То, что остается от противников Ригуми Шаа; исходный материал, используемый для воплощения.
Из свитка «Загадки Лагона»
Мне снилось, что я — крошечное гладкое семечко, которое пытается выпустить корень и укрепиться в скале. Белесый ростоктыкался в камень снова ненова, но ничего, кроме слабой зудящей боли, это не приносило. Что‑то было неправильно, категорически неправильно…
А рядом росло огромное, мощное дерево, почему‑то ярко — синее и покрытое мелкой чешуей.
— Рано ещё, — вкрадчиво прошелестело оно и хищно клацнуло белыми колючками. — Все должно получиться само собой.
— Ну — ну, — скептически откликнулась я. — А если меня раньше склюют?
Как назло, в ясном небе тут же закружили зловещие черные птицы — жирные, с иззубренными клювами и хриплыми голосами. Они нарезали круг за кругом, постепенно спускаясь ниже, пока одна не обнаглела окончательно и не уселась на ветку.
— А ты попробуй сделать так, — предложило сине — чешуйчато — колючее дерево.
И резко сомкнуло колючки.
Птица заверещала.
«А ничего себе способ», — подумала я и принялась усердно отращивать шип.
— Можно сделать их ядовитыми, — соблазнительно прошелестело дерево.
От глубокого тембра мурашки побежали по спине… Тут я, собственно, вспомнила, что у меня есть спина, и проснулась.
Надо мной нависал Кагечи Ро, мрачно сдвинув круглые брови к переносице. К счастью, полностью одетый и без фиолетовых светящихся манипуляторов. Как там говорилось в социально — просветительном ролике? «Избегайте стрессов, и ваша нервная система скажет вам спасибо!» Ну вот — спасибо.
— Сколько? — мрачно поинтересовалась я, параллельно выверяя купол. Все слои были на месте, даже неориентируемая поверхность медленно вращалась — что ж, значит, хотя бы за собственный разум можно быть спокойной.
— Двенадцать катов, — ответил Кагечи Ро. Сразу понял, о чем вопрос… Специалист, что скажешь — Ты не повреждена. Как себя чувствуешь? Можешь встать? Если да, то вставай быстрее, а то этот болван меня сейчас взглядом сожжет. И я не шучу, с ним такое уже бывало.
Я скосила глаза. «Этот болван» сидел в углу, вывернув ноги как восточный мудрец, и пялился исподлобья. Рыжие волосы стояли торчком и на фоне темно — серого камня стены казались живым пламенем.
Больше никого из нашей теплой компании видно не было. Ушли, интересно, или поблизости выжидают? Судя по копошению на границе купола, — второе.
— Спасибо за помощь, — произнесла я наконец и начала подниматься. Тейт тут же подскочил и протянул руку. — Слушайте, а тот мальчик…
От Кагечи Ро повеяло кисловатой неловкостью, и он отвернулся, скрывая выражение лица. Рыжий досадливо цокнул языком:
— Иди первый, скажи, мы сейчас будем.
Его друг склонил белобрысую голову к плечу в знак согласия и проскользнул сквозь занавеску из бусин. Когда шаги стихли, Тейт одной подсечкой повалил меня, втиснул в подстилку всем весом и поцеловал — быстро, сильно, так что заболели губы и дыхание сбилось. Затем, улыбаясь, помог подняться снова — самоуверенный до сияющего ореола, наглый до скрежета зубовного.
Я машинально облизнулась; кожу все ещё покалывало там, где он прикасался.
— Извини, — произнес рыжий, ни на гран не ощущая вины. — Ты как, голова не кружится?
Кружится, кружится. Только чья это заслуга, интересно?
— Нет, — соврала я спокойно, оглядывая серые стены. Отдыхать меня поместили в каменную коробку с одним — единственным круглым окном под крышей и тоненьким лежаком на полу. — Так что там с мальчишкой? Он тоже маг?
А теперь надо глубоко вздохнуть и привести в порядок гормоны, ещё немного — и первой ступени биокинеза явно станет недостаточно.
— Нет, — ответил Тейт, и взгляд у него забегал. Чувство стыда промелькнуло в мысленном фоне и угасло, подавленное волевым усилием — рыжий преодолел какую‑то моральную установку, чтобы заговорить, и он сделал это ради меня. Как… тепло — Для таких, как он, нет специального названия. Они просто существуют. Не обязательно дети — может, старики или молодые люди в полной силе, мужчины и женщины, кто угодно. В каждом селении есть один такой, неважно, деревня это или город. Рождаются они в простых семьях, не у магов. И через некоторое время начинают видеть и слышать мир. Весь сразу. Тогда им прокалывают перепонки в ушах и завязывают глаза.
