Моя Индия

КОРОЛЕВА ДЕРЕВНИ

Теперь я приглашаю читателя последовать за мной в одну из деревень, которую он видел, обозревая местность с вершины горы Чина. Параллельные линии, пересекающие гору, — террасированные поля. Ширина некоторых из них не превышает десяти футов, а высота каменных стен, поддерживающих их, достигает местами тридцати футов. Возделывание этих узких полей, когда по одну сторону у вас отвесная скала, а по другую — глубокая пропасть, — работа трудная и опасная. Вспашку производят плугом с короткой рукояткой, в который впрягают низкорослый, выносливый скот, выросший в горах и привыкший к местным условиям. Мужественные люди, создавшие эти поля ценой бесконечных усилий, живут в каменных домах с шиферными крышами, вытянувшихся вдоль неровной и узкой дороги, проходящей по равнинам Бхабара во внутренние районы Гималаев. Жители этой деревни знают меня, так как однажды, получив от них срочную телеграмму, я поспешно прибыл из Мокамех-Гхата, чтобы избавить их от тигра-людоеда.

Телеграмма была послана на средства, собранные всей деревней, и доставлена в Найни-Тал специальным гонцом. Событие, послужившее поводом для ее отправки, произошло в полдень в поле за деревней. Одна женщина со своей двенадцатилетней дочерью жала пшеницу, как вдруг появился тигр. Девочка побежала к матери, но тигр набросился на нее, оторвал голову и, схватив тело, скрылся прыжками в прилегающих к полю джунглях, оставив голову девочки у ног матери.

Телеграммы, даже срочные, идут долго, и, поскольку мне пришлось совершить путешествие в тысячу миль по железной дороге и шоссе, а последние двадцать миль идти пешком, я прибыл в деревню через неделю после того, как была отправлена телеграмма. За это время тигр убил еще одного человека. Жертвой оказалась женщина, которая прежде жила со своим мужем и детьми по соседству со мной в Найни-Тале. Эта женщина вместе с другими косила траву на горе за деревней. Тогда-то тигр напал на нее, убил и утащил тело на глазах у всех присутствовавших. Крики перепуганных женщин были слышны в деревне. Пока они бежали в Найни-Тал сообщить о трагическом случае, мужчины собрались и отогнали тигра. Они с присущей индийцам убежденностью верили, что я откликнусь на телеграмму, и, желая сохранить труп до моего приезда, завернули его в одеяло и привязали на верхушке рододендрона высотой в тридцать футов. Судя по последующим действиям тигра, ясно, что он лежал где-то поблизости и наблюдал за всем происходившим. Если бы он не видел, как тело поместили на дереве, он никогда бы его не обнаружил, поскольку у тигров совершенно отсутствует обоняние.

Когда женщины сообщили в Найни-Тал о случившемся, муж погибшей пришел к моей сестре Мэгги и сказал, что тигр убил его жену. На рассвете следующего дня Мэгги направила нескольких наших людей в деревню соорудить махан[12] над умершей и караулить там до моего прибытия, которое ожидалось в этот же день. Получив в деревне все необходимое для махана, мои люди в сопровождении местных жителей направились к рододендрону. Но там они обнаружили, что тигр, забравшись на дерево, разорвал одеяло и утащил труп. И опять безоружные, но исполненные мужества жители деревни вместе с моими людьми пошли по следу тигра. Пройдя полмили, они нашли частично съеденный труп и начали сооружать на дубе махан. Когда работа была закончена, случайно к месту происшествия подошел охотник из Найни-Тала, целый день охотившийся в этом районе. Сказав, что он мой друг, этот человек отпустил моих людей домой, а сам остался караулить тигра.

Мои люди вернулись в Найни-Тал, куда я уже прибыл к тому времени, и рассказали мне о случившемся. Охотник же, его слуга и носильщик с продовольственной корзинкой и фонарем заняли позицию на махане. Ночь была безлунная. Охотнику не верилось, что тигр находится где-то поблизости, и он зажег фонарь, чтобы осветить пространство под деревом. Когда он опускал фонарь на веревке, она выскользнула у него из рук, фонарь разбился и начался пожар. Дело происходило в мае, и в наших лесах все высохло. Не прошло и минуты, как сухая трава и валежник у подножия дерева заполыхали. Проявив большое мужество, охотник спустился с дерева и попытался сбить пламя своей твидовой курткой. Но тут он вспомнил о тигре-людоеде и быстро вскарабкался назад на махан. Горящая куртка осталась внизу.

