— Страх — странная штука, не так ли? — шепотом произнесла Брия в темноте спальни. Она лежала на руках Дженнера, ее тело было полностью насыщено, но мысли неслись. То, что произошло в часы их любви, укрепило их связь. Она ощущалась сильнее, чем когда-либо, и это наполняло ее чувством принадлежности и удовлетворенности, подобных которым она никогда не знала.
— В смысле? — Дженнер коснулся губами ее виска.
— Наш ковен, — начала Брия. — Ковен дяди. Он правит страхом.
Дженнер крепко сжал ее.
— Он сделал тебе больно?
— Нет, — ответила Брия с грустным смешком. — Но если ты внушаешь кому-то достаточно страха, то подавляешь любопытство. Нас учили не пить из горла. Не пить бессмысленно. Держать тела чистыми и нетронутыми. Мы могли бы также быть ковеном священников. Никто никогда не задавал вопросов дяде. Никто не ослушался его. Он использует ковены, типа Шивон, в качестве примера необузданных созданий, которыми мы стали бы, если бы отдались своим желаниям. Он сказал нам, что войны Сортиари были устроены из-за бессмысленных вожделений вампиров.
Грохочущий смех Дженнера завибрировал по ее коже.
— Удивительно, что он вообще позволил Михаилу обратить тебя.
— Никто не был так удивлен, как я.
Пальцы Дженнера лениво пробегались по ее волосам. Дыхание коснулось ее уха, и Брия вздрогнула.
— Ты не испугалась?
— Нет. — Что было правдой. Даже когда она думала, что умрет, Брия не боялась. — Когда я поняла, что меня обратили, я разозлилась. Я хотела, чтобы он отпустил меня, а вместо этого дядя бросил меня в новое существование. Сначала я чувствовала себя в ловушке больше, чем когда-либо, но потом осознала переход и чем он стал для меня: свободой. Я увидела в этом возможность посмотреть на мир новым взглядом и игнорировать все, чего меня учили бояться. А потом ты вошел в дверь спальни той ночью…
Дженнер вздохнул.
— И напугал тебя.
— Нет. — Брия повернулась в его объятиях, чтобы встретиться с ним лицом к лицу. Она поднесла руку к его щеке. — Ты стал ответом на все мои вопросы.
Он склонил голову и поцеловал ее. Сначала мягко, а затем с большей требовательностью. Время ускользало сквозь пальцы, когда они целовались. Их руки блуждали и исследовали. Брия выдохнула в рот Дженнера, когда его язык ласкал ее. Когда он, наконец, отстранился, она тяжело дышала и ни о чем не думала.
— Дядя позволил страху управлять им. Теперь, когда я знаю правду, то понимаю, что он, должно быть, рассматривал любовь моей матери к отцу как нечто плохое. Слабость. Может быть, он пытался защитить нас от такой дикой любви, которая побуждала бы нас делать безрассудные вещи. — Ее голос опустился до шепота. — Как обещать жизнь новорожденного ведьме, чтобы спасти жизнь пары.
— Брия. — Он смотрел на нее, будто хотел забрать ее боль.
Брия поцеловала его один раз и разгладила складку между бровей.
— Ты был прав насчет меня, Дженнер. Я была наивна. Мир не черно-белый. Есть много оттенков серого. Мы все делаем то, что считаем правильным в то время. Она любила меня, — сказала Брия сквозь слезы, что угрожали пролиться. — Она могла отдать меня ведьме, но не отдала. Дядя любит меня. Я могу не согласиться с тем, что он сделал, но для него его выбор был правильным.
— Я собираюсь убить некроманта. — Суровые слова Дженнера охладили ее. — Когда я найду ее, она заплатит за каждый день твоей жизни потерянный по ее вине.
— Дженнер, я имела в виду то, что сказала ранее. Моя жизнь началась сегодня. Ничего, что случилось раньше, не имеет значения.
— Это важно для меня, — сказал Дженнер. Он прошелся подушечкой большого пальца по ее нижней губе. — Я собираюсь убедиться, что у тебя больше нет причин бояться.
Какой мужчина. Брия никогда не встречала никого столь благородного, как Дженнер.
