Московия

Теперь я приступлю к хорографии государства великого князя московского, начав с главного города Москвы. Выйдя из нее, я буду описывать прилегающие к ней и только знаменитые княжества, ибо я не мог с точностью разузнать имена всех областей на таком огромном пространстве. Поэтому пусть читатель удовольствуется именами только замечательных городов, рек, гор и некоторых местностей.

Итак, город Московия^{246}, глава и столица Руссии, и самая область, и река, которая протекает по ней, носят одно и то же имя: на родном языке народа они называются Москвой. Что именно из них дало имя прочим — неизвестно. Однако вероятно, что они получили имя от реки.

Отсюда до Великого Новгорода сто двадцать миль езды. Оттуда до Пскова — пятьдесят и еще несколько миль до ливонской границы. От Москвы прямо на север до Замерзшего или Ледовитого моря более трехсот миль суши.

Ибо, хотя сам город в прошлом и не был главным у этого народа, но известно, что древние знали имя московитов. Истоки реки Москвы находятся в Тверской области, приблизительно в семидесяти верстах выше Можайска недалеко от места по имени Олешно; верста — почти то же, что итальянская миля. Протекши отсюда расстояние в девяносто верст, она достигает города Москвы и, приняв в себя несколько рек, впадает в восточном направлении в реку Оку. Москва становится судоходной только за шесть миль выше Можайска. В этом месте грузят на плоты и доставляют в город Москву материал для постройки домов и других потребностей. А ниже города Москвы товары и прочее, ввозимое иноземцами, доставляется на судах.

Но плавание по реке медленно и затруднено множеством поворотов и излучин, свойственных ей, особенно же между Москвой и городом Коломной, расположенным на ее берегу в трех милях от ее устья. Здесь на протяжении двухсот семидесяти верст помехой плаванию являются многочисленные длинные изгибы русла. Река эта не очень рыбная, и в ней не водится никакой иной рыбы, кроме дешевой и обыкновенной. И область московская не отличается ни пространностью, ни плодородием; плодоносности препятствует главным образом ее песчаная повсюду почва, в которой посевы погибают при незначительном избытке сухости или влаги. К этому присоединяется неумеренная и чересчур жестокая суровость климата, так что, если зимняя стужа побеждает солнечное тепло, посевы иногда не успевают созреть.

Холод и жара

В самом деле, холод там бывает временами настолько силен^{247}, что, как у нас в летнюю пору от чрезвычайного зноя, там от страшного мороза земля расседается; в такое время даже вода, пролитая на воздухе, или выплюнутая изо рта слюна замерзают прежде, чем достигают земли. Мы лично, приехав туда в 1526 году, видели, как от зимней стужи прошлого года совершенно погибли ветки плодовых деревьев. В тот год стужа была так велика, что очень многих ездовых, которые у них называются гонцами, по прибытии на почтовую станцию находили замерзшими в их возках. Случалось, что иные, которые вели в Москву из ближайших деревень скот, привязав его за веревку, от сильного мороза погибали вместе со скотом. Кроме того, тогда находили мертвыми на дорогах многих бродяг, которые в тех краях водят обычно медведей, обученных плясать. Мало того, и сами медведи, гонимые голодом, покидали леса, бегали повсюду^{248} по соседним деревням и врывались в дома; при виде их крестьяне толпой бежали от их нападения и погибали вне дома от холода самою жалкой смертью.

Иногда такой сильной стуже соответствует и чрезмерный зной, как это было в 1525 году по Рождестве Христовом, когда чрезвычайным солнечным жаром были выжжены почти все посевы, и следствием этой засухи явилась такая дороговизна на хлеб, что то, что раньше покупалось за три деньги, потом покупалось за двадцать-тридцать. Очень часто можно было видеть, как от чрезмерного зноя загорались деревни, леса и хлеба. Дым до такой степени наполнял округу, что от него весьма страдали глаза выходивших на улицу, да и без дыма стояла какая-то мгла^{249}, так что многие слепли.

По пням больших деревьев, видным и поныне, ясно, что вся страна еще не так давно была очень лесистой^{250}. Хотя она и достаточно возделана трудами и усердием земледельцев, однако, кроме того, что произрастает на полях, все остальное привозится туда из окрест лежащих областей. Например, при изобилии хлеба^{251} и обыкновенных овощей, во всей стране нельзя найти черешни и орехов^{252}, за исключением, впрочем, лесных. Плоды других деревьев у них, правда, имеются, но невкусные. Дыни же они сажают с особой заботливостью и усердием: перемешанную с навозом землю насыпают в особого рода грядки, довольно высокие, и в них зарывают семена; таким способом их равно предохраняют от жары и от холода. Ведь если случится сильный зной, они устраивают в смешанном с землей навозе щели вроде отдушин, чтобы семя не сопрело от излишнего тепла; при сильном же холоде теплота навоза идет на пользу зарытым семенам.

Домашний скот

В московской области не найти меду^{253} и не водятся звери, кроме зайцев. Домашние животные здесь мельче наших^{254}, хотя и не лишены вовсе рогов, как утверждал один писатель. Я видел там быков, коров, коз, баранов — и всех с рогами. Город Москва среди других северных городов значительно выдается на восток, что нам нетрудно было заметить во время своего путешествия, когда солнце по утрам, как правило, светило нам в глаза. Именно после того как, выехав из Вены, мы направились прямо в Краков, а оттуда проехали почти сто немецких миль к северу, то затем повернули на восток и таким образом в конце достигли Москвы, расположенной если не в Азии, то в крайних пределах Европы, где она более всего соприкасается с Азией.

Севера — великое княжество, крепость которого Новгород не так давно была столицей северских князей, до тех пор, пока они не были лишены княжества Василием. От Москвы туда считается сто пятьдесят миль в южном направлении, но правее, через Калугу, Воротынск, Серенек и Брянск; в ширину княжество простирается до Борисфена. Здесь в разных местах лежат обширные пустынные равнины, а около Брянска — огромный лес. Крепостей и городов в нем очень много; среди них наиболее знамениты Стародуб, Путивль и Чернигов. Почва, где она возделывается, плодоносна. Леса изобилуют огромным количеством горностаев^{277}, белок и куниц, а также меда. Народ, постоянно сражающийся с татарами, весьма воинствен.

Но Василий Иоаннович подчинил себе это княжество подобно большинству других следующим образом. Было два Василия, двое его племянников, детей братьев. Один из них, по прозвищу Шемячич, занимал крепость Новгород, а другой — город Стародуб. Путивлем же владел некий государь Димитрий. Василий Шемячич, человек храбрый на войне и гроза татар, возымел столь сильное желание властвовать, что стал один домогаться княжества, и не успокоился до тех пор, пока не довел Василия Стародубского до последней крайности, а после его изгнания занял его области. По низвержении Василия он взялся за Димитрия, но другим путем: донес на него государю, что тот-де намерен отложиться от государя. Государь, встревоженный этим, поручил Василию каким бы то ни было способом схватить Димитрия и отправить его к нему в Москву. Димитрия коварно схватили на охоте, ибо Василий заранее послал несколько всадников к воротам крепости перехватить Димитрия, если он попытается спастись бегством. Будучи ими схвачен, Димитрий был отвезен в Москву и ввергнут в оковы.

Единственный сын его Димитрий был столь возмущен этой несправедливостью, что тотчас же убежал к татарам и, чтобы скорее и крепче отомстить за отцову обиду, отрекся от христианской веры и принял обрезание по закону магометан. Меж тем во время своего пребывания у татар он случайно влюбился в одну прекрасную девушку; так как он не мог завладеть ею другим путем, то тайно увез ее против воли родителей. Рабы, которые были обрезаны вместе с ним, тайком донесли об этом родным девушки; те однажды ночью застигли его врасплох и вместе с девушкой расстреляли из луков.

Василий Шемячич

Государь Василий, узнав о бегстве сына Димитрия к татарам, приказал заключить старика в еще более тяжкие оковы. Немного спустя этот последний, услыхав про смерть сына у татар, удрученный неволей и скорбью, скончался в том же году, то есть в 1519 году по Рождестве Христовом. И все это совершилось по вине Василия Шемячича, по наущению которого государь еще раньше схватил каширского князя, а также своего родного брата и уморил их в темнице. Но, как часто бывает, те, кто строит козни другим, в конце концов сами становятся их жертвой; то же случилось и с этим Шемячичем: он сам был обвинен пред государем в измене. По этому делу он был вызван в Москву, но наотрез отказывался ехать туда, если ему прежде не будет прислана официальная охранная грамота, скрепленная клятвой государя и митрополита. Желаемая грамота была ему прислана; получив ее 18 апреля 1523 года, он явился в Москву и с почетом и даже с подарками был принят государем, но через несколько дней схвачен и брошен в тюрьму, где содержался и тогда, когда я был в Москве.

Говорят, причина его поимания была следующая: он написал письмо польскому королю, что хочет предаться ему, и послал это письмо киевскому наместнику. Тот распечатал письмо и, узнав оттуда об его злом умысле против своего государя, немедленно переслал письмо государю московскому. Другие же приводят более вероятную причину. Во всей державе московита из владевших крепостями и княжествами оставался один только Шемячич, и вот, чтобы тем легче изгнать его и безопаснее править, и было выдумано обвинение в вероломстве, посредством которого можно было бы устранить его. Намекая на это, некий юродивый во время въезда Шемячича в Москву носил повсюду с собой метлы и лопату. Когда его спрашивали, зачем они ему, он отвечал, что держава государя еще не совсем очищена, а теперь настает удобное время вымести и выбросить всякую нечисть.

Эту область первым присоединил к своей державе Иоанн Васильевич, разбив при реке Ведроши войско великого князя литовского Александра. Северские князья ведут свой род от Димитрия, великого князя московского. У Димитрия было три сына: Василий, Андрей и Георгий. Из них Василий, как старший, по отечественным законам наследовал отцу в царстве. От двух других, Андрея и Георгия, и повели свой род северские князья.

Путь из Путивля в Тавриду

Чернигов отстоит на тридцать миль от Киева и на столько же от Путивля. Путивль же отстоит от Москвы на сто сорок немецких миль, от Києва на шестьдесят, от Брянска на тридцать восемь. Город Чернигов расположен за большим лесом, который простирается на двадцать четыре мили в ширину.

Новгород Северский отстоит от Путивля на восемнадцать миль, от Стародуба на четырнадцать, Стародуб от Путивля — на тридцать две мили.

На пути из Путивля в Тавриду в степи встретишь реки Сну^{278}, Самару и Орель, из них две последние шире и глубже остальных; а так как при переправе через них путники задерживаются иногда слишком долго, то их часто окружают татары и берут в плен. После этих рек встретишь еще две: Конские Воды и Молочную, через которые существует своеобразный способ переправы, а именно: нарубают кустарник, связывают его пучками, садятся на них сами, кладут имущество и таким образом, гребя вниз по реке, относятся к другому берегу. Иные привязывают такие связки к хвостам лошадей, которые, подгоняемые ударами, плывут к другому берегу, тащат за собой людей и таким образом они переправляются.

Глубокая и мутная река Угра начинается неподалеку от Дорогобужа в лесу и изливается в Оку между Калугой и Воротынском. Эта река некогда отделяла Литву от Московии.

Дмитров, город и крепость на юго-западе, от Вязьмы отстоит на восемнадцать миль, от Воротынска — примерно на двадцать.

Великие Луки, крепость и город, отстоят от Москвы на сто сорок миль к западу, от Великого Новгорода приблизительно на шестьдесят, от Полоцка же на тридцать шесть миль. Здесь также проходит путь из Москвы в Литву.

Торопец, крепость и город, между Великими Луками и Смоленском, на границе с Литвой, отстоит от Великих Лук приблизительно на восемнадцать миль.

Тверь или Отверь, некогда обширнейшая область, одно из великих княжеств Руссии, расположена на реке Волге, отстоит от Москвы на тридцать шесть миль на северо-запад; это большой город, посредине которого протекает Волга. На одном берегу, где Тверь ближе к Москве, имеется деревянная крепость, напротив которой вливается в Волгу река Тверца, по которой в мое первое посольство я и приплыл в Отверь, а на следующий день, пересев на большой корабль, поплыл по реке Ра. Этот город был местопребыванием епископа при жизни Иоанна, отца Василия, когда тверским княжеством управлял великий князь Борис. Это княжество имеет своего епископа; последним князем здесь был Борис.

Впоследствии московский государь Иоанн Васильевич женился на его дочери Марии и прижил с ней, как сказано выше, первородного сына Иоанна, от которого затем родился Димитрий.

По смерти же Бориса ему наследовал сын его Михаил, которого впоследствии зять его по сестре, великий князь московский, лишил княжества, и Михаил умер изгнанником в Литве.

Торжок — городок в десяти милях от Твери; одна половина его была под владычеством Новгорода, другая — Твери, и там начальствовали два наместника. Как я сказал выше, там также начинаются две реки: Тверца и Цна. Первая течет на восток, вторая — на запад, к Новгороду.

Новгород Великий

Новгород Великий — самое большое княжество во всей Руссии, здесь в свое время были резиденция и двор русских князей. На их родном языке он называется Новым городом, или Новой крепостью, ибо все, что окружено стеной, укреплено тыном или другим способом огорожено, они называют «город». Это обширный город, только часть которого обнесена стеной. Посредине него протекает судоходная река Волхов, вытекающая почти в двух верстах выше города из озера Ильмень и впадающая в озеро Нево, которое теперь по лежащему при нем городу называется Ладогой. Новгород отстоит от Москвы на сто двадцать миль на северо-запад; впрочем, иные насчитывают только сто. От Пскова — на тридцать шесть, от Великих Лук — на сорок, от Ивангорода — на столько же.

Некогда, во время процветания этого города, когда он был независим, обширнейшие его земли делились на пять частей^{284}; каждая из них не только обращалась со всеми общественными и частными делами в город к установленному и полномочному в этой части магистрату, но и заключать какие бы то ни было сделки и беспрепятственно вершить дела с другими своими гражданами могла исключительно в своей части города, и никому не было позволено в каком бы то ни было деле жаловаться какому-либо иному начальству или магистрату этого города.

В то время здесь было величайшее торжище всей Руссии, так как туда стекалось отовсюду — из Литвы, Швеции, Дании и из самой Германии — огромное число купцов, и от столь многолюдного стечения разных народов граждане умножали свои богатства и достатки. Даже и в наше время иноземцам позволено иметь там своих торговых представителей или приказчиков. У немецких купцов здесь есть склады и одна церковь римского вероисповедания.

