Мушкетер поневоле

Глава 19 Переговоры с Оксеншерна

В Швеции не существовало в то время абсолютной власти короля. Все его действия контролировал Риксрод, что-то вроде нашей Боярской думы, места в котором были наследными, но допускался прием туда новых членов, в зависимости от их заслуг или услуг. Его текущим руководителем и был Аксель Оксеншерна, который пользовался доверием, как со стороны короля, который и ввел его в Риксрод, так и со стороны членов «парламента». Человек он был сложный, скупой, хитрый и настойчивый.

— Членам Риксрода хотелось бы знать: с кем мы имеем дело? Не очередной ли вы «Лжедмитрий», князь? Извините, Ваше Сиятельство, но хотелось бы видеть Ваши грамоты, что Вы действуете в соответствии с данным Вам поручением царя Петра I и его правительства.

— Я их уже предъявлял королю Густаву, но меня не затруднит показать их и Вам. Вот Указ Земского Совета от 13 сентября 1612 года, что земли Кольского уезда, обеих Лапландий и всех земель России, перечисленных в Ореховском договоре между Великим княжеством Новгородским и королем Дании Кристофером Вторым от 4 августа 1323 года, отданы мне в лен и под управление, с задачей восстановить границы по реке Торне. Кроме того, я являюсь полномочным и чрезвычайным послом Его Величества короля Франции Людовика XIII в Московии. Это — копия, заверенная Земским советом, Ореховского договора 1323 года с прилагаемыми картами. Я в курсе, что существовал еще один договор уже со Швецией, заключенный царем Московским Борисом Первым, который полностью и целиком нарушен вашей стороной, Вы захватили все Новгородское княжество, числясь при этом нашими союзниками, но проводя политику захвата наших земель, и помогая в этой войне польской стороне, несмотря на то обстоятельство, что Польша — католическая страна, а шведы — лютеране. Этот договор аннулирован.

По прибытию в Кольский уезд нами установлено, что в 1612 году отряд шведского офицера Бека, совершил налет на Кольский острог, потерпел там поражение, но уничтожил наш монастырь в Печенге, при этом 167 монахов были сожжены им заживо. Норвежцы сожгли еще два погоста, но там жертв не было, монахов и сборщиков налогов просто выгнали с нашей земли. Отряд Бека вернулся зимой 1614 года и был уничтожен нами на реке Тулома. В апреле прошлого года 58 кораблей объединенного флота трех королевств попытались высадить десант 25.000 человек на южном, русском, берегу Варангер-фьорда, но большая часть этих кораблей была нами утоплена, пять кораблей в западной части Варяжского залива, а двадцать восемь в бою у Айновых островов и у полуострова Средний. Еще два корабля были потеряны вами в Белом море, где они занимались пиратством. После последнего нападения я был вынужден создать ополчение в количестве 32000 человек, одновременно увеличив численность гвардии с 1800 человек до 6000 человек. Кроме того, нами были созданы бронированные аэросанные войска, и броненосный флот, корабли которого могут ходить и под парусом, и под двигателями, примерно такими же, как вы видели сегодня на аэросанях, но гораздо большей мощности. В Москву мною было отправлено сообщение о том, что армия короля Густава Второго Адольфа разбита под Ухтой, сам он — пленен, 2300 человек его гвардии в данный момент следуют в город Печенга для отбытия наказания за гибель населения двух православных общин в Ляскеля и Ухте. Жертвами там стали все, от мала до велика. Не пощадили никого. 5200 ружей, пять пушек и шесть тысяч двести единиц холодного оружия, четырнадцать тонн черного пороха и большой запас ядер нами были переданы в Кемский и Сумский остроги. Что касается территории на восточном берегу Ботнического залива, то нами захвачены три крепости, одна из них была не достроена, три города и большой поселок Руангярвгга, которую вы пытались переименовать в Рованиеми. На всю операцию ушло 26 суток, из них 18 мы подтягивали сюда снабжение и людей. Потери с нашей стороны: один убитый, шестеро раненых при взятии Оулу. Больше потерь мои войска не понесли. Это специально для вас, господин Риксканцлер. Король Густав II лично принимал участие в этих боях, и знает реальную обстановку. Мои предложения таковы: здесь в этих местах установить границу по реке Торне до Год-Фьорда, так как нападение на порт Девкина заводь состоялось потому, что войска и корабли сосредотачивались в Нарвике, откуда по двум проливам перешли Анд-фьорд, и, пройдя по океану всего 25 миль, спрятались вновь во фьордах. Ключом к обороне Кольского уезда является остров Грютёйя, граница пройдет по проливу между ним и материком.

