Моя рыжая проблема (СИ)

Глава 2. СХОДСТВА И РАЗЛИЧИЯ

Из свитка «Загадки Лагона»

На ночлег мы остались там же, в овраге, под навесом. Гигиенические процедуры пришлось сократить до минимума. Рыжий великодушно отвёл меня к ручью, позволил умыться и поплескать холодной водой на руки и на ноги. После череды взрывов, падений и долгой беготни по пещерам — слабое утешение.

— Потерпи, — посоветовал он спокойно, сидя на камне и кое‑как приглаживая собственную встрёпанную шевелюру, пока я, шипя от холода, оттирала предплечье. Царапины удалось с горем пополам затянуть биокинезом, но корочка запёкшейся крови осталась. — Дома накупаешься. И поешь нормально тоже. Тут я бы не рискнул.

— Почему? — спросила я.

В мыслях крутилось, насколько прилично будет задрать подол выше колен, чтобы хоть грязь смыть немного. У нас никто бы косо не посмотрел, особенно в экстремальной ситуации, но разные культуры — разные представления о дозволенном. Не хотелось бы по незнанию спровоцировать аборигена на домогательства…

— Айры, — беззаботно ответил Тейт, поглядывая на мои голые коленки с любопытством и одобрением, но не более того. Либо парень попался адекватный, либо платья здесь носили и покороче. — Они тут везде. В лесу, в реках и ручьях. Крылатых тоже полно. Мелкие, но противные, и половина из них — шпионы.

Стараясь не выглядеть слишком напуганной, я отдёрнула руку от воды — мало ли, что там, на глубине.

— Айры разве не те огромные звери, которые остались на другом краю пропасти?

— Они не звери, — уточнил рыжий и озадаченно сдвинул брови. — Они… ну, айры. Бездушные. Бывают разные — маленькие, большие.

Интересно как. Бездушные — что‑то вроде роботов, только с приставкой био? Экзотика… Но зато понятно, почему я не ощущала присутствия химер там, в пещерах. Наверное, куполом на третьей ступени засекла бы, но проверять версию в полевых, а тем более в боевых условиях не хочется.

— Ты сказал — шпионы. А чьи? — продолжила я. В особенности физиологии айров углубляться сейчас бессмысленно, лексики не хватит. И так даже с эмпатией и зачатками телепатии ощущаю вместо цельного образа какое‑то расплывчатое пятно.

— Свободных. Ну, тех, кто тебя выдернул, — крутанул он запястьем неопределённо. Гибкость суставов вызывала уважение и опаску одновременно. Если все аборигены такие, то мне на их фоне уготована роль неуклюжей коровы…

Отставить панику. Казаться красивой, ловкой, умной и желанной — нормально для каждой девушки, но в моём положении лучше выглядеть глуповатой дурнушкой. Меньше будет претендентов на мою шкуру. И так для беспокойства хватает одного уникального качества — «добыча».

— А свободные — это кто? Служители культа, изгнанники?

— Не совсем. Если коротко — маги. Они не плохие, но против Лагона. И методы у них дикие, — добавил Тейт немного мечтательно, как будто втайне завидовал этим «свободным». — Если поймают нас и сумеют скрутить, то тебя используют и выбросят, а меня запытают до смерти, у них способов полно. Но ты не бойся. Я, наверное, отобьюсь.

— Наверное?! — Панические нотки в голосе плохо удалось скрыть. И с каких это пор люди так спокойно рассуждают о блестящей перспективе пыток до смерти?

— Я сильный, — скромно опустил взгляд рыжий. Судя по мысленному образу, напрашивалось какое‑то продолжение, очень существенное «но». Нечто связанное со статусом.

Танеси Тейт — сильный ученик, способный расправиться с группой взрослых магов, но занимающий низкое социальное положение… Версия хорошая, но расспрашивать в лоб опасно — обидится, а мне пока нужно его благожелательное расположение.

— Вижу, что сильный. Ты здорово с ними разобрался там, внизу, — польстила я.