Владения Новгорода простираются главным образом к востоку и северу, они граничили с Ливонией, Финляндией и почти что Норвегией. Когда я доехал до Новгорода в одном и том же возке^{285} из самого Аугсбурга, то тамошние немецкие купцы усердно просили меня оставить им в вечное воспоминание в их храме возок, в котором я совершил столь долгий путь. Во владении Новгорода находились и восточные княжества: Двинское и Вологодское, а на юге ему принадлежала половина Торжка, недалеко от Твери. И хотя эти области, полные рек, болот и лесов, бесплодны и недостаточно удобны для поселения, тем не менее они приносят много прибыли от своих мехов, меда, воска, дичи и разнообразных рыб.

Поставленные там правители со всем тщанием добивались дружбы со своими соседями, богатыми дарами побуждая их выступать на защиту Новгорода. Отсюда и выходило, что московиты похвалялись, будто имеют там своих наместников, а литовцы в свою очередь утверждали, что новгородцы их данники и подданные.

В то время как этим княжеством управлял по своей воле архиепископ, на них напал московский великий князь Иоанн Васильевич и семь лет подряд вел с ними жестокую войну. Наконец, в ноябре месяце 1477 года по Рождестве Христовом он победил новгородцев в битве на реке Шелони^{286} и, принудив их на определенных условиях подчиниться его власти, поставил от своего имени наместника над городом. Но, считая, что он еще не располагает полной властью над ними, и понимая, что не может достигнуть этого без войны, он со своим войском явился в Новгород под благочестивым предлогом, желая будто бы удержать новгородцев, которые якобы собирались отпасть от русского закона в латинство.

«Леса приносят прибыль от мехов, меда и дичи»:

Тур

Гравюра из издания «Известий о делах Московитских», Вена, 1557 г.

Пользуясь таким поводом, он занял Новгород и обратил его в рабство. Он отнял все имущество у архиепископа, граждан, купцов и иноземцев и, как сообщали некоторые писатели, отвез оттуда в Москву триста повозок, нагруженных золотом, серебром и драгоценными камнями. Я тщательно расспрашивал в Москве об этом и узнал, что повозок с добычей увезено было оттуда гораздо больше. Да это и неудивительно, ибо по взятии города он увез с собой в Москву архиепископа и всех более богатых и влиятельных лиц, послав в их владения как в новые места обитания своих подданных. Поэтому с их имений кроме обыкновенных доходов он взимает ежегодно в казну очень большую пошлину. И от архиепископских доходов он представил только малую долю назначенному им самим епископу, по смерти которого епископская кафедра долго пустовала. Наконец, после усиленных просьб граждан и подданных не лишать их епископа навсегда он в нашу бытность там назначил нового.

Некогда новгородцы поклонялись и воздавали особые почести некоему идолу по имени Перун^{287}, стоявшему на том месте, где ныне находится монастырь, называемый от этого идола Перу неким. Затем, по принятии крещения, они опрокинули его и сбросили в реку Волхов; говорят, будто он поплыл тогда против течения, а около моста слышали голос: «Вот вам, новгородцы, на память обо мне», — и вместе с этими словами на мост была выброшена дубинка. И доныне часто случается, что в определенные дни в году раздается Перунов глас или крик: «Перун, Перун!», заслышав который граждане того места тотчас же сбегаются и избивают друг друга палками и кулаками, отчего возникает столь сильное смятение, что начальникам стоит великих усилий усмирить его.

Их летописи повествуют еще, что много сот лет назад, когда новгородцы в течение семи лет подряд были заняты тяжелой осадой греческого города Корсуня, их женам наскучило отсутствие мужей, в жизни и возвращении которых они вообще уже сомневались, и они вышли замуж за рабов. Наконец, завоевав город, победители-мужья вернулись с войны, везя с собой медные ворота покоренного города, которые они нам показывали в тамошней церкви, и большой колокол, который мы сами видели в их соборной церкви, висящий, по их словам, теперь на колокольне, рабы же вознамерились силой не пустить в город своих господ, на супругах которых они женились. Тогда господа, возмущенные этим недостойным деянием, отложив по чьему-то совету в сторону оружие, ибо имели дело с рабами, взялись за дубинки и плети; устрашенные этим рабы обратились в бегство и, удалившись в некое место, около сорока миль по сю сторону от Москвы, которое и поныне еще называется Хлопигород, то есть «крепость или город рабов», хотя там и нет уже никаких укреплений, стали там защищаться, но потерпели поражение и погибли жалкой смертью; жены же их повесились.

Самый длинный день в Новгороде при летнем солнцестоянии составляет восемнадцать часов и более. Область эта гораздо холоднее, чем даже Московия. Народ там, говорят, был очень обходительный и честный, но ныне крайне испорчен, чему, вне сомнения, виной московская зараза, занесенная туда заезжими московитами.

Озеро Ильмень, которое в старинных описаниях русских называется Ильмер и которое иные из латинян именуют озером Лимидис, находится в двух верстах выше Новгорода. В длину оно простирается на двенадцать, в ширину — на восемь немецких миль и помимо остальных принимает в себя две знаменитые реки: Ловать и Шелонь. Эта последняя вытекает из озера. Вытекает же из Ильменя одна река — Волхов, которая протекает через Новгород и через шесть миль впадает в Ладожское озеро. Это последнее простирается в ширину на шестьдесят, а в длину почти на сто миль, имея, впрочем, несколько островов и отмелей. Из него выливается большая река Нева, которая течет на запад и через шесть приблизительно миль впадает в Лифляндское или Финляндское море. При устье ее, во владении московита, посредине реки расположена крепость Орешек, которую немцы называют Нутембургом. Здесь Нева отделяет Лифляндию и земли, примыкающие к московитам, от Швеции.

Города, крепости и области рядом с Новгородом

Руса, некогда называвшаяся Старой Руссией, древний городок и княжество под владычеством Новгорода, от которого отстоит на двенадцать миль, а от озера Ильмень — на тринадцать. Там есть соленая река, которую граждане задерживают^{288} в широком рве наподобие озера и оттуда проводят воду по каналам каждый себе в дом, где и вываривают соль.

Крепость Ивангород выстроена из камня на берегу реки Наровы великим князем Иоанном Васильевичем, от которого и получила свое название. Там же, на противоположном берегу, есть и ливонская крепость, которая по этой реке называется Нарвой. Между этими двумя крепостями протекает река Нарва, отделяя владения новгородцев от ливонских. Река Нарва судоходна. Она вытекает из озера, которое русские называют Чудским или Чудиным, латиняне — Бицис или Пелас, а немцы — Пейфус, и, приняв в себя две реки: Пскову и Великую реку, текущую с юга, минует город Опочку, оставив Псков справа. Здесь я впервые переправлялся по плавучему мосту. Выплыть из Пскова в море совершенно невозможно, так как имеются утесы и высокие водопады недалеко от Ивангорода и Нарвы.

Город Псков расположен при озере, из которого вытекает река, носящая то же название, что и город, протекает посредине города и через шесть миль вливается в озеро, которое русские называют Чудским. Город Псков единственный во всех владениях московита окружен каменной стеной и разделен на четыре отдельные части, каждая из которых заключена в своих стенах. Это обстоятельство заставило некоторых ошибочно утверждать, будто он окружен четырехкратной стеной. Область, или княжество этого города, в просторечии называется Псков, или Обсков. Некогда она была весьма обширна и независима, но в конце концов в 1509 году по Рождестве Христовом великий князь Иоанн Васильевич захватил ее вследствие измены некоторых священников и обратил в рабство. Он увез даже колокол, по звону которого собирался сенат для устроения общественных дел. Расселив самих жителей по другим местам, а на их место приведя московитов, Иоанн Васильевич полностью уничтожил свободу Пскова. В результате просвещенные и даже утонченные обычаи псковитян сменились обычаями московитов, почти во всех отношениях гораздо более порочными. Именно псковитяне при всяких сделках отличались такой честностью, искренностью и простодушием, что, не прибегая к какому бы то ни было многословию для обмана покупателя, говорили одно только слово, называя сам товар. Прибавлю также, кстати, что псковитяне и до сего дня носят прически не по русскому, а по польскому обычаю, на пробор. Псков отстоит от Новгорода на тридцать шесть миль к западу, от Ивангорода — на сорок, от Великих Лук — на столько же. И через этот город лежит путь из Москвы и Новгорода в Ригу, столицу Ливонии, отстоящую от Пскова на шестьдесят миль.

Водская область, расположенная к северо-западу, отстоит от Новгорода на двадцать шесть миль или, самое большее, на тридцать миль, причем крепость Иван-город остается по левую руку от нее. Рассказывают, как чудо, будто какого бы рода животные ни были сюда привезены, они меняют свою масть на белую.

Мне представляется здесь уместным сказать вкратце о местностях и реках вокруг моря вплоть до пределов Швеции. Как я упоминал выше, река Нарва отделяет Ливонию от владений московита; если идти затем отсюда, от Ивангорода, на север вдоль морского берега, то встретишь реку Плюссу, у устья которой расположена крепость Ям. В двенадцати милях от Ивангорода и в стольких же от Яма, на расстоянии четырех миль, встретишь крепость Копорье и одноименную с нею реку; затем шесть миль до реки Невы и крепости Орешка, а от Орешка до реки Корелы, от которой получил название и город, семь миль. И, наконец, отсюда после двенадцатимильного пути можно добраться до реки Полны, которая отделяет владения московита от Финляндии, называемой русскими Каянской землей и находящейся под властью шведских королей.

Кроме уже названной есть и другая большая область — Корела, которая имеет особые территорию и язык; она расположена к северу от Новгорода на расстоянии почти шестидесяти и более миль. Хотя она взимает дань с некоторых соседних народов, тем не менее и сама является данницей королю шведскому, равно как и московиту, по своей принадлежности к владениям Новгорода. Некоторые именуют эту землю Карелой.

Другие города, крепости и области

Остров Соловки расположен в море на севере, между Двинской и Корельской областями, в восьми милях от суши. Насколько он отстоит от Москвы, нельзя вычислить точно из-за частых болот, дремучих лесов и обширных неудобопроходимых мест. Впрочем, по общему мнению, он отстоит от Москвы на триста миль, а от Белоозера на двести. На этом острове в изобилии вываривается соль. Есть там и монастырь, войти в который женщине или девушке считается большим грехом. Там во множестве ловят рыб, которых туземцы называют сельги, мы же думаем, что это сельди. Говорят, что в летнее солнцестояние солнце светит здесь непрерывно, за исключением только двух часов.

Город Дмитров с крепостью отстоит от Москвы на двенадцать миль к западу, слегка отклоняясь к северу. Этот город был выделен в кормление Георгию, брату великого князя.

Мимо него протекает река Яхрома, которая впадает в реку Сестру, затем Сестра — в Дубну, которая изливается в Волгу. Благодаря такому большому удобству рек тамошние купцы имеют великие богатства, так как без особого труда ввозят из Каспийского моря по Волге товары по различным направлениям и даже в самую Москву.

Город Белоозеро с крепостью расположен при озере того же названия. Город расположен не на самом озере, как утверждали иные, но до такой степени окружен со всех сторон болотами, что представляется неприступным. По этой причине московские государи, как говорят, обычно хранят там свои сокровища, используя Белоозеро также как свое последнее убежище. А от Москвы Белоозеро отстоит на сто миль к северу и на столько же от Новгорода Великого. Существуют две дороги, по которым из Москвы можно попасть в Белоозеро: одна, более короткая, через Углич, зимняя, а другая, летняя, через Ярославль. Но путешествие по той и другой дороге, вследствие частых болот и лесов, изобилующих реками, удобно только при настланных мостах, скованных льдом.

Из-за этих-то трудностей пути милевые столбы там расставлены чаще. К трудностям пути присоединяется еще и то, что по причине частых болот, лесов и текущих повсюду рек эти места дикие и не имеют ни городов, ни деревень.

Само озеро простирается на двенадцать миль^{289}в длину и на столько в ширину; как говорят, в него изливаются триста шестьдесят рек, выходит же из него только Шексна, которая в пятнадцати милях выше города Ярославля и в четырех ниже города Мологи вливается в Волгу. Рыба, что заплывает из Волги в это озеро, превосходна и становится тем вкуснее, чем дольше в нем остается. Рыбаки настолько опытны в распознавании их, что, поймав вернувшуюся оттуда в Волгу рыбу, могут определить, сколько времени она провела в озере. У жителей тех мест свой язык, хотя ныне почти все говорят по-русски. Самый длинный день при летнем солнцестоянии насчитывает здесь, говорят, девятнадцать часов.

Один достаточно уважаемый человек рассказывал нам, что он спешно отправился из Москвы на Белоозеро посуху ранней весной, когда деревья уже покрывались зеленью, и, переправившись через реку Волгу, должен был остальной путь проделать в санях, потому что все было покрыто снегами и льдом. И хотя зима там продолжительная, но плоды созревают и собираются в то же время, что и в Москве.

От Белоозера на расстоянии полета арбалетной стрелы^{290} есть другое озеро, доставляющее серу: ее, словно плывущую поверху пену, несет в изобилии река, вытекающая из него. Однако по невежеству народа она остается там без всякого употребления.

Город Углич с крепостью расположен на берегу Волги и отстоит от Москвы на двадцать четыре мили, от Ярославля — на тридцать, от Твери — на сорок. Вышеупомянутые крепости находятся на южном берегу Волги, а город — по обоим ее берегам.

Хлопигород, место, куда, как я говорил выше, бежали рабы новгородцев, отстоит на две мили от Углича. Недалеко оттуда видна крепость, ныне разрушенная; на реке Мологе, которая течет из земель Новгорода Великого на протяжении восьмидесяти миль и впадает в Волгу, при устье ее расположены город и крепость того же имени, а в двух милях оттуда, на берегу той же реки, находится лишь церковь Хлопигорода. В этом месте бывает самый многолюдный из всех существующих во владениях московита базар, о чем я уже упоминал и в другом месте. Ибо кроме шведов, ливонцев и московитов туда стекаются татары и другие многочисленные народы из восточных и северных стран, которые ведут только меновую торговлю, поскольку ни золота, ни серебра эти народы почти или даже вовсе не употребляют. Как правило, они обменивают на меха готовое платье, иглы, ножи, ложки, топоры и другое тому подобное.

