал, и именно ему приходилось открывать счет в этой смертельной игре, где враждующие стороны сходились лоб в лоб, а не коварно торпедировали дремавшие на рейде корабли, как случилось в Порт–Артуре.

Нет сомнении в том, что офицеры, даже по незнанию недооценивая японцев, все же прекрасно осознавали, что прорыв, скорее всего, будет фатальным. Ни для кого не было секретом, что меч для «коварных азиатов» ковался в Англии, и это давало повод к размышлениям. Сыны божественного микадо не могли позволить себе стартовать с неудачи — это была их первая война с серьезным противником (разгром полуфеодального Китая и кровавая вакханалия в Корее в 1895 — 1896 годах были не теми конфликтами, где требуется высокое воинское искусство), и они воспользовались всеми преимуществами, которые так любезно предоставили им география, время и отсутствие здравого смысла в правящих кругах России.

Адмирал Того отрядил на расправу с «Варягом» и «Корейцем» (пароход «Сунгари», находившийся в Чемульпо, боевым судном не являлся) основательные силы, стремясь свести риск к минимуму. Русские корабли, готовые идти на прорыв, в строе пеленга (шеренгой) от острова Риху ожидали 6 крейсеров и 8 миноносцев, за кормой которых проступали очертания острова Филипс Уже во время боя в этой компании опознают и «старого приятеля» по стационированию — «Чиоду», но главным здесь был крупнейший корабль эскадры — броненосный крейсер «Асама». Этот «солист», построенный в Англии по проекту британца Ф. Уаттса, был отлично сбалансирован, нес 4 орудия калибром 203 мм и 14 шестидюймовых (152 мм) пушек Арсенал дополняли 4 торпедных аппарата и еще 20 орудийных стволов меньшего калибра. Одетый в бронированный пояс толщиной 178 мм, он надежно укрывал своего адмирала в массивной боевой рубке, защита которой была почти линкоровской — 356 мм! Правда, проектную скорость 22 узла он не держал, но при целой своре легких крейсеров и миноносцев вопрос о преследовании и полном уничтожении противника, над которым поработает своими орудиями вышеописанный исполин, беспокоил Уриу меньше всего. Один «Асама» мог делать с «Варягом» все что хотел, выбрасывая в бортовом залпе почти вдвое больше стали, чем русский крейсер. И все же на участие в первой ответственной операции у берегов Кореи адмирал Того выделили боевой отряд 2–й эскадры Императорского флота Японии.

Уже приняв решение, капитан В. Ф. Руднев собрал офицеров и сообщил им о начале военных действий. Он приказал мичману Черниловскому–Соколу при угрозе захвата крейсера взорвать его. Это решение диктовалось соотношением сил. В 1829 году такой же приказ дал А. И. Казарский — капитан геройского брига «Меркурий», вступившего в неравный бой с двумя линейными кораблями турок

После короткой речи командира перед экипажем (смысл которой сводился к следующему: мы пойдем на прорыв эскадры, как бы сильна она ни была) в 11 часов 20 минут (согласно рапорту) «Варяг» снялся с якоря и начал свой путь в бессмертие (для одних) и скандальной известности (для других). Сцена прощания была щемящей до слез. Выстроенные «во фрунт» экипажи стационеров при проходе «Варяга» мимо их кораблей играли «Боже, царя храни». Оркестр крейсера отвечал им гимнами их держав. Виктор Сене напишет в рапорте своему начальству: «Мы салютовали этим героям, шедшим так гордо на верную смерть». Подобного история войн на море еще не знала! Позади крейсера снялся с якоря и пошел «Кореец», готовый до конца испить последнюю чашу с флагманом.

Сейчас большинство военно–морских специалистов сетуют на неразумность этого решения: тащить за собой тихоходную канлодку, когда нужна скорость при прорыве, — абсурд. Однако писать об этом намного проще, чем участвовать в том самом прорыве. Русские корабли на выходе из канала ждали 43 торпедных аппарата и 182 орудия эскадры, способной одним залпом выбросить 7 тонн (!) смертоносного груза. Не взять в бой «Кореец» — это заведомо лишить себя двух 203–мм орудий (калибр «Асамы»), одной 152–мм пушки и четырех 107–мм пушек, не считая торпедного аппарата и мелкокалиберной артиллерии. Правда, обе восьмидюймовки стреляли дымным порохом и долго перезаряжались, но главное — они стреляли! А не нанесение ли максимального ущерба врагу есть смысл боя? Что до скорости, то, во–первых, «Варяг», по сути, крался по фарватеру, полному отмелей, да и, если помните, ходок он был неважный. Во–вторых, Руднев меньше всего рассчитывал на ход своего корабля, имея под командованием бронепалубный крейсер, скорее попадающий под американскую классификацию скаутов–разведчиков или, по русским меркам, «истребителям торговли», мало приспособленных для подвигов такого рода. Но и имей крейсер исправные машины — шансов почти не было! В реальности «Варяг» шел на расстрел! На расстрел за ним шел и «Кореец».