Он заулыбался, весь внутренне засиял, но почти сразу одёрнул самого себя и погнал меня от ручья — сказал, что почуял что‑то ниже по течению. На берегу распылил мелкую желтоватую пыльцу и велел немедленно возвращаться к месту временной стоянки, если хочу немного поспать.

Интересно, вот это «почуял» было в буквальном смысле, или фигуры речи в разных языках совпали?

Костер в овраге всё ещё горел, но света не было видно, пока мы вплотную не подошли — вот новый парадокс. То ли эффект местной магии, то ли что‑то другое, не менее загадочное и иррациональное.

Спать Тейт планировал на земле. Ни жёсткие корни, ни холод, ни насекомые его, похоже, не беспокоили. Но я‑то — изнеженное дитя цивилизации! Видимо, на лице у меня все опасения проявились огромными буквами, потому что рыжий почти сразу предложил себя в качестве подушки и грелки. Очень велик был соблазн согласиться без раздумий, но в голове у него мелькали смутные надежды на нечто большее, чем просто совместный ночлег. И не поймёшь из‑за разницы в менталитете и трудностей с языком, то ли это обычные мысли для парня с нормальным гормональным фоном, то ли реальное намерение.

Один плюс, и то сомнительный: теперь хотя бы понятно, что по местным меркам я вполне себе девушка и вероятный партнёр, а не только полезный для магических целей зверёк женского пола.

— Ты такая осторожная, Трикси, — вздохнул Тейт, откровенно устав ждать моего ответа. — У вас там все такие? Мир опасный?

— Скорее, наоборот, — пожала я плечами. — Этот кажется куда опаснее. Может, потому что незнакомый. Не знаю, как реагировать на самые обычные вещи. И не знаю, как ты будешь реагировать. Помнишь, я тебе объясняла, как у нас говорят жестами «да» и «нет»?

Рыжий задумался — серьёзно так, прокрутил мысленно диалог пару раз, каждое слово пробуя на зуб. И понял всё правильно, умничка.

Кажется, начинаю ему симпатизировать.

— У вас нельзя ночевать рядом? Неприлично?

— Зависит от ситуации, — ответила я, чувствуя облегчение. Забавно получается — в разъяснении таких вот мелочей и заключается работа псионика — сопровождающего. С делегациями так же трудно? Судя по дядиным лекциям — нет. А тут — сплошные подводные камни. Разница между мирами сказывается или банальная личная заинтересованность? — Если просто ночевать, когда выбора нет, то ничего такого. В моей стране, по крайней мере.

— У нас — тоже, — заметно повеселел Тейт и похлопал по земле рядом с собой. — Иди сюда. Между мной и костром не замёрзнешь. И не подберётся к тебе никто. У меня реакция хорошая. Лучше, чем почти у всех, — похвастался он.

Я думала, что не усну ещё долго, тем более, подушка из рыжего получилась костлявая и вертлявая. Но вырубилась почти сразу — сказалось напряжение. Два выхода на четвёртую ступень эмпатии в день — не предел для меня, но близко к тому. Холод ночью действительно не мучил, однако проснуться пришлось не раз. Сначала — от жутких воюще — хлюпающих звуков невдалеке, словно кто‑то огромный оглушительно стонал, захлёбываясь водой.

— Айры, — сонно пояснил Тейт, принюхался к ночному воздуху, привстав на локте, и снова вытянулся, крепко обнимая меня под грудью. Жар от него шёл, как от электроодеяла. — Спи. Нас не найдут. Жрут кого‑то другого.

Так себе успокоение, на самом деле.

Второй раз он разбудил меня сам. Хлопнул по ноге с силой, до синяка, и отшвырнул что‑то визжащее за пределы светового круга от костра — и всё это, даже не просыпаясь. Вот уж действительно, уникальные рефлексы.

