ГЛАВА 28

Я сделала лишь глоток кофе, когда раздался требовательный звонок в дверь.

— Бабушка и дедушка! — громко и торжественно объявил Паша. — По-моему, мам, сейчас тебя воспитывать будут.

Посмотрела на Ричарда, который вместе со мной был на кухне — я завтракала, он читал какие-то документы. Как я поняла, подглядывая краем глаза, это были чьи-то дела или досье.

— Привет, — вымученно я улыбнулась, выходя в коридор навстречу родителям.

— Добрый день, — раздался за моей спиной голос принца Тигверда.

— Телефон не берешь, к нам с мальчишками не едешь, — возмутилась мама, игнорируя моего несостоявшегося жениха. — Что? Ричард объявился — ушли в подполье?

— Мам, — протянула я.

— Спасибо, хоть Фредерик заглянул, объяснил все.

— Хочу, чтобы золотая рыбка была у меня на посылках, — пробормотала я.

— Я буду разговаривать с тобой. С молодым человеком побеседует твой отец, — не оценила моей иронии и знания русской классики маменька.

— Я уже говорил сыновьям Вероники: в том, что произошло — только моя вина. И я готов на все, чтобы загладить ее, — решительно проговорил Ричард.

— Ага… — злобно поджала губы мама. — Пока могу сказать вот что, молодой человек: вы мне не нравитесь.

Ричард покорно поклонился — не споря и не оправдываясь.

— Мам, кофе будешь? — примирительно спросила я.

— Буду, — раздраженно ответила мама.

— Проходи, что мы в прихожей столпились.

— Мы, пожалуй, поговорим на улице, — решил отец.

Ричард ему лишь коротко поклонился — и они направились к выходу.

— Что ты дергаешься? — ругала меня мама на кухне. — Не съест его папенька твой. Так, малость потреплет. И вообще — что ты за него переживаешь?

— Ой, мам… — замахала я руками. — И сама не знаю. Убить готова. Была. Ненавижу… наверно. А жалко.

— Вот какие мы — русские бабы, — философски вздохнула мама. И мы с ней хором протянули:

— Дуры жалостливые… И так же хором расхохотались.

— А мне, если честно, Фредерик нравится больше. Надежный он. Заботливый, — шепотом сказала мама. Подумала — и добавила. — Но возраст…

— Да… — вздохнула я. — Мне еще только с императором взаимоотношений не хватало.

— А что? — подбоченилась мама — Женщина ты у меня — видная. Вся такая… Прекрасная. Интеллекта, правда, многовато.

Я зарычала.

— Слишком много. Когда не надо, — продолжила мама.

— Ага… Если вспомнить мое первое и, надеюсь, единственное замужество… То думаю я, действительно, много, — иронично отозвалась я.

— Ты была молодая. Гормоны заиграли, — пожала плечами мама. — Зато результат превосходный.

— Паша-то. Это да…

— А что сейчас?

— Ни за что.

— «Ни за что» в плане замужества? Или вообще?

— Не знаю, мам. Голова кругом.

— От поцелуев?

— Прекрати… Вот что за неуместное веселье? Я страдаю…

— Безмерно…

Переглянулись — и рассмеялись.

— Так. Ладно. Пошла я распоряжения по гарнизону выдавать.

— В плане? — удивилась я.

— Мальчишек я заберу — тут размещать их негде. Вы с Ричардом завтра приглашены на обед.

— Мам, это сводничество.

— Ничуть.

— Расскажи, расскажи. Только вилку возьму — лапшу с ушей снимать. Вас с отцом небось Император и попросил.

— И что тут такого? Поговорите, успокоитесь. Фредерик говорил, что у сына какие-то важные встречи в понедельник в империи, сразу после твоей работы. Ему надо подготовиться.

— Угу, — насмешливо посмотрела я на нее.

— Кстати, Фредерик просил нас повлиять на тебя…

— Все-таки, он плохо меня знает.