Обозрев русские корабли в бинокль, контр–адмирал. Сото Уриу приказал поднять сигнал о сдаче. В своем рапорте Руднев этот сигнал упоминает, но ответа на него русские не дают. Хронометр отсчитывает последние секунды перед залпом. Дебютирующим японцам нужна только победа! Русским нужно другое — как можно дороже продать свои жизни! Обвинять капитана крейсера в том, что он отправился «отрабатывать номер» перед лавиной будущих упреков начальства, его же и подставившего своей нерасторопностью и недальновидностью, просто язык не поворачивается. В тот момент, находясь за заслонками смотровых щелей рубки, о своей будущей карьере Всеволод Федорович Руднев не задумывался. Он не послал корабли на смерть, а повел! Разница существенная! Шансов остаться в живых у капитана 1–го ранга было чуть больше, чем у застывших со снарядами в руках комендоров орудий крейсера! И все же в предстоящем бою Руднев, ни на минуту не прекращавший выполнение своих обязанностей, был ранен осколком в голову (по другой версии, контужен). Но и тогда, получив первую помощь, капитан не оставил свой пост и, перевязанный, вышел на крыло мостика, желая воодушевить матросов.

В 11 часов 45 минут «Асама» (в некоторых источниках — легкий крейсер «Нанива» — бывший флагманский корабль адмирала Того во время войны с Китаем, а теперь флагман Уриу) дает первый пристрелочный выстрел для определения дистанции и, не дождавшись, когда опадет серо–зеленый столб воды при недолете, передает откорректированную дистанцию остальным кораблям. «Чиода» открывает огонь вторым, после чего начинает работу вся эскадра. Миноносцы держатся за строем крейсеров, готовые по первому сигналу обрушиться на израненного врага и добить его торпедами. «Варяг» на огонь не отвечал, сокращая дистанцию, что разумно при выяснении отношений с таким бойцом–тяжеловесом, как «Асама». Орудия крейсера заговорили, когда противников разделяли 45 кабельтовых (более 8 км). Японцы к этому моменту уже изрядно пристрелялись, да и в первой фазе боя «Варяг» мог отвечать двумя–тремя орудиями правого борта, сближаясь с противником под острым углом. Уриу свой шанс упускать не хотел, и его армада начала скатываться на зюйд (к юго–западу от острова Филипс). Контр–адмирал шел на пресечку курса русских, перекрывая выход в море и ставя под кинжальный огонь всей эскадры один бронепалубный крейсер. По «Корейцу» огонь не велся вообще, но свою роль в этой трагедии он все же сыграл…

Бой длился уже 27 минут, когда при проходе траверза острова Иодольми были перебиты рулевые приводы и избиваемый «Варяг» рыскнул на курсе. (Рысканье — произвольное уклонение корабля в сторону от курса) Именно в это время сталью осколков снаряда, попавшего в рубку, и был ранен капитан и убиты его горнист и барабанщик Комендоры крейсера выкашивались осколками, словно по кораблю хлестали из чудовищной митральезы. Оттаскивая убитых, другие моряки становились к оптике прицелов и снарядной подаче, продолжая стрелять, стрелять, стрелять, пока очередной японский снаряд не поражал этих доблестных людей у их орудий и не калечил станины, стволы и надстройки крейсера.

К 12 часам 15 минутам правый борт «Варяга» уже был истерзан, и корабль, пытаясь выйти из‑под огня и едва управляемый работой винтов, на время дал задний ход и стал медленно разворачиваться. Затем случилось непредвиденное. Вибрируя корпусом, с металлическим скрежетом крейсер вполз на каменистую отмель. Это была кульминация битвы, когда неподвижный исполин был засыпан градом лиддита (взрывное вещество, начиняемое в снаряды). Казалось, по палубе пронесся огненный смерч! «Кореец» прикрыл флагмана, дав несколько залпов и скрыв его в густом черно–желтом дыму от выстрелов тех самых, так не полюбившихся историкам, восьмидюймовых орудий. Японцы, похоже, не догадывались о бедственном положении «Варяга», но ситуацию, ставшую критической и безнадежной, изменить уже ничто не могло. Избиваемый снарядами, с горящей кормой, «Варяг» был обречен! И тут случилось то, что многие посчитали чудом. То ли от ударов снарядами, то ли от работы винтов, но крейсер неожиданно сошел на глубокую воду, имея в обшивке днища внушительную пробоину. (Кстати, факт посадки на мель, упущенный большинством историков и не отображенный в рапорте Руднева, подтверждают и поздние японские документы.) Развернувшись и подставив левый, неповрежденный борт, русский крейсер огрызнулся огнем кормовых плутонгов (батареи из нескольких орудий, стреляющих по одной цели) и начал отход. Руднев посчитал, что именно в этот момент «Асаме» дали сдачи. Сам «Варяг» уже начал садиться кормой и получил крен на правый борт. С итальянского стационера «Эльба» сделали снимок, ставший впоследствии знаменитым, — подбитый и садящийся в море крейсер волочит за собой жирный, извилистый шлейф густого дыма…