— На это никогда не согласится Его Величество Кристиан IV. — я улыбнулся в ответ на замечание Акселя.

— Дорогая Мари! Вам нравится Копенгаген? — спросил я у вошедшей в кабинет невесты, они с Марго пришли пригласить нас на ужин.

— Ко мне так не обращается никто! А Копенгаген мне нравится, красивый город.

— Вам его подарить на свадьбу?

— Вы серьезно?

— Абсолютно! В нападении на Девкину Заводь и Варяжский залив принимали участие и датские моряки, но больше всего досталось вашему мужу. Это не совсем справедливо. Кристиан тоже должен заплатить свою часть долга. В результате этой войны Россия будет иметь еще один выход к морю: через Балтийское море. Кристиан стоит на этом пути и собирает дань. Даже со Швеции. Мы этого допустить не можем. Наши страны должны иметь беспошлинный проход через датские проливы. Кроме платы за лоцмана, там никаких сборов не должно быть. Дания не имеет никаких прав блокировать нам выход в океан.

Король и Риксканцлер переглянулись.

— Жаль, что мы не можем обсудить это наедине с канцлером.

— Обсудите это за ужином, я думаю, что можно переходить в зал. — сказал я и встал.

Их посадили рядышком, чтобы они могли пошептаться. Война между Швецией и Данией началась из-за того, что Кристиану взбрело в голову просто перекрыть проливы для всех, включая Швецию. И наступление он провел блестяще: вся Южная Швеция оказалась у него в руках, но он переоценил свои возможности и на полпути к Стокгольму потерпел поражение у Йенчёпинга. Когда у Акселя достаточно громко вырвалось:

— Между Маркет и Маркетшалор? Все Финляндское княжество? Он с ума сошел! — я ему ответил:

— Аксель, за столом так громко не разговаривают.

— Я — не «Аксель», я — херре Риксканцлер!

— Риксканцлер страны, которая безоговорочно капитулировала? Звучит! Аксель, если ты сорвешь мирные переговоры, то через десять часов в твоем Риксроде будет находиться штаб моей временной военной администрации.

— В Стокгольме — 20 000 гвардейцев!

— Да нет там у тебя никого. А даже если и есть. Дамы, мы Вас покинем на несколько минут. Густав, не напрягай ногу, ты уже знаком с этим устройством, а Аксель — придуривается.

Мы спустились вниз, там в подвале комендант что-то вроде тира обустроил, и висело несколько кирас, аналогичных тем, что были на всадниках-кирасирах Густава. В две крайних я выстрелил одиночными, а в центральную дал очередь из «Стечкина», который взял по пути у одного из гвардейцев.

— Сходи, дырочки посмотри. Такая пуля пробила лат и ногу королю. Из такого пистолета. Много твоих гвардейцев в живых останется в Стокгольме? Ваших на озере было 200 против одного моего. Пойдем ужинать, Аксель. Вы — проиграли, смирись. Настроен я мирно, и лишней крови мне не нужно. Но придется освободить Эстляндию, Лифляндию и Финляндию. А мы поможем утихомирить Данию и Польшу. Но только через мирный договор и окончательную демаркацию границ.

Тут дверь отворилась:

— Андре, у Вас все в порядке? — раздался голос Марго.

— Да, конечно, Аксель заинтересовался судьбой своих двадцати тысяч гвардейцев, пришлось показать.

Мы поднялись наверх из подвала. Сюда спустился и король, и будущая королева, сильно обеспокоенные выстрелами. Я протянул поставленный на предохранитель пистолет гвардейцу.

— Из такого меня ранили. — сразу заметил король.

— Мощное оружие. — отреагировал, наконец, Аксель.

— Это больше игрушка, для ближнего боя. Мощных ты еще не видел. С мощными мы придем в Данию.

— А вы не боитесь, что против вас ополчатся все? — спросил меня Оксеншерна, усаживаясь за стол.

— Уже нет, Аксель. Были сомнения до весны прошлого года: могли не успеть все сделать, люди могли не приспособиться и не привыкнуть к нашему климату, завод мог не запуститься, денег не хватить. Сомнения были, теперь они растаяли.

— Но ведь против вас могут быть собраны огромные силы?

— Знаете, сколько индейцев проживало в Америке?

— Нет, но причем здесь это?