— Я вела себя как эгоистичный, избалованный ребенок. Прости.
Дженнер ухмыльнулся.
— А я вел себя как упрямая заноза в заднице. Если бы я мог загладить свою вину, то сделал бы это.
— Ты научил меня драться, — заметила она с улыбкой. — Я бы сказала, что этого достаточно.
— Ты жестокий боец, Виатон. — Ласковый тон Дженнера согрел ее. — Настоящий воин.
— Откуда ты знаешь? — поддразнила Брия.
— Я обучал многих, — сказал Дженнер. — Брия, ты потрясающая.
— Ты вырос в Финляндии? — Брия надеялась узнать как можно больше о Дженнере. Он сказал ей, что «виатон» — финское слово. Должно быть, это его родной язык. — Как ты познакомился с Михаилом?
— Через Ронана, — ответил Дженнер. — Мы оба были членами ковена Шивон в то или иное время, и он — близок мне, насколько может быть только брат. Когда Михаил нашел Клэр, Ронан предложил обратить меня после него. Тогда он и привел меня сюда.
— Настолько недавно? — удивилась Брия. — Я думала, что ты знаешь его целую вечность.
Дженнер вздохнул:
— Коллектив, — ответил он. — И кровь. Они создают прочные связи.
Брия никогда не думала об этом, но Дженнер был прав. Она почувствовала мгновенную близость к Клэр и Михаилу, даже к Ронану. Кровь, которая обратила их, связала их всех друг с другом и сформировала неоспоримое родство. Теперь они были семьей Брии. Ее ковеном. А Дженнер стал ее домом.
— Так и есть, — сказала она через мгновение. — Думаю, я не замечала этого, потому что связь намного сильнее. Она перекрывает все остальное.
— Самая сильная связь из всех, — пробормотал Дженнер. — Нерушимая.
Дженнер никогда не знал такой близости. Он брал вены женщин. Трахал их. И двигался дальше. Даже когда он принадлежал ковену Шивон, он держался на расстоянии от других, слишком боясь своих собственных неуправляемых аппетитов. Единственные прочные отношения, которые он выковал со своим видом, были с Ронаном. Дженнер не был заинтересован в том, чтобы делиться чувствами, подробностями своего прошлого или любой другой дерьмовой ерундой. До сих пор.
Брия заставила его захотеть поделиться с ней всем. Каждой мыслью, чувством, воспоминанием. Черт, даже тривиальным дерьмом, которое не имело значения, например, какие ему нравились стейки или любимые телешоу. Он хотел узнать ее изнутри и снаружи, и он хотел, чтобы она узнала его так же. Это заставило его чувствовать себя слишком уязвимым. Но с Брией Дженнер нашел безопасное убежище.
Воспоминания завалили его. Помимо Коллектива, эти болезненные воспоминания принадлежали только Дженнеру. Он праздно гладил волосы Брии, удивляясь тонкой, шелковистой текстуре.
— До атак Сортиари, ковены дампиров принадлежали вампирским лордам, каждый из которых правил в своей области. В свою очередь, каждая отдельная иерархия подчинялась совету королей. Отец Михаила был высшим королем. Как и его дедушка. И теперь Михаил тоже станет высшим королем. Самым высшим, он — отец всех нас.
— В конце концов, ты тоже станешь королем, — отметила Брия. — Ты часть ближайшего окружения Михаила.
Дженнер фыркнул.
— Моя фамилия несет с собой тяжелое бремя стыда благодаря мне. Я и подавно не достоин этого звания. Кроме того, если бы все было по-моему, не было бы монархии. Никакого классового разделения. Уже сейчас Михаил воскрешает элитарную систему, которая не сделает ничего, кроме как вызовет разногласия.
— Уверена, у него благие намерения, — возразила Брия. — Важен порядок.
— Да, — согласился Дженнер. — Но возможен порядок и без разделения.
— Каким был твой ковен до того, как ты оказался у Шивон? — спросила Брия.
Эмоции поднялись в горле Дженнера, и он проговорил сквозь ком:
— У меня не было ковена. — Слова оставили пустоты в его груди.
