Мутные времена

Глава 14

Лето 1998

— Разрешите, Владимир Николаевич? — Явившийся на прием к генералу Кузнецову майор Сидоренко выглядел слегка озадаченным.

— Проходи, Сергей Валентинович, присаживайся! — Кузнецов оторвался от каких-то пожелтевших бумаг, которые изучал при помощи лупы. — Слушаю тебя внимательно, — произнес Владимир Николаевич, откладывая в сторону лупу и отодвигая старинный пергамент.

— Мы наконец-то сумели разыскать Юсупова, после его неожиданного исчезновения.

— Так-так, продолжай! — заинтересовался генерал. — И куда же это он так «скоропостижно» уехал?

— Мы до сих пор не выяснили, куда он направлялся, — потупил взор майор. — Но на данный момент он находится в небольшом рабочем поселке Нахаловка. Это в Сибири…

— Что же он там забыл? — спросил генерал. — Решил навестить родственников, друзей?

— По нашим сведениям в Нахаловке у Юсупова никого нет: ни друзей, ни родственников, — доложил Сидоренко.

— Интересно, что же он там забыл? — Генерал провел сухой ладошкой по абсолютно лысой голове.

— Тут странная история с ним произошла, товарищ генерал, — ответил Сидоренко. — Как нам удалось выяснить, изначально Юсупов не собирался останавливаться в Нахаловке. Но где-то в тридцати километрах от поселка на него было совершено покушение…

— Конкуренты? — спросил Владимир Николаевич.

— Отнюдь, — возразил Сидоренко. — Залетные грабители. Они на этой трассе уже неоднократно грабили и убивали. В основном — перегонщиков подержанных японских автомобилей. Юсупов на них случайно нарвался — они готовились к очередному разбойному нападению. Перегородили дорогу…

— Вот как? И что же наш подопечный?

— Уничтожил всю группу, — ответил майор, — неизвестно откуда взявшимся у него гранатометом…

— Хм! — Владимир Николаевич покачал головой. — А наши знаменитости, оказывается, к бою готовы… Странно!

— При этом Юсупов был тяжело ранен и доставлен в районную больницу той самой группой перегонщиков, — продолжил доклад Сергей Валентинович. — Вот тут то и начинаются настоящие странности: дежурный врач Нахаловской больницы зафиксировал смерть Юсупова и поместил тело в морг. Однако вызванные для опознания тела сотрудники дорожной милиции, останавливающие нашего подопечного где-то за час до трагедии, обнаружили, что тот, оказывается, жив. Не совсем здоров — но жив однозначно!

— Я всегда знал, — усмехнулся генерал, — что у нас в МВД работают настоящие профессионалы! Куда там врачам! Продолжай, Сергей Валентинович!

— Из Нахаловки Юсупова доставляют в областную больницу, где в срочном порядке проводят операцию, но уже на следующий день он покидает реанимационное отделение и возвращается обратно в Нахаловку…

— Для чего? — спросил генерал.

— Не могу знать, — по военному четко отрапортовал Сидоренко. — Однако шумиху вокруг этого дела подавили в зародыше: обставили как внутренние разборки грабителей. Непосредственное участие в сокрытии и подтасовке фактов нападения принимал прибывший из Москвы наш бывший коллега — генерал ФСБ Топорков Федор Кузьмич. По нашим данным Топорков является негласным главой службы безопасности многочисленных сфер бизнеса Юсупова, а так же его компаньоном…

— Ну, кому еще, как не бывшему комитетчику возглавлять службу безопасности? По-моему, здесь все логично, — произнес Владимир Николаевич. — Меня до сих пор волнует другое…

— Что именно, Владимир Николаевич?

— Почему Юсупов не использует свои возможности на полную катушку? Как-то мелко… никчемно…

— Не понял. Вы о чем, товарищ генерал? — последняя фраза Кузнецова поставила майора в тупик. — Я чего-то не знаю?

— Да, Сережа, ты у нас человек новый, многого не знаешь… Значит так: наблюдения не снимать, но, ни во что не вмешиваться!

Изрыгая проклятия сквозь сжатые зубы, Храпов заскочил во внедорожник. Не обращая внимания на молчаливого водителя, занявшего свое место, мэр продолжал поливать нецензурной бранью и заезжих звезд, и собственного сына. Дождавшись, когда взбешенный босс немного остынет, он осторожно поинтересовался:

— Харитон Петрович, куда едем? Домой?

— Давай в контору, Толик! — распорядился мэр, выдергивая из коробки бутылку подарочного коньяка, которую так и не удосужился передать «дорогому гостю».

— Понял, — кивнул водила, врубая передачу.

Храпов с хрустом скрутил пробку с бутылки и сделал из горлышка несколько больших глотков, за раз опустошив бутылку почти на треть.

— Харитон Петрович, может не стоит так… У вас печень… — укоряющее произнес Толик. — Меня Маргарита Сергеевна убьет…

— Заткнись и рули! — рявкнул Храпов, вновь прикладываясь к бутылке.

— Надо же, так обосрать… Все обосрать! Меня мордой в дерьмо уже давно так никто не макал! — В бутылке вновь булькнуло.

— Харитон Петрович, да вы не принимайте все близко к серду! Звезды, понимашь… Видали мы таких звезд в гробу, в белых тапках! Рассосется само как-нибудь!

— Ничего не рассосется, Толик! — Храпов немного «сбавил обороты» — коньяк подействовал. — А знаешь почему?

— Почему?