— Не без этого, — рассмеялась мама.

— И в чем надо влиять на меня?

— В отношении денег, покупки новой квартиры и принятия имперского титула. Он утверждал, что ты — графиня.

— Нет, — отрезала я. — Я не заслужила и не заработала ничего из этого списка. А принимать все это лишь потому, что я понравилась сыну императора Тигверда — это и унизительно, и дурно.

— Вот приблизительно так же мы ему и ответили. А как, кстати говоря, у тебя с деньгами?

— Каско мне обещали разбить на четыре платежа. На химчистку я найду, — махнула я рукой.

— А что ты химчитить собралась?

— Пальто, — сообщила я. — За щенком под машину залезла, потом он меня изгвоздал.

— Деньги не трать, — посоветовала мама. — Собачьи слюни — они все равно не выведутся.

— Ладно. Перекручусь как-нибудь.

— Маааам, — раздался голос Паши — из детской. Сын явно продемонстрировал то, что подростки активно грели уши во время нашего разговора. — А мне новая форма нужна. В школу олимпийского резерва.

— Надо было тоже на улицу идти — беседовать, — проворчала я.

— Сколько денег надо? — крикнула в ответ бабушка.

— А чего вы перекрикиваетесь — как в лесу… — я была недовольна.

— Много, — огорченно продолжил кричать Павел, почему-то не желающий идти к нам на кухню. — Мы эти вещи не смогли с помощью саквояжа сделать.

— Вот ведь… — огорчилась я.

— Да ладно… Выручим, — пожала плечами матушка. — Не брать же тебе денег у Ричарда, в самом деле. Ты права — это дурной тон. Если учесть тот факт, что он в тебя влюблен.

— Маааам!

— И это — хорошо!

— Перестань.

— У тебя странное понятия о любви, милая, — покачала головой мама. — Ты полюбила. Полюбили тебя. А дальше — как получится. Он — не подарок, так и у тебя характер тот еще.

— Мам, ты вообще за кого?

— Я? За мир во всем мире. И за то, чтобы рядом с тобой рядом был приличный человек. Я лишь невесело усмехнулась.

— Что? Сирого и убогого на всю голову любить сложнее?

— Да дело же не в этом…

— А в чем?

— В доверии.

— Он не поверил тебе. Ты не поверила ему. Так что этот тест вы запороли оба. Квиты. Подыграли недругам. А что касается всего остального — он считает твоих мальчишек своими. Ты хочешь от него ребенка. А все остальное — приложится.

— У тебя, мам, странное…

— Оно у меня — правильное. Посмотри на Наташу…

— Как она, кстати?

— Пришла в себя, — тепло улыбнулась мама. — Много пишет.

— И ты мне так ненароком пытаешься объяснить, что у нее вот — горе печаль, а у меня — так, глупости только?

— Я пытаюсь объяснить, что за своего мужчину надо порвать всех на тряпочки!

— Ты — хуже императора Фредерика.

— Ника-Ника… Взрослая же женщина. Многодетная мать — а дурочка…

— Ню-ню! — иронично закатила я глаза.

— Терпеть не могу! — фыркнула мама и удалилась строить мальчишек. Ха! А то я не знаю… Использую этот прием лет с тринадцати, если надо прервать общение с маменькой.

Отец вообще задерживаться не стал. Посмотрел на меня, улыбнулся. Поцеловал. Спросил:

— С матерью насплетничались?

Дождавшись моего кивка, велел всем выходить строиться. И мы с Ричардом остались одни. Не считая щенка.

— Ника, — качнулся он мне навстречу.

— Ричард, нет, — резко бросила я, злясь на бешеный стук собственного сердца. На то, что щеки полыхнули жаром. И почему рядом с ним я себя ощущаю девчонкой семнадцатилетней.

— Прости, — Ричард привалился спиной к двери, которую только что и запер.

