Глава 50

Путешествие

Год спустя, сидя в библиотеке и осматривая пыльные коробки в доме Марка, я снова и снова крутила в воспоминаниях кадры произошедшего тогда:

Черный пепел покрыл дорогу, по которой я иду. Дождь сделал ее влажной, и ступив в лес, я чувствую свежесть хвои, вперемешку с дымом, который продолжает парить редкими рывками. Часть леса и травы возле озера все же погорела, и место поджога выглядит черным обугленным квадратом.

Катька кричит, зажимая лицо ладонями, ее длинные волосы налипли к открытой спине, платье насквозь мокрое. Она плачет. Степка что-то выкрикивает, с его губы капает кровь, и он вытирает ее тыльной стороной ладони, шатаясь чуть в стороне, а Димка лежит, скривившись и держась за живот.

Марк стоит над ним, и приподняв за голову, снова ударяет. На лице Моего Ледяного Мальчишки ужасающая маска агрессии и ненависти. Мне становится страшно и больно.

— Хватит! — кричу, подбегая к нему. — Пожалуйста, хватит… не надо… оставь его… оставь…

Вой сирены сигнализирует о прибытии пожарной машины, затем, и скорой помощи.

Позже, выходя из кабинета, в котором меня допрашивала полиция, я слышу отрывистое вслед:

— Я этого не хотел… Лиза… прости меня… пожалуйста… прости…

Я поворачиваюсь и вижу Димку. Он сидит ссутулившись рядом со своей матерью, она не смотрит на меня, выглядит бледной. Лицо Димы все в синяках, и он напуган, а его отец стоит недалеко, держа в руках телефон. Он что-то надрывно кричит в трубку.

Я ни слова ни сказав, разворачиваюсь и иду по длинному коридору к выходу. Я не вижу Марка и меня это расстраивает. Степка после случившегося подошел ко мне. Он сказал, что ему жаль, что они с Катькой в этом участвовали, и что он не подговаривал Марка, они вообще не общались, и он не знал, что тот в городе. Дима просто услышал наш разговор по телефону, как выяснилось позже.

Марка выпустили, хотя он сильно избил Димку. Да и Степку тоже. Но Кудрявцев рассказал полиции, что произошло, Катька подтвердила, а затем и Дима не стал ничего отрицать. Спустя длительное время, проведенное в кабинете, нас всех отпустили. Но Диме и его девушке выдали штраф за поджог. Я не видела ее, но знаю, что с ее семьей связались. Она чуть младше, еще учится в старших классах, и кажется, ей довольно сильно прилетело за содеянное.

Выхожу на улицу, темно и тихо. Недалеко стоит полицейская машина, ее мигающая лампочка освещает пространство красно-синем цветом, за рулем кто-то есть. Я сжимаюсь, складывая руки на груди. Дрожу от холода и легкого чувства одиночества, пробирающего внутренности. Я попросила не звонить родителям, и не знаю, рассказала ли им что-либо Аленка, но думаю, она все скрыла. За всеми остальными приехали их родные, а я надеялась уйти с Марком. Но его нет, и спустившись по ступеням, я медленно направляюсь по пустынной дороге. Я не знаю, иду ли я домой, или в особняк Марка, не уверена, что понимаю, куда именно двигаюсь.

Чем дальше я отдаляюсь, тем темнее становится. Дождь закончился, но тучи заволокли и без того черное небо. Я уже не вижу дороги, но ощущаю лужи под ногами на асфальте.

У меня нет телефона, нет моей сумки. Я сказала, что она валяется где-то у озера, и в полиции обещали поискать, но думаю, что утром я и сама смогу это сделать.

Все дальше и дальше, я выхожу на пустую дорогу, где уже не видно полицейского участка, где становится ощутимо холоднее и страшнее.

Шаг, шаг, шаг…

Но тут свет фар приближается, я поворачиваю голову и вижу, что рядом со мной тормозит мерс Марка.

Он выходит, подходит и накидывает мне на плечи свое пальто. Оно довольно теплое и длинное, я кутаюсь в нем, словно в одеяле. Поправляю его, потому что оно съезжает с плеч. Смотрю в глаза Марка, они уже не такие черные, не такие холодные. Но выглядит он все таким же мрачным и напряженным.