Прорыв, как и предполагалось, не получился. В 12 часов 45 минут, практически через час после боя, японцы отстали, а точнее, они почти не преследовали доблестный русский корабль, и «Варяг» стрельбу задробил (окончил). Примечателен интересный факт погони броненосного крейсера «Асама» за русскими, о чем упоминает в своей работе Виктор Катаев. Восьмидюймовые снаряды японского корабля накрывали «Варяг» и у места якорной стоянки, что послужило причиной объявления боевой тревоги оставшимися в Чемульпо кораблями союзной эскадры. Лишь после этого, следуя приказанию Уриу, «Асама» ретировался и «Варяг» смог занять то самое место на рейде, с которого совсем недавно ушел в бой. Позднее перед начальством отчитались: 39 погибших и почти 100 раненых, из которых 70 человек тяжело. Все дальнейшее происходит почти сразу после боя — с момента постановки израненного крейсера на якорь в том же месте, откуда он час назад начал свой путь в легенду.

Как уже отмечалось, писатель А. Н. Степанов в романе «Порт–Артур» приводит версию сговора коммодора Бейли с японцами. Ему, дескать, заплатили хорошие комиссионные, и раненому Рудневу он настоятельно порекомендовал корабль не взрывать, а топить открытием кингстонов (специальных кранов, впускающих забортную воду внутрь корабля). Однако в самом рапорте, без литературных домыслов, В. Ф. Руднев прямо указывает. «Пришлось остановиться на потоплении крейсера вследствие заявления иностранных командиров не взрывать корабль ввиду крайней опасности для них и тем более, что крейсер уже начал погружаться в воду». Стоит добавить, что артиллеристы японской эскадры действительно «успешно реализовали свое огневое преимущество», — по меркам того времени от крейсера толку было уже мало. Русский капитан подчеркивает в том же первом донесении: «Не желая дать неприятелю возможность одержать победу над полуразрушенным крейсером…» Верный долгу и не желая оказаться неблагодарным в отношении командиров стационеров, чьи санитарные команды без устали работали на палубе, перевязывая раненых русских моряков и свозя их на свои суда, Руднев пошел навстречу пожеланиям офицеров. «Кореец» взорвали. «Варяг» затопили, открыв кингстоны и клинкеты.

Последнее время многие историки вменяют это Рудневу в вину, утверждая, что он «подарил» крейсер японцам. Во время отлива погибший герой больше чем на четыре метра «вырастал» из воды, и японские специалисты без труда ввели его в строй своего флота, поменяв, к слову, детали котлов, артиллерию и изменив часть внутренних помещений. В частности, корабельные гальюны (уборные) перестроили под низкорослых, тщедушных японцев. Получив новое имя «Сойя» и став учебным, крейсер ходил под японским флагом до момента его покупки Россией в 1916 году.

О факте «сдачи» корабля японцам пишет и профессор В. Д. Доценко: «Крейсер, по существу, был «подарен» японскому флоту. Мотивировка Руднева, что взрыв мог повредить иностранные корабли, несостоятельна». В оправдание капитана «Варяга» стоит отметить, что о тревоге за свои сгационеры высказались почти все командиры. Виктор Сене, капитан французского крейсера «Паскаль», в своем рапорте начальству не забыл отметить это решение русского командира Руднев действительно не стал устраивать на рейде «маленькую Хиросиму», взрывая искалеченный крейсер с оставшимся боезапасом. Рейд Чемульпо невелик, и таскать на буксире погружающийся корабль, подыскивая безопасное место, одновременно занимаясь эвакуацией экипажа и перевозкой раненых на суда международной эскадры и берег (часть тяжелораненых варяжцев осталась в госпитале Чемульпо), — занятие бесперспективное. Крейсер мог от полученных пробоин лечь на грунт в самом неподходящем месте. Важен и психологический фактор: после страшного часового боя корабль флага перед врагом не спустил, дрался с целой сворой крейсеров и миноносцев, понес тяжелые потери, что же еще требовать от русского капитана? Этот храбрый офицер, впервые столкнувшись с японцами, не мог предвидеть и ход самой войны, и виртуозность инженеров и водолазов спасателей контр–адмирала Араи Юкаи. Это его специалисты позднее поднимут «Варяг». Русско–японская война явила миру такое количество различных инноваций в области научно–технического прогресса, что военным морякам можно только посочувствовать. Очень скоро их шаблонное мышление и методики обучения, принятые в середине XIX века, потребуют кардинального пересмотра Война лишь убыстрила этот процесс.