Город и крепость Переяславль отстоит от Москвы на двадцать четыре мили на север, незначительно отклоняясь на восток. Расположен же он при озере, в котором, как на Соловецких островах, ловятся рыбки сельги, о которых я сказал выше. Поля там достаточно плодоносны и обильны; по уборке урожая государь обыкновенно коротает там время охотой. В тех же краях находится озеро, из которого вываривается соль.

Через этот город проезжают те, кому лежит путь на Нижний Новгород, Кострому, Ярославль и Углич. В этих землях трудно провести действительный расчет пути из-за частых болот и лесов. Есть там также река Нерль, которая вытекает из озера и впадает в Волгу выше Углича.

Город и крепость Ростов — местопребывание архиепископа, вместе с Белоозером и Муромом считается в числе главных и наиболее древних княжеств Рус-сии после Новгорода Великого. Туда из Москвы лежит прямая дорога через Переяславль, от которого до Ростова десять миль. Расположен он на озере, из которого выходит река Которосль, протекающая мимо Ярославля и впадающая в Волгу. Земля по природе плодоносна, особенно изобилует она рыбой и солью. Эта область некогда составляла собственность вторых сыновей или братьев русских великих князей, потомки которых совсем недавно были изгнаны оттуда Иоанном, отцом Василия, и лишены области.

Город и крепость Ярославль на берегу Волги отстоит от Ростова на двенадцать миль по прямой дороге из Москвы. Страна эта достаточно плодоносна, особенно в той части, где она прилегает к Волге. И она, как и Ростов, составляла наследственную собственность вторых сыновей или братьев государей, но сам же монарх и покорил их силой. И хотя доселе еще остаются герцоги этой области, которых они называют «князья», великий князь, выделив им кое-какие доходы, забрал себе, однако, титул, княжества и большинство доходов.

Владеют этой страной три князя, потомки вторых сыновей, русские называют их Ярославскими. Первый, Василий, — тот, который провожал нас из гостиницы к государю и отводил обратно; другой — Симеон Федорович, от своей отчины Курбы прозванный Курбским^{291}, человек старый, сильно истощенный крайним воздержанием и самой строгой жизнью, которую вел с молодых лет. Именно в течение многих лет он воздерживался от употребления мяса, да и рыбой питался только по воскресеньям, вторникам и субботам, а по понедельникам, средам и пятницам во время поста он воздерживался вообще от всякой пищи.

Великий князь посылал его в свое время главным воеводой с войском через Великую Пермию в Югру для покорения отдаленных народов. Значительную часть этого пути он совершил пешком из-за глубокого снега, а когда тот растаял, остальную часть пути проплыл на судах и перешел через гору Печору. Последний князь — Иоанн, по прозвищу Посечень, который от имени своего государя был послом у цесаря Карла в Испаниях и на обратном пути явился к эрцгерцогу Фердинанду и проч., впоследствии римскому королю, моему всемилостивейшему господину, и вернулся с нами. Он был настолько беден, что взял взаймы, как мы знаем, наверное, на дорогу платье и колпак — это головной убор. Поэтому, очевидно, сильно ошибся тот, кто писал, будто он может при всякой надобности послать своему государю из своих владений или отчины тридцать тысяч всадников.

Вологда — область, город и крепость, где епископы Перми имеют свое местопребывание, но без власти; они получили название от одноименной реки. Область расположена на северо-восток от Москвы. Путь туда из Москвы лежит через Ярославль. От Ярославля же она отстоит на пятьдесят немецких миль, а от Белоозера — почти на сорок. Вся страна болотиста и лесиста, поэтому здесь путешественники не могут сделать точного расчета пути из-за частых болот и извилистых рек, так как чем дальше туда продвигаешься, тем больше попадается непроходимых болот, рек и лесов. Мимо города протекает река Вологда, направляясь на север; с ней в восьми милях ниже города соединяется река Сухона, вытекающая из озера, называемого Кубенским. Река сохраняет имя Сухоны и течет на северо-восток. Область Вологда некогда была под властью Великого Новгорода; так как крепость ее укреплена самим характером местности, то говорят, что государь обычно хранит там часть своей казны. В тот год, когда мы были в Москве, там была такая дороговизна хлеба, что одна мера, которая у них в употреблении, продавалась за четырнадцать денег, а обычно ее можно купить в Московии за четыре, пять или шесть денег.

Рыбная река Вага начинается между Белоозером и Вологдой в болотах и очень густых лесах и вливается в реку Двину. Живущие по этой реке добывают себе пропитание рыболовством и охотой, так как у них почти нет хлеба. Там водятся лисицы черные и пепельного цвета, шкурки которых в большой цене.

Оттуда можно прямым путем добраться до области и реки Двины.

Область Устюг получила название от города и крепости, которые лежат на реке Сухоне. От Вологды она отстоит на сто миль, а от Белоозера — на сто сорок. Прежде город был расположен при устье реки Юг, которая течет с юга на север. Впоследствии по причине удобства места он был перемещен почти на полмили выше устья, но доселе еще сохраняет прежнее название, ибо «Устюг» значит «устье Юга». Эта область была некогда подвластна Великому Новгороду. Хлеб в ней редок, можно сказать, его почти нет, а в качестве пищи употребляются рыба и звериное мясо; соль получают из Двины. Язык у них также свой, хотя они больше говорят по-русски. Соболей там немного, да они и не слишком хороши, но мехов других зверей у них изобилие, в особенности черных лисиц.

Область и река Двина получили имя Двины от слияния рек Юга и Сухоны, потому что Двина по-русски значит «два» или «по два». Эта река, пройдя сто миль, впадает в Северный океан, где он омывает Швецию и Норвегию, отделяя их от неведомой земли Энгранеланд. Я лишь слыхал об одном человеке, который побывал в той стране, но видеть никого не видел. Эта область, расположенная на самом севере, некогда принадлежала к владениям новгородцев. От Москвы до устьев Двины насчитывают триста миль.

Хотя, как я сказал раньше, в странах, лежащих за Волгой, по причине частых болот, рек и обширных лесов нельзя произвести точного расчета пути, однако, руководствуясь догадками, думаем, что нет и двухсот миль, так как из Москвы до Вологды, а из Вологды, свернув несколько к востоку, можно добраться до Устюга, из Устюга же, наконец, по реке Двине прямо на север. Эта область, кроме крепости Холмогор, города Двины, который расположен почти посередине между истоком и устьем, и крепости Пинеги, лежащей у самого устья Двины, не содержит ни городов, ни крепостей. Говорят, однако, что там очень много деревень, которые вследствие бесплодия почвы расположены на весьма большом расстоянии друг от друга. Жители добывают себе пропитание, ловя рыбу, птиц, зверей и торгуя звериными мехами всякого рода, которых у них изобилие. В приморских местностях этой области, говорят, водятся белые медведи, причем живут они по большей части в море; их шкуры очень часто отвозят в Москву^{292}. Из своей первой поездки я привез с собой несколько шкур.

Эта страна богата солью.

Владения московского государя простираются далеко на восток и несколько к северу до нижеперечисленных мест. Мне достали одно их описание на русском языке, содержавшее расчет пути. Я его перевел и вставил сюда, проверив расчеты^{293}, и сделал по нему следующее описание.

Хотя те, кто едет туда из Москвы^{294}, пользуются весьма торной кратчайшей дорогой от Устюга и Двины через Великую Пермию, но зато от Москвы до Вологды считается пятьсот верст; от Вологды до Устюга направо вниз по реке Вологде и по Сухоне, с которой она соединяется, пятьсот верст; эти реки под городом Стрельный, в двух верстах ниже Устюга, соединяются с рекой Юг, текущей с полудня; от ее устья до истоков насчитывается свыше пятисот верст. Но по своем слиянии Сухона и Юг теряют прежние имена и принимают имя Двина. Затем через пятьсот верст по Двине можно добраться до Холмогор; в шести днях пути оттуда Двина впадает в океан шестью устьями. Наибольшую часть этого пути совершают водой, так как сухим путем от Вологды до Холмогор с переправой через Вагу тысяча верст.

Недалеко от Холмогор, пройдя семьсот верст, впадает в Двину река Пинега, которая течет с востока, с правой стороны. От Двины через двести верст по реке Пинеге — место, называемое Николаевым, где на расстоянии полуверсты суда перетаскивают по суше в реку Кулой, а река Кулой начинается на севере из озера того же названия; от ее истоков шесть дней пути до ее устья, где она впадает в океан. При плавании вдоль правого берега моря минуются следующие владения: Становище, Калунчо и Апну. Обогнув мыс Карновский Нос и Становище, Каменку и Толстый, попадешь наконец в реку Мезень, по которой через шесть дней пути доберешься до одноименной деревни, расположенной в устье реки Пезы. Поднимаясь по ней, снова налево на северо-восток после трехнедельного пути встретишь реку Пишоя. Оттуда пять верст волокут суда через два озера, и оттуда открываются две дороги. Одна из них, с левой стороны, ведет в реку Рубиху, по которой можно добраться в реку Чирку.

Другие волокут суда иной дорогой, более короткой: из озера прямо в Чирку; из нее, если не задержит погода, через три недели попадешь к устью реки Цильмы, впадающей в большую реку Печору, которая в том месте простирается на две версты в ширину. Спустившись туда, через шесть дней пути достигают города и крепости Пустозерска, около которого Печора шестью устьями впадает в океан. Жители этой местности, люди простодушные, впервые приняли крещение в 1518 году по Рождестве Христовом. Если плыть по Печоре от устья Цильмы до устья реки Усы, то это займет один месяц. Истоки же Усы находятся на горе Земной Пояс^{295}, лежащей налево от северо-востока; она стекает с огромной скалы той горы, называемой Большой Камень. От истоков Усы до ее устья свыше шести тысяч верст. Печора течет с юга, то есть с зимней стороны, и если подниматься по ней от устья Усы до устья реки Щугор, то это займет три недели пути.

Самоеды

Те, кто писал этот дорожник, говорили, что они отдыхали между устьями рек Щугора и Подчерема и сложили привезенные с собой из Руссии припасы в соседней крепости Струпили, которая расположена у русских берегов на горах справа. За реками Печорой и Щугором у горы Каменный Пояс, опять-таки у моря, на соседних островах и около крепости Пустозерска обитают разнообразные и бесчисленные народы, которые зовутся одним общим именем «самоядь», то есть, так сказать, «едящие самих себя». Там великое множество птиц и разного зверя, каковы, например, соболя, куницы, бобры, горностаи, белки и в океане животное, которое они именуют морж, о котором сказано выше, а кроме того, еще одно, по имени «весе»^{296}, а также белые медведи, волки, зайцы, лошади, которых они называют «водвани», киты, рыба по имени семга и очень много других.

Эти племена не приходят в Московию, ибо они дики и избегают сообщества и сожительства с другими людьми.

Река Обь

От устья Щугора вверх по реке до Пояса, Артавиши, Каменя и Большого Пояса три недели пути. Восхождение на гору Камень занимает три дня; спустившись с нее, доберешься до реки Артавиша, оттуда — до реки Сибут, от нее — в крепость Ляпин, от Ляпина — до реки Сосьвы. Живущие по этой реке зовутся вогуличами. Оставив Сосьву справа, доберешься до реки Оби, которая берет начало из Китайского озера. Через эту реку они едва переправились за целый день, да и то с большим трудом: она столь широка, что тянется почти на восемьдесят верст. По ней также живут народы вогуличи и югричи. Если подниматься от Обской крепости по реке Оби к устью реки Иртыша, в который впадает Сосьва, то это займет три месяца пути. В этих местах находятся две крепости: Ером и Тюмень, которыми владеют князья югорские, платящие, как говорят, дань великому князю московскому. Там водится великое множество зверей и добывается огромное количество мехов.

От устья реки Иртыша до крепости Грустина два месяца пути, отсюда до Китайского озера по реке Оби, которая, как я сказал, берет свое начало из этого озера, более трех месяцев пути. От этого озера в весьма большом числе приходят черные люди, не владеющие общепонятной речью, и приносят с собой разнообразные товары, которые покупают народы грустинцы и серпоновцы. Эти последние получили имя от крепости Серпонов в Лукоморье, лежащем на горах за рекой Обью.

Лукоморье

Лукоморье — приморская лесистая местность; тамошние обитатели живут, не имея никаких домов, в хижинах. Многие народы Лукоморья подвластны государю московскому, однако, раз поблизости находится царство Тюмень, государь которого татарин и на их родном языке называется «тюменским царем», и он не так давно причинил большой ущерб московиту, то весьма вероятно, что эти племена, будучи ему соседями, скорее ему и подчиняются.

Рассказывают, что с людьми из Лукоморья происходят удивительные, невероятные и весьма похожие на басню вещи: именно, говорят, будто каждый год и точно 27 ноября, в день, посвященный у русских святому Георгию, они умирают, а на следующую весну, чаще всего к 24 апреля, оживают, наподобие лягушек, снова. Народы грустинцы и серпоновцы ведут с ними необыкновенную и невиданную нигде более торговлю.

Когда наступает время, установленное для их умирания или засыпания, они складывают товары на определенном месте; грустинцы и серпоновцы уносят их, оставив меж тем свои товары по справедливому обмену. Если лукоморцы, снова возвратясь к жизни, увидят, что их товары унесены по слишком несправедливой цене, то требуют их назад. От этого между ними возникают частые раздоры и войны. По левой стороне реки Оби вниз по течению живет народ Каламы, который переселился туда из Обнови и Погоза. В низовьях Оби до Золотой Старухи, где Обь впадает в океан, находятся реки: Сосьва, Березва и Надым, которые все берут начало с горы Камень Большого Пояса и примыкающих к ней скал. Все народы, обитающие от этих рек до Золотой Старухи, считаются данниками государя московского.

Золотая Баба

Золотая Баба, то есть Золотая Старуха, или праматерь, — это идол, стоящий при устье Оби в области Обдора, на том берегу. По берегам Оби и по соседним рекам расположено повсюду много крепостей, правители которых, как говорят, все подчинены государю московскому. Рассказывают, а выражаясь вернее, баснословят, будто идол Золотой Старухи — это статуя в виде старухи, держащей на коленях сына, и там уже снова виден еще ребенок, про которого говорят, что это ее внук. Более того, будто бы она поставила там некие инструменты, издающие постоянный звук вроде труб. Если это и так, то я полагаю, что это происходит от сильно и постоянно дующего на эти инструменты ветра.

