Москва в улицах и лицах

По обеим сторонам Большой Никитской Университет возвел в ХIX веке много новых зданий, Зоологический музей, Физический институт. Во дворе Старого здания затерялся Ректорский дом, где помещались казенные квартиры ректора, профессоров. Когда жил в этом доме профессор Николай Надеждин, рядом с его квартирой помещалась редакция журнала "Телескоп". Нашел себе здесь кров тогда исключенный из Университета "неблагонадежный" студент Виссарион Белинский, писавший "Литературные мечтания" для журнала. За публикацию "Философического письма" Чаадаева "Телескоп" закрыли, ректора сняли с должности, редактора сослали. Пришлось Белинскому искать другое пристанище...

Во второй половине ХIX века Ректорский дом отдали физикам. Тридцать лет ютилась в нем вся русская физика, на 110 саженях Столетов, Лебедев обессмертили свои имена в науке, сделали открытия непреходящего значения.

(В 1948 году на Ленинских, бывших Воробьевых, горах началось строительство новых зданий Московского университета. Кому в голову пришла мысль реализовать давнюю идею московских профессоров? Как рассказал мне бывший секретарь парткома Университета Михаил Алексеевич Прокофьев, дело было так. Назначенный ректором МГУ академик Несмеянов во время аудиенции у Сталина пожаловался на тесноту. Вот тогда Сталин и решил: "Мы собираемся строить восемь высотных зданий в Москве. Одно из них можем отдать Московскому университету".

Проектировавший высотное здание на Юго-Западе, у Москва-реки, Борис Иофан идею Сталина подхватил и предложил поднять Университет на бровку Ленинских гор. И разместить на высоком и видном месте новые корпуса МГУ. Он разработал планировку ансамбля и каждого здания, создал объемно-пространственную композицию, утвержденную Сталиным. Реализовал проект другой архитектор, Лев Руднев, после того как Иофан отказался строить на удалении от бровки. На этом настаивал куратор строительства Лаврентий Берия, вышедший победителем в споре с архитектором).

Большую Никитскую считают музеем классицизма. Его корифеи стремились, по словам Василия Баженова, реализовать "главнейшие три предмета: красоту, спокойность и прочность здания". Этого они достигали, многим домам, построенным в эпоху классицизма, свыше двухсот лет. Ширина улицы по законам стиля не должна была превышать высоту зданий. Поэтому они строились в два-три этажа. При таким пропорциях дома хорошо освещались, оказывались сомасштабны пешеходу.

В "Альбомы партикулярных (частных) строений" Матвея Казакова попали многие здания улицы, построенные мастером и его учениками. Среди них дворец графа Владимира Орлова на Большой Никитской, 5. По рисункам альбома видны не только планы, фасады, но даже люстры, двери, колонны, барельефы, снаружи и внутри. В мезонине помещался зал с колоннами греко-тосканского ордера. В доме графа устраивались концерты. В этом зале пел Александр Гурилев, крепостной графа и композитор, оставивший нам в наследство романс "Однозвучно гремит колокольчик" и много других прекрасных песен. Служил у графа (до ареста по делу декабристов) домашним учителем друг Пушкина, поэт Вильгельм Кюхельбекер, приговоренный к смертной казни и отправленный умирать в Сибирь.

В Москве граф Владимир Орлов жил в почетной ссылке, как все отстраненные от власти "екатерининские орлы". Был он одним из пяти братьев Орловых, которые возвели на престол Екатерину II. Она отправила молодого графа учиться в Лейпцигский университет, по возвращении из Европы императрица, заметив у него наклонность к наукам, назначила в 23 года руководить Академией наук. Девять лет Владимир Орлов этим делом занимался не без успеха, с Екатериной II путешествовал по Волге, служил ей переводчиком с французского в разговорах с писателем Мармонтелем...

Напротив этого дворца встречаем еще один шедевр из "Альбомов", который значится как "Дом князя Сергея Александровича Меншикова на Никитской улице". Трехэтажный дворец на белокаменном подклете выкрашен в наши дни светло-голубой краской. После пожара 1812 года на фасаде здания появился портик с аркадой, прибавилась лепнина, согласно стилю ампир, пришедшему на смену классицизму Матвея Казакова. Владел дворцом потомок опального князя Меншикова, "полудержавного властелина", умершего в Березове.

Третьему дворцу из "Альбомов" на Большой Никитской, 9, принадлежавшему Л. К. Разумовскому, "генерал-майору, кавалеру, графу", не повезло. Фасад изуродован переделками, когда-то и это было двухэтажное здание с портиком, балконом, двумя воротами и боковыми флигелями. Нет больше ворот, флигеля, а главное здание слилось с ними в один бесформенный объем.

Четвертый дворец XVIII века на Б. Никитской, 11, также остался без крыльев. Но сохранил лицо, фасад его видел точно таким Матвей Казаков и его помощники, поместившие этот дом в "Альбом партикулярных зданий". Принадлежало строение Колычевым, древнему дворянскому роду, угасшему в конце ХIХ века. Здание занимало до революции Синодальное училище певчих. Оно возникло в 1830 году при Синодальном хоре. А этот хор возник из певчих дьяков и подьячих, услаждавших слух Алексея Михайловича и Петра I. До 1917 года хор выступал на торжественных богослужениях в соборах Кремля, придворных церемониях, публичных концертах, совершал гастроли за границей. Для него писали музыку Сергей Танеев и другие известные композиторы. Хор замолк навсегда в 1919 году, училище объединили с Консерваторией.

Его ученик Александр Свешников, будущий ректор Консерватории, создал в конце Отечественной войны новый подобный хор и училище. Ныне это Академия хорового искусства, носящая имя основателя.

Для хора мальчиков Сергей Прокофьев сочинил ораторию "На страже мира", Дмитрий Шостакович - ораторию "Песнь о лесах" и кантату "Над Родиной нашей солнце встает".

Некогда на Большой Никитской, 14, один из "птенцов гнезда Петрова", командовавший артиллерий в Полтавской битве, Яков Брюс заимел каменные палаты. Его племянник нарастил их двумя этажами и придал старому дому классический облик. После него владел домом его сын, генерал-губернатор Москвы Яков Александрович Брюс, подавший в отставку в 1786 году. Ему, как и другим генерал-губернаторам, выпала задача - реализовывать утвержденный Екатериной II "прожектированный" план Москвы, то есть генеральный план, датируемый 1775 годом. Вот когда появился у нашего города первый генплан, при Екатерине II, а не при Иосифе Сталине, как утверждалось историографами вождя.

Домом Брюса владел генерал-губернатор фельдмаршал Иван Петрович Салтыков, семь лет управлявший Москвой на рубеже XVIII-ХIХ веков. Этот губернатор строил мосты, набережные, Тверские ворота, боролся с лихоимством, мошенниками, карточной игрой, проституцией, закрыл возникший без его ведома публичный дом в трактире дома князя Долгорукого. Им были довольны оба императора, Павел I и Александр I.

О блистательном XVIII веке, его сынах и дочерях, напоминает фасад здания, всем известного в Москве. Его полукруглый вход и два нижних этажа сохранены при перестройке дворца Екатерины Дашковой. В приходе Малого Вознесения жила женщина, о которой Вольтер говорил, что ее деяния "перейдут к потомству". Портрет этой дамы в современной столице украшает стену Нескучного дворца, где находится резиденция президента Академии наук России. Долгое время Дашкова исполняла эту должность. Она основала Российскую академию наук для изучения русского языка. Екатерина Дашкова скакала верхом рядом с будущей императрицей в ночь, когда та брала власть. Но и она пострадала от самовластья. За публикацию вольнолюбимой трагедии Княжнина "Вадим Новгородский" пришлось ей уйти в "долгосрочный отпуск", покинуть столицу, уехать за границу. Еще тяжелее жилось при Павле I, отправившем подругу матери в крестьянскую избу, в ссылку. Это убогое жилище превратилось в кабинет ученого. При Александре I по просьбе академиков Екатерина Романовна вновь заняла пост директора Академии наук. Мемуары Дашковой впервые на русском языке напечатал за границей Александр Герцен.

Московский дворец Дашковой, в девичестве Воронцовой, унаследовал граф Михаил Семенович Воронцов, живший вдали от Москвы, на море, в горах. Всем известна злая эпиграмма на него, написанная в Одессе. Генерал-губернатор не сошелся характером с поэтом, который влюбился в его жену, Екатерину Ксаверьевну, ответившую Пушкину взаимностью.

Полумилорд, полукупец,

Полумудрец, полуневежда,

Полуподлец, но есть надежда,

Что будет полным наконец.

Есть другой вариант эпиграммы, начинающийся словами: "Полугерой, полуневежда, к тому ж еще полуподлец!.." Но любовь затмевает глаза даже гению. Историки разошлись с поэтом в оценке генерал-фельдмаршала, преуспевавшего в дни войны и мира. Потомки воздвигли в Одессе монументы и Пушкину, и Воронцову. Память о себе навсегда граф оставил в Алупке, где у Черного моря воздвиг замечательный дворец в английском стиле.

Нет в "Альбомах" Матвея Казакова дома на Большой Никитской, 23, по той причине, что на этом месте стояли каменные палаты середины XVIII века. К ним в начале ХIХ века пристроили полукруглый выступ террасы, откуда открывался вид на молодой бульвар. Владел палатами князь Я. И. Лобанов-Ростовский, камергер и действительный тайный советник. А жил в нем тогда историк Д. Н. Бантыш-Каменский, составитель "Словаря достопамятных людей русских". В нем много можно узнать о гигантах, которым Россия обязана в XVIII веке величием, победами на суше и на море. Александр Герцен, часто бывавший в этом доме, когда в нем жил его друг Николай Огарев, отдавал должное вельможам того века: "Аристократы восемнадцатого столетия при всех своих недостатках были одарены какой-то шириной вкуса".

В "Словаре" можно узнать, что сказал адмирал Нельсон в адрес Суворова: "Нет в Европе человека, любящего Вас так, как я, не за одни великие подвиги, но и за презрение к богатству. Горжусь тем, что по уверению видавшего Вас в продолжении многих лет, имею сходство с вами ростом, видом и ухватками". И здесь же сохранено высказывание Потемкина о Суворове: "Суворова никто не пересуворит".

Первые театральные огни зажглись на улице в начале ХIX века, тогда перед спектаклями кареты останавливались у дома генерала П. А. Познякова. И это здание есть в "Альбомах Казакова". Его построил "обер-гофмаршал, камергер и кавалер" Григорий Никитич Орлов. Генерал выкупил у него владение летом 1812 года и быстро возвел вдоль переулка протяженный корпус, где помещался театральный зал. Он уцелел, когда Москва горела. Здесь, пока месяц в городе жил Наполеон, выступала французская труппа. Так что в свободные вечера император Франции приезжал на Большую Никитскую в театр.

Представления в нем происходили и после освобождения Москвы. Ставил спектакли Сила Сандунов, прославивший свое имя Сандуновскими банями, о них - впереди. Театр пользовался популярностью у зрителей, а злые языки, в том числе Фамусов в "Горе от ума", высмеивали генерала за его страсть к сцене:

А наше солнышко? Наш клад?

На лбу написано: Театр и Маскерад.

Дом зеленью раскрашен в виде рощи,

Сам толст, его артисты тощи.

Классический двухэтажный особняк с антресолями, служивший фасадом театра, перестраивался. В наш век на него взгромоздили два этажа, теперь это безликий жилой дом.

Такие люди жили некогда в приходах Малого и Большого Вознесения...

Как выглядела улица в далеком прошлом, триста лет назад, дают представление палаты XVII века на Большой Никитской, 16. Они соседствуют с храмом Малое Вознесение, "домом Брюса", Консерваторией. И все вместе образуют ансамбль, который иллюстрирует известную пословицу: Москва не сразу строилась.

За бульварами улица застраивалась дворянскими усадьбами и особняками, домами с мезонинами, доходных домов почти нет. В одной из этих усадеб мы видим оштукатуренный деревянный дом на Большой Никитской, 46. В сороковые годы ХIХ века он принадлежал Васильчиковым. Один из них, князь Илларион Васильевич, убедил Николая I стрелять по восставшим 25 декабря 1825 года картечью.

- Вы хотите, чтобы я пролил кровь своих подданных в первый же день царствования? - спросил обескураженный царь.

- Да, чтобы спасти вашу империю.

"У Васильчиковых по средам большие вечера", - оставил запись А. Ф. Писемский. На эти вечера приходили Гоголь, Щепкин, Грановский, Тютчев, Айвазовский...

В доме перед революцией помещалась гимназия, при советской власти школа, директором которой была родная сестра Михаила Булгакова. Она позволила ему ночевать с молодой женой на диване в учительской. Это мне рассказала Любовь Евгеньевна Белосельская-Белозерская, ночевавшая на том диване, пока не была найдена квартира, названная молодоженами "голубятней", в Чистом переулке.

В том месте, где простиралась усадьба Гончаровых, построен доходный жилой дом. В нем поселился в 1903 году и прожил свыше тридцати лет Владимир Иванович Немирович-Данченко, изучавший физику, математику, право в Московском университете, но нашедший себя в театре. После встречи с ним Константин Станиславский основал Художественный, где они были содиректорами. Третьим содиректором стал Савва Морозов, радовавшийся, что кроме коммерции нашел себя на поприще искусства. Но счастье длилось недолго. Вскоре после того как Немирович поселился в этом доме, триумвират распался из-за возникшего антагонизма между Саввой и Немировичем, занимавшимся и режиссурой, и драматургией. Морозов пытался влиять не только на финансовую часть, но и на политику театра, выбор пьес, авторов. Тут взгляды содиректоров резко разошлись. Савва уступил в борьбе, где в союзе с Немировичем оказался Чехов... Эта драма стала одной из причин самоубийства Морозова, не нашедшего сил, чтобы создать новый театр, как того хотели Максим Горький и Мария Андреева, не разделившая любовь покойного, завещавшего ей 100 тысяч рублей...