При свете пожара стало ясно, что труп исчез. Однако к этому времени охотник утратил всякий интерес к трупу; его больше волновали собственная безопасность и тот ущерб, который пожар причинит государственным лесам. Сильный ветер перенес огонь в другое место, но через восемь часов ливень и град погасили его. Тем не менее несколько квадратных миль леса оказались выжженными. Это была первая и последняя попытка встретиться с тигром-людоедом, предпринятая охотником, который вначале чуть не сгорел, а потом едва не замерз. На следующее утро, когда усталый охотник возвращался в Найни-Тал, я направлялся в деревню другой дорогой, не подозревая о том, что произошло ночью.

По моей просьбе жители деревни привели меня к рододендрону, и я был поражен тем упорством, с которым тигр стремился вновь завладеть трупом. Разорванное одеяло находилось на высоте двадцати пяти футов над землей. Следы когтей на коре и на мягкой почве под деревом, а также поломанный кустарник — все это говорило о том, что тигр карабкался на дерево и падал по крайней мере раз двадцать, прежде чем ему удалось разорвать одеяло и унести тело. От этого места тигр тащил труп полмили до дерева, на котором потом был устроен махан. Далее огонь уничтожил все следы тигра и его ноши. Однако, пройдя милю в направлении, которое, по моему мнению, должен был избрать тигр, я наткнулся на обгорелую голову женщины. Примерно в ста метрах начинались густые заросли, не тронутые огнем. В течение многих часов я внимательно осматривал эти заросли на протяжении пяти миль вплоть до того места, где начинается долина. Но никаких следов тигра обнаружить не удалось. (Потом я узнал, что с того момента, когда охотник случайно набрел на махан, и до того, когда тигра застрелили, зверь убил еще пять человек.)

После бесплодных поисков в зарослях я возвратился в деревню, где жена старосты приготовила для меня пищу, которую ее дочери подали на медных тарелках. Хорошенько поев (что оказалось весьма кстати, поскольку у меня ничего не было во рту целый день), я собрал тарелки, намереваясь помыть их в протекавшем поблизости ручье. Увидев это, три девушки подбежали ко мне и забрали тарелки. Смеясь, они сказали, что обычаи их касты — они принадлежали к касте браминов — не будут нарушены, если они помоют посуду, из которой ел белый садху.[13]

Теперь деревенского старосты уже нет в живых, а его дочери вышли замуж и покинули деревню. Но жива его жена, и вы, читатель, сопровождающий меня в деревню после осмотра местности с вершины горы Чина, должны быть готовы выпить чай, приготовленный на жирном свежем молоке с пальмовым сахаром.

Мы спускаемся по крутому склону горы, у которого расположена деревня. Нас заметили, расстелили на земле небольшой изношенный ковер и поставили два плетеных кресла, покрытых шкурами горала. Рядом с креслами стоит, приветствуя нас, жена деревенского старосты. Здесь нет обычая парды,[14] и она не смутится, если вы пристально взглянете на нее. А на нее стоит посмотреть: правда, ее некогда иссиня-черные волосы поседели, а цветущие щеки увяли и стали желтовато-белыми, но они по-прежнему гладкие, без единой складки или морщинки. Ее предками были сто поколений браминов, и в жилах ее течет такая же чистая кровь, как кровь основателя рода. Все люди гордятся чистотой своего происхождения, но нигде не относятся к этому с таким уважением, как в Индии. В деревне, которой правит эта милая старая женщина, живут люди, принадлежащие к разным кастам, но ее право на власть не вызывает ни у кого сомнений, и ее слово является законом. И не потому, что за ней стоят сильные слуги (у нее их нет), а потому, что она принадлежит к касте браминов, являющихся солью индийской земли.[15]

Высокие цены, установившиеся за последние годы на сельскохозяйственные продукты, принесли деревне процветание, как его понимают в Индии, и наша хозяйка в полной мере получила свою долю благ. Нитка дутых золотых шариков, составлявшая часть ее приданого, все так же украшает ее шею, но массивный золотой обруч заменил прежнее тонкое серебряное ожерелье, спрятанное ныне в фамильном банке — ямке в земле под очагом. В давно минувшие дни в ушах у нее не было украшений, а теперь через верхнюю половину уха продето несколько тонких золотых колец. В носу у нее золотое кольцо диаметром в пять дюймов, вес которого частично облегчается тонкой золотой цепочкой, закинутой за правое ухо. Она одевается, как и все женщины высших каст, живущие в горах. Ее одежда состоит из шали, плотно обтягивающего корсажа из теплой материи и широкой ситцевой юбки. Ходит она босиком, поскольку даже в наше просвещенное время жители гор считают, что ношение башмаков свидетельствует о недостаточной чистоте происхождения.[16]