Я отправилась со щенком в свою комнату. Поняла, что Ричард пойдет следом — и смутилась при виде своей не заправленной кровати. Пошла в детскую. Там был его диван… Кухня. Ричард по-прежнему стоял в коридоре.

— Скажи мне, а что ты помнишь об империи Тигвердов? — спросила я его.

— Ни-че-го, — донеслось из коридора.

— А из своей жизни?

— Тебя и мальчиков.

— А детство. Или юность?

— Ничего конкретного, но приятных воспоминаний вроде бы нет.

— Ричард, давай отправимся в поместье, где прошло твое детство. Может, что вспомнишь.

— Что-то мне подсказывает, что я туда не хочу, — проскрипел он. Потом долго молчал и добавил. — По-моему, там пепелище.

Я вспомнила, что во время восстания в Западной провинции, которое подавлял милорд Верд, было совершено нападение на его дом. Маму его тогда убили. Поднялась, подошла, обняла. Прошептала:

— Прости.

— Ника… Это ведь жалость?

— Скорее, сочувствие.

Он нахмурился.

— Скажи еще, что оно тебя унижает, — рассердилась я. И отошла.

— Похоже, я знаю, с кем можно проконсультироваться обо мне, — раздался спокойный голос Ричарда.

— С господином Джоном Адерли, — насмешливо сказала я. — Тоже мне загадка.

— Мы с ним уже виделись.

— А где ты с ним встречался?

— Ты не будешь сердиться, если я скажу, что он приходил сюда, в твою квартиру?

— Не буду, — улыбнулась я. — Странно, что все четверо: и он, и Каталина, и Оливия, и Натан — сюда не переселились. Они переживали за тебя.

— Я не вспомнил их. Но почувствовал, что они очень тепло ко мне относятся. И к тебе тоже. Отправимся в империю? — и он вопросительно посмотрел на меня. — У Джона и спросим, куда бы нам отправиться.

— В любом случае надо заехать в поместье и переодеться. В джинсах, наверное, не стоит разгуливать.

— Ты права. А я как-то об этом и не подумал.

— Надо же… А именно ты отчитывал меня, когда я вышла из дома без шляпки и перчаток.

— И без теплой одежды… — он стремительно шагнул вперед — и обнял меня. — Как я мог. Я не могу себе представить, как вытворил такое: выставить тебя — в метель…

— Ты был не в себе.

Я замерла. Не отталкивала его, но и не обнимала его в ответ.

— Я не должен тебя обнимать?

— Дождись хотя бы, чтобы я напилась. Так мне будет легче.

— Ты не можете простить. И не желаешь, чтобы все повторялось, — опять прочитал он меня. — Но вместе с тем ты переживала за меня, когда приехали твои родители.

— Что ты хочешь услышать от меня? — взвилась я. — Что я отношусь к тебе лучше, чем ты, наверное, этого заслуживаешь? Да, это так. Только не надо пытаться на меня давить. Это и раньше, когда у нас была практически идиллия, раздражало меня до крайности. А уж теперь…

— Как все запутано… — вздохнул он. — Отправляемся?

— Давай, — кивнула я, тоже, на самом деле, не желая ссориться. — Но у меня один вопрос.

— Какой?

— Мама сказала, что я в понедельник сразу после работы отправляюсь с тобой в империю. У тебя там какие-то совещания.

— Да. Надо успокоить военных, сообщить всем заинтересованным лицам, что со мной ничего не случилось. Проблема еще в том, что я никого из них не помню. Поэтому и учу сейчас по документам, как кого зовут.

— Так вот — такие моменты не грех и со мной обговаривать. Ладно бассейн, в который я никак не попаду. Так у меня после работы ученики. Двое. И вообще…

— Это бестактно. И просто безобразие. Что-то я вместе с памятью растерял еще и хорошие манеры. Да и здравый смысл.