ХIX-ХХ века придали Большой Никитской образ, хорошо нам знакомый. Остаться как прежде, двухэтажной - улице, конечно, не удалось. Но и после строительного бума мы видим черты прошлого - фасад бывшего дворца Екатерины Дашковой. Над его прежним входом и двумя этажами поднялись стены Большого зала Московской консерватории. 7 апреля 1901 года в нем в исполнении симфонического оркестра прозвучала увертюра к "Руслану и Людмиле". Так началась история, которая продолжается на наших глазах. Этой же увертюрой, исполненной на рояле Петром Чайковским 1 сентября 1866 года, состоялось открытие Консерватории в известном нам доме на Воздвиженке, 13 (в нем выступал "В.В", осмеянный молодым Ильичем), куда попала фугасная бомба.

Над сценой зала белеет барельеф Николая Рубинштейна, основателя Московской консерватории и первого директора. Сын московского купца, крещенного еврея, стал, как и его старший брат Антон, великим артистом, пианистом-виртуозом, дирижером, гастролировавшим с триумфом в Европе, первым исполнитетелем многих сочинений Петра Чайковского. Ни он, ни его друг Петр Ильич, не дожили до открытия зала, обладающего отличной акустикой.

Перед входом в Большой зал установлен памятник Петру Ильичу Чайковскому, профессору Консерватории, ей присвоено его имя. На Большой Никитской пролетели многие годы жизни композитора, пока он не отдал свой класс другому профессору и не зажил, как свободный артист, выступая в лучших залах Европы.

На Кудринской площади, куда впадает Большая Никитская, сохранился маленький двухэтажный "дом с лавками". На втором этаже снимал квартиру Петр Ильич. Он тогда писал, что живет "на Кудринской площади, против фонтана в доме Казакова (у мучной лавки)." В нем написана опера "Опричник", вторая симфония, с успехом исполненная Николаем Рубинштейном, который тогда жил на Большой Никитской, 31.

С шумной площади перебрался Чайковский на Малую Никитскую, флигель дома 21, через год переехал в дом 35 на этой же улице, где написал Первый фортепьанный концерт, сделавший его всемирной знаменитостью, живым классиком. Здесь созданы сцены "Лебединого озера".

На Большую Никитскую, 24, композитор въехал в построенный один из первых доходных домов, где снял квартиру, имея в виду зажить семейной жизнью. Тогда встретил влюбившуюся в него студентку консерватории и пошел с ней под венец, не догадываясь, какое несчастье принесет этот союз невесте и ему, не созданному природой жить в браке с женщиной. Из этого дома пошел Чайковский топиться на Москву-реку...

"Я все более и более привязываюсь к Москве", - писал композитор до этой катастрофы, став постоянным жителем города, по которому мог часами один ходить, любуясь домами и храмами, ловя "уличные впечатления". В конце жизни, повидав лучшие города Европы, он признавался:

"Один и есть только город в мире, это Москва, да еще, пожалуй, Париж". Сказав прозой то, что спустя годы Маяковский зарифмует в стихах:

Я хотел бы жить и умереть в Париже,

Если б не было такой земли - Москва.

На Большой Никитской появилось сравнительно мало доходных домов, но век требовал новых зданий, и они были построены для Консерватории, театра и кинотеатра "Унион".

Театр на Большой Никитской, 19, возвела в 1886 году дама, носившая тройную фамилию Шаховской-Глебовой-Стрешневой, каждая из которых известна в истории России. Архитектор Константин Терский построил по ее заказу новый в Москве театр. Она соорудила по его же проекту принадлежавший ей соседний дом в этом же владении, оборудовав в нем зал для балов и концертов. Тогда ампирный особняк превратился в массивное, похожее на старинный боярский терем здание. Скорбящие об утраченном ампире искусствоведы сравнивают его с сундуком. В нем помещается в наши дни клуб медработников. С недавних пор в зале выступает оперный театр "Геликон", подающий большие надежды.

Построенный Терским театр на углу с Малым Кисловским, назывался "Никитским". В нем выступали гастролеры. В этом театре 1232 кресла, партер, ложи, амфитеатр, бельэтаж, ярусы балконов. По имени антрепренера Парадиза называли его театром "Парадиз", потом "Интернациональным театром", где выступала Сарра Бернар, актриса "Комеди Франсез", создавшая свой театр, блиставшая в лучах славы.

Кинотеатр "Унион", один из первых в Москве, оборудовали в 1911 году на втором этаже дома, где некогда жили Бантыш-Каменский и Николай Огарев. Тогда покрыли его третьим этажом, переделали фасад, глядя на который трудно вообразить, что за его нехитрой отделкой скрываются старинные палаты, ампирный особняк.

В дни первой русской революции 1905 года по Большой Никитской прошла огромная толпа. Она следовала за гробом убитого дворником революционера Николая Баумана, которого прятал у себя дома Савва Морозов. Во главе процессии шел оркестр Московской консерватории, исполнявший марши революции. В доме, где кинотеатр, помещалась редакция большевистской газеты "Борьба", призывавшая к вооруженному восстанию. За что ее закрыли. Она издавалась на деньги фабрикантов, в их числе - покойного Саввы Морозова, не увидевшего, на что пошли его деньги из рук обожаемой Марии Андреевой.

На этом месте произошла в Москве Октябрьская революция, прогремел кровопролитный бой. Неделю шла борьба на подступах к зданию генерал-губернатора, захваченного Московским Советом. Овладеть им стремились отряды защитников Временного правительства. Свидетелем сражения стал студент Константин Паустовский, снимавший комнату в доме напротив кинотеатра "Унион". На пятый день "никитской осады", когда закончились продукты, изголодавшиеся жильцы решили взломать находившийся под ними на первом этаже маленький гастрономический магазин, куда бегали по очереди и набирали сколько могли колбас, консервов и сыра.

Цитирую: "До сих пор я помню этот магазин. На проволоке висели обернутые в серебряную бумагу копченые колбасы. Красные круглые сыры на прилавке были обильно политы хреном из разбитых пулями банок. На полу стояли едкие лужи из уксуса, смешанного с коньяком и ликером. В этих лужах плавали твердые, покрытые рыжеватым налетом маринованные белые грибы. Большая фаянсовая бочка из-под грибов расколота вдребезги.

Я быстро сорвал несколько длинных колбас и навалил их на руки как дрова. Сверху я положил круглый как колесо толстый швейцарский сыр и несколько банок консервов".

Можно себе представить изобилие "Елисеевского" в 1917-м, если в маленьком магазинчике полки ломились от колбас и сыров на четвертом году мировой войны, в дни Октябрьской революции. За что боролись? Паустовского, заподозренного в стрельбе из окна, чуть было не "поставили к стенке". Он умер, так и не увидев больше описанного им товарного изобилия в советских магазинах. И он же в своих сочинениях оправдывал революцию, видел в ней "величайшее значение", уверенный, что она взболтала "бочку с застоявшейся водой".

Потомки Чаадаева и Надеждина, Белинского и Герцена, которых цари объявляли сумасшедшими, в виде наказания отправляли жить в провинцию и "места не столь отдаленные", высылали в Сибирь и за пределы страны, жаждали свободы. Они ее, ликуя, получили в феврале 1917 года вместе с уголовниками, выпущенными из Бутырки, вместе с Махно и Дзержинским, с Лениным и Сталиным, ринувшимися из эмиграции и Туруханского края в столицы, чтобы захватить власть.

"От юнкеров отделился высокий офицер. Он снял шашку и револьвер, бросил это к ногам человека в кожаной куртке, отдал ему честь, повернулся и медленно, пошатываясь, пошел в сторону Арбатской площади", - писал Паустовский.

Гробы с телами 180 убитых мальчиков-юнкеров собрали под сводами Большого Вознесения и отпели. В этом храме перед эмиграцией Федор Шаляпин читал молитву, когда выдавал замуж одну из дочерей. Здесь Москва простилась с Марией Ермоловой, народной артисткой республики, похороненной по христианскому обряду. Что произошло дальше с храмом, мы знаем.

В торговом павильоне, построенном у Консерватории перед мировой войной, Сергей Есенин с друзьями, чтобы не умереть с голоду, открыл по разрешению Льва Каменева в конце 1919 года лавку, где продавал книги со своими стихами.

- Мне он здесь прочел "Песнь о хлебе", - с гордостью рассказывал мне старый поэт Рюрик Ивнев, когда я у него расспрашивал о жизни Есенина в Москве. Тогда, увлекая друга по винтовой лестнице на антресоли, поэт-продавец сказал:

- Рюрику первому прочту то, что час назад написал!

Зимой в лавке царил холод, топить было нечем, Есенин торговал за прилавком в пальто, снимал его, когда читал стихи, чтобы удобнее было жестикулировать. И ему пришлось здесь, как Пушкину когда-то в Университете, дискутировать с профессором по поводу подлинности "Слова о полку Игореве". Выступал Есенин со сцены Большого зала Консерватории, где проходили поэтические вечера.

Жил поэт рядом с магазином и Консерваторией по адресу Большая Никитская, 14, во дворе, строение 4, на седьмом этаже "Дома "Правды". В нем жили сотрудники этой газеты ЦК партии, в их числе Галина Бениславская, работавшая в отделе писем. Она покончила с собой на могиле Есенина на Ваганьковском кладбище через год после самоубийства поэта. В ее комнате площадью 17 квадратных метров Есенин жил почти два года, в 1923-1925, вместе с сестрами и собакой по имени Сережа, купленной на толкучке по случаю.

Эту комнату в большой коммунальной квартире номер 27 я видел, застал на месте столик, оставшийся от обстановки Галины Бениславской. Ее поэт называл женой, "замечательным другом", она ему была опорой, редактором, составителем сборников, искателем разбросанных по недолговечным журналам и газетам поэтических сокровищ любимого. Но он ее никогда не любил и ушел из дома, женившись на подруге Галины Бениславской, внучке Льва Толстого. Переехал на Пречистенку, в дом жены, но и там семейная жизнь не удалась. Оттуда уехал умирать в Питер.

На Большой Никитской написаны стихи о Ленине, вошедшие в поэму "Гуляй-поле", стихотворение, посвященное Пушкину, прочитанное на Тверском бульваре у памятника, "Поэма о 36". Вернувшись с Кавказа, поэт переписывал здесь набело "Анну Снегину". Написал стихи "Дай, Джим, на счастье, лапу мне", посвященные собаке артиста Леонида Качалова, увиденной им в Никитском переулке.

На Большой Никитской, 47, в доме во дворе, жили два великих советских кинорежиссера Григорий Александров и Александр Довженко. При всей непохожести их талантов оба едины в одном: на экранах они оправдывали содеянное большевиками. Популярные, более того, любимые народом комедии Григория Александрова и Любови Орловой не только радовали и смешили людей, живших трудно и голодно, но и решали сверхзадачу - творили яркие киноиллюстрации к словам Сталина: "Жить стало лучше, жить стало веселей!". Парадокс, в самые кровавые годы "большого террора" появились "Волга-Волга" и "Цирк", доказывавшие, как хорошо живется простым людям в СССР. Все с утра до вечера поют и пляшут, путешествуют по реке из провинции в Москву, чтобы показать самодеятельное искусство. Дружно встают на защиту младенца-негра и его белой матери, оскорбленной хозяином цирка...

Большая Никитская подверглась воздействию конструктивизма, несколько домов в этом стиле построены в тридцатые годы. Начали интенсивно ломать старину в семидесятые годы. Снесли дом, описанный Константином Паустовским, где пережил он "никитскую осаду". На этом месте воздвигли башню Телеграфного агентства Советского Союза, ТАСС. Здание по проекту было значительно выше, но его срезали по указанию первого секретаря МГК Виктора Гришина, страдавшего высотобоязнью. Возникла она после того, как Брежнев выразил неудовольствие башней "Интуриста", закрывшей вид на Кремль с Тверской.

Во дворах на месте сломанных особняков выросли три многоэтажные кирпичные башни, три близнеца. На эскизах "Моспроекта" от Большой Никитской за бульварами практически ничего не оставалось. В одной из этих башен, 37, получил квартиру Леонид Леонов, классик советской литературы, коренной москвич, родившийся в Зарядье. Возвращается он однажды к себе, видит издалека черный дым над своим новым домом.

"Пожар! Ну, думаю, - рассказывал писатель, - если горит надо мною, зальют, черти, водой квартиру, намочат книги. Если горит подо мной, пропахнет все в комнатах дымом и гарью. Подхожу и вижу: горит моя квартира!"

Тогда в огне сгорели редкие книги, которые Леонид Леонов собирал многие годы. Всю жизнь писатель тайком интересовался ясновидцами, телепатией, ездил в Болгарию к слепой Ванге и рассказывал мне, как она при встрече поразила его, сказав: "У тебя была младшая сестра, ты к ней ревновал родителей". Леонов в числе первых позвонил, когда появился в газете репортаж о Нинель Кулагиной. Он интересовался подробностями, просил показать эту феноменальную женщину. После чего приехал в Дом журналиста, где я устроил ему демонстрацию фильма о телекинезе. С кинорежиссером-телепатом Борисом Ермолаевым и доктором технических наук Геннадием Сергеевым, которому Нинель прострелила во время экспериментов глаз, утративший зрение, ездил в Переделкино, где весь вечер говорили о телекинезе, ясновидении. Леонов написал по моей просьбе письмо, где призывал ученых изучать непознанные явления природы. При этом просил, чтобы оно непременно появилось в "хорошей компании академиков".

Первый роман "Барсуки", сделавший имя автору, написан в 24 года. Потом вышел "Вор", действие в обоих романах проходит в Москве... Всю жизнь писал Леонид Максимович тайком роман "Мироздание по Дымкову", прятал рукопись от литературного секретаря. Роман вышел, но событием не стал, на дворе бушевала перестройка и читать между строк никому больше не было охоты.

В конце Большой Никитской сохранилась вереница особнячков. В одном из них, 58, проживал профессор И. Н. Розанов, собравший "розановскую библиотеку" поэзии и песен, 8 тысяч томов, подаренных музею Пушкина на Пречистенке.

Живут на Большой Никитской и сегодня в новых и старых домах москвичи. В особняках разместились посольства. Берут свое банки. Но многие строения ждут инвесторов, чтобы достойно жить в ХXI веке.