— Я бы никогда…

— Я знаю!

И мы глядим друг на друга. Мое сердце бьется рывками, но мне снова стало так спокойно и легко. Я уверена в нас. Сейчас.

Всегда.

— Пойдем?

— Пойдем, — говорю, и тут же направляюсь в машину.

Быстро доезжаем до его особняка. Мы особо не разговариваем, выпив стакан воды, вижу на кухонном столе пакет с едой из мексиканского ресторанчика. Думаю, пока меня опрашивали, Марк съездил за едой, а затем, заехал за теплой одеждой. Мне приятна его забота, и я действительно голодна, но первым делом я иду в ванную комнату. Мне хочется принять душ, выгляжу ужасно. Тушь размазана под глазами, волосы слиплись, платье, хоть и высохло, но все же неприятно сдавливает кожу.

После душа надеваю вещи Марка, которые он заботливо заносит и кладет на тумбочку, пока я моюсь. Когда я выхожу, не нахожу Марка в комнате, но у меня совершенно нет сил спускаться, просто хочется отдохнуть.

Буквально на секунду ложусь, прикрываю глаза, а открываю их, когда солнечные лучи уже полностью окутали стены помещения. Сначала мне кажется, что еще очень рано, но затем, глянув на часы, стоящие на прикроватной тумбочке, обнаруживаю, что уже полдень. Я накрыта одеялом, но Марка рядом нет, хотя я отчетливо ощущаю, что он был со мной. Определенно чувствовала его запах и объятия, и в этом нет сомнений.

Спускаясь на кухню, вдыхаю яркий аромат блинчиков и кофе, и меня так и тянет улыбнуться. Марк знает, как я люблю, когда он готовит для меня.

— А где еда из ресторана?

— Я все съел, — произносит спокойно. — Ты спала как сурок, когда я зашел, чтобы позвать тебя поужинать.

— Поэтому ты ничего не оставил мне?

— Не-а.

— То есть ты схомячил две порции?

— Ага. Но я накрыл тебя одеялом.

— Как приятно, — сажусь за стол, прихватывая свой кофе. — Ты очень заботливый.

— Я такой, — кладет передо мной тарелку с блинчиками. — Налетай.

А еще он достает мою сумочку и телефон. Он нашел сам. Я рада этому, ведь телефон новый и мне было жаль его потерять.

Позже я помогаю Марку собрать вещи его отца. Мы вместе упаковываем их, относим в машину. И Марк сообщает, что уезжает надолго… Поэтому он так нервничал во вчерашнем разговоре. Возможно, на год, возможно — больше. Лечение его отца затянется, он будет рядом с ним, и он не знает, когда мы встретимся вновь. Его папа прикован к инвалидному креслу, и я понимаю, что это его долг позаботиться о нем. Он оставляет мне ключи от своего дома и от нашей квартирки, которую мы снимаем. Оплачена на год вперед, так что меня ждет беззаботная жизнь, как он говорит. Только меня это не радует.

Мы улетает тем же вечером, и все дни без него я дико скучаю. Все свое время я провожу за учебой, вечерами мы с Пушинкой смотрим на рыбок, или кулинарные телешоу, я всегда в ожидании наших разговоров с Марком. Мне хочется созваниваться чаще, но происходит это довольно редко. Один раз он заикается о том, что не хочет держать меня и если я желаю, то могу не ждать его, на что я сильно обижаюсь и даже… плачу. Я действительно заливаюсь слезами и мне так больно слышать такое. Ведь я без него не смогу, но почему же он готов все бросить? Оставить нас? Потом, спустя пару дней, он извиняется и говорит о том, что боялся моего согласия и ему было трудно это предложить, но по-другому он не мог…

Уже летом, закончив учебный год, я в ожидании нашей встречи. Но Марк говорит, что не приедет… он собирается отвезти отца к какому-то китайскому целителю, и связи какое-то время не будет…

Ко мне приезжает Женька, мы проводим месяц вместе, много времени зависаем на пляже, а потом вместе возвращаемся домой. Оставив Пушинку и наших рыбок на попечение Китайцу, я еду навестить родителей. Мама сама позвонила мне и попросила приехать.