— Жуть какая, — вырвалось у меня.
— Да нет, — вздохнул Тейт. Он говорил с натугой, то и дело запинаясь, точно слова ему приходилось из себя выталкивать. — Пойми, они другие. Все равно слышат и видят больше, чем самый крутой маг. О них нельзя говорить, это как, ну… стыдно и страшно одновременно, как на обнаженное сердце смотреть, когда ребра разворочены. Ты смотришь, а оно сжимается… Видела? Ну, не важно. Они ходят, куда хотят, и берут, что им угодно. Никогда не болеют, и тело у них всегда чистое. И… я, в общем, не знаю, как объяснить… мир говорит через них.
Я сощурилась, глядя на кусочек неба в круглом окне. Что‑то вертелось на кончике языка, но никак не желало оформляться в слова, и никакая логика не помогала.
— Боги? — предположила я, сопровождая незнакомое слово рядом мысленных образов. — Религия? Жрецы? Святые?
— Не знаю. — Рыжий выглядел измученным. — Ну правда, не знаю. Вроде похоже, но не то. Ты не спрашивай, ладно? Потом ещё в городах насмотришься, сама поймешь.
Невольно я улыбнулась. «Насмотришься в городах», — по — моему, оптимистично звучит Значит, по крайней мере из этой переделки мы выберемся.
Тейт застыл в дверном проеме, сдвинув в сторону блестящие красно — розовые нитки бус у себя над головой. Из‑за плеча его бил свет, невыносимо яркий и теплый, и силуэт казался вырезанным из угольно — черной бумаги.
— Трикси? Задумалась о чем‑то?
— Да, — улыбнулась я. — О том, что ты хорошо смотришься.
Он ничего не ответил, только хмыкнул, но в мысленном фоне промелькнула вспышка радости и нежности — как пушистый фейерверк, бесшумно распустившийся в ночном небе, призрачный серебристо — голубой цветок. На пороге Тейт замешкался, и мы соприкоснулись руками, потянувшись друг к другу синхронно, полуосознанно и не глядя. И, хотя времени прошло предостаточно, никто не обратил внимания на нашу задержку — кроме Итасэ Рана, который бросил обжигающе сердитый взгляд, подумав: «Идиоты».
Это отрезвило.
Соберись, Трикси. Вы тут йена курорте. Рассуждай логически, действуй рационально, ожидай худшего. Шрах, будто рядом с рыжим такое вообще возможно!
— Ни о чем не хочешь спросить, Трикси — кан? — спокойно произнес Ригуми, обменявшись взглядами с подмастерьем и с Кагечи Ро.
Я снова вспомнила мальчишку с завязанными глазами и прикусила язык.
«Делай то, что ты делаешь. Мне это угодно». Ох, как это похоже на какое‑нибудь торжественное благословление на царствование… Или приглашение в жертвенные овечки, что, в принципе, практически то же самое.
Услышать более подробный и связный рассказ, конечно, хотелось, но мысль о том, чтобы заставить мастера нарушить табу, вызывала почему‑то почти физическое неудобство. Тем более, время не слишком удачное… Да и есть кандидатура получше для обсуждения запретных тем — Оро — Ич. Вот кого нарушение неписаных правил не смутит, а только порадует.
Значит, буду пока держать паузу.
— Ничего, Шаа — кан, — ответила я, опустив глаза, — Прошу прощения, что задержала всех. Готова идти немедленно, если потребуется.
Ригуми Шаа сузил глаза. Наверное, в других обстоятельствах он бы так или иначе вынудил меня раскрыться и выложить то, что тяжелой гирей повисло на душе. Но сухой испепеляющий жар, исходящий от его разума, выдавал сейчас полную сосредоточенность на другой цели — на свободных.
— Хорошо, — ровно сказал мастер и отвернулся. — Повторю снова, когда все рядом и вместе. Охота началась. Это значит, что я запрещаю преследовать кого‑либо в одиночку. За Бланш Трикси и Танеси Тейтом смотрит Итасэ Ран. — Подмастерье склонил голову к плечу, хотя и без особого энтузиазма. — Маронг Игамина, Исэ Лиора и Кагечи Ро держатся только втроем, когда вернется Ренгиса Лао, он присоединится к ним. Айка — кан!