Люди с песьими головами и другие чудеса

Река Коссин вытекает из Лукоморских гор; при ее устье находится крепость Коссин, которой некогда владел князь Венца, а ныне его сыновья. До этих мест от истоков большой реки Коссин два месяца пути. От истоков той же реки начинается другая река, Касси-ма, и, протекши через Лукоморье, она впадает в большую реку Тахнин, за которой, говорят, живут люди чудовищного вида: у одних из них, наподобие зверей, все тело обросло шерстью, у других собачьи головы, третьи совершенно лишены шеи и вместо головы у них грудь, а глаза на груди, или у других длинные руки, но без ног. В реке Тахнин водится также некая рыба с головой, глазами, носом, ртом, руками, ногами и другими частями тела совершенно человеческого вида, но без всякого голоса; она, как и прочие рыбы, представляет собой вкусную пищу.

Все, что я сообщил доселе, дословно переведено мной из доставленного мне русского дорожника. Хотя в нем, кажется, и есть кое-что фантастическое и едва вероятное, как, например, сведения о людях немых, умирающих и оживающих, о Золотой Старухе, о людях чудовищного вида и о рыбе с человеческим образом, и хотя я сам также старательно расспрашивал об этом и не мог узнать ничего наверняка от какого-нибудь такого человека, который бы видел все это собственными глазами. Впрочем, всеобщая молва утверждает, что это действительно так, все же мне не хотелось ничего опускать, предоставляя другим больше свободы в толковании сих вещей. Поэтому я воспроизвел и те же названия местностей, какие существуют у русских.

Река Печора

Словом «нос» по-русски в просторечии называются мысы, выдающиеся в море наподобие носа. Горы вокруг Печоры называются «Земной Пояс», то есть «Пояс мира или земли». От озера Китай получили имя страна и великий хан китайский, которого московиты называют царем китайским. «Хан» на татарском языке значит «царь», а не «собака», как утверждают иные.

У реки Печоры, о которой упомянуто в дорожнике, есть город и крепость Папин или Папиновград; жители его, говорящие на отличном от русского языке, называются Папины. За этой рекой простираются до самых ее берегов высочайшие горы, вершины которых вследствие постоянно дующего ветра совершенно лишены всякого леса и едва ли даже не травы. Хотя в разных местах у них разные имена, но вообще они называются Поясом Мира. На этих горах гнездятся кречеты, о которых скажем ниже, рассказывая о государевой охоте. Там растут деревья кедры, среди которых водятся самые черные соболя. Во владениях государя московского можно увидеть только эти горы, которые, вероятно, представлялись древним Рифейскими или Гиперборейскими. Горы покрыты вечными снегами и льдом, и перейти через них нелегко, поэтому область Энгранеланд совсем неизвестна. Московский князь Василий, сын Иоанна, в свое время посылал для исследования мест за этими горами и для покорения тамошних народов через Пермию и Печору двух начальников из своих приближенных; Симеона Федоровича Курбского, названного так по своей отчине и происходящего из рода князей Ярославских, и князя Петра Ушатого. Из них Курбский в мою бытность в Московии был еще жив, и на мои расспросы об этом предмете отвечал, что он потратил семнадцать дней на восхождение на гору и все-таки не смог одолеть ее вершины, называемой на его родном языке Столп. Эти горы тянутся к океану до устьев рек Двины и Печоры. Но довольно о дорожнике.

К северо-востоку от Москвы

Княжество Суздаль с одноименной крепостью и городом, в котором находится местопребывание епископа, расположено между Ростовом и Владимиром. В то время, когда столицей державы московита был Владимир, Суздаль считался среди главных княжеств и был столицей прочих прилегающих городов. Затем, когда власть московского государя возросла и столица была перенесена в Москву, это княжество было оставлено второрожденным детям, то есть братьям государей. Наконец, потомки их, в том числе Василий Шуйский с племянником его по брату, — они были живы еще в нашу бытность в Московии, — были лишены княжества Иоанном Васильевичем, отцом Василия. В этом городе замечателен женский монастырь, в котором этим Василием заключена была Саломея после развода с Василием.

Среди всех княжеств и областей московского государя первое место по плодородию почвы и всяческому изобилию занимает Рязань; за ней следуют Ярославль, Ростов, Переяславль, Суздаль и Владимир, которые по плодородию земли ближе всего к Рязани.

Город Кострома с крепостью на берегу Волги отстоит почти на двадцать миль от Ярославля на северо-восток, а от Нижнего Новгорода — приблизительно на сорок. Река Кострома, по которой город получил имя, там же впадает в Волгу.

Если отправиться из Москвы на восток через Кострому, то встретишь еще одно княжество — Галич с городом и крепостью.

За рекой Камой

Вятская область за рекой Камой отстоит от Москвы почти на сто пятьдесят миль к северо-востоку; до нее, правда, можно добраться более коротким, но зато и более трудным путем через Кострому и Галич, ибо помимо того, что путь затруднен болотами и лесами, которые лежат между Галичем и Вяткой, там повсюду бродит и разбойничает народ черемисов. По этой причине туда едут более длинным, но более легким и безопасным путем через Вологду и Устюг. А отстоит Вятка от Устюга на сто двадцать миль, от Казани — на шестьдесят. Стране дала имя одноименная река, на берегу которой находятся крепости Хлынов, Орлов и Слободской. При этом Орлов расположен в четырех милях ниже Хлынова, затем, еще на шесть миль ниже, к западу — Слободской; Котельнич же находится в восьми милях от Хлынова на реке Речица, которая, вытекая с востока, между Хлыновом и Орловом впадает в Вятку. Страна болотиста и бесплодна и служит своеобразным убежищем для беглых рабов и злодеев, изобилует медом, зверями, рыбами и белками. Некогда она была владением татар, так что еще и поныне по ту и по сю сторону Вятки, в особенности близ ее устья, где она впадает в реку Каму, властвуют татары. Дороги исчисляются там в чункасах, а чункас составляет пять верст, то есть примерно равен немецкой миле.

Река Кама впадает в Волгу в двенадцати милях ниже Казани. К этой реке прилегает область Сибирь.

Пермия

Великая и обширная область Пермия, которую поэтому называют Великой Пермией, отстоит от Москвы прямо к северо-востоку на двести пятьдесят или, как утверждают иные, триста миль. Там есть город того же имени на реке Вишере, которая в десяти милях ниже изливается в Каму. Из-за частых болот и рек сухим путем туда можно добраться практически только зимой, летом же этот путь совершить легче на судах через Вологду, Устюг и реку Вычегду, которая в двенадцати милях от Устюга впадает в Двину. Тем, кто отправляется из Перми в Устюг, надо плыть вверх по Вишере; проплыв по нескольким рекам и перетаскивая иногда суда по земле в другие реки, они достигают наконец Устюга, лежащего в трехстах милях от Перми. В этой области хлеб употребляют весьма редко. Ежегодную дань государю они выплачивают лошадьми и мехами. У них свой язык и особые письмена^{297}, которые изобрел епископ Стефан, укрепивший жителей. колебавшихся в вере Христовой, ибо раньше они были слабы в вере и содрали кожу с одного епископа, хотевшего сделать то же. Этот Стефан впоследствии, в правление великого князя Димитрия, сына Иоаннова, был причислен у русских к лику святых. И до сих пор еще повсюду в лесах многие из них остаются идолопоклонниками, и русские монахи и пустынники, отправляющиеся туда, не устают отвращать их от заблуждений и ложной веры.

Как бегают по снегу

Зимой они обыкновенно путешествуют на артах, как это делается в очень многих местностях Руссии. Арты — это нечто типа деревянной доски шириной в одну косую ладонь и длиной приблизительно в два локтя^{298}, спереди несколько приподнятые, посредине с краю тоже приподнятые настолько, чтобы в промежуток можно было поставить ногу; в этом приподнятом месте есть дырочки, чтобы привязывать ногу. Когда снег затвердевает или покрывается коркой, то за день на них можно проделать большое расстояние. В руках ездок держит небольшое копьецо, которым он управляет и помогает себе, когда спускается с горы или когда ему грозит падение. В тех местах ездят исключительно на таких артах. Говорят также, что у них есть большие собаки, которые таскают сани. Эти вьючные животные у них очень крупные, и с их помощью можно перевозить тяжести так же, как это ниже будет описано про оленей.

Говорят, эта область с востока примыкает к области татар, называемой Тюменью.

Югра

Положение области Югры явствует из вышесказанного. Русские произносят это название с придыханием; народ называют югричами. Это та Югра, из которой некогда вышли венгры и заняли Паннонию й под предводительством Аттилы покорили много стран Европы. Московиты весьма похваляются этим именем, так как их-де подданные некогда опустошили большую часть Европы. Георгий, родом грек, по прозвищу Малый, казначей, желая на переговорах во время моего первого посольства обосновать право своего государя на Великое княжество Литовское, королевство Польское и проч., говорил, что народ югра был подданным великого князя московского и обитал при Меотийских болотах, затем переселился в Паннонию на Дунае, которая от этого и получила имя Венгрия, наконец, занял Моравию, названную так от реки Моравы, и Польшу, получившую имя от слова «поле», а по имени брата Аттилы, их короля, назвали город Буду. Я только пересказываю то, что было мне сказано, и знаю, что другие пишут иначе.

Говорят, что югра и до сих пор имеет общий с венграми язык; правда ли это, я не знаю, так как, несмотря на тщательные поиски, я не смог найти ни одного человека из той страны, с которым мог бы хотя бы двумя словами перемолвиться мой слуга, знающий по-венгерски. И они выплачивают дань государю мехами. Хотя оттуда привозятся в Московию на продажу жемчуга и драгоценные камни, однако их собирают не в их стране, а привозят из другого места, в особенности же с берегов океана, соседних с устьем Двины.

Область Сибирь

Область Сибирь граничит с Пермией и Вяткой; не знаю достоверно, есть ли там какие-либо крепости и города. В ней начинается река Яик, которая впадает в Каспийское (по-латыни), а по-русски Хвалынское море. Говорят, эта страна пустынна вследствие близости татар, а если где и обитаема, то там правит татарин Ших-мамай. Эта страна предоставлена грабежам татар^{299} и других, в особенности же татарина Ших-мамая. У тамошних жителей свой язык; промышляют они преимущественно беличьими мехами, которые превосходят белок из других мест величиной и красотой; однако в нашу бытность в Московии мы не видели их в сколько-нибудь значительном количестве; в первый раз мы встречали их, потом же — ни разу.

Черемисы и мордва

Народ черемисов живет в лесах под Нижним Новгородом. У них свой язык, и следуют они учению Магомета. Ныне они подвластны царю казанскому, хотя большинство их некогда платили дань князю московскому; поэтому и до сих пор их причисляют еще к подданным Московии. Потому-то я говорю о них здесь. Многих из них государь вывел оттуда в Московию по подозрению в преступной измене; мы видели их, как мужчин, так и женщин, там в свой второй приезд. Но когда они были посланы на литовскую границу, то в конце концов рассеялись в разные стороны, а многие из них убежали в Литву. Этот народ населяет обширные пространства от Вятки и Вологды до реки Камы, но не имеет каких бы то ни было жилищ. Все, как мужчины, так и женщины, очень проворны в беге; кроме того, они весьма опытные лучники, причем лука никогда не выпускают из рук; они находят в нем такое удовольствие, что даже не дают есть достаточно взрослым сыновьям, если те предварительно не пронзят стрелой намеченную цель. Женщины носят на голове уборы, вырезанные из древесной коры, вроде диадем, как они изображаются у святых, и заправленные в круглый обруч, покрывая их платком. Когда я спросил их, как они в столь высоких уборах пробираются между деревьев и кустарников, что им приходится делать часто, они отвечали: «А как проходит олень, у которого рога на голове еще выше?»

В двух милях от Нижнего Новгорода было большое скопление домов вроде города или поселка, где вываривалась соль^{300}. Несколько лет назад он был выжжен татарами и восстановлен по приказу государя.

Народ мордва живет у Волги, ниже Нижнего Новгорода, на южном берегу. Они во всем похожи на черемисов, за исключением того, что живут они в домах.

И здесь да будет конец нашего описания Московской державы.

Теперь присовокупим кое-какие достоверные сведения о соседях и смежных народах, сохраняя тот же порядок на восток, затем перейдя к югу и так по кругу, как я шел из Москвы. Первыми в этой стороне будут казанские татары; прежде чем перейти к описанию их особенностей, следует дать некоторые общие сведения.

Происхождение татар

О татарах и их происхождении, помимо того что содержится в польских анналах и в книжке о двух Сарматиях^{301}, многие писали много и повсеместно; повторять это здесь было бы скорее скучно, чем полезно. Но я счел необходимым вкратце написать о том, что я сам узнал из русских летописей и из рассказов многих людей.

Говорят, что моавитские народы, которые впоследствии были названы татарами, — люди, разнящиеся своим языком, обычаями и одеянием от обрядов и привычек остальных людей, — пришли к реке Калке. Никто не знал, откуда они пришли и какой они веры. Впрочем, иные называли их таврименами, другие — печенегами, третьи — другими именами. Мефодий, епископ патарский, якобы говорит, что они вышли с северо-востока, из пустыни Етривской, а причину переселения приводит следующую. В свое время некто Гедеон, высокоименитый муж, внушил им страх, говоря, что предстоит близкий конец мира. Под воздействием его речей они, чтобы обширнейшие богатства мира не погибли вместе с ним, в бесчисленных количествах вышли грабить земли и подвергли жестокому разграблению все, что лежит от Востока до Евфрата и Персидского залива. Опустошив таким образом все земли, они разбили в 6533 году от сотворения мира при реке Калке племена половцев и русских, которые одни только и дерзнули выступить им навстречу, присоединив к себе вспомогательные войска русских.

Очевидно, составитель книжки о двух Сарматиях ошибся в этом месте насчет народа половцев, имя которых он переводит как «охотники». Слово «половцы» значит «полевые», «те, кто живет в поле», а не в домах, ибо «polle» — это «поле», а охотники по-славянски — «lowatz». От присоединения же слога «tzi» значение не меняется, ибо значение надо выводить не из последних, а из первых слогов. А так как к подобным русским речениям часто присоединяется общий слог «ski», то это и обмануло писателя; таким образом, слово «половцы» следует переводить как «полевые», а не как «охотники» (там почти все имена господ или владений, производимые от городов, замков или земель, содержат такое добавление). Русские утверждают, будто половцы — это готы, но я не разделяю этого мнения. Если кто пожелает описать татар, тому придется описать обычаи, образ жизни и устройство земли многих народов, ибо это общее имя они носят только по их вере, сами же суть различные племена, далеко отстоящие друг от друга, принявшие все одно имя татар, так же как и имя «Руссия» объединило множество земель.