Третье пробуждение пришлось на рассвет. Рыжий растолкал меня, погасил костёр и закидал его землёй, потом сбегал к ручью и принёс воды в хитро свёрнутом листе. Разрешил глотнуть немного, ополоснуть лицо и руки, отпустил на минуту за кусты под строгим контролем — и мы стали выбираться из оврага.

Теперь, при свете, я смогла хотя бы немного оценить окрестный рельеф и флору. То, что ночью показалось открытым пространством, было на самом деле колоссальной каверной, каменной чашей с сильно загнутыми внутрь краями — скалами. Небо почти как у нас — бледное, рассвет — розовато — золотистый. Растительность экзотическая, но в целом узнаваемая — те же листья, иголки, ветви и корни. Правда, частая щётка кустов обратилась на заре в траву высотой в два человеческих роста, ещё и цветущую к тому же ярко — розовыми и сиреневыми метёлками. Листва была зелёная, но с отчётливым синим подтоном, некоторые растения вообще выглядели сизыми и лиловатыми.

— Нам туда, — сразу указал рыжий на противоположный край «чаши». — Там проход и транспорт. Идти надо сейчас, и причём быстро.

— Почему? — спросила я, чувствуя, что ответ мне не понравится.

— Погоня. Ты нужна свободным. Редкая добыча. Ну как, бежим?

— Спрашиваешь!

И мы побежали.

Темп был ниже, чем вчера — уже хорошо. Биокинез поначалу выручал — позволял регулировать дыхание и усталость, минимизировать последствия перенапряжения для мышц и связок. Но с первой ступенью много не сделаешь, да и за пределы возможностей организма не выйдешь — отвратительно нетренированного организма, стыдно признать. Хотя Тейт явно вёл меня по лёгкой дороге, избегая участков с завалами, резкими подъёмами и высокой травой, а когда требовалось, сам переносил через трудные места, через два часа я была выжата. Своеобразный рекорд, дядя Эрнан бы оценил, но он, к сожалению, остался в другом мире.

Язва Лоран тоже, к счастью.

Надо было прояснить одну вещь, и чем скорее, тем лучше.

— У вас тут… все такие? Выносливые?

Рыжий сел рядом со мной на корточки, сочувственно погладил по голове.

— Нет. Говорю же, я сильный. Почти самый сильный. Хочешь, понесу? Мне не сложно.

— Хочу, — позорно сдалась я, уже не думая о культурных различиях, провокациях для аборигенов и прочей шелухе. Если не могу идти сама, а за нами погоня — надо довериться. — Только не головой вниз, как вчера. Мне нельзя, особенно если долго.

— Так никому нельзя, — искренне смутился Тейт. — Извини. Я тогда не подумал.

В итоге пришлось забраться ему на спину и схватить руками за плечи. Он поддерживал меня под коленками и умудрялся бежать почти так же резво, как вчера. Несколько раз мы натыкались на небольшие реки и провалы в земле. Рыжий, не снижая скорости, перескакивал через них и нёсся дальше. Но только закралась мысль исследовать биокинезом этакое неутомимое и выносливое чудо, как он повёл конопатым носом и скомандовал:

— Привал. Вроде оторвались, можно отдохнуть.

Сказал — и отдохнул. Сбросил меня на землю без всякой деликатности, сам повалился рядом и вытянулся минут на пятнадцать, закрыв глаза и глубоко дыша. Бледные щеки покрылись красноватыми пятнами, грудь резко вздымалась и опускалась.

Я решила воспользоваться временем и хоть немного привести себя в порядок. Волосы удалось кое‑как разобрать пальцами. Заплетённая коса не держалась — связать конец было нечем. Платье испортилось безнадёжно; ярко — красными остались только несколько участков, остальное впитало грязь, едкий травяной сок и плесень из подземелий.

Тейт очнулся, когда я вертела в руках ободок усилителя и прозрачный усик микрофона, думая, куда бы их пристроить. Не на голове же носить постоянно, право слово. Хватило и того, что ночевать с ними пришлось. Выкинуть — тоже жалко…

— Это что? — среагировал он мгновенно, гибко поднялся и подсел ко мне почти вплотную. — Техника?