— Не думаю… Вот это — поступок из тех времен как раз. Отдать приказ — и быть уверенным в его исполнении.

— Тебя это разозлило?

— Нет. Но больше так не делай. С учениками я сейчас договорюсь. Надо их разбросать по неделе.

На этом мы и отправились в империю Тигвердов. В поместье милорда Верда. После ахов, вздохов, всеобщей радости, скакания щенка вокруг людей и людей вокруг щенка. После моих распоряжений и рычания милорда… Мы стали собираться. Как ни странно, в длинное платье с завышенной талией я облачалась с радостью. Соскучилась что ли? Оливия помогала, поэтому собралась я быстро.

— Миледи, — обратился ко мне Ричард, когда мы встретились на господской половине.

Я так и оставила за собой комнаты экономки. Вспомнила, как Ричард протестовал, как был недоволен. Когда-то. Как я проявила упрямство. Как милорд Верд смеялся, что до свадьбы он так уж и быть потерпит. А уж потом… А потом не до комнат стало…

— Да, милорд, — сейчас, когда он был в своей прежней одежде, кидалось в глаза, как сильно он похудел.

— Вы позволите пригласить на ужин милорда Милфорда? — спросил Ричард.

— Конечно, — улыбнулась я. — Я с радостью с ним повидаюсь.

— Джон! — позвал Ричард своего камердинера. — А назовите мне место в империи, которое мне нравится.

— Укреп район Западной провинции шестнадцать дробь двадцать пять! — бодро отрапортовал отставной солдат.

— Что? — возмутился Ричард.

— Вы так всегда говорили, когда возвращались из инспекций по стране, — не понял его реакции камердинер. — Еще отмечали, что там все настолько хорошо все подготовлено — душа радуется. Хоть проверяй — хоть нападай.

Я закатилась. Отсмеявшись, сказала:

— Джон, мы с милордом собрались на прогулку. Нам бы какое живописное и приятное место, где не очень много народу.

— Вот это я не знаю, миледи, простите. Вот про гарнизоны, по которым мы с милордом мотались — это пожалуйста. А про отдых… Задумался, потом добавил:

— Милорд камень любит здесь неподалеку…

— Знаю я этот камень, — рассмеялась я и вспомнила, как я на нем лимарру ела, а мимо милорд на Громе проезжал. Ричард молчал, что-то, видно обдумывая. Был он насупленный и мрачный.

— Джон, — обратилась я к камердинеру, пока его хозяин думал свои мысли. — Вы думаете — в такой одежде милорда можно выпускать на встречи и совещания, которые начнутся с понедельника?

— Нет, миледи, — поклонился слуга, глядя на меня просто с обожанием.

— И как этот вопрос разрешить?

— Милорд согласиться заехать к портным?

— И мне, кстати, пальто новое заказать надо, — протянула я. — Прежнее не пережило встречи со щенком.

— Мы же хотели отправиться… на свидание, — тихо проворчал мне на ухо Ричард. — Как-то в моем понимании свидания и поход по магазинам — не одно и то же.

— Мы все равно пока ничего не придумали — а привести тебя в порядок надо. А то скажут, что ты все это время в замке Олден сидел. На воде и хлебе.

— А ты откуда знаешь про самую мрачную государственную тюрьму? — удивился принц Тигверд.

— На счет мрачности не знаю — мне там понравилось — очень красиво, — не согласилась я. — И комендант — добрейшей души человек.

— Значит, подземелий и одиночных камер тебе не показывали, — хмыкнул Ричард.

— Мне вполне хватило вида твоей бывшей любовницы, — проворчала я.

— Не злись. Пожалуйста…

Я не стала отвечать, а снова обратилась к камердинеру:

— Джон, как у вас принято? Костюмы старые подгоняют по фигуре или новые отшивают?

— В случае с милордом — стоит отшить новые. Изменился крой воротника… Да и рукава другой формы носят.