— 25–30 миллионов человек, это значительно больше, чем проживает сейчас во всей Европе. В чем-то они даже превосходили ее, в частности, в умении выживать в тех местах, где испанцы не смогли выжить и бросили эти территории, некоторые острова, где индейцы жили многие тысячелетия. А их покорила Испания силами 2-4-х тысяч конных и бронированных конкистадоров. У меня сейчас похожая ситуация: у меня есть то, чего у вас нет: дальнобойное автоматическое или скорострельное оружие, инструменты и средства для его производства, и боеприпасов к нему. Мощность боеприпасов такова, что ни одна крепость в мире перед ними не устоит. Например, я могу обстрелять «Тре Крунур» с расстояния 10 морских миль. Мы потопили первый корабль вашей эскадры у Айновых островов на таком расстоянии. Хватило одного попадания, корабль взорвался, у него сдетонировал порох в трюме. И вообще, береговая артиллерия сделала только два выстрела. И шесть выстрелов произвел фрегат, потопив еще два корабля. Причем, с таких дистанций, что ваша эскадра ничем не могла его достать.

— Мне адмирал Мунк докладывал об этом, я ему не поверил, обозвал трусом и сослал на рудники. — мрачно сказал Оксеншерна. — Еще он говорил о взрывающихся в воздухе снарядах, которые разрушают такелаж и вызывают сильные пожары.

— Да, это мы тоже сделали.

— Колдовство?

— Кровн! Подойди сюда! Дай автомат! — я отсоединил магазин, передернул затвор, и спустил курок. За ствол, без магазина, протянул его Акселю.

— Под прицельной планкой — клеймо, номер, год выпуска и герб завода. Это сделано в Гаскони. 600 выстрелов в минуту. Сделано руками человека, а не при помощи волшебства. Конечно, не одного человека.

— Какой тонкий ствол! И очень легкий. Вы хотите завоевать весь мир? — Компенсатор не позволял ему увидеть нарезы.

— Я хочу, чтобы от меня отстали! Вернули наши земли и больше ко мне не совались. Есть границы, которые определили наши предки, и которые были нарушены по приказу папы римского Целестина Третьего. На нашей территории уже 423 года идет непрекращающаяся война, потому что папе денег не хватает. В Европе могло жить гораздо больше людей, если бы этот… нехороший человек не направил бы сюда своих попов. Мое оружие направлено против попов, а не против людей и их королей. — я забрал и передал гвардейцу его оружие и магазин.

— Но, Христо…

— Аксель! Принц де дю лэк Блён — человек неверующий. Я впервые столкнулся с этим феноменом, но обратил внимание, что он не верит ни в Одина, как его норманы, ни в Христа, ни диавола. — сказал король.

— Атеист? Вы — атеист?

— Да, но я не запрещаю сами религии. У нас свобода вероисповедания. Все религии равны, в том числе, и атеизм. У нас есть несколько церквей, но служители в них не имеют право взымать налоги с прихожан, и платят свои налоги в казну. Они не освобождены от них.

— В этом что-то есть, но кто вам позволил установить это?

— Так было оговорено мной с престолоблюстителем, теперь патриархом Никодимом. На тот момент все церкви в уезде были сожжены шведами и норвегами. Одну восстановили, а вторую подстроили к ней гугеноты из Франции. Здание одно, но богослужения там проводят представители двух церквей. Ну и норманы где-то сделали свое капище, они к Одину чужих не пускают. Асов-богов у них много, и они их прячут. Французы регулярно уничтожали эти места, и они теперь открыто их не демонстрируют. И из России потянулись язычники, которых там преследуют, хотя не так серьезно, как в остальной Европе. Но пока они до Печенги не добрались, они в Хибинах оседают.

— Вы хотите сказать, что никаких притеснений лютеранской церкви не будет? — это опять Аксель.

— Да, именно так, но епископального устройства тоже не будет. Все на местах.

— Извините, князь, что много вопросов задаю, но мне требуется сформулировать все заранее, чтобы доложить в Риксроде готовое обоснование для тех решений, которые примет наша делегация. Но в том, что продолжения войны требуется избегать любыми путями, в этом вы меня убедили.

— «Я не думал, что дело настолько запущено!» Так? — улыбнулся я.

— Вот именно. В таких условиях, честно говоря, принц, я бы не остановился.

— Мне не нужна ваша территория и «ваши проблемы». Мы хотим быть свободными на нашей земле, и жить по своим законам, не навязывая их никому.

— А как вы поступите с теми, кто не захочет жить по этим законам?

— Если человек открыто их не нарушает, то пусть ворчит или переезжает куда хочет. А прямое противоречие всегда должно заканчиваться приговором.

— То есть, вы — атеист, но — не анархист. Это хорошо. Разрешите, я вернусь к ситуации с Данией. Господи, а что это за блюдо?

— Кстати, мы с Марией тоже хотели спросить об этом хозяйку.

— Это — картофель, потатос, как его называют испанцы. — ответила Марго.