— Вроде того, — склонила я голову к плечу в знак согласия.

— О, круто! А можно посмотреть? Что она делает?

— Звук речи усиливает. Там кнопка включения и колёсико, чтоб интенсивность регулировать…

— Пробовать тут не будем, — благоразумно рассудил Тейт, покрутил обруч и прикрепил себе на бок, под специальный ремешок. — А то все айры сбегутся со свободными вместе. Дома посмотрим. Если заработает, то продадим в ложу искусников. На выручку купим тебе одежду и другое, что нужно. Иномирная техника редкая, она обычно взрывается от перехода. Бывает, что выдёргивают человека, а у него такая штука на шее или на груди. Рванёт — вот тебе и дыра. А вызывающий — с пустыми руками и злющий, короче, всё кисло. С мертвецом — никаких резонансов. Даже для извращенцев, — смешно наморщил он нос.

Но веселиться что‑то расхотелось. Да, можно сказать, что мне повезло — и выжила, и попала к нормальному человеку. Больно мерзкими оказались оба образа, которые сопровождали речь — и «выдернутые» с чудовищными ранами, явно воспоминание, а не воображаемая картинка… и те самые извращенцы.

Похоже, что с кем‑то из них у маленького Тейта были свои счёты. Даже странно, что у него такая здоровая психика после этого. Или я что‑то поняла неправильно?..

Ладно, лучше пока не копать глубоко. Есть вопросы и более насущные, бытовые.

— Слушай, а как у вас одеваются?

Он повернулся ко мне в упор и смерил внимательным взглядом, а затем ответил:

— Увидишь. Такое, как у тебя, не носят. Вроде моего, в принципе, многие надевают, но это не одобряется. Хотя когда ты сильный, то можно хоть в двух верёвочках расхаживать, а если кто сделает замечание… — Тейт с тонким намёком улыбнулся, слегка обнажив безупречно белые зубы. И вдруг спросил: — А можно потрогать?

От неожиданности я как‑то пропустила образ мимо, хотя купол был концентрированный, на второй ступени, и растерялась.

— Потрогать что?

— Тебя, — ответил он с убийственной прямотой.

Ворох образов на заднем плане был на редкость разнообразный, но любопытство откровенно превалировало. Вот и думай, кто он на самом деле — дикое дитя природы или интриган, который лелеет коварные планы.

Ну да, коварные планы. По соблазнению окольными путями девушки из другого мира, которая де — факто в полной его власти.

— Зачем?

— Любопытно. Вчера темно было, а сейчас разглядеть хочется, — объяснил рыжий, нахально глядя из‑под свесившихся прядей. Наполовину врал, между прочим — судя по мысленным образам, интересна ему была моя реакция на вопрос, а не только сама внешность.

Ну, что ж, в эту игру и вдвоём играть можно. Он наблюдает за мной, а я — за ним.

Чудесный досуг. Самое то во время погони.

— Ну, давай, — вздохнула я.

Тейт с готовностью придвинулся ещё ближе, хотя куда уж там. Дыхание у него немного участилось, сердцебиение — тоже, и не заметишь без сверхчувств. С минуту он просто сканировал меня взглядом — вниз — вверх, как робот, а потом с осторожностью протянул руку и дотронулся до волос. Отделил один локон, намотал на палец, несильно дёрнул, погладил, завёл за ухо.

— Тёмные, очень… Чёрные.

— Это редкость? — сразу напряглась я. Сильно выделяться не хотелось. — Здесь таких не бывает?

— Бывают, но настолько тёмные — нечасто, — зачарованно вздохнул он и покачнулся из стороны в сторону всем корпусом, рассматривая с разных углов. Выглядело это диковато. — А тут что? — дотронулся он до металлического колечка в ухе.

— Серёжка. У нас их носят для красоты.

— Там дырка насквозь? — искренне удивился рыжий. — Странно как. И не больно?