Глава девятая

ТВЕРСКАЯ

Дорога в Тверь. - Триумфальные ворота. - Дом

фельдмаршала Захара Чернышева. - "Здесь чудо

барские палаты". - "Львы на воротах".

Английский клуб. - "Русский Гомер". - Любовь

"Графа Льва". - Салон Зинаиды Волконской.

Страстной монастырь и Дмитрий Солунский.

Контора дилижансов. - Булочная Филиппова.

"Елисеевский". - Памятник Пушкину. - Ленин

выступает с балкона. - "Жест революции". - Лев

Каменев в Моссовете. - "Снесем часовенку,

бывало...". - "Вьется улица-змея". - Корпуса А и Б. - Дом СТО и палаты Голицына. - Реконструкция по

Сталину. - Улица Горького и ее новоселы. - Доски на фасадах. Заседание на "Маяковской". - 200 танков идут на Красную площадь. - "Парад" вермахта 1944 года. - Убийство Зинаиды Райх. - Шпион

Пеньковский. - Агент Лукас. - Явочные квартиры. - Как Райкин стал москвичом. - Был ли другой путь у

Тверской?

Вдоль по Питерской,

По Тверской-Ямской,

По Тверской-Ямской

С колокольчиками!

Едет миленький,

Сам на троечке...

Таким путем по Питерской дороге, далее по Тверской-Ямской, мчались ямщицкие тройки, вырываясь на Тверскую, главную магистраль города, круто спускавшуюся с одного из семи легендарных холмов к Кремлю.

Воспетая Тверская не сразу стала первой улицей Москвы. Дорога в Тверь, затем на Новгород, заселялась выходцами из этих великих городов. Они жили в слободах, строили вдоль нее дома, кузницы, лавки, церкви.

Каменные боярские палаты постепенно вытесняли слободские строения. В XVII веке улица заняла главенствующее положение в первопрестольной. Как гласила пословица: "Город Тверь - в Москву дверь". Через нее открылась и дорога в Санкт-Петербург, молодую столицу империи.

По ней следовали на Посольский двор высокие иностранные гости. Торжественный въезд императоров на коронацию, парады войск по случаю побед на суше и на море - все это происходило по Тверской, украшавшейся по этому поводу коврами, картинами. И триумфальными арками. На месте сломанных крепостных Тверских ворот для встречи Петра I в 1722 году возвели арку "к прославлению богоданного мира и достодолжной похвале монарха".

Спустя век здесь же архитектор Осип Бове воздвиг колоннаду с колесницей Славы. Триумфальная арка стала памятником победы в Отечественной войне 1812 года. Большевики ее разобрали, но через тридцать лет восстановили у Поклонной горы.

Положение Тверской как главной улицы закрепилось в конце XVIII века строительством дома фельдмаршала Захара Григорьевича Чернышева. Его бабушка отличилась в разгульных "всесушутейших и всепьянейших соборах" царя Петра, выступала в шумных попойках в роли "князь-игуменьи". Ее дочь, Евдокию, звали Авдотьей-бой-бабой. До замужества она была любовницей Петра Алексеевича. Когда молодая выходила замуж, император подарил новобрачной четыре тысячи душ крепостных, каждому из восьмерых ее детей оказывал царскую милость. Сын "бой-бабы", Захар Чернышев, слыл богатым помещиком и храбрейшим полководцем. Его корпус в сентябре 1760 года захватил и удерживал три дня Берлин, опозорив Фридриха Великого. В чине генерал-фельдмаршала Захар Григорьевич "сел на Москву" в 1782 году. Тогда и возвел для него великолепный дворец великий Матвей Казаков в стиле классицизма. Из дерева!

Путеводитель 1831 года не пожалел эпитетов, описывая это чудное творение: "Прекраснейшее здание о четырех этажах есть одно из огромнейших на Тверской улице. Это был дом генерал-фельдмаршала графа Захара Григорьевича Чернышева. Казна купила его в 1784 году, и с тех пор оный назначен для жительства московских главнокомандующих. Он заслуживает внимания прекрасной своею архитектурою, нечто величественное видно во всех частях оного; у главных наружных дверей стоят на пьедесталах колоссальные фигуры хорошей работы, прославляющие баснословные божества... Перед домом генерал-губернатора находится порядочная квадратныя площадь".

Всего два года исполнял фельдмаршал гражданскую должность, занимаясь ремонтом Арсенала и Каменного моста, строительством Мытищинского водопровода, Сената в Кремле, Бутырского тюремного замка, известной Бутырки, чей проект исполнил все тот же неутомимый Матвей Казаков.

Он же на Тверской, 20, возвел дворец для московского гражданского губернатора. С тех пор на улице жили и работали "главноначальствующие" до февраля 1917 года.

Однако и после появления этих зданий Тверская не приобрела до конца столичный вид.

...Здесь чудо - барские палаты

С гербом, где венчан знатный род.

Вблизи на курьих ножках хаты

И с огурцами огород.

Такая картина послепожарной Тверской представилась Петру Вяземскому. Контрасты улицы бросились в глаза Виссариону Белинскому, приехавшему из провинциальной Пензы учиться в Московском университете. Он удивлялся, что подле великолепного модного магазина лепилась крохотная табачная лавочка или грязная харчевня и такого же вида пивная.

"Въезжая в первый раз в Москву, наш петербуржец въедет в новый для него мир, - писал Белинский в 1845 году. - Тщетно будет он искать главной или лучшей московской улицы, которую мог бы он сравнить с Невским проспектом. Ему покажут Тверскую улицу, - и он с изумлением увидит себя посреди кривой и узкой, по горе тянущейся улицы, с небольшой площадкой с одной стороны, - улицы, на которой самый огромный и самый красивый дом считался бы в Петербурге весьма скромным со стороны огромности и изящества домом..."

Но и тогда здесь помещались почти все московские гостиницы, шесть из семи, где обычно останавливался Пушкин. Шестнадцать раз после окончания лицея приезжал поэт в родной город, вдохновивший его в VII главе "Евгения Онегина" описать въезд по Тверской:

Прощай, свидетель падшей славы,

Петровский замок. Ну! не стой,

Пошел! Уже столпы, заставы

Белеют; вот уж по Тверской

Возок несется чрез ухабы.

Мелькают мимо будки, бабы,

Мальчишки, лавки, фонари,

Дворцы, сады, монастыри,

Бухарцы, сани, огороды,

Купцы, лачужки, мужики,

Бульвары, башни, казаки,

Аптеки, магазины моды,

Балконы, львы на воротах

И стаи галок на крестах.

Белокаменных львов поэт увидел на воротах дворца (Тверская, 21), где с 1831 года помещался Английский клуб, устроенный на английский манер. Его устав списан был с уставов аристократических британских мужских клубов. В нем не давали балов и маскарадов, не устраивали концертов. 400 членов корпоративного сообщества проводили в нем время в ресторане, гостиных, читальном зале, куда поступали свежие газеты из Европы.

В палате Английского клоба

(Народных заседаний проба),

Безмолвно в душу погружен,

О кашах пренья слышит он.

Такой иронический пассаж сохранился в черновых вариантах "Евгения Онегина", написанного автором-членом Английского клуба. При всем при том Александр Сергеевич часто бывал в клубе, членами которого состояли его отец и дядя Василий Львович Пушкин, друзья Вяземский, Нащокин, Соболевский, Погодин...

"Английского клоба верным сыном до гроба" числился Фамусов. В "Горе от ума" о клубе идет речь в диалоге Репетилова и Чацкого:

Ч а ц к и й. Чай в клубе?

Р е п е т и л о в. ...В Английском!..

У нас есть общество, и тайные собранья

По четвергам. Секретнейший Союз.

Ч а ц к и й. ...В клубе?

Р е п е т и л о в. Именно... Шумим, братцы, шумим!

Кроме таких, как Репетилов и Фамусов, являлся сюда десятки лет Чаадаев. В комнате, называвшейся "говорильней", после гибели Пушкина опальный философ читал вслух лермонтовское стихотворение "На смерть поэта", за которое автор угодил на Кавказ.

В Английском клубе можно было, не опасаясь агентов тайной полиции, свободно обсуждать злободневные проблемы. Николай I, интересуясь, как относятся к его политике московские дворяне, спрашивал:

- А что об этом говорят в Москве в Английском клубе?

Дом на Тверской построил в конце XVIII века генерал-поручик А. М. Херасков совместно с братом, куратором Московского университета, известным поэтом Михаилом Херасковым. Последнему мы обязаны университетским театром, Благородным пансионом. Современники называли Хераскова "русским Гомером". Первый в отечественной литературе он отважился сочинить две эпические поэмы: "Россияду", о взятии Казани Иваном Грозным, и "Владимир", о принятии христианства на Руси. Никому из русских поэтов до него, ни Кантемиру, ни Ломоносову, ни Сумарокову, не удавалось сочинить по двенадцать песен александрийским стихом в каждой поэме.

Пускай от зависти сердца Зоилов ноют,

Хераскову вреда они не нанесут,

Владимир, Иоанн щитом его покроют

И в храм бессмертья приведут.

Не сбылось пророчество Ивана Дмитриева. Умер Херасков, пережив громкую славу в доме на Тверской в 1807 году. После его смерти хозяином владения стал граф Лев Кириллович Разумовский, перестроивший дом во дворец в стиле классицизма. В обществе Льва Кирилловича за красивую наружность и неравнодушие к дамам звали Граф Лев. Прославился он устраиваемыми праздниками, балами, спектаклями, концертами. И любовью, вспыхнувшей к жене князя Алексея Голицына, отличавшегося расточительными причудами. Князь, получивший за экстравагантность прозвище Редкая вещь, поил кучеров шампанским, зажигал трубки крупными ассигнациями, швырял золотые монеты на мостовую извозчикам, приводя в отчаяние юную жену, которой не особенно дорожил. И с легким сердцем дал развод, когда в нее влюбился Граф Лев. Разумовский женился на красавице и прожил с ней шестнадцать лет "в самой нежной любви и согласии".

Восьмиколонный дорический портик с фронтоном дворца опирается на аркаду цоколя и напоминает фасад старого здания Московского университета. Возможно, у двух этих шедевров один автор - Доменико Жилярди.

После 1812 года улица застраивалась каменными зданиями, где конкуренцию генерал-губернаторской резиденции составлял построенный Матвеем Казаковым дом на Тверской, 14. В первой четверти ХIХ века он связан с именем князей Белосельских-Белозерских и княгини Зинаиды Волконской.

(Носительницу фамилии Белосельских-Белозерских встретил я в семидесятые годы в доме на Пироговке, где она жила с тех пор, как поселилась с мужем, Михаилом Афанасьевичем Булгаковым. С ним встретилась в 1924 году, вернувшись из эмиграции. "Любовь выскочила перед ним, как из-под земли выскакивает убийца в переулке..." Это цитата из "Мастера и Маргариты". Таким образом, Булгаков влюбился, увидев на московской улице петербургскую молодую даму, пережившую бурю революции и гражданской войны в Константинополе-Стамбуле, Европе. Так все у них славно началось, вместе они пережили триумф "Дней Турбиных" в Художественном театре, первый ночной обыск...

Как спустя восемь лет расстались?

- Ах, оставьте, - ответила Любовь Евгеньевна Белосельская-Белозерская. В отводную трубку она слышала по телефону разговор мужа со Сталиным, после чего ему дали желанную работу в Художественном. Ей посвящены повесть "Собачье сердце", роман "Белая гвардия" и пьеса "Кабала святош", она же "Мольер". До конца дней измену мужу не простила, мучалась в одиночестве. Наши беседы слушала кошка, прародительница Кота Бегемота, единственное живое существо, обитавшее вольготно в запущенной квартире...)

Княгиня Зинаида Волконская жила на Тверской в доме мачехи, княгини Белосельской-Белозерской.

Среди рассеянной Москвы,

При толках виста и бостона,

При бальном лепете молвы

Ты любишь игры Апполона.

Царица муз и красоты,

Рукою нежной держишь ты

Волшебный скипетр вдохновений,

И над задумчивым челом,

Двойным увенчанным венком,

И вьется и пылает гений.

Природа наградила княгиню, по словам того, кто ее слышал, "несравненным, чудным голосом - полным и звучным контральто". Она исполнила при первой встрече с Пушкиным эллегию на его слова:

Погасло дневное светило;

На море синее вечерний пал туман.

Шуми, шуми, послушное ветрило,

Волнуйся подо мной, угрюмый океан.

Зинаида Волконская блестяще играла на сцене, ей аплодировал Россини, она писала стихи и прозу по-французски, изучала русский фольклор и историю, сочинила повесть о жизни первобытных славянских народов, за что в Москве избрали ее почетным членом Общества истории и древностей российских.

В этом доме 26 декабря 1826 играли музыканты, пели арии итальянские певцы, допоздна не смолкала музыка... В гостиной собралось много приглашенных, из которых мало кто знал, что этот праздник хозяйка устроила в честь родственницы Марии Волконской, в девичестве - Раевской. Она уезжала в добровольную ссылку в Сибирь, к мужу-декабристу. То был поступок, взволновавший многие сердца. Николай Некрасов в поэме "Русские женщины" словами Марии Волконской описывает незабываемый вечер на Тверской:

Певцов-итальянцев тут слышала я,

Что были тогда знамениты,

Отца моего сослуживцы, друзья

Тут были печалью убиты.

Тут были родные ушедших туда,

Куда я сама торопилась.

Писателей группа, любимых тогда,

Со мной дружелюбно простилась:

Тут были Одоевский, Вяземский; был

Поэт вдохновенный и милый,

Поклонник кузины, что рано почил,

Безвременно взятый могилой,

И Пушкин тут был....

Марию он знал девочкой, познакомившись в южной ссылке с семейством генерала Раевского, тремя дочерьми и братом. Спустя годы после проводов на Тверской, поэт вспомнил Марию, как "призрак милый, роковой". Услышав печальную песню грузинской красавицы, он попросил не петь при нем, потому что:

Увы! напоминают мне

Твои жестокие напевы

И степь, и ночь - и при луне

Черты далекой, бедной девы!