— Это такие зеленые помидоры? Жуткая гадость! — сморщилась Мария. — Но я хочу сказать, что это не про это блюдо. Это — просто восхитительно!

— Плоды потатос есть нельзя, и их вкусными не сделать. Милый, как называется яд, который они содержат? — задала вопрос мне Марго.

Я сделал задумчивое лицо.

— Кажется… Солонин. Точно, соланин. Это растение — родственник нашему паслену, но это — паслен клубневидный. Его ягоды опасны, а клубни — съедобны. Нам его привезли из Америки, из Перу. Он родственен томату, но в отличие от него — ядовит. Томат тоже ядовит, пока зеленый, но содержание соланина в нем небольшое. В Перу — это основной продукт питания, из него делают почти все, даже хлеб пекут. У нас его сушить негде, муку и хлеб из него мы не делаем. Очень урожайное растение, ни с каким другим оно не сравнится. Как только сумели ввести его в рацион, так практически прекратили закупки продовольствия во Франции, кроме какой-нибудь экзотики. Но, уже пару лет мы даже… Ой, чуть не проболтался! Об этом я расскажу чуточку позже, когда подадут десерт!

— Вы меня просто заинтриговали, милый принц. Говорите-говорите! Не откладывайте до десерта! — заулыбалась Мария.

Пришлось дать знак рукой, и шепнуть несколько слов лакею. Они внесли ананасы уже порезанные и целиком.

— Это выращено у нас, за Полярным кругом, и в условиях полярной ночи! — похвасталась Марго, чем вызвала аплодисменты всех присутствующих. Знали бы они, чего мне это стоило! Но требовались витамины, поэтому получили вермикулит из отходов слюды, сделали капельный полив, подвели электричество, и даже часть ламп сделали ртутными, чтобы добыть ультрафиолет. Поставки угля уже превышают наши потребности в нем, но ожидается переход на производство кокса из него, это же и горючий газ, необходимый для будущих мартенов. Но, я делал вид, что ничегошеньки о новом увлечении жены не знаю, дабы не раскрывать больших секретов. Марго меня правда, немного выдала:

— Нет, он, конечно, помогал! Без его завода мы бы ничего не смогли сделать.

— А что у вас за завод? — тут же отреагировал Оксеншерна.

— Который из? У меня их много. И во Франции, и здесь.

— Я обратил внимание, что ствол того мушкета сделан совсем не так, как его делают у нас. И в тех санях, в которых меня сюда привезли, многие детали соединены с помощью очень мелкой и очень ровной резьбы.

— У меня королевский патент на изготовление таких соединений с помощью специальной машины, и патент на изготовление таких машин.

— И сколько приносят ваши заводы?

— Если бы не война, то примерно 20 000 000 ливров.

— Вот теперь я знаю: для чего вам нужен мир! Non le monde, et la paix. Похвально! Добро должно иметь мощные кулаки.

— Мне выгоднее торговать, чем воевать, дорогой канцлер. Мы с Маргаритой начинали вот с таких зажигалок.

— Боже мой, Густав, «Briquet d’Ettienne»! Божественной красоты и полные вкуса вещи! — зааплодировала девушка.

— Если вы мне не скажете: почему она зажигается, то никакой Финляндии не получите! Я пару месяцев пытался разгадать эту загадку! — заулыбался король.

— Я ломал над этим голову не меньше. — добавил Оксеншерна.

— Хорошо, что только голову, а не зажигалку. Вручную добираться до этого секрета очень опасно, может последовать взрыв. Стоит сюда попасть кислороду, бахнет так, что… Лучше этого не делать. Секрет довольно прост, на выходе стоит губка, она и зажигает. Технология получения этой губки достаточно сложна, и это наш с Марго коммерческий секрет. Пока это приносит очень неплохие деньги. Без этой губки она работать не будет. Есть более интересный и безопасный вариант, но меня постоянно отвлекают на какую-нибудь очередную войнушку: то испанцы, то поляки, то шведы, то датчане с норвежцами. Задумок: что и как можно сделать, и получить колоссальную отдачу, в золоте, а не в результате выстрела, хоть отбавляй! Вот, например, плащ непромокаемый принесите! Дожди же все не любят! Пожалуйста! Я наливаю воду прямо на плащ, а он не промокает! Видите? А это деньги! Огромные деньги. Его купят все! И себе и детям, и богатые, и бедные.

— Торговать оружием тоже выгодно! — опять этот хитрец подбирается к главному.

— Война таким оружием — вещь не выгодная. Одни развалины. Его лучше оставить на потом. Если кто-нибудь зарвется и полезет не туда, тогда какой-нибудь «мировой совет» позовет меня, и мы ему накостыляем по шее, как собираемся проучить Кристиана.