— Да потому, что меня окружают идиоты! Тупорылые идиоты! — Храпов вновь разошелся. — И главный дебил — мой собственный отпрыск! Такой же тупой, как его мамаша! Она тоже, пока я её не послал, житья мне не давала своими закидонами! И дело здесь не в Москвичах, нет…

— Просто этот писака с вами так борзо разговаривал…

— Писака? — фыркнул Храпов, вновь прикладываясь к бутылке.

— Ну, да, писака, — повторил водитель. — Книжки там, песни пишет, я по телику видел.

— Толик, а ты еще чем-нибудь кроме ящика, интересуешься? Да этот, чтоб ты знал, писака, на данный момент является одним из самых обеспеченных людей и не только в этой гребаной стране!

— На книжках что ли столько заработал? — удивился водитель.

— Толик, ты дурак, или просто прикидываешься? На одних книжонках не выбиться в первую десятку «Форбса»! По слухам у него самая большая нефтяная доля в стране, радио и телекомпании… Да что говорить: Березовский в этом списке лишь на 98-ом месте! Теперь понимаешь, на какого человека Степка наехал?

— Блин!

— Да он, походя, его раздавит и не заметит! А заодно с ним и меня в утиль спишут… — Храпов передернул плечами после очередного глотка из бутылки. — А ведь он мог Степана сразу к праотцам отправить… Как этих… с большой дороги. Пятерых положил, не задумываясь… И все замяли… Самсонов сказал, с самого верха распоряжение пришло! Вот что, Толик, давай-ка мы Степку разыщем, пока он по незнанию делов не натворил… Знаешь, где он обычно зависает?

— В «Весне», где же еще? Ну, можем еще в бильярдной посмотреть, если в «Весне» не найдем. Поселок-то у нас маленький!

— Ладно, рули к «Весне», — распорядился мэр, запихивая ополовиненную бутылку в перчаточный ящик.

— Это мы мигом! — повеселел Толик, нажимая на педаль газа. — Здесь он, — подъезжая к ресторану, — сказал Толик, — вон его «Патрол» стоит.

— Вижу, — буркнул Храпов. — Ставь рядом…

— Мне с вами, Харитон Петрович? — спросил он шефа. — А то как-то не хочется в семейные разборки лезть…

— И правильно — сиди здесь! Сам разберусь! — С этими словами Храпов вылез из «Ленд Крузера» и громко хлопнул дверью.

Едва Храпов зашел в холл ресторана, к мэру, узнав поселкового главу, стремглав бросился лощенный (по деревенским меркам) администратор:

— Харитон Петрович, рады вас приветствовать! Покушать изволите?

— Степка здесь? — не глядя на «халдея», угрюмо бросил мэр, не сбавляя шаг.

— Степан Харитонович? — чисто риторически переспросил администратор. — Он у себя в кабинете… с коллегами…

— Ясно, опять со своей шантрапой водку хлещет, падла! — выругался мэр.

— Может, его позвать? — Администратор семенил рядом, заискивающе глядя Храпову в лицо.

— Спрячься! — рявкнул на «халдея» мэр. — И не пускай к нам никого!

От грозного рыка Храпова, администратор втянул голову в плечи и постарался последовать «совету» мэра — исчезнуть. Дошагав в одиночестве до директорского кабинета, Харитон Петрович резко распахнул дверь и вошел внутрь. Открывшаяся взору Храпова «картина» подтвердила его предположения: вокруг заваленного ресторанной снедью совещательного стола восседал «любимый сынку» с двумя сотоварищами и планомерно наливался водярой. Судя по количеству пустых бутылок — выпито было немало. Однако, судя по отсутствию девок, до окончательной кондиции собутыльники еще не дошли.

— Какого хрена? — заплетающимся языком произнес Степан, не отрывая взгляда от наполненного стакана. — Я же приказал никого не п-пущать! Зайдите п-п-попоз-з-ж-же… Я занят!

— И чем это ты занят?! — громогласно рявкнул Харитон Петрович, останавливаясь возле стола. — Не перетрудился, сынок?

— О! Папа! — Собрав слегка разъезжающиеся глаза в кучу, Степан взглянул на отца. — Будешь с нами? — он качнул наполненным стаканом.

— Свалили все отсюда… Быстро! — Храпов прошелся по собутыльникам тяжелым взглядом.

— А чего это ты командуешь в моем кабинете? — взбрыкнул Степан. — Иди к себе в «Белый дом» и выступай!

— Быстро свалили все нахрен! — грозно повторил мэр.

— Степка, ну… мы это… потом договорим… — Не решаясь спорить с грозным родителем закадычного приятеля, собутыльники поспешили ретироваться.

— Значит, команды тебе мои надоели? — вкрадчиво поинтересовался Храпов. — Да где б ты был без моих связей и денег?

— Это мой бизнес! Я сам всего достиг! Сам! — Степан, покачиваясь, начал подниматься из кресла, но «тяжелая отеческая рука» с силой усадила его на место.

— Сам? Сам ты можешь только водку со своими корешами жрать, да косячить… А я только и успеваю тебя из всякого дерьма вытаскивать, да отмывать!

— Я, значит, в дерьме, а ты у нас святой! А забыл, как я твои проблемы с москвичами разруливал?

— Тихо ты! — осадил сына Храпов. — Помню я, Степушка, в отличие от тебя, все помню…

— Ну и чё тогда пристал? Наорать не на кого? У тебя в конторе целая куча ботанов — отрывайся на здоровье! Пацанов зачем-то разогнал… Чё, в натуре, такого эк-сра… экксра… эксраординарнога случилось? До завтра не подождет?