Батый

Но вернемся к начатому. Татарский царь Батый, выступивший с большим войском с юга к северу, занял Булгарию, лежащую на Волге ниже Казани. Затем, в следующем 6745 году повторив победу, он дошел до самой Москвы и после непродолжительной осады взял наконец царствующий град, сдавшийся ему; при этом он не исполнил своего обещания и перебил всех, затем пошел далее и выжег соседние области: Владимир, Переяславль, Ростов, Суздаль и очень много крепостей и городов, а жителей перебил или увел в рабство; разбил и убил великого князя Георгия, вышедшего ему навстречу с военным отрядом; Батый увел с собой в плен Василия Константиновича и убил его. Все это, как я сказал выше, случилось в 6745 году от сотворения мира. С этого времени почти все государи Руссии были поставляемы и сменяемы татарами и повиновались им вплоть до Витольда, великого князя литовского, который храбро защитил от татарских войск свои земли и то, что занял в Руссии; он был грозой для всех соседей. Но великие князья владимирские и московские, вплоть до нынешнего князя Василия, сына Иоаннова, к которому я был послан, всегда пребывали в верности и повиновении, однажды обещанных татарским государям.

Как повествуют летописи, этот Батый был убит в Венгрии венгерским королем Влаславом, который после крещения получил имя Владислава и был причислен к лику святых. Именно после того как Батый увел с собой сестру короля, случайно захваченную им во время нападения на королевство, король, движимый любовью к сестре и негодованием, пустился в погоню за Батыем; однако, когда Владислав напал на Батыя, сестра схватила оружие и явилась на помощь прелюбодею против брата. Тогда король в гневе убил сестру вместе с прелюбодеем Батыем. Это случилось в 6745 году от сотворения мира.

Узбек

Батыю наследовал в правлении Узбек, умерший в 6834 году от сотворения мира. Его сменил сын его Джанибек, который, желая царствовать один и без всякого опасения, перебил своих братьев; умер он в 6865 или в 6868 году. Ему наследовал Бердибек, также убивший двенадцать братьев и сам скончавшийся в 6867 году. После него не более месяца правил Кульпа, убитый сразу же по восшествии на престол вместе с детьми неким царьком князем Наврусом. Когда он овладел царством, все русские князья собрались к нему и, испросив каждый право властвовать в своей области, удалились обратно. Наврус был убит в 6868 году. Царскую власть после него наследовал Хидырь, который был убит сыном Темир-Ходжой. Этот последний, приобретя царство путем злодейства, владел им едва семь дней, ибо был согнан темником Мамаем, и, убежав за Волгу, был настигнут там и убит в 6869 году преследовавшими его воинами. После них власть получил в 6890 году от сотворения мира Токтамыш, выступивший 26 августа с войском и опустошивший Москву огнем и мечом. Разбитый Темир-Кутлугом, он бежал к великому князю литовскому Витольду. После этого в 6906 году от сотворения мира Темир-Кутлуг стал во главе Сарайского царства и умер в 6909 году. Ему наследовал в правлении сын его Шадибек.

Темир-Аксак

После него Темир-Аксак двинул для опустошения Московии огромное войско на Рязань, внушив государям Московии столь великий страх, что, отчаявшись в победе и бросив оружие, они прибегли единственно к божественной помощи: тотчас послали во Владимир за неким образом Пресвятой Девы Марии, который был прославлен многими явленными там чудесами. Когда его везли в Москву, то навстречу ему в знак почтения вышел государь со всем населением. Нижайше помолившись сперва об отвращении врага, государь проводил образ в город с величайшим благоговением и поклонением. Говорят, такой набожностью они добились того, что татары не пошли дальше Рязани. В вечное воспоминание об этом событии на том месте, где ожидали образ и где он был встречен, выстроили храм, и этот день, который русские именуют «Сретение», то есть «день встречи», ежегодно торжественно празднуется 26 августа. А это случилось в 6903 году.

Русские рассказывают, что этот Темир-Аксак, человек темного происхождения, достиг такого высокого положения разбоем и в юности был выдающимся вором; тут-то он и получил свое имя. Именно, однажды он украл овцу и был пойман хозяином овцы или пастухом, причем сильный удар камнем перебил ему голень; он укрепил ее железом, и из-за хромоты и железа ему и дали имя, ибо слово «themir» означает «железо», а «assak» — «хромой». Во время тяжкой осады Константинополя турками он послал туда своего сына со вспомогательным войском. Тот разбил турок, снял осаду и вернулся к отцу победителем в 6909 году.

Татарские орды

Татары разделяются на орды и называют свою страну или царство Ордой, первое место среди которых и славой, и многочисленностью заняла Заволжская Орда, так как говорят, что все остальные орды получили начало от нее. «Орда» же на их языке значит «собрание» или «множество». Впрочем, всякая Орда имеет свое название, а именно: Заволжская, Перекопская, Ногайская и многие другие, которые все исповедуют магометанскую веру; однако, если их называют турками, они бывают недовольны, почитая это за бесчестье. Название же «бесермены» их радует, а этим именем любят себя называть и турки. Поскольку татары населяют разные и далеко и широко раскинувшиеся земли, то они не совсем походят друг на друга своими обычаями и образом жизни.

Перекопская Орда

Ближайшие к нам перекопские. Это люди среднего роста, с широким мясистым, будто опухшим лицом, с косящими маленькими впалыми глазами; волосы они отпускают только на бороде, а остальное, даже и на голове, бреют. Только более именитые носят над ушами длинные косы, и притом очень черные; телом они сильны, духом смелы, падки на любострастие, причем извращенное, с удовольствием едят мясо лошадей и других животных, не разбирая рода их смерти, едят павших лошадей и скот, за исключением свиней, от которых воздерживаются по закону. Относительно голода и недостатка сна, говорят, они до такой степени выносливы, что иногда выдерживают это лишение целых четыре дня, предаваясь тем не менее необходимым трудам. И наоборот, добыв что-нибудь съедобное, они пресыщаются сверх меры и этим обжорством как бы вознаграждают себя за прежнюю голодовку, так что не оставляют ничего. Обремененные, таким образом, пищей и усталые, они спят по три-четыре дня подряд. В то время как они спят таким глубоким сном, литовцы и русские, в земли которых татары совершают внезапные набеги, угоняя оттуда добычу, пускаются за ними в погоню и, откинув всякий страх, повсюду поражают их, забывших об осторожности и как бы мертвых от еды и сна, без караулов и в беспорядке.

Поэтому, когда, совершив набег на Литву или Рус-сию, они бывают усталы и обременены добычей, их преследуют, и преследователи, зная приблизительно, какое место удобно для их стоянки, не разводят в эту ночь в своем лагере огней, чтобы татары полагали себя в безопасности. Те разбивают лагерь, режут скот и наедаются, отпускают лошадей пастись и засыпают. В таком положении они весьма часто подвергаются нападению и бывают разбиты.

Если во время разъездов их мучит голод и жажда, они обычно подрезают жилы у тех лошадей, на которых едут, и, выпив крови, утоляют голод; кроме того, они думают, что это полезно и для животных. У них нет путей для перегонов скота и дорог. Так как почти все они кочуют, не имея определенных жилищ, то обычно движутся по звездам^{302}, главным образом Северному полюсу, который на своем языке называют «Железный кол». Особенное наслаждение доставляет им кобылье молоко, ибо они верят, что люди делаются от него храбрее и тучнее. Питаются они также очень многими травами, в особенности растущими близ Танаиса; соль употребляют весьма немногие. Всякий раз как их цари делят между своими подданными добычу или другое продовольствие, они, как правило, дают на сорок человек одну корову или лошадь. Когда их зарежут, то внутренности получают только более знатные и делят их между собой. Они надевают рубец, сердце, легкие, печень и прочее подобное на небольшие вертела над огнем, держа их до тех пор, пока не смогут палочками слегка очистить их от навоза, и едят. Они с удовольствием облизывают и обсасывают не только пальцы, измазанные жиром, но и нож или палочку, ставшую жирной и мокрой, которой обтирали навоз. Лошадиные головы считаются, как у нас кабаньи, лакомством и подаются только более знатным.

Татарские лошади

У них в изобилии имеются лошади, хотя с низкой холкой и малорослые, но крепкие и выносливые, одинаково хорошо переносящие голод и работу и питающиеся листьями, ветками и корой деревьев, а также корнями трав, которые они выкапывают и вырывают из земли копытами даже из-под снега, если нет травы. Столь выносливыми лошадьми татары весьма умело управляют. Московиты уверяют, будто эти лошади под татарами быстрее, чем под другими — это известно им по опыту. Эта порода лошадей называется «бахмат», у них, как правило, толстые хвосты. Седла и стремена у них деревянные, за исключением тех, которые они отняли или купили у соседей-христиан в других местах. Чтобы седла не натирали спину лошадей, они подкладывают под них траву или листья деревьев. На лошадях они переплывают реки, и если убоятся силы наседающих врагов, то в бегстве бросают седла, одежду и всякую другую поклажу и, оставив только оружие, мчатся во весь опор.

Татарский способ боя

Их оружие — лук и стрелы; сабля у них редка. Сражение с врагом они начинают издали и очень храбро, пуская стрелы, хотя долго его не выдерживают, а затем обращаются в притворное бегство. Когда враг начинает их преследовать, то при первой возможности татары пускают назад в них стрелы; затем, внезапно повернув лошадей, снова бросаются на расстроенные ряды врагов, причиняя этим большой урон; если преследование ведется беспорядочно, они скоро разворачиваются снова.

Когда им приходится сражаться на открытой равнине, а враги находятся от них на расстоянии полета стрелы, то они вступают в бой не в прямом строю, а заводят «пляску», как называют ее московиты. Командир или вожатый приближается со своим отрядом к вражескому войску и, пустив стрелы, отъезжает; за ним — другой отряд, и таким образом один отряд за другим, пока первый снова не вернется вслед за последним. Среди таким образом по кругу наступающих и отступающих соблюдается удивительный порядок.

Если они сумеют устроить дело так, то преимущество на их стороне, но если командиры, едущие впереди отрядов, погибнут или оробеют, то они быстро приходят в замешательство и уже не в состоянии более вернуться к порядку и стрелять во врага.

Если же им приходится сражаться на узком пространстве, то такой способ боя уже неприменим, и поэтому они пускаются в бегство. Если дело доходит до ближнего или рукопашного боя, они быстро бывают разбиты, так как не имеют ни щитов, ни копий, ни клинков, ни шлемов, чтобы противостоять врагу в правильной битве. В седле они имеют обыкновение сидеть, поджав ноги, чтобы иметь возможность при стрельбе легче поворачиваться в ту и другую сторону и даже назад; если они случайно что-либо уронят и им нужно будет поднять это с земли, то, не вынимая ног из стремян, они поднимают эту вещь без труда. В этом они столь проворны, что могут сделать то же самое на полном скаку. Если в них бросаешь копье, они уклоняются от удара, внезапно соскользнув на один бок и держась за лошадь только одной рукой и ногой. При набегах на соседние области они делают вид, будто падают с лошади, но когда копье пролетит, они снова в седле, причем одна нога все время у седла, а рукой они держатся за гриву коня.

Одежда и обычаи

Каждый ведет с собой, смотря по достатку, рядом с лошадью, на которой едет, двух или трех лошадей, чтобы, когда устанет одна, пересесть на другую и третью; усталых же лошадей они в это время ведут на поводу. Уздечки у них самые легкие, а вместо шпор они пользуются плеткой. Лошадей они употребляют только холощеных, потому что таковые, по их мнению, лучше переносят труды и голод. Одежда у них одна и та же как для мужчин, так и для женщин, да и вообще эти последние нисколько не отличаются от мужчин по своему платью, за исключением того, что покрывают голову полотняным покрывалом и носят полотняные же штаны, вроде тех, какие носят моряки. Их царицы, являясь перед народом, обыкновенно закрывают лицо. Простой народ, обитающий в рассеянии по степи, носит одежду, сшитую из овечьих или иных шкур, и меняет ее только тогда, когда от долгого употребления она станет совершенно потертой и рваной. Они не остаются долго на одном и том же месте и считают большим несчастьем длительное пребывание в одном месте. Поэтому иногда, рассердившись на детей и призывая на них тяжкое несчастье, они якобы говорят им: «Чтоб тебе как христианину все время сидеть на месте и наслаждаться собственным зловонием!»

Поэтому, стравив пастбища в одном месте, они со стадами, женами и детьми, которых везут с собой на повозках, переселяются в другое. Впрочем, есть и другие, живущие в городах и деревнях; это старики либо купцы, которые не ездят вместе с воинами. Если они начинают какую-нибудь тяжелую войну или какой-нибудь набег, то более знатные помещают жен, детей и стариков в более безопасные места.

Правосудия у них нет никакого, ибо если кому понадобится какая-либо вещь, то он может безнаказанно украсть ее у другого. Если же кто-нибудь станет жаловаться пред судьей или начальником на насилие и нанесенную ему обиду, то виновный не отпирается, а говорит, что не мог обойтись без этой вещи. Тогда судья обычно произносит такой приговор: «Если и ты в свою очередь будешь нуждаться в какой-либо вещи, то кради у других». Некоторые уверяют, будто татары не воруют. Воруют они или нет, об этом пусть судят другие, но, во всяком случае, это люди весьма хищные и, конечно, очень бедные, так как всегда зарятся на чужое, угоняют чужой скот, а ближайшие к нам татары грабят и уводят в плен людей, которых или продают туркам и любому другому, или возвращают за выкуп, оставляя у себя только девушек.

Они редко осаждают крепости и города, а сжигают селения и деревни и бывают так довольны причиненным ими разорением, будто, по их мнению, чем больше они опустошат земель, тем обширнее делается их царство. И хотя они совершенно не выносят спокойной жизни, однако не убивают друг друга, разве что их цари поссорятся между собой. Если во время ссоры кого-нибудь убьют, и виновники преступления будут пойманы, то их отпускают, отняв у них только лошадей, оружие и одежду, и человекоубийца, получив плохую лошадь и лук, отпускается судьей со следующими словами: «Ступай и займись своим делом». Золота и серебра они, кроме купцов, почти не употребляют, а практикуют только обмен вещами. Поэтому если их соседи выручат сколько-нибудь денег от продажи, то платье и другое необходимое для жизни покупают на них в Московии или еще где-либо.

