Москва-36

Глава 8

Валенсия, дворец Женералидад.,

Площадь Святой девы Марии.

17 ноября, 1936 года, 19:00.

Сижу на ветхом облезлом антикварном диванчике с кое-где сохранившейся позолотой и посматриваю на расфуфыренного адъютанта с аксельбантами и навощённым пробором, закрывающего дверь в комнату где сейчас ведут переговоры премьер Ларго Кабальеро и Сталин. Посредником с советской стороны выступает Михаил Кольцов, с испанской- Хулио дель Вайо, помощник премьера. Первоначально планировалось что я буду работать на клавиатуре, но Ларго Кабальеро, не в милицейском моно как на развешенных повсюду в городе агитплакатах, а в старомодной, но вполне элегантной, чёрной тройке, белой рубашке и "ленинском" чёрном галстуке в белый горошек (невысокий рост и лысина делали сходство с образом Ленина нарочитым), вполне резонно заметил, что так не пойдёт и надо ограничится одним помощником с каждой стороны. Дело в том, что испанский Кольцова не слишком хорош, поэтому он переводит с русского на французский, а дель Вайо премьеру с французского на испанский, ну а меня исключили как лишнее звено.

Исключить то исключили, но без меня не обошлись. Сегодня по окончании утреннего разговора со Сталиным, мы с дежурным техником в Москве синхронно сократили вдвое задержку, которая отпускалась на шаг пефоленточного ввода. Это позволило также вдвое поднять скорость передачи символов, но, к сожалению во много раз подняло вероятность сбоя, рассинхронизации текста и ключа. Так что за тот час, что идут переговоры, адъютант уже дважды вызывал меня для технической поддержки. Эти паузы, впрочем, у испанской стороны, удобно устроившейся за небольшим столиком с вином в руках, претензий не вызывали, как и у Кольцова, вспотевшего от ударной работы на пишмаше и получавшего возможность передохнуть. Подходя к терминалу для настройки, я с интересом прочитывал и запоминал текст переговоров, ведущихся на самом высоком уровне. "Ничего себе…. Сталин подтверждает прибытие в СССР всех 7800 ящиков с золотом. Окончательная ревизия их содержимого займёт два месяца, но уже сейчас для правительства Испании в парижском Евробанке (дочерний банк Госбанка СССР) открыта кредитная линия в десять миллионов долларов". Премьер рассказывает о своём правительстве объединяющем социалистов, анархистов и коммунистов, то есть все силы народа против мятежников. Конечно, у всех этих сил свой взгляд на будущее Испании, но сейчас все разногласия отложены, у всех одна цель- разгромить фашизм. Для этого вводится единая вертикаль власти в армии, подчинённая премьеру, который по совместительству является и военным министром.

Затем речь заходит об Испанском Марокко. Ларго Кабальеро сокрушается по поводу позиции Франции, которая отковенно выкручивает руки угрозой закрыть границу в случае предоставления этой правинции автономия или независимости. С этим надо что-то делать- на стороне мятежников воюют сотни тысяч марокканцев. На это Сталин тактично, не советуя, а как бы рассуждая вслух, замечает что правительству не обязательно принимать решение, достаточно будет не реагировать на публикации в газетах о скором предоставлении независимости Испанскому Марокко. При этом поручить коммунистам, а лучше анархистам, развернуть агитацию на фронте: мол, правительство готово помочь каждому дезертировавшему мавру вернуться на родину, где скоро начнётся экспроприация имущества генералов и офицеров, воюющих против Республики, их более расторопными сослуживцами.

"Скоро уже два часа как длится встреча… премьеру пора на боковую". Дверь в переговорную открывается и премьер с помощником появляются на пороге, оба- в хорошем расположении духа. Адъютант увязывается за ними. Делаю жест своим сотрудникам, сидящим на другом конце коридора у ящиков и ныряю внутрь.

"Отлично, перфолента и распечатка на месте".

Под сожалеющим взглядом журналиста реквизирую вещественные знаки виртуального разговора. Кольцов в мыле, его можно понять: попробуй два часа на максимальной скорости стучать одним пальцем по тугой клавиатуре.

— Вайо обещал выйти рассказать о реакции старика на разговор, — настроение Кольцова как всегда приподнятое, энергия бьёт через край. — пошли со мной. "Не хочет терять меня из виду, надеется на ещё один разговор со Сталиным? Ясно, иметь доступ к "телу"- это так заманчиво".

— Мне бы сначала найти порученца Котова, — оборачиваюсь к журналисту и тут ко мне на ум приходит хорошая идея. — хотя… идём.

— Заканчивайте тут- говорю своим. — и ждите у входа внутри. — Михаил Ефимович, — спускаюсь вслед за Кольцовым вниз по безлюдной каменной винтовой лестнице боковой башни. — вам что-нибудь говорит имя Джордж Оруэлл?

— Нет, не припомню.

— Начинающий писатель из Англии, — поясняю безразличным тоном. — говорят, подаёт надежды. Сейчас служит в ополчении ПОУМ в Барселоне, Оруэлл- это псевдоним, настоящее имя- Эрик Блэр…

— Это он от Независимой рабочей партии, — перебивает меня журналист. — там заправляют троцкисты. А этот, значит, приехал по их путёвке за острыми впечатлениями?

— …- Не успеваю вставить слово.

— Хочешь чтобы я узнал о нём побольше? Или…

— Не совсем, — удаётся вклиниться в разговор. — надо бы его обратить в нашу веру. Пригласить в Москву, заказать книгу, дать денег.

— Сделаю, — понятливо кивает Кольцов. — нет податливее материала, чем молодой начинающий писатель. Это тебе не маститый публицист, выпивоха и ловелас.

"Это он о ком? Ну ясное дело не о себе, о- Хэмингуэйе".

Через короткий переход попадаем вестибюль перед главным входом.

"А уверенно он ориентируется в "коридорах власти"".

— Старик в восторге от Сталина, — неспеша и тщательно выговаривает для нас испанские слова дель Вайо, но не может скрыть своего воодушевления. — помните, что я говорил вам в Москве в прошлом году? Теперь всё пойдёт по другому… Запомните мои слова!

Неподалёку от нас останавливается Котов и прислушивается к разговору помощника премьера и Кольцова. Неподалёку люди Котова помогают Базарову с погрузкой оборудования, но неожиданно им на выходе загораживает дорогу группа людей с флагами, горном и барабанами, пришедшая, судя по громким восторженным выкрикам, приветствовать главу правительства.