— Случилось, — заявил Храпов, усаживая в кресло напротив сына. — Ты зачем на Юсупова наехал? Обидел такого известного человека?

— Не знаю никакого Юсупова. Ну, а если и наехал, — немного пошевелив отравленными алкоголем мозгами, развязно заявил Степан, — значит, так надо было!

— Ясно, ты даже этого и не помнишь, — сделал вывод Храпов, — совсем мозги пропил!

— Да кто он такой, этот твой Юсупов, чтобы из-за него сыр-бор затевать?

— У тебя что, совсем никаких интересов кроме бутылки не осталось? Ты вообще, хоть чем-нибудь интересуешься? Хоть телевизор-то иногда смотришь? Новости, например, передачи какие-нибудь… Я уж молчу об интеллектуальных… развлекательные хотя бы? Вся страна знает, кто такой Сергей Юсупов, а ты нет?

— Юсупов… Юсупов… Юсупов… А! Это этот певец такой или писака… Песенка про лавэ такая: «давай лавэ, давай лавэ, лавэ…» — жутко перевирая мелодию, запел он. — «Лавэ приходит ниоткуда, и уходит в никуда, лавэ как воздух — не хватает никогда…»

— Да заткнись ты уже! — Храпов в сердцах отвесил сыну короткую тяжелую затрещину.

— Совсем охренел! — Возмущенный Степка подскочил с кресла, сжав кулаки. — Я тебе не сопля зеленая, чтобы меня подзатыльниками учить! Не посмотрю, что отец…

— Заткнись и сядь! — В голосе Харитона Петровича прозвучала сталь, а тяжелый взгляд отца заставил Степана вернуться на место. В таком состоянии он видел отца только несколько раз в жизни — и тех, на кого был направлен в тот момент его гнев, стоило только пожалеть.

— Ну, вспомнил? — спросил Степана отец.

— Имя вспомнил, — нехотя ответил Степан, — но где с ним пересечься мог, хоть убей — не помню!

— Не помнишь, значит? — вновь рассвирепел Храпов. — Трех часов не прошло — а уже не помнишь?

— Окстись, батя? — пришел черед возмущаться Степану. — Я сегодня никуда из Нахаловки не выезжал! Где бы я с ним пересекся? У нас чай не Москва? Чё такой понтовый перец в нашей дыре забыл?

— Ты к своей зазнобе — Катьке Скляровой сегодня заходил?

— Ну… заходил… — не понимая куда клонит отец, произнес Степан.

— На человека в бинтах наезжал? Закопать его обещал?

— Так этот фрайерок залетный и есть Юсупов? — Наконец догадался младший Храпов.

— Не прошло и полгода!

— А как он у нас-то оказался?

— Следить надо, за тем, что вокруг тебя творится! — наставительно произнес Харитон Петрович. — Так сложились обстоятельства…

— Так Катька, значит, себе московского хлыща-ухажера нашла? — с неожиданной злобой прошипел Степан. — А вот хрен ей, а не…

— Послушай меня, Степан! — перебил сына Храпов. — Ты от этой Катьки все равно ничего не получишь… Уже сколько, два года за ней таскаешься? Обломилось чего-нибудь?

— Все равно моей будет! — упрямо заявил Степан.

— Ты не слушаешь, что я тебе говорю? — продолжал давить Храпов-старший. — На кой она тебе сдалась, да еще и с ребенком… Мало других баб?

— Я так хочу!

— Вот упертый баран! — вновь выругался мэр. — Ладно, хрен с тобой! Но перед Юсуповым нужно извиниться! И лучше — сегодня же!

— Да пошел он на хрен! — ответил отказом на предложение отца Степан. — Он к моей бабе клинья подбивает, а я перед ним извиняться буду? Не-а, не пойдет!

— Дебил! — покачал головой мэр. — Мало того, что все мозги пропил, так ты их решил своим хером заменить? С такими людьми, как Юсупов, дружить надо!

— Ага, он мою бабу пялить будет, а я должен со свечкой стоять? — окрысился Степан.

— Да нафиг ему твоя Катька не сдалась! У него в столице таких Катек — по рублю пучок! Как я слышал, он у нее просто дом снял, книгу новую здесь написать хочет… У нас написать, в провинции, смекаешь, или совсем не «алё»? Это же новые связи, знакомства. Да с его помощью можно такие капиталы привлечь, какие нам и не снились!

— Да ты с ним можешь, хоть в десна жахаться, а Катьку я ему не отдам! И извиняться не пойду!

— Хорошо подумал? — Лицо старшего Храпова «превратилось в камень», желваки на скулах заходили ходуном.

— Подумал, — злобно бросил в лицо отцу Степан.

— Ну, тогда живи, как знаешь, сынок! А про меня забудь! — Он тяжело поднялся и подошел к двери.

— Да проживу, как-нибудь! — бросил ему в спину сын, тиская в потных руках стакан с водкой.

— Бог мне судья: я хотел как лучше, — прошептал Храпов, закрывая за собой дверь.

— Валите, папа! — Степан выдохнул и влил в себя спиртное. — А с Катькой я сам разберусь!

— Может зря ты его так, Сергей Вадимыч? — словно бы слегка сомневаясь в сказанном, произнес Колобков. — Он ведь, сука злопамятная…

— Все правильно Серега сказал! — поддержал меня Прохор. — Таким надо сразу когти спиливать, да крылья подрезать, чтобы не летал тут сизым соколом. А как по мне: так можно было и покруче наехать.

