Глава 27. Артем

Неожиданная встреча Ионовой с подругой посеяла во мне сомнения. Что-то здесь было не так и я чуял это, как охотник свою жертву. Я старался не прислушиваться к их разговору, но у меня появилось устойчивое ощущение, что у моей Ионовой есть какая-то тайна и меня охватило непонятное беспокойство. Её поведение было как минимум странным, словно она скрывала что-то очень важное и личное от меня. Я не мог просто стоять в стороне и ждать, пока правда сама выйдет наружу.

Подобно Иванушке из сказки о Лягушке-царевне, который не сдержался и сжёг шкуру лягушки раньше времени, я не мог больше терпеть неизвестность. Мое любопытство заставляло меня действовать, даже если это может изменить всё. Я так вошел в раж, что не задумался даже на мгновение, что лезу без спроса в не свое дело.

Во время спектакля я скинул фото и имя адвокату Юрию Сергеевичу, чтобы тот пробил адрес той самой Наташи Гусевой — случайной знакомой. Мне было не по себе, но я знал, что это единственный способ узнать правду.

К концу представления у меня уже был адрес общежития и номер телефона Наташи, и я отправил мою Ионову домой на такси и поехал на поиски ответов.

Подъезжая к общежитию, я чувствовал, что этот вечер станет переломным для нас обоих. Волнение и тревога смешивались в моей душе, но я знал, что я буду рядом с ней, что бы ни случилось дальше. Мы вместе, и вместе мы сможем преодолеть любые трудности. Черт возьми, иногда лучше и правда ничего не знать, и зачем было открывать тот самый "ящик Пандоры". Я тогда еще не предполагал, что глубоко пожалею о своей самодеятельности. Подобно Иванушке, который из-за своей нетерпеливости и глупости вынужден был отправиться на поиски Кощея за тридевять земель и спасти свою Лягушку-царевну.

Я стоял у входа в общежитие, ждал Наташу. Волнение и тревога смешивались в моей душе, а сердце билось сильнее, когда я подумал о том, что скоро узнаю правду. Вдруг послышались звуки шагов, и я повернулся. Наташа спустилась по лестнице, выглядела она перепуганной и сонной.

— Наташа, мне кажется, нам надо поговорить. Это касается Ирис. Я понимаю, что она скрывает от меня что-то важное. А я не могу ей помочь, не зная всей правды. Как давно ты знаешь Ионову? Что связывает вас двоих?

— Артем, тебе не кажется, если сама Ирис тебе не открылась, то на это у нее есть причины. Если ты заслуживаешь знать правду, она сама все расскажет.

— Наташа, будь человеком ты, прошу тебя. Я люблю ее, понимаешь? — я сам удивился как просто я это сказал. Хотя вчера еще меня забавляло, что я мысленно называл ее “моя Ионова” и боялся произнести это вслух.

— Я знаю Ирис уже долгое время. Мы обе учились в этой самой балетной академии. Ирис была лучшей на курсе, ей пророчили блестящее будущее в балете.

— Ионова, что балерина? — я даже опешил, диссонанс того, что я видел и слышу взрывал мозг.

— Ну да, балерина и очень талантливая. Она с 7 лет у станка пахала, как робот.

— Почему тогда она не стала звездой балета, как ей предсказывали? Что случилось?

— Это была ужасная авария… Какой-то обдолбанный мажор на папиной машине сбил ее и бабушку на переходе. Бабушка погибла, а Ирис чудом осталась жива. Но эти придурки даже не были наказаны, папаша все замял. Бабушка заменила ей мать. Ты знал она сирота? Родители погибли в аварии, ей еще и 5 не было. Она потеряла самого близкого человека и лишилась возможности заниматься своим ремеслом. Мы ведь всю жизнь здесь, как в клетке и ничего другого не умеем. Это было для нее страшным испытанием, ведь балет значил для нее всё. С тех пор она пропала из моей жизни, и мы не виделись уже очень давно. Да, это был ужасный период для нас обеих. Ирис была такой талантливой и амбициозной. Она просто ЖИЛА балетом. Каждый шаг, каждое движение — это было ее дыхание, ее жизнь. Кстати, ты ее узнал на фото. Та девочка на фото и в электричке — это и есть она, Ирис. Артем, она была такой светлой и энергичной, как лучик солнца в наших монотонных серых буднях. Ужасно, что нельзя ничего изменить.

Дальше я уже не слушал. Еще одно потрясение выбило из- под меня почву. Моя прекрасная незнакомка — это Ионова собственной персоной. Жесть какая. Вот тебе и Лягушка — царевна.

Каждое слово про аварию, про девочку из электрички, разрядом тока било по моим нервным окончаниям. Передо мной мелькали картинки: вот я и Ники в машине, вот девочка, напуганная хулиганами, вот Ионова, падающая в бассейн. Картинки кружились одна за другой, разрывая мою душу на части. Я вспомнил все до мелочей, моя память окончательно вернулась.