Границ между собой — я говорю о степных татарах — у них нет никаких. Однажды московиты взяли в плен одного жирного татарина, и на вопрос московита: «Откуда у тебя, собака, столько жиру, если тебе есть нечего? — татарин ответил: «Почему мне нечего есть, если я владею такой огромной землей от востока до запада? Неужели я не смогу достаточно накормиться от нее? Я думаю, что не хватать еды должно как раз у тебя, владеющего такой ничтожной частью света, да и за ту ты ежедневно воюешь».

Казанская Орда

Орда или Царство Казанское, город и крепость того же имени расположены на Волге, на северном берегу реки, почти в семидесяти немецких милях ниже Нижнего Новгорода. С востока и юга по Волге это царство ограничено пустынными степями; с северо-востока с ними граничат татары, зовущиеся шейбанскими и кайсацкими. Царь этой земли может выставить войско в тридцать тысяч человек, преимущественно пехотинцев, среди которых черемисы и чуваши — весьма искусные стрелки. Чуваши отличаются также и знанием судоходства. Город Казань отстоит от государевой крепости Вятки на шестьдесят немецких миль. Слово «казань» по-татарски значит «кипящий медный котел». Эти татары — культурнее других, так как они и возделывают поля, и живут в домах, и занимаются разнообразной торговлей, и редко воюют.

Война казанских татар с московитами

Государь Московии Василий довел их до того, что они подчинились ему и стали принимать царей по его усмотрению; сделать это было тем легче, что сообщение по рекам, впадающим из Московии в Волгу, удобно и оба государя получают большой доход от взаимной торговли. В свое время в Казани правил царь Халилек. Но он умер бездетным, а на вдове его Нур-Султан женился некий Абра-Эмин^{303}, завладев тем самым и царством. От Нур-Султан у Абра-Эмина было двое сыновей: Мухаммед-Амин и Абдул-Латиф, а от первой жены по имени Батмасса-Султан — сын Ильгам. Будучи старшим, он наследовал царство по смерти отца. Но так как он не во всем был послушен приказам московита, то советники последнего, приставленные к царю, чтобы следить за его намерениями, однажды на пиру напоили его и, усадив в сани с тем, чтобы-де отвезти его домой, той же ночью отправили его в Москву. Задержав его на некоторое время под стражей, государь отослал его потом в Вологду, где Ильгам и провел остаток жизни. Мачеха же его и братья Абдул-Латиф и Мухаммед-Амин были удалены на Белоозеро. Один из братьев Ильгама, Худайкул, крестился, приняв имя Петра; за него нынешний государь Василий выдал затем свою сестру. Другой брат Ильгама, Мениктаир, до конца жизни сохранял свою веру; у него было множество детей, но все они вместе с матерью крестились после смерти отца и скончались христианами, за исключением одного, Дитриха, которого на своем языке они называют Феодором и который в нашу бытность в Москве был еще жив; я его еще застал там.

На место увезенного в Москву Ильгама был поставлен Абдул-Латиф, которого государь сместил с престола по той же причине, что и Ильгама, заменив его Мухаммед-Амином, отпущенным с Белоозера. Он правил царством до 1518 года. Нур-Султан, бывшая, как уже сказано, супруга царей Халилека и Абра-Эмина, после смерти Ильгама вышла замуж за перекопского царя Менгли-Гирея. У нее не было детей от Менгли-Гирея и, тоскуя по своим сыновьям от первого брака, она приехала в Москву к Абдул-Латифу. Отсюда она в 1504 году отправилась к другому сыну — Мухаммед-Амину, царствовавшему в Казани.

Казанцы до той поры не соблюдали верности московиту, а в 1504 году отложились. Следствием этого были многие войны, ведшиеся с обеих сторон государями, в них участвовавшими, долго и с переменным успехом. Так как война эта продолжается и до сих пор, то уместно рассказать о ней поподробнее.

Узнав об отпадении казанцев, московский государь Василий, возмутившись и горя жаждой мести, двинул против них по рекам огромное войско с большими пушками. Казанцы, которым предстояло биться с московитами за свою жизнь и свободу, проведав об устрашающих приготовлениях великого князя, решили перехитрить врага, поскольку знали, что не смогут состязаться с ним в правильной битве. Они разбили лагерь со множеством шатров и палаток на виду у врага, тогда как лучшая часть войска была скрыта в месте, удобном для засады. Затем, будто пораженные страхом, они вдруг бросились вон из лагеря и пустились в бегство. Московиты, которые находились не столь далеко, увидели бегство татар и, позабыв о строе, стремительно ринулись на лагерь неприятеля. Пока они, полагая себя в безопасности, были заняты грабежом лагеря, татары вместе с лучниками-черемисами выступили из засады и устроили такое побоище, что московиты вынуждены были бежать, бросив орудия и пушки. Вместе с прочими бежали, оставив орудия, и два пушкаря. Когда они вернулись в Москву, государь принял их милостиво. Одного из них, Варфоломея, по происхождению итальянца, принявшего, однако, позже русскую веру и уже тогда бывшего в большой силе и чести у государя, он щедро наградил. С ним мне довелось беседовать. Третий пушкарь после этого поражения вернулся с порученным ему орудием в надежде заслужить у государя великую и вечную милость за свое рвение по сбережению орудия. Но государь встретил его упреками: «Подвергнув себя и меня такой опасности, ты, вероятно, собирался или бежать, или сдаться врагам вместе с пушкой; к чему это нелепое старание сохранить орудие? Не орудия важны для меня, а люди, которые умеют лить их и обращаться с ними». И так он не получил ни милости, ни похвалы.

После смерти царя Мухаммед-Амина, при котором отложились казанцы, на вдове его женился Ших-Али и с помощью государя московского и брата жены завладел царством, но правил всего четыре года. Глубокая ненависть, которую испытывали к нему подданные, усугублялась его безобразным хилым телосложением: у него было огромное брюхо, редкая бородка и женоподобное лицо, а на уши свисали две длинные черные пряди — свидетельство того, что он совершенно не способен воевать. Кроме того, не заботясь о расположении к себе подданных, он был более, чем нужно, предан московскому государю и доверял иноземцам больше, чем своим. Это заставило казанцев вручить царство одному из царей Тавриды — Сагиб-Гирею, сыну Менгли-Гирея. При его приближении Ших-Али велели оставить престол, и он, видя, что его силы недостаточны, а подданные ему враждебны, счел за лучшее покориться судьбе и с женами, наложницами и всем добром вернулся в Москву, откуда и прибыл. Это произошло в 1521 году.

После бегства Ших-Али царь Тавриды Мухаммед-Гирей с большим войском привел в Казань брата Сагиб-Гирея. Заручившись расположением казанцев к брату, он на обратном пути в Тавриду перешел Танаис и устремился к Москве. Тем временем Василий, будучи вполне уверен в своей безопасности, не ждал ничего подобного; услышав о приближении татар, он наскоро собрал войско, поручил его водительству князя Димитрия Бельского и послал его к реке Оке, чтобы не дать татарам переправиться. Князь был молод, пренебрегал стариками, которых это оскорбляло: они в стольких войнах были начальниками, теперь же оказались не у дел. Как обычно бывает при подобных раздорах, обе партии вели себя не лучшим образом. Мухаммед-Гирей, располагавший превосходящими силами, быстро переправился через Оку и, жестоко грабя окрестности, разбил лагерь в поле у неких прудов в тринадцати верстах от самой Москвы. Сделав оттуда вылазку, он грабил и жег все на своем пути. Приблизительно в это же время из Казани выступил с войском и его брат Сагиб-Гирей, опустошивший Владимир и Нижний Новгород. Затем оба брата-царя, подойдя к городу Коломне, объединили свои силы. Василий, понимая, что он не в состоянии отразить столь многочисленного врага, оставил в крепости с гарнизоном своего зятя Петра, происходившего из татарских царей и крестившегося, и некоторых других советников и бежал из Москвы. Он был до того напуган, что в отчаянии некоторое время прятался, как говорят, под стогом сена.

29 июля татары двинулись дальше, сжигая все вокруг, и навели такой ужас на московитов, что даже в городе и крепости те не чувствовали себя в достаточной безопасности. Во время этой паники женщины, дети и все, кто не мог сражаться, сбегались в крепость с телегами, повозками и всем скарбом, и в воротах возникла такая давка, что, чрезмерно суетясь, они мешали друг другу и топтали друг друга. От множества народу в крепости стояло такое зловоние, что, пробудь враг под городом три или четыре дня, осажденные погибли бы от заразы, поскольку в такой тесноте каждый должен был отдавать дань природе там же, где стоял. В то время в Москве находились литовские послы, оседлав коней, они пустились в бегство. Не видя вокруг ничего, кроме дыма пожарищ, и полагая, что окружены татарами, они выказали такую резвость, что в один день добрались до Твери, находящейся за Волгой в 36 немецких милях ст Москвы и только там они почувствовали себя в безопасности.

Весьма достохвально проявили себя тогда немецкие пушкари. Одного из них, Никласа, родившегося на Рейне недалеко от немецкого имперского города Шпайера, пригласил к себе казначей и весьма ласково просил его подкатить к воротам огромную пушку — старую железяку, много лет простоявшую на одном месте без дела. Пушкарь рассмеялся, а оскорбленный казначей спросил, не над ним ли тот смеется.

— Если даже я и подкачу дня за три это орудие к воротам, — ответил пушкарь, — то им все равно невозможно будет воспользоваться, потому что оно разнесет ворота, да и пороху не хватило бы и на один выстрел из такой крупной пушки.

— Что же делать? — спросил казначей. — Я думал, что чем больше, тем лучше.

Тогда только принялись искать маленькие пушки, спрятанные вдалеке от крепости, и крестьяне носили фальконеты прямо на спине без всяких приспособлений.

Вдруг раздались крики:

— Татары, татары!

Все тут же побросали пушки и побежали в крепость, так что орудия длинной вереницей лежали вдоль улицы. Всего несколько всадников легко могли бы сжечь город до основания без всякого сопротивления. Пороху было заготовлено не более центнера, и первым делом надо было натолочь пороху. Пушек, по приказу князя, отлито было множество, но не было при этом ничего, что является принадлежностью цейхгаузов. Все лежало взаперти, и если возникала в чем-либо нужда, приходилось готовить все в спешке.

В таком смятении наместник и другие защитники города сочли за лучшее умилостивить царя Мухаммед-Гирея, послав ему обильные дары, в особенности же мед, чтобы он не двинулся дальше и не причинил еще большего ущерба. Приняв дары, Мухаммед-Гирей обещал снять осаду и покинуть страну, если Василий грамотой обяжется быть вечным данником царя, какими были его отец и предки. Получив составленную согласно его желанию грамоту, Мухаммед-Гирей отвел войско к Рязани, где московитам было позволено выкупать и обменивать пленных; прочую же добычу он выставил на продажу. В татарском лагере находился тогда Евстахий, по прозвищу Дашкович, подданный польского короля, пришедший к Мухаммед-Гирею со вспомогательным войском в несколько сотен всадников, так как между польским королем и московским князем не было тогда ни мира, ни перемирия. Он все время выставлял на продажу кое-что из добычи под стенами крепости, намереваясь, при удобном случае, ворваться в ворота вслед за русскими покупщиками и, выбив оттуда стражу, захватить крепость. Царь хотел помочь его предприятию, также пустив в ход хитрость. Он послал одного из своих людей, человека верного, к начальнику крепости, которому приказывал, как рабу своего данника, доставить ему провиант и все прочее необходимое, а также явиться к царю лично.

Начальником же был Иван Хабар, человек, искушенный в военном деле и такого рода уловках, так что его никоим образом нельзя было выманить из крепости. Он попросту ответил, что ничего не знает о том, что его государь — данник и раб татар, если же его известят об этом, то уж он знает, как тогда поступить. Ему тотчас же предъявили грамоту его государя, подтверждавшую обязательства последнего перед царем. Меж тем как начальник пребывал в тревоге из-за этой грамоты, над которой многие из них плакали, Евстахий делал свое дело и каждый раз располагался все ближе к крепости. Чтобы лучше скрыть свой умысел, татары за определенный денежный выкуп освободили знатного человека князя Федора Лопату и весьма многих других русских, захваченных при набеге на Москву; более того, пленников стерегли столь небрежно, как бы специально давая им возможность бежать, что большинство из них действительно убежало в крепость.

Тогда татары огромной толпой подошли к крепости и стали требовать вернуть беглецов. Хотя перепуганные русские вернули их, однако татары не только не отступали от крепости, но за счет множества новоприбывших их число даже возросло. Грозившая опасность повергла русских в великий страх и, впав в совершенное отчаяние, они не находили удовлетворительного выхода. Тогда пушкарь Иоанн Иордан, по происхождению немец, уроженец Хааля в долине Инна, у себя на родине также бывший оружейником, быстрее московитов оценил опасность. Правда, из-за того, что враги уже вплотную приблизились к стенам, из большого орудия нельзя было причинить им никакого вреда. Он доложил об этом начальству и хотел стрелять, но те не согласились на это из страха. Он все-таки выстрелил на свой страх и риск по татарам и литовцам из выстроенных в ряд орудий, чем привел их в такой ужас, что они разбежались прочь от крепости. Через Евстахия, зачинщика этой затеи, царь потребовал от начальника объяснений; тот отвечал, что в нанесенной царю обиде повинен пушкарь, стрелявший без его ведома и приказа, возложив таким образом на пушкаря всю ответственность.

Царь немедленно потребовал выдать его, и большинство, как это чаще всего и бывает в отчаянном положении, решило подчиниться, чтобы тем самым отвести от себя ярость врага. Воспротивился этому только начальник Иван Хабар, и лишь благодаря его покровительству немец был тогда спасен. Царь же, либо не вынося промедления, либо потому что его воины были обременены добычей, вдруг снялся с лагеря и ушел в Тавриду, забыв даже в крепости грамоту московского государя с обязательством быть ему вечным данником. Взятый им в Московии полон был столь велик, что может показаться невероятным: говорят, что пленников было более восьмисот тысяч. Частью они были проданы туркам в Каффе, частью перебиты, так как старики и немощные, за которых невозможно выручить больших денег, отдаются татарской молодежи, как зайцы щенкам, для первых военных опытов; их либо побивают камнями, либо сбрасывают в море, либо убивают каким-либо иным способом. Проданные же пребывают рабами полных шесть лет, после чего они хотя и становятся свободными, но не имеют права покидать страну и должны служить или иным каким способом добывать себе пропитание.