Возвращаясь к «роковой ошибке с затоплением корабля», отмечу интереснейший факт: японцы начали восстановительные работы на русском крейсере задолго до капитуляции Порт- Артура и подняли «Варяг» 26 июля 1905 года, почти сразу включив его в состав своего флота Об этих работах знали и офицеры I эскадры, что больно ранило сердца русских моряков. Однако складывается впечатление, что чудеса гениального японского «реставратора» адмирала Сибаямы (этот человек возглавлял отдел флота по подъему затопленных судов) остались тайной за семью замками. Иначе как объяснить, что капитан 1–го ранга Э. Н. Щенснович, подписавший акт капитуляции Артура от лица флота, передал свой броненосец «Ретвизан» (строился в США одновременно с «Варягом») вместе с «остальным морским имуществом крепости» (формулировка из документа). Разрушили на вверенном капитану корабле все, что можно и нельзя, и предположить, что негодный броненосец японцы восстановят за считаные месяцы, Щенснович, разумеется, не мог. Переименованный в «Хизен», «Ретвизан» еще долгое время будет верой и правдой служить флоту микадо и в годы Первой мировой войны с броненосным крейсером «Асама» (убийцей «Варяга») пробороздит Тихий океан в поисках германской эскадры вице–адмирала фон Шпее. Вот парадоксы истории и судеб корабельных. Хотя прискорбно сознавать, что «Ретвизан», как и «Варяг», выходит, тоже «сдали». Только историки на этом внимания не заострили. Также «подарили» японцам броненосец «Полтаву», переименованный в «Танго», броненосец «Пересвет», получивший новое имя «Сагами», и броненосец «Победу». Последний под именем «Суво» тоже сражался в годы мировой войны. Большинство кораблей топились в спешке, часто под огнем противника, но и это не оправдывает их капитанов. Крейсер 2–го ранга «Боярин», базировавшийся во Владивостоке во время одного из выходов, сел на мель и был… просто брошен офицерами и экипажем! И это без всякого присутствия неприятеля и его огневого воздействия. Дескать, после войны разберемся.

Как видим, недооценка противника и стереотипное мышление сыграли свою роль, причем здесь речь идет о броненосцах (случай с «Боярином» даже упоминать стыдно — историки его «деликатно забыли»), а не о крейсере 1–го ранга! Разумеется, офицеры не сомневались в своем образцовом выполнении воинского долга. Так, капитан 1–го ранга Дмитриев, командир «Пересвета», после попадания в его корабль 10 японских снарядов и опасаясь взрыва (!) открыл кингстоны и посадил броненосец на грунт артурского рейда. После затопления на мелкой воде офицер приказывает подорвать все, что имеет хоть какую‑нибудь ценность. Сомнения его не терзают, и слухи о ремонте «Варяга» кажутся, очевидно, чем‑то далеким и фантастическим. Лейтенант Черкасов, руководивший разрушением «Пересвета», искренне пишет, перечислив все повреждения броненосца: «Из всего этого видно, что поднять корабли, затопленные в Артуре, представляется делом весьма сложным, трудным, кропотливым и страшно дорогим. Починка кессонами (приспособление, позволяющее заделывать огромные пробоины корабля на плаву, не прибегая к постановке в сухой док), как чинили мы свои корабли, теперь невыполнима, так как кессон может присосаться только к находящимся на плаву кораблям. Следовательно, для подъема наших кораблей японцам придется построить кругом каждого броненосца по сухому доку и, откачав воду, чинить повреждения, если только от стоянки на грунте корабли не развалятся сами собой. Понятно, что постройка одного только такого дока займет два–три года работы и обойдется дороже современного броненосца!» и т. д.

Кстати, абсолютно так же думали и англичане — главные законодатели военно–морских технологий. Однако появлялся гениальный Сибаяма, и начиналось что‑то невероятное! Не прошло и года, как уже другой русский офицер, капитан В. Семенов, напишет в своем дневнике: «17 августа 1905 года «Пересвет» вышел из дока и пошел куда‑то… Боже, какой позор! Больно глядеть. Как ударило по сердцу! Идет под своими машинами, под японским флагом!» Добавлю: «Пересвет» пошел в Японию на перекраску и участие в большом параде в честь победы над Россией. История печальная, но снимающая с капитана 1–го ранга В. Ф. Руднева все обвинения. Если, конечно, подходить к эпопее с «Варягом» объективно.

Нельзя исключить и версию о полной уверенности командира корабля в скорой победе над японцами и, разумеется, вводе в строй «Варяга» под родным флагом. А в этом случае уничтожение даже тяжело поврежденного корабля являлось бы откровенной глупостью, граничащей с преступлением. В успешный десант на Японские острова тогда верили все и даже всерьез готовились к параду в Токио. Достаточно почитать газеты того времени.

Теперь о потерях японцев и малоэффективной стрельбе русских в том знаменитом бою. Без сомнений, стреляли комендоры «Варяга» плохо! Даже в тех страшных условиях могли бы лучше. Однако этот порок был свойственен всему Тихоокеанскому флоту империи. Перед войной артиллерийским учениям времени уделяли очень мало, сказывался и дефицит снарядов, чаще доставляемых через всю страну по железной дороге из столицы либо же пароходами, что занимало долгие месяцы. Эскадра периодически меняла свой состав, пополнялась новыми кораблями, и в условиях бешеной гонки за лидерство в регионе учебе отводилась самая незавидная роль — последняя. В Петербурге торопились! Так, например, построенный во Франции эскадренный броненосец «Цесаревич» прямо с приемных испытаний в Средиземном море пошел на Дальний Восток! На усиление флота. При этом корабль имел серьезные проблемы с орудийными башнями и был боеспособен примерно на 60 процентов. Россия играла мускулами, но к серьезной войне здесь готова не была. И это объективная реальность, а не оправдание. Но и в этом случае моряки I Тихоокеанской эскадры стреляли намного лучше, чем артиллеристы русских кораблей II эскадры, погибшей при Цусиме в мае 1905 года. Это отмечают и японцы. «Варяг» же вступил в сражение с багажом боевого опыта, который имел. Долгое стационирование выучки экипажа не повышает, скорее наоборот. До Владивостока и Артура далеко, да и там каждый снаряд на вес золота. И все же в никудышной стрельбе русских в их первом бою позволю усомниться. В хронике службы крейсера часто упоминаются так называемые стволиковые стрельбы — огонь из мелкокалиберных пушек, прикрепленных к стволам орудий большего калибра. Так что капитан делал все что мог для поддержания боеготовности вверенного ему корабля.