— Нет. Прокалывают специальным аппаратом, не чувствуешь ничего…

Его интересовало все. Отсутствие швов на платье, мелкие шипы на подошвах моих туфель, широкие золотистые узоры на запястьях с голографическими «капельками» — временных татуировок здесь не знали, и в то, что такая яркая штука через пару месяцев поблекнет и сойдёт, он сразу даже не поверил. Особенно рыжего заинтересовали кисти рук. Он каждый палец рассмотрел, а сверкающую инкрустацию на ногте безымянного даже лизнул.

Я тоже наблюдала — и не только за его мысленным фоном. Смотрела и… трогала, да.

Почему нет, в конце концов.

Вблизи и при ярком дневном свете Тейт показался ещё симпатичнее, чем вчера. Волосы были пронзительно рыжими — не как медь, а как апельсин, с густой краснотой у корней, прямыми, глянцево блестящими и безбожно спутанными. А кожа под лёгким слоем пыли — очень гладкой и нежной, кузина Лорен от зависти бы отравилась своими чудо — сыворотками. Кисти и ступни были крупными, но аккуратными — вытянутыми, не слишком широкими. Подушечки пальцев — откровенно грубоватыми, скорее, мозолистыми. Удлинённые ногти — твёрдыми, пластиковый усик микрофона такими легко процарапать насквозь.

Но поразило меня не это. Ну, невысокий, ну, жилистый и сильный, мало ли подобных. Кожа хорошая тоже встречается, некоторым с природными данными везёт…

— У нас глаза одинаковые, — сказала я тихо, отведя с его лица рыжие пряди.

Он резко дёрнул головой вбок — то ли в знак согласия, то ли уходя от контакта — и рефлекторно опустил ресницы.

— Угу.

Удивляться было чему. Цвет моих глаз, как и большинство ярких черт и особенностей, являлись исключительно заслугой мамы, опытного биокинетика пятой ступени. Я редко болела, у меня отсутствовали врождённые пороки и сколько‑нибудь серьёзные проблемы с кожей или волосами — как и у Нэсс с братьями, собственно. Но после троих светленьких детишек подряд мама поддалась моде на всё восточное, решила побаловаться с моими данными и запрограммировала гладкие чёрные волосы… и синие глаза, очень тёмные, настолько, что оттенок можно было различить только на ярком свету.

Но я‑то продукт биокинеза. А Тейт? У него это… естественное?

Спросить он не позволил. Подался вперёд с нечеловеческой резвостью, сгрёб меня в охапку, сдавил едва ли не до хруста костей — и вдруг лизнул в щеку, затем в другую и быстро прикусил голую ключицу.

У меня сердце чуть сквозь ребра не выскочило. Концентрация слетела, сверхчувства умолкли. Я медленно сдвинула ноги, скрещивая щиколотки, замкнула энергетический контур, вышла на третью ступень эмпатии и заново развернула купол.

От рыжего — никакой агрессии. Зато сильное чувство вины, любопытство, симпатия, вполне понятное влечение ко мне… и беспомощная злость. На кого‑то другого.

Оттуда, со второго слоя сознания, до которого я не добралась.

— Ты чего, Тейт?

Он, кажется, улыбнулся и честно ответил:

— Пытаюсь сойти за дикаря. Вдруг прокатит, и мне что‑нибудь обломится?

Я хихикнула против воли. «Прокатит», «обломится»… Образы шикарные. Чувствую, когда немного подучу язык, речь Тейта расцветёт невиданным богатством оттенков.

— Не обломится.

Точно не сейчас, тогда у меня от стресса ум за разум заходит, ужасно хочется наплевать на три правила Эрнана и положиться на сильного и вроде бы доброго чужака.

— Жаль, — от рыжего повеяло разочарованием.

А мне вдруг стало смешно. И я задала вопрос, который долго уже витал на границе сознания:

— Слушай, а сколько тебе лет?

— Двадцать! А тебе?