Брия нахмурилась.
— Как такое возможно?
Она жила в ковене и не могла понять, как он мог не принадлежать какому-то.
— Ты видишь хорошее в каждом, Виатон. Кто-то, кто сделал то, что сделал я, не достоин тебя.
— Как ты можешь так говорить? Дженнер… — мягкие эмоции в ее голосе опустошили его, — … я знаю твою душу, и она прекрасна.
— Я убивал. — Он сказал это. Сорвал пластырь с прошлого и обнажился перед ней двумя маленькими словами. — Я убивал бессмысленно и бесконтрольно. Я скрывался от тебя ради твоей же безопасности. Мой контроль… я непостоянен, Брия. Я не переживу, если причиню тебе боль. Я опозорил свою семью, себя, и буду нести следы этого позора вечно. Я не могу навлечь стыд и на тебя… или того хуже.
Брия посмотрела ему в глаза. Она протянула руку, и Дженнер вздрогнул, когда мягкие подушечки пальцев проследили струйно-черный узор, который красовался на его торсе. Ее мягкость была почти больше, чем он мог вынести.
— Кто-то сделал это с тобой, чтобы опозорить тебя?
— Это было предупреждение, — ответил Дженнер. — Любому ковену, у которого мог возникнуть соблазн принять меня или мою семью.
Ее голос был чуть больше шепота.
— Почему?
— Я убил члена своего ковена. Я опустошил ее. Я отдался кровожадности и пил из нее, пока ее сердце не перестало биться.
— Дампиры не испытывают кровожадности. — Дрожь в ее словах, страх в запахе, обжигали Дженнера.
— Так и есть, — категорически ответил он. — У меня всегда были большие аппетиты. Я не хотел ничего больше, чем быть обращенным. Я был одержим этим. Я вел себя как вампир задолго до того, как стал им. Я потерялся в моменте, в силе, которую чувствовал и к которым тянулся. Я проколол кожу ее горла и открыл вену. Я пил из нее, пока ее тело не обмякло у меня в руках. Вампирский лорд, который управлял нашим ковеном, заявил, что если я когда-нибудь обращусь, то стану монстром, которого придется уничтожить. Моя семья была изгнана. И как предупреждение любому ковену, который может попытаться дать нам убежище, мое тело было помечено. Из-за моей неосмотрительности отец — могущественный военачальник вампиров — лишился своей репутации. Мы никогда не были богаты, и если бы не его мастерство в качестве бойца, наша семья была бы самой низшей из низших. Наше изгнание стало ударом, от которого отец так и не оправился. Он вышел на солнечный свет и прекратил существование, оставив мать заботиться о нас. С этого момента наш род опустился по иерархии. Даже мои сестры были прокляты оставаться дампирами. Ни одна из них не получила дар обращения из-за меня.
Брия поднялась на локте, чтобы изучить его лицо. Беспокойство, омрачавшее ее лоб, пронзило его сердце.
— Я никогда о таком не слышала. Сколько тебе было, когда это случилось?
— Шестнадцать.
— Дженнер, — тихо сказала Брия. — Ты был всего лишь ребенком.
— Не тогда, — ответил он. — Не в глазах ковена.
Брия потянулась, чтобы погладить его по щеке.
— Дядя говорил, что ты сказал ему, что мы все животные. Я знаю жажду, желания, которые захватывают меня без причин. Я верю, что мы — существа, ведомые инстинктом. Ты совершил ошибку, и вся твоя семья была разрушена из-за этого. Это так несправедливо.
— Ты знатного происхождения, Виатон, — с любовью сказал Дженнер. — Ты существовала без борьбы. И ты такая молодая. У меня всегда были проблемы с контролем. Я мог бы стать монстром, которого они боялись, если бы меня обратили годы назад. Это было справедливое решение. Такое же решение приняли бы и твой дядя и твой отец, если бы они оказались в том же положении. Я был наказан, чтобы защитить ковены.
— Я родилась в разгар убийств, — сказала Брия. — Я не настолько молода.
Дженнер улыбнулся. Он проследил подушечками пальцев по ее нежной скуле.