Салон на Тверской играл роль культурного центра Москвы: "Там стены пели, там мысли, чувства, разговоры, движения - все было пение", - так вспоминал о доме княгини Петр Вяземский. Но из этих поющих стен княгиня предпочла уехать в Италию, где дышалось ей свободнее.

...Галок увидел автор "Евгения Онегина" на крестах Страстного монастыря, где сейчас на вершине Тверского холма установлен памятник Пушкину. Колокольни, куполов церквей больше нет. То была женская обитель, основанная в 1654 году Алексеем Михайловичем во имя Страстной иконы Божьей Матери. На этой иконе написаны были ангелы с орудиями "страстей", которыми пытали Христа. Икона считалась чудотворной. Кроме нее хранились в монастыре две другие иконы, не сгоревшие в пожаре 1778 года: Боголюбской Богоматери и Ивана Воина.

(Иван Воин - начальник отряда византийского императора Юлиана Отступника. Отправленный в экспедицию против христиан, он не стал их карать, оказывал всяческие благодеяния. Узнав об этом, император подверг бывшего военачальника пыткам и приказал бросить в темницу, чтобы предать казни. Внезапная смерть императора вернула Ивану Воину свободу и честь. Ему молятся о защите от обидчиков и отыскании украденного.)

Пятиглавый собор с приделом Нила Столбенского построили в середине XVII века. (Этот святой родился в новгородской земле, постригся в монахи, прославился деяниями на Столбенском острове озера Селигер, умер в 1555 году.)

То был двухэтажный храм. Вверху помещалась Страстная икона. На нижнем этаже находилась церковь Архистратига Михаила с двумя приделами - Николая Чудотворца и Великомученицы Анастасии. В храме хранилась часть ее мощей.

(По преданиям, Анастасия жила при императоре Диоклетиане, стяжала имя Узорешительницы за то, что освобождала несчастных от уз. Отец выдал ее замуж за язычника. Притворившись больной, святая не жила с ним, под видом нищенки ходила по тюрьмам, кормила, исцеляла и выкупала христиан. После смерти мужа раздавала богатство бедным. Ни уморить голодом, ни утопить Анастасию палачам не удалось. После мучений и пыток ее крестообразно растянули над костром и сожгли. Но и тогда тело ее не сгорело.)

Славился Страстной монастырь хором и рукодельем монашек.

Архитектор Михаил Быковский, ученик и помощник Доменико Жилярди, построил в середине ХIХ века колокольню Страстного монастыря. На втором ее ярусе помещалась церковь Алексея Человека Божьего. (Под этим именем в историю христианства вошел знатный римлянин, умерший в 411 году. Уверовав во Христа, он ушел из семьи и вернулся в Рим в образе нищего, где жил неузнанным у ворот дома родителей. Они узнали о сыне после смерти Алексея, прочитав хранившееся на его груди жизнеописание.)

При трапезной была церковь Антония и Феодосия Печерских. (Антоний Печерский, монах, постриженный в Афоне в 983 году, поселился в пещере Киево-Печерской лавры, выкопанной Илларионом, будущим митрополитом. Феодосий Печерский пришел в 23 года в Киев, учился в Курске, стал игуменом, писал молитвы, поучения, послания. Оба причислены к лику святых.)

Напротив монастыря на углу Тверской стояла церковь Дмитрия Солунского. (Солун, Салоники, место рождения Кирилла и Мефодия, город в нынешней Турции. Дмитрий, воевода Солунский, святой великомученик, пострадал за веру при императоре Диоклетиане. Его пронзили копьями в тюрьме. В старинных русских стихах воспевается как помощник воинов в борьбе с Мамаем. О нем поминает Нестор в летописи, рассказывая о взятии Олегом Константинополя. Русские князья именем Дмитрия часто называли первенцев.

Главный престол в честь Троицы, придел - в честь Дмитрия Солунского, по имени его назывался храм. Память о святом праздуется 26 октября. Суббота перед этим днем называется "родительской" и "дедовской", в день своего ангела Дмитрий Донской повелел поминать всех погибших в Куликовской битве.)

Искусствоведы особо ценили шатровую колокольню, "одну из очень редких по форме", предтечи многих подобных, более поздних. Она была древнее самой церкви.

И этот храм славился церковным хором. Своим исполнением певцы вызывали взрывы аплодисментов и крики одобрения прихожан, забывавших, что они находятся не в концертном зале. В пушкинские времена к Дмитрию Солунскому устремлялись кареты вельмож. Эта церковь в Москве играла такую же роль, какую в Париже играет церковь Мадлен, притягивающая в часы службы самых знатных и богатых.

В лучшей гостинице Шевалдышева на Тверской, 12, открылась в 1820 году контора дилижансов. Отсюда большие крытые экипажи, где ехали сидя, отправлялись в Санкт-Петербург, в дорогу, длившуюся двое суток. Гостиница помещалась в доме, которым прежде владел граф Петр Семенович Салтыков, военный генерал-губернатор Москвы. Его усадьба простиралась от Тверской до Дмитровки. (О нем в следующей главе). Некогда прекрасный графский дворец испорчен переделками. В советские годы его надстроили двумя этажами, выкрасили фасад черной краской, придав черты конструктивизма. Жуть! Я верю, вернут дворцу утраченный образ.

И на главной улице, как везде, строились быстро доходные дома, надстраивались двухэтажные особняки. В том, что вырос в 1911 году на Тверской, 10, славилась кофейня, куда подавали из пекарни в доме с пылу, с жару "филипповскую" фирменную выпечку. Калачи и сайки, бублики, пироги с разной начинкой, сушки, пирожные - все это мастерски производили в пекарнях Ивана Филиппова, любимой поговоркой которого были слова: "И очень просто!" Особенно хорошо выпекал он черный хлеб, завозил для него тамбовскую рожь из-под Козлова.

Однажды генерал-губернатору подали к чаю горячую сайку с ...запеченным тараканом. Вызванный на ковер булочник не растерялся, на глазах изумленного отца города съел злосчастую сайку, уничтожил "вещественное доказательство" и, не моргнув глазом, пояснил:

- Это изюминка-с!

- Врешь, мерзавец! Разве сайки с изюмом бывают? Пошел вон!

И пошел Филиппов в пекарню, бросил в тесто решето изюма на глазах изумленных булочников. С тех пор появились в Москве сайки с изюмом...

Вчера угас еще один из типов,

Москве весьма известных и знакомых,

Тьмутараканский князь Иван Филиппов,

И в трауре оставил насекомых.

Так отозвался эпиграммой на смерть булочника острослов поэт Шумахер. Сын Филиппова перестроил усадебный дом в доходный, нарастил этажи, открыл гостиницу и ресторан. У этого дома в сентябре 1905 года булочники вступили в схватку с полицией и казаками. Под рукой у забастовавших оказалось много кирпича, заготовленного для надстройки здания. Камни полетели в казаков... Все закончилось стрельбой, ранеными. Ленин с радостью откликнулся на это событие двумя статьями в газете, назвав схватку рабочих с войсками "Бойней на Тверской".

Другой известный предприниматель, Григорий Елисеев, перестроил в 1901 году дворец Матвея Казакова, бывший салон Волконской, в роскошный магазин, с тех пор называемый "Елисеевским". В погребах хранились выдержанные заморские вина, привезенные на собственных кораблях фирмы в первой половине ХIХ века с Мадейры, стран Средиземноморья. За выставку французских вин в Париже Григорий Елисеев удостоился ордена "Почетного легиона".

Каким был его "храм Бахуса", заполненный пирамидами кокосовых орехов, пудовыми кистями бананов, отливающими перламутром рыбами и батареями винных бутылок, - классически описал Владимир Гиляровский в прозе. Безымянный поэт оставил нам эпическую картину в стихах:

А на Тверской в дворце роскошном Елисеев

Привлек толпы несметные народа

Блестящей выставкой колбас, печений, лакомств...

Ряды окороков, копченых и вареных,

Индейки, фаршированные гуси,

Колбасы с чесноком, с фисташками и перцем,

Сыры всех возрастов - и честер, и швейцарский,

И жидкий бри, и пармезан гранитный.

Приказчик Алексей Ильич старается у фруктов,

Уложенных душистой пирамидой,

Наполнивших корзины в пестрых лентах...

Здесь все - от кальвиля французского с грибами

До ананасов и невиданных японских вишен.

Над магазином открылась гостиница, в ней останавливался Максим Горький. Здесь, продолжая традиции салона Зинаиды Волконской, собирался литературно-художественный кружок. В концертах кружка пели Федор Шаляпин и Леонид Собинов.

Еще одна гостиница и магазины занимали построенный в конце ХIХ века "Тверской пассаж". В нем на Тверской, 5, позднее оборудовали театральный зал. По проекту академика архитектуры Александра Иванова в 1903 году Варваринское акционерное общество домовладельцев построило шестиэтажное здание гостиницы "Националь" в стиле модерн. Она теперь начинает строй зданий улицы с нечетной стороны.

ХХ век сказал свое слово в том, что на Тверской, 23, меблированные комнаты появились в компании с кинотеатром "Арс". На Тверской, 18, архитектор А. Э. Эрихсон построил в стиле модерн для крупнейшего русского полиграфиста Ивана Сытина издательский дом, где была его квартира. По этому адресу помещалась редакция популярной газеты "Русское слово", чей тираж достигал полумиллиона. Ее редактировал выдающийся журналист Влас Дорошевич, выступали авторами статей лучшие писатели, яркие публицисты.

Тверская стала первой московской улицей, где установили памятники не царям, а поэту и генералу. Каждый знает монумент, на котором высечены слова: "Слух обо мне пройдет по всей Руси великой..." Его открыли в 1880 году при великом стечении народа, в день рождения поэта, 6 июня. Статую в полный рост на собранные народом рубли создал выдающийся скульптор Александр Опекушин, крестьянский сын. После триумфа ему заказали памятники Александра II и Александра III для Москвы, установленные в Кремле и перед храмом Христа Спасителя. Оба монумента снесли по декрету Ленина.

Сломали в 1918 году конную статую генерала Михаила Скобелева, прославившегося в боях под Плевной и сражении при Шипке в войне за свободу славян. Монумент отлили по модели непрофессионального художника отставного подполковника П. А. Самсонова, победившего на конкурсе. Простояла статуя генерала всего пять лет напротив дома генерал-губернатора. (На ее месте конная статуя основателя города князя Юрия Долгорукого, установленная по случаю 800-летия Москвы.)

В феврале 1917 года дворец генерал-губернатора захватил Московский Совет. Старинное здание превратилось в штаб восстания, завершившегося, после ожесточенных боев и обстрела Кремля, захватом власти большевиками. В гостинице "Дрезден" напротив, опустевшие номера заняли МК партии и редакции партийных газет большевиков.

Гостиницу "Националь" победители объявили 1-м Домом Советов, в ее номерах поселились многие партийцы, вышедшие из подполья, вернувшиеся из эмиграции, не имевшие в Москве квартир. В 107-м номере-люкс после переезда правительства из Петрограда жил Ленин, пока шел ремонт квартиры в Кремле.

На Тверскую вождь приезжал много раз в Московский Совет, экстренно появлялся в дни кульминаций революции. Так, после подавления мятежа левых эсеров 6 июля 1918 года посетил ночью редакции "Правды" и "Известий", они заняли помещения закрытого "Русского слова". Несколько раз выступал Ильич с балкона Моссовета во время демонстраций и митингов. Произнес речь с этой трибуны после убийства Карла Либкнехта и Розы Люксембург, оно ознаменовало поражение Советов в Германии, крах мечтаний о мировой революции по Ленину.

Приезжал однажды вождь в "Центропечать" (бывшую гостиницу Шевалдышева), где наговорил на грампластинки пять речей, этому средству пропаганды он придавал большое значение.

Тверская после 1917 года обнищала и обезлюдела. Гостиница "Люкс" в доме, где была булочная Филиппова, стала общежитием "Коммунистического Интернационала". В ней поселились лидеры коммунистических партий, ставших под знамена созданного Лениным III Интернационала. Среди постояльцев пребывал Рихард Зорге, германский коммунист, прославившийся как разведчик Красной Армии в Японии. Советский Союз не пытался его спасти, фактически отрекся от ставшего бесполезным агента. Его казнили японцы в день Октябрьской революции в 1944 году. Жену Рихарда, москвичку Екатерину, сгноили в лагере.

Закрылись на Тверской все магазины, рестораны и гостиницы... Случалось и тогда удивительное. В "Арсе" девочка Наталья Сац создала первый в мире профессиональный казенный детский театр. То был, как выразилась Ирина Антонова, "жест революции", стремившейся предстать в глазах мира просвещенной и гуманной, открытой всему новому. (Отсидев долгий срок в сталинских лагерях, Наталья Ильинична Сац не утратила пыла юности и создала первый в мире детский оперный театр в Москве. Она пыталась мне помочь издать первый детский путеводитель по Москве, написала в поддержку умное письмо в "Детскую литературу", где до сих пор думают, нужна ли такая книга...)

За год после революции сменилось три председателя Московского Совета, роль которых играли второстепенные фигуры. С конца 1918 года Ленин выдвинул на этот пост известного нам Льва Каменева, пребывавшего хозяином Тверской, 13, восемь лет. При нем Москва пережила катастрофу: разруху, голод, холод, эпидемии, террор, массовую эмиграцию. Он осуществил муниципализацию домов, великое переселение обитателей окраин, жителей бараков, подвалов - в центр Москвы. В результате этого социального переворота появились коммунальные квартиры, куда, как в западню, попали миллионы москвичей. Многие, по всей видимости, будут жить в них долго. Спустя месяц после вступления в должность Каменев утвердил "Положение о концентрационном трудовом лагере". Его создали на Покровке. При Каменеве начался процесс отчуждения Лубянки под застенки ВЧК, куда в годы "большого террора" попал бывший глава Моссо-вета...