Мы пьем чай на знакомой маленькой кухонке нашего дома. Димка попросил своих родителей вернуть его нам, тем самым извинившись за свое поведение. Долги были списаны. «Отец твой однажды увлекся играми, все проиграл… даже не спрашивай. — махнула матушка рукой. — Сложно с ним… Сама виновата… Бросила его по молодости одного с вами, ушла к красивому наглому мажору, влюбилась, глупая была, прямо как ты, — плечами пожимает, а я молча слушаю, ни капли не изменившись в лице, — а он меня несчастную оставил ни с чем, беременную, у разбитого корыта. Женился на другой. Аленушка моя любимая только о нем напоминает, дочка его. Да что там, папка ваш хоть принял обратно, ему одному с тобой и Иркой тяжело было. Но он вас очень любит…» Я продолжаю молчать. Мне маму жаль, возможно, она слишком зациклилась на этой истории своей жизни.

— Как лучше я хотела, Лизка, — качает головой. — Лучшей жизни для тебя. И всех нас. А ты все простить не можешь. Самостоятельная стала, куда деваться! Нос задираешь!

— Ладно, мам, — говорю, поднимаясь и вздыхая. — Забыли уже давно.

— Останешься на ночь? Неужто опять к подруге пойдешь надоедать? Не стыдно ли тебе?

— Не стыдно, мам, — улыбаюсь.

Меня не сильно трогают ее слова.

— Зайдешь еще чаю попить? Или опять нас бросишь?

— Перед отъездом, может быть, зайду.

Ухожу, но заходить на самом деле еще раз не планирую. Теперь меня никто не сможет заставить делать то, чего я не хочу.

Ночевать перед вылетом иду в особняк Марка. Любуюсь из окна на горы, брожу по дому, как неприкаянная. И все здесь о нем напоминает, и библиотека эта, больше похожая на джунгли, с запахом хвои. Здесь я сижу почти до самого утра.

Скучает ли он по мне также, как скучаю я?

По-прежнему ли он сходит по мне с ума?

Любит ли меня… он так и не сказал…

Не понимаю, почему он не позвал к себе на лето… так хочется увидеться…

Чуть было не задремав, замечаю на одной из полок особенную коробку, всю зарисованную милыми детскими рисунками. Она привлекает мое внимание настолько сильно, что я поднимаюсь и достаю ее, смахивая пыль.

В ней обнаруживаю альбомы и письма с датами, без адресата, на них лишь одна надпись: «Маме». Их довольно много. Я понимаю, что нельзя смотреть такие личные вещи, но… Не удержавшись, разворачиваю одно из писем, а затем, еще и еще. Все больше они становятся похожи не на письма, а на личный дневник. Я не могу остановиться, пробегаюсь глазами по строкам, жадно выхватывая крупицы его мыслей:

«Жаль, я не успел попрощаться с тобой, мам. Посоветовали написать тебе прощальное письмо, хоть и отправить не смогу, но должно стать легче. Начну с самого начала…»

«Мам, я знаю, то письмо было прощальным, но я хочу еще кое-что рассказать. Мне трудно говорить с кем-либо помимо тебя. Не уверен, что смогу здесь жить. Конечно, это лучше, чем детский дом, но отец слишком опекает меня, а эта женщина искренне верит, что сможет заменить мне мать. Наивная. Они оба раздражают. Мир по-прежнему выглядит темным и ужасающим без тебя…»

«… не знаю, даже, как объяснить, но эта девчонка нечто»

«И я опять об этой девчонке, мам. По-моему, она солнце посреди этой темноты.»

«Как же мне нравится ее злить. Наверное, я смогу здесь жить»

«Эта девчонка такая смешная и вредная»

«Прости, что так долго не писал тебе, ма. Я хотел тебе сказать, жена моего отца не заменит мне тебя, но она хорошая, она очень старается быть для меня мамой. Ты бы с ней подружилась. Отец замечательный, мы часто ходим на рыбалку, а еще он показал мне пару приемов на льду. Он сказал, что я талант. Но я бы хотел проявить себя без его помощи. Все слишком добры, узнав, что я его сын. А по поводу той девчонки… у нас с ней все взаимно»

«Прости, я помню про твой день рождение. Прости, что давно не писал. Все так завертелось. Эта жизнь прекрасна. Жаль тебя со мной нет»

«Сегодня я ее чуть не поцеловал. Внезапно возникла мысль, что я всегда ее любил. Смешно, но я испугался. Испугался поцеловать эту девчонку. Она самая красивая, а я оттолкнул ее. Вот придурок!