— Айе! — вытянулась в струнку девчонка. Движения ее стали спокойнее, исчезла суетливость, а из мысленного фона пропало любопытство.
— Ты со мной, — с едва заметной улыбкой приказал мастер. — Будь на расстоянии до десяти шагов, не дальше. Диккери- кан, оставайся рядом, но избегай сражения.
Деревня точно вымерла. Я шла, распахнув купол, и не ощущала поблизости никого живого. И лишь в отдалении слышался шепот чужих разумов, тревожных и рассеянных. Похоже, все, кто мог держаться на ногах, ушли и рассыпались по округе, скрылись в пещерах и гротах. Лежачих и беспамятных не бросали — увозили, уносили на себе, не жалея сил. Тяжелые каменные ворота остались открытыми, да и от кого их было запирать?
У меня мурашки по спине пробежали.
Широкая дорога — мелкая галька, намертво втоптанная в глинистую землю — уводила вниз, к океану. Мимо жутковатых колец из каменных столбов, мимо террас, где рос приземистый мелколиственный кустарник с вытянутыми черными ягодами, вдоль белесого пляжа… Резкий смолистый аромат постепенно уступал морскому, йодистому, от которого страшно хотелось пить. У самой кромки берега, на приличном расстоянии от деревни, стояло несколько домов на сваях, ещё чуть дальше поднимались из волн скалы, облепленные игольчатыми панцирями и сизыми водорослями; вода мерно накатывала и отползала, сердито шипела и надувалась пеной, отчего‑то красноватой.
— Старуха живет там, — указала Диккери на дома, остановившись. — Это все ее. Еду и подарки оставляли на пороге, в корзинах. Внутрь проходили только те, кому нужен был совет… ещё отец и я.
— Ты училась у нее пению, я помню, — склонил голову к плечу Ригуми Шаа. Глаза у него странно потемнели, и это был не световой эффект, а реальное изменение цвета, словно багрово — черная краска, подобная той, что на губах, стала сочиться из зрачков. — Спой, Диккери — кан. Пой, пока я не скажу замолчать.
Он поднял руку, делая знак остановиться, и дальше пошел один. Девчонка сперва дернулась за ним, но точно лбом на стену налетела и растерянно обернулась — на Лиору, затем на меня. Отступила на шаг, другой… и запела, поначалу очень тихо. Звук был низкий, горловой, вибрирующий; он чем‑то напоминал мелодичные голоса сойнаров, только в иной тональности. От него пробирал озноб, и губы пересыхали, и пробуждалось что‑то в сердце — тревожное, сладкое, немыслимое.
Ригуми Шаа шел вперед; когда до деревянного настила оставалось несколько метров, свет солнца стал меркнуть.
Небо оставалось абсолютно чистым.
Я отшатнулась, проскользнула между Итасэ и рыжим, напрягая купол. Песок вокруг ног вздымался змейками, закручивался в знаки бесконечности, в спирали и воронки. Тейт изгибал пальцы, точно в них суставов не было, и шептал что‑то под нос, но его голос тонул в пении Диккери — уже не гортанном, а утробном; при одной мысли, что такой низкий звук исходит от изнеженной девчонки с округлыми плечами, накатывала жуть.
Мастер ступил на просоленный настил.
Солнце стало черным.
Дома на сваях задрожали, как мираж, потемнели и скрутились в одну точку, поглощающую свет. Звуки исчезли, точно кто‑то щелкнул тумблером. Темная точка дрогнула и извергла из себя все, что поглотила ранее.
Я вскрикнула, кажется, падая на колени, и песок обнял меня, укрывая мягким щекочущим облаком. У него был привкус мыслей Итасэ, такой же злой и сосредоточенный, но обещающий защиту. Тейт нависал надо мной, источая суховатый жар и угрозу…
А затем все закончилось.
Песок осыпался; волна удушающей силы схлынула.
Ригуми Шаа стоял у хрупких, белесых, изъеденных ядовитым ветром обломков и улыбался.
— Ты замолчала, Диккери — кан. А ведь я просил петь.
— П — простите… — прошептала девчонка, неотрывно глядя на развалины. Ноги у нее подкосились. — Я не…
— Мастер пошутил, — мягко произнесла Лиора, опускаясь рядом с ней на сыроватый песок. — Успокойся, ну… и выпусти оружие, оно сейчас не нужно. Шаа — кан, это была ловушка?