— Стойте! — Грудью бесстрашно навстречу им бросается дель Вайо. — Товарищ Лорго Кабальеро принимает только по записи. Идите во Всеобщий Союз Трудящихся, там есть специальный приём для желающих передать приветствие…

Рабочие-делегаты горячо возражают, между ними и дель Вайо возникает словесная перепалка. Чувствуется, однако, что этот спор доставляет обеим сторонам большое удовольствие.

— Мне пора. — Пожимаю руку Кольцову, тот косится на Котова и не задерживает. Бочком протискиваемся мимо фанатов "Испанского Ленина" и попадаем на крытую булыжником площадь, не смотря на поздний час, полную народом.

— Приговорённый к смертной казни Примо де Ривера бежал из тюрьмы в Аликанте! — звонкий мальчишеский голос перекричал лязг и скрежет проходящего мимо трамвая.

Котов суёт монетку газетчику и получает свежеотпечатанную страничку вечерней газеты. Заглядываю ему через плечо и читаю буквально то же самое, что только что прокричал мальчишка набранное очень крупным шрифтом.

— Поехали быстрее. — Торопит Котов, бросая листок в урну, и, не замечая типографской краски на руке, на ходу вытирает ей лоб.

В ближайшем переулке садимся в машину и колонна из трёх машин, двух легковых и грузовичка, начинает свой путь по запруженным негодующим народом улицам в сторону моря. Мой сосед с траурной полосой на лбу погружается в глубокое раздумье.

"Похоже это и есть сталинское "другое решение"".

Решение безусловно логичное. Примо де Ривера- основатель фаланги, сын первого диктатора Испании, высокий с харизматичной внешностью, необычайно популярен у националистов и может составить реальную конкуренцию Франко, безродному коротышке с высоким писклявым голосом. А это значит, что возможна борьба за власть в стане врагов. Решение-то логичное, но принять его республиканская власть не может, ввиду лютой ненависти народа к Ривере.

"Не беда, не смогла власть, смогли другие люди".

— Товарищ Котов, разрешите задать вопрос.

— Попробуй. — Отвечает он, с выражением лица: "Не знаю как у вас в спецотделе, а у нас в ИНО язык сразу"…

— Скажите, — улыбаюсь я. — вы слыхали что нибудь об испанском шифровальном устройстве "Clave Norte"?

Разговор этот, однако, ввиду начавшейся тряски на булыжных мостовых, продолжился уже после ужина на базе закордонной разведки, в заброшенном постоялом дворе, прилепившемся к гигантской скале на небольшом плоском пятачке у старой приморской дороги на Аликанте. После обычного для этих мест несильного землетрясения лет двадцать тому назад многокилометровый участок серпантина дороги неожиданно сполз в море. Новая дорога пошла в обход скалы, оставив давно построенное крепкое каменное здание в тупике в двух километрах от транспортного потока и похоронив возможность использования по прямому назначению, но сделав его с недавнего времени крайне удобным местом для тайных операций советской разведки в Испании.

— Зря ты, Алексей, не пьёшь вино, — Котов возвращает в тарелку до бела обглоданный обрубок бараньего ребра. — во многих местах это единственной источник для утоления жажды.

— Терпкое оно здесь, на виноградных косточках, — бросаю в рот чёрную маринованную оливку. — потом у меня по всему лицу красные пятна выступают.

— Винная кислота за то, всякую заразу убивает, — мой сотрапезник возвращается к своему любимому занятию созерцанию моего лица. — французы, например, в Африке вино разбавляют местной дрянной водой, тем и спасаются от жажды и поноса. А пятна… выбирай- красота или здоровье. Мы сидим внизу за длинным грубо оструганым столом, наши спутники, быстро поев, разбежались по своим делам. Мои подчинённые по скрипучей деревянной лестнице, ведущей прямо из харчевни на второй этаж в номера, потащили ящики с оборудованием.

— Я выбираю охоту, товарищ Котов. — Подвигаю разговор к "своим коням". — Вот у вас такое бывает: появилась перед глазами дичь, бросаешься за ней, не выпуская из виду, и ничего тебе вокруг не важно, не интересно. Даже сама дичь не интересна, важен только процесс охоты, чтобы доказать себе что можешь, что умеешь.

— Зови меня Леонид Александрович, Алексей, — понимающе улыбается он. — так это что, "Ключ Святого Карлоса" для тебя цель?

— Нет, это-средство. Цель- читать переписку мятежников. Ну и германцев и итальянцев, конечно.

— Широко размахнулся… — серьезнеет Котов. — ну так кому же, если не тебе- начальнику спецотдела. Республиканский генштаб это устройство точно уже не применяет, а вот у националистов оно в ходу. Правда в последнее время, по моим данным, высшее командование начинает переходить на немецкие шифровальные машинки.

— Но ведь они должны были сохраниться и у республиканцев, неужели ни одного не осталось?

— Специально я этим вопросом не занимался, цели такой не было, — подтрунивает Котов. — но из здешнего министерства безопасности мои люди увели талмуд с описанием прибора, очень похожего на шифратор Цезаря, которые мы делали в детстве с моим другом Мотей: два круга с буквами, дощечка и гвоздик посерёдке. Потом мне знающие люди, конечно, пояснили, что у испанцев приборчик будет посложнее и нам с Мотей с дешифровкой не справиться, хотя и сами в этом деле не блещут.

— Можно мне взглянуть на эту священную книгу? — С замиранием жду ответа.

— Я настаиваю на этом, — поднимается Котов с лавки. — жди здесь, сейчас принесу.

"Не шибко умелый жертёж тушью, пара страниц машинописного текста, ну и с десяток таблиц приложения… больше похоже на краткий курс для чайников".

Встаю из-за столика, втиснутого между двух топчанов, но которых сопят мои подчинённые, подливаю из кувшинчика оливкового масла в глиняную плошку с верёвочным фитилём (на нашей фазенде электричества нет) и делаю несколько наклонов и приседаний чтобы разогнать кровь.

Две вращающиеся, сцепленные между собой шестерёнки с буквами на зубчиках и неподвижный круг с алфавитом по окружности.

"Количество зубцов на шестернях разное! На первой- сорок один, на второй- тридцать семь. Да это будет посложнее шифра Цезаря с его двадцати шестью алфавитами, тут их чуть меньше полутора тысяч, но всё равно не сравнить же с миллионом вариантов даже в самой простой модели "Энигмы". Справлюсь…. должен справиться".

Достаю из папки Берзина, в которой все перехваченные радиограммы разложены по датам и радиосетям, шифровку за третье ноября сети Центрального командования франкистов. Шестого началось наступление под Мадридом, значит где-то в начале текста радиограммы обязательно должно присутствовать слово "Мадрид".