— Да, добрейшей я души человек, — произнес я.

— Да, размяк ты немного с годами! — согласился со мной Прохор. — Эх, не застали вы, мужики, то золотое время, когда Серега настоящие клыки показывал! А сколько на него покушений в свое время совершили — до сих пор вспоминать страшно! Он и сейчас может…

— Могу! — усмехнулся я. — Только князек ваш — слишком мелкая сявка, чтобы на него силы тратить! Ладно, мужики, хватит о нем — баня стынет…

— Так тебе же нельзя, Сергей Вадимыч? — напомнил Колобков.

— Так я хоть за вас порадуюсь, — произнес я. — А может, пока Катерины нет — и мне на минутку заскочить?

— Я б не рисковал! — покачал головой Сеня. — Вдруг раны откроются?

— Уговорили, пойду, когда жар спадет, — согласился я, чтобы не возбуждать нездоровый интерес доблестных ГАИшников. Хотя, я уверен, ничего бы со мной не случилось. Там уже и от ран не осталось ничего — уж я-то свой организм изучил после стольких-то покушений. — Ну, все, валите уже! — Я изобразил на лице кислую мину — дескать, так попариться охота, а нельзя. — А я пока за пивком в холодильник слетаю!

Первым из парилки вылез красный как рак Шурка-сержант. Тяжело дыша, он принял из моих рук большую запотевшую кружку с пивом, и с огромным наслаждением сделал несколько крупных глотков.

— Здорово! — выдохнул он, вытирая лицо простыней, в которую замотался после бани на манер древнегреческой тоги.

— Чего так быстро? — поинтересовался я.

— Да ну их! — немного смущаясь, отмахнулся парнишка. — Накочегарили так, чуть ухи не отгорели! Пусть себе потешаться, а я долго не могу в жаре, — признался он.

— Правильно, — согласился я, подливая в его опустевшую кружку свежего пивка. — Здоровье, оно подороже будет пустой бравады. В бане шутить не след.

— Ой, Сергей Вадимович, вы мне книжку подписать обещали, — вдруг опомнился Шурик, так до сих пор и не сумевший перейти со мной на «ты».

— А ведь мы с тобой договаривались, не выкать, — указал я ему на оплошность.

— А я… как-то не могу… Ведь вы такой человек… известный… А я простой… милиционер… к тому же вы старше, — даже начал слегка заикаться паренек.

— Это ты брось! — непререкаемым тоном произнес я. — Я такой же человек, как и ты! Просто мне больше везло. И не настолько я тебя старше! В общем, не дергайся и на «ты»! Яволь?

— Ага, яволь! — заулыбался пацан. — Так подпишите? — Я строго посмотрел на Шурку. — Подпишешь? — Тут же исправиться он.

— Другой базар! — По-приятельски хлопнул я его по влажному и горячему после бани плечу. — Давай сюда свою книжку…

— Только у меня их несколько! — виновато произнес он, выуживая из-под стола объёмную сумку-рюкзак. — Просто мне сёстрам, племяннику, маме… — начал оправдываться он.

— Да давай, сколько есть! — рассмеялся я. — Ручку-то не забыл захватить?

— Целых три взял, если вдруг писать не будет.

— Запасливый, — усмехнулся я, разглядывая выложенные на стол книги. — Весь ассортимент в магазине скупил?

— Весь, — признался Шурик. — Я бы еще взял, но больше не было.

— Успеешь еще, — приободрил я парня. — Не забыл, что я тут у вас решил зависнуть? Так что успеешь и двоюродным подписать и троюродным!

— А новое, что напишете, почитать дадите… дашь?

— А почему нет, — пожал я плечами. — Мы с тобой еще и обсудим свеженаписанное под коньячок у мангала или камина. Я люблю, когда есть хороший собеседник — так мысли быстрее крутятся.

— Серьезно? — не поверил своему счастью Шурка.

— Серьезно-серьезно, — кивнул я. — Ну сам посуди: знакомых в Нахаловке у меня раз-два и обчелся. Катя, Костик, ты, да Колобков. Колобков, как я понимаю, книжки не сильно жалует, больше жвачник смотрит. Кате тоже некогда читать, Костик по малолетству серьезный разговор не вытянет. Знакомиться с людьми на улице я не люблю. Живу один… Так что ты один такой любитель фантастики на всю округу. Только навещай почаще…

— Сергей Вадимович, да вы… ты…

— Эх, мать вашу! Ядреный парок! — Из бани на воздух выскочил распаренный Колобков, зачерпнул ведром из бочки чистой холодной воды, накаченной из скважины помпой как раз для такого случая, и опрокинул ведро на себя. — А-а-а! — заорал он, облившись ледяной водой. — Как заново родился!

— Че, пересидел тебя Прошка? — спросил я, подавая стакан с пивом Семену.

— Пересидел! — сдувая пивную пену, произнес Колобков. — Уж на что я к бане стойкий, но уделал меня твой приятель, Сергей Вадимыч! Уделал, как бог черепаху! — заявил он, в два глотка осушая большую кружку.

— Из всех, кого знаю, еще никто Прохора в бане не пересидел, — сообщил я Семену.