В пятую годовщину революции снесли часовню Александра Невского, стоявшую у истока Тверской, наискосок от "Националя". То была пирамида под крестом, установленная в честь погибших в русско-турецкой войне воинов. Ломка часовни положила начало невиданному в истории уничтожению храмов в Москве и по всему Советскому Союзу. Придворный поэт Кремля Демьян Бедный имел ввиду часовню Александра Невского, когда в годы тотального разрушения церквей вспоминал:

Снесем часовенку, бывало,

По всей Москве: ду-ду, ду-ду!

Пророчат бабушки беду.

Теперь мы сносим - горя мало,

Какой собор на череду.

Жителем Тверской два года до 24 мая 1924 года был молодой пролетарский писатель Михаил Шолохов, отсудивший комнату в уплотненной им по ордеру квартире дома на углу с Георгиевскоим переулком, где служил в домоуправлении и писал "Донские рассказы".

Напротив, по другую сторону улицы, в бывшем "Тверском пассаже", в коммунальной квартиры, жила красавица Эмма Владимировна Цессарская, возлюбленная автора "Донских рассказов" и романа "Тихий Дон". Спустя несколько лет именно она блестяще сыграла роль Аксиньи в немом кинофильме "Тихий Дон". Шолохов не бросил ее в беде, когда после ареста мужа, Эмме закрыли путь к экрану, помог актрисе вернуться на сьемочную площадку, где она играла много лет.

В юбилейном 1927 году на месте Благородного пансиона, где учился Михаил Лермонтов, построили по проекту инженера Ивана Рерберга здание Центрального телеграфа. В годы новой экономической политики Тверская снова запестрела рекламой, засияла окнами витрин магазинов, ресторанов, открылись двери гостиниц, казалось, все вернулось на круги своя после "военного коммунизма".

Вьется улица-змея,

Дома вдоль змеи.

Улица - моя. Дома - мои.

Окна разинув,

Стоят магазины.

В окнах продукты:

Вина, фрукты...

Пыль взбили шиной губатой

В моем автомобиле мои депутаты.

В красное здание на заседание.

Сидите, не совейте

В моем Моссовете.

Розовые лица, револьвер желт.

Моя милиция меня бережет.

Эта картина Тверской 1927 года написана ликующим Владимиром Маяковским в поэме "Хорошо!". Несколько лет она еще оставалась почти такой, какой была до революции. Но участь улицы была предрешена. Доставшийся большевикам в наследство великий и прекрасный город, которым восхищались иностранцы, представлялся им "купеческой Москвой", не достойной быть столицей СССР.

"Стихийно развивавшаяся на протяжении многих веков Москва отражала даже в лучшие годы своего развития характер варварского российского капитализма. Узкие и кривые улицы, изрезанность кварталов множеством переулков и тупиков, низкая этажность... требуют коренного и планомерного переустройства". Это цитата из преамбулы Генплана 1935 года, получившего титул сталинского.

Сталиным была поставлена политическая задача - превратить Москву в "образцовую столицу социалистической Родины". Она решалась путем "реконструкции", "коренной перепланировки", "решительного упорядочивания". Теорию начали претворять с Тверской. Во дворах, применяя методы "скоростного строительства", предложенные архитектором Аркадием Мордвиновым, возвели два корпуса, обозначавшиеся буквами А и Б. Это нынешние дома на Тверской, 4 и 6, по 312 квартир в каждом. Они поднялись за 11 месяцев позади взорванных в один миг четырнадцати фасадных строений XVIII-ХIХ веков. Пощадили на четной стороне единственное здание Саввиновского подворья, которое передвинули в глубь квартала. Здание гостиницы "Дрезден" частично сломали, частично встроили в корпус Б...

Глухим торцом к Тверской в 1935 году встало десятиэтажное здание Совета Труда и Обороны, построенное по проекту Аркадия Лангмана. Оно не раз меняло название: Совет Народных Комиссаров СССР - Совет Министров СССР Госплан СССР. Теперь здесь заседает Государственная Дума.

Чтобы разместить столь крупное здание, снесли палаты Василия Голицына, фаворита царевны Софьи. По описанию видевшего дворец французского посла де Невилля : "Дом Голицына - один из великолепнейших в Европе". Его покрывала горевшая огнем на солнце медная крыша. Были проекты вернуть былой блеск княжеским хоромам, которые могли бы стать магнитом миллионов туристов. Но ими не воспользовались. О голицынском дворце дают представление чудом сохранившиеся во дворе Думы дома палаты XVI-XVII века боярина Троекурова, напоминающие в плане букву Г. Третий этаж палат появился в конце XVII века в стиле нарышкинского барокко.

Рушились строения и на другой стороне Тверской, где возводились столь же высокие и протяженные корпуса В и Г. Они уравновешивали своих собратьев, корпуса А и Б... Тогда же дворец Матвея Казакова, резиденцию Моссовета, передвинули на 13 с лишним метров. На расширенной до 40 метров и спрямленной улице поднялись многоэтажные здания в стиле социалистического реализма. Лидером стиля выступал Аркадий Мордвинов. По проекту бывшего тогда в фаворе любимца Сталина построили пять зданий, у которых номера - 4, 6, 8, 15, 17...

"Освобождаясь от ветоши капиталистического наследия, растет и расцветает новая Москва - красная столица Советской страны, где бьется горячее сердце мировой революции, несущее освобождение всему угнетенному человечеству", - писали в эйфории московские большевики вождю, демонстрируя миру новую Москву, где не осталось Страстного монастыря, Дмитрия Солунского, старой Тверской...

До революции на ней насчитывалось 74 домовладения. Она тянулась от Иверских ворот на 1175 метров, шириной 19, 3 метра. Сломали сказочные ворота и все здания до Охотного ряда. Не пожалели гостиницу "Лоскутную", одну из лучших, названную так потому, что находилась в Лоскутном переулке. В ней останавливался Федор Достоевский, многие знаменитости. (После революции ее захватили моряки Павла Дыбенко и Федора Раскольникова, переименовав в "Красный флот")

С планов города исчез не только Лоскутный переулок, но и густо застроенный Лоскутный тупик, Обжорный переулок, Моисеевская площадь. На этих проездах со средневековыми названиями высились капитальные пяти-шестиэтажные здания ХIХ-ХХ века. До варварского сноса гостиница "Националь" значилась на Тверской, 11, после "реконструкции" оказалась первой.

В таком же духе улицу перестраивали в послевоенные годы. Два новых дома на Тверской, 9 и 11, облицевали красным финляндским камнем. Как рассказывал мне архитектор Виктор Андреев, заслуживший Сталинскую премию за второй из них, этот камень заготовили интенданты вермахта для монумента, который Гитлер, считавший себя архитектором, намеревался установить на Красной площади по случаю взятия Москвы. Этим камнем облицевали сквер у памятника Пушкину. Его перенесли с Тверского бульвара на другую сторону площади, где был монастырь.

В новых домах получали квартиры не прежние обитатели Тверской, ставшие жителями коммуналок. В корпуса А, Б, и им подобные въехала номенклатура, выдвиженцы Сталина, директора заводов и фабрик, генералы и академики, писатели-орденоносцы и народные артисты, получившие признание при новой власти, ей обязанные. Жить на улице Горького значило быть приближенным к Кремлю, где находились квартиры вождя и его соратников, членов Политбюро.

В новых домах справили новоселье люди, творившие культ Сталина, миф о стране социализме.

От Москвы до самых до окраин,

С южных гор до северных морей

Человек проходит как хозяин

Необъятной Родины своей.

Образ этого человека представал на холстах Дейнеки и Лактионова. Песни Захарова о счастливой жизни на селе без устали исполнял по радио руководимый им хор русской песни имени Пятницкого. Твардовский, автор "Василия Теркина", славил не только русского солдата, но и колхозы. Исаковский сотворил "Катюшу" и стихи о вожде. Фадеев написал роман "Молодая гвардия", он же отправлял в лагеря братьев-писателей. Симонов сочинил самое популярное стихотворение времен войны "Жди меня" и шесть раз! удостоивался звания лауреата Сталинской премии за пропаганду идей коммунизма.

Широка страна моя родная,

Много в ней лесов, полей и рек!

Я другой такой страны не знаю,

Где так вольно дышит человек.

Процитированные два четверостишия - из самой поплулярной песни предвоенных лет Лебедева-Кумача. Надо ли говорить, как вольно дышалось тогда на ветру, продувавшем страну с высоты московского холма, где возвышалась Лубянка?

Все названные мною творцы, как и автор гимна СССР Михалков, удостоились чести стать жителями улицы Горького.

Над бывшим "Елисеевским" магазином получил в 1935 году квартиру писатель Николай Островский, поднятый на щит советской пропагандой. Ослепнув, будучи парализованным, не утративший воли к жизни большевик продиктовал жене роман "Как закалялась сталь" о молодом рабочем, яростно боровшемся за советскую власть, ради которой пожертвовал любовью и здоровьем. Роман о поколении, поверившем в утопию коммунизма. Здесь смертельно больной писатель прожил год, став примером мужества, стойкости для миллионов инвалидов. В его бывшей квартире - музей.

Фасады домов бывшей улицы Горького увешаны мемориальными досками с именами академиков, конструкторов, военачальников, артистов, лауреатов Ленинских и Сталинских премий, Героев Советского Союза и Героев Социалистического Труда. О многих из них забудут, но потомки будут помнить певца Сергея Лемешева, кинозвезду Любовь Орлову, адмирала Николая Кузнецова, наркома военно-морского флота в годы войны. Она не застала флоты врасплох, моряки с первых дней Отечественной войны побеждали. При жизни Кузнецов дважды удостаивался высшего звания - адмирала флота СССР. И дважды по наветам понижался в должности. Третий раз присвоили ему это звание посмертно. Адмиралу, придет время, установят памятник в Москве, как маршалу Жукову.

Улица Горького стала визитной карточкой советской Москвы, "столицы мирового пролетариата", "страны победившего социализма". Нигде в городе больше нет фасадов, оснащенных таким количеством колонн, пилонов, фризов, карнизов, лепнины, скульптуры. Архитектура зданий в стиле социалистического реализма выражала идеологию коммунизма. В таких домах должны были жить в "светлом будущем" все советские люди, обитавшие в коммунальных квартирах, подвалах и бараках.

Сегодня не укладывается в сознании, что при жизни Максима Горького, возведенного Сталиным в ранг "великого пролетарского писателя", Тверскую и 1-ю Тверскую-Ямскую назвали его литературным псевдонимом... Ошеломленный в связи с этим Михаил Пришвин записал в дневнике 1932 года: "Увидал своими глазами на Тверской, что она не Тверская, а Горькая... Все кругом острят, что памятник Пушкину есть имени Горького..."

Жил на улице Горького председатель исполкома Московского Совета в годы войны Василий Пронин, бывший стрелочник Московской окружной железной дороги и токарь фабрики "Свобода". До смерти, отвечая на мои вопросы, скрывал причину паники, охватившей Москву 16 октября 41 года, когда спешно ночью началась массовая эвакуация. Быть может, и не знал ее. А причина состояла в том, что накануне в Кремле принято было решение об эвакуации иностранных миссий и правительства. Последний пункт документа гласил: "т. Сталин эвакуируется завтра или позднее, смотря по обстановке". Не дожидаясь этого, параллельно с организованным отъездом начался стихийный исход, приостановленный все тем же диктатором, не уехавшим из осажденного города.

На Тверской, 6, жил бывший командующий Московским военным округом генерал Павел Артемьев. Приняв меня дома в 25-ю годовщину Московской битвы, он рассказал, как неожиданно во время доклада в Кремле Сталин приказал ему провести военный парад 7 ноября на Красной площади, пообещав 200 танков. О тайной операции не знали маршировавшие под музыку по набережным, укрываясь под мостами во время дневных налетов, бойцы и командиры.

Никто почти не знал о параде до вечера 6 ноября, когда на Тверской, под землей, на станции метро "Маяковская" состоялось традиционное торжественное заседание, посвященное очередной годовщине революции. Рано утром под стенами Кремля собрались оповещенные ночью люди, которым предстояло увидеть феноменальный парад войск Красной Армии, оборонявшей Москву на ближних подступах к городу.

Сталин сдержал обещание: рано утром по улице Горького к Красной площади прогрохотала колонна танков. 200 новых боевых машин. После парада они ушли, как и демонстранты, на фронт.

Спустя три года, 17 июля, от Белорусского вокзала по улице Горького до Садовового кольца прошел под конвоем "парад" 60 тысяч безоружных солдат и офицеров вермахта. Во главе колонны шел, понурив голову, фельдмаршал Фридрих фон Паулюс, плененный под Сталинградом.

В арке на Тверской, 9, виден дом, где жил режиссер Всеволод Мейерхольд с Зинаидой Райх, ведущей актрисой его театра, первой женой Сергея Есенина, матерью сына и дочери поэта. Они росли здесь. Судьба режиссера известна. Зинаиду Райх зверски убили в квартире и поселили в ней ничего не знавших об этой трагедии молодоженов-грузин, сотрудников НКВД. Поженил начинающих чекистов гулявший на их свадьбе нарком Лаврентий Берия, выдав таким образом замуж одну из своих любовниц по имени Вардо. При Сталине ей пришлось отсидеть в тюрьме год, еще два года - после падения Берии. Квартира хлебнувшей горя Вардо много лет использовалась как явочная. Только когда по ТВ прошел сюжет о злосчастной квартире, КГБ подобрал бывшему агенту другую жилплощадь.

Облицованный каменной красной шубой дом с круглым залом на крыше сооружался на Тверской, 11, Виктором Андреевым для "Моспроекта", чтобы ему быть поближе к Моссовету. Но вместо архитекторов в новое здание въехали чиновники от науки. Сюда на службу в гражданском ходил полковник военной разведки - Главного разведывательного управления - Олег Владимирович Пеньковский. В этом доме, кабинетах высокопоставленных начальников и друзей в военных учреждениях ему удалось за полтора года сделать 5 тысяч 500 кадров со сверхсекретных чертежей и документов. Эта информация помогла президенту США Кеннеди раскрыть тайный замысел Хрущева - установить боевые ракеты на Кубе. Западные спецслужбы Пеньковского считают крупнейшим агентом времен холодной войны, работавшим на две разведки, англичан и американцев. В 1963 году полковника, собиравшегося бежать за границу, арестовали, судили показательным судом и расстреляли.