— Ты достаточно молода. Без репутации и положения моего отца, мы стали нищими. Ни титула, ни земель, ни каких-либо владений. Русские контролировали Финляндию в то время, и точно так же русские вампиры управляли ковенами. Мы жили за пределами вампирской и дампирской культуры. Мать и сестры работали в богатой семье. Я взял небольшую рыбацкую лодку и продавал все, что мы могли поймать.
Складка залегла между бровями Брии.
— Ты, должно быть, чувствовал себя таким одиноким.
Дженнер пожал плечами.
— Это было неплохо. Тогда жизнь была достаточно тяжелой. Выживание стало важнее, чем беспокойство о том, где мы были или не были. Люди вели свои войны, а мы вели свои. Только когда истребители Сортиари перевесили чашу весов в свою пользу, тот самый вампир, который приказал, чтобы я был отмечен и изгнан, искал меня. Не имело смысла обращать дампиров, которые были неспособны сражаться в течение нескольких дней. Жажда и давление Коллектива сделали бы это невозможным. Я уже был свирепым. Такой же смертоносный в бою, каким был мой отец. Многим из дампиров низших классов был обещан дар, если они подтверждали свою верность и воевали. Если они переживали войну, то были обращены. Мне предложили прощение. Все мои грехи были бы отпущены, и моя семья могла вернуться в ковен, если я одолжу свой меч — свою силу — для борьбы. Я ухватился за этот шанс. Я рассматривал это как возможность поднять положение своей семьи. Искупить имя отца и искупить его смерть. Я был истинным воином. Я выжил, а все вокруг меня — даже моя бедная мать и сестры — были убиты. Наш регион был уничтожен истребителями. Осталось лишь несколько дампиров. Я ушел вскоре после этого. Переплыл море и оказался в Бостоне. Там я встретил Шивон и Ронана.
— Для дяди Шивон — поучительная история, — сказала Брия. — Он часто рассказывал нам истории о ее ковене. Я не боялась. Я завидовала ее силе, ее дикости. Она никому не подчинялась. Я мечтала сбежать, чтобы присоединиться к ее ковену, когда была юна. Я хотела стать одной из ее свободных, диких созданий.
Брию не заботили классовые различия. Ее фамилия, ее положение в иерархии ковена ничего для нее не значили. Все были равны в глазах Брии. Даже признание Дженнера о том, что он сделал, не заставило ее отстраниться от него. Она жаждала свободы и силы — импульсивности — там, где Дженнер провел свою молодость, стремясь к лучшей жизни, молясь богам о прощении и контроле, в котором он так отчаянно нуждался. В Брие он нашел принятие и прощение. Через нее он понял, что может, наконец, принять себя мужчиной, которым он был. Он мог, наконец, простить себя. Эта женщина в его руках была его спасением.
— Дженнер, мне очень жаль. — Она провела пальцами его по руке. Так нежно. — Ты не чудовище. В один несчастный миг ты потерял себя, но осознав это, ты более чем искупил все. У тебя больше контроля, чем у кого-либо из моих знакомых. Ты жестокий, да. Ненасытный, правда. Я чувствую твои желания и твою жажду как свои собственные, и они не пугают меня. Я понимаю их, потому что они вторят моим. Ты защищаешь тех, кто тебе дорог. Ты преданный. Я никогда не встречала более благородного мужчины. Никогда. Я бы не хотела, чтобы ты был другим. Я прощаю тебя за убийство этой бедной дампирши. Ты должен простить себя.
Эмоции набухли в груди Дженнера, и ему пришлось откашляться, чтобы прочистить ком в горле, прежде чем он наконец смог заговорить.
— Если бы я не был мужчиной, которым являюсь сейчас, ты бы не привязала меня. Я не сожалею о своей жизни или о том, как она повлияла на меня. Больше нет.
Больше ничего не нужно было говорить, когда их губы встретились. Дженнер использовал неуверенность, чтобы оттолкнуть Брию. Он оправдывался, изображал себя каким-то монстром в своем уме. Он поставил стену между ними, а Брия снесла ее. Брия… такая сильная, такая уверенная, такая бесстрашная. Его Брия.