В отчете Руднев пишет: «Итальянские офицеры, наблюдавшие за ходом сражения, и английский паровой катер, возвращавшийся от японской эскадры, утверждают, что на крейсере «Асама» был виден большой пожар и сбит кормовой мостик; на двухтрубном крейсере между труб был виден взрыв, а также потоплен один миноносец, что впоследствии подтвердилось». Увы, не подтвердилось!

За время боя «Варяг» выпустил 1105 снарядов, целясь в основном в «Асаму». Официальное издание японского Морского Генерального штаба «Описание военных действий на море в 37–38 гг. Мейдзи» (1904–1905 годы по европейскому летоисчислению) отмечает: «В этом бою (с «Варягом») неприятельские снаряды ни разу не попали в наши суда и мы не понесли ни малейших потерь». А в фильме, посвященном этим событиям и вышедшем к их столетию на канале РТР, потомки корейцев, живших в Чемульпо, пересказывают воспоминания своих близких и говорят прямо:

— Море выбрасывало тела моряков на берег, и наши родственники хоронили их недалеко от прибрежной полосы, в общей могиле. Тел японцев было очень мало, но и те подбирались конными разъездами и увозились. Значит, потери все‑таки были, и, скорее всего, японские информагентства того времени просто скрыли правду от своего народа. Слишком многое было поставлено на кон в этой первой войне с европейским государством.

Подобную практику японцы применяли и позднее. За примером есть смысл обратиться к хронике другой войны — Второй мировой. Япония вступила в нее в декабре 1941 года, одерживая одну победу за другой. К середине 1943 года этот калейдоскоп удач закончился, и начался период поражений и вынужденных отступлений. С июня того же года из японских университетов стали исчезать студенты, родители которых узнавали о судьбах своих детей лишь через несколько меся–цев. К этому моменту юноши проходили усиленную летную подготовку: стране катастрофически не хватало пилотов! Но оповещать об этом убаюканное победами население кабинет генерала Тодзио не считал нужным. Дальше — больше: в мае 1945 года, за несколько месяцев до полной капитуляции страны, население Японии было уверено, что война выигрывается! Куда там советскому агитпропу! Искусство обмана японцы довели до совершенства, это являлось частью их военной этики и комплекса «бусидо». И был ли на троне император Мацухито или Хирохито — значения не имело. Секретность — превыше всего!

Конечно, факт потопления миноносца утаить трудно, и его, разумеется, никто и не топил. Что же видели впечатлительные итальянцы и педантичные, дотошные в подобных делах англичане? И почему броненосный крейсер «Асама» после боя сразу ушел на ремонт? Японские источники хором твердят, что ремонт плановый, в основном очистка днища от ракушечника. Интересно, что это за плановый ремонт корабля первой линии и в первые дни начавшейся войны? А ведь флот Японии готовился образцово. Значит, в самый ответственный момент у «Асамы», и без того страдающего тихоходностью из‑за проблем с котлами, еще и днище обросшее. Скорость в таких случаях резко падает! Прилипшие ракушки и многометровые водоросли сильно снижают ход корабля. Преступная халатность, или все же «Варяг», как говорят моряки, «сорвал банк при отходе», сокрушив кормовой мостик японского тяжеловеса своими снарядами? Корабли японцы ремонтировали виртуозно и, главное, быстро, а откровенничать со своим населением, которое буквально впряглось в эту войну, рассказами о даже незначительных потерях среди героических экипажей флота было бы неразумно.

Результаты беспримерного сопротивления двух кораблей целой эскадре из 14 вымпелов отразил в своей великолепной книге «Господа офицеры» писатель А. Харитоновский. Исследователь, собравший колоссальный фактический материал, упоминает о 30 погибших японских моряках, захороненных после знаменитого сражения на берегу залива Асан. С этого забытого богом уголка броненосная эскадра Того 25 февраля 1904 года вышла на первую бомбардировку кораблей России в гавани Порт–Артура. Тут же, на скалах Асана, японцы построили станцию беспроволочного телеграфа. Харитоновский пишет и о 200раненых, отправленных на крейсере «Такачихо» в Японию. Даже если это преувеличение, то допустить, что «Варяг» и «Кореец» в течение часа, ведя интенсивный огонь и истратив более 1000 снарядов, ни разу не попали в корабли противника, просто невозможно. Да еще на расстоянии, для морского боя незначительном, — 7 километров! Вопрос этот не так однозначен, как трактует его японская историография, и остается открытым по сей день. Если вспомнить старую аксиому, что «объективности следует учиться у противника», то и тут наталкиваемся на несоответствие.