— А мы уже собираемся? — хитро спросил Густав.

— Я это сделаю, если он не согласится с моими требованиями. Желательно с союзником, чтобы он получил компенсацию за причиненный ему ущерб. Я свое получу в любом случае. Такие вещи не прощаются: он передвинул границу на 100 лье, да еще и флот ко мне пригнал, в расходы ввел. А покончив с ним, требуется разобраться с пиратами в Карибском море. Там, за океаном, много чего интересного, но путь туда плотно перекрывают пираты, а пара стран их поддерживают.

С этого момента Оксеншерна отбросил свои сомнения: он вложился сам в «Новую Швецию», а процентики пока не бегут, сплошные убытки. Имея такого союзника, он рассчитывал хотя бы отбить вложенное. Ужин мы завершили игристым вином из Гаскони, с ананасами. Аксель перестал обижаться, что его зовут только по имени, Мария также прекратила реагировать на это. Это нищим не положено даже поднимать глаза на нее, а тут «частная беседа с крутым заправилой и денежным мешком», к тому же, главой соседнего государства, которое выиграло войну и отобрало большие территории. Да и жена у него шедевры, произведения ювелирного искусства, разрабатывает. И платьишки у нее — прямо на зависть, да и прошиты так, как ни одна белошвейка сшить не сможет! Мария и Марго после этого ужина стали «не-разлей-вода».

— Варварские, конечно, условия! Они что, не понимают, что принимают лиц королевской крови? — возмущенно констатировала Мария Бранденбургская будущему мужу.

— Мария, я, вообще-то, пока нахожусь в плену, и, пока не приехала супруга принца, ночевал в тюремном каземате. Моими соседями были: комендант крепости, это — спальня его супруги, два офицера из местного гарнизона, да пара каких-то воришек, посаженных еще комендантом. Сюда меня переселили только после того, как был доставлен мой гардероб из-под Ухты. Князь настаивал на проведении надо мной суда за убийство крестьян в православной карельской деревне и горожан города Ухта. И он имел свидетельства моих солдат и офицеров, что именно я отдал эти приказы. Настрой у него был совершенно серьезный. Божественной фигурой, скажу больше, божественными фигурами он королей не считает.

— Но хотя бы одну служанку он мог пригласить для меня?

— В его армии таких нет.

Тут раздался тихий стук в дверь и после разрешения в комнату вошли две шведские девушки, сделавшие глубокие реверансы и потупившие глаза, видя короля.

— Ваше Величество, нас прислала княгиня Белозерская помочь Её Высочеству разоблачиться.

— Действуйте. О тебе подумали, хоть и с запозданием. А Вы откуда?

— Мы служили в этом доме госпоже комендантше. Норманы пришли, и нас разогнали по домам, Ваше Величество. Где находится наша госпожа мы не знаем, но кто-то норманам подсказал, где нас искать. Сюда нас привезли полчаса назад, приказали переодеться и привели к спальне принцессы. Предупредили, что Вы здесь, Ваше Величество.

Девушки установили ширму и помогали будущей королеве расшнуровать платье и корсет, переодели ее в ночную рубашку, облачили в большой и теплый халат, приступили к расчесыванию ее перед сном. Король сидел в кресле и приказал одной из девушек аккуратно помассировать ему раненую ногу. При этом будущая супружеская пара продолжала обсуждать новых владельцев этого дома, находясь через ширму друг от друга, присутствие слуг их совершенно не стесняло.

— Князь поначалу казался мне эдаким совершенным мужланом. Сам вел свой ревущий аппарат, со мной даже не разговаривал, только иногда внимательно смотрел на меня через зеркало, излишне внимательно.

— Это потому, что ты впервые села в эти сани, и ты могла сильно испугаться. Мне вначале, две недели назад, даже стало нехорошо от мелькания деревьев, днем, когда ехали по реке к Рованиеми. Потом привык. Машину водит не только князь, но и любой член экипажа. Три дня назад я видел, что ее водила княгиня.

— Надо же! Я бы не решилась на такой шаг. А почему она едет, да еще так быстро?

— Точно сказать не могу, что-то зависит от шума, который она издает. И, для того, чтобы она ехала, они переливают что-то из бочек куда-то вовнутрь. Один раз они останавливались «заправляться», что-то перекачивали из двух бочек, закрепленных сзади. Но больше я этих бочек не видел. В Оулу мы ездили без них.

— Это что-то бесовское!