"Я, конечно, погорячился насчёт полутора тысяч вариантов. Их было бы столько, если бы я знал какая съёмная шестерня из дюжины доступных использована, а так выходит — около семнадцати тысяч".

Беру наугад одиннадцатую, точнее не совсем наугад ведь радисты тоже люди, тоже хотят упростить себе жизнь: ноябрь- одиннадцатый месяц, и начинаю мысленно крутить шестерни, начиная с первых позиций обеих шестерён. Мысленно считываю тридцать последовательно выпавших букв со второй шестерни, записываю их на листок (облегчаю себе задачу) и сравниваю с текстом шифровки. Мимо. Не страшно, сдвигаю начальную позицию второй шестерни на шаг и повторяю операцию- снова мимо.

После часа такого выкручивания мозгов делаю перерыв, подхожу к окну и открываю форточку. С моря доносится мерный рокот прибоя. Петров вздрагивает всем телом и рывком садится на постели, трясёт головой. Встаёт, переминается с ноги на ногу, и прямо в трусах и майке с надписью "Динамо" спешит к двери.

— Слева от входа… — кричу ему в догонку.

Задерживаю дыхание на минуту, начавшая уже побаливать голова проясняется.

— Русо! — Истошный крик раздаётся снизу.

Пулей вылетаю в коридор, бегу к лестницы и смотрю вниз. Двое плечистых парней из охраны Котова скрутили двоих, неизвестно откуда здесь взявшихся мужчин, голосящих по испански.

— В подвал их, ё… б…! — Кричит чуть не сбивший меня Орлов, прыгая через ступеньки и размахивая пистолетом.

А у двери стоит Петров и переминается с ноги на ногу.

— Ты откуда, б…, тут взялся? — подлетает к нему Орлов. — Наум? Что у тебя здесь за проходной двор?

Котов, только что зашедший внутрь на крик со двора подавленно молчит.

— Петров, — командую я. — иди куда шёл.

— И ты тут! — Орлов возвращает пистолет в кобуру под мышку и, отойдя к столу, обессиленно опускается на лавку.

Испанцев уводят, мы с Эйтингоном тоже садимся за стол.

— Что случилось-то? — Перевожу взгляд с одного на другого.

— А… чего уж тут. — Опускает голову Орлов и начинает рассказ.

Оглашение приговора неожиданно перенесли из небольшого зала городского суда в ратушу, но, несмотря на смену планов и необходимость перестраиваться на ходу, операция по освобождению Примо де Риверы прошла хорошо. Когда фургон с осуждённым к смертной казни миновал арку на выезде с ратушной площади, ребята из первой пары заблокировали проезд телегой, отрезав от него шедший следом грузовичок с бойцами народной милиции в кузове. Не заметивший этого автозак, проехал прямо до перекрёстка, где был атакован боевиками второй пары: на подножки стоящей машины прыгнули два бойца и, угрожая оружием оцепеневшим от страха водителю и старшему конвоя, обезоружили и вытолкали их из кабины, заняв их места. На окраине города машина остановилась, ничего не подозревающие охранники (захват фургона прошёл без выстрелов и борьбы) открыли изнутри кузов и попали в руки третьей группы во главе с твоим Рамоном (Орлов поднял глаза на Котова), которая через четверть часа и доставила Примо де Ривера на борт фелюги.

— Почему Рамон и Ривера оказались здесь? — Не выдерживает Эйтингон. — Не было такого в плане.

— Не было. — Орлов снова опускает голову. — В последний момент решили отправить Ривера с Рамоном Меркадером морем, что оказалось правильным: нас по дороге останавливали три раза. Они должны были ждать нас у развилки, не знаю почему привёл Риверу на базу.

— Рамон тащил Риверу на плечах. — Поднимается Котов. — Надо посмотреть что с ним. Мимо нас стремительно проносится наверх посиневший от холода Петров.

— Товарищ Орлов, скажите, — задаю мучивший меня с начала рассказа вопрос. — зачем тащить Риверу сюда в Валенсию?

— Отсюда ближе всего до фронта, — Орлов достаёт из внутреннего кармана пиджака плоскую фляжку, знаком предлагает мне и, получив отказ, делает крупный глоток. — всего сто километров. Да… не знаю теперь что и докладывать наверх. Хотел выдать это за операцию местных фашистов, Рамона внедрить в верхушку националистов. А тут твой динамовец в трусах.

"Ну да, конечно, все вокруг виноваты: у Эйтингона- проходной двор, а у меня- подчинённый одет не по форме".

Откуда-то раздался громкий вскрик. Орлов снова прикладывается к фляжке и идёт на кухню в поисках съестного. Через минуту возвращается к столу с Котовым и тарелкой холодной баранины в руках.

— У Риверы вывих ноги, — Котов ворует косточку из тарелки Орлова. — наш доктор его уже вправил и перевязал, говорит- ничего страшного, но минимум три недели надо будет поберечься, не нагружать ногу.

Орлов запивает это очередным глотком.

— А мне кажется ничего страшного не произошло, — мои собеседники перестают жевать. — ну и что страшного, что мы раскрыли себя? Ривере нет никакого резона афишировать это- тут недалеко и до обвинений в измене. Правда и нам, едва ли, удастся шантажировать его этим: мы тоже не заинтересованы в огласке операции, всё таки, с нашей стороны это похоже на предательство союзника.

— Алексей прав, — поддерживает меня Котов. — Кроме того, Рамон сказал, что это Ривера заметил огонёк в окне постоялого двора(делаю покер-фэйс) и предложил зайти передохнуть (логично, два километра на горбу- тяжело), так что и с этой стороны у нас всё хорошо.

— Что делать сейчас? — Орлов убирает пустую фляжку. — Мы не можем ждать месяц пока он начнёт ходить, да и потом, всё равно идти надо будет горными тропами.

— Не надо ждать, — у меня в голове мелькает счастливая идея. — надо отправить их морем на Пальма-де-Майорку к итальянцам. Смотрите, Франко имеет полную поддержку Германии и в случае появления у него реального оппонента они могут попросту убрать Риверу, как они это устроили с генералом Санхурхо. Если же за ним будет стоять Муссолини (отец лидера Фаланги Мигель Примо де Ривера был его личным другом), сделать это без серьёзного конфликта союзников будет трудно.

Разведчики изумлённо уставились на меня.

"А что такого удивительного? Неужели не понятно, что я имею и другие источники информации"?