— Он у тебя как двужильный! — сказал Семен, присаживаясь на лавку рядом со мной. — Там уже пошевелись нельзя — жар, как наждаком по коже елозит — а ему все нипочем! — с оттенком легкой зависти произнес Колобков. — Не думал я, что «столичная богема» на такое способна! Уважаю, мужики! Вы наши! Корень от корня! Не скурвились в своей Москве, не зазнались! Побольше б в столице таких мужиков, особенно в правительстве, так может и нам в глубинке жилось бы полегче! Давайте, что ли, за это выпьем! — предложил он. — Чем не тост!

— И про меня не забудьте! — крикнул вышедший из бани Прохор.

— Михалыч, ну ты как? — крикнул ему Семен.

— Я — отлично! — ответил Прохор, выливая на голову ведро холодной воды. — Только банька слабовата! Не держит настоящего пара, — произнес он, подходя к столу.

— Слабовата? — возмутился Семен. — Да она так раскачалась, что Катькины ароматические масла в пузырьках закипели!

— Эх, Сема, Сема, — покачал головой Прохор, — вот будешь в наших краях, я тебя в свою баньку свожу. Сам строил у себя на участке, сам печь клал. Вот там парок, так парок!

— Не соглашайся, Семен, — расхохотался я. — Он тебя в своей бане уморит! А после, что от тебя останется — под коньячек слопает, благо, готовить уже не надо…

— Ну, скажешь тоже! — фыркнул Воронин. — Если баня «правильная», там такой пар выдержать без последствий можно — тебе, Сема, и не снилось! А у меня — правильная баня…

— Ну, все, Проха, хватит! — взмолился я. — Про баню ты можешь часами рассказывать! Давайте, лучше, замахнем — Семен такой тост задвинул!

— Давай! — согласился Прохор. — А с тобой, Сень, если желание будет, мы попозже за баню потреплемся.

Мы подняли рюмки, позвенели ими, как полагается, и выпили.

— Ну, мальчики, как вы тут без меня справляетесь? — спросила вернувшаяся от родителей Катя.

— Справлялись, но без особой радости, — произнес я. — Скучно без вас, Катерина. Не покидайте нас больше!

— Не буду! — Катя улыбнулась и присела с нами.

Проводив взглядом покидающего ресторан мэра, приятели Степана вернулись в директорский кабинет.

— Степка, а чего от тебя предок хотел? — поинтересовался остроносый и вертлявый, сухой как щепка Эдик Калугин.

— Нагнуть хотел, как обычно! — недовольно буркнул младший Храпов. — Все понять не может упертый старикан, что я уже не сопляк! И что его интересы мне по барабану!

— Не, ну папахен у тебя еще крут! — не согласился с мнением корефули Ванька Худолеев. Не смотря на насквозь русские имя и фамилию, был Ванька дюже носат и черен. — Такими делами крутит, что и нам не грех у него поучиться!

— А кто с этим спорит? — согласился Степан. — Батя у меня — голова, каких поискать! Но как выбешивают эти его замашки! Никак он в толк не возьмет, что мы сами дела делать умеем!

— Эт ты точно подметил! — поддакнул приятелю Эдик. — Чё на этот раз?

— Да наехал я тут на одного московского хлыща — он к Катюхе клинья подбивал…

— Хех, а у тебя на этот счет пунктик, — усмехнулся Худолеев. — И как ты терпишь эту сучку, никак не врублюсь! Я бы уже давно её через тумбочку перегнул…

— Заткнись! — проревел Степан, грохнув кулаком по столу. Пустые водочные бутылки подпрыгнули на столе и опрокинулись. — А то не посмотрю, что мы с тобой с детства корешимся! — мрачно пообещал он.

— Степка, да я ничего такого не имел… — перепугался Ванька, зная тяжелый характер приятеля. — Просто ты с ней носишься, как с писаной торбой! Может с ней пожестче…

— Сам знаю, как и что мне нужно! — отрубил Степан.

— Так я же о тебе переживаю…

— Вот и не лезь, Ванька! — посоветовал собутыльнику Храпов. — Не твое собачье дело!

— Степ, да ты ж мне лучший корешок! Мы с тобой со школы кентуемся — переживаю я за тебя! — Худолеев полез к Степану с «объятьями».

— Отвянь! — грубо оттолкнул его Храпов.

— Зря ты так, Степа! — попенял ему Эдик. — У меня тоже вот тут, — постучал себя кулаком в грудь, — за тебя болит! Из-за какой-то мочалки мой лучший дружбан, вот уже который год места не находит…

— Мы, Степка, за тебя любого порвем, — вписался в разговор Ванька, — хоть москвича, хоть местного…

— Мля, пацаны, да я за вас… — тоже «расчувствовался» Степан. — Да вы для меня роднее родного папаши!

— Так что там у тебя с москвичом произошло? — вернул разговор в прежнее русло Эдик. — За что предок на тебя так взъелся?

— Что произошло, говоришь? Да ничего особенного! — сказал Степан. — Я к Катьке днем заскочил, а там — а там этот терпила харю давит… Ну я ему и вмазал!

— Как? Прямо в у нее в кровати его застал? — ахнул Эдик. — Я бы его сразу грохнул…

— Ты дебил? — вновь разозлился Степан. — Если б такое случилось — я бы обоих завалил! Нет, он на дедовской половине дома дрых… Она ему половину дома сдать обещала, предыдущие жильцы съехали. Но то у нее молодняк жил: пацан-студент сопливый с бабой… А тут такой фраер столичный! Ну, всяко яйца к моей телке подкатывать будет! Ну чё я не прав?