— Вряд ли. Меня больше интересует тот пистоль, которым меня ранили. Сержант Ролф, прежде чем выстрелить мне в ногу, несколько раз подряд стрелял в лед у меня под ногами и что-то кричал, но я плохо его понимал. Стрелял, не перезаряжая оружие! Пять или шесть раз. И потом стрелял еще и еще, уже не по мне, а по моим гвардейцам, сгоняя их в кучу на льду озера. Я на латыни сказал ему, что я — король. Он понял, после этого подошел князь. Но разговаривал жестко и не проявил никакой учтивости. Сказал, что я больше не король, а раб Ролфа и его раб. И если я не подпишу бумагу о капитуляции, то меня оставят здесь на съедение волкам. Но, добившись своего, бумагу я подписал, меня переложили на носилки, открыли сзади большой люк в их сани, закрепили носилки, и, я считал, что они меня связали, оказывается, эти застежки я мог самостоятельно расстегнуть. Они так своего младшего, да и старшего, сына пристегивают к креслу, чтобы они не могли упасть во сне. А еще у них интересно решен вопрос с питанием. Что удивительно, что князь и весь его экипаж едят одно и тоже. Но не из общей посуды, а порция каждого — отдельная. Еда — вкусная, горячая. Копченая дичь, рыба нескольких сортов, оленина, даже говядина, насколько я понимаю теперь, этот самый картофель. Там я его попробовать не решился, он был в виде такой однородной массы. Каши нескольких видов, свежие овощи, сырые, почему-то.

— А меня напугал огонь, который неожиданно зажег князь.

— А ты обратила внимание, что в зале ни одной свечи не горело? А ярко светились небольшие, с кулак величиной, шары? И было очень светло.

— Да, необычно. И вообще… Да, девочки, идите. Все, достаточно… Я хотела сказать, что сама пара очень необычная. Если у Маргариты заметно проявление уважения и присутствует именно французский этикет, но заметен гасконский акцент, то князь совершенно очевидно его попросту игнорирует. Выговор у него именно дворцовый, много непонятных слов, кланяться и говорить комплементы он умеет, но не любит этого делать.

— У него даже адъютанта нет. У них в гвардии все равны. Его любой гвардеец называет «Рюриком», без каких-либо титулов. Да и не только гвардейцы. Пехотинцы тоже ему не кланяются, даже на колено не припадают. Но воины они отличные.

— Я специально обратила внимание на швы их одежды. Человеческие руки такое сделать не могут. Спросила у княгини, она сказала, что так шьет у них специальная машина. Это уже за гранью: она обметывает очень ровно все швы!

— Что мне очень не понравилось, у князя это проскальзывает: он на нас смотрит, как на дикарей. Особенно, когда он в своей форме, а не в цивильном. Форма, действительно, очень рациональная. И никаких излишеств. Сама она пятнистая, без какого-либо рисунка, разноцветная. А поверх этого у пехоты надеты костюмы белого цвета, чтобы сливаться со снегом. В этом что-то есть, но так войны не ведутся. Он, правда, смеялся на эту тему, что слышал это уже, когда разгромил испанцев.

— Ладно, что мы все о них, да о них! Что они говорят: когда нас отпустят?

— Насколько я понял, тебя никто не задерживал, как и Оксеншерна. Мне было сказано, что меня отпустят тогда, когда будет подписан и утвержден мирный договор. Вот карта:

— Ничего себе, у него и аппетиты!

— Ты понимаешь, эти границы установлены давно, на все есть старинный документ, подписанный еще до объявления Северного Крестового похода. Непосредственно от нас отнимают только Аландские острова.

— А Западная Лапландия?

— Граница там нами перенесена на левый приток Торне, о котором нет ни одного слова в Ореховском договоре. От истока Торне князь провел прямую линию и показал, что она выходит к острову Грютёйя, который позволяет контролировать выходы из двух проливов, соединяющие фьорды Анд и Год с Офот-фьордом, в котором расположен самый северный норвежский город Нарвик. Севернее ни одного города у норвежцев нет, несколько небольших селений, от двух до десяти домов. Остальное население: лопари. Максимальная ширина этого клина — 22,5 лье. Населенных пунктов в этом месте у нас нет. Опять-таки, там живут лопари, они даже не христиане.

— Мне, конечно, дорогой, все это не сильно нравится, но не из-за того, что что-то теряем, а из-за возможной критики со стороны Риксрода! Хотя! Маргарита успела показать мне ткани, которые выпускаются их фабрикой. У меня просто слов не было! Там больше косой сажени ширины. Ты обратил внимание на ее платье? У нее модест, верхняя юбка, не имеет швов, только выточки! Мне, чтобы иметь подобное, требуется приказать сшить вместе минимум шесть клиньев! Да еще вручную, неровным швом! После этого на меня все будут смотреть, как на дикарку! Это надо закупать!