— Двадцать четыре. Но мне тут ещё одна мысль в голову пришла. А представления о времени у нас совпадают?

Он с любопытством отодвинулся, снова заглядывая мне в лицо, и мы углубились в подсчёты, сверяя часы. Я даже задействовала первую ступень конструирования и моделирования, чтобы создать визуальную таблицу с условными кружочками и палочками вместо цифр. На Тейта эти спецэффекты особого впечатления не произвели, кстати — неудивительно, учитывая, что здесь в ходу магия.

Вскоре выяснилось, что день делился тут на пятнадцать равных отрезков — десять на бодрствование, пять на сон. Один отрезок назывался «сет», и уже он дробился на сотню фрагментов поменьше — на «каты». Несложное сравнение показало, что их каты и наши минуты — примерно одно и то же. Значит, и сутки длятся столько же.

— Удобно, — вслух констатировала я. — Легче будет переучиваться. Но надо же, как совпадают мелочи в разных мирах…

— Пф, нашла чему удивляться, — фыркнул Тейт, с любопытством трогая пальцем полупрозрачную схему расчётов. Она дрогнула и расплылась, точно круги по воде пошли. — Ритуал вытягивает самых подходящих. Зачем свободным «выдернутый» вроде айра, с щупальцами и жвалами? Или тот, кто от нашей еды и воздуха в два счета загнётся? Выбирают людей из похожих миров. Наверно, и всякое такое тоже совпадает.

Что ж, в логике ему не откажешь. Как незабвенным «ритуалам». Вот ещё важный пункт, магические заклинания обладают волей и интеллектом? Или это просто программы, вроде компьютерных и биокинетических?

Задать этот крайне любопытный вопрос не получилось.

Тейт внезапно схватил меня за плечи и отшвырнул себе за спину.

От удара воздух из лёгких вышибло. Я с трудом поднялась на колени, прокашливаясь, и позорно пискнула.

На том месте, где мы сидели мгновение назад, из земли торчала здоровенная гибкая змея с треугольной головой — бледно — зелёная, с лиловыми размытыми полосами. Три алых глаза смотрели в разные стороны. Рыжий стоял напротив твари, сцепив пальцы в замок, бледный и сосредоточенный.

Купол эмпатии ничего не регистрировал. Айр? Бездушный?

Видимо, так.

А потом змеюка вдруг растопырила на голове громадный веер из полупрозрачной розоватой кожи или плёнки, влажный и трепещущий. Тейт резко разомкнул руки — и пространство на десять шагов впереди него мгновенно обратилось в ревущий огненный кошмар. Змея буквально растаяла. От нахлынувшего жара меня опять скрутило в приступе кашля, а волосы затрещали.

Шрах, надеюсь, не вспыхнут!

— Дурак, ой, дурак, — застонал рыжий, закинул меня на спину, не позволяя даже отдышаться толком, и ломанулся прямиком через заросли. — Отвлёкся. Засекли!

— И теперь что? — крикнула я ему в самое ухо, с трудом поймав равновесие.

— Теперь всё полный отстой!

Понятно было и без эмпатии, честно говоря.

Он резко свернул и ломанулся в заросли высокой травы с фиолетовыми метёлками. Я ойкнула — закрывайся не закрывайся, а узкие жёсткие листья резали, как бритва. Руки быстро покрылись мелкими порезами. Позади что‑то взвыло и захлюпало, точь — в–точь как ночью. Трава резко закончилась — обрывом под ногами, слепящим солнцем в лицо. Мимо что‑то просвистело, шипя, как гаснущий фейерверк, и часть противоположного берега почернела, обваливаясь в ревущую реку внизу.

Я не орала по одной причине — воздуха не хватало.

На той стороне рыжий мгновенно развернулся на пятках, выпустил меня, освобождая руки, что‑то сделал — и заросли сизоватой травы полыхнули гигантским костром. В ответ вылетел чёрный масляный шар, шипящий и искрящий.