P.S. Поверь, в следующий раз я не сдрейфю»

Не заметила, как уселась на пол, рассматривая очень красивые рисунки в альбомах. Черно-белые незатейливые штрихи, или яркие ровные краски. Там была я. Серьезно, было много всего, но в основном я. Несколько рисунков показывали меня с подсолнухами. И увидев их, мой мир совершенно изменился. Это он их дарил… он.

Мой Ледяной Мальчишка.

Один рисунок лишь наполовину черно-белый. Мое лицо возле ярко-оранжевой лампочки. Искры от нее разлетаются в все стороны. Я выгляжу слишком хорошо на нем. Марк видит меня очень красивой.

Сидя на полу, с разложенными вокруг листами вразнобой, я огляделась еще раз. Я прочитала слишком много, и последнее письмо меня очень тронуло. Это неожиданно, но Марк написал его уже взрослым, перед отъездом. Мне очень хочется быть рядом с ним. Я еще раз взглянула на важные строки:

«… моя Лиззи… очень ее люблю… не могу без нее жить»

Я положила письмо в сумочку и выбежала, увлеченная своими планами и идеями.

— Поехали, Женька! — кинулась я к подруге с порога. Она заспанная, в халате и бигудях открыла, ошарашенно моргая, — Еще целый месяц лета впереди, устроим себе крутой отпуск!

— Куда-а-а, — спросила, протяжно зевая.

— В Шай-Лань!

— В Китай?! — переспросила, выпучив свои огромные глаза.

— Ага, — радостно закивала головой.

Вообще-то я не уверена, где находится этот Шай- Лань. Но последний раз, когда мы разговаривали, перед тем как Марк сказал, что мы не сможем больше созваниваться, он называл это место.

Женька оценила мою идею, она старательно собирала вещи. Но потом мы вспомнили, что у нас нет средств на такое большое путешествие. На помощь пришли те, от кого мы совершенно не ожидали.

— А еще купальник дизайнерский, — деловито подсказала Катька, складывая уже пятую сумку. Мы с Женькой смотрели на нее неуверенно, Степка с удовольствием и восхищением, сложив руки на груди.

— Ты же в ту сумку уже клала купальник, — подсказала Женька.

— Этот розовый.

— Тот тоже розовый…

— Этот ярко розовый, а тот пыльно-розовый, не мешай! А то что-нибудь забуду! Это тебе не шутки, в Китае я еще не бывала.

Это странно, что мы едем с этими ребятами, но мы подружились. Мы долго разговаривали, они прилетели ко мне, объяснились, сказали, что повзрослели и жалеют о своем поведении. Что их мучает совесть, и они хотят со мной общаться. Я не думаю, что враги могут стать друзьями, но согласилась попробовать. Хотя моя сестра наотрез отказалась идти на контакт, да и я сама не особо желала связываться со своей семьей.

Узнав, что происходит, мой верный друг Чудик тоже собрался лететь. Ну… И не взять Китайца в Китай было бы странным. Пушинку и рыбок оставили хозяину квартиры. Кеша смог его убедить, уж не знаю, как.

— Это ничего, что нас так много? — просила я Кешу, нервно покусывая губу у стойки регистрации, придерживая один из семи чемоданов Катьки. Да, было пять, но… не спрашивайте.

Билеты нам покупает какой-то лысоватый дяденька, со знанием китайского и английского языка. Мы его в интернете нашли, по объявлению, где было написано, что он длительное время жил в Китае. Он взял с нас довольно дешево, кстати. И он будет нашим гидом.

— Ничего! Этому говнюку иногда требуется хорошая встряска! А то совсем заговнился, на звонки уже полгода не отвечает. Одичал совсем.

— Это ты хорошо выдал, — закивала я согласно. — Лучше не скажешь.

— Я устал на две команды играть, а контракт без его подписи не могу разорвать. Убью его! Поэтому и еду с вами, чтобы убить. Отменил все дела…

Рассказывать о том, что Марк со мной общался буквально месяц назад — не стала. Китаец сегодня не в духе. Просто продолжила кивать, а Женька с восхищением разглядывала Кешу, чуть приоткрыв рот. Ну да, он довольно симпатичный.