Дело в том, что сразу после войны японское правительство, отдавая дань глубокого уважения и преклоняясь перед мужеством, наградило капитана Руднева орденом Восходящего солнца. Высшей наградой самурая! Это как понимать? Как оценку неудачно проведенного боя? Японцы профинансировали и создание музея памяти героев в Сеуле. Будет ли нация, свято почитающая глубокие военные традиции и воинскую доблесть, оказывать подобные почести противнику, усилия которого оказались ничтожны? И будет ли он когда‑нибудь удален из списка тайн этого невероятного боя, категорично утверждать невозможно.

Еще большее удивление вызвала версия замечательного российского историка А. Б. Широкорада о возможности прорыва экипажей погибших кораблей, озвученная им в работе «Падение Порт–Артура». Историк считает, что Рудневу следовало возглавить моряков «Варяга», «Корейца» и парохода «Сунгари», и через сопки пробиваться навстречу вышедшим в рейд казакам Мищенко. Подобное решение могло существенно повлиять на оперативно–тактическую расстановку сил в самом начале войны. Версия писателя красива. Остается лишь уточнить, что Руднев и другие офицеры — профессиональные моряки, а не коммандос, подготовленные для подобных рейдов. Да, действительно на кораблях был большой запас винтовок, пулеметов и несколько легких орудий Барановского. Требовалось вооружить моряков, установить пушки на катера и уцелевшие шлюпки и с боем брать с моря уже захваченный японцами корейский порт. Мало того, что подобная операция требует длительной подготовки и специальных сил, но даже если представить невозможное, то как повести за собой людей, вышедших из страшного боя (по сути — расстрела) на новое самоубийство? И тем немногим, кто смог бы добраться до Чемульпо, а не погиб в момент высадки под шквалом японского огня, что делать? Сдаваться в плен, вести уличные бои или под огнем строиться в колонны и двигаться в сопки? Где‑то там, за многие сотни километров, рейдируют казаки Мищенко. Где конкретно? Как наладить связь? Да и знал ли капитан 1 -го ранга о планах армии в начавшейся кампании? Как видите, вопросов больше, чем ответов.

Версия эта красива лишь априори и так же неубедительна, как вид раненного в голову Руднева, сидящего на отбитом у японцев жеребце с палашом в руке, в окружении ошалевших от крови моряков. Сразу после сигнала горна — последний прорыв! В сопки, к казакам Мищенко, за лихим капитаном- рубакой! Можно ли такое представить, читатель? Думается, с трудом.

После «акта харакири» (обряда самоубийства), как высказался Хейхатиро Того о затоплении крейсера и взрыве «Корейца», их экипажи были приняты на борт кораблями международной эскадры под статусом «терпящих бедствие на море». Тяжелораненых иностранцы переправили в миссионерский госпиталь Чемульпо. Позднее, демонстрируя свою «цивилизованность», сюда прибыли врачи с крейсера «На- нива», принесшие подарки и выразившие свое восхищение поведением русских моряков в неравном бою. Эти эмиссары контр–адмирала Уриу низко кланялись и хитро улыбались, но появление их в госпитале носило исключительно разведывательный характер — японцев интересовали потери русских.

Под предлогом отсутствия инструкций своего правительства, в помощи пострадавшим морякам отказал командир американской канонерской лодки «Виксбург» — капитан Маршалл. Янки выслали несколько шлюпок, но перевозили русских раненых исключительно на французский крейсер «Паскаль». Это вызвало гневную реакцию у темпераментных французов и, к удивлению, задело англичан. Политика политикой, но в минуты тяжелых испытаний люди должны оставаться людьми. «Американский флот еще слишком молод, чтобы проникнуться идеями морского братства», — укололи американских моряков британские газеты.

Большую часть пострадавших экипажей взяли на борт французы. Капитан Виктор Сене любезно предоставил каюты своего стационера и для представителей русской дипломатической миссии в Сеуле. Японцы, уже прочно обосновавшиеся в Чемульпо, подобной эвакуации не препятствовали.

Крейсер доставил героических пассажиров в Шанхай, где уже находилось переехавшее из Токио русское посольство во главе с бароном Розеном — одним из косвенных виновников вспыхнувшей войны, чьи бодрые телеграммы в Петербург перед самым конфликтом окончательно усыпили царских генералов и адмиралов. Впрочем, и в Шанхае настроение было шапкозакидательским. Офицеры много шутили и заключали пари о сроках подписания мира в столице Японии. В долгую войну с таким «несерьезным» противником верить не хотелось. Только через несколько месяцев, после череды сокрушительных поражений и военных провалов, призрак фатальной катастрофы стал все отчетливее вырисовываться, подобно восходящему над вершиной Фудзиямы солнцу.