— Мне бы твои заботы, дорогая! Но ты — права, и прав князь Андре, ему, действительно, эта война не нужна. С его-то деньжищами! Для него — это расходы, но для нас война — доходное и прибыльное дело.

— Оксеншерна говорил мне несколько иное, что средств сильно не хватает, и призывал воздействовать на вас, чтобы войны происходили реже.

— Даже так? Тогда они споются с князем. Я получил корону всего 4 года назад, провел несколько кампаний, очень удачно действовал в России, однако закончился порох во время осады Тихвина, впрочем, теперь всё это аннулируется. Даже небольшой отряд князя, действовавший у Пейпуса, позволил князю Петру Пожарскому одержать ряд крупных побед. Кампания против Дании далась очень тяжело, но я в ней одержал блестящую победу, но пришлось выложить крупную сумму денег, чтобы вернуть город-крепость Эльвсборг. Поэтому Оксеншерна и не доволен. Ну, а Кристиан на переговорах нарисовал такую впечатляющую картину, что пока гвардия Андре в России, его можно голыми руками взять. Так ему описал все сам адмирал де Дижон, оставивший службу у принца. По его словам, у князя: четыре фрегата и шесть галеонов, два из которых в Европе. Строит железный корабль, на котором нет батопортов, и на нем невозможно установить орудия. К тому же компас не работает. Вот я и поддался на эту авантюру. Теперь в плену. Зато ты приехала, я совершенно не ожидал твоего приезда.

— Мы получили письма от тебя и князя, когда только подъезжали к Стокгольму. Заочно нас помолвили в Берлине, а свадьбу готовят в Тре Крунур на первое мая, ты заверял Акселя, что успеешь к этому времени вернуться. Меня хотели отправить в Стокгольм, но мне хотелось лично убедиться, что с тобой все в порядке и ты не лежишь в горячке.

— Нога заживает с неплохой скоростью. Ролф, я бы хотел иметь такого ординарца, дважды в день делает мне перевязку. Совершенно медвежьей силы человек, молчаливый. Больше слова из него не вытянешь. Жаль, что он отказался переходить на службу мне! Теперь все зависит от Акселя, и мне кажется, что переговоры пройдут успешно. Аланды? И черт с ними, там сам черт ногу сломит. Жаль, что русские требуют вернуть Эстляндию и Лифляндию, но обещают помочь окончательно решить вопрос с «племянником», который наверняка сейчас начнет активно действовать в Риксроде. У русских на него большой зуб! Они короновать своего Петра не могут, корона сейчас в Варшаве! Мне союз или мирный договор с князем — выгоден. А Акселю удается держать в руках не слишком послушных аристократов. — часы на башне ударили 12 раз, время, конечно, детское, но в дверь опять постучали, вошел Ролф и руками подал знак королю, что его время истекло. Из-за ширмы вышла Мария, подошла к Густаву, позволила ему поцеловать руку.

— Действительно, уже поздно. Мне это все напомнило замок Шарлоттенбург, нашу первую встречу, дорогой, мы там тоже засиделись почти до утра. Спокойной ночи, милый!

— Мари, наше венчание пройдет завтра в местном костеле.

— А как же Тре Крунур?

— Риксканцлер здесь, твои посаженные родители спешат по льду сюда, да и ты направилась не во дворец, а убедиться в том, что я жив и не страдаю. Я — страдаю, дорогая, без тебя. Пойдем, мой тюремщик! — прихватив позолоченную трость, король двинулся на выход. Ему пришлось потесниться, в его комнате будет спать его невеста, сам он расположится в одной из детских комнат, и у дверей будет стоять караул. Святошей он не был, у него уже родился сын, которого признали незаконнорожденным полгода назад. Происхождение матери «подкачало», тем более, что перед этим он побывал в Берлине и убедился, что предлагаемая невеста хороша собой и общительна, и неплохо подготовлена к роли королевы, способна украсить мрачные коридоры старинного рыцарского замка. Правда, король, полтора года назад, после общения с Марией, ей было шестнадцать, еще на борту каракки прозрачно намекнул Оксеншерне, что ему требуется успокоиться, в результате в Стокгольме родился этот ребенок, из-за которого они даже немного поссорились. В Реальной Истории король добивался признания сына будущим королем три года, и лишь после того, как ему окончательно в этом отказали, вернулся к варианту с Марией, дочерью курфюрста Бранденбургского. Да, она приезжала в Стокгольм в феврале-марте 1616 года для помолвки. Густав выполнил волю Риксрода, и тут же умотал на войну в Карелию. Их свадьба состоялась лишь летом 1620 года. Супруга вместе с ним моталась по полям сражений и только через три года сумела забеременеть и родила девочку, которая прожила меньше двух лет, затем вторую, о которой лучше не вспоминать. В шесть лет она осиротела, но отец и Оксеншерна пробили в Риксроде ей право престолонаследия еще до гибели ее отца в бою под Люценом. Но сегодня старушка история все-таки скрипнула своими шестеренками, и утром меня порадовали, что днем у нас состоится еще один праздник.

