Глава 12, в которой Ярослав устраивает несанкционированный митинг

Портсмут находится в Хэмпшире, на южном берегу Англии, за сто вёрст от Лондона. Тут всё привязано к морю: и сам город расположен на острове Порт-си, и в расчудесные гавани Портсмута корабли спешат попасть, как лошади в добротную конюшню.

Здешний порт облюбовали для себя ещё римляне, когда властвовали над Британией, и возвели тут фортецию Портус Адурни. Именно здесь базировались грозные римские либурны, не подпускавшие к берегам туманного Альбиона варваров, облизывавшихся на острова.

Ушли легионы, и полудикие саксы да англы сразу бросились резать и грабить бриттов, изнеженных цивилизацией, и даже королю Артуру не удалось остановить набег орды. Но и англосаксам пришлось испытать на себе все прелести оккупации, когда нагрянули норманны Вильгельма Завоевателя.

Альфред Великий, разбив викингов-датчан в проливе Солент, решил именно в Портус Адурни держать свой флот. Последующие короли Англии подхватили этот почин — начиная с Ричарда Львиное Сердце и кончая Елизаветой I.

В северо-западном углу римского форта был воздвигнут неприглядный, но крепкий замок Порчестер с одноэтажной каменной башней и больница Святого Николая, неподалёку выстроили свою обитель монахи-августинцы, на королевских верфях появился первый в Англии сухой док.

Можно сказать, что именно здесь Британия примеряла венец «царицы морей».


…Переночевав в дороге, Быков с «военными слугами» доскакал до ворот Портсмута на следующее утро. Городишко впечатлил Яра не слишком, даже несколько фортов, отстроенных в последние годы, почтения не внушили.

Но выглядел сей населённый пункт довольно симпатично, радуя глаз изрядным налётом романтики: приземистые дома из дикого камня, черепичные крыши, башни, а на фоне синего моря валко покачивались голые мачты дюжины пинасов и флейтов.

Под ветром равно полощутся вымпелы кораблей и рыбацкие сети, развешанные на кольях вдоль берега… Картинка!

Ярослав, уже переодетый в короткие штаны и свободного покроя рубаху, решил дополнить образ морского волка, набросив на плечи кожаную куртку-безрукавку, а голову прикрыв шляпой с обвисшими полями.

— Кони у нас больно хороши для бедных мореходов, — высказался Пончик. — Как бы не вызвать ненужных толков. Угу…

— Ты прав, как никогда, мон шер, — кивнул Быков.

— А мы, конечно же, проехали платную конюшню, — заметил Акимов.

— Тогда — кругом!

Оставив лошадей на попечение конюха и успокоив его подозрительность парой пенсов, друзья отправились в порт.

На Хай-стрит внимание Шурика привлёк огромный, роскошный домина.

— Мемориальную доску пора вешать, — сказал он. — «Тут жил Джордж Вильерс, герцог Бэкингем». Угу…

— С чего ты взял? — поднял брови Акимов.

— А ты на герб глянь. Не там! Над воротами.

— А, точно!..

— Ну так… — хмыкнул Пончик не без довольства.

О близости к порту говорила бедность построек и запахи моря.

— Никакой бдительности! — делано поморщился Яр. — Ни заборов, ни блокпостов, ни милых табличек «Вход воспрещён! Охраняемая зона».

— Нам же лучше, — сделал вывод Шурик. — Угу…

У пристани на них сразу повеяло дальними странствиями, флибустьерскими разборками и новыми землями, на которые ещё не ступала нога человека. Над причалом покачивались бушприты кораблей с поперечными блинда-реями, выставляя напоказ носовые фигуры, вырезанные из дерева и раскрашенные, — грудастых русалок, бородатого Нептуна с трезубцем, какого-то святого с постным выражением лица, золочёного орла, оленя…

Иной пинас был пришвартован кормой, красуясь высокой, грузной надстройкой с обилием резьбы, точёных балясин и кованых фонарей. Позеленевшие или надраенные бронзовые буквы, из которых складывались названия кораблей, будили в душе Быкова полузабытые детские фантазии. «Золотой лев», «Этельред», «Рыцарь ночи», «Моргана»…

А какие протяжные скрипы издавал рангоут, как кричали чайки, как грозно выглядывали из пушечных портов орудийные дула!

Ну, разумеется, убогая реальность вносила существенную правку. Как во всяком большом порту, тут воняло тухлой рыбой, морской солью, гниющими водорослями, преющими канатами, смолой и мокрой парусиной. Сотни грузчиков наваливали на тележки бочки с порохом, пивом, сухарями, солониной, мочёными яблоками, вкатывали их на палубы и сваливали как попало. Отдельно с помощью лебёдок подавали тщательно обвязанные канатами стволы пушек и поддоны с ядрами, упакованные в сетку.

— А где тут пинас, а где флейт? — спросил Шурик. — Они ж вроде все одинаковые. Угу…

— У флейта корма закруглённая, конечно же, — авторитетно ответил Виктор, — а у пинаса словно обрезанная.

— И всё? Стоило тогда по-разному называть!

— Нет, ну существуют ещё какие-то отличия, конечно же…

— Ух ты! — воскликнул Пончик. — Смотрите! Тот самый «Мэйфлауэр»!

У отдельного причала в самом деле стоял галеон, названный в честь боярышника. Выглядел он заброшенным — спиленной бизани не хватало, от всех вантов, штагов и прочего такелажа осталась лишь пара канатов, что свисали с покосившихся мачт, а в квартердеке[79] зияли отверстия.

— Насколько я помню, — усомнился Виктор, — «Мэйфлауэр» был приписан к Плимуту.

— Значит, выписался! — парировал Александр. — Или ты хочешь сказать, что в одно и то же время плавало сразу два корабля с одинаковым названием?

— Корабли не плавают, а ходят.

— Тоже мне, мореман нашёлся! — фыркнул Пончик.

— Но, конечно же, довод логичный, — примирительно сказал Акимов. — Два «Мэйфлауэра» — это уже букет.

Ярослав не вступал в спор. Он разглядывал бродивших вокруг матросов и немногочисленных офицеров, узнаваемых по шляпам с перьями и ярко-красным шарфам, затянутым на поясах. До формы ещё не додумались.

Фасадами к пристани выходили пакгаузы, торговые конторы и питейные заведения. Здешняя публика ошивалась в местах «по интересам»: солдатня с матроснёй собирались в пабах, а гражданские — купцы да возчики — обретались у складов.

— Ла-адно… — протянул Быков, осмотревшись. — Пошли пьянствовать!

— Не пьянствовать, — поправил его Шурик назидательно, — а вести подрывную работу.

— Жаль, что благородному дону пришлось оставить шпагу, — задумчиво проговорил Ярослав, вынимая из ножен тесак.

— Головорез, — буркнул Александр, отойдя от него на всякий случай.

— Ага, — скромно признался Яр, — есть маленько…

Сунув нож обратно в чехол, Быков направил стопы к пивной «Грейхаунд». Акимов с Пончевым двинулись следом за «благородным доном».

В пабе было не продохнуть — впервые за всё время пребывания в семнадцатом столетии Ярослав унюхал знакомый запах табачного дыма.

Усевшись за стол, Быков развалился на скамье, откидываясь на стенку, приятно холодившую спину.

Шурик с Акимовым пристроились напротив, неуверенно оглядываясь, словно рафинированные интеллигенты, которых занесло в пивнушку на рабочей окраине. Тут же к ним приблизилась женщина могучего сложения и басом поинтересовалась, чего господам угодно.

— Господам угодно по кружке эля,[80] — улыбнулся Яр, — ну и закусочку — хлебца, мясца, сальца…

Кабатчица величественно кивнула и удалилась, виляя необъятным задом.

— Капитальная женщина, — прокомментировал Пончик. — Угу…

— Любовь зла… — вздохнул Виктор.

Шурик засопел свирепо, а Быков весело рассмеялся — его порадовало состояние Акимова. Хронофизик потихоньку оживал: не снимая с себя вины за их «попаданство», он всё меньше чувствовал себя преступником среди невинных жертв, становясь просто товарищем, просто другом.

А если речь и заходила вдруг о темпоральной электродинамике и прочих заумных вещах, грозя соскользнуть на опасную тему, то Виктор всё чаще отделывался шуткой. Да и зачем всё превращать в трагедию? Чем плоха их жизнь? Вон и эль свежий, и окорок очень даже ничего.

— Деньги-то есть хоть? — пробасила кабатчица, расставляя глиняные кружки, полные тёмного эля.

— Попробовал бы я не заплатить, — хмыкнул Ярослав, выуживая из кошеля пару затертых пенни да жменьку новеньких фартингов.[81]

— Лучше и не пытайся, — добродушно проворчала трактирщица, смахивая мелочь в мешочек и пряча его под юбкой.[82]

— Я, вообще-то, пиво не очень, — проговорил Шурик, берясь за кружку, — невкусное оно… Угу…

— Эль не горчит, — сказал Акимов, отхлёбывая, — в нём, конечно же, хмеля нет. Ммм… Шикарно!

— Вкуснотень, — согласился Быков, подхватывая ломтик ветчины и укладывая его на кусочек серого хлеба.