Испания, вилла в окрестности

порта Альхесирас,

20 ноября 1936 года, 11:00.

Контр-адмирал Вильгельм Канарис, начальник военной разведки и контразведки (абвер) военного министерства Германии, полностью седой, невысокого роста поджарый мужчина лет пятидесяти, оторвал взгляд от последнего листа со вчерашними донесениями, толстой стопкой лежащих в папке справа на массивном дубовом письменном столе и удовлетворённо запрокинул голову назад. На это его движение чутко среагировала рыжая короткошёрстная такса, до этого мирно дремавшая у двери кабинета напротив стола на меховой подстилке, и смешно проскальзывая лапами на гладком каменном полу, кинулась к хозяину. Через секунду её остроносая головка с длинными ушами очутилась на коленях адмирала.

— Хороший, хороший, — улыбнулся он жёлтыми неровными зубами, почёсывая собаку за ухом. — ну пошли, пошли.

Очутившись наверху на руках хозяина, такса замирает, боясь спугнуть этот нечастый момент своего блажентсва. Через французскую дверь они выходят на просторный балкон, залитый солнцем и уже оба застывают от красоты открывшегося перед ними вида: изумрудное зеркало залива и за ним в полутора милях покрытая зелёным лесом гора Гибралтар, одним концом далеко выдавшаяся в море и соединённая другим с материком песчаной косой.

К вилле, купленной Канарисом на подставное лицо на деньги германского военного ведомства ещё в 1916 году для слежения за английскими кораблями, в тридцать пятом добавились ещё два объекта: невзрачное кирпичное здание на соседней улице, переборудованное в полноценный центр связи с отделами радиоперехвата и дешифровки и ангар, прилепившийся на самом берегу на территории порта, где на его крыше был оборудован круглосуточный пост оптической разведки со специальной аппаратурой, позволяющей фотографировать корабли в заливе и днём и ночью. Кроме того, при её помощи были получены отчетливые снимки замаскированных в скалах огневых точек, амбразур и артиллерийских позиций.

На фоне неприятных сообщений о прибытии в Картахену очередного русского парохода с самолётами, о подготовке наступления красных под Теруэлем и побега лидера Фаланги Примо де Ривера из тюрьмы (Канарис усмехнулся, машинально оценив последнее сообщение как неприятное), как очень неприятное, выделялся рапорт начальника отдела радиоперехвата функабвер Штольца. У красных в Испании появилась новая система шифрованной связи, основанная не на коде Морзе, а на телеграфном коде Бодо. За последнее время зафиксировано восемь довольно длительных сеансов связи: три из района Барселоны и пять Валенсии. Дополнительная сложность состояла в том, что радисты не могли на слух распознавать передаваемые символы, им было даже трудно выделить сам символ, так как промежутки между ними были забиты шумами. Магнитная запись также поначалу не давала положительного результата, пока из Берлина специальным авиарейсом в Севилью не были доставлены магнитофоны улучшенной конструкции. В расшифровку этих сообщений на основе радиотелетайпа включились кроме функабвера, бюро Линде и институт Германа Геринга. Результата пока нет.

Вдруг собака, что-то почуяв, начинает отчаянно вырываться из рук, сильно отталкивается задними ногами и летит на пол, захлёбываясь злобным лаем.

— Чарли! Сидеть!

У самой двери, из-за которой показалась недовольная физиономия нового секретаря, такса тормозит, замирает и усаживается на задние лапы, глухо рыча на чужого.

"Собак не любит, надо будет отослать его куда-нибудь".

Прибыла новая порция документов и прямо сверху- сообщение от военно-морского атташе из Рима, бывшего сослуживца адмирала на крейсере "Дрезден", не забывавшего по старой дружбе посылать копии своих отчётов в Берлин напрямую начальнику абвера, о том, что на итальянский военный аэродром близ Пальма- Де- Майорки прибыл, бежавший из тюрьмы в Аликанте и приговорённый к смерти, Хосэ Антонио Примо де Ривера.

— Чёрт! Чёрт! Чёрт!

Чарли скосил глаза, поёжился и не поднялся с лежанки, чётко квалифицировав настроение настроение хозяина как неигровое.

Только-только удалось замять скандал с назначением Франко "генералиссимусом и главой государства"! Запугав одних, таких как оставшиеся без своего лидера фалангисты, и воспользовавшись отсутствием других, как карлистов, отправившихся в Вену на похороны другого претендента на лидерство, Канарису, самому и через агентов влияния, удалось с большим трудом склонить Хунту националистов в Саламанке к одобрению проекта декрета о назначении Франко "генералиссимусом и главой правительства". Именно правительства, а не государства!

Когда же декрет со скрипом был проголосован Хунтой и сдан в набор, чтобы при опубликовании вступить в силу, к директору типографии явился Николас Франко, брат генерала, в окружении вооружённых людей и угрожая насилием потребовал заменить словосочетание "глава правительства" на "главу государства". Так наутро Хунта превратилась из государственного органа, назначающего правительство, в совещательный орган при главе государства. Дело было сделано! Но слухи об этом мошенничестве вызвали бурное возмущение среди оппозиции и глухое недовольство среди сторонников Франко. Начавшееся вскоре наступление на Мадрид и сопутствующая ему патриотическая пропаганда (да и отсутвие харизматичных соперников) отодвинули на второй план этот инцидент, но появление на политической арене Примо де Риверы и неутешительные известия с фронтов могут быстро изменить ситуацию.

Допустить этого адмирал никак не мог: приход к власти неизвестного восторженного последователя Муссолини и Гитлера, на смену прогматичного, безыдейного старого знакомого генерала, это- если и не конец планам, которые он и группа единомышленников, приведшая его в кресло начальника абвера, вынашивает по перехвату власти у Гитлера, то потеря важного рычага влияния на его политику. После авантюрного захвата Рейнской области, когда Гитлер как азартный игрок поставил на кон существование Германии как государства, его власть в стране многократно выросла. Толпа любит удачливых, но строить на удаче долгосрочные планы нельзя, это очевидно для серьёзных людей, настоящих патриотов Германии.

Далее пошли рутинные отчёты о распределении вновь прибывших из Берлина шифровальных машин: "Энигма" серии "В" и "С"- в Легион Кондор, "D" и "С"- в штаб итальянских войск, ну и серий "А" и "С", — в главный штаб Франко и штабы трёх фронтов- Северного, Центрального и Южного. Всё правильно, серия "С" для связи между собой здесь в Испании, "А" и "В"- для докладов в Берлин, Фон Фрич (командующий сухопутными войсками) и Геринг (глава Люфтваффе) — решили руководить своими подопечными независимо друг от друга, а по "D", значит, решать неизбежные споры между Римом и Берлином. Существовал, правда, ещё один тип "Энигмы", пятироторный (остальные имели только три сменных ротора, с возможностью выбора из пяти доступных), которым пользовались в Кригсмарине и абвере, такой же неизменный спутник адмирала в поездках как такса Чарли.