На Тверской, 17, (рядом с магазином "Армения") поселился после войны вернувшийся из долгой эмиграции в США скульптор Сергей Коненков. В молодости, как мы знаем, стрелявший на баррикадах Арбата. Мастерскую и квартиру в столь престижном месте получил ваятель не только за заслуги перед революцией 1905 года и яркий талант. На антресолях его квартиры видел я худенькую молчаливую старушку, Маргариту Ивановну Коненкову, подолгу взиравшую с высоты на расхаживавших среди изваяний посетителей музея-мастерской.

Некогда красавица, дочь царского генерала, вышла (вопреки его воле) замуж за пятидесятилетнего действительного статского советника академика Сергея Тимофеевича Коненкова. Скульптор был намного старше жены. Ее образ предстает в статуе девушки "Магнолии", вырезанной в рост из дерева магнолии. И в портрете женщины в простом платочке - тоже она, Маргарита Ивано-вна.

Она же, тайный агент Лубянки, носила кличку Лукас, по-видимому, неизвестную мужу. И Альберту Эйнштейну, чей образ также представлен в музее на Тверской, 17. "Огромная грива волос. Негаснущий костер мыслительной работы в близоруких глазах. Чувство юмора никогда не покидало его", - так описывает художник гениального физика и своего друга. Коненков создавал бюст Эйнштейна, а его жена обнимала голову с огромной гривой волос и близорукими глазами. Было над чем смеяться юмористу. В доме любовника Маргарита Ивановна - Лукас по заданию Лубянки встречалась с отцом американской водородной бомбы Робертом Оппенгеймером, атомщиками, стремясь разведать ядерные секреты США.

В Москве разведчице вручили орден за тайные заслуги, о чем разгласил бывший начальник агента Лукаса генерал Павел Судоплатов. Памятником давней тайной связи остались девять любовных писем творца теории относительности Маргарите Коненковой, выставленные на продажу в 1998 году на аукционе "Сотби". В одном из них сказано: "Если это письмо дойдет, знай, что я тебя приветствую и целую. И пусть будет проклят тот, кто перехватит его".

Какие задачи выполняла Маргарита Ивановна, живя на Тверской? Можно предположить, квартира и мастерская, где бывали многие поклонники таланта Коненкова, сослужила верную службу Лубянке.

Важные явочные квартиры чекистов располагались на Горького, 41, где магазин "Динамо". (Ныне 1-я Тверская-Ямская.) В этом доме ордер на жилплощадь получил Павел Судоплатов, руководивший из Москвы операцией по убийству в Мексике Льва Троцкого. "Этажом выше была квартира Меркулова, первого заместителя Берии, который спускался ко мне, если надо было обсудить что-нибудь срочное. Обе наши квартиры, - пишет Павел Судоплатов, игравший первые роли на Лубянке до тех пор, пока не попал сам в родную тюрьму, - использовались также как явочные для встреч с иностранными дипломатами." Кто из дипломатов-разведчиков побывал по этому адресу, быть может, узнают наши потомки.

Брал я интервью у жителя Тверской - Аркадия Райкина. Меня интересовало, как он и его театр перебрались в Москву из Ленинграда. Оказалось, летом 1941 года ленинградскй театр миниатюр гастролировал в Днепропетровке, где руководил областью секретарь обкома партии молодой и красивый Леонид Ильич Брежнев. Он провожал артистов домой на следующй день после обьявления войны. Встречались они на "Малой земле", где выступал Аркадий Исаакович. Брежнев, как все, обожал артиста Райкина, поэтому, имея такого покровителя, позволял любимец народа столь смелые миниатюры, которые никому другому разыграть не позволили бы. Брежнев санкционировал передислокацию труппы, помог получить квартиру на улице Горького, распорядился, чтобы для Райкина построили театр. Что и было сделано в Марьиной роще.

Помог Брежнев еще раз, когда Райкин похлопотал за лечившую его Джуну. Ей угрожала высылка из Москвы. После телефонного разговора с Брежневым гонимой не только дали квартиру, но и создали лабораторию, куда она три года являлась на эксперименты, зачисленная в штат института АН СССР на должность "старшего научного сотрудника без защиты диссертации".

Тверская после сталинских преобразований долго не менялась, хотя планы обновления разрабатывались. Предполагалось сломать "Тверской пассаж", где выступает Театр имени Ермоловой. Над ним на месте сломанных строений построили стеклянную черную коробку гостиницы "Интурист". Строительство столь мрачной геометрической фигуры, явно неудачно поставленной и грубо исполненной, приостановило, к счастью, дальнейшую "реконструкцию". (Сломана в 2002 году.)

Пред крахом СССР улица Горького утратила былой престиж, многие ее жильцы перебрались в квартиры на Кутузовском проспекте, набережные. В некогда роскошных магазинах витрины зияли пустотой. Даже "Елисеевский" захирел, как вся советская торговля. Качественные продукты "отпускались" с черного хода избранным. Дефицит порождал коррупцию. Директора "Гастронома № 1" Юрия Соколова арестовали и судили за взяточничество, приговорив к высшей мере наказания - расстрелу. Приговор привели в исполнение. Так началась "борьба с привилегиями", закончившаяся развалом страны и немыслимыми прежде привилегиями для недолго поездившего на "Москвиче" в районную поликлинику Бориса Ельцина и тьмы расплодившихся чиновников.

Тверская оказалась единственной улицей, сполна испытавшей "сталинскую реконструкцию", чьи дома взрывались, передвигались и наращивались этажами, меняли фасады. От истока Тверской до Садового кольца осталось несколько зданий, не испытавших в той или иной степени насилия. Даже у Английского клуба обрезали боковые крылья, чтобы расширить проезд.

Глядя на автомобильные пробки на современной сорокаметровой Тверской, возникает вопрос: был ли другой путь у Москвы в ХХ веке? Одна ласточка не делает весны. Так и расширение одной улицы не решило проблему транспорта, как и пробивка Нового Арбата, сопровождавшаяся тотальным уничтожением памятников архитектуры и капитальных зданий. Техника тридцатых годов позволяла строить подземные тоннели и эстакады. Здание правительства можно было разместить не на месте палат Голицына, на Юго-Западе... Старая Москва нуждается в капитальном ремонте, а не реконструкции.

...Пришло время другой архитектуры, других строительных материалов, которыми прежде отечественное зодчество не располагало. Колосс из стекла поднялся напротив Центрального телеграфа, заполнив брешь, образовавшуюся в предвоенные годы. Новые гостиницы, офисы выросли по обеим сторонам Тверской. На месте сломанного "Современника" есть идея построить "Табакерку", театр Олега Табакова. На Тверской хорошо видно, в каком направлении движется московская архитектура, какой стиль вырабатывается в конце ХХ века, принесшего столь много бед замечательной улице.

Глава десятая

ДМИТРОВКА

БОЛЬШАЯ

МАЛАЯ

Василий Долгорукий-Крымский. - Благородное

собрание. - Александр II в Колонном зале. - "Невест обширный полукруг". - Проигрыш Пушкина в карты. - "Демон". - Дом союзов: панихиды и процессы.

Дворянская улица. - Губернатор Петр Салтыков.

Купеческий клуб. - Губернатор Дмитрий Голицын. Литературно-художественный кружок. - Где

выступал Ленин. - Адрес МК партии. - Дом

Селивановского. - Сломанные церкви. - Новоселье

любимцев Сталина. - Училище колонновожатых. - Скорняк Егор Жуков. Где завербовали Зорге.

Ампирные особняки. - Частная Русская опера.

Опера Зимина. - Рождество в Путинках. - Где жил Чехов. - "На выздоровление Лукулла" - Журнал

"Зритель". - Новый адрес Купеческого клуба.

"Учиться, учиться и учиться!" - Куда спешил

Солженицын.

Соседку Тверской Большую Дмитровку не расширяли вдвое, не взрывали, не передвигали на ней дома. Среди других центральных улиц она ничем не выделялась. Фотографы редко ее снимали для открыток. Между тем под № 1 значится дом Российского Благородного собрания. Все знают восхитительный Колонный зал, построенный Матвеем Казаковым в 1784 году в бывшей усадьбе московского генерал-губернатора Василия Долгорукого-Крымского. Подобный титул, как у него, заполучить удавалось немногим. Он начал служить с тринадцати лет солдатом и через двадцать лет получил чин генерала. Крымским стал после блистательной победы: его войска обратили в бегство турок и татар и навсегда отторгли Крым от Турции.

Измлада умудрясь военною наукой,

Усердный Росский сын, прехрабрый Долгорукой,

Екатериной вождь избранный Росских сил

В упорный Крым пришел, увидел, победил.

Не раз этот генерал вдохновлял поэтов воспевать его эпическими стихами за храбрость, благородство, доброту, доступность и справедливость. "Я человек военный, в чернилах не окупан", - говорил он о себе. Не зная законов, циркуляров, постановлений, принимал, однако, правильные решения. Меньше двух лет пробыл он на посту военного генерал-губернатора, внезапно скончавшись в 60 лет. Его смерть вызвала в городе всеобщую искреннюю скорбь. Гроб фельдмаршала из дома пронесли в церковь на руках.

После смерти князя его усадьбу выкупило Благородное собрание, клуб московского потомственного дворянства. Матвей Казаков в 1787 году создал в центре бывшего двора Колонный зал. Главный фасад выходил на Большую Дмитровку. В этом дворце московские дворяне принимали императоров.

На одном из таких приемов Александр II произнес историческую речь, призвав дворян к отмене крепостного права, что для многих из них прозвучало как призыв к самоубийству: "Лучше начать уничтожать крепостное право сверху, нежели дожидаться того времени, когда оно начнет само собой уничтожаться снизу". Под сводами зала гремела музыка балов. К первому из них молодые готовились, как к празднику, не забывавшемуся всю жизнь.

Там теснота, волненье, жар,

Музыки грохот, свеч блистанье,

Мельканье, вихорь быстрых пар,

Красавиц легкие уборы,

Людьми пестреющие хоры,

Невест обширный полукруг

Все чувства поражает вдруг.

Это хрестоматийная картина из "Евгения Онегина", написанная очевидцем, постоянным посетителем Колонного зала. Будучи в Москве, Пушкин приезжал в Благородное собрание, где встречался с юной Натальей Гончаровой, украшавшей "невест обширный полукруг".

Пушкинисты отмечают, поэт, страстный игрок, живя в Москве, в 1830 году проиграл в карты 25 тысяч рублей, огромную по тем временам сумму. (За деревню Кистеневку, полученную в приданное от родителей и заложенную перед женитьбой, Александр Сергеевич получил 30 тысяч.) Игру в карты поэт считал "самой сильной из страстей" и не отказывал себе в этом удовольствии. В черновом варианте "Евгения Онегина" есть такое признание:

Что до меня, то мне на часть

Досталась пламенная страсть.

Страсть к банку! Ни дары свободы,

Ни Феб, ни слава, ни пиры

Не отвлекли в минувши годы

Меня от карточной игры;

Задумчивый, всю ночь до света

Бывал готов я в эти лета

Допрашивать судьбы завет:

Налево ляжет ли валет?

Уж раздавался звон обеден.

Среди разорванных колод

Дремал усталый банкомет.

А я нахмурен, бодр и бледен,

Надежды полн, закрыв глаза,

Пускал на третьего туза.

В карты поэту тогда не повезло. Метал банк в особняке генеральши Е. П. Глебовой-Стрешнееой (сохранился во дворе) на Большой Дмитровке, 7, профессиональный игрок Василий Семенович Огонь-Догановский, помещик Московской губернии. У проигравшего к нему претензий не оказалось, его образ трансформировался в "славного Чекалинского" в "Пиковой даме". В письмах Пушкин часто советовался с друзьями, как вырваться "из сетей Догановского", которому выдал вексель...

Через ворота (на Большой Дмитровке, 4, где старый двухэтажный особняк встроен в доходный дом) ходил Пушкин к другу молодости Александру Раевскому. Его портрет - в строчках "Демона".

Неистощимой клеветою

Он провиденье искушал;

Он звал прекрасное мечтою;

Он вдохновенье презирал;

Не верил он любви, свободе;

На жизнь насмешливо глядел

И ничего во всей природе

Благославить он не хотел.

Возмужавший "демон" полюбил Екатерину Киндякову, "крайне восторженную" девушку, которая поверяла ему, как другу, тайну своей несчастной любви. Когда брак с любимым не состоялся, девушка вышла замуж за сочувствовавшего ей Александра Раевского... Жили они на Большой Дмитровке, где в их доме собирался цвет общества. Вскоре после рождения дочери Екатерина умерла, и, как казалось всем, "не веривший любви" Александр Раевский перенес нерастраченное чувство на дочь... Однажды пришлось Александру Сергеевичу зайти для объяснений по поводу одного недоразумения в дом генерал-губернатора на Большой Дмитровке, где теперь Генеральная прокуратура...

Все это дало основание Московскому Совету, когда со сталинским размахом отмечалось столетие со дня гибели "невольника чести", вторично переименовать улицу. В начале двадцатых годов она звалась улицей Потье, именем автора "Интернационала", служившего гимном СССР.

Пушкинской пребывала Большая Дмитровка с 1937 года до недавних лет, когда, к радости ревнителей старины (и моей) ей вернулии название, принадлежавшее сотни лет. По улице из Москвы начиналась дорога в Дмитров, древний русский город. Следом за Большой Дмитровкой - Малая Дмитровка, далее в этом же направлении - Дмитровское шоссе. Все логично, естественно, оправданно.

"В самом центре Москвы между Охотным рядом и Страстным бульваром закатилось солнце русской поэзии", - скорбел по поводу последнего переименования некий писатель. Надо ли говорить, солнце не закатилось, Пушкина издают пуще прежнего, слава его не меркнет...