Утром, а встаю я по-прежнему рано, и вместо купания использую снежные процедуры, еще на завтраке ко мне присоединились Оксеншерна, который, по его словам, всю ночь «гонял доллары в глазах», подсчитывая будущие барыши. Второй собеседник, похоже, думал только о «сладеньком» и «клубничке». Что там можно увидеть через такой ворох одежды? Но вы напрасно думаете, что в старые добрые времена люди терпели на себе какую-то одежду в этих случаях! Но, говорили мы не об этом. Мы обсуждали кампанию весны-лета 1616 года, ее дальнейший сценарий и действия каждого. Густав на время забросил мысли о влажном куда-по-далее, конечно, они буквально настаивали на передаче им новейшего оружия.

— Я вам этого не обещал. Мне достаточно собственных сил, у меня одна проблема: галеры. Либо я их арендую у вас, либо операция переносится на год. Удар должен наносится с двух сторон. Если мы договариваемся обо всем, я немедленно, до начала весны, переброшу сюда дополнительно еще гвардейские батальоны и пару пехотных, так чтобы сразу после твоей свадьбы и ледохода, Анри мог начать действовать здесь, а я поддержу его с моря.

Галеры и гребцов пообещали. Подключилось еще три человека, главы фракций в парламенте, один покочевряжился, но под давлением с пяти сторон сломался, да и всем хотелось получить обратно миллион риксдалеров. Я на богослужение не пошел, но на выходе из церкви присоединился к супруге. Марии предстоит еще одно подобное мероприятие, на котором ей на голову положат железяку. Но сейчас она об этом и не думает. В России тех лет на свадьбе невеста грустная, а лютеране от этой фальши на празднике уже избавились. Не могу сказать, что этот брак у них по большой любви, они сегодня третий раз видятся! Все необходимое для процедуры невеста везла с собой. Плюс имелась и страховка: деньги, в качестве приданного, будут переданы Бранденбургом только после коронации.

Застолье было несколько скучным, за стенами крепости народ шумел больше, там было выставлено пиво и всякие закуски, надрывались музыканты. Затем мы вышли на стены, ведь праздновали каждый свое: и свадьбу, и подписанный мирный договор со Швецией. Загрохотали холостыми орудия, небо украсилось «китайскими огнями». Было пущено в зенит и несколько наших ракет с осветительно-зажигательными боеголовками, несомненно украсившими празднество. Молодые оставались здесь, до утверждения Рискродом договора, но Аксель и те люди, которые принимали участие в переговорах были переброшены в Умео на аэросанях, чтобы ускорить процедуру.

Мария и Густав, как и положено, практически не покидали спальню несколько дней, и мы им не мешали. Густав, хоть и казался быть суровым покорителем мира, в душе был «недолюбленным мальчиком». Молодая супруга ему очень понравилась, это произошло и в реальной истории, они старались не расставаться, Мари сопровождала его даже в ходе многочисленных его военных кампаний. Через 10 дней нам доставили утвержденный мирный договор. К этому времени мы сумели сделать три заброски с топливом и боеприпасами, и расположить на острове Енскар 500 конных гвардейцев почетного караула, поэтому, сразу после получения документа, я отправил вначале двое аэросаней в ту сторону, а через сутки мы с Густавом и супругами, прихватив с собой любопытствующую Валери, понеслись в направлении Стокгольма. По моей просьбе нам было передано два оригинала: один для Москвы, второй для меня лично. Московский уже в пути, мои бумаги тоже отправились в Печенгу. Мы догнали гвардейцев у острова Вармдо. Все было оговорено с Акселем, поэтому наши «жужжалки» мы оставили в 5 километрах от дворца, а сами пересели в две кареты на санном ходу с восьмерками лошадей. Хозяева просили не пугать публику. Так в конном строю и прибыли в замок «Тре Крунур». Пришлось выступить и в Риксроде, но оставаться во дворце на ночь я не стал. Мы попрощались с хозяевами и тронулись в обратный путь. Гвардейцам предстояло взять под контроль города Або и Гельсингфорс. Выборг будем брать под крыло летом.