Среди отчётов по "Энигмам" затесалось сообщение от агента в итальянской военной разведке СИМ: в документе, с резолюцией руководителя службы с просьбой разобраться, речь шла о том, что 14 ноября этого года вблизи порта Барселоны был потоплен русский пароход. На денежное вознаграждение, полагающееся за это, претендуют капитан катера, патрулировавшего в том районе и командир бомбардировщика, совершавшего налёт на порт. Было принято решение выплатить пятьсот тысяч лир капитану катера, так как его слова подтверждались показаниями пленного русского лейтенанта с потопленного судна.

Затем последовал отчёт агента в Стамбуле о прохождении судов через пролив Босфор и следом за ним сообщение от капитана немецкого сухогруза от 17 ноября о том, что в порту Барселоны встал на ремонт русский пароход "Краснодар".

"Стоп, сегодня утром… в обзоре барселонских газет за неделю было: на приёме у начальника городской полиции замечен Чаганов, человек из окружения Кирова, офицер из ГПУ, или, как там теперь, НКВД. А новый секретарь не только собак не любит, он ещё и в нашем деле ничего не понимает: вывалил кучей на стол все донесения. Ни тебе анализа, ни даже простой сортировки по темам. Думаю, что пришло время организовывать здесь в Альхесирасе аналитическую группу под командой толкового флотского офицера"…

— Идиот! — Адмирал с досады стучит кулаком по столу, Чарли поджимает хвост. Последним документом в папке оказался расшифрованная в бюро Линде радиограмма из Пальма-де-Майорки главе СИМ: "подобранный в море близ Барселоны лейтенант госбезопасности Скрыпник, охранял на борту парохода "Краснодар", вместе с тремя другими сотрудниками, секретную систему связи, размещённую в двух тридцатикилограмовых деревянных ящиках зелёного цвета. Их начальником был старший лейтенант госбезопасности Чаганов".

"С 17 ноября передачи ведутся из Валенсии… Надо будет сориентировать местную агентуру. Появление в новой столице красных эмиссара из Кремля с новой шифровальной аппаратурой, это тревожный сигнал. Они что-то затевают. Как узнать? Что если дешифровщики не смогут взломать шифр? Пожалуй, одними аналитиками не обойтись, здесь нужна группа майора Эрвина Штольце".

Канарису давно импонировал этот немолодой исполнительный вдумчивый сотрудник, недавно переведённый им в абвер-2, где тот стал отвечать за обеспечение и проведение диверсионных операций за рубежом. Он хорошо проявил себя в Чехословакии, склонив к сотрудничеству где подкупом, где угрозами, а где и показательной расправой ряд лиц в военном ведомстве, а также в среде русских белогвардейцев.

Снизу послышался звон колокольчика, созывающий домочадцев к обеду. У адмирала засосало под ложечкой, Чарли сглотнул слюну. Условный рефлекс, выработанный толстой испанской кухаркой, легко одолел их охотничий инстинкт.

Валенсия, улица Хатива, 23.

Гостиница "Метрополь".

21 ноября 1936, 09:00.

Восьмиэтажный "Метрополь" считался самым новым и самым фешенебельным отелем Валенсии. Расположенный в центре города напротив Северного вокзала рядом с ареной для боя быков, до войны он служил местом притяжения местной знати, заезжих тостосумов и знаменитых тореадоров. Июльский мятеж закончился в Валенсии быстро (немногочисленный воинский гарнизон после нескольких дней колебаний перешёл на сторону республики), а город стал прибежещем для средней буржуазии со всех концов страны, напуганной крутыми мерами анархистов, пришедших к власти. После бегства республиканского правительства из Мадрида (в ночь на седьмое ноября) переполненный "Метрополь" был спешно очищен от беженцев и передан Советскому посольству. Вместе с немногочисленным посольством в огромное здание въехали наши военные советники, разведчики и гражданские специалисты.

Охранявшие вход вооружённые люди, судя по говору- сербы, после короткой перепалки между собой подвели меня к рускоговорящему окающему портье одного роста со мной, но значительно более мускулистого, то и дело поправляющему кобуру под мышкой. — ТОварищ ДОницетти ждёт вас, — намётанный взгляд оперативника быстро изучил моё удостоверение. — четвёртый этаж, четыреста пятая комната. Лифт справа.

Мой сопровождающий остаётся ждать внизу.

— Заходи, Алексей. — Радушно встречает меня Берзин, приглашая внутрь раскошного двухкомнатного номера. — Ты наверно не завтракал?

Под откинутой генералом белой накрахмаленной салфеткой оказалась яичница с ветчиной на белоснежной фарфоровой тарелке, плетёная корзиночка с подрумяненными ломтиками хлеба и блестящий (серебряный?) кофейник. Два раза предлагать мне было не надо и, протянув гостеприимному хозяину переводы, сделанные Шурочкой Кочергиной сотрудницей Эйтингона- единственной женщиной в нашем "дворе", расшифрованных радиограмм, начинаю священнодействовать вилкой и иногда ножом.

Берзин за минуту жадно проглатывает все пять сообщений, что мне удалось разгадать за эти дни, затем откидывается на спинку резного стула и начинает читать их неспеша с расстановкой.

— Как это тебе удалось?! — С воодушевлением произносит он.

"Легко…. что тут было есть"?

— У меня целое отделение почти месяц бьётся, а результата-ноль!

— Да понимаете… — начинаю мямлить я.

— Это ты не понимаешь насколько эти данные важны для нас…

"Ну это уж позволь"…

Я не зря выбирал радиограммы именно Южного фронта (скромные возможности радиоразведки Разведупра в Испании всё же позволяли примерно определять место, откуда велась передача). Через два месяца начнётся наступление франкистов на Малагу, которое республиканцы просто проспали. Бросив все силы на ликвидацию вклинения националистов под Теруэлем и не достигнув в итоге поставленных целей, они оказались неспособны отразить их несильные удары от Гранады и Гибралтара на Малагу.

— Эти сведения надо срочно передать в Генеральный штаб генералу Асенсио. — Берзин решительно стучит бумагами себе по колену.

— Ну да, а назавтра об этом будут говорить министры на обедах с журналистами. — Мой тон вышел резковатым.