Его, навсегда.
Дженнер перекатил их и устроил Брию под собой. Она обхватила ногами его бедра, и он утопил клыки в ее горле, когда глубоко вонзил в нее член. Сладкие страстные стоны Брии наполнили уши Дженнера. Она двигала бедрами, встречая каждый его толчок, и ее колени разошлись в стороны, полностью открывшись ему. Кровь, густая и сладкая, наполнила его рот; киска, горячая и тугая, сжала его длину. Дженнер никогда не знал такого блаженства, и правильность всего этого заставляла его сердце сбиваться с ритма в груди.
Крики Брии становились все громче, движение ее бедер — отчаянным и диким. Дженнер запечатал проколы в горле и поцеловал ее крепко и глубоко, заглатывая звуки ее страсти и принимая их в себя. Желание, чтобы она кончила, заставляло Дженнера двигаться сильнее, глубже, пока пещеристая пустота в его груди не стала настолько наполнена Брией, что он чувствовал себя близко к разрыву.
Брия прекратила их поцелуй и запрокинула голову, когда выгнулась под ним.
— Еще, Дженнер. Сильнее. Глубже.
Он думал, что она хрустальная, но его пара была выкована из стали. Рык поднялся в горле Дженнера, когда он обхватил руками ее попку и двинул бедра вверх. Он вбивался в нее, их тяжелое дыхание и звук их встречающихся тел отражались эхом в темной комнате.
— Да, — ахнула Брия.
Она прижалась к его предплечьям и впилась ногтями, заставив член Дженнера увеличиться и стать еще жестче. Он пульсировал от интенсивности, и каждый глубокий толчок в плотный жар Брии приближал его к краю. Сочные груди подпрыгивали с каждым мощным движением его бедер, и Дженнер восхищенно наблюдал за эротическим шоу, прежде чем прижать ее к себе и сесть на кровать. Он лег на матрас, и Брия оседлала его. Он продолжал вбиваться в нее, когда запечатал рот над опухшей грудью и укусил.
Стон удовольствия Брии прокатился рябью по его коже, когда она наклонилась и прижалась к его горлу. Восхитительный жар промчалась по венам, обжигая кожу. Дрожь ощущения вибрировала в нем и сжимала мошонку. Он трахал ее с энергией дикого животного. Брия не стеснялась агрессии. Его пара встречала его с таким же рвением, когда сильнее сжимала горло Дженнера, придавая ему нотки боли, которые только усиливали удовольствие.
Брия запечатала раны на горле, продолжая скакать на нем. Влажный жар языка играл на коже Дженнера, заставляя того дрожать. Он оторвал клыки от ее груди и откинулся на спину, закидывая руки за голову на матрасе. Вид крови Брии, когда та сочилась по ее груди четырьмя крошечными речушками, раскалила похоть до бела. Задница оторвалась от матраса, когда он поднял бедра вверх. Челюсти сжались от силы его толчков, и дикий рык вырвался из его сжатых губ.
— Кончай, Брия. — Он проталкивал слова между зубов. — Сейчас, Виатон.
Киска сжалась вокруг него мощными импульсами, когда она кончила. Брия выгнула спину и запрокинула голову. Всхлипы удовольствия заполнили уши Дженнера, чей эротический звук был настолько сладким, что он окунулся в собственное освобождение. Он кончил с криком. Член дергался от мощных спазмов, которые окатывали его волнами удовольствия так интенсивно, что у него перехватило дыхание. Он трахал ее жестко и глубоко, пока они не рухнули друг против друга, полностью опустошенными. В комнате повисла тишина, все, что осталось, стало неглубокими, смешанными вдохами.
— Ни одна ночь не сравнится с этой, — прошептала Брия ему на ухо. — Я в этом уверена.
Дженнер улыбнулся. Он никогда не отступал от вызова.
— Я обязательно докажу, что ты ошибаешься. Каждый вечер после этого будет лучше предыдущего.
— Дженнер, никто не может с тобой сравниться, — вздохнула Брия.
Нет. Это никто не мог сравниться с ней.
И она принадлежала ему.