Мой долгожданный

2

Мое состояние невозможно было охарактеризовать каким-то определенным эпитетом. Несколько дней я прожила как в тумане. Ни Катю, ни тем более ее брата, ни вообще кого-либо из той компании я не видела. Сказалась больной и на учебу не ходила.

Вероятно, я действительно выглядела неважно. Родители сами предложили мне отлежаться несколько дней дома. Решили, что я переутомилась. А мне было ни хорошо, ни плохо, ни гадко, ни больно. Мне было просто никак.

Я давно приняла свою невзрачную внешность и неидеальную фигуру. И как бы паршиво это не было, решила, что было и было. Остаться старой девой, наверное, еще хуже. Да, в восемнадцать лет перспектива остаться старой девой не на шутку пугала меня. Какой же все-таки я была глупой…

В то время мою неуверенность в себе, сама того не осознавая, подпитывала моя мама. Хотя могу утверждать, что она считала, что помогает мне. Что ей со стороны виднее, что мне подходит, а что нет. Какую стрижку мне лучше сделать и сколько сладкого и мучного я могу себе позволить.

— Ира, неужели ты не видишь? Когда надеваешь что-то, хоть иногда смотри на себя в зеркало. Твои колени открывать нельзя. Подбери себе что-нибудь подлиннее, а лучше брюки. Классика всегда в моде. Только ни вздумай надевать джинсы для них тебе бы не помешало скинуть два-три килограмма.

Я слушала маму, разглядывая ее красивые колени, тонкие лодыжки и изящные запястья. Разве она может пожелать мне плохого?

— Доченька, давай подстрижем тебя под каре? Ты знаешь, у нас одна девочка на кафедре недавно такую стрижку себе сделала. Тебе бы она очень подошла. У вас один типаж.

— Мам. Я не хочу убирать длину.

— Ир. Ну какая длина? Я тебя умоляю. У тебя же три пера. Посмотри, хвостик мышиный. Думаю, все же тебе нужно подстричься. Ты уже девушка взрослая, начинай за собой следить.

Сама же мама носила волосы ниже лопаток. А на работу убирала их в изящную ракушку.

Она постоянно поправляла мои волосы слева таким образом, чтобы слегка прикрыть немного оттопыренное ухо. Эту оттопыренность видела только она. Отец не раз срывался на нее за это. Он считал, что это дурость, поскольку сам никакой проблемы у меня не видел. Сказать честно, я тоже не могла этого разглядеть. Уши как уши. Ни мамины, конечно, но вполне себе нормальные. Из-за этого же она не позволяла носить мне крупные серьги.

— Не стоит подчеркивать свой недостаток. Зачем лишний раз привлекать к нему внимание — говорила она.

Впрочем, красится она мне позволяла, только в меру. Опять же только что бы подчеркнуть, а не закрасить.

При своем довольно скромном росте метр шестьдесят два я весила пятьдесят восемь килограмм. И сейчас я осталась в таком же весе. Со слов мамы, это только благодаря ей я не превратилась в необъятный дирижабль, путь к которому я намечала себе, уплетая мороженое, шоколад и сдобу в невероятных количествах. Опять же, невероятность этих количеств определяла именно мама. С тринадцати лет все это мне было категорически запрещено.

Думаю, мой портрет достаточно описан для того, чтобы понимать, что я невысокая женщина в теле. Толстой, назвать себя у меня язык не поворачивается. Поскольку никаких обвисших боков и живота я не имею. Просто мои параметры далеки от модельных, вот и все. Ношу короткую стрижку, машинально всегда прикрываю волосами левое ухо — привычка, которая осталась у меня с детства. Волосы у меня бывают разного цвета. Я была уже и брюнеткой, и блондинкой, и шатенкой. Так и не определила для себя, что подходит мне больше. Сейчас ношу свой природный русый, немного мелированный. Глаза серо-голубые, нос небольшой, но с едва заметной горбинкой. Некоторые называют такой профиль греческим. Губы ни толстые, ни тонкие, свои собственные. Инъекциями красоты не балуюсь.

В основном ношу строгие костюмы, как правило, брючные, иногда платья длиной на ладонь ниже коленей, привет маме… Типичная скучная, серая училка.