— Прав, Степа! Сто тыщ раз прав! — согласился Эдик. — Не выгонишь его с хаты — вдует он твоей шмаре по самые гланды…

— Заткнись, урод!

— Степа, — «проникновенно» глядя в глаза приятелю, произнес Эдик, — ну кто тебе, кроме нас всю правду, как на духу выложит? Да ты и сам так же подумал?

— Точняк, Эд! — Хлопнул ладонью по столу Ванька. — Иначе, зачем весь этот сыр-бор с мордобоем?

— Да, так и есть, — нехотя признал правоту приятелей Храпов. — Укатает он Катьку, как пить дать! Как мужика я его понять могу, когда такая мочалка под боком, трудно сдержаться и не присунуть… Да и у нее, как я знаю, уже несколько лет мужиков не было… Тварь!

— Во, наконец-то наш Степа начал здраво мыслить! — отметил Эдик. — Плюнь ты на эту шалаву! Сейчас девок вызовем и снимем твою напряжуху!

— Девок вызывай! — распорядился Храпов. — Но Катьку я так просто отпустить не могу! Либо моей будет, либо никому не достанется!

— Вот это по-нашему! — обрадовался Ванька. — Если не зъим, то покусаю! Да, Эд, — он оглядел валяющиеся на столе пустые бутылки, — скажи, чтобы еще водки принесли! Гулять так гулять!

— Нет! — остановил направившегося к дверям Калугина Храпов. — Скажи пусть «конину» самую дорогую тащат! И нарезки какой-нибудь!

— Сделаем! — кивнул Эд, исчезая за дверью.

— Так, а папахен твой, чего за этого хлыща подписался? У вас же на этой почве недопонимание вышло? — поинтересовался Худолеев.

— Да терпила этот каким-то известным чуваком оказался. Юсупов Серегей, слыхал о таком?

— У-у-у, слыхал-слыхал, — закивал головой носатый. — Не только слыхал и по телику видел: он и швец, и жнец, и на дуде игрец… Одним словом: известный, счастливый и богатый хер… Понятно, че батян твой засуетился — он запах бабла за километр чует!

— Да, требовал, чтобы я извинился перед этим хреном с горы! Он хотел какие-то темы через него прокачать…

— А ты?

— А я папахена послал! Далеко и надолго!

— Может зря? Представь, какие возможности могли бы открыться! В столицу бы со временем перебраться смогли бы…

— А мне хватает и здешних возможностей! — Продолжал гнуть свою линию Храпов-младший. — Вот только Катька, шалава, весь кайф ломает…

Да, — сочувственно произнес Худолеев, — не устоит твоя Катька перед таким членом… Да и какая бы стерлядь устояла бы? — философски заметил он.

— А вот хрен им, голубкам, что обломиться! — мрачно пообещал Степан, скрипя зубами. — Меня нельзя просто так взять, и через хер кинуть!

— Конечно, зря, что из-за бабы, но спускать, действительно, никому нельзя!

— Вот я и не спущу! Да где там уже Эд? Он за бухлом и телками чё, во Владивосток поперся?

После бани мы засиделись едва не за полночь. Катя уже давно уложила Костика, и сидела с нами, позевывая, изо всех сил стараясь не вырубиться после ночной смены. Я несколько раз пытался её «прогнать», но она успешно сопротивлялась моим порывам отправить и её «на боковую». Да что там говорить, ей было жутко интересно, как впрочем, и любому обывателю нашей необъятной страны услышать из наших с Прохором уст интересные случаи, рассказы, анекдотические ситуации из жизни российской и зарубежной элиты, звезд шоу-бизнеза и вообще известных личностей, ежедневно мелькающих по зомбо-ящику. Наконец, в первом часу ночи, разомлевшие от бани и качественного спиртного, ГАИшники, вылезли из-за стола и раскланялись.

— Ребята, — едва не прослезившись от умиления, произнес Колобков, поочередно облапив на прощание меня и Прохора, — давно так чудесно не отдыхал! Столько нового для себя узнал, интересного… Ай, да что там: мужики, вы классные! Даже жалко с вами расставаться! Но, нам пора! Да, Шурка?

Шурка произнес нечто невразумительное и комично мотнул головой — доза спиртного, принятая молодым сержантом «на грудь», оказалась для него явно великоватой.

— Зачем мальчишку так напоили? — неодобрительно произнесла Катя. — Как он теперь домой пойдет?

— Какой он мальчишка? — делано возмутился Колобков. — Он мужик! Страж порядка! Пусть привыкает!

— Да, не рассчитали как-то, — повинился я, беря Шурика под руку. — Давай его на моей половине положим? — предложил я Кате. — Места навалом. А в коридоре я раскладушку видел. Я в спальне, Прохор на диване уляжется… Если ты не против…

— Я только «за», — ответила девушка.

— Н-нет! — Шурик покачнулся, вырывая локоть из моих рук. — С-с-спас-сибо! Но я д-домой — мама волноватьс-с-ся будет! — с трудом выговорил Шурка.

— Мама — это святое! — согласился я.

— Вы не переживайте, — произнес Колобков, — я его до дома в лучшем виде доставлю! Не первый раз замужем!

— Смотри, Сема, головой за пацана отвечаешь! — «пригрозил» Колобкову Прохор.

— Я ж сказал, сделаю в лучшем виде, и комар носа не подточит!

— Хорошо, — согласилась Катя, — тогда прощайте, гости дорогие!

— И вам спокойной ночи! — «вернул» любезность Колобков.

Слегка пошатываясь, ГАИшники вышли за калитку, и побрели по-темной улице.