Вернемся к дому № 1. В нем не только гремела музыка балов. Во второй половине ХIХ века Колонный зал играл роль филармонии. Здесь постоянно устраивались симфонические концерты, где играл на фортепьяно и дирижировал Николай Рубинштейн, исполнялась впервые музыка Чайковского, других корифеев отечественной музыки, выступал Лист...

После революции 1917 года заиграла другая музыка. Бывшее Благородное собрание перешло профсоюзам, отсюда его новое название Дом союзов. В Колонном зале прошла гражданская панихида по вождю анархистов - Петру Кропоткину. Ленин принял его в Кремле, где старый революционер просил большевиков не опьяняться властью.

С января 1924 года возникла традиция выставлять в Колонном зале для прощания гробы с телами умерших вождей революции, Генеральных секретарей партии и членов Политбюро, маршалов Советского Союза, всех, кого хоронили у стен Кремля. Эта традиция оборвалась после похорон Юрия Андропова.

В Колонном зале проходили невиданные в истории судебные инсценировки показательные процессы над "врагами народа", трагедии, поставленные по режиссуре и по сценарию Сталина. Они разыгрывались публично при полном зале специально подобранных зрителей: передовиков труда, командиров и бойцов РККА, советских и иностранных журналистов. Заседания суда транслировали по радио, снимали на кинопленку... В итоге бывшим соратникам Ленина, его ближайшим друзьям, членам ленинского ЦК и правительства, соратникам Сталина, ставших ему неугодными, выносились под овации зала смертные приговоры. Последний раз видели здесь выпускника Первой московской гимназии Николая Бухарина, "любимца партии", главного идеолога. Отсюда увели на расстрел Григория Зиновьева, с которым Ильич жил в шалаше в Разливе, вождя ленинского Коминтерна. Здесь признал свою "вину" Лев Каменев, душеприказчик Ильича, хранитель его архива и "завещания", которое, на свою беду, не исполнил, не выполнил завет вождя - переместить товарища Сталина с поста генсека на другую должность.

В начале ХХ века здание надстроили, изменили фасад. Остался неизменным Колонный зал. Со стороны Большой Дмитровки есть вход в малый зал, называвшийся в прошлом Крестовым, в советские времена - Октябрьским.

"Идя вверх по Большой Дмитровке к булевару... вы видите по обеим сторонам прекрасные здания", - сообщал упоминавшийся путеводитель 1831 года. Тогда она мало чем отличалась от Тверской, разве что была потише, более партикулярной, частной, по ней не мчались тройки, срываясь с места в карьер в Санкт-Петербург...

В прошлом, как рассказывал Владимир Гиляровский, улицу неофициально называли Клубной и Дворянской. Об одном дворянском клубе, в Благородном собрании, нам известно. Вблизи него в усадьбе генерала Н. Н. Муравьева (на месте современных домовладений 9-11) до переезда на Тверскую помещался Английский клуб.

Во второй половине ХIХ века напротив Благородного собрания (Большая Дмитровка, 2) собирался Артистический кружок, завсегдатаями его были Николай Рубинштейн, Петр Чайковский, Пров Садовский, Алексей Писемский, другие писатели, артисты, музыканты.

На другом конце улицы, в домовладении 32, во дворе, в ампирном особняке (в советcкие годы - механический завод тупых лезвий "Красная звезда") происходило "Собрание врачей". Доктор Чехов хорошо знал этот клуб, оставил о нем нелестное свидетельство в "Даме с собачкой". Герой рассказа доктор Гуров так характеризовал "собрание" коллег: "Какие дикие нравы, какие лица!.. Что за бестолковые ночи, какие неинтересные незаметные дни! Неистовая игра в карты, обжорство, пьянство, постоянные разговоры все об одном и т. д."

Еще один клуб занимал дворец, принадлежавший генерал-фельдмаршалу Петру Семеновичу Салтыкову, победившему Фридриха Великого под Куненсдорфом. (С одним его домом мы встречались на Тверской, в нем была контора дилижансов.) Губернатором Москвы Салтыков стал после триумфа в Семилетней войне, где был главнокомандующим русской армии.

На восьмом году его правления Москву поразила чума. И когда в день в городе умирало по тысяче человек, губернатор бросил Москву на произвол судьбы. Противостоять "воле Божьей" он полагал бессмысленно. В городе без царского наместника начался "бессмысленный и беспощадный" Чумной бунт, подавленный другим нам известным генералом. Салтыков укрылся в подмосковном имении Марфино. Там и умер спустя год, отставленный от должности.

В салтыковском дворце на Большой Дмитровке, 17, как в Благородном собрании был (и есть) Колонный зал. В перестроенном дворце с садом размещался с 1839 по 1909 год Купеческий клуб, где московские именитые купцы могли расслабиться, вкусно и обильно поесть, попить, сыграть по-крупному в карты. На "площадке клубного сада" разыгрывается третье действие "Последней жертвы" Александра Островского. Драматруг часто упоминает клуб в репликах героев. В пьесе "Свои люди - сочтемся" приказчик Подхалюзин обещал жене: "Зимой в Купеческое собрание будем ездить-с. Вот и знай наших-с!" Кучумов, герой пьесы "Бешеные деньги", рассказывал, что в Купеческом клубе выиграл 11 тысяч. Опустевший после купцов клуб арендовал антрепренер сада "Аквариум", некто Томас, открывший в пристройке к бывшему салтыковскому дворцу кабаре "Максим", позаимствовав название у парижского "Максима".

После революции здание отдали Дмитровскому театру, в нем выступала оперетта. В зале театра обосновались музыкальные студии Станиславского и Немировича-Данченко. И тот, и другой увлекались оперой, пытаясь ее модернизировать так, как это удалось им в драме. Две студии корифеев объединили в Музыкальный театр, ставший второй оперой Москвы. Колонный зал XVIII века служит фойе, семнадцать окон слева от входа - окна бывшего салтыковского дворца.

Еще один дворец XVIII века напоминает о себе за оградой, играющей роль тюремной решетки, поскольку за ней в глубине двора на Большой Дмитровке, 15а, находится Генеральная прокуратура. Она опозорена арестом уличенного во взятках бывшего Генерального прокурора Ильюшенко, чего в истории Российского государства никогда не случалось.

В этом дворце вся Москва 24 года знала - живет храбрый генерал, отличившийся во многих сражениях, наместник императора князь Дмитрий Владимирович Голицын. Он был младшим сыном графини Натальи Чернышевой, которую Пушкин вывел в образе графини в "Пиковой даме", знавшей секрет "трех карт". Много лет прожил во Франции и ее сын, Дмитрий, получивший военное образование в академии Страсбурга. С именем губернатора связан расцвет Москвы, наступивший после его вступления в должность. И на долю этого губернатора выпала эпидемия - холеры. Но он не дал ей разбушеваться, не сбежал в имение, полагаясь на Бога. Голицын не только восстановил город, но и украсил его. Александровский сад, Малый и Большой театры, Художественный класс, Москворецкий мост, Триумфальные ворота, Глазная, 1-я Градская больницы, закладка храма Христа - все это осуществлялось при его руководстве.

В своем доме (первым из губернаторов) он устраивал "четверги", собирая вокруг себя ученых и литераторов, в его лице заполучивших надежного защитника. Своей властью генерал-губернатор освободил из тюрем многих "недоимщиков" и "неплательщиков", чтобы расчистить место для подлинных преступников. Купцы подарили губернатору его бюст, исполненный по их заказу Витали. Голицын покровительствовал доктору Гаазу, назначил его главным врачом московских тюрем. Этот граф обладал подлинным демократизмом, он умер, оплакиваемый в церквах народом.

До революции этот дом знали писатели и артисты Москвы, потому что здесь с 1905 года собирался постоянно литературно-художественный кружок, основанный в конце ХIХ века. То был блистательный клуб с рестораном, библиотекой, концертным залом, картинной галереей портретов, созданной лучшими художниками.

И этот кружок после революции зачах, прекратил свое существование, как "Максим" и прочие клубы, рестораны.

Лев Толстой снимал номер на Большой Дмитровке, 10, где сохранилась и в наш век гостиница, сменившая несколько названий - "Тулон", "Ноблес", "Россия", "Октябрьская"... Иван Бунин оставил нелестное описание другой гостиницы - "Версаль", на Большой Дмитровке, 13, в ней происходит действие рассказа "Казимир Станиславович". В этот дом, оптический магазин внизу, захаживал Чехов, заказывавший пенсне.

Улицу и ее переулки обжили артисты. Два театра - на Большой Дмитровке, три - на соседней Театральной площади, остальные вблизи... В доходном доме, 4, во владении, где жил "Демон", Александр Раевский, были квартиры премьеров Художественного - Ивана Москвина, Леонида Леонидова. Переехав с Поварской, с 1906 года, почти 60 лет, здесь прожила Александра Яблочкина, ходившая отсюда пешком в Малый.

Выше дома, 4, на углу с Камергерским, на Большой Дмитровке, 7, снимали квартиры премьер Художественного Николай Хмелев и Леонид Собинов, свыше 30 лет певший в Большом, не эмигрировавший по примеру собрата по сцене Федора Ивановича Шаляпина.

Большая Дмитровка чаще других улиц видела и слышала Ленина. Он трижды выступал в театре, где теперь оперетта. И около 50(!) раз (как сообщает справочник Института истории партии МГК и МК КПСС "Ленин в Москве и Подмосковье") "звучало ленинское слово" в Доме союзов. Об этом до недавних дней напоминала мемориальная доска. Какие-то ретивые люди демонтировали ее. Как можно предавать забвению имя человека, свершившего грандиозную революцию, победившего в гражданской войне, построившего за несколько лет государство на основе утопических представлений о всеобщем счастье коммунизме? С Лениным бороться нужно, не свергая памятники, строя жизнь без коррупции и криминала, без развала экономики и культуры.

Шесть раз Ленин посещал дом бывшего литературно-художественного кружка. Сюда из двухэтажного особняка в Леонтьевском переулке, куда эсеры бросили бомбу, осенью 1919 года переехал разросшийся аппарат МК партии, редакции партийных газет и издательства.

В зале кружка большевики дружной семьей отметили пятидесятилетие Ленина, не пожелавшего слушать юбилейных речей. Одну из них произнес будущий Генеральный секретарь Иосиф Сталин, назвав юбиляра "великаном". Вождь предстал перед восторженными партийцами после официальной части и, в свою очередь, произнес речь, призвав большевиков не зазнаваться...

Через десять лет МК партии станет тесно здесь, разросшийся аппарат переедет на Старую площадь, в некогда роскошную гостиницу "Боярский двор", ближе к Центральному Комитету, захватывая вслед за ним строения Китай-города. Большая Дмитровка слышала близкие взрывы на Тверской. Но ее оставили в прежних красных линиях, лишь сломали церкви, несколько зданий, поэтому она неплохо сохранилась, предстает улицей доходных домов и перестроенных усадеб, ампирных строений.

Так, снесли трехэтажный дом Селивановского на углу со Столешниковым переулком. С конца XVIII века в нем помещалась частная типография Семена Селивановского, чьи книги датируются с 1793 года. В ней отпечатан был в 1827-1831 годах, как считают специалисты, лучший московский путеводитель ХIХ века, четырехтомная "Москва, или Исторический путеводитель..." И.Г. Гурьянова. В доме устраивались литературные вечера, здесь жил Николай Карамзин.

По-большевистски поступили с храмами. Их уничтожили все до основания. Где они были? В начале улицы за Георгиевским переулком на холме сотни лет утешал верующих Георгиевский монастырь, в честь святого Георгия, великомученика и победоносца, покровителя Москвы. (По христианским источникам, знатный воин, в одном лице богатырь, рыцарь и проповедник. Георгий поразил дракона-людоеда, вырвал из его лап девушку, принесенную в жертву жителями города. На их глазах произошло "чудо о змие", ставшее сюжетом многих икон и картин. Русские крестьяне считали Георгия покровителем, "скотным богом", звали Егорием Храбрым. В Москве сохранилось четыре церкви Георгия. Его образ на гербе Москвы и России.)

На расстоянии нескольких сотен метров от Кремля возникло полукольцо монастырей, охранявших главные дороги. Так, на Воздвиженке защищал город Крестовоздвиженский монастырь. На Большой Никитской - Никитский. На Дмитровке - Георгиевский. Церковь Георгия появилась в конце XV века, в 1493 году, когда, по словам летописи, случился большой пожар: "Июля 28 в 7 утра загореся от свечи церковь Николы на Песку, и вста буря велия. И кинуло огонь на другую сторону Москвы-реки ко всем святым на Кулишках и оттел на Дмитровку к св. Георгию".

Монастырь пострадал во время войны 1812 года, после нашествия французов его не возобновили, но церкви функционировали как приходские. Бывшие кельи стали квартирами. Они сохранились в строениях 3 и 5.

На старых фотографиях видно, церковь Георгия и храм иконы Казанской Божьей Матери стояли рядом с общей колокольней. (Князю Дмитрию Пожарскому перед штурмом засевших в Кремле поляков прислали из Казани список чудотворной иконы Божьей матери. Перед ней русское воинство, наложив на себя трехдневный пост, молилось накануне сражения. После победы князь воздвиг на Красной площади Казанской собор и внес туда дарованную икону Казанской Богоматери).

Каждый храм имел по пять куполов. Все вместе они создавали живописный ансамбль. "Бывший Георгиевский монастырь с двумя интересными церквами XVII века, маленькой, 1625 года, и большой, 1673-1690 гг.", - упомянул искусствовед В. Згура в изданном в 1926 году указателе "Монументальные памятники Москвы" среди самых значительных строений, доставшихся новой власти. Поначалу она не проявляла вандализма по отношению к древним камням.

Там, где был ансамбль церквей, - кирпичная коробка школы, выстроенная на месте разрушеных святынь. Такую картину мы видели на Остоженке в Зачатьевском монастыре...

Пятиглавый храм Сергия Чудотворца в Глинищах, то есть на глинистой земле, находился на углу с Козицким переулком на Большой Дмитровке, 21. То была постройка нарышкинского барокко. У храма в честь Успения Пресвятой Богородицы насчитывалось три придела: Николая Чудотворца, иконы Владимирской Богоматери (о ней в главе "Большая и Малая Лубянка) и преподобного Сергия, по имени которого назывался храм. (Сергий Радонежский вместе с братом Стефаном основал посреди глухого Радонежского бора обитель, ставшую Троице-Сергиевой лаврой. Он мирил враждовавших русских князей, напутствовал Дмитрия Донского перед Куликовской битвой.)