Казанский царь Сагиб-Гирей всех захваченных им в Московии пленников продал татарам на рынке в Астрахани, близ устья Волги. Когда татарские цари по-кинули таким образом Московию, государь Василий снова вернулся в Москву. При въезде его в самых воротах крепости, куда для встречи государя стеклось огромное множество народу, стоял немец Николай, благодаря сообразительности и усердию которого, как я сказал, и была спасена крепость. Увидев его, Василий громким голосом сказал: «Твоя верность мне и старание, которое ты выказал, охраняя крепость, известны нам и мы изрядно отблагодарим тебя за эту услугу». Когда прибыл другой немец, Иоанн, прогнавший татар от рязанской крепости, Василий объявил ему: «Здоров ли ты? Бог даровал нам жизнь, а ты сохранил ее. Велика будет наша милость тебе». Оба они надеялись, что государь щедро одарит их, но ничего не получили, хотя часто надоедали государю напоминаниями о его обещаниях. Оскорбленные такой неблагодарностью государя, они потребовали отпуска, чтобы посетить родину, откуда они давно уехали, и своих родных. Этим они добились, что каждому к их прежнему ежегодному жалованью прибавлено было по приказу государя по десяти флоринов. Между тем при дворе государя возник спор, кто был виновником бегства русских при Оке: старейшие возлагали вину на командовавшего войском князя Димитрия Бельского, молодого человека, пренебрегшего их советами, говоря, что татары перешли реку по его беспечности, а он, отводя от себя обвинение, утверждал, что прежде всех начал бегство князь Андрей, младший брат государя, а прочие последовали за ним. Василий, не желая показаться слишком строгим к брату, который явно был виновником бегства, лишил должности и княжества одного из начальников, бежавшего вместе с братом, князя Ивана Воротынского, и заключил его в оковы.

Затем в начале лета Василий, желая отомстить за нанесенное татарами поражение и смыть позор, испытанный им, когда он во время бегства прятался в сене, собрал огромное войско, снабдил его большим количеством пушек и орудий, которых русские никогда ранее не употребляли в войнах, двинулся из Москвы и расположился со всем войском на реке Оке близ города Коломны. Отсюда он отправил в Тавриду к Мухаммед-Гирею гонцов, вызывая его на битву, потому что в прошлом году он, Василий, подвергся нападению без объявления войны, из засады, по обычаю воров и разбойников. Царь ответил на это, что для нападения на Московию ему известно достаточно дорог и что войны решаются оружием столько же, сколько и обстоятельствами, поэтому он привык вести их по своему усмотрению, а не по чужому желанию.

Рассерженный этим ответом Василий, горя жаждой мести, снялся с лагеря и в 1523 году двинулся в Новгород, а именно в Нижний, чтобы оттуда разорить и занять Казанское царство. Отсюда он направился к реке Суре, что в казанских пределах, построил там на границе крепость, которую назвал своим именем — Василевгородом, но в тот раз не двинулся далее, а отвел назад свое войско. На следующий же год он послал одного из своих главных советников — Михаила Георгиевича с еще большими, чем прежде, полчищами для покорения царства Казанского. Казанский царь Сагиб-Гирей, устрашенный столь ужасными приготовлениями, призвал к себе племянника со стороны брата, царя Тавриды, юношу тринадцати лет, одного из младших сыновей брата, чтобы тот временно стал во главе царства, а сам бежал к турецкому императору молить его о помощи и поддержке.

Повинуясь призыву дяди, юноша пустился в путь. Когда он прибыл к Гостиновозеру, острову посреди Волги, который называется Купеческим, недалеко от казанской крепости, его встретили жители этого царства с пышностью и почетом, ибо в этой свите был и сеид, верховный жрец татар. Он пользуется у них такой властью и почетом, что при его приближении даже цари выходят ему навстречу, стоя предлагают ему руку — а он сидит на лошади — и, склонив голову, прикасаются к его руке; это позволено только царям, герцоги же и начальники касаются не руки его, а колен, знатные люди — ступней, а простой народ — только его платья или лошади. Этот сеид тайно симпатизировал Василию и держал его сторону, поэтому он старался захватить юношу и отправить его связанным в Москву, но был в этом уличен, схвачен и всенародно зарезан ножом.

Меж тем предводитель войска Михаил собрал в Нижнем Новгороде суда для доставки орудий и провианта; число этих судов было так велико, что река, пусть и широкая, повсюду казалась покрытой множеством кораблей. Он спешил с войском к Казани и, добравшись до острова купцов Гостиновозера и расположившись лагерем 7 июля, медлил там двадцать дней, поджидая конницу и свои русские полки.

Между тем несколько московитских шпионов подожгли казанскую крепость, построенную из дерева, и она совершенно сгорела на глазах русского войска. По страху и малодушию воевода пренебрег таким случаем захватить крепость и не только не повел воинов на штурм крепостного холма, но даже не воспрепятствовал татарам снова строить ее. Вместо этого 28-го числа того же месяца он переправился через Волгу на тот берег, где была крепость, и расположился с войском при реке Казанке, двадцать дней выжидая случая, чтобы начать дело. Пока он там медлил, невдалеке от него разбил лагерь и казанский царек, и, высылая черемисских пехотинцев, постоянно, хотя и безуспешно, тревожил русских.

Царь Ших-Али, также прибывший на нескольких судах на эту войну, письмом увещевал его отступиться от своего наследственного царства, на что тот отвечал кратко: «Если ты добиваешься моего царства, давай решим дело оружием: пусть владеет им тот, кому оно будет даровано судьбой». В то время как русские предавались напрасному промедлению, они истратили продовольствие, которое привезли с собой, и начали страдать от голода, ибо подвезти ничего было нельзя, потому что черемисы опустошили все окрестности и следили за движением врага так тщательно, что государь не мог ничего узнать о нужде, от которой страдало его войско, да и они сами не могли подать ему никакой вести.

Вследствие этого Василий назначил двоих: одного, князя Иоанна Палецкого, грузить в Нижнем Новгороде суда продовольствием, плыть оттуда вниз по реке к войску и, оставив там продовольствие и узнав истинное положение дел, поскорее вернуться к нему; другого с той же целью он послал с пятьюстами всадниками сухим путем, но и начальник, и его войско были перебиты черемисами, на которых они наткнулись, и только девятерым удалось в суматохе спастись бегством. Тяжело раненный начальник умер в руках врагов на третий день. Когда молва об этом поражении дошла до войска, то в лагере настало сильное замешательство, усугубившееся вдруг пронесшимся пустым слухом о полном истреблении всей конницы, так что никто не помышлял ни о чем, кроме бегства. Хотя в этом все были согласны, но все еще не знали, возвращаться ли им вверх по реке, что было всего труднее, или спуститься вниз, пока не доберутся до других рек, из которых потом можно будет вернуться посуху длинным кружным путем, не подвергаясь опасности со стороны врага.

В то время как они предавались таким размышлениям, будучи сверх всякой меры мучимы голодом, вдруг явились те девять человек, которые, как я сказал, спаслись после поражения пятисот, и сообщили, что должен прибыть Иоанн Палецкий с припасами. Хотя он и торопился, но, по несчастному стечению обстоятельств, потерял большую часть своих судов и явился в лагерь лишь с немногими. Именно когда он, утомившись от продолжительных трудов, однажды ночью высадился для отдыха на берег Волги, немедленно прибежали черемисы и, громко крича, стали выпытывать, кто это проплывает. Слуги Палецкого, думая, что это рабы плывших на судах корабельщиков, осыпали их бранью и пригрозили высечь их плетьми на следующий день, если те несносными воплями будут тревожить сон и покой их господина.

Черемисы ответили на это: «Завтра у нас с вами будет другой разговор, ибо мы всех вас отведем связанными в Казань».

И вот рано утром, когда солнце еще не взошло и весь берег был окутан густейшим туманом, черемисы внезапно напали на корабли и навели на русских такой ужас, что начальник флота Палецкий, оставив в руках врагов девяносто крупных судов, на каждом из которых было по тридцати человек, отчалил от берега на своем корабле, поплыл по середине Волги и под покровом тумана почти нагишом добрался до войска. Вернувшись затем оттуда в сопровождении многих судов, он испытал ту же участь и вторично попал в засаду черемисов. Потеряв шедшие с ним корабли, он едва ушел целым сам с немногими людьми. Пока таким образом голод и враг терзали русских, посланная Василием конница, переправившись через реку Свиягу, которая впадает в Волгу с юга и стоит на восемь миль ниже Казани, направилась к войску, но дважды была встречена татарами и черемисами. После столкновения, в котором обе стороны понесли большие потери, татары отступили, и конница соединилась с остальным войском. После того как конница таким образом усилила войско, 15 августа началась осада казанской крепости. Узнав об этом, юноша-царек тоже расположился станом с другой стороны города, на виду у врагов, и, часто высылая конницу, велел ей разъезжать вокруг вражеского лагеря и тревожить их, что приводило к постоянным схваткам.

Участники этой войны, люди, достойные доверия, рассказывали нам, что однажды шестеро татар выехали на поле к войску московита, и царь Ших-Али хотел напасть на них со ста пятьюдесятью татарскими всадниками, но начальник войска запретил ему это, выставил перед ним две тысячи всадников, лишив Ших-Али удобного случая отличиться. Они хотели окружить татар как бы кольцом, чтобы те не спаслись бегством, но татары расстроили этот план, прибегнув к такой хитрости: когда московиты наседали на них, они мало-помалу отступали и, отъехав немного дальше, останавливались. Так как московиты делали то же самое, то татары заметили их робость и, взявшись за луки, принялись пускать в них стрелы; когда те обратились в бегство, они преследовали их и ранили очень многих. Когда же московиты снова обратились против них, они стали понемногу отступать, снова останавливались, разыгрывая перед врагом притворное бегство. В это время две татарские лошади были убиты пушечным выстрелом, но всадников не задело, и остальные четверо вернули их к своим целыми и невредимыми на глазах двух тысяч московитов.

Пока конница обеих сторон забавлялась таким образом, к крепости были придвинуты пушки, и она подверглась сильному обстрелу. Но и осажденные защищались довольно решительно, также стреляя по врагу из пушек. В этом бою единственный находившийся в крепости пушкарь был убит пушечным ядром из русского стана. Узнав об этом, наемные воины из немцев и литовцев возымели твердую надежду захватить крепость. Если бы это совпадало с намерением начальника, то они, без сомнения, в тот же день овладели бы крепостью. Но он, видя, что его люди страдают от голода, который со дня на день становился все сильнее, не одобрил плана воинов, желая сначала через гонцов тайно снестись с татарами о заключении перемирия. Более того, он в гневе приказал схватить их и грозил побоями за то, что те осмелились идти на крепость без его ведома и согласия. Он полагал, что при таком недостатке припасов соблюдет выгоду своего государя, если заключит с врагом любое перемирие и приведет назад в сохранности войско и орудия.

А татары, узнав о планах начальника, воспрянули духом и охотно приняли предложенные им условия, а именно отправить послов в Москву и договориться с государем о мире. Устроив все таким образом, начальник Палецкий снял осаду и вернулся с войском в Москву. Ходил слух, что он снял осаду, будучи подкуплен татарами. Этот слух усугубился после того, как один уроженец Савойи, который хотел было предаться врагу вместе с вверенной ему пушкой, по дороге был пойман и после весьма сурового допроса признался в своем намерении перейти на сторону татар и утверждал, что получил от врага серебряную монету и татарские кубки, чтобы склонить к измене еще многих. Начальник же отнюдь не подверг его какому-либо особому наказанию, хотя тот и был уличен в столь очевидном преступлении.

По возвращении войска, численность которого, говорят, достигала ста восьмидесяти тысяч, к Василию являются послы казанского царя для заключения мира. В нашу бытность там во второй раз они все еще находились в Москве, но и тогда не было никакой надежды на заключение в будущем мира между ними. Ведь даже ярмарку, которая обычно устраивалась близ Казани на острове купцов, Василий в обиду казанцам перенес в Нижний Новгород, пригрозив тяжкой карой всякому из своих подданных, кто отправится впредь торговать на остров. Он рассчитывал, что перенесение ярмарки нанесет большой урон казанцам и что их можно будет даже заставить сдаться, лишив возможности покупать соль, которую в большом количестве татары получали только на этой ярмарке от русских купцов. Но от такого перенесения ярмарки Московия претерпела ущерб не меньший, чем казанцы, так как следствием этого явились дороговизна и недостаток очень многих товаров, которые привозились по Волге от Каспийского моря с астраханского рынка, а также из Персии и Армении, в особенности же превосходной рыбы, в том числе белуги, которую ловят в Волге выше и ниже Казани.

Во время моей второй поездки в Москву я не мог раздобыть ни одной.

Продолжение рассказа о татарах

Но достаточно о войне, ведшейся государем московским против казанских татар. Вернемся теперь к прерванному рассказу о татарах.

За казанскими татарами прежде всего встречаем татар, зовущихся ногаями. В произношении это имя звучит «нахаи». Они живут за Волгой, около Каспийского моря, по реке Яику, вытекающему из области Сибирской. У них нет царей, а только князья. В наше время этими княжествами владели трое братьев, разделивши области поровну между собой. Первый из них, Шидак, владел городом Сарайчиком, что за рекой Ра на восток, и страной, прилегающей к реке Яику; другой, Коссум, — всем, что находится между реками Камой, Яиком и Ра; третий из братьев, Ших-Мамай, обладал частью Сибирской области и всей окрест лежащей страной. «Ших-Мамай» значит «святой» или «могущественный». И эти страны почти целиком покрыты лесом, за исключением той, которая простирается вокруг Сарайчика: она степная, несколько более голая.

Между реками Волгой и Яиком, около Каспийского моря, жили некогда знаменитые заволжские цари, о которых скажу после.