— Да, но не на меня, — ответил мастер, задумчиво глядя на то, как волна перекатывается через сваю, дырявую, как сыр. — Никто и никогда не посмел бы так оскорбить мое мастерство и создать ловушку из воплощенного ничто. Что ж, Диккери — кан, новости хорошие. Твой любовник жив, и свободные его не поймали. Это, — он повел рукой, обводя развалины, — было создано для него. Отчего‑то свободные были уверены, что он вернется и придет к старухе.
— Странно, — нахмурился вдруг рыжий. — На Рана ведь напали другие? Ну, в смысле, растворить скалу — дело испепелителей, скорее всего. Магия незнакомая, но вообще если нужно что‑то без следа разрушить, это только к ним. Направляющие удар у них точно есть, как тот, который за нами следил. И мастера тварей — айров помните? Которые Диккери преследовали? Теперь ещё и овеществляющие ничто. Так вот, не многовато ли для одной семьи?
Ригуми опустил глаза:
— Возможно, союз… Или отщепенцы из разных семей.
Он ещё что‑то сказал, но дослушать я не смогла.
Затылок свело резкой болью; меня дугой выгнуло, словно от удара током. Там, за пределами купола, произошло что‑то мерзкое, страшное.
Перед глазами промелькнул размытый образ.
Лао.
— Лао, — прохрипела я, пытаясь восстановить дыхание. — Далеко. Его… пытались ударить. Сейчас преследуют. Будет… скоро. Шаа — кан, три ката!
В глазах мастера промелькнула тень досады.
— Не говори, покажи!
— А… вы не возражаете? — спросила я автоматически.
На какую‑то долю секунды взгляд у Ригуми Шаа стал испепеляющим.
— Время, Трикси — кан.
Я сглотнула.
Ой, дура… И мысли не возникло, что можно нарушить чужую приватность и просто — напросто вложить в разум нужный образ. К шраху эти цивилизованные привычки!
Купол ощетинился иглами, впился в чужие сознания — сквозь пелену поверхностных мыслей, как у Айки, сквозь непрочные щиты Лиоры и Ригуми Шаа. Я впечатала все разом, спутанный комок образов времени и места пополам с собственными чувствами, страхом за Лао и тягой к нему — время, время поджимает, некогда разделять нужное и ненужное. Маронг закашлялся, встряхивая головой — кажется, у него разлетелось несколько ментальных блоков. Рыжий пялился на меня, и во взгляде читалось: «Почему он?»
Я отмечала это, но не обдумывала, не реагировала.
Все потом.
Задержите дыхание, — коротко приказал Ригуми Шаа. Я послушалась и ещё отчего‑то зажмурилась, вслепую отыскивая руку Тейта.
Звуки снова пропали, как тогда, в первый раз. Во рту появился привкус крови, в солнечное сплетение врезался невидимый кулак— ох, не только мне было не до нежностей и осторожностей — и вдруг стало холоднее.
Я открыла глаза.
Мы парили над деревней в прозрачном пузыре — все вместе, включая безразличных к происходящему айров. Мир распадался на три части: холодное голубое небо, синий океан и зеленая земля — чем дальше к северу тем более темная и пустая, царапающая горизонт островерхими горами; туда мы и летели.
Лао был уже близко, километрах в шести, а за ним двигалось нечто, до неузнаваемости размывающее рельеф, как фильтр для редактирования фотографий.
Мастеру потребовалось не больше десяти секунд, чтобы принять решение.
— Далеко не отходите, — сказал он и уронил нас на землю. Красиво расписанный план боя изящно полетел в тартарары, и мы вместе с ним.
Диккери завизжала.
Падать спиной в пустоту, раскинув руки, было страшно, но не страшнее, чем видеть, как Ригуми Шаа с чудовищной скоростью несется наперерез пятну, размывающему ландшафт. Ветер свистел в ушах, визжала Лиора; Тейт как‑то умудрился извернуться и сцапать меня в охапку, а потом падение замедлилось, точно сам воздух стал гуще.
Мы с рыжим приземлились на первой террасе, почти на вершине холма, в самую гущу низкорослых деревьев. Одна ветка хлестнула меня по лицу, кажется, до крови. Кагечи Ро досталось сильнее — он угодил в расщелину и повредил ногу; эхо боли раскатилось широко, но угасло быстро.
— Он справится, не бери в голову — произнес Тейт, безошибочно угадывая ход моих мыслей. Затем глянул в ту сторону, где был его приятель, и ухмыльнулся: — Интересно, что он такого Рану сделал.
— Думаешь, Итасэ это специально? — мрачно поинтересовалась я, пальцами вычесывая из волос сухие листья и веточки. Шрах, вот почему у магов поголовно короткие стрижки!
— Ну не промахнулся же он, — фыркнул рыжий и подхватил меня под руку, побуждая карабкаться выше. — И ты не расслабляйся, Ригуми всех не удержит. До нас тоже доберутся. Ты чувствуешь?
— Нет, — нахмурилась я. Купол, растянутый почти на два километра, не улавливал ничего подозрительного. — Хотя… Лао идет сюда?
— Ага. Ветер, — просто пояснил Тейт и посерьезнел. — Трикси, я что тебе хочу сказать, пока время есть… Не пытайся убивать. Уклоняйся, беги, мешай им, вреди, а я буду рядом и закончу, что надо.
Я застыла. Ветер показался вдруг очень холодным.
— Почему?
— Ты не сможешь, — ответил коротко рыжий и поцеловал меня в уголок губ, тепло и легко, словно извиняясь. Здесь, на вершине, где не было места тени, его глаза казались глубже и синее океана. — А если замешкаешься перед ударом, то можешь подставиться. Так что лучше бей в ту силу, какую себе простишь.
На языке появилась горечь. Не из‑за меня — шрах, я‑то свои пределы знала и спорить не собиралась — а за него. Чтобы дать такой совет, нужно сперва самому побывать в шкуре убийцы — неофита, наошибаться… И выжить.
«Откуда взялась бездна в твоем сознании, — пронеслось в голове. — Откуда… Нет, не хочу знать».
Я смотрела поверх его плеча, тянула время — непозволительно долго в нашей ситуации. И потому увидела, как сталкиваются над дальним холмом две кошмарные силы — мастер и нечто, размывающее ландшафт. В небе появилась дыра— огромная белая дыра, средоточие небытия, сияющая бездна. А мне стало жутко до тошноты, до золотистых пятен в глазах. Так, словно кто‑то взял и отменил фрагмент мира. Насовсем.
— Что… это?
— Это Ригуми Шаа, — произнес кто‑то за моей спиной, на террасу ниже. Итасэ? Откуда он взялся? — Его называют Белым мастером, Трикси — кан. Теперь ты понимаешь, почему?
— Догадываюсь.
Язык ворочался с трудом, точно я пчелу прикусила.
«Одно хорошо, — промелькнула мысль. — Тот фотофильтр перестал двигаться».
Действительно, нечто, размывающее пространство, исчезло. След никуда не делся — широкая размазанная полоса, похожая на раздавленного зелено — коричневого червя. А близ крайней точки, аккурат под белой бездной, стелились сизоватые дымки, и что‑то продолжало двигаться к нам — путь отмечали надломанные верхушки деревьев и упругие хлопки, словно лопались один за другим бумажные пакеты.
Внезапно движение замедлилось. Несколько секунд живой, панической тишины — и череда взрывов, кажется, пять, и пять ярких цветных вспышек — три вместе, две по отдельности, поодаль.
Тейт вскинулся.
— Сигнал! Видели? — обернулся он к нам. — Он отметил тех, кто его преследует. Четко, как на тренировке… Те, что были светлее, — сильнее.
Что Итасэ Ран в совершенстве перенял от своего мастера, кроме приемов магии, так это умение принимать решения, не колеблясь ни мгновения.
— Слышали? — крикнул он через плечо Маронгу и Лиоре. — Вы спрячьтесь. Добивайте тех, кто подставится. Я атакую, отвлеку их на себя. Айка — кан, защищай меня, пока Шаа — кан тебя не призовет. Тейт — кан… — Ран обратился к рыжему, но взглядом смерил меня. — Защищай добычу.
Щеки у меня вспыхнули.
Тейт уставился исподлобья и весь точно вымерз — ни мысли, ни эмоции:
— Вот так? Не ученицу твоего мастера?
Вокруг Итасэ вздыбился серый туман, размывающий фигуру; там, где должно быть лицо, что‑то сверкнуло, две искры в облаке пепла.
— Они не увидят в ней ученицу.
Я мысленно залепила себе оплеуху — Итасэ прав, обижаться не на что — но сказать это вслух не сумела. Протянула время по — дурацки, а потом он соскользнул по склону; Айка сиганула следом с протяжным воплем: «Фаркан!»