Тейт ругнулся и с размаху отшвырнул его ногой обратно, по плавной дуге. Я только и успела заметить, как вокруг ботинка вспыхнул огненный ореол.

— Подавитесь!

За обрывом раскинулся лес, утопающий в голубоватых мхах. Там пахло чем‑то кислым, с примесью сырого мяса, до тошноты. Чистого пространства без рыхлой голубой «губки» почти не было, но рыжий избегал наступать на неё и скакал с одного поваленного дерева на другое, с камня на камень. Две щетинистые химеры, которые ринулись за нами, отстали очень быстро — вляпались в одно такое голубоватое мшистое пятно, а выскочили обратно уже с оголёнными костями. Одна, похожая на ежа с жилистыми ножками, сразу завалилась набок и затихла, а другая, более массивная, сделала ещё несколько шагов и опрокинулась, конвульсивно дрыгая оплавленной лапой.

Меня перекосило от ужаса.

Если промахнёмся и рухнем в этот красивый мягкий мох…

За лесом была очередная расщелина, ещё шире и глубже, затянутая желтоватой паутиной. Тейт пересёк её по упавшему дереву, потом развернулся, двинул рукой — и ствол с чудовищным хрустом надломился посередине.

Надломился, но не упал, остался жалким подобием моста. А паутина предвкушающе зашевелилась, и кто‑то внизу заклекотал и защёлкал.

Впереди высилась колоссальная стена скал. Но до неё путь лежал через ровное, абсолютно открытое поле сплошь в жёстких сизых вьюнах и гибких хвощах. Справа и слева наперерез нам скользили в полуметре над землёй люди в балахонах. И простейшие подсчёты говорили, что мы сойдёмся в одной точке, аккурат посередине…

Тейта это не смутило.

Они ринулся вперёд с удвоенным энтузиазмом, передвигаясь гигантскими прыжками, и оглушительно свистнул на ходу. Затем поднапрягся, взвился особенно высоко…

…и шлёпнулся на спину очередной твари, прозрачной, как стекло, и шершавой на ощупь — то ли в жёстких перьях, то ли в чешуе.

— Ну, ну! — заорал рыжий, с размаху ударяя кулаками по невидимой спине.

Существо вздрогнуло, встопорщило «пёрышки», стремительно темнея, и взмыло в небо ошеломительно оранжевой птицей с четырьмя мощными крыльями. Тейт слегка отъехал назад, к подобию седла, попал ногами в крепления, перехватил одной рукой какие‑то ремни и ловко пристроил меня впереди себя, крепко обнимая поперёк живота.

Эмпатический купол к тому времени сжался до неприлично маленького диаметра. Но большего нам, похоже, и не нужно было. Я бессильно обмякла — слишком много впечатлений и усилий. Лицо щипало, от волос несло палёным.

Чучело по имени Трикси, да.

— Эй, взбодрись! — затормошил меня рыжий и требовательно прикусил за ухо. — Ну, не будь занудой! У нас получилось. Смотри!

Он потянул за ремни, заставляя свою птицу сделать широкий плавный круг. Пересилив дурноту, я повернула голову, глядя вниз.

Отсюда, с высоты, смертоносная долина напоминала фантастический каменный цветок с полураскрытыми лепестками. В стороны от неё тянулись горные цепи — как складки лоскутного одеяла, где‑то зеленоватые, покрытые растительностью, а где‑то — белые от снега. И даже красные — от чего именно, ума не приложу. По левую руку от солнца скалы задирались выше, по правую постепенно сходили на нет и упирались во что‑то гладкое, синеватое, сверкающее… Озеро, море, океан?

Наверное, океан. Какой огромный…

От ощущения головокружительной высоты и простора дух захватывало.

— Красиво? — с гордостью спросил рыжий, точно всё вокруг было плодом его неустанных трудов или, по крайней мере, частной собственностью.

— Красиво, — признала я.

Пожалуй, кое в чем мы сходились, несмотря на культурные различия.