Старая женщина удалилась во внутренние комнаты, чтобы приготовить чай. Пока она занимается этим приятным делом, вы можете обратить внимание на лавочку купца-бании,[17] расположенную на другой стороне узкой дороги. Бания тоже мой старый друг. Поприветствовав нас и одарив пачкой сигарет, он снова уселся, скрестив ноги, на деревянном помосте, где разложены товары. Жители деревни или путешественники могут найти здесь самые необходимые товары: атта (пшеница грубого помола, которая служит основным продуктом питания жителей гор), рис, дал,[18] топленое масло. В лавке имеются лежалые сладости, купленные за бесценок на рынке в Найни-Тале, горный картофель, который подошел бы даже для королевского стола, огромные редьки, настолько горькие, что слезы выступают у тех, кто только смотрит, как их едят, а также сигареты, спички и керосин. Рядом с помостом на расстоянии вытянутой руки находится железная кастрюля, в которой целый день кипятится молоко.

После того как бания занял свое место на помосте, собираются немногочисленные покупатели. Первым пришел маленький мальчик с младшей сестренкой. Гордый обладатель пайсы[19] хочет истратить ее на покупку сладостей. Взяв монетку из грязной ручонки мальчика, бания бросает ее в открытую коробку. Затем, согнав с подноса ос и мух, он выбирает квадратик из сахара и творога, ломает его пополам и кладет по кусочку в протянутые ручки детей. Следом приходит женщина, принадлежащая к низшей касте. На одну анна она покупает атта. Две пайсы тратятся на приобретение дала самого грубого из трех сортов, выставленных на прилавке. На оставшиеся две пайсы женщина покупает немного соли и одну из горьких редек. Потом, сказав с уважением «салам» бании, ибо он человек, достойный уважения, она спешит домой приготовить обед для семьи.

В то время как женщина занималась покупками, громкие свистки и крики мужчин возвестили о приближении каравана мулов. Они нагружены полотном, изготовленным на ручных станках в Морадабаде для продажи на рынках во внутренних горных районах. Взмокшие мулы проделали тяжелый подъем по неровной дороге из предгорий. Пока они отдыхают, четверо мужчин, сопровождающих караван, усаживаются на сооруженную банией для своих покупателей скамейку, чтобы выкурить сигарету и выпить стакан молока. Молоко — самый крепкий напиток, который когда-либо продавался в этой лавочке, так же как и в сотнях других придорожных лавочек в горах. Дело в том, что, за исключением тех немногих, которые вошли в соприкосновение с так называемой цивилизацией, наши горцы не пьют. Женщины же моей Индии совершенно не пьют вина.

Газета никогда не попадала в эту деревню, и все новости о внешнем мире жители узнают во время своих поездок в Найни-Тал или от путников, среди которых наиболее осведомленными являются бродячие торговцы. Направляясь в горы, они приносят новости из отдаленных равнин Индии, а возвращаясь назад через месяц или позже, рассказывают о том, что узнали в торговых центрах, где они продают свои товары.

Старая женщина уже приготовила для нас чай. Будьте осторожны с металлическим стаканчиком, наполненным до краев, поскольку вы можете легко обжечь руки. К этому времени в центре внимания присутствующих оказались уже не бродячие торговцы, а мы, и нравится вам или нет сладкая горячая жидкость, но нужно выпить ее всю, до капли, ибо на нас обращены взоры жителей деревни, гостями которых мы являемся. Оставив хоть несколько капель в кружке, вы тем самым покажете, что напиток недостаточно хорош. Некоторые пытались предлагать деньги за гостеприимство, которым они пользовались, но мы не совершим подобной ошибки. Эти простые гостеприимные люди очень горды. Предложив милой старой женщине плату за чашку чая, мы оскорбим ее точно так же, как оскорбили бы банию, предложив деньги за пачку сигарет.

Покидая место, где я провел лучшую часть жизни, одну из многих деревень, разбросанных на огромном пространстве, осмотренном вами в полевой бинокль с вершины горы Чина, вы можете быть уверены, что оказанное вам гостеприимство и приглашение вновь посетить деревню являются подлинным выражением чувства привязанности и доброй воли, которые испытывает народ моей Индии ко всем, кто его знает и понимает.