В ту же самую секунду Лао вошел в зону моего купола. И, с небольшой задержкой, его преследователи — один, второй, третий почти одновременно, затем четвертый, пятый… И шестой?!
Тот, последний, держался на расстоянии ста шагов от Лао и ощущал себя победителем. Зачатки интуиции у меня буквально взвыли, кактревожная сирена. Странный разум, незащищенный, но вязкий, с эмоциональным фоном, затягивающим как болото. Он немного напоминал Оро — Ича — не образом мыслей, шрах, нет, но их сложностью. Меня замутило.
Так. Отставить переживания. Думай, Трикси, думай. Вариантов два. Либо это слабый эмпат, максимально освоивший низшие ступени, либо очень старый, опытный маг, которого от ментальных атак защищает запредельная инаковость. Мой купол теперь более — менее приспособлен к воздействию на обитателей Лагона… Но чужак — совсем другое дело. Вирусы, написанные для одной операционной системы, не могут поразить другую, основанную на совершенно отличных принципах.
Впрочем, сознание — это не программное обеспечение. Общие точки должны быть, надо только нащупать их. Значит, мое дело — искать подход к Шестому.
Но сначала — предупредить остальных.
«Здесь есть сильный маг. Он пока наблюдает Не суйтесь».
Когда я распространила по куполу свое послание вместе с пояснительным образом, Итасэ резко изменил траекторию — так, чтобы не пересечься сразу с Шестым. Поверил мне, добыче? Ха!
— Успокойся, — фыркнул Тейт мне на ухо и потянул меня вниз, на широкую террасу.
Мы только и успели скатиться с вершины, как на нее взлетел Лао — мокрый, грязный и обгорелый одновременно, но такой же счастливый и легкий, как и прежде. Пахло раскаленным камнем после дождя и азартом. Лао обернулся, без труда угадывая, где рыжий, и взмахнул рукой, по — особому складывая пальцы.
Тейт спихнул меня с террасы — кажется, прямо к Маронгу — и резко скрестил запястья.
Оглушительный треск. Вспышка.
Разбухающий огненный шар…
На чистых рефлексах, пытаясь уклониться от летящих угольев и смягчить падение, я поймала ощущение творения и создала нечто скользкое, протяженное…
Прозрачный желоб?!
Импровизированный аттракцион обогнул склон холма, затем иллюзия развеялась, и меня буквально выплюнуло в деревца террасой ниже — аккурат под ноги какому‑то высоченному сутулому мужчине в ярко — оранжевых широких штанах. Грудь у него была перетянута черными лентами.
Он уставился на меня.
Я — на него… точнее, на лишний глаз у него во лбу и на улыбку с тремя рядами зубов.
— И- йа — а–а!
Никогда не подозревала, что могу одновременно орать, улепетывать на четвереньках и мысленно призывать шраха. Вот и храбрая Трикси, вот и хладнокровный псионик, вот и взрослая самостоятельная женщина!
В мозгах у монстра в оранжевом сначала маячила только моя задница среди кустов, но затем промелькнул осмысленный и пугающий образ — слово: «добыча». И чужое отвратительное веселье сменилось сосредоточенностью. Он шагнул за мной, свистом призывая со всех сторон кого‑то… Что‑то?
Я бы не успела. Клянусь, не успела бы собраться и свернуть купол в иглу, но внезапно монстр споткнулся и вскрикнул; его цапнули за голень, и неслабо — острые зубы пропахали плоть почти до кости.
В нижних густых ветках слева промелькнули рыжие хвосты — два рядом. Меня это отрезвило. Купол спрессовался в иглу — острую, прочную. Она вонзилась в чужое сознание, сминая и кроша, привнося мой десятикратно усиленный страх и концентрированную фантомную боль. Монстр в оранжевом взвыл — тоненько, по — звериному… И — распластался вдруг по террасе, раздавленный.
Диккери, о которой все забыли, сделала свой ход.
Удерживая врага «ракеткой», она взмахнула левой рукой, в которой что‑то было зажато, и его располовинило.
— Один есть, — кровожадно оскалилась нежная дикарская принцесса. Ее разум не омрачала даже тень сомнения, убивать или нет. — Твари… Оставьте Пайна в покое!
Ниже по склону деревца вдруг словно ожили — зашатались из стороны в сторону, треща и ломаясь. Что‑то неслось вверх — невидимое для эмпатии, но определенно живое… Айры? Монстр в оранжевом призывал айров, атеперь, после его смерти, они обезумели? Похоже на то.
— Диккери, беги! — заорала я, подкрепляя возглас мысленным образом. — Всех не прибьешь!
— А куда бежать? — проорала она в ответ, бешено сверкая глазами. Ткань съехала у нее с плеча, открывая ключицу — какой‑то когнитивный диссонанс, не поймешь, жертва перед тобой или хищный зверек. — Тут везде полный…
— Фаркан? — весело предположил рыжий, появляясь из зарослей. Он улыбался жутко и счастливо — куда там монстру с зубами в три ряда! Будто сказочный демон смерти, которому предложили сверхурочно поработать по любимому профилю. — А то… Трикси, сгруппируйся!
Кажется, я уже начала привыкать к тому, что меня швыряют, как не особенно ценный багаж между пересадками на самолет. Мы с Диккери покатились по террасе кувырком, сплетаясь руками и ногами. Я заехала девчонке лбом по зубам — надеюсь, не выбила. Она пискнула, но и только — ни жалоб, ни стонов. А с той стороны, где был Тейт, снова шарахнуло, грохнуло, повеяло жаром…
Когда я сумела сесть и оглянуться, весь склон на тридцать метров вниз превратился в обожженную, а местами и оплавленную площадку.
— Ты меня пугаешь, — пробормотала я.
Тейт искренне оскорбился. Но обменяться любезностями нам не дали. На вершину холма взлетел Лао, огляделся и крикнул певуче:
— Разбегайтесь!
Я и ахнуть не успела, как меня опять сграбастали в охапку, стиснули вместе с Диккери. Промелькнуло голубое небо, обожженный склон, серое небо, кошмарная белая бездна, терраса с аккуратными рядами деревцев и снова небо, теперь уже черное. Оно словно бы напряглось, забугрилось облаками, как обнаженными мышцами, а через какую‑то долю секунды что‑то ослепительно вспыхнуло и раздался громоподобный грохот. Молния?! Такая громадная, так быстро?
А Лао? Он же оставался на холме…
В голове у меня промелькнула, кажется, целая тысяча мыслей, миллион страхов, а времени прошло всего ничего — чудовищная молния обрушилась на вершину, сконцентрировалась в одной точке. И отпружинила обратно, похоже, прямиком к тому, кто ее создал.
Этой «точкой» был сам Лао.
— Видела? — свистяще прошептал рыжий. В голосе у него сквозило чистое восхищение, граничащее с обожанием. — Вот что значит подмастерье направляющих удар… Но тот гад выжил, кажется. А жаль. Значит, пока два за мной, один за Диккери. ещё парочка — и все.
— Троечка, — мрачно поправила его я. Адреналиновая волна пока не схлынула, но мышцы уже начали противно ныть. Шрах, как подумаю, сколько у меня ушибов, тошно становится. — Ты забыл про Шестого.
Тейт скрипнул зубами. Видимо, и вправду забыл.
— А где он?
Я растерянно ткнулась куполом в одну сторону, затем в другую… М — да, не только Тейт облажался. Но у меня есть оправдание: слишком много всего происходит, слишком быстро. И если маги в здешнем хаосе чувствуют себя как рыба в воде, то я просто- напросто тону.
— Не знаю. Потеряла. Нужно раскинуть купол пошире.
В висках противно закололо. Плохо… Похоже, начинаю выдыхаться. Не из‑за перенапряжения, из‑за стресса. Надо успокоиться, вернуть концентрацию, иначе с позором вылечу на скамейку запасных раньше времени… Сколько его прошло, кстати? Вряд ли больше десяти — пятнадцати минут, а по ощущениям — час, не меньше. Ладно. Соберись, Трикси…
Купол раздвинулся и тут же сжался, зацепив чужую смерть, мучительную и жуткую. Умирал свободный, совсем молодой, ровесник Айки, наверное — обездвиженный песней Лиоры, надвое разодранный вздыбившейся, бритвенно острой скалой. Кажется, это было дело рук Маронга…
Меня вывернуло — прямо на руках у Тейта, хорошо, что не на него. Во рту поселился противный кислый привкус, обгорелый склон перед глазами закачался…
— Трикси? — уложил меня рыжий на землю и тут же затормошил. Диккери отползла на коленках в сторону, оглядываясь по сторонам и сжимая «ракетку». — Тебя задело? Ранена?
— Задело… — едва смогла выдавить я, утыкаясь лбом в переплетение гладких корней, в суховатый древесный ствол. — Человек… умер. Не успела… отключиться. Больно… пройдет.