Храм сломали, чтобы построить жилой дом милиции, так же поступили на Пречистенке...

Угол Дмитровки и Глинищевского переулка украшала церковь Алексия митрополита Московского в Глинищах (о нем в главе "Остоженка"). Храм этот известен с 1621 года. Не раз за триста лет обновлялся, наполнялся сокровищами, пока их не вывезли отсюда на телегах. Вес серебра составлял 5 пудов 3 фунта 44 золотника, не считая икон XVI века, окладов книг, церковной утвари.

"В настоящее время возникла опасность для замечательного памятника конца XVII века, церкви Алексея митрополита в Глинищах. В целях разгрузки движения Моссовет поднял вопрос о сломке этой церкви, - писали встревоженные решением отцов города московские художники во главе с Игорем Грабарем, - единственной в Москве сохранившей свое изразцовое покрытие глав, столь типичное для Древней Руси. Не только в Москве, но и в других старых городах, подобных покрытий не уцелело, за редчайшим исключением, и уничтожение этого памятника равносильно уничтожению картины великого художника".

Эти доводы не убедили. Церковь сломали, участок отдали Художественному театру, опекавшемуся Сталиным, поклонником реализма, частым гостем артистов. К ним на огонек вождь с соратниками наезжал нередко. Партия в начале 30-х годов взяла курс на поощрение русской классики, Пушкина и Чайковского, которых в первые годы революции авангардисты, поощряемые наркомом Луначарским, "сбрасывали с корабля современности". Сталин пошел другим путем, где не было места футуристам, имажинистам, конструктивистам и всем прочим новаторам. А реализм, под воздействием партийной идеологии трансформировался в "социалистический реализм". Вот тогда для артистов, прозябавших после революции в коммунальных квартирах, построили комфортабельный громадный дом с многокомнатными квартирами, "как при царе". Проект поручили автору мавзолея Ленина, Алексею Щусеву. Он его выполнил в формах сталинской архитектуры, не пожалев камня на отделку фасада. Счастливцы, обласканные вождем, в их числе один из основателей МХАТа Владимир Иванович Немирович-Данченко, справили новоселье в 1938 году. В том самом году, когда их родственники и друзья шли на эшафот и в концлагеря.

(В этом доме в квартире народного артиста СССР Марка Рейзена я исполнил арию Варяжского гостя. Великий бас дал ее допеть до конца. Марк Осипович выразил желание послушать потенциального ученика по рекомендации Училища имени Гнесиных. Когда же я закрыл рот, певец признался, что решил бросить вокальную педагогику, поскольку не выполнил обещаний перед городами-героями, куда собирается на гастроли. Не знал я, стоя у рояля в комнате, увешанной фотографиями артиста в разных образах, что в жизни сыграл он одну незавидную роль. За его подписью (возможно, обошлись в газете без нее, и такое могло быть в те годы) после смерти Шаляпина появилась заметка в "Известиях", где было сказано, что артист изменил своему народу, променяв родину на длинный рубль.)

Как видим, на одной стороне Большой Дмитровки разрушено четыре храма XVII века. Посмотрим на другую сторону. На углу с Богословским переулком была церковь Григория Богослова. Старейший большевик Петр Смидович, считавшийся одним из самых уважаемых основателей партии, в сентябре 1929 года, будучи членом Президиума ВЦИК, высшего законодательного органа СССР, дал согласие на ее снос, на котором настаивал Московский Совет. Ради чего? Участок облюбовали для некоего "контрагентства печати". Храм разрушили. Ничего взамен не построили.

Таким образом, на одной улице Москва утратила пять храмов. Большая Дмитровка разделила судьбу Знаменки, Остоженки, Воздвиженки, Пречистенки, Арбата, где сломаны абсолютно все церкви.

Каменные здания Большой Дмитровки XVIII века, эпохи классицизма, подверглись модернизации, надстройке, попали в окружение многоэтажных домов, появившихся во дворах, на месте садов. Поэтому улица выглядит так, будто вся появилась на рубеже ХIХ-ХХ веков, когда господствовали эклектика и модерн.

Выступающий на тротуар дом 11, надстроенный в советские годы двумя этажами, как установили москвоведы, является бывшим флигелем усадьбы генерал-майора Н. Н. Муравьева. После изгнания французов генерал у себя открыл Училище колонновожатых, где обучал офицеров-квартирмейстеров Генерального штаба. Как подсчитали историки, около 30 из них вошли в члены тайных обществ, давших России декабристов, предшественников большевиков. Среди них оказался Александр Муравьев, сын генерала, вернувшийся из ссылки после смерти Николая I. В Москве из 126 осужденных родилось 80 декабристов. Они начали первыми раскачивать трон Романовых, рухнувший на головы их потомков в 1917 году.

На Большой Дмитровке, 7, во дворе уцелел некогда главный дом старинной усадьбы. В его бельэтаже Лев Толстой писал главы "Войны и мира" в 1866 году. Перед этим строением поднялся в 1909 году серый доходный дом, вобравший флигель усадьбы, где на втором этаже была квартира и мастерская Михаила Артемьевича Пилихина, московского меховщика. У него имелась лавка в Гостином дворе. В этом доме несколько лет прожил, обучаясь ремеслу и торгуя в лавке, племянник скорняка Егор Жуков, будущий маршал Советского Союза, спаситель Москвы.

"...мы повернули к Большой Дмитровке и сошли с конки на углу Камергерского переулка.

- Вот дом, где ты будешь жить, а во дворе мастерская, там будешь работать..." (Это цитата из "Воспоминаний и размышлений" Г. К. Жукова.)

На третьем этаже этого дома в октябре 1920 года в Московском шахматном клубе прошла олимпиада. Ее победителем вышел москвич Александр Алехин, завоевавший в 1927 году на много лет звание чемпиона мира, первый из русских гроссмейстеров. Это случилось после того, как шахматист эмигрировал во Францию. В этом клубе любитель шахматной игры Рихард Зорге был завербован военной разведкой Красной Армии...

В бывшем особняке виноторговца Леве на Большой Дмитровке, 24, в первую годовщину Октябрьской революции открыли 1-й Пролетарский музей, созданный наспех из национализированных картин, скульптур, старинной мебели, фарфора... Как раз здесь присутствовал на торжестве, где произносились речи, Феликс Вишневский. От него я узнал, что большевики в один день тогда открыли десять(!) подобных музеев. Ждали приезда Ленина, но не дождались. Где все те музеи? Как открылись, так и закрылись, потому что некому было их посещать в годы разразившейся гражданской войны и раз-рухи.

Только два дома сохранили ампирный облик, какой заимели после пожара 1812 года. Один - на углу со Столешниковым, на Дмитровке, 8. Его выкупила у графа Ф. А. Толстого Московская контора императорских театров, Большого и Малого. В части зданий помещалась театральная школа. Здесь служил драматург Александр Островский, занимавший должность заведующего репертуарной частью. Труппе Малого Лев Толстой читал в этих стенах "Власть тьмы". После последней войны дом передали Театральной библиотеке, одной из крупнейших в мире.

Другой ампирный особняк - в конце Дмитровки, 34. Это бывшая Университетская типография, появившаяся в 1821 году. В ее кассах хранились литеры 9 письменностей. Сюда приходил Николай Гоголь, наблюдавший за изданием "Мертвых душ". Этим же делом занимался Иван Тургенев, когда выходили "Записки охотника", и Федор Достоевский в пору выхода романа "Преступление и наказание". Типография просуществовала до начала первой мировой войны. Ее здание принадлежит Союзу театральных деятелей России.

Кроме Музыкального театра на Большой Дмитровке выступает Московская оперетта. Она ставит спектакли на сцене, где в конце ХIХ века раскрылся талант выдающегося реформатора оперы Саввы Мамонтова. Москву пленила Частная русская опера, созданная этим подвижником. Он представлял публике оперы отечественных композиторов. Савва Мамонтов впервые поставил шесть опер Римского-Корсакова, в том числе "Садко", "Царскую невесту" и "Сказку о царе Салтане". Как режиссер - сформировал новый тип исполнителя, певца-актера. В этом амплуа прославился Федор Шаляпин, начавший путь к вершинам искусства здесь, в окружении Мамонтова, Рахманинова, Константина Коровина, плеяды талантливых художников. Их привлек к сцене все тот же Савва Иванович, названный друзьями Саввой Великолепным. Для Частной русской оперы Мамонтов строил новое здание напротив Большого...

Финансовый крах и пожар театра (в его стенах большой зал ресторана "Метрополь")побудили Мамонтова распрощаться с оперой. Эстафету, выпавшую из его рук, поднял другой московский самородок, купец Сергей Иванович Зимин. Прежде чем заняться оперной антрепризой, этот энтузиаст серьезно занимался вокалом, изучил опыт европейских театров и создал Оперу С. И. Зимина, крупнейший частный театр России, существовавший до 1917 года. Последние десять лет спектакли шли на Большой Дмитровке. Их, как в Частной опере, оформляли лучшие художники, в спектаклях заняты были ведущие певцы мамонтовской труппы, выступали солисты Большого - Федор Шаляпин и Леонид Собинов, итальянские певцы, в том числе Тито Руффо и Баттистини, танцевала Матильда Кшесинская. Зимин создал "театр единомышленников", где артисты объединялись вокруг него и музыкального руководителя композитора Ипполитова-Иванова.

В годы нэпа Сергей Иванович основал было "Первую свободную оперу С. И. Зимина", где за два года поставил 20(!) опер. Но счастье длилось недолго, частная труппа попала под советский суд. Хотя после мучительного процесса артисты были оправданы, возродить оперу больше им не удалось. После череды преобразований и переименований труппа трансформировалась в филиал Большого театра, переведенный чиновниками в зал без естественной акустики, Кремлевский Дворец съездов. Поэтому вместо утраченной сцены Большому построено новое здание.

"Москва будет произрастать историей и культурой",- заявил мэр Москвы Юрий Лужков. Его слова подтверждаются не только на примере Большого. Но и преображением бывшего гаража в современный залитый светом выставочный зал. Возник он на углу Дмитровки с Георгиевским переулком. Здание из кирпича построил в 1888 году для первой городской электростанции архитектор Владимир Шер, двоюродный брат Федора Достоевского. Когда станция переехала на Раушскую набережную, крепкие стены занял гараж. Теперь в нем Новый Манеж, где первой прошла выставка портретов Александра Шилова.

Медленно, но верно Большая Дмитровка обновляется, ремонтируется, заполняется банками, магазинами, современными зданиями. В одном из них расположился Совет Федерации, верхняя палата парламента России. Напротив сооружен большой дом. Но в целом угрозы полного уничтожения, какая нависала над улицей до 1991 года, больше нет. Что не может не радовать.

Малая Дмитровка короче, но шире Большой, между ее домами расстояние достигает около 25 метров. В пушкинские времена и до конца ХIХ века она слыла аристократической. Об этом полушутя, полусерьезно сообщал в письме Чехов другу архитектору Федору Шехтелю в 1891 году:

"Я уже аристократ и потому живу на аристократической улице".

Спустя восемь лет писатель Петр Боборыкин характеризовал Малую Дмитровку так:

"Эта улица одна из самых красивых, чистых, широких и с постоянной ездой, особенно летом; тут пролегает путь на дачи через Бутырки в Петровско-Разумовское".

Этот "путь на дачи" привел в 1899 году к тому, что по Малой Дмитровке прошла от Страстного монастыря первая линия трамвая. Его вагончики побежали к Брестскому вокзалу и далее в Петровско-Разумовское.

Малую Дмитровку не преминул помянуть путеводитель "По Москве" 1917 года, отметив, что она одна из оживленнейших улиц, особенно в утренние и вечерние часы, и она же теряет свой патриархальный вид, ее "замкнутые особняки" вытесняются "громадами доходных домов".

На Малой Дмитровке палачи русской архитектуры не срубили главы чудной церкви Рождества в Путинках. Она построена в 1652 году. Тогда такие храмы создавались по образу и подобию срубленных из дерева русских церквей, тянувшихся к небу стройными башенками, букетами каменных цветов. Такие чудесные храмы покрывали Москву повсеместно до тех пор, пока на эту красоту не наложил запрет патриарх Никон, загонявший национально-своеобразное церковное искусство в византийские берега как истинно православные. Путинками названо урочище, где построен храм, потому, что здесь расходились пути, один вел в Дмитров, другой в - Тверь.

Стоила церковь 800 рублей, крупную по тем временам сумму. Как пишет историк-москвовед Петр Сытин, правительство помогло жившим тут жителям Малой Дмитровской слободы деньгами, чтобы построить храм. Рядом с церковью помещался путевой Посольский двор, где перед въездом в Москву отдыхали инностранные послы. У двора стояла еще одна церковь Успения, в нынешнем Успенском переулке. И она цела, спряталась за домами.

Между ними сохранились некогда "замкнутые особняки" на Малой Дмитровке, 12, 18. В первом из них квартировал генерал Михаил Орлов, к которому наведывался Пушкин, обедавший у него. Поэт хотя и уважал генерала, как умного и доброго человека, но тяготился общением с ним.

Перестроенный классический особняк угадывается в угловом доме Малой Дмитровки, 1. В пушкинские времена в этом особняке останавливался граф Сергей Уваров, президент Петербургской академии наук, который привел Пушкина в Московский университет. После посещения "альма матер" граф пригласил поэта и профессоров отобедать у него. Через несколько лет Уваров будет назначен министром народного просвещения, сформулирует в трех словах идеологическую концепцию: "Самодержавие, православие и народность". Она будет стержнем официальной идеологии, служившей до 1905 года.

Спустя несколько лет после посещения Университета Александр Сергеевич в сатире "На выздоровление Лукулла" представит Уварова в образе скряги, поспешившего завладеть наследством выздоровевшего богатого родственника: