Мушкетер

Глава 18, в которой Олег, сам не желая того, распространяет суеверия

Кембриджшир — это низкая болотистая местность, унылая и безрадостная, край мелких озёр и запутанных проток, край одиноко растущих берёз, вересковых пустошей и диких дубрав. Здесь из непроходимых топей, подобно крохотным островкам, выглядывают белёсые останцы, а равнина лишь издали кажется голой — стоит только приблизиться, и ты оказываешься замкнут со всех сторон зарослями камыша в два человеческих роста, густым ивняком да ольшаником.

В этой глуши ещё сохранялись дороги, проложенные римскими легионерами, укатанные колеи, ведущие через пустоши и леса, где хватало лихих людей, промышлявших разбоем.

Изредка попадались одинокие хозяйства и даже целые поместья — старая добрая Англия…

Сухов вёл свой маленький да удаленький отряд низинами да лощинами, стараясь не попадаться на глаза преследователям, — вдогонку за ними кинулось чуть ли не пол-эскадрона.[94] Видать, крепко разозлились англичане.

Когда стало темнеть, Олег счёл за лучшее уйти подальше в топкие болота и там, отыскав сухое место в кругу дубов, стать на ночёвку. По темноте драгуны и сами не полезут в трясину, а с утра игра в догонялки продолжится с новыми силами.

Сухов устало слез с седла, взял вороного под уздцы и направился к Пончику, натягивавшему между деревьев крепкий канат — импровизированную коновязь.

— Эй! Тут кто-то есть! — внезапно раздался голос Акимова. — А ну выходи!

— Держи его! — кинулся на перехват Ярик.

— Да что там такое? — недовольно проговорил Олег.

В полумраке под деревьями завязалась свалка, и вдруг прямо на Сухова выскочил незнакомый мужчина в изорванном камзоле. Олег инстинктивно, не думая, двинул его как следует и повалил на землю. Подоспевшие Виктор и Яр скрутили незнакомцу руки. Тот был так слаб, что почти не сопротивлялся. Зато ненависти в его голосе оказалось с избытком.

— Проклятые английские собаки! — прорычал он.

Сухов передал повод Шурику и присел на корточки, оказавшись с неожиданным пленником лицом к лицу.

— Может, мы и прокляты, — усмехнулся он, — и собаки, но точно не английские. За нами самими погоня.

Незнакомец, заросший и нестриженый, нахмурился.

— Так вы не меня искали? — спросил он.

— А ты кто такой вообще?

— Меня зовут Нолан Чантри, — пробормотал пленный, не зная, верить ли тем, кто повязал его. — Я местный… Был.

— Был?

Чантри склонил голову и сразу выпрямил её, принимая вид одновременно горделивый и смешной.

— Здесь стоял мой дом, четыре комнаты, — с горечью сказал он. — Ещё дед сложил его из камня, а отец пристроил хлев и купил корову. А эти… Они всё отняли у меня! Только потому, что я католик.

Нолан быстро глянул на Сухова, но Олег лишь улыбнулся.

— Мистер Чантри, — мягко проговорил он, — мне без разницы, какой масти кошка, лишь бы она хорошо ловила мышей. Есть хотите?

Вздох, изданный пленником, был красноречивее слов.

— Присаживайтесь. Огня мы разжигать не станем, но вино можно пить и холодным. Да, Ярик, развяжи Нолану руки.

Запасливый Пончик, поворчав для порядка насчёт лишнего рта, выложил бурдюк вина и окорок, завёрнутый в пергамент. Акимов достал каравай.

— Люси постаралась? — улыбнулся Олег.

— Она, конечно же!

Нолан набросился на еду, давясь и чавкая, сопя и постанывая от удовольствия.

— Погоняли тебя, — хмыкнул Сухов, нацеживая в кружку красного винца.

Чантри покивал, сдерживая порыв запихать в рот сразу большой кусок. Пятью минутами позже, насытившись слегка, он отдышался.

— Я был совсем мальчишкой, — повёл Нолан рассказ, — когда отправился с дядей Гвилимом за океан, в Новый Свет. Мы плыли на корабле Бартоломью Госнолда[95] и высадились на мысе Кэйп-Код. Потом переселенцы, почти все, покинули то место, одни мы остались.

Было очень трудно, но мы сдюжили. Охотились, ловили рыбу. Расчищали лес под поля и сеяли зерно. Построили сначала хижину, а после и дом каменный. Местные индейцы — вампаноаги и пекоты — были дружелюбны, они очень уважали дядю за то, что тот был кузнецом и мог ковать стальные ножи и наконечники для стрел.

За них они щедро расплачивались мехами. Мы уж думали, что кончились наши напасти, да куда там!

Господь продолжал испытывать нас — семь лет назад прибыли отцы-пилигримы. Они поселились неподалёку, выстроили целый посёлок и назвали его Плимут. Узнав, что мы с дядей паписты, пилигримы стали творить нам всякие гадости, а мою сестру Керрион объявили ведьмой и казнили.

Вождь пекотов, с которым мы были дружны, решил вступиться за нас, и его воины вырезали семьи Хазлингов и Шовеллов, повинных в гибели Керрион. После этого дяде Гвилиму пришлось бежать в Новый Амстердам,[96] а я подался обратно на родину.

Ох, недаром говорят, что возвращаться — плохая примета! Оказалось, что Оуэн, сынок нашего соседа, которого я не раз колотил в детстве, успел натворить бед. Он разорил моего отца и выгнал из дома, а когда тот ударил его, засадил в тюрьму. Там отец и помер…

Я сгоряча попытался расквитаться с Оуэном, но не тут-то было, герцог Бэкингем вывёл его из грязи в князи. И вот вторую неделю гоняют по болотам, как паршивого зайца.

Олег покивал понимающе. Слопав ломтик ветчины, он отряхнул руки и сказал:

— Вот что, Нолан, хочу тебя обрадовать — мы тоже враги Бэкингема.

— Только гоняют нас всего один день! — проговорил Быков с набитым ртом.

Сухов рассеянно кивнул, соображая.

— Я понял так, что кембриджширские болота тебе известны неплохо? — сказал он.

— Неплохо? — фыркнул Чантри. — Да я ж тут вырос! Угрей ловил, на гусей охотился.

— Тогда объединимся! Ты поможешь нам, а мы поможем тебе. Нам нужно что? Выбраться к морю, найти там какое-никакое судёнышко и убраться отсюда, ну хотя бы до французских берегов. А что нужно тебе?

— Да то же самое, — пожал плечами Нолан. — Тут мне всё равно жизни не дадут, а если и дадут, то проведу я её в тюрьме. Франция — так Франция. Я согласен!

— Вот и замечательно, — кивнул Олег. — Теперь вопрос номер два: есть тут такое место, где можно укрыться, и чтобы его окружала трясина? Чтобы ни пешком, ни на лодке не подобраться?

Чантри задумался. Минуту спустя на его губах дрогнула улыбка.

— Есть тут что вам нужно, — промолвил он. — Остров Брэннана! Брэннан был контрабандистом и прятал товар на этом самом островке. Он умер задолго до моего рождения, и я совершенно случайно, будучи ещё мальчишкой, наткнулся на старую гать. Прошёл по ней и достиг сухого, каменистого пятачка. Там стоял дом Брэннана — крыша у него провалилась, но стены были крепки. И конюшня там имелась, и склад, а в самом доме, на койке, лежал скелет. Наверное, хозяина дома… Хм. Но это немного в стороне от дороги к морю.

Сухов усмехнулся.

— Как тебе сказать, Нолан, — заговорил он. — Укрытие мне не требуется, прятаться и вообще задерживаться я не собираюсь. Просто, понимаешь, страшно не люблю, когда меня гоняют. И не хочу, чтобы весь путь к морю мне дышали в затылок английские драгуны.

— А чего вы хотите?

— Чтобы они остались в здешних болотах. Все!

Быков довольно крякнул, а Чантри выдохнул:

— Я согласен!

Разъезды драгун постоянно мелькали неподалеку, забираясь всё дальше в болота. Было их не меньше сотни, и командир отряда, усатый полковник Питт, горел энтузиазмом, желая выслужиться перед графом Холландом.

Шурик с Акимовым и Быковым или Олег с Ноланом напоминали преследователям о себе весь следующий день — последний день сентября. Они то и дело тревожили англичан — постреливая, позволяя себя увидеть и взять след, но в бой не вступая. Англичане неистовствовали.

Трое драгун было застрелено, ещё два кавалериста канули в топь вместе с лошадьми. В тот же день Сухов и Чантри взяли «языка» — напыщенного лейтенанта Керка. Он-то и выложил Олегу все подробности. Не сразу, конечно, но Сухов умел быть очень убедительным.

Вяло брыкавшегося лейтенанта повели в глубь болот, берегом древней протоки, выкопанной ещё римлянами, пытавшимися осушить здешние топи, а после ступили на гать, вобравшую в себя столь много влаги, что вся она ушла под коричневую жижу.

Выход на гать угадывался легко — как выйдешь между двумя кряжистыми дубами, так и ступай вперёд. Два камня обозначали начало невидимой дороги.

Лейтенант поначалу забился, затряс головой, пуча глаза и мыча сквозь кляп, — решил, видно, что его утопить хотят.

— Ножками ступай, болван! — прикрикнул Олег и сделал знак Быкову и Чантри — по плану «операции», они должны были остаться поблизости от начала гати.

А Сухов пошагал вперёд, с большой осторожностью ступая по жиже и внимательно поглядывая на вешки, расставленные Ноланом. Ботфорты уминали гать, уходя в болотистую бурую воду до половины голенищ.

Притопленная «дорога» из переплетённых жердочек тянулась замысловатым зигзагом, покоясь на зыбких напластованиях, подпиравших гать.

А по сторонам её цвела и пахла трясина, из глубин которой то и дело вырывались пузыри зловонного газа. Губительная хлябь не давала опоры даже осоке — канешь в эту муть с головой, и нет тебя. Твоё агонизирующее тело подёргается недолго, увязая в липком иле, и замрёт до Страшного суда.

Шли долго. У крошечного островка с чахлой берёзкой дорога сворачивала под прямым углом и выводила к сухому бережку. Крошечный островок Брэннана был расколот натрое каналами, затянутыми ряской, вековые дубы раздирали могучими корнями худосочную почву.

К клочку тверди подходила протока, в мшистый валун было вделано позеленевшее бронзовое кольцо, к которому цеплялась полусгнившая плоскодонка, давно затонувшая и высовывавшая из воды только острый нос.

— Пришли! — выдохнул Пончик, выводя «языка» на сухое место.

— Алекс! — резко скомандовал Олег. — Керка запереть в сарае!

— Слушаюсь! — вытянулся во фрунт Пончик. — Кляп вытащить?

— Вытаскивай. Отсюда не докричишься, хе-хе…

Лейтенант, получив возможность говорить, сперва плевался и морщился (видать, вкус тряпки пришёлся ему не по вкусу), а потом сказал:

— Объясните мне, сэр, для чего вы лишь усугубляете свою вину? Мало вам прежних преступлений, так вы еще и похитили лейтенанта гвардии его величества?

— Дружок, — ласково ответил Сухов и обвёл островок рукой, — здесь наша база. Контрабандисты пользовались ею на протяжении столетий, и ни одна королевская сволочь сюда и носу не сунула, ибо нет к этому месту путей, кроме того, которым прошли мы. Ну а ты, невольно посвящённый в эту тайну, унесёшь её с собой в могилу. В сарай его!

Шурик грубо поволок Керка к сараю — крепкому сооружению из камня с уцелевшими стропилами. Чёрный дуб выдержал испытание временем. Лейтенанта втолкнули в сарай и с грохотом притворили дверь. Лязгнул засов.

— Готово! — крикнул Пончик.

— Подгребайте сюда, поможете мне.

Олег заглянул в старый дом, обращённый к топи пустыми глазницами оконных проёмов, и, обогнув его, вышел на небольшой участок земли, где Брэннан когда-то сажал овощи. Дождавшись Шурика, Сухов спросил негромко:

— Связал не туго?

— Да нет, мигом развяжется. Тем более, ты его напугал могилой. Угу… А через стенку он не перелезет, а перескочит! Перелетит!

— Витёк, глянь. Только не высовывайся. А ты давай ругай Бэкингема, только погромче.

— Кол осиновый в задницу его содомской светлости! — громко заговорил Александр. — Угу…

— Нет, — не согласился Олег, — сначала мы его яйца в пасть королевскую затолкаем и прижжём венценосную ягодицу! Его величество мошонку откусит и подавится. Вот тут-то мы колышек и засадим!

— Небольшой такой колышек, фута в два величиной!

— Ха-ха-ха!

В это время Акимов подал знак, изобразив пальцами шагающего человечка: сбежал «язык»!

— Ох и весело будет! — разорялся Сухов, посматривая за угол полуразрушенного дома, — лейтенант семенил через болото, ловя равновесие, уходя всё дальше и дальше. — Понч, спой чего-нибудь!

— Чего именно?

— Неважно, лишь бы погромче!

Александр набрал воздуху побольше и заголосил:

Виктор, прыская в кулак, высунул голову над полуразрушенной стеной и сказал:

— Ушёл!

— Ну и слава Богу, — кивнул Олег. — Пошли тогда, надо успеть добраться до наших.

Отвязав коней, они повели их в поводу к свежей гати, уложенной всего несколько часов назад. Уводила она в сторону от старой гати и вела к длинной полосе вязкого песка, перемешанного с гравием. Кони захрапели, пугаясь зыбкой дороги, и успокоились, лишь ступив на островок. Идти по нему было трудно, зато не утонешь.

— Цепляем!

Нащупав под водой верёвку, Сухов прицепил её конец к седлу и потянул вороного за повод. Конь напряг мышцы, верёвка натянулась — и гать повело в сторону. Щиты-плетёнки складывались, хлюпали, ломались… Была гать — и нету.

— Дальше, дальше! Ещё! Хватит. Притапливай, Понч.

— Да всё уже, не видно. Ни одна скотина на найдёт и не пройдёт. Угу…

— За мной.

Идти в обход болота пришлось долго, но торопиться резону не было, уж больно опасные места лежали вокруг.

Под конец «объезда» стало полегче. Как Нолан и говорил, тут начиналась древняя запруда — осевший земляной вал, поросший болотным миртом.

— Это здесь собака Баскервилей выла? — поинтересовался Пончик. — То есть завоет… лет через двести с гаком?

— По-моему, не здесь, — неуверенно ответил Акимов. — Но где-то поблизости, конечно же…

— Это элементарно, Ватсон, — хмыкнул Олег. — Под ноги смотрите!

Через пару часов, вымотанные и грязные, они выбрались к началу гати Брэннана. Им навстречу выбежал Быков, радостный и возбуждённый.

— Шеф! — громко зашептал он, переходя на русский и довольно щерясь. — Всё идёт по плану, без шума, без пыли! Лейтенант почесал так, что не всякая борзая угонится. Мы с Ноланом и задремать не успели, как явилась вся кодла, и летёха, очень гордый оказанным доверием, повёл всех вперёд, Сусанин хренов!

— Давно они прошли? — осведомился Сухов на инглише, поскольку из кустов вышел Чантри. Он вёл в поводу лейтенантского мерина, серого в яблоках.

— Можно начинать! — громко сказал Нолан.

— Да тише ты! — зашикал на него Яр.

Чантри рассмеялся.

— Не услышат!

— Вперёд! — скомандовал Олег.

Гать, после того как по ней прошагали десятки коней и людей, разошлась местами, зияла проломами и разводами в вонючей плёнке тины.

Голосов или ржания было не слыхать — пугающие вздохи и охи, хлюпы и плюхи болота заглушали остальные звуки.

— Здесь, — коротко сказал Нолан.

— Цепляем!

В этом месте гать стелилась под углом, и кони потянули за собой огромный участок, ярдов двадцать[98] склизкого, подгнившего настила, обросшего болотной растительностью.

— И тот ещё кусок, для пущей гарантии!

— Да и так нормально! Ну ладно, цепляй!

Ещё одно усилие — и второй гати тоже не стало — прореха в полсотни ярдов отделила сушу от острова Брэннана. Ни пройти ни проехать.

Выбравшись к двум дубам, Пончик оглянулся на болото и вздохнул:

— Лошадей жалко… Угу.

Олег кивнул.

— Они, конечно же, будут пытаться пройти топи, — негромко проговорил впечатлённый Акимов. — Снова и снова. Будут тонуть, будут метаться, кидаться друг на друга, сходить с ума…

— Первым убьют лейтенанта, — сказал Чантри, жмурясь на солнце. — Потом доберутся до полковника.

— Всё равно, — вздохнул Александр, — жалко коняшек…

— На войне как на войне, — мужественным голосом изрёк Ярослав.

— Всё, — окончил прения Сухов. — Чистимся, причёсываемся — и по коням! Нолан, курс к морю!

— Да, капитан! — ответил Чантри, сияя. — Слушаюсь, капитан!

— Вообще-то, корнет, — уточнил Пончик.

— Разговорчики в строю!

Весело переговариваясь, пятеро всадников потрусили к морю.

…С тех самых пор никто больше не видел отряда полковника Питта. Болота приняли обильную жертву, а местные жители ещё долго пугали детей рассказами о призрачных драгунах, являвшихся путникам, манивших тех за собою и уводивших в самую топь.