Склон продолжал раскачиваться. Мышцы словно в кисель превратились — не было сил ни подняться, ни даже на локтях привстать. Сквозь пелену я видела, как на оплавленный участок вылетел — выкатился туманный серый ком. Пространство вокруг него постоянно изменялось — то электричеством потрескивало, то становилось фрагментированным, как бракованное изображение.
Итасэ с кем‑то сражался.
Его противник, похоже, и не надеялся победить — он отступал ниже, ниже, забирал левее, к уцелевшим террасам, точно хотел затеряться среди зелени. Итасэ удвоил напор, и туманный шар увеличился в диаметре— а потом распался. Свободная, женщина с белыми волосами, лежала на земле, связанная, но, очевидно, живая. Итасэ взмахнул рукой и выкрикнул неразборчиво:
— …последний?
И время остановилось. Последний — Шестой — возник у него за плечом. Его заметил Лао и соскользнул по склону, быстро, легко, и веселье у него впервые трансформировалось в безжалостность. Шестого заметил и Тейт. Отчаянно рискуя задеть друзей, он вскинул руки, выплескивая чудовищный трескучий жар в свободного. Я кричала, срывая горло, и тянулась ослабленным куполом, и впервые мысль
Склон продолжал раскачиваться. Мышцы словно в кисель превратились — не было сил ни подняться, ни даже на локтях привстать. Сквозь пелену я видела, как на оплавленный участок вылетел — выкатился туманный серый ком. Пространство вокруг него постоянно изменялось — то электричеством потрескивало, то становилось фрагментированным, как бракованное изображение.
Итасэ с кем‑то сражался.
Его противник, похоже, и не надеялся победить — он отступал ниже, ниже, забирал левее, к уцелевшим террасам, точно хотел затеряться среди зелени. Итасэ удвоил напор, и туманный шар увеличился в диаметре— а потом распался. Свободная, женщина с белыми волосами, лежала на земле, связанная, но, очевидно, живая. Итасэ взмахнул рукой и выкрикнул неразборчиво:
— …последний?
И время остановилось. Последний — Шестой — возник у него за плечом. Его заметил Лао и соскользнул по склону, быстро, легко, и веселье у него впервые трансформировалось в безжалостность. Шестого заметил и Тейт. Отчаянно рискуя задеть друзей, он вскинул руки, выплескивая чудовищный трескучий жар в свободного. Я кричала, срывая горло, и тянулась ослабленным куполом, и впервые мысль казалась мне такой мучительно медленной.
Шестой что‑то сделал, и часть холма просто исчезла. Лао спасла реакция; нас с Диккери — невероятное чутье Тейта. Остальные, к счастью, были достаточно далеко. Но пока мы кубарем летели по склону, куда угодно, лишь бы прочь от небытия, я сумела краем купола накрыть… нет, не врага — Итасэ и намертво вцепиться в него, даже не на пределе сил, а сверх них. И лишь потому сумела ощутить, как расстояние между нами вдруг увеличилось на пять километров, одним махом.
И ещё.
Я выла, скребла ногтями землю, цеплялась за Тейта, но нить не обрывала, медленно привыкая к тянущей боли. А когда смогла дышать, то сделала одновременно две вещи.
Первое — разомкнула губы и сказала тем, кто склонился надо мною, Лао и рыжему:
— Он жив… Итасэ. Шестой его не убил, просто забрал с собой.
И — послала полный образ Ригуми Шаа.
Мастеру понадобилось ровно три секунды, чтобы закончить бой. Не знаю, что там произошло, но его противник в буквальном смысле исчез; белая прореха в небе стала постепенно затягиваться. Ригуми Шаа спустился с высоты — в жгучем сиянии, в холодном гневе, за которым проглядывал простой человеческий страх.
— Ты все сделала правильно, Трикси — кан, — мягко произнес мастер, прикасаясь к моему лбу. — Потерпи ещё немного. Ты сможешь идти по следу?
Нить, связывающая меня с Итасэ, напряглась.
— Да.
А что ещё ответить?
Он поднялся, подзывая Кагечи Ро. Я вцепилась пальцами в запястье мастера, транслируя направление уже не напрямую, а через контакт. Откуда‑то появились фиолетовые щупальца, и боль в мышцах стала отступать, а за ней и тошнота.
Я стиснула зубы, удерживая контакт с Итасэ.
Не время для слабости — охота только начинается.