Именно из Шанхая В. Ф. Руднев и отправляет свой первый рапорт о происшедшем бое на имя наместника Алексеева. Принято считать, что это донесение, написанное по «горячим следам», и послужило документальной основой для беспрецедентного в истории флота России награждения экипажей двух боевых кораблей.

Но пока предстоял долгий путь в Россию, где героям была приготовлена торжественная встреча. Варяжцев чествовали и Одесса, и Москва, и Петербург. Профессор В. А. Доценко считает, что все это действо организовали высшие сановники, так бездарно «подставившие» стационеры в Чемульпо. Более того, часть кадровых офицеров флота осудила действия капитана Руднева. Однако на фоне дальнейших блеклых и невыразительных операций российского флота в этой войне что‑либо предъявлять командиру «Варяга» не имеет смысла.

Так неожиданно свалившаяся почти всемирная слава буквально ошеломила капитана. Еще по дороге на родину, в Джибути, от имени абиссинского негуса Рудневу вручили уникальный подарок — африканский головной убор, отделанный жемчугом. Но главные награды ждали героев в России. Весь экипаж обоих кораблей был награжден Георгиевскими крестами, и, что поразительно, впервые этой боевой награды были удостоены механики и судовые врачи! Всеволоду Федоровичу Рудневу пожаловали царским указом флигель–адъютантские погоны, что автоматически включало его в свиту императора.

По приезде из шумно встречавшей их Москвы в Петербург состоялось грандиозное шествие моряков по Невскому проспекту от Николаевского вокзала до сердца столицы — Зимнего дворца В Народном доме для нижних чинов был дан роскошный обед, после которого матросы были удостоены еще одной, не менее почетной награды — серебряных именных часов с гравировкой «Герою Чемульпо» и датой памятного скоротечного боя. Толпы петербуржцев ликовали, творилось что‑то невообразимое! Это был огромный патриотический подъем, способный, казалось, превратить колониальную войну в войну народную. На вокзалах гремели торжественные марши, очередные офицеры отъезжали на невероятно далекий Дальний Восток под мелодии, рожденные в те тревожные дни. Ставший в одночасье знаменитым вальс «На сопках Маньчжурии» захлестнул и очаровал столицу.

В феврале 1904 года случилось еще одно примечательное событие. Немецкий поэт Рудольф Грейнц написал потрясающее стихотворение Der «Warjag» («Варяг»), опубликовав его в 10–м номере журнала «Югенд». Впервые перевод этого произведения появился в петербургском «Новом журнале иностранной литературы» (номер 14 за 1904 год), причем переводов было два — Н. К. Мельникова и EJvL Студенской. Работу женщины признали более удачной, а вскоре появилась и подходящая музыка. Встречавший варяжцев на улицах Петербурга музыкант 12–го гренадерского Астраханского полка АС Турищев сочинил мелодию, ту самую —щемящую, проникновенную. Так родилась песня, ставшая всенародно любимой на долгие годы. И хотя песен о легендарном крейсере несколько, эта, первая, — наиболее яркая.

Варяжцам, конечно, воздали должное, однако никому не хотелось думать о серье? носги и подлинном трагизме положения. Войну с Японией, повторюсь, воспринимали как курьезное недоразумение, не осознавая, что руками японцев с Россией сражаются сильнейшие империалистические державы мира. Любое совещание по Дальнему Востоку всегда содержало бесконечные уверения генералитета: в случае чего Токио возьмут через неделю- другую. Не отставал в своих победных реляциях и флот. Адмирал Скрыдлов говорил царю о «втором Синопе» (знаменитая победа российского флота над турецким в 1853 году) для японцев. Те же экипажи «Варяга» и «Корейца», отправляясь домой, были стопроцентно уверены, что пока дойдут до Одессы и Петербурга, война окончится. Серьезного сопротивления от Страны восходящего солнца не ждали. Анализ скандальной войны Японии с Китаем (в 1895 году) серьезных опасений не вызывал: все было предсказуемо и понятно — победил сильнейший! На этом и строили концепцию усиления флота и общую стратегию.

Только с чередой бесконечных поражений наступило отрезвляющее прозрение, окончившееся страшным, кровавым похмельем цусимского разгрома. Не пройдет и года, как чувство горечи за утраченные территории, похороненный имперский престиж, невосполнимые потери и почти полное уничтожение морского флота охватит всех русских людей. Еще долго в памяти народной будет кровоточить незаживающей раной страшное, парализующее волю слово «Цусима».

Но ничего этого тогда, в первые дни своего триумфа, 49–летний капитан Руднев знать не мог. Продолжая службу на флоте, под гнетом свалившейся на него славы, обласканный верхами и любимый народом (редкое явление для России), офицер был назначен командиром достраивавшегося броненосца «Андрей Первозванный». Шел 1906 год. Варяжцы успели отличиться в вооруженных выступлениях на Черном море, где мятежи на крейсере «Очаков» и броненосце «Князь Потемкин Таврический» потрясли устои как самой власти, так и вековых флотских традиций, явившись предвестниками еще более страшных, кровавых событий. Причем отличились георгиевские кавалеры в самом прямом смысле слова—полностью проигнорировав происходящий на флоте беспредел. По приходу в Одессу восставшего броненосца варяжцы в полном составе (более 50 человек) просто покинули корабль и отправились к месту службы в Севастополь. Страна кипела и билась в конвульсиях зарождающейся революции, а точнее, новой смуты. Организовать работы и сплотить вверенный ему экипаж капитан 1–го ранга не смог или не захотел. Что, кстати, не одно и то же.