— Понятно — нельзя, чтобы милорд выглядел не блестяще, — согласно кивнула я.

— Вот мне почему-то кажется, — нахмурился принц Тигверд, когда мы уже ехали в карете, — что я особо не напрягался из-за кроя воротника. Раньше.

— Мне это тоже почему-то кажется, — мне стало смешно.

— Тогда почему?

— Во-первых, вы сейчас будете в центре внимания. И на вашу одежду посмотрят. И оценят.

— А во-вторых?

— Это моя страшная месть за понедельник. И, кстати, за свое пальто я буду платить сама.

— Не получится, — состроил кровожадное лицо милорд.

— Это еще почему?

— Ты же сама сказала, что пока я без памяти, ты этот разговор поднимать не будешь. Значит, пока я свой приказ не отменю.

— Ричард, — рассердилась я. — Как ты не поймешь! Меня это унижает.

— А насколько дорогая каска тебе нужна? И как головной убор может быть связан с машиной?

— Что? — сначала не поняла я, а потом стала смеяться.

— Я, конечно, рад, что ты смеешься — у тебя смех замечательный… Но.

— Прости, я не хотела тебя обидеть, — вытерла я глаза. — КАСКО — это такая страховка на машину. Ты платишь деньги на год вперед — и если что-то случается с машиной — ее украли или ты ее разбила, то тебе или чинят машину — или возвращают деньги.

— А если с машиной ничего не происходит?

— Значит, компании повезло — и они просто оставляют эти деньги себе.

— Замечательный способ отбора денег у населения, — восхитился сын императора. — У нас до такого не догадались еще. А ты зачем платишь?

— На всякий случай.

— В принципе, тебе без надобности.

— Да, конечно… А если угонят?

— Как угонят, так и на место поставят. Или я тебе новую куплю.

— Ричард… хочешь по голове сумочкой? Там монеты, поэтому я должна достучаться…

— Не понимаю твоей реакции.

— Хочешь со мной ругаться — продолжай в том же духе!

— Почему нет? Почему нельзя купить тебе машину — если вы на них там ездите? Почему нельзя купить тебе квартиру — если эта явно тесная? Почему ты так заупрямилась на счет титула?

— Ричард, вот расскажи мне — на каком основании я буду принимать от тебя или твоего отца подарки?

— Просто так.

— Как шубу с царского плеча? Или под обеспечение моей доброжелательности или благосклонности к тебе?

— Ника, что ты такое говоришь? Это… и не справедливо, и унизительно!

— Так вот — не надо унижать меня. И я не буду отвечать любовью за любовь.

— Продукты готовые можно приносить? Или ты тоже гневаться будешь? — через очень длительную паузу сказал принц Тигверд.

— Продукты — с дорогой душой. Тем более, что мне готовить действительно некогда.

— Кстати говоря, раз уж разговор пошел на такие серьезные темы… Мне сказали, что через месяц состоится бал в честь дня рождения Брэндона. Мы там обязаны быть. Ты позволишь заказать тебе платье?

— Там я буду… можно сказать, по работе. Следовательно, одежду ты мне выдать можешь.

— И драгоценности.

— Согласна. К тому же я не собираюсь забирать себе твои фамильные серьги и колье. Только вот… — смутилась я. — Перстень. — Я искала тебя. А нашла его брошенным, в той лесной избушке…

— Спасибо, — он снял перчатки и склонился над моими руками.

— Что-то такое уже было, — поморщилась я. — И… мне, пожалуй, стоит отдать тебе перстень.

— Ни в коем случае. Он твой.

— Тогда я сразу хочу обозначить. То, что я его ношу, не делает меня твоей невестой.

— К сожалению, — отвечал он, продолжая прижиматься лицом к моим рукам.

— И ты это понимаешь?

— Ника, просто носи кольцо — и ни о чем не думай. Главное — ты под защитой. Хотя, как мы все понимаем, не идеальной.

Загрузка...