Я завуч по учебно-воспитательной работе в лицее, преподаю английский язык. Посвящаю своей работе семьдесят процентов времени. Домой никогда не спешу. Потому что спешить мне не к кому…

То, что я беременна, я поняла еще до задержки. Да, не имея в этом никакого опыта, я четко ощущала все перемены. Я ждала месячные и надеялась, что это просто мои больные фантазии. Ну как я могла залететь с первого раза? Кроме распирающего ощущения и резкой боли я ничего не почувствовало. Все началось и закончилось очень быстро. Только отвратительные мокрые ощущения позволили мне осознать, что он все же довел дело до конца.

И без того не маленькая грудь потяжелела. Бюстгальтер стал давить. Тянущие боли внизу живота и в пояснице тоже намекали на то, что со мной происходит что-то не ладное. Кто-то скажет, что это обычные предвестники месячных, но беда в том, что критические дни проходят у меня совершенно безболезненно. Они приходят четко в каждый двадцать восьмой день.

Более того, я ни была настолько темной, чтобы не понимать, что секс случился в середине цикла, как раз на тринадцатый день. Откуда я все это знала? От девочек, с которыми дружила в школе и университете. Они гораздо опытнее меня. Многие из них имели отношения и регулярные, и случайные. Поэтому эти темы часто обсуждались нами.

А когда ко всему прочему добавилась еще и тошнота, поняла, что я пропала. Единственной мыслью, которая засела у меня в голове, был вопрос. Как скрыть этот факт от родителей? Папа у меня строгий, но при этом он очень меня любит. Он непременно начнет выяснять, кто стал причиной моего интересного положения. А поскольку влюбленность, которую я проживала несколько лет, каким-то чудесным образом рассеялась, имя отца моего будущего ребенка мне тем более называть не хотелось. Я не думала его прикрывать, но и общего ничего с этим человеком иметь больше не хотела. Он стал мне отвратителен и противен.

Когда мои опасения подтвердились, я была в настоящей панике. Я не знала, что мне делать. Страшное слово аборт мигало в моей голове неоновой надписью. Но самое ужасное — мне совершенно не с кем было этим поделиться. Ближе Кати у меня никого не было, но с ней по известной причине я поделиться не могла. В университете я общалась с одной девочкой, которая более или менее внушала мне доверие. Но вряд ли скромная и застенчивая Алина могла посоветовать мне что-либо в таком вопросе. Больше двух недель я носила эту информацию в себе. Родители сетовали на то, что я какая-то вялая. Мама навязывала мне витаминный комплекс, считала, что виной всему переутомление и авитаминоз. А я с ума сходила и перебирала в голове все возможные варианты, как решить эту проблему самой, не посвящая в нее никого. Сейчас вспоминаю все это, и меня передергивает от понимания, что в то время я даже мысли не допускала оставить ребенка. Я была к нему совершенно не готова. Пойти в студенческую поликлинику я не могла. Моя мама бы сразу узнала эту новость.

Мне был необходим человек, который бы помог мне. Желательно взрослый и имеющий определенные связи и знакомства. Поэтому, больше не раздумывая, я пошла к девушке старшего брата. Она работала медсестрой в одной из поликлиник.

С Верой мы никогда особо не общались. Вообще, мой брат разочаровал отца выбором своей спутницы. Они жили отдельно и с родителями отношений не поддерживали.

Паша, сын папы от первого брака, был старше меня на десять лет. По настоянию отца он закончил юридический, но, к папиному сожалению, по его стопам не пошел. Работал юрист-консультантом на машиностроительном заводе.

Мы никогда не были особенно близки. Может быть, виной всему разница в возрасте и разные матери. Он откровенно недолюбливает мою маму. Но на тот момент мне больше не к кому было обратиться. Тем более обратиться я собиралась не к брату, а к Вере. Но то, что она обязательно его в это посвятит, сомнений не было.

— Ира! Девочка, как это произошло? Тебя что, изнасиловали? — причитает девушка брата. Я выпалила свою проблему ей прямо с порога. И начала умолять помочь мне и никому не рассказывать.

— Вер. Пожалуйста, только не говори никому!

— Ира. Так нельзя. Родителям нужно сказать.