— Тогда какой толк в перехате и расшифровке радиограмм, — язвительно парирует Берзин. — если их нельзя использовать?

— Ян Карлович, — виновато опускаю глаза. — мы в спецотделе часто сталкиваемся с этим… и иногда приходится чтобы предотвратить раскрытие важного источника не пускать какие-то сведения в ход.

Генерал молчит и мрачно смотрит на меня в упор.

— А что если… — недовольство начальства заставляет мозги работать быстрее. — передать сообщение о том, что националисты готовят захват Малаги непосредственно военному министру Ларго Кабальеро минуя генштаб. Объяснить это тем, что сведения получены от человека в штабе Франко и необходима полная секретность. Я присутствовал при разговоре товарища Сталина и премьера (попробуй проверь). Мне кажется, что Ларго Кабальеро будет даже польщён таким доверием лично ему. Допустим, товарищ Сталин представит премьеру товарища Ворошилова и тот попросит доверить дело защиты Малаги нашим морякам, которые будут переброшены из Картахены. Премьеру лично будет докладывать военно-морской атташе Кузнецов, а Генеральный штаб Республики пусть не отвлекается от своих планов по освобождению Теруэля и разгрома и окружения войск Франко под Мадридом.

— Хм, ты это точно подметил, премьер- тщеславен, — взгляд Берзина помягчел. — но и ты, братец, — нахал. Решил задействовать в рядовой операции по сокрытию источника товарищей Сталина и Ворошилова!

— Во-первых, в операции по обороне стратегического города-порта, — деланно возмущаюсь я. — а, во-вторых, это вы решили задействовать, а не я. Вы- генерал. Кстати, если операция пройдёт успешно, то надо будет всячески подчёркивать, что она проходила под личным руководством "испанского Ленина".

— Чтобы в будущем ему захотелось повторить успех? — подмигивает генерал.

— Точно!

— Ну тогда свою просьбу об учёбе нашего отделения дешифровки я снимаю.

"Ну да, теперь сам факт успешной дешифровки испанских радиограмм надо держать в строгом секрете".

— Ян Карлович, скажите, имеются ли в Валенсии или неподалёку какие нибудь предприятия, связанные с радиопромышленностью? — Бросаю вопрос наудачу.

— Нет, специально занимался этим вопросом- быстро отвечает Берзин. — была у меня задумка организовать производство радиостанций для республиканской армии, но ничего подходящего не нашёл, кроме магазина "Сименс" и небольшой мастерской по ремонту радиоприёмников при нём. Конечно, заброшенных. Немцы позакрывали здесь всё после мятежа. В прихожей дважды звякнул стилизованный под старину настенный телефон с инкрустированной серебром трубкой. Хозяин поднялся чтобы ответить на вызов.

— Да, у меня. Заходи. — Трубка закачалась на крючке сбоку от корпуса. Через минуту в комнату ворвался Орлов, поздоровался за руку, обдав нас с Берзиным сильным перегаром и, вынув из кармана шёлкового халата пачку "Лаки Страйк", прикурил от зажигалки "Зиппо".

"Ни дать, ни взять Дуглас Фэрнбэкс".

Плакаты с ним в рекламе сигарет соперничали на улицах Валенсии с портретами Ларго Кабальеро. Глубоко затянувшись, Орлов, прищурив глаз, выпускает большое кольцо дыма, а затем, энергично выдохнув, малое, которое на скорости пронизывает первое. Насладившись произведённым эффектом, он оглядывает комнату, очевидно в поисках бытылки, и, не найдя её, грустнеет.

— Как только утром ты уехал со двора, — резидент переходит к делу. — туда заявились жандармы… по словам Котова с капитаном той самой фелюги.

Орлов игнорирует вопросительный взгляд Берзина и смотрит только на меня.

— Вели себя бесцеремонно, обыскали дом, — он сделал ударение на посдних двух словах. — никого не опознали, ничего не нашли.

"Понятно, землю носом роют… поздновато, однако, они хватились. Все иностанные газеты пестрят фотографиями Примо де Ривера и Муссолини".

— Короче, — Орлов подниматся, к нему возвращается привычный безаппеляционный тон. — назад ты не вернёшься, ящики твои и люди внизу.

"На воду дует… не думаю, что ночные посетители могли меня запомнить в темноте. Или он боится утечки от жандармов, что в постоялом дворе база русской разведки. В любом случае- разумная предосторожность".

— Мне нужен просторный номер не ниже пятого этажа с большим балконом, но лучше под крышей (она тут крыта железом) и ключи на чердак.

— Президентские аппартаменты, что ли? — Ревниво откликается Орлов в дверях.

— Антенна большая…

— Ладно, распоряжусь. — Шелестит он на выходе шёлком. Берзин беззвучно шевелит губами вслед и закрывает дверь.

— Алексей, я посылаю просьбу наркому чтобы задержать тебя здесь, — испытующе смотрит на меня и, не встречая сопротивления с моей стороны, добавляет. — хотя бы до весны…

Оставляю, поражённых великолепием обстановки, Базарова и Петрова обустраиваться на новом месте, а сам в сопровождении трёх охранников (двух испанцев из своей личной охраны дал Орлов) иду на "шопинг" в магазин "Сименс", что в двух кварталах от "Метрополя". Своим гигантским ростом мы четверо сильно выделяемся из обтекающей нас с двух сторон толпы, а внешне- такие же франтоватые праздношатающиеся молодые люди в поисках развлечений, которых немало в южных курортных городах.

Пора менять род деятельности, многочасовое мысленное прокручивание шестерёнок "Clave Norte", постепенно вгоняет меня в состояние непроходящей усталости. Хочу осмотреть мастерскую, вдруг остались станочки для намотки катушек, запас ламп или провода, на худой конец. Разговаривая с Берзиным вдруг вспомнил переговоры Сталина с Ларго Кабальеро и в голове щёлкнуло: сейчас у республиканского правительства есть валюта, а с ней купить любые радиокомпоненты- не проблема, это же- не оружие.

"Ну конечно, замутить здесь фирму по сборке радиоприёмников- общество с пониженной ответственностью, в подвале морокканские гастарбайтеры будут собирать радиостанции, а продажные менеджеры будут толкать их армии. Чай не в Барселоне живём, Валенсия- образцовый капиталистический город".

— Сюда налевО. — Окает знакомый охранник из гостиницы. — Ё-мОё, а чО этО?