Тут в пивную, громко пересмеиваясь, ввалилась тёплая компания — два матроса и солдат. Не найдя свободных мест, троица устроилась за столом, занятым Яром со товарищи.

— Всё одно, — настаивал рябой матрос, — хуже испанцев не найти! Чисто дьяволы!

— Дьяволы! — фыркнул его собутыльник, очень бледный, но с красным облупленным носом и малиновыми ушами. — Это ты берберов не видел, Джо! Вот кто точно из преисподней!

— Верно, — кивнул седой солдат и сплюнул жёваный табак. — Турки, те тоже…

— Краснокожие черти могут даже испанцев переплюнуть, — вступил в разговор Ярослав. — Насмотрелся я, как оно бывает, ежели индейцы на белых навалятся, — со всех скальпы поснимают! А уж как пытать любят — страсть! Поймают кого из наших и давай… То на медленном огне жарят, то кожу ремешками сдирают, а сверху ещё и угольев сыпануть норовят!

— Эти могут, — кивнул согласно солдат, оглаживая длинные усы, свисавшие ему на впалую грудь.

— Давно оттуда? — поинтересовался рябой.

— Да неделю уж, — бодро ответил Быков. — В Джеймстаун[83] ходили, за табаком. Насмотрелся всего, хватит ещё и внукам рассказывать.

— Струсил, короче, — ухмыльнулся бледнолицый матрос.

Ярослав рванулся, перегибаясь через стол. Его нож поддел бледнолицего за подбородок, да так, что матрос привстал с места, боясь оказаться в роли рыбы, посаженной на кукан.

— Я никогда и никого не боялся, — отчеканил Быков. — Ни испанцев, ни турок, ни индейцев.

— Я понял, понял! — просипел, вытягиваясь, бледнолицый, мигом растеряв все запасы наглости.

Ярослав убрал нож и сел как ни в чём не бывало. Матрос обессиленно рухнул на скамью, а его дружок по имени Джо пьяно рассмеялся.

— Ну ты и вытар-ращился, Пит! — проговорил он.

— Вытаращишься тут, — буркнул бледнолицый, опасливо щупая под подбородком. Крови было совсем чуть-чуть.

— Угощайтесь, — примирительно сказал Быков, пододвигая блюдо с закуской.

— О, это дело! — крякнул солдат довольно, скромно прихватывая сала и хлеба.

— А вы в какую сторону? — осведомился Яр на правах старого знакомого.

— В Ла-Р-рошель, — сообщил Джо, набивая рот дармовым мясцом.

— Куда?! — вошёл в игру Пончик, пуча глаза не хуже, чем давеча Пит. — Да вы что, с ума сошли?

— Ну вы даёте, — покачал головой Быков, глядя на троицу неодобрительно, как взрослый дядя — на малолеток-шалунов. — Там же холера!

— Во как? — изумился солдат. — А ты почём знаешь?

— Здрасте! Так мы ж как раз туда шли из Нового Света, в Ла-Рошель! Нас же никто не извещал, что там войну устроили! Простояли только два дня, а на третий ребята чуть бунт не подняли, и шкипер наш мигом в Плимут курс проложил. А что делать? Там же болота кругом, все как один лихорадкой маются, а теперь и холера ещё.

— Слух прошёл, будто и чума напала, — степенно сказал Акимов, — вот мы и ломанулись оттуда. Кому ж дохнуть охота?

— А вон, — усмехнулся Ярослав, тыкая кружкой в сторону новых знакомых, — нашлись желающие!

Джо с Питом, похоже, мигом протрезвели, а солдат злобно искривил губы.

— Так вот отчего они нас так туда сплавить спешат… — процедил он. — Перемёрли людишки-то, воевать стало некому, так они новых дураков нашли! — И солдат выдал в адрес командования длинную тираду, содержавшую обстоятельные характеристики как на самого герцога, так и на всю его родню. — Не на тех напали!

— Айда на «Р-рыцаря»! — воскликнул Джо, размахивая длинными костистыми руками. — Р-ребятам скажем!

— Айда! — рявкнул солдат.

— Парни! — завопил, вскакивая, Пит. — Дурят нас! В Ла-Рошели холера! Не пойдём!

— Не пойдём! — мигом взревела вся братия, заглянувшая в паб, не то чтобы возмущаясь, а просто радуясь предлогу отмазаться от службы.

Выбравшись, Быков вместе с друзьями увязались за Питом и Джо, дабы нести чёрный пиар в массы.

— Жрём что попало, — накручивали себя матросы, — пашем от зари до зари, так ещё не хватало от какой-то заразы скопытиться!

— Вот именно! — поддерживал в них горение Яр. — Герцога-то, верно, лекарь пользует если что, а простой моряк, значит, дохнуть должен?

— Да сами пусть дохнут! — яростно возопил Джо.

По короткой дороге на пристань к ним приставали всё новые и новые «действующие лица», разгорячённые джином и слухами о холере, так что к флейту «Рыцарь ночи» подошла целая толпа.

Вместе со всеми Быков и Пончев с Акимовым взошли на борт, и тут же на них накатил резкий запах нечистот.

Объект «МЖ» располагался на носовой палубе, где имелся сток, но бегать туда всем было лень, поэтому «удобства» в виде бочек, обрезанных до половины, стояли и на корме, и под сенью грот-мачты.

По палубе бродило с десяток матросов, кучка солдат расположилась у борта между тускло отблескивавшими пушками.

— Мужики! — заорал Пит. — Слушай меня! В Ла-Рошель не пойдём! Там холера!

Мужики тут же заревели, выражая трогательный консенсус.

Быков, дабы закрепить результат пропагандистской деятельности, вскочил на бочку и вытянул руку в картинном жесте, свойственном вождю мирового пролетариата.

— Товарищи! — гаркнул он. — Ежели всякие там сэры желают воевать за Ла-Рошель, то пускай сами и воюют! Сами пускай дрыщут от холеры и трясутся от болотной лихорадки! А нам там делать нечего, мы там ничего не забыли! Долой герцога!

— Долой! — подхватили матросы. — Верна-а!

— А ежели нас, как бунтовщиков? — прорезался одинокий голос.

— А мы не в море! — рубанул рукой Ярослав.

— Граф-то, Холланд который, не пожалует, — не унимался тот же голос.

— Долой графа!

— А чего сидеть, дожидаться всяких графьёв? — вскричал Пончик. — Разбегаемся!

— Нам и тут хорошо, — поддержал его Акимов, — а кому надо, пущай хоть вплавь гребёт до ихней Ла-Рошели!

— Верна-а!

Тут откуда-то из недр корабля выскочил офицер, молоденький лейтенант флота. Дикими глазами оглядев собравшихся на палубе, он взвизгнул:

— Что тут за сборище? Р-разойдись!

Матросы зашумели.

— Холера в Ла-Рошели! Болеют там сильно! Мрут как мухи! — заголосили они вразнобой. — А нам какой резон туда переться? На свои похороны? Не хотим! Не хоти-им!

Ошалело повертев головой, лейтенант покинул корабль, направляясь к конторам, видимо желая поставить в известность вышестоящее начальство. Однако уже на третьем шаге решимость покинула офицера — потоптавшись, он развернулся кругом, поспешая к коновязи. Вскочив на белого коня, лейтенант подбодрил скакуна и галопом покинул порт.

— Молодец! — крикнул Быков. — Правильно, выживет теперь!

— Вот и нам так надо! — поддакнул Шурик.

— Вер-рна-а!

— За это дело надо выпить! — подал идею Виктор.

Солдаты, а их было человек десять, тут же бросились в трюм, проворно исполняя милый их сердцу призыв, и скоренько выкатили три или четыре бочонка с вином.

— Наливай!

— У-у-у! А-а-а! О-о-о!

— Закусывать надо! — громко сказал Джо, откупоривая бочку с беконом. — А то пропадёт! Ха-ха-ха!

Бочонки осушили мигом, да и тару с закуской опорожнили в момент.

— Расходимся, товарищи! — надрывался Ярослав.

— Разбегаемся!

— У короля свои дела, у нас свои!

Между тем «распропагандированные» солдаты и матросы уже убывали, не спросясь командиров. Они тихо, без шума и пыли, покидали порт.

Дезертировали самые безбашенные. Те, кто поосторожнее, оставались на кораблях, опасаясь, как бы чего не вышло. Но вольный ветер свободы веял и над ними, роняя в робкие души семена сопротивления.

— Процесс пошёл! — с глубоким удовлетворением заметил Быков. — Надо будет пройтись по пивнушкам, послушать, о чём местные гутарят, освежить им впечатления.

— Слить компромат, — ухмыльнулся Виктор. — Шикарно.

— А то! Show must go on.

— Ну ты, как Ленин, речь толкнул, — сказал Пончик. — Угу…

— А то!

— П-пламенный революционер!.. Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

— Завидовать дурно.

— Чему завидовать-то, господи?

— Славе вождя!

— Пф-ф! Фюрер недоделанный!

— Ёш-моё! Не понимаю, почему бы благородному дону не порезать это говорливое хлебобулочное изделие на аккуратные шматики!

— Убивец. Угу… Живодёр.

Беседуя на столь возвышенные темы, друзья направились к таверне «Ржавая селёдка». Шоу должно было продолжаться…

Загрузка...