Мы все уселись в самолет. Сильно старенький, с отваливающимся столиком, который Катька просила починить каждого из нас, потому что ей неудобно было поставить свою косметичку. А столика Степки ей не хватило. В итоге мы все поменялись местами несколько раз. Оказывается, столик Чудика тоже висел на волоске, а еще подлокотник дергался, его это сильно возмутило. Он уже собирался выйти, потому что:

— Самолет некачественный, мы тут все разобьемся! Детали сделаны в Китае!!! — кричал он в панике, напугав пассажиров своим побагровевшим лицом, но в итоге нас успокоил громоздкий дядечка из охраны по системе безопасности, со стальным голосом и внушаемым взглядом.

Мы тоже с девчонками покричали на всякий случай, но от его кулака, сотрясаемого в воздухе, затихли и спокойно пристегнули ремни.

— Ты же постоянно летаешь и при этом всегда так паникуешь? — удивленно поинтересовалась Женька.

— Нет, — отпасовал Чудик, нервно отстукивая пальцами по сломанному подлокотнику. — Я не паникую, абсолютно спокоен, просто предупредил.

Я улыбнулась, откинулась на спинку и прикрыв глаза, представила нашу встречу с Марком. Он будет удивлен… и рад. В этот раз сюрприз точно выйдет на славу!

Мы прилетели довольно быстро, пару раз прощались с жизнью, потому что крыло самолета странно дергалось, но это если смотреть в окно, а в целом… все хорошо, просто не надо туда смотреть. Я думала этот полет займет не меньше десяти часов, а в итоге всего парочку. Затем, пересели в тесный душный автобус и доскакали до какой-то дряхлой деревушки. Да и во всем дальнейшем виноваты только мы и мы. Ошиблись, но с кем не бывает. Так вот, о чем я…

— Этот Мухосранск и есть Шай-Лань? — спросила Катька, отразив на лице вселенское разочарование.

— Ес, ес, — произнес наш гид, потирая залысину. — Добро пожаловать в Шай-Лань! Итак, я ваш гид на сегодня. Вы посмотрите, как здесь хорошо и свежо!

Он окинул рукой зеленеющие просторы. В ответ ему замычали коровы, одна подняла голову, пережевывая сено, посмотрела на нас, как на последних лохов.

Справедливо.

— Так, я не понял, а зачем мы делали загран-паспорта? — поинтересовался Степка, отлепляя ногу от новозины и старательно вытирая ее о свежую травку, при этом сильно морща нос.

Но отдам ему должное, он был очень спокоен, в отличии от нашей Катюши.

— Ес, ес, — закивал гид, совершенно не понимая, о чем речь.

— Он точно Китаец? — удивленно зашептал Чудик.

— Ага. Такой же, как и я, — Кеша взлохматил свои черные волосы. И сильнее сузил глаза

Женька кокетливо захихикала.

— Ладно, спокойно, — Катька выдавила из себя очаровательную улыбку. — Каникулы в старо-русской деревне — это тоже неплохо. Подышим свежестью, напитаемся ароматами…

Она выставила лицо солнышку и глубоко втянула воздух, затем скривилась, оттопырив губу. Мы с Женькой повторили ее действие. В нос ударил ярчайший аромат силоса. Женька закашлялась, я следом.

— Тут коровник рядом, советую так не делать, — доброжелательно сказал Кудрявцев, крутя в руках зажигалку.

— Ну, спасибо, а то мы не поняли, — прошипела Катька, зажимая ноздри пальцами.

— Ладно, потопали. Навстречу приключениям! — я зашагала вперед.

Ребята следом.

— А помочь мне никто не хочет? — окликнула нас Катька, поправляя свое кимоно.

Мы дружно развернулись. Чемоданы были расставлены в ряд. Автобус дребезжа отправился покорять другие злаполучные места.

Мы взялись за ручки чемоданов и покатили за собой. Колесики опасливо зазвенели.

Впереди — бездорожье, стоги сена и навоза под окупированием надоедающих мух. Но мы справимся! Главное — наш боевой дух! Вместе мы — сила! Да?

«Шай-Лань» — гласила перекошенная табличка.

Ну, Маркуша, жди сюрприз!

Загрузка...