— Ты что? Неужели я пришла бы к тебе с этой проблемой, если бы могла сказать об этом родителям!

— Кто отец? Вы встречаетесь? Почему сразу аборт? Ты совершеннолетняя. Да, рано… Но тебе же не пятнадцать. Сколько лет парню?

Я отрицательно мотаю головой.

— Ему не нужно об этом знать!

— Почему? Все-таки это было насилие?

— Нет! Не было никакого насилия. Просто я не хочу и все!

Вера стала расспрашиваться меня о сроках. Обещала, что Паше пока говорить ничего не будет. Сказала, во сколько мне нужно подойти к ней на работу, а она уж проведет меня к нужному врачу.

Беременность оказалась маточной. Срок — пять недель. Кроме тошноты меня почти ничего не беспокоило, за исключением небольшого дискомфорта в груди, потому что она увеличилась почти на размер.

Но самую плохую новость мне сообщила врач, когда просмотрела мои анализы. У меня был отрицательный резус-фактор. И она сразу пояснила мне, что если в будущем я хочу детей, прерывание мне противопоказано. На тот момент мне было все равно. Я не думала о том, что всю оставшуюся жизнь буду жалеть об этом. Мне было страшно. И я готова была сделать все что угодно, лишь бы избавиться от этого страха.

Врач отправила меня как следует подумать. Вера задержалась в ее кабинете, а когда вышла, начала меня уговаривать отказаться от этой идеи. Говорила, что родители меня поддержат. Что парень, сделавший мне этого ребенка, должен знать. Что такие решения не принимаются в одиночку. О всем этом я думала, пока брела домой.

Должен знать! Как я ему об этом скажу? Помнишь, ты был в пьяном угаре, и тебе приспичило? А тут я подвернулась! Ты знаешь, ты скоро станешь папой. Запомни, пожалуйста, мое имя. Я все-таки мать твоего будущего ребенка. Так, что ли?

Нет, рожать я не буду. Надо быстрее решить эту проблему. И забыть, как страшный сон. Тем более родители будут в ужасе, особенно мама. Какое пятно на ее безупречной репутации. Дочка, тихоня и скромница принесла в подоле.

Но я даже подумать не могла, что пока я доберусь до дома, эта новость уже будет известна моим родителям. И сообщит им ее никто иной, как Вера, которая после объясняла свой поступок опасениями за мое здоровье. Как я и предполагала, мама была в трансе. А папа уже изрядно выпил и смотрел на меня своими глазами на выкат.

— Кто он?

— Папа, я не скажу!

— Я так понимаю, это последствия гулянки на даче у Токаревых? Я как чувствовал, что нечего тебе там делать. Это все ты, — указал он пальцем на маму. — Взрослая девушка! Отпусти! Ей нужно общаться со сверстниками! Отпустили? Получай теперь! Катя то не плохая девушка, а вот ее брат… Ирина, это кто-то из вашей компании? Ты же говорила, что будут только девочки!

Я закрылась в комнате и разрыдалась. Папа дружит с отцом Катьки с армии. Они по сей день то на рыбалку, то на охоту вместе ездят. Но он никогда не скрывал своей неприязни к Максиму. Он считал его абсолютно бестолковым существом, которое только проблемы своим родителям создает и портит семье жизнь своим существованием. Ни раз папе приходилось по просьбе дяди Саши вытаскивать Макса из КПЗ.

Я слышала, как ругались родители. Мама говорила, что мне рано и разумнее избавиться. Папа кричал, что нужно выяснить, кто отец. А там будет видно. Может, он заставит этого сученыша жениться на мне. Боже… Как же отвратительно это звучало: Заставит жениться!

Какой кошмар! Я не хочу этого, ни хочу никого рядом с собой по принуждению. У меня все еще может быть нормально. По-человечески, по любви. Ведь не все же кругом супер модели. Но, тем не менее, почти у всех есть половинки.

Папа до поздней ночи пытал меня. Мама уже давно напилась успокоительных и уснула. В итоге он все-таки меня дожал.

Он смотрел на меня в недоумении, поверить не мог, что я могла с ним связаться. Он молчал несколько минут и буравил меня взглядом. А потом сказал: Если отец этот ублюдок, то тогда только аборт. Дочка. Как же так? Он же наркоман…