Музыка

6

Удобное кресло у меня в кабинете можно установить в трех положениях – пациент в этом кресле может даже лежать на спине. Но я установил его так, чтобы спина Рэйко находилась под углом примерно сорок пять градусов, а взгляд был направлен на пустую серую стену и потолок.

Я сел на низкий стул у изголовья, чтобы Рэйко меня не видела.

– Все хорошо? – начал я проникновенным, внушающим доверие голосом: такой тон и мне придавал уверенности в себе. – Я хочу, чтобы вы открыто говорили все, что приходит в голову. Давайте договоримся, что вы полностью отбрасываете следующие мысли:

(1) Это неинтересно.

(2) Это не имеет отношения к моей болезни.

(3) Об этом говорить стыдно.

(4) Это рассказывать неприятно.

(5) Сказав это, я рассержу доктора.

Договорились? Полностью выкиньте эти пять соображений из головы.

– Да, хорошо, – сразу ответила Рэйко.

В ее словах отчетливо звучала решимость поручить свое тело моему лечению, и это меня успокоило. В то же время на мгновение где-то на краю сознания мелькнула мысль: а не таким ли тоном она говорила, отдавая свое тело красавцу, который не дал ей ничего почувствовать?

– Например, такая ситуация. Вы в деревне, смотрите на пейзаж. Рисовые поля. Суходольные поля. На холме роща. Несколько домов, в небе кружит коршун. Я хочу, чтобы вы сказали мне, как вы это видите, что это вызывает у вас в душе. Пусть даже вы заметили выгребную яму, пусть вместо коршуна летит самолет, пусть по меже идет не гармонирующая с деревенским пейзажем женщина в норковом манто… Порядок не важен, можете описывать все подряд, без разбора. Считайте, что вы просто докладчик, передатчик. Не нужно при этом давать личные оценки, упорядочивать или искажать описание своими суждениями. Ну что, согласны?

– Да.

Рэйко, словно пациент, согласившийся на некую страшную операцию, закрыла глаза. Взглянув на ее лицо сверху, я обратил внимание на тени красивых длинных ресниц у нее на щеках; она выглядела практически святой.

– Большой сарай. Я вхожу туда. Сарай у дома Сюн-тяна. Дом ведь старый. Сюн-тян – это мой троюродный брат, который потом стал моим женихом, – сказал, что покажет мне интересную вещь. Я… В общем, я так и не вошла. Испугалась чего-то. Не поняла, чего именно. Потом я одна щелкаю ножницами, вырезаю фигурки из голубой бумаги для оригами. Маленькой меня коротко стригли, и руки у меня были ловкие. Я… режу и режу бумагу, и сколько ни режу, голубой лист не кончается, сколько ни тяну, он везде… вот так. Я режу. И понимаю, что за это время голубой лист слился с синим небом. Я опять берусь за ножницы, и тут небо разрывается, из разрывов… Ах, как ужасно!

Рэйко с криком закрыла лицо руками.

– Чего вы испугались? Скажите все! Скажите, и страх исчезнет.

– Бык…

– Бык? Что он делает?

– Выскочил бык. Бешено вздымая пыль, стремительно мчится на меня. Два его рога… Нет, это не рога, у них непристойная форма… Да, это не рога. У них форма мужского члена. Все это приблизилось и вдруг исчезло. Мгновение – и я уже ученица женской школы. Подружки надо мной смеются: когда они начинают разговоры об этом, я никак не могу поверить, говорю, если делать это, тело разорвет, нужно будет ложиться в больницу. У меня было об этом очень странное представление. Например, история о женщине с железной нижней частью тела, которая завлекает мужчин и душит их своими сильными бедрами. Наверное, из какой-нибудь сказки Западной Европы. Отсюда возникло убеждение, что железо в нижней части тела нужно всегда доводить до блеска, как обувь. Почему – не понимаю. Считается, что покрытая пылью машина, как и пыльные туфли, – это стыдно, и железная нижняя часть тела – то же самое. Нанести масло… Да, нанести масло с каким-нибудь прекрасным ароматом и полировать… Странно, я в каком-то неизвестном месте, не там, где родилась. Учительская в школе пошива европейской одежды. Я поссорилась с училкой – старой девой, меня выгнали из школы. Но я в такую школу не ходила и не ссорилась с учительницей. Кройка и шитье – ведь это ножницы. Так, поняла! Железная нижняя часть тела – ножницы. Они заржавели, ими неудобно пользоваться, поэтому тетя объясняла, что надо смазать их маслом. Специального масла не было, и она дала мне какое-то импортное масло для волос. Я знала, что у тети есть любовник, которого она прячет от дяди. Однажды летним вечером…

– Однажды летним вечером?..

Рэйко, рассеянно уставившись в потолок, некоторое время молчала.

– Вы что-то увидели?

– Увидела.

– Что?

– Нет, ничего.

Рэйко внезапно закрыла лицо руками и расплакалась.

Откровенно говоря, я вынужден признать, что первая попытка использовать метод свободных ассоциаций закончилась провалом. Казалось бы, Рэйко выказывала мне полное доверие, но на самом деле, чтобы скрыть упорное сопротивление, замаскировать то, что утаивала, она умело злоупотребляла случайными сексуальными символами. Тут явно работала ее фантазия. Фантазия и бессознательное движение мысли странным образом смешивались.

Она слишком много знала о психоанализе!

Поэтому после первого сеанса лечения мы договорились, что она напишет мне письмо, где изложит то, о чем не смогла сказать, перебирая свободные ассоциации.