Справа от нас рабочие в спецовках заканчивают погрузку строительных лесов в кузов грузовика, стоящего возле свежевыкрашенного бежевой краской двухэтажного особняка. Над сияющей чистотой стеклянной входной дверью солидная вывеска: Radios S&H Spanien GmbH. Но самое любопытное, что на флагштоке здания развевался на ветру финский флаг.

"Припоздал… ловкие парни из "Сименс" (S&H) уже открыли своё ООО (GmbH), причём под нейтральным флагом. Вот гады! Хотя нет, почему? Больше компаний хороших и разных"!

Тревожный взгляд симпатичной блондинки в строгом чёрном жакете и белоснежной блузке, стоящей за прилавком и разбирающей бумаги, на четырёх мордоворотов (двое остались у входа на улице), сменился на заученно любезный и сконцентрировался на мне.

— Доброе утро, синьоры! — с небольшим акцентом по-испански приветствует нас она. "Так, неправильно встали. Надо было взять с собой кого-нибудь из орловских испанцев… Но они понимают ещё лишь по-французски. М-да, говорила мне мама"…

— Доброе утро! — Отвечаю по-английски с надеждой глядя на девушку.

— Добро пожаловать в наш магазин, — без труда переключается она на другой язык. — мы ещё не открылись, но очень рады посетителям. Я- Жозефина, помощник управляющего.

— Алекс. — Галантно наклоняю голову.

— Опчхи! — По-волгодски чихает мой спутник.

— Что вас интересует? — Бойко щебечет блондинка.

— Всё по радиотехнике, — улыбаюсь я и не могу, несмотря на все усилия, принять серьёзный вид. — начиная от приёмников и комплектующих и заканчивая измерительными приборами.

— К сожалению, все каталоги и образцы ещё не распакованы, — девушка лучше владеет своими эмоциями. — но если вы заглянете к нам завтра утром, я постараюсь подобрать для вас всё необходимое, Алекс.

"Ну и чего ты разглядываешь пустые полки? Вон, даже вологодец удивлён".

— Отлично, большое спасибо. — Пожимаю холодную руку Жозефины, вышедшей из-за прилавка. — Тогда до завтра.

— До свидания.

Испанцы с улицы откровенно пожирают глазами моего потенциального бизнес-партнёра, поэтому спешу поскоре с ней поспрощаться. В здании напротив, также отмеченном финской атрибутикой, колыхнулась штора, что привлекло внимание моих спутников.

"Что-то я распустил слюни, бдительнее надо быть"…

Вчера в Мадриде народная милиция и бойцы интербригад взяли штурмом одно такое здание под финским флагом, из которого по ночам велась стрельба по прохожим. В нём находилось несколько сотен сочувствующих фашистам крепких молодых людей, сотни винтовок, десять ручных пулемётов, ящики с боеприпасами. Все ждали, что финляндская миссия заявит категорический протест против вторжения в дом, состоящий под её протекторатом. Однако финский посланник, узнав о происшедшем на улице Фернандо эль Санто 17, позвонил в управление безопасности, выразил удивление составом обитателей дома, их поведением и выразил полную поддержку мерам принятым полицией, о чём сообщил в интервью журналистам республиканских газет.

Валенсия, улица Хатива, 23.

Гостиница "Метрополь".

Тот же день, 21:00.

Сегодня в нашем узком кругу "ихтамнетов" праздник. Пришло известие о закрытом постановлении ЦИК СССР о награждении Орлова, Кузнецова (военно- морской атташе) и Берзина орденами Ленина, Котова- орденом Красного Знамени. Хотя награждённые упорно помалкивают о том, за что они удостоины высоких наград, я понял это довольно быстро (многозначительный вопрос быстро охмелевшего Орлова о том, сколько золота содержится в ордене Ленина и оглушительный хохот Кузнецова, помог), за операцию по транспортировке испанского золота в СССР. Отмечать решили у меня в номере, как самом большом.

Все кавалеры, кроме меня, были с дамами, которые по странной случайности оказались молодыми красивыми переводчицами с испанского, поэтому вечеринка после первых обязательных тостов свернула не в сторону "ты меня уважаешь", а скорее в- "чья подруга всех умнее, всех кудрявей и милее". Довольно быстро начались танцы под "мелодии и ритмы зарубежной эстрады", извлекаемые из встроенного в тумбочку патефона. Тут обнаружилось, что есть партнёрша для танцев и для меня- кто-то привёл с собой маленькую юную девушку лет шестнадцати в белом платьице, во все глаза глядевшую на настоящую "взрослую" вечеринку.

Под сдавленные мужские смешки и женское шиканье (голова партнёрши едва достигает моей груди) мы с Аделиной выходим в центр комнаты, Эйтингон ставит новую пластинку и из раструба патефона потекла неспешная мелодия самого популярного в этом году танго "Дождь идёт".

— Ил плет сэр ла ру-у-утэ"… — зазвучал бархатный голос великого тенора Тино Росси.

"Меня то, старого ловеласа, этим не удивить, бальные танцы- мой конёк, а вот справится ли с этим коварным танцем моя партнерша"?

Плавным движением обвиваю правой рукой её тонкий стан и опускаю ладонь на спину между лопаток девушки, моя левая рука чуть отведена назад, на полусогнутых в коленях ногах в такт мелодии, как бы наощупь, наступаю на партнёршу. Аделина счастливо улыбается, смело опускает правую руку мне на талию и поймав ритм, по кошачьи синхронно шаг в шаг отступает назад. Женская половина нашей компании, увидев танец настоящих танцоров, зачарованно замирает, ловя широко открытыми глазами каждое движение нашей пары и игнорируя приглашения своих кавалеров.

"Раз, два, три, полшага назад, стремительный пируэт партнёрши"…

Едва успеваю поймать без страха падающую на меня спиной партнёршу. Через мгновение она уже на ногах, смотрит на меня влюблёнными глазами, мы снова кружимся, снова причудливое переплетение рук и ног, снова поочерёдное солирование. Танго- это борьба, поединок двух начал женского и мужского, требует многократных репетиций, но сегодня у нас с первого раза получается всё: рука без труда находит руку, нога легко избегает ноги.

"На улице ветер и дождь, но если ты любишь, то всё же придёшь в эту ночь"…

Звучат последние аккорды великой мелодии, Аделина обессилев повисает у меня на руке. Слёзы радости катятся по щекам наиболее чувствительной части публики. В возникшей тишине раздаётся стук в дверь и в номер заглядывает озабоченый Мамсуров. Видит Аделину в моих объятиях и грозно сдвигает брови, прожигая меня взглядом своих чёрных глаз. Аделина поднимается, встаёт между нами и упрямо передёргивает плечами всё ещё находясь в образе.