Один достойный московит, Димитрий Данилович, муж важный и достойный всяческого доверия, насколько это возможно у варваров, рассказывал нам про удивительную и едва ли возможную вещь, встречающуюся у этих татар. Его отец некогда был послан московским государем к одному из заволжских царей. Во время этого посольства он видел на том острове некое семя, в общем очень похожее на семя дыни, только немного крупнее и круглее. Если его зарыть в землю, то из него вырастает нечто, весьма походящее на ягненка, в пять пядей высотой; на их языке это называется «баранец», что значит «ягненочек», ибо у него голова, глаза, уши и все прочие члены, как у новорожденного ягненка, а кроме того, еще нежнейшая шкурка, которую очень часто в тех краях употребляют на подкладки для шапок; многие утверждали в нашем присутствии, что видывали такие колпаки. Он рассказывал также, что у этого растения, если только можно назвать его растением, есть и кровь, но мяса нет, а вместо мяса какое-то вещество, весьма напоминающее мясо раков. Далее, копыта у него не из рога, как у ягненка, а покрыты чем-то вроде волос и похожи на роговые. Корень находится у него около пупка, то есть посредине живота. Живет оно до тех пор, пока не съест вокруг себя траву, после чего корень засыхает от недостатка корма. Это растение на удивление сладко, почему за ним охотятся волки и прочие хищные звери, а также хищные птицы.

Хотя этот рассказ о семени и растении я считаю вымыслом, однако и прежде пересказывал его, как слышал от людей отнюдь не пустых, и ныне пересказываю тем охотнее, что позже, в Германии, многоученый муж Вильгельм Постелл рассказывал мне, что он наводил справки относительно моего латинского рассказа о ягненке и вот что он слыхал от некоего Михаила, государственного толмача с турецкого и арабского языков в Венецианской республике. Этот Михаил, побывавший в очень многих дальних странах, видел, как из пределов татарского города Самарканда и прочих стран, которые прилегают с северо-востока к Каспийскому морю до самой Халибонтиды, привозятся некие нежнейшие шкурки одного растения, растущего в тех краях. У некоторых из мусульман есть обычай подшивать их внутрь шапок, чтобы согреть свои бритые головы, а также прикладывать к голой груди. Однако Михаил не видел самого растения и не знает его имени, знает только, что оно зовется там самаркандским и происходит от животного, растущего из земли наподобие растения.

«Так как это не противоречит рассказам других, — говорил Постелл, — то к вящей славе творца, для которого все возможно, я почти убежден в том, что это не просто выдумка».

Я пишу так, как они рассказывали, как бы там ни было на самом деле, и пусть каждый сам добирается до истины^{304}.

На расстоянии двадцати дней пути от государя Шидака к востоку встречаем народы, которых московиты называют юргенцами; правит ими Барак-Султан, брат великого хана или царя катайского. От Барак-Султана десять дней пути до Бебеид-Хана. Это и есть великий хан катайский.

Астрахань, богатый город и великий татарский рынок, от которого получила имя вся окрестная страна, лежит в десяти днях пути ниже Казани на ближнем берегу Волги, к югу, почти у ее устьев. Некоторые говорят, что она расположена не при устьях Волги, а в нескольких днях пути оттуда. Я же полагаю, что Астрахань расположена в том месте, где река Волга разделяется на множество рукавов, число которых, говорят, равно семидесяти, образуя еще большее количество островов, и почти столькими же устьями вливается в Каспийское море с таким обилием воды, что смотрящим издали она представляется морем. Некоторые называют этот город Цитраханью.

За Вяткой и Казанью, в соседстве с Пермией, живут татары, зовущиеся тюменскими, шейбанскими и кайсацкими. Из них тюменские живут в лесах, и число их не превышает десяти тысяч. Кроме того, другие татары живут за рекой Ра. Так как из всех татар только они отращивают волосы, их называют калмуками. А у Каспийского моря по эту сторону Волги лежит город Шемаха, от которого получила имя и страна; так же зовутся и люди, искусные ткачи шелковых одежд; их город отстоит на шесть дней пути от Астрахани. Говорят, не так давно персидский царь захватил его вместе со страной.

Город Азов лежит на Танаисе, о котором сказано выше, в семи днях пути от Астрахани. От Азова же на пять дней пути отстоит Херсонес Таврический, а прежде всего город Перекоп. А между Казанью и Астраханью на обширных просторах вдоль Волги по обоим ее берегам и до самого Борисфена тянутся пустынные степи, в которых живут татары, не имеющие никаких постоянных поселений, а только невозделанные земли, в которых, однако, обитает многочисленный народ, кроме городов Азова и Ахаса, который расположен на Танаисе в двенадцати милях выше Азова, и кроме приседящих к Малому Танаису, возделывающих землю и имеющих постоянные поселения. От Азова до Шемахи двенадцать дней пути.

Если повернуть с востока к югу, то около Меотийских болот и Понта при реке Кубани, впадающей в болота, живет народ абхазы. В этих местах до самой реки Мерула, вливающейся в Понт или Черное море — итальянцы называют его Великим морем, — простираются горы, в которых обитают черкесы, или цики. Полагаясь на неприступность гор, они не подчиняются ни туркам, ни татарам. Однако русские свидетельствуют, что они христиане, но живут по своим законам, согласны с греками в вере и обрядах и совершают богослужение на славянском языке, который у них в употреблении. Это крайне дерзкие морские разбойники, ибо по многочисленным рекам, стекающим с гор, они спускаются на судах в море и грабят всех, кого могут, в особенности купцов, плывущих из Каффы в Константинополь.

За рекой Кубанью находится Мингрелия, по которой протекает река Эраклея; потом Котатида, которую иные считают Колхидой. Затем встречаем Фасис, который до впадения в море неподалеку от устья образует остров Сатабель; к нему-то, как гласит молва, и причалили некогда корабли Ясона. За Фасисом находится Трапезунд.

Болота Херсонеса Таврического, или Меотийские болота, простирающиеся, по рассказам, на триста итальянских миль в длину от устьев Танаиса, у мыса Святого Иоанна, где они суживаются, насчитывают только две итальянские мили, после чего соединяются с морем. Страна Перекоп, как она называется сейчас, а по-латыни Херсонес Таврический, одним краем прилежит к Меотийским болотам, а большей частью — к морю. Когда въезжаешь туда с материка, то от моря до болот не более тысячи двухсот шагов.

Здесь находится крепость и город Крым, некогда резиденция царей Тавриды, отчего они и назывались крымскими. После того как через весь Истм на расстоянии тысячи двухсот шагов был прорыт ров, так что получился как бы остров, цари получили имя не крымских, а перекопских, то есть по названию этого рва.

Отсюда видно, как ошибся писатель, сообщавший, будто во времени императора Максимилиана там царствовал некий Прокопий, или будто по ту сторону Волги в стране, по-славянски зовущейся Заволжской, правил Заволгий.

Весь Херсонес посредине пересекается лесом, и та часть, что обращена к Понту, в которой находится знаменитый город Каффа, некогда называвшийся Феодосией, колония генуэзцев, состоит под властью турок. Отнял же Каффу у генуэзцев турецкий император Мухаммед, который, завоевав Константинополь, разрушил Греческую империю. Другой частью полуострова, прилегающей к перешейку, по сю сторону леса, владеют татары. Все татары, цари Тавриды, ведут свое происхождение от заволжских царей: некоторые из них, будучи во время внутренних раздоров прогнаны из царства и не сумев закрепиться нигде по соседству, заняли эту часть Европы. Не забывая о старой обиде, они долго боролись с заволжцами, пока в правление в Польше короля Александра, великого князя литовского, на нашей памяти заволжский царь Ших-Ахмет не явился с женой и народом в литовские страны, чтобы заключить союз с королем Александром и соединенными силами изгнать царя Тавриды Мухаммед-Гирея. Хотя оба государя согласились в этом, однако литовцы, по своему обыкновению, дольше положенного тянули с войной, так что супруга зимовавшего в домах заволжского царя и его войско, находившиеся в степи в снегу, не вынеся промедления, а сверх того еще и стужи, настойчиво просили своего царя, жившего в городах, оставить польского короля и своевременно позаботиться о своих делах. Так как они не смогли убедить его, то жена покинула мужа и с частью войска перешла к царю перекопскому Мухаммед-Гирею. По ее внушению перекопский царь посылает войско, чтобы рассеять остатки войск заволжского царя. Когда они были разбиты, заволжский царь Ших-Ахмет, видя свою неудачу и не доверяя больше литовцам, в сопровождении приблизительно шестисот всадников бежал в Альбу, называемую Монкастро, расположенную на реке Днестре, по-латыни Тирасе, в надежде вымолить помощь у турок.

Но так как он вступил в союз с христианами против врагов их веры, то турок приказал схватить его. Узнав, что в этом городе на него устроена засада, он едва с половиной всадников прибыл в Киев. Здесь он расположился в степи, но был окружен и захвачен литовцами, а затем по приказу польского короля отвезен в Вильну. Там король с почетом встретил его, сопроводил в резиденцию и повел с собой на польский сейм; на этом сейме было решено начать войну против Менгли-Гирея. Когда дело затянулось, поскольку поляки долее, чем следовало бы, мешкали с собиранием войска, татарин, зная, что решение о войне уже принято, спросил, что же собираются делать теперь? Ему ответили: собирать и отправлять войско. На это он сказал: «А сами вы разве не отправитесь в поход?» — так как считал, что без них ничего путного из войны не получится. Он, сильно оскорбившись, стал снова помышлять о бегстве, но при этом был пойман и доставлен в крепость Троки в четырех милях от Вильны, где содержался в почете. Там я его видел и вместе с ним обедал. Тамошний трокайский воевода приглашал меня в гости; за столом сидел и царь. Потом он хотя и был освобожден, но вскоре убит.

Это стало концом владычества заволжских царей, вместе с которыми погибли и цари астраханские, ведшие свой род также от этих царей. Когда они таким образом были унижены и уничтожены, могущество царей Тавриды возросло еще более, и они стали грозой для соседних народов, так что принудили и короля польского платить им ежегодно определенную сумму с условием, что в случае крайней нужды он сможет воспользоваться их, татар, содействием.

Мало того, подарки ему часто посылал и государь Московии, стараясь склонить его на свою сторону. Причина заключается в том, что оба они, постоянно воюя друг с другом, надеются с помощью татарского оружия потеснить врага. Хорошо понимая это, татарский царь, получая подарки, подавал каждому из них пустые надежды. Это стало ясно, к примеру, когда я от имени цесаря Максимилиана в первый раз вел переговоры с государем Московии о заключении мира с польским королем. Именно, так как государь Московии никак не желал идти на справедливые условия мира или перемирия, король польский подкупил перекопского царя с тем, чтобы тот вторгся с одной стороны с войском в Московию, собираясь и сам напасть на владения московита с другой стороны, в направлении Опочки. Польский король надеялся таким маневром заставить московита пойти на сносные условия мира. Проведав об этом, московит сделал ответный ход, отправив в свою очередь послов к татарину, чтобы тот повернул свои силы против Литвы, которая, по его словам, ничего не опасалась и была беззащитна, а внезапное нападение татар сделает их хозяевами Польши.

Татарин, руководствуясь исключительно своей выгодой, последовал его совету. Когда из-за такого рода раздоров между обоими государями его могущество неумеренно возросло, охваченный страстным желанием расширить свою державу и не вынося покоя, он стал помышлять о большем, взяв себе в союзники Мамая, князя ногайского. В 1524 году по Рождестве Христове, в январе месяце, Менгли-Гирей выступил с войском из Тавриды и напал на царя астраханского. После того как тот в страхе бежал из города, он осадил и захватил город и победителем расположился под кровом тамошних жилищ, проведя там несколько дней.

Между тем Агиш, также князь ногайский, стал укорять своего брата Мамая за то, что тот помогает своими войсками столь могущественному соседу. Кроме того, предостерегал он, следует с опаской относиться к со дня на день возраставшей власти царя Мухаммед-Гирея, ибо, при его безумном нраве, может статься, он повернет оружие против него и брата, сгонит их с царства и либо убьет, либо обратит в рабство на их общую беду.

Под воздействием таких слов Мамай шлет послов к брату, убеждая его поспешить к нему с возможно большим войском: ведь теперь, когда Мухаммед-Гирей, опьяненный великим успехом, ведет себя слишком беспечно, им обоим можно избавиться от угрозы в его лице. Следуя советам брата, Агиш твердо обещал явиться к назначенному времени с войском, которое он собрал еще раньше для защиты пределов своего царства среди стольких войн. Узнав об этом, Мамай тут же подает совет царю не держать воинов в домах, чтобы они не развратились из-за отсутствия войсковой дисциплины, а лучше оставить город и жить по обычаю в степи. Согласившись с этим советом, царь выводит своих воинов в лагерь. Быстро подходит с войском Агиш и присоединяется к брату; немного спустя они неожиданно нападают на ничего не подозревавшего царя Мухаммед-Гирея, пировавшего со своим двадцатипятилетним сыном Батыр-Султаном, убивают их обоих, разбивают большую часть его войска, а остальных обращают в бегство; преследуя их, они рубят и гонят их за Танаис до самой Тавриды.

Затем они осаждают город Перекоп, который, как я сказал, находится при входе в Херсонес. Испробовав все средства и не видя возможности ни взять его штурмом, ни заставить сдаться, они снимают осаду и возвращаются домой. Таким образом, при их содействии царь астраханский вторично овладел своим царством, а царство Таврида с падением храбрейшего и удачливейшего царя Мухаммед-Гирея, некоторое время бывшего сильным владыкой, утратило свое могущество. После убийства Мухаммед-Гирея брат его, Садах-Гирей, с помощью императора турок, которому он тогда служил, занял перекопский престол. Преданный турецким обычаям, Садах-Гирей вопреки нравам татар очень редко появлялся на людях и не показывался своим подданным. Поэтому он был изгнан татарами, которые не могли стерпеть такого нарушения обычаев их государем. На его месте поставили племянника, сына его брата. Попав в плен к племяннику, Садах-Гирей униженно просил, чтобы тот не подвергал его жестокой казни, а воздержался от пролития его крови, сжалился над его старостью и позволил ему провести остаток жизни в какой-нибудь крепости частным лицом, отказавшимся от всякого управления государством в пользу племянника и удержав одно только имя царское. Эти просьбы его были исполнены.

Титулы у татар примерно такие. Хан, как сказано выше, — царь; султан — сын царя; бей — герцог; мурза — сын герцога; олбоуд — знатный или советник; олбоадулу — сын знатного; сеид — верховный жрец; частный же человек — кси. Из должностных лиц второе по царе достоинство имеет улан. У татарских царей есть четыре советника, к которым в важных делах они прибегают прежде всего. Первый из них называется ширни, второй — барни, третий — гаргни, четвертый — ципцан.

О татарах довольно. Теперь расскажем о соседней с Московией Литве.