— Пора и нам честь знать! — произнесла Катя, передернув плечами и поплотнее закутавшись в теплую шаль.

— Похолодало, — заметив её движение, сказал я. — Утомили мы вас?

— Да нет, мне тоже было очень интересно, — улыбнувшись, ответила девушка. — Просто после ночной…

— Тогда давайте по койкам! — предложил Прохор, направляясь к дому.

— Дельное предложение, — сказал я. — спокойной ночи, Катя.

— И вам, Сергей Вадимович, тоже спокойной ночи.

Проводив Катю до дверей, я прошел на свою половину дома. Прохор уже во всю храпел на диване. И когда только успел? Я аккуратно сложил на стул одежду и залез в прохладную постель. Через мгновение я уже крепко спал, уткнувшись носом в подушку.

Спал я крепко, а вот снилась мне всякая сюрреалистическая дрянь: я опять в мире без людей, только пустынные улицы города похожи на горящий ад. По большим и малым дорогам, проспектам и переулкам бегут, словно полноводные ручьи во время ливня, потоки раскаленной лавы. Горят припаркованные у обочин бесхозные автомобили, чадя резиной покрышек, пылают в деревянные лавки автобусных остановок, плавятся от жара рекламные щиты. Окруженные роем гаснущих искр, с треском падают на горящую землю обугленные деревья. Лопаются от жара стекла в окнах безлюдных домов, и бесшумно тонут острые осколки в поглощающей все и вся раскаленной лаве. Тяжелый запах гари забивает легкие, не давая вздохнуть. Меня терзает кашель, слезятся глаза. Сквозь ревущее пламя до меня доносится знакомый голос. Но я никак не могу вспомнить, кому же он, в конце концов, принадлежит.

— Серега, вставай! Серый! — не переставая, зовет меня голос. — Да проснись же, мать твою за ногу! — Проха, узнал я зовущего, но открыть слезящиеся глаза не было сил. — Серый, горим! Пожар! — воззвал ко мне Прохор, отвешивая звонкую пощечину. Затем еще одну и еще!

В голове немного прояснилось, и я смог вывернуться из отравленного угарным газом забытья. Разодрав слипающиеся веки, я увидел на потолке отблески пламени, вырывающиеся сквозь окно. Комната оказалась заполнена дымом, который смрадным туманом висел в метре от пола.

— Очнулся? — прокричал мне в ухо Прохор.

— Очнулся! — кивнул я, сползая с кровати.

— Валить надо, Серый, а то сгорим! А я так и не узнаю, сможешь ты как Феникс из пепла восстать, или нет? — Даже в такой дрянной ситуации Прохор не терял присутствия духа, пытаясь шутить.

Мы кинулись к дверям, но пробиться сквозь веранду на улицу не смогли — там бушевал настоящий огненный ад: разлетался на куски раскаленный шифер и рушилась кровля. Из открытого дверного проема так дохнуло жаром, что затрещали волосы на голове.

— Назад! — крикнул я, резко захлопывая дверь. — Давай к окну!

Прохор рванул светящемуся прямоугольнику окна, но неожиданно обмяк и с глухим стуком повалился на пол.

— Черт возьми! — выругался я, подхватывая товарища под мышки. — Не вовремя-то как!

Я волоком дотянул Прохора до окна, а затем, схватив с тумбочки старый, допотопный телевизор (тяжелый зараза), выбросил егов окно. Дзинькнуло стекло, хрустнула сломанная рама, и в комнату ворвался обжигающий язык пламени. В мгновение ока занялись огнем легкие занавески. Не обращая на них внимания, я принялся выламывать из окна острые щепки, оставшиеся от сломанной рамы. Расчистив «пути отхода», я поднял Воронина и, с трудом перевалив его через подоконник, скинул во двор. Выпрыгнув следом, я, не медля ни секунды, оттащил находящегося без сознания Прохора подальше от горящего дома.

— Как так-то? Почему горим? — Калейдоскопом крутились у меня в голове вопросы, ответов на которые я не находил. — Ведь все вчера хорошо закончилось — лишнего огня, кроме банной печи нигде не разводили, да и та «к окончанию банкета» полностью прогорела. Бычки исправно тушили в пустых консервных банках, заполненных водой. Нет, не то! Не могли они вот так запросто подпалить дом! Может, проводка коротнула? Нет, не об этом сейчас надо думать! Меня словно ледяным крошевом осыпало — там, в горящем доме, сейчас Катя с Костиком! Я рванул к пожарищу прямо как и был — в одних трусах на босу ногу, но вовремя опомнился — если я сейчас вот так глупо сдохну, кому от этого станет легче? Нет, здесь надо действовать с толком, с расстановкой! Развернувшись, я помчался в сторону бани. Забежав в предбанник, я сорвал с веревки, развешенные для просушки простыни и полотенца. Обмотался ими с ног до головы. На улице я вылил на себя из бочки несколько ведер воды — вот теперь я готов! Подбегая к дому, я услышал где-то вдалеке рев пожарной сирены и заметил скапливающихся у забора соседей и зевак. Возле горящей веранды я остановился на мгновение: а что если у меня ничего не выйдет? И что я, так и не сумев никого спасти, тоже сгорю дотла? И не факт, что я, как в шутку предположил Прохор, сумею стать тем Фениксом, восстающим из пепла! Эта смерть может оказаться для меня последней, самой, что ни на есть настоящей и бесповоротной! Так стоит ли мне, рисковать жизнью, спасая чужих, в общем-то, мне людей?