Некоторые историки склонны объяснять это тем, что флигель–адъютант, видимо, еще не совсем пришел в себя от тяжелого бремени популярности. Может быть. Его сняли с корабля, произвели в контр–адмиралы, и в конце концов офицер подал в отставку. Профессор В. Д. Доценко считает: это произошло, верно, потому, что коллеги не приняли Руднева в свою семью. Ситуация, прямо скажем, странная. О том, как командовали эти офицеры, уже упоминалось. Таких, как капитан броненосца «Севастополь» Эссен или командир миноносца в ту войну Колчак, было немного.

Большинство офицеров заплатили своими жизнями за неготовность России к первому серьезному конфликту на заре XX века. Из всех боевых столкновений на море в этой войне достойно выглядели: «Варяг» с «Корейцем»; броненосцы «Севастополь», «Князь Суворов», «Бородино», «Александр III», миноносец «Стерегущий», чья гибель также окутана ореолом тайны и полна мистификаций; крейсер «Рюрик» и броненосец береговой обороны «Адмирал Ушаков». Ущерб неприятелю эти корабли причинили небольшой, но, в силу обстоятельств, гибли, принимая неравный бой при подавляющем превосходстве японцев, не спустив Андреевского флага и не запятнав чести своих экипажей. Все это Руднев как раз и понимал, вызывая злобные нападки и завистливые уколы коллег по цеху.

Комплекс неполноценности, подобно страшной инфекции, поразил тогда флотское офицерство, мечтавшее после унизительного разгрома о реванше в новой, теперь уже необходимой войне с Японией, планировавшейся на 1921— 1923 годы.

Заклеванный злопыхателями, командир «Варяга» подал в отставку, а в 1913 году ушел навсегда. Новой войны, теперь уже мировой, к которой Россия опять оказалась не подготовленной, герой боя у Чемульпо не увидел. Памятники Всеволоду Федоровичу поставлены в Туле и деревне Русятино Заокского района Тульской области. Его доблестный корабль сумел пережить своего капитана..

Так был ли все‑таки подвиг? И о чем так горячо по сей день спорят военные историки? Как расценивать события 107–летней давности: как отчаянную попытку прорыва или формальный бой обреченных кораблей, позднее подаренных противнику? Может быть, стоит довериться памяти народной. Мы не только помним — мы забывать не хотим.

В годы Первой мировой войны Россия, потерявшая практически весь флот, остро нуждалась в кораблях для обеспечения безопасности морских перевозок на Севере. В то время союзники наладили поставки необходимых грузов, обеспечивая обескровленной России дальнейшее участие в войне. Правительство послало запрос в Токио с просьбой продать часть русских кораблей, некогда захваченных японцам. Японцы, теперь уже союзники, согласились продать России учебный крейсер «Сойя» и пару броненосцев (бывшие «Полтаву» и «Пересвет»). В 1916 году корабли были выкуплены и зачислены в состав флотилии Северного Ледовитого океана («Пересвет» родины так и не увидел, подорвавшись на минах в районе Порт–Саида). Примечательно, что факт покупки от обывателей скрыли, раструбив в прессе о безвозмездном даре Японии.

«Варяг» прибыл из Владивостока в порт Романов–на–Мурмане (город Мурманск). Нужно было отремонтировать его и перестроить внутренние помещения под европейские стандарты. Работы решили проводить в Англии, куда корабль и ушел. Как оказалось — навсегда.

Сыграли свою роковую роль отсутствие финансирования и революционные потрясения в России. После 1917 года британцы отказались возвращать многострадальный крейсер и открыто интернировали корабль, разогнав малочисленную команду. В России о нем попросту забыли…

Во время очередного перехода, уже под британским флагом, «Варяг» выкатился своим килем на камни у шотландского городка Лендалфут в Ирландском море. Эта нечаянная посадка на мель оказалась роковой. Крейсер бросили и позднее продали немцам В 1925 году германские и английские рабочие на месте разобрали останки избитого штормами легендарного корабля, не тронув труднодоступные части корпуса. Говорят, эти небольшие фрагменты можно увидеть во время отлива и сейчас.

На берегу залива Ферт–оф–Клайд, неподалеку от Лендалфута, 8 сентября 2007 года шотландцы открыли памятник доблестному крейсеру. Не забыли героический корабль и в Филадельфии. В том самом соборе, который строился вместе с ним, 4 июля 1976 года был открыт музей «Варяга» и образован мужской хор его имени. Каждый год, в день битвы у Чемульпо, звучит под сводами Андреевского храма легендарная песня о русском титане, чей жизненный путь окончился в чужом Ирландском море. Но по волнам нашей памяти крейсер 1–го ранга «Варяг» продолжает свой путь по сей день.