Мой Темный рыцарь

Глава 15. Ирис

Пытаясь открыть глаза, я осознаю, что нахожусь в полной темноте, не чувствую своего тела. Мне кажется, что парю в невесомости. Вдруг начинает постигать меня печальная реальность: мое тело не подчиняется мне, я не могу пошевелиться или даже открыть глаза — какая-то повязка мешает. Мое сердце начинает бешено колотиться, а рядом усиливается звук какой-то аппаратуры; страх захлестывает меня, наполняя каждую клеточку моего существа. Я пытаюсь закричать, но из моего горла не выходит ни звука. Паника овладевает мной, и замешательство заставляют меня задаваться вопросами: что произошло? Где я? Как я попала сюда? Мысли переплетаются в моей голове, создавая пугающий вихрь из догадок. Неизвестность окружает меня со всех сторон, заставляя мое сердце еще быстрее биться.

— Позовите врача, у неё истерика… — я слышу крик женщины.

— Колите успокоительное… — другой голос издалека кричит. Мгновение, и я замедляюсь. Становится трудно дышать. Женщина рядом гладит меня по щеке.

— Успокойся, милая, все самое страшное позади. Завтра снимут повязку с глаз, и тебе станет легче. Поспи еще немного, до рассвета пара часов.

То ли лекарство подействовало, то ли ее голос, но я замираю и проваливаюсь в сон.

Утром и правда снимают повязки, и я вижу хотя бы то, что передо мной- потолок. Хочется пить, но вместо воды мне протирают губы бинтом.

— Что со мной, что случилось? — спрашиваю я, а у самой дрожит голос.

— Деточка, сейчас придет твой врач и всё тебе расскажет. Потерпи. Тебе очень повезло. Ты попала к самому лучшему хирургу, она тебя просто у смерти из лап вырвала. Всю ночь у твоей постели провела. Будет обход и она поговорит с тобой, все расскажет.

Не знаю сколько времени прошло, но оно беспощадно тянулось. Я услышала приятный женский голос. Надо мной склонилось лицо, и я увидела глаза ангела. Вовсе это не ангел — это врач.

— Со вторым днем рождения тебя, милая моя. Я Ольга Леонидовна.

— Я не чувствую своего тела, что со мной?

— Ирис, у тебя очень редкое и красивое имя, — не к месту произнесла Ольга Леонидовна. — Не думаю, что медицинские термины тебя впечатляют. Если простым языком, то пока еще действуют обезболивающие препараты и тебе сейчас нужен покой. Впереди долгое лечение и восстановление, нужно набраться терпения.

На следующий день после того, как мне сняли повязки, я решительно спросила врача:

— Я смогу танцевать? — повисла пауза, словно в воздухе замерло время.

— Главное, что ты жива. В жизни есть не только танцы, — был ответ врача, который прозвучал как тихий шепот утешения.

— Со мной была бабушка. Что с ней, в какой она палате? — мой голос дрожал от тревоги.

— Послушай, ты уже большая девочка, должна понять, — начала объяснять врач. — Врачи не боги, мы не всегда можем совершить чудо. С тобой получилось. С ней — нет. Она умерла, не приходя в сознание. Держись…

Словно мне перестало хватать воздуха, я ощущала себя как выброшенная на берег рыба, которая безумно хватается за каждый вдох. Боль изнутри разрывала меня, и слезы текли по моим щекам, словно ручейки печального потока.

Пальцы моих рук сжимались до боли, ногти впивались в ладони, но я не чувствовала этой боли — все мое существо было погружено в бездонную пустоту горя и потери.

Мое сердце казалось разбитым на тысячи острых осколков, каждый из которых вызывал невыносимую боль. Я не могла поверить, что бабушки больше нет в этом мире, что ее радостный смех и заботливые объятия стали лишь воспоминанием.

Глубокая пустота охватила меня, словно черная дыра, поглощающая все светлое и доброе. Я почувствовала, как поток слез не иссякает, как горечь утраты заставляет меня дрожать, отнимая последние капли сил.

Мне казалось, что мир обрушился на меня со всей своей тяжестью, а я беспомощно лежала, погребенная под этим бременем горя и скорби. Бабушка была моей опорой, моим светом, и теперь я осталась одна, плывущая по бездонной реке печали.

Но внезапно я почувствовала, как чья-то ласковая рука прикоснулась ко мне, словно посланная свыше утешить и обнять. Взгляд Ольги Леонидовны был полон сострадания, и в этот момент я почувствовала, что несмотря на бурю эмоций, я не одна — рядом есть те, кто готов поддержать меня в этот момент тяжелого испытания.

— Ирис, а к тебе гость, — из проема двери внезапно прорвался голос медсестры, словно звон колоколов. Мне еще трудно было поворачивать голову, я словно огромная живая мумия, погребенная под кучей бинтов, каких-то железяк. Но я уже знала, что это дедушка. Он тихо, бесшумно приблизился ко мне, взял мою руку, словно хотел положить в нее кусочек нежности.

— Как ты, мой маленький самурай? Держишься? — его голос звучал как призыв к битве.

— Да, как лев, — мое слово звучало блекло, как отголосок рокового предсказания.

— Я знаю, детка, что всё сложно, но мы и это переживем. Надо держаться. Мы есть друг у друга. Я лишь молю Бога, дожить до твоего совершеннолетия. Не плачь, — он нежно вытер пальцами слезы, которые катились ручьем из моих глаз. — Не рви мне сердце, от него и так ничего не осталось.

Дедушка достал таблетки из внутреннего кармана пиджака, его рука дрожала, но стакан с водой он поднес так осторожно, словно держал в руках самый ценный клад. Стряхнув тревогу, он запил горсть таблеток.

— Что ж, надо выбираться из этой чёртовой полукомы, не дело лежать тут и жалеть себя, — его слова зазвучали как зов на отчаянное сражение с болезнью, судьбой и самой собой.