— Так что ж ты за человек-то такой, Серёня? — преодолевая охватившую меня дрожь, спросил я самого себя. — Тварь дрожащая… или… — и боле не секунды не раздумывая, я бросился в полыхающее пламя!

Потоки кипящей лавы, затопившие улицы города, захлестывали меня с головой. Я барахтался в них, выныривая на мгновение, чтобы схватить обожженными легкими хоть глоток живительного воздуха. Но раскаленный ветер не приносил облегчения, а лишь усиливал муки. Выплывать на поверхность становилось всё тяжелее и тяжелее. Вынырнув в очередной раз, я увидел, что на моих руках не осталось плоти — лишь голые обугленные кости. Сопротивляться горящему аду не было больше сил — и вскоре я полностью растворился в потоке огня. И только тогда я обрел покой и умиротворение.

— Доктор, он вроде глаза открыл! — Услышал я довольный голос Прохора.

— Проха, ты?! — тихо прошептал я, чувствуя, как трескается покрытая запекшейся коркой губа. В поле моего зрения находился только белый потолок больничной палаты.

— Я, Серега, я! — Прохор склонился надо мной. — Ты как?

— Живой, вроде! — Я постарался изобразить на лице подобие улыбки, но болезненно сморщился — губы лопнули еще в нескольких местах.

— Ты не лыбься так, — предупредил меня Прохор, — а то весь потрескаешься! Слишком сильно обгорел…

— Как Катя с Костиком? — Я дернулся на кровати, порываясь вскочить на ноги.

— Лежите, больной! — услышал я незнакомый голос, и чьи-то руки мягко придавили меня к подушке. — Я же говорила, не нужно его…

— Доктор, да нормально все будет! — успокоил врача Воронин. — Серег, а ты пока не дергайся! С Катей и Костиком все в порядке! Они тоже здесь, в больничке, только в токсикологии — отравление угарным газом, а ты в ожоговом. Но с ними уже все в порядке — скоро выпишут!

— Так я их все-таки вытащил?

— А ты не помнишь ничего?

— Смутно, и кусками… — признался я. — Да еще и бредятина какая-то в голову лезет…

— Еще бы! — произнесла врач. — То, что вы живы остались — чудо! Будете в церкви — свечку поставьте!

— Тогда мне нужно целый грузовик свечей в церкви спалить! — ответил я врачу. — Так что было-то? — спросил я.

— Я как раз очнулся, когда ты, как благородный патриций в простыне, в пожарище сиганул. Костю ты быстро вытащил, и так же, как и меня, через выбитое окошко на улицу вытолкнул. А вот с Катей долго возился… ты успел её мне через окно передать… А потом тебя рухнувшим потолком завалило… Я пытался тебя откопать… но сам понимаешь…

— Проха, я знаю, что ты сделал все, что в твоих силах! Спасибо… А что дальше? — Я с интересом ждал продолжения истории.

— Дальше пожарка подоспела, — сказал Прохор. — Огонь залили, тебя вытащили, но никто не верил, что ты выживешь!

— Ты-то хоть верил? — Я хитро прищурил один глаз. Черт! Больно! Веки тоже сильно обгорели. Ерунда! Если живой — даже шрамов не останется!

— А то, Серега! Я в тебя всегда верил! Ну и… спасибо тебе, дружище, ты ведь и меня тоже от смерти спас…

— Свои люди, Проха, сочтемся! Вспомни, сколько раз ты меня из всякого дерьма вытаскивал?

— Ладно, Серега, ты давай, отдыхай, сил набирайся… Если что — я рядом!

— Добро! — произнес я.

Дверь палаты еще не закрылась за вышедшим Прохором, а я уже крепко спал.

Проснувшись, я почувствовал себя намного лучше. Долго задерживаться в больнице не стоит — скоро моя регенерация побежит бешеными скачками, не дай божа врачи еще про мои «старые раны» вспомнят! Я, не без кривой улыбки (поврежденная кожа все еще горела), осмотрел свое забинтованное тело и руки. Ну, прямо «возвращение мумии» какое-то!

— А это что? — На прикроватной тумбочке лежал ничем не примечательный конверт.

Я взял его забинтованными пальцами и покрутил перед глазами. Сергею Вадимовичу Юсупову — гласила надпись на конверте. Я открыл незапечатанный клапан и вытащил из конверта визитку и фотографию 9*13-ть. С глянцевой бумажки на меня смотрел и улыбался мужчина азиатской наружности. Невзирая на ожоги, по моей коже побежали мурашки — этого человека я видел всего один раз в жизни… в той жизни. Но узнал бы его из миллиона, хотя все азиаты для меня на одно лицо. С фотографии на меня смотрел человек, пытавшийся купить перстень в тот день… Ашур Соломонович, вспомнил я его имя. Я перевел взгляд с фотографии на визитку. На лицевой стороне арабской вязью было выведено: "Ашур Соломонович Казначеев. Антиквар". А на обороте выписано от руки аккуратным и не менее заковыристым почерком: "Время пришло. Жду вас в московском ресторане "Тысяча и одна ночь".

— Наконец-то! — с удовлетворением произнес я. — Давно пора!

Скучная и серая жизнь неожиданно вновь обретала цвета. Только какие? Ничего, поживем — увидим!

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ

август 2009 (переработано ноябрь 2016, ноябрь-декабрь 2020 г.)

Продолжение "Халява 2. Весы Правосудия" https://author.today/reader/102471