Мои ноги подкосились, а сердце забилось с такой силой, что я едва мог дышать. Я увидел каждую деталь этой трагедии, каждый момент, который привел к неизбежному и необратимому. Страх и раскаяние охватили меня, как чёрная тень, закрывая свет и надежду.

Я хотел правды, я стремился к ней всем своим существом, но я не предполагал, что она окажется такой жестокой и невыносимой. Моя вина распласталась передо мной гигантской черной дырой, сокрушая и поглощая все, что было раньше. Я заслуживал мук и страданий за свою безответственность и глупость.

Горечь прошлого ослепляла мои глаза, и я понимал, что ничто не сможет вернуть все назад. Я был виноват перед Ионовой, перед самим собой, и моя боль была такой глубокой, что я боялся, что она поглотит меня целиком и навсегда.

— Артем, с тобой все в порядке. Ты какой — то бледный. Прошу тебя, пообещай, что не скажешь ей о своем визите. Я точно знаю, что она не примет того факта, что мы за ее спиной обсуждали ее, даже из благих намерений. Я все еще надеюсь помириться с ней, — она посмотрела на меня умоляющим взглядом.

— Не переживай, никто об этом не узнает. Я могила. И спасибо тебе за помощь.

— Я пойду, поздно уже, у нас строго с визитами посторонних.

— Да, конечно, и я побрел как сомнамбула к машине.

По дороге я накатил, спрятанную мною бутылку дорого коньяка и приехав домой, я первым делом пошел прямиком к отцу. В кабинете горел свет и значит он не спал.

— Па, можно к тебе? Есть разговор, — ввалился без стука я.

— До завтра не терпит?

— Нет.

— Ну и что у тебя там такого важного?

— Я все вспомнил, — посмотрел в глаза отцу.

Что всё? О чем это ты? Не понимаю…

— Всё ты понимаешь, — рыкнул я. — Про аварию. Да я взял машину твою. Но до этого Ник меня уговорил, что ненадолго и до озера только. А там он пересел за руль. Я уговаривал его вернуться. А потом я выпил воды и у меня отлетела башка. Не знаю, что было в бутылке, видимо та самая дрянь, что нашли у меня в крови. Я не наркоман, па, как все тут меня убеждали. И в той аварии виноват не я, а Ник. Понимаешь? Вернее, я понимаю, что и на мне вина. Но это не я убил человека и покалечил Ионову. Понимаешь?

— Понимаю. Про Ника я знаю.

— А почему мне не сказал?

— Ты не помнил. Решили, что придет время и скажем. А Николай сейчас в рехабе для наркоманов. Он сам рассказал все. Мать его постоянно сбивала с толку, говоря, что все наследство перепишу на тебя. Идиота кусок…Пойми ты, вы оба мои дети и не важно правы вы или нет, я буду за вас стоять. А ты как вспомнил?

— У меня свои методы, — сказал я обреченно. — Па, помоги пожалуйста…мне и так хреново.

— Что нужно — то?

— Не мне, а той девочке, ну которую мы сбили. Так уж вышло, она моя одноклассница и хуже всего я ее …понимаешь меня? Она не простит меня если узнает правду. А я не могу без нее, понимаешь? Я сделаю все что хочешь пап, только помоги… — я с надеждой посмотрел на отца. — Нет вряд ли ты меня поймешь.

— Ну куда уж мне там. Я ж сухарь… Ладно давай без соплей, конкретнее, что нужно сделать?

— Врач сказал, что можно всё восстановить, но только в Германии. А это дорого, ее дедушка не потянет.

— Сын, я предлагал ему деньги, только он гордый, не взял.

— Оно и понятно. Можешь сделать так, что вроде это по квоте или лотерею выиграли, ну что-нибудь такое, чтобы наверняка. Папа она ведь балериной была, ты даже не представляешь какой. А я, а мы… — я махнул рукой.

— Ладно иди проспись, алконавт. Решим всё, утро вечера мудренее. А правду ей сказать не пробовал, все равно ведь узнает по чьей вине случилась авария. Может лучше от тебя, так хоть есть шанс?

— Не пап, не смогу…прости. Я трус. Тебе стыдно за меня?

— Иди уже, поговорим на трезвую голову. И я подумаю какую плату взять с тебя за эту услугу тебе.

— ОК, я на все согласен.

Я вышел, шатаясь из кабинета. Меня жутко штормило. Пить — это уж точно не мое. Краем уха слышал, как отец разговаривал с Юрием Сергеевичем, значит вопрос с клиникой в Германии для Ионовой будет решен. А что делать мне, я решу завтра.

Загрузка...