— Лина, — начинает по-детски оправдываться грозный диверсант. — твоя сестра просила меня доставить тебя домой… (берёт девушку за руку и оттирает от меня). Ну давай иди одевайся, подожди меня внизу.

— Хаджи, — подзывает его Берзин. — подойди на минутку.

Девушка в дверях оборачивается и прощально машет мне рукой.

— Где ты так научился танцевать танго? — Сзади ко мне подходит Эйтингон.

— В Ленинграде, — "импровизировать так импровизировать".- в Доме Культуры. Скажите, Леонид Александрович, кто эта девушка?

— Аделина Абрамсон, переводчица. Они с сестрой из Аргентины, недолго жили в Союзе.

"Это та девушка, что стояла рядом с Хаджи-Умаром на базе диверсантов".

— Что, понравилась? — Смеётся Котов. — Только опоздал ты со своими ухаживаниями, завтра она уезжает в Мадрид к нашим лётчикам.

— И в мыслях такого не было, — делаю озабоченное лицо. — я хотел с вами посоветоваться по одному вопросу.

Моё сообщение о радиомагазине Эйтингон воспринял очень серьёзно, рассказал что после июльского путча многие немецкие и итальянские фирмы распродали за гроши или побросали свои магазины и предприятия на территории Республики, но часть из них переоформила собственность на фирмы, зарегистрированные в нейтральных странах. Так вот, появились сведения, что эти фирмы используются германским абвером и итальянской СИМ для шпионажа.

— Так что мне делать? Очень замачиво наладить канал для получения комплектующих и начать сборку из них радиостанций.

— Поговорю, пожалуй, с Орловым… (оборачивается в сторону шефа, наливающего себе из бутылки) завтра- размышляет вслух мой собеседник. — но сам я- против таких твоих контактов. Я за тебя отвечаю головой.

"А я- с Берзиным, если мои коллеги запретят мне заниматься этим делом, то мне в Испании делать нечего, дешифровкой можно заниматься и в Москве. Вот приедет через неделю мой сменщик и привет".

Но поговорить с Яном Карловичем в тот вечером мне не удалось, дамы взяли меня в оборот устроив живую очередь на танец со мной, а мужчины с облегчением занялись своим любимым делом.

"Ну и зачем я это сделал? А плевать, хочу и танцую с красивой девушкой! Спать не могу, пить тоже. Остаётся много времени для самосовершенствования. И то сказать, если меня и возьмут, то уж точно не за танго"…

Валенсия, Сьютат Белла.

Английский пансион.

26 ноября 1936 года. 17:00.

— Вот что, Марта, — Эрвин Штольце, дождавшись когда принёсший кофе официант уйдёт, вытащил из внутреннего кармана пиджака несколько фотокарточек и положил их на столик перед яркой блондинкой, сидевшей напротив него. — давай для начала уточним, он ли это.

Девушка взяла первую фотографию и стала напряжённо её рассматривать, покусывая нижнюю губу. Эрвин, точнее сейчас чилийский коммерсант Хуан Фишер, невысокий среднего телосложения сорокапятилетний мужчина в хорошо пошитом сером шерстяном костюме, с видимым наслаждением сделал маленький глоток из чашки и обвёл взглядом посетителей небольшого кафе в фойе гостиницы, как бы приглашая их присоединиться к его восторгу от вкуса напитка. Кавалеры двух пар, сидящих неподалёку, забыв о своих дамах, согласно кивнули рассматривая фигуру его спутницы.

"Дура, вырядилась как на панель. Откуда она? Кажется, фольксдойче из Силезии".

Положила первую карточку, взяла вторую: снимок с обложки журнала, где объект стоит рядом с девушкой в военной форме. Губы блондинки растянулись в презрительной усмешке.

"Да успокойся, ты, твои сиськи больше, на него смотри. Господи, с кем приходится работать"!

Марта выпрямилась и расправила плечи, отчего два предмета её гордости визуально только выиграли.

"Впрочем, думаю, со своей задачей она справится"…

— Это точно он, я его хорошо запомнила. — Весело защебетала Марта. — Заходил два дня назад с тремя спутниками. Просил подготовить каталоги, обещал назавтра зайти за ними, но не пришёл.

— Рост, цвет глаз, волосы?

— Высокий, на голову выше меня. Глаза голубые. Волосы тёмные. Над правым ухом длинный шрам.

— Хорошо, Марта. — Штольце большим глотком допил кофе и надолго замолчал. Он не думал, когда четыре дня назад адмирал Канарис ставил ему задачу, что удастся так быстро выйти на Чаганова, тем более засомневался в этом сегодня утром, сойдя с греческого парохода и встретившись в припортовом кабачке с резидентом абвера в Валенсии. Как выяснилось, два зелёных ящика (судя по их описанию, это были те самые ящики, с которыми Чаганов был замечен в местном аэропорту), обнаруженные на постоялом дворе местной полицей, оттуда исчезли. Исчезли они, впрочем, со всеми обитателями. По данным источника в полиции этот постоялый двор использовался русскими для шпионских целей. Казалось что след оборвался, но нет- бог оказался милостив… не ко всем, однако.

Шульц, тот самый резидент, описывая вчерашнее задержание полицией двух наших агентов на конспиративной квартире, упомянул, что республиканские ищейки заходили также в контору "Сименс" (явка располагалась напротив неё через дорогу), одну из ячеек разведывательной сети, раскинутой абвером в Испании. Зашли, походили по пустому магазину и отбыли. Почему по пустому? Так не открылся он ещё, хотя Марта, помощница управляющего, накануне докладывала, что в магазин заходил какой-то важный русский с охраной. Ещё пара уточняющих вопросов и забрезжила надежда: по описанию выходило, что этим русским вполне мог быть Чаганов.

— Хуан, ты хочешь чтобы я поискала его в городе? — Затянувшаяся пауза заставила её занервничать.

"В германскую кровь в Силезии попало слишком много славянской: куда делись дисциплина, терпение и порядок"?

— Ни в коем случае, — поджимает губы Штольце. — ты будешь ждать его у себя в магазине хоть до скончания веков. Если он появится, ничего не предпринимай. Инициатива должна исходить от "Джокера", назовём его так. Вот если он тобой заинтересуется и пригласит куда-нибудь, тогда ты получишь следущую команду. Это понятно?

— Понятно. — Смиренно опускает глаза Марта.

"Шульц сказал, что все русские живут в "Метрополе", вот там в первую очередь мы